- Что думаешь про нашего гостя, Буршад? - молодой хан и его дядя-советник издалека разглядывали странного пришлеца. Тот сидел у костра, ел мясо, пил молоко, с удовольствием беседовал с людьми хана.
Буршад задумчиво погладил седые усы
- Странный гость, очень странный...
Это Аршад-хан и сам заметил. Незнакомец пришел из Степи один, с десятком коней, груженными добром всяким так, что у тех ноги подгибались. Из тюков торчали богато отделанные рукояти мечей, куски шелковых тканей, а сами тюки глухо звякали не то серебром, не то золотом. А кони... Аах, какие кони!
Пришел, не таясь, не прячась, попросился гостем - ну как откажешь?
- Как, он сказал, его зовут?
- Нэргуй. Первый раз такое имя слышу.
- Дааа... - Буршад продолжал поглаживать усы - Слышал я, что далеко-далеко на Востоке, очень далеко... Да нет, там и люди другие, как говорят. Глаза узкие, волосы черные и борода не растет. А этот вон какой... По виду так чистый славен.
- Да ты что, дядя, какой славен! Где ты в Степи славенов видал? Разве только рабами по пути в Персию или Грецию. А этот вон, при оружии. Шабал его видал? Рукоять чуть не до железа стерта, и лук не легкий. Сам с виду не батыр, и возрастом не мальчик. Кто такой?... - хан Аршад вслед начал за дядей задумчиво гладить себя по усам - Орос разве? Не похож. Те по одиночке в Степь не ходят, и оружие у них другое. Да и не похож он на наемника. Разве что шпион? Может, его Габаш-хан подослал, что думаешь? Пастухи сказывали, что он с габашевых краев пришел.
Дядя хана одобрительно посмотрел на племянника. Молод хан, а не по годам разумен. Вот, гостя принял, разобраться пытается. Другой бы сразу того... Видно же, как Аршад на коней нэргуевых смотрит. Да и что говорить, в молодости Буршад и сам бы не упустил случая, уж больно хороши кони. Конечно, на гостя напасть грех страшный, но кто увидит, кто узнает?
Да, по молодости Буршад скорее всего так бы и сделал. Потому что в молодости Буршад был молод и глуп. А вот Аршад-хан не глуп, хотя и молод.
Габаш-хан, их сосед с востока, тот хоть и много старше Аршада, только с годами умнее не стал, вся Степь это знает. И не ходит никто в габашевы земли без людей и оружия. И двойные караулы по ночам ставят, особенно если Габаш слово дал не трогать.
- Про Габаш-хана уже много дней ничего не слышно. Не отпустил бы его Габаш с таким добром, и с такими конями. Он же жадный, хуже грека. Брата кровного за горсть серебра зарежет, а тут чужак. Неет, Аршад-хан, не похож он на габашева человека.
- А куда идет, сказывал?
- Говорит, туда - Буршад махнул рукой на северо-запад - к оросам, значит. В город, говорит, товар продать.
- Иэээх! - задосадовал Аршад-хан - убьют они его, или грекам в рабство продадут. Коней возьмут, товар возьмут, а самого убьют, как пить дать. Какие кони пропадут, а? Ты про оросов сказал ему?
- Сказал. "Убьют", говорю. А он усмехнулся: "Не убьют". И только.
- "Не убьют". Или вправду он из оросов? Шел к Габашу против нас сговорится, Габаша не нашел... А может мы сами его - того? Скажу Рамзилю, тот его с одной стрелы свалит. И товары и кони наши будут
- Не дело говоришь, хан - Буршад нахмурился, закаменел лицом - ты сам его гостем назвал, он еду твою ел. Сам знаешь, гостя сам Небесный Хан защищает, будь тот хоть орос, хоть славен. Послушай меня, Аршад-хан. Послушай, и подумай. Этот человек, Нэргуй, или как там его, один по Степи ходит. Один! Да еще с таким добром. Золота на нем больше навешано, чем я за всю свою жизнь видел, и он его не прячет. Через земли Габаш-хана он прошел, и габашевых людей мы уже много дней не слышим-не видим. У Габаша только в главном стане больше сотни луков. Чуешь? И вот он, Нэргуй этот, сидит. Ни одной царапины на нем. Не спроста это, не думаешь?
- Ндаа... - хан Аршад был молод, но не глуп. Кони, конечно, были ох как хороши, только дядька Буршад прав: не прост незнакомец, лучше его не трогать. И закон не велит гостя обижать... Коней, однако, до слез жалко оросам отдавать. Ни к чему им такие кони.
- Ты вот что, Буршад... Проводи его к оросам, гость все-таки. До границ доведи. И посмотри там, что к чему, чем дело кончится. Глядишь, и узнаем, что за Нэргуй такой.
А про себя подумал: "А коней мы и у оросов возьмем. Все равно рабов через Степь погонят"
***
- Спасибо тебе, хан, за ночлег и за еду. Вижу я, чтишь ты законы предков - странный незнакомец прощался, кони его были нагружены и готовы к дороге - Да прибудет стад твоих и народа твоего! И прими от меня дар - Нэргуй полез за пазуху, зазвенел ожерельями, вытащил одно, тяжелую золотую цепь с белыми камнями и серебряной головой волка с рубинами вместо глаз, снял с шеи и протянул хану - Да будет удача тебе и роду твоему.
Аршад взял подарок, поднял, рассмотрел на солнце. Ух, и хорош волчара! И цепь тяжелая, дорогая, не пожалели мастера золота. Но странная, как и сам гость: на персидскую работу не похоже, на греческую - тоже.
- Спасибо тебе, чужестранец - хану и правда понравился подарок, но глаз его то и дело падал на коней - спасибо... А... коня не подаришь? - не выдержал, не удержался Аршад. Хоть и не глупый хан, и не жадный, а все равно - молодой.
Нэргуй усмехнулся в бороду, как бы невзначай задел рукоять шабала:
- Нет.
Только и сказал. Повернулся спиной, коней своих свистнул и пошел на рысях за стан. Аршад-хану кровь в лицо бросилась, сжал он рукоять своего меча изо всех сил, но ничего не сказал. Только рукой махнул, "прощай" мол. И Буршаду с его людьми махнул: "давай за ним".
- Эй, Нэргуй, погоди! - Буршад догнал гостя, а тот и не торопился, не бежал, ехал себе как ехал - Погоди! Хан Аршад тебя проводить велел. До границы нашей вместо поедем. Вон у тебя добра сколько, мало кого по Степи носит.
Нэргуй снова усмехнулся в бороду, и шабал поудобнее подвинул:
- Хороший у вас хан. Закон чтит, гостей бережет. Спасибо ему, и тебе спасибо. Только собеседник я неважный, все больше один привык...
Некоторое время ехали рядом, молча. Люди буршадовы приотстали, ехали сзади по трое, по двое, разговаривая негромко между собой
- Можно мне спросить тебя, Нэргуй? - Буршад был сама вежливость
- Спрашивай.
- Ты к нам с востока пришел, так?
- Так.
- А ведь там Габаш-хан кочует. Он свои земли зорко стережет, люди его ослушаться не смеют. Как получилось так, что он тебя пропустил? Или не заметил?
- Как не заметил? Заметил...- Нэргуй задумчиво посмотрел в даль - ты вот что... Передай хану своему, Буршад... Пусть он теперь и по габашевой земле кочует. Не уважал Габаш-хан Правду степную, потому и потерял все, что имел. Так и передай хану своему.
- Что ты говоришь, Нэргуй - Буршад от удивления встал, как вкопанный - у Габаша сотня луков только при нем...
- ...Кто закон не чтит, тому луки не помогут - голос Нэргуя неожиданно стал суровым, как зимний ветер - запомни это, Буршад, и хану своему скажи. Знаю я, зачем он проводить меня велел. И как на коней моих смотрел, видел. Удержал ты руку его от плохого дела, за то и тебе, и ему удача будет. А вот Габаш не удержался.
Нэргуй посмотрел Буршаду прямо в глаза, и глаза у странного гостя были не степные совсем, серо-голубые, как сталь, как вода в реке в пасмурный день. И острые, как два меча. Буршад свои отвел, не выдержал.
Опять долго ехали молча. В голове Буршада метались мысли, а вот Нэргуй, судя по всему, вообще ни о чем не думал. Ехал, наслаждался степью, ветром, солнцем.
- Позволь еще спросить... - голос у Буршада слегка подрагивал, в голове одна догадка сменяла другую - зачем ты к оросам идешь? Не наши они, совсем чужие. Злой народ, войной живут, кроме войны знать ничего не хотят. Почему к ним? Товар продать и у нас можно, или вон к хазарам иди. У оросов правда своя, злая, они грабители, не торговцы, они мечом за товары платят. Так зачем?
- Правда своя, говоришь? - Нэргуй зло глаза сощурил, сразу в лице у него что-то волчье появилось, опасное - Верно говоришь, своя. Они со своей правдой в Степь пришли, и не всем это нравится. Тебе вот, нравится, Буршад? - Нэргуй остро взглянул в глаза, как стрелой ударил
- Никому не нравится - Буршад опять глаза первым отвел. Все равно ничего не понятно - кому не нравится? Кто за ним стоит, за Нэргуем этим? Нашелся тоже батыр-одиночка из сказок... А может прав Ашад-хан? Может идет этот словен-перевертыш к оросам о союзе говорить? Да не с Габашем и его бандой, а с теми, для кого имя "Нэргуй" обычное? Но нет, до тех племен год ехать - и то не доедешь. И если там какой могучий хан появился, все бы знали. По Степи новости быстро ходят.
Да и кто бы славена послом отправил, еще и одного? Не вояки они, славены, все это знают. В Греции вон, рассказывают, славенов и рабов одним словом называют. Беглый разве, так тот к оросам бы не побежал, скорее от них подальше. Мститель? Одиночка? Не похож Нэргуй на дурачка, и возраст у него не тот.
Буршад перебирал вариант за вариантом, ни один ему не нравился, и от этого вся история нравилась ему все меньше и меньше. А ну как накатит с Востока орда, да через их, аршадовы земли?
- А кому еще не нравится, Нэргуй? - на этот раз Буршад сам посмотрел в глаза гостя
- Мне.
Нэргуй снова замолчал, поехал молча. И Буршад замолчал. Прав Аршад-хан, ох как прав! Нельзя его просто так отпускать, глаз да глаз за ним нужен.
Так до границы и доехали - молча.
***
- Как, ты сказал, тебя зовут? - воевода Олаф лично пришел посмотреть на странного степняка. Что они там задумали, эти задохлики степные? На набег не похоже, и хорошо, а то людей маловато, ушли люди с князем дань собирать. Или рабов - если дани не дадут. Ушли веселиться, а он, Олаф, тут сиди. И где справедливость, где?
И этот, дикарь степной. И как такие выживают, а? Меч смешной, детский, да еще и гнутый какой-то, лук - оружие трусов. Ну да, они там все в степи трусы, нет чтобы в честном бою на топорах или мечах, хотя этот вот в честном бою даже мальчишку с севера не одолеет. С таким-то мечом. Олаф презрительно сплюнул:
- Как зовут тебя, хазарин?
- Нэргуй.
Странное имя. Впрочем, какая разница, как его зовут?
Олаф задумался. В Степи подлый народ живет, это он по своему опыту знал. Нападаешь на них, они бегут как трусы, но стоит только остановиться, сразу в тебя туча стрел летит. Так сражаться - себя не уважать, ни чести у них нет, ни правды. А если у мужчины ни чести ни правды, то и обращаться с ним надо как с куском свиного дерьма. Или сам без чести останешься.
Товар у этого, как-его-там, богатый, слов нет. Вон тюки какие. А из одного тюка торчал - Олаф был готов поклясться, что не ошибается - настоящий франкский меч, большая редкость, если настоящий, с клеймом. Только... Торговец? Один?
И по виду не степняк, скорее славен, только одет как степняк. А на коне сидит, как степняк. Вот только славена из степи не хватало! Тут и своим, союзным славенам веры нет, после каждой дани пол-дружины возвращается, а если они со степняками стакнуться... Будь Олаф помоложе, он бы этого торговца рубанул топором, а добычу поделил бы по чести среди оставшейся дружины. Это было бы справедливо и правильно. Только Олаф давно уже был не молод и не глуп. Ясно же, что не все так просто с торговцем этим. Добыча не уйдет, а вот понять, чего эти молокососы степные задумали... Зачем лазутчика послали...
- Гостем, говоришь? Гостям мы рады. Но смотри: если ты пакостить пришел, мы тебя над воротами повесим. Понял? А так иди, торгуй...
Олаф повернулся к дружиннику:
- Серебро проще поделить, чем товары, верно, Харви?
- Ты прав, Олаф, клянусь Тором! Торговля это дело женщин и рабов, пусть лучше этот вонючий степняк добудет нам серебро.
- А товарами купцы поделятся - усмехнулся себе в усы воевода - Но пошли людей, чтобы они за каждым шагом торговца этого следили. И на стенах караулы удвой.
***
Дядя хана Буршад на границе земли своего племени внимательно слушал рассказ Октая и Тархана - двух молодых воинов, которых он посылал проследить за Нэргуем. А те говорили взахлеб, бледные, испуганные, удивленные, перебивая друг друга. От волнения то один, то другой приподнимались с места
- Буршад-трун, я своим глазам не поверил...
- Я тоже не поверил, Буршад-трун...
Буршад поднял вверху руку, останавливая:
- Октай, ты давай расскажи с самого начала.
- Оросы пустили его в город. Мы думали, они его сразу убьют, а они его пустили. Он там продал все, только трех коней оставил, серебро на них погрузил. Оросы его не трогали. Он все продал, коней погрузил и пошел себе из города. Перед уходом воеводе оросов мечь подарил. Большой такой меч, тяжелый, оросы такие любят. Ушел он, значит, из города, поехал в Степь потихоньку, не торопясь. А оросы немного погодя за ним, человек двадцать, все воины, все с оружием. И этот с ними, у которого пена изо рта в бою идет. Веселые такие ехали, смеялись все. Не таились. Догнали того, гостя нашего, окружили. Тот остановился, и с коня слез. Я еще думаю: что ж ты с коня-то слез, у тебя конь быстрый, скакал бы, они б не догнали. И эти, оросы, сильно обрадовались, еще громче смеяться начали. Один подъехал, коней с грузом перехватил за повод, а второй так неспеша к этому славену, и мечом на него замахнулся. А тот вдруг раз! - и нет его! Славена этого!
- ...А вместо него огромный волк стоит! - Тархан не удержался, прервал старшего - Огромный! Седой весь, шерсть дыбом, а из глаз чуть не молнии!
- Не было молний, что ты говоришь, Тархан! Просто очень страшный зверь, жуткий, клыки чуть не с локоть...
- ... И глаза страшные...
- Так - Буршад снова прервал молодых - волк, говорите. А что оросы?
- Оросы смеяться перестали, разом мечи похватали. А волк как пошел их драть, мы даже уследить не могли, как быстро. Раз! - и у этого горло разодрано, и сразу раз! и у другого. Он быстрее рамзилевых стрел, это волк! Кони оросов взбесились, поскидывали их, все вокруг кровью залито, а волк во всем этом быстрее стрел мечется, и все рвет их. И тут поднимается этот, который с пеной, бешенный, топор огромный - и на волка! Ревет, как медведь, а волк-то раз! и разодрал ему горло, в один миг разорвал, чуть башку не оторвал! А последнего ороса волк не за горло схватил - за руку с мечом. Как крутанет головой - и оторвал руку. Тот визжать, как лошадь раненная, кровь хлещет...
- ...А волк его о землю хрясь! и тут опять этот славен стоит, вместо волка. В крови с ног до головы, ногой ороса к земле придавил, а шабалом своим тому в горло нацелил. И говорит что-то. Мы далеко были, не слышали. Потом он ороса поднял за шиворот, а орос-то чуть не вдвое того больше! Поднял - и в сторону города швырнул, мол, иди, откуда пришел! Тот и побежал, разве что не пополз...
- ...А славен на него больше не смотрел, спиной повернулся, свистнул, к нему на свист все кони пришли, оросовы и его. Сами пришли! Он коней повязал, потом пошел по оросовым трупам, оружие все забрал, серебро-золото, все на коней погрузил, и теперь сюда едет.
- ...А мы быстрее его сюда, он медленно едет, не торопится...
- ...Только он нас, похоже видел - двое молодых помрачнели и замолчали
- Так, - Буршад сидел и поглаживал седые усы - Так.
Многое стало понятно. Многое - но не все. Много сказок Буршад слышал за свою жизнь, слышал и про такое. Только вот поверить в то, что сказки в жизни случаются - не просто. Не похоже, что молодые врут, совсем не похоже. А если не врут, значит...
- Седой волк, говорите?
- Да, да, таких мы не видели, этот совсем светлый. И огромный, почти с коня! Сюда едет! Бежать надо, надо Аршад-хана предупредить, чтобы народ уводил...
- Глупости не говори, - Буршад сурово посмотрел на Тархана - от кого бежать собрался? Куда? Здесь будем его ждать. Мы ему зла не сделали, нам боятся нечего.
- А кто он такой, Буршад-трун? Что за чудище?
Буршад снова тяжело посмотрел на Тархана, тот глаза отвел, смутился.
- Это, Тархан, оборотень, сын самого Белого Волка. Слышал про такого? Небось требы ему ставил перед дальним перегоном, не боялся помощи просить. А сына его испугался.
- Так... Это... Разве ж он такой?! Он же не батыр, да еще и славен!
- Славен-славен... - Буршад и сам многого не понимал, но в главном был уверен. И как он раньше не догадался! Кто еще будет один ходить, да с таким добром! Аршад-хану вон знак подарил, голову Ак Бури, чтобы приглядывал за ним Великий Предок, помогал. А Габаш-то его ограбить хотел. И оросы... Ну те-то вообще грабежом да войной живут, вот и поплатились. Как он сказал тогда, Нэргуй этот? "Они в Степь пришли, тут своя правда, либо они ее примут, либо погибнут".
Только ведь они мстить будут... Буршад внезапно помрачнел, чернее тучи стал. Значит, надо набега ждать...
***
- Здоровья тебе, Буршад! Давно не виделись!
Нэргуй стоял перед ним, коня в поводу держал. Ни крови на нем не было, ни ран - каким ушел несколько дней назад, таким и пришел.
Буршад жестом пригласил Нэргуя сесть, рукой махнул - тому чашу подали. Подождал, пока гость напьется, губы вытрет. А тот губы вытер и сам разговор начал:
- Ты вот что, Буршад... Про оросов тебе, смотрю, доложили уже - он искоса глянул на Тархана, Октая и прочих молодых, которые невдалеке за коней и друг за друга спрятаться пытались, и, одновременно, поближе подойти-посмотреть. Нэргуй усмехнулся углом рта, потом скорчил им такую страшную рожу, что кони заприседали, и снова повернулся к Буршаду - Оросы свое заслужили. Только сам понимаешь, мстить они будут, в набег пойдут. Они народ в Степи новый, их учить надо, кому и как требы приносить - Нэргуй усмехнулся широко, как волк оскалился, а глаза его белыми искрами злыми полыхнули - А потому, Буршад, брат жены хана, друг хана и дядя Аршад-хана, позволь мне с вами на год остаться, замолви за меня слово перед вашим ханом. Я в тягость не буду.
Об этом Буршад и мечтать не мог. Даже в самых смелых мыслях у него такого не было. У него аж дыхание перехватило, так обрадовался. Дыхание перехватило, и голос пропал, даже спасибо не сказать. А Нэргуй смотрел на него, широко улыбаясь:
- Ты ведь понял, кто я, так, Буршад-абый?
- Да, господин...
- Нет, ты называй меня как раньше.
- Но ведь... Сын самого Белого Волка...
- Да я приемный. Так что Нэргуем и зови, и хану своему так скажи. Мне ведь что господин, что не господин - все едино, лишь бы Правду чтили. Ты спросить меня о чем-то хочешь? Так сейчас спрашивай, чтобы знал, за кого просить будешь.
- Прости мне мое любопытство, но... Уж больно ты на славена похож...
- А если и похож, - Нэргуй усмехнулся невесело - то и что? Слышал я, правду они чтут, и народ добрый.
- Слабый они народ - Буршад поджал губы - Ты прости меня, если что, но слабый они народ. Оросы над ними сели и гонят их рабами, что к грекам, что к персам. Караваны вон без остановок идут, один за другим. И не степные они, в Степь не ходят, по рекам живут. А ты... - Буршад запнулся, замолчал.
Нэргуй тоже замолчал надолго, потом сказал задумчиво:
- Давно змеиный народ меня своим не считает, и я их своими не считаю тож. Волчья степь мне милее змеиных рек оказалась. Странно мне, однако, что Змеи на своих реках и болотах оросам подчинились. В мое время они другие были. Ну да это их дела, - Нэргуй снова опустил глаза, вздохнул - их дела меня больше не касаются.
Буршад тоже задумался. Конечно, всякое бывает. Бывает и человек свою природу меняет, на то он и человек. Был Змеем - стал Волком, Буршад слышал про таких. И наоборот тоже бывало, хотя кто по доброй воле променяет степной ветер на речную сырость? Сам Буршад ни за что бы не променял. А вот то, что Нэргуй от рек в Степь ушел, Буршаду было вполне понятно. Но все равное не понятно было, как он, Нэргуй этот, оборотнем стал, в сыны самого Белого Волка вышел.
Тот словно мысли его прочитал:
- Давно это было, очень давно. Пришел сам Великий Белый к славенам, позвал их грекам мстить за подлости, которые те и степным, и речным людям чинили. Переполнилась чаша, вот и стал Предок людей собирать. Наш-то Великий Полоз запретил идти, да только многие молодые не послушались, ушли с Белым, тот их волками и перевернул. Греки тот день до сих пор проклинают, оборотнями не только детей, но и взрослых пугают, - Нэргуй зло усмехнулся - и правильно пугают. Говорят, волки-славены последнюю стрелу в их царство всадят, в самую гнилую гниль, по самое оперенье! - он сжал кулак так, что кости хрустнули - До сих пор живут волки-славены далеко на юге, и до сих пор греков воюют. Тех славенов никто рабами назвать не смеет! И кое-кого из того народа Великий Белый своими сынами назвал, службу дал, ходить по дорогам, за Правдой следить. Кто путника простого, или гостя своего ограбить хочет, тот все свое добро теряет, а когда и жизнь - такая у меня служба. Что, Буршад, будешь за славена своего хана просить?
***
- ...Вот такая история, Аршад-хан. Прошу у тебя за Нэргуя, славена и приемного сына Белого Волка.
Молодой хан снова задумчиво погладил усы дядиным жестом. Оборотень, сын самого Ак Бури, Великого Предка, в его стане! Неожиданно степные сказки стали явью.
- Скажи ему, Буршад, что хоть на год, хоть на десять, хоть на сто лет он всегда желанный гость в моем шатре и моем народе!
- Не пойдет он в твой шатер, Аршад-хан. Он простым пастухом просится, говорит, правило такое. И еще он просит у тебя отдать ему в жены сироту Агли...
- Это ж самая бедная невеста у нас! Почему сестру мою не возьмёт?
- Говорит, тоже правило. Говорит, через год он уйдет, и оставит своей жене все добро, что сейчас при нем. И еще, говорит, оставит вместе с добром ей сына, тот великим батыром станет, носителем Правды степной будет. И если ты, Аршад-хан, и дальше по правде жить будешь, тот батыр тебя, и весь народ твой, на своих плечах к самому солнцу поднимет. А если правду нарушишь, то по макушку в землю вобьет. Так он сказал.
Аршад-хан широко дяде улыбнулся:
- Ты меня всегда по правде жить учил, дядя Буршад, и без всякого волшебного батыра. Пусть остается этот Нэргуй у нас, и посмотрим, хороший ли пастух получится из волка!