Внезапный   свет  ослепляет,  и  хваткие  руки    врываю  меня  из 
привычного  мрака.
              - Пора,   уважаемая,  -   принимаю  на  себя струю  горячей  воды из под 
крана.
              Да,  уважаемая.    Сради  кухонной  посуды  мне, старой  чугунной  
сковородке,   особый  почет.   Значит,  будет  что-то  экзотическое,  с требованием
остаочного  тепла,   которого  современные  "тефлонки"   дать не  могут.   Больно,
быстрые  для  этого,  а  здесь терпение  нужно.
               -   Здравствуй,  бабущка,  - нежно обволакивает   мое  дно   подсолнечное 
масло, -  Пошипим  сегодня,  как тысяча  гадюк?
               -  Ох!  Пошипим! -  поощряю  я,-  Хорошее дело без  шипения  не  бывает,-
Прожарим, так прожарим.
               -  Ай! Осторожней!  -   голосит, разрезаемый  на  кружки  картофельный
клубень,  -   Нас   было  так  много,  но  почему  я?    Как  чуял,  или  свистка  не
достанется  или    акула   глухая  попадется.               
               -  Не  ной, - стараюсь утешить,-  Лучше  вздохни  с  облегчением. Судьба
твоя  определилась.     А  тем  еще    ждать  и  мучиться  неизвестностью.
               -   Скажу  честно,  готов  был еще  с ними  страдать,  -   сознается   
порезанный, -   Ой,  горячо!   
               -   Сейчас  войду  тебе  под кожу, нежинка,  -   шипя,  хохочет масло, -
И  мы  сольемся  в  одно  целое.    Лучше не  дергайся,  а  расслабься  и  балдей.
               -  Хозяин,  переврните  меня, пожалуйста  на  другой  бок,   -   в голосе
бывшего клубня   раздражение  сменяется   сладким  томлением.
               -  Сейчас, дорогой,-   он что,  нас  понимает?,  -   Ай!
                -  Получил!   -   в  голосе  масла  сквозит  удовлетворение,   -   Сам   
виноват! Не  подставляйся!
                 Между  тем,   кружки  картофеля    свеху  накрывают  кольца  лука.
                 -  Привет  товарищам  по абзацу, -  люблю  его  за  чувство  юмора,  -
Сегодня  у  нас  фламенко!  Потанцуем!
                Словно,  в  подтверждение,   снова  исчезает  крышка, и   два   куриных
яйца    всеми  белками  и  желтками   сквозь  сетку  колец   устремляются  к    жару
моего  дна,  чтобы  соприкоснуться  с  тем,  что осталось  от   масла.
                 -  Как  я   размяк,  - томно  постанывает  бывший  клубень.
                 -   Теперь    поверил, что будет  хорошо, -   уже  шепчет масло,   поскльку
огонь  погас, и я  нежно  согреваю  гостей  своим  теплом.
                 - Упрел,  -  тихи    шепчет  лук,  -    Был    жгучим,  а  стал  сладким.
                 Только  яйца  молчат,  нахохлившись,  как  обиженнее  цыплята.
Желток   их спекся    и  накрылся  пленкой   белка.
                 -  Чудо!   -  радуется  хозяин,   - Что  бы  я без  тебя  делал,  милая, -  а
это в  мой  адрес.
                 Чудо,  не  чудо, а тортилья   испанская  выщла  на  славу.   Теперь мои
гости  на  праздной  тарелке, а  я  в   раковине   кухонного  умывальника.
Дело  сделано.    Меня   ждет  темный  ящик,  а   их   нечто  мгновенное  и  иное.
                 Но   хозяин  доволен,  значит,  пункт  сдачи  металла  пока  не  грозит.