Я  -  ровесник  двадцатого  века.     В   августе  пятьдесят  седьмого
дождался  реабилитации.     С  марта  тридцать  пятого  прошло   более
двадцати  двух   лет.      Мать  умерла   в  тридцать   девятом,  жена  в  сорок
седьмом.  Сын  погиб  в  апреле  сорок  пятого.   Успел-таки  на  войну.
Никого  не  осталось.     Никому  не   должен.
      Случилось  то, что  случилось.     Довелось  в  гражданскую  убивать, и  не
раз.     Всякий,  кто  это делал,   тайно  и  подсознательно  ждет  возмездия.
Я  дождался.
       Доноса,  от  того,  кого  считал  другом.   Желание  встречи  с  ним,
единственное, что  ведет  меня.  Иных мыслей  нет.  Только  встречи,  ничего
более.  С  тем,  кто  открыл  ворота  ада.     А  не   он  бы,  так  другой.  Но
не  повезло,  именно,  Павлу.
     -   Не  глядите  в прошлое, -   предупреждал   сотрудник  органов,   выдавая
справку  о   реабилитации, -   это  никогда  не  приводит  к добру.    Лучше
воспользуйтесь шансом    на  новую  жизнь.     Утешьтесь  тем,  что  у  многих
и  этого  нет.
       Я  утешился.     Только,   желания  начинать   все  заново   не  было.
Силы  были.    Здоровье  кой-какое   осталось.   Хоть и  немного.      А  желания  
не  было.    Лишь   право     делать  все,  что хочу,  и  полное  отсутствие  страха.
Все  вокруг  чего-то  боялись,  слов,  поступков,  последствий,   а  я  нет.    
И  хотелось встретиться  с  Павлом.
      Он  мог  за  это  время  куда-то   уехать  или  умереть.      Но  не  уехал,
а  был  счастлив  и  доволен  жизнью.    Престижная  работа,  семья,  дети,
внуки.  Молодец.      Интересно,  переправил  он  на  другой  берег  еще  кого-то
или  только  меня.  Но все  равно,  молодец.
       Вышел  из  высотного  дома,    рукой  машет,  высоко  голову    задрал.    
Улыбается.  Прогуляться  пошел,  сегодня  выходной.   Пора  за  ним.     Даже, 
чувство  неловкости   появилось,  но  что-то   внутри   упрямо  толкает  вперед.
Пристроился  сзади.      Не  спешит.   Глядит  по  сторонам.  Не  оборачивается.
Счастлив  и  уверен  в  себе.
           Широкий    проспект    Переход.  Ждем  сигнала  светофора.
Человек  десять  скопилось.    Как  спокойно   дышит.
          -    Паша, -   говорю  тихо,  но  настолько  отчетливо, чтобы  до  него дошло.
        Узнал.    Не  оборачиваясь.  По  голосу.    Вздрогнул. Застыл.    И  как
рванет   через    дорогу  на  красный.
      А  там,  очень  кстати,    кто-то   в  легковушке   по делам  спешил.
Большое  движение.      Скрип    тормозов,   глухой  удар,   тело  так  и  взлетело.
Все охнули  от  ужаса,  кроме  меня.  И  не  такое  видеть  приходилось.
Толпа  у  перехода  сразу рассосалась,  и  понял,  что  стою  один.  Потом  медленно
повернулся  и  пошел.  Просто  шел,   без  всякой  цели.    Вглядывался  в  лица
встречных  прохожих.      Слушал  обрывки   фраз.    Пытался    чувствовать
ритм  и  музыку,  окружавшей  меня  жизни.
          Ноги  устали.     Сел  на  ближайшую  скамейку  в  городском  сквере.
Подставил      многократно  обветренное  лицо  нежному  августовскому  солнцу.
Закрыл  глаза.
         -   Гражданин,  -   почувствовал    уверенное   и  привычное  прикосновение
к  плечу.
         Надо  же,  ночь.      Фонари  горят.        Нет  никого.     Только  милиционер
и  дружинник,   склонившиеся  надо  мной. 
        -     Пройдемте  в  отделение,  -   в  голосе    понимание, сочувствие, но  и
настойчивость.
       В  отделение  так   в  отделение.  Было бы  куда  идти.     После  Павла
дел   никаких  здесь  не  осталось.     В  свободном  мире.
        Дежурный  вежливо  задавал  протокольные  вопросы.   Я  подробно
отвечал.     Еще  немного, и  меня  предоставили  бы  самому  себе  и  ночной
тьме,  но  судьба     сжалилась,  в  очередной  раз.
       Пошел  телефонный  звонок.     Службист    внимательно  выслушал
сообщение  и  снова  попросил   документы.      Заново  просмотрел, но
возвращать  не  спешил.
      -   Вам   знаком  Павел  Сергеевич  Криволапов?   -    с  надеждой  спросил  он.
     -   Знаком,  -  уверенно  ответил  я,   мысленно  похвалив  органы  за  быструю  
работу.
        -   Когда  Вы  его видели  в  последний  раз?   - надежда  крепла  в  каждым
мгновением.
       - В  момент  гибели,  -  он  так  и  подпрыгнул  на  стуле.
Не   торопясь,  я  изложил    обстоятельства  нашей  встречи.      По  мере  того,
как  он записывал,  на  лице  все   больше  проступало  удивление, переходящее
в  изумление.    Он  внезапно  перестал   писать.
       -    Вы  понимаете, что  сейчас  наговариваете  себе  новый  срок,-   с  трудом
произнес он,  -    Павел Криволапов  был   законсервированным    нештатным
сотрудником.    Вас   обвинят  в  доведении  до  самоубийства.    Неужели,  Вы
готовы   вернуться     туда?
      - Готов, -  пришлось  признаться.
      -  Но  почему?   -  он  едва  не вскрикнул,-  Пережить    двадцать два  года
по ложному  обвинению, дождаться  реабилитации,    получить  возможность
начать новую  жизнь  и  все  это  отдать   за  мгновение  удовлетворения
мучением     другого,   пусть  и  справедливым.      Не  слишком  ли  большая  цена?
      -  В  самый  раз, -  успокоил   его,    -    Это  новая  жизнь,  но  она не  моя.
Суета,  стремление, страх,  опасение,  постоянная  тревога  за  завтрашний  день.
Попытки  казаться  лучше, чем  есть.  Делать   не  то, что хочешь,  а  что  положено.
Этот  мир  надо усваивать  с  детства.    А  мой  иной.     Одна часть его  погибла
с  момента  ареста.    Другая  ушла  со  смертью   дорогих  мне  людей.     
Осталась   третья.     За    воротами   лагеря.     Единственная, привычная  мне.
Так  что,  не терзайтесь.  Преступление  раскрыто  по  горячим  следам.
       Слова  мои  возымели  действие.     К  нему  вернулась деловитость  и  
уверенность.     Я  подписал    протокол   допроса.
         -   Завтра  прибудет  следователь,  -  предупредил  дежурный,  перед  тем,  как
отправить в  камеру.
         Там было  пусто  и  одиноко.     Я  лег  на  нары, и  ощутив  их  твердую
плоть,    понял,  что  вернулся.