Флора, несмотря на ангину, долгий кашель и пасмурный день за окном, на работу всё же пошла. Перед выходом из своей крохотной квартирки на девятом этаже двенадцатиэтажного панельного дома, она посмотрелась в зеркало.
Всё на месте - губки алой бабочкой, искусственная родинка на верхней губе слева, прическа а-ля Мэрилин Монро, синие ресницы и большие голубые глаза. На плечи накинута короткая шубка из искусственного меха под леопарда; красное платье с глубоким вырезом, а ей было что демонстрировать - упругий бюст пятого размера. На тонких паучьих ножках - единственная недоработка природы и родителей - высокие чёрные лайковые сапожки на десятисантиметровом каблучке. И ещё фальшивые "Шанель Љ 5". Ей уже тридцать лет, а все считают её двадцатилетней, ха-ха!
Флора послала своему отражению поцелуй и выключила свет.
В лифте, когда раскрылись дверцы, уже стоял Агафон Шмубзик.
- Здравствуйте, Флора Петровна, - улыбнулся он, перекладывая из одной руки в другую тяжелый портфель.
- Добрый день, Агафон Германович, - Флора потупила взор и вошла в лифт.
Такой ритуал повторялся каждый день, кроме субботы, когда Флора устраивала себе "отдохновение". В воскресенье они снова встречались, она снова шла на работу, он в местный шахматный клуб. Агафон Германович был гроссмейстером по стоклеточным шашкам.
Но сегодня их путешествие в лифте оказалось иным.
Без конца перекладывая портфель из руки в руку, словно там лежали кирпичи, Агафон Германович вдруг решительно нажал на кнопку "Стоп" и с отчаянием посмотрел на Флору. Она несколько стушевалась под его взглядом и раскрытый портсигар в её руке так и остался открытым.
Шмубзик молчал. Флора мягко улыбнулась ему, всё же достала сигарету и зажгла её, вставив в мундштук. Захлопнула портсигар и спрятала в сумочку. Дым стал заполнять узкое пространство лифта.
- Флора Петровна, - выдохнул Агафон Германович, - мы с вами встречаемся здесь уже три года...
- Верно, - Флора выпустила дым и посмотрела на часики - ещё немного и она опоздает на работу.
- Флора Петровна, - Агафон Германович поставил портфель на пол и несколько успокоился, - я хотел бы пригласить вас в гости сегодня вечером.
- В семь часов, - Шмубзик вспотел, но постеснялся вытереть пот со лба и он капал на портфель под его ногами.
- Давайте в семь тридцать, - улыбнулась она и широко улыбнулась а-ля Мэрилин Монро.
- Как вам угодно, - он побоялся даже упавшую на лоб прядь волос убрать, только улыбнулся коряво и счастливо.
Флора стряхнула столбик пепла на пол и спросила:
- Может, мы всё же поедем?
- Конечно, конечно, - засуетился Агафон Германович, включил лифт, и они благополучно приземлились.
В семь тридцать Флора нажала на кнопку звонка его квартиры на двенадцатом этаже. Утреннюю одежду она сменила на более скромную - узкое синее с люрексом платье до пят, туфли на низком каблуке, да над голубыми глазами уже черные с блёстками ресницы. На голове был парик черных как смоль длинных волос. Только глубокое декольте осталось неизменным и на этот раз - грудь требовала простора!
Звонок был тихим, пел соловьём, и через пару минут дверь осторожно открылась. На пороге стоял Агафон Германович в строгом деловом костюме при галстуке и держал в руке бутылку шампанского.
- Я очень рад, - тихо сказал он, испуганно косясь на соседние двери на площадке, - заходите.
Флора вошла, с любопытством осматривая жилище высокопоставленного холостяка (первый зам главы Угробинска). Всё оказалось старым - начиная от выцветшего плафона коридорной лампы и кончая бугристой с острыми пружинами оттоманкой в гостиной. Вторую комнату Шмубзик не показал, прошептав, что там его спальня.
Гостья предпочла пересесть в низкое кресло возле журнального столика с убогим набором яств - магазинные салаты в пластиковых упаковках, из простого стекла высокие стаканы для шампанского. В центре стола в эмалированной миске, наполненной водой, зачем-то плавали свечи, лениво сталкиваясь друг с другом. Колебалось розовое пламя, отражаясь в воде. Видимо, предполагался романтический ужин.
Агафон Германович неумело открыл шампанское, и пена выплеснулась на её платье. Он сильно испугался, стал извиняться, но Флора мягко улыбнулась и собственным платочком промокнула влагу.
- За встречу, - поднял стакан зам главы и вопросительно посмотрел на неё.
Флора молча чокнулась и отпила глоток - дешёвка. Обычное газированное вино, не брют, а полусладкая пенная жидкость. Алюминиевой вилкой она подцепила корейскую морковь и, глядя на смущённо-радостного хозяина дома, лениво её зажевала.
- Вам включить музыку? - вскочил Шмубзик и подбежал к старому монопроигрывателю.
- Я не против, - улыбнулась Флора и зажгла свои глаза.
Эту манеру играть глазами она переняла у Лиз Тейлор, что на мужчин действовало подобно атаке американскими Томагавками.
Агафон Германович восторженно тряхнул головой, прядь волос снова упала на лоб, но он уже колдовал над пластинками. Их оказалось так много! То, что Флора приняла за какие-то коробки с барахлом, оказалось ящиками, аккуратно поделенными на музыкальные секции и заполненные виниловыми пластинками.
"Весь мир уже на диски перешёл", - поджала губы Флора, - "а этот шкет над винилом трясётся".
- Вам джаз или танго? - спросил он, Флора пожала плечами и кокетливо уточнила о Киркорове. Шмубзик испуганно оглянулся на неё и молча помотал головой.
- Я пошутила, - Флора откинулась в кресле, высоко поднимая грудь, подобно Рите Хейуорт.
- А-а, - игриво погрозил ей пальцем Шмубзик, - хотите меня испытать?
"Мужчин испытывают в постели", - могла сказать Флора, но только снова улыбнулась - а-ля Брижит Бардо.
Вечер пропал, подумала Флора, но, по крайней мере, она многое узнала о первом заме. А информация стоит дорого! Она пила жёлтую тёплую жидкость, подавляя отвращение, улыбалась и гадала, когда же он начнёт к ней приставать. Судя по ветхой обстановке его каморы, дорого он не заплатит... Всё обойдётся обещанием дорогих билетов в первый ряд на сборный концерт шутов под руководством Регины Дубовицкой, которые почему-то очень любили Угробинск и мучили его жителей одними и теми же шутками... А Флора себя оценивала дорого.
Она уже зажгла сигарету в мундштуке и держала её в отставленной руке. На запястье блистал толстый золотой браслет. Флора заметила отражение золота в его изумлённых глазах и повторила вопрос, нетерпеливо качнув ножкой.
- Конечно, - засуетился Шмубзик, - хотя я не курю, но что-нибудь, что-нибудь...
Он убежал на кухню и стал звенеть посудой.
- Мне и блюдца достаточно! - крикнула Флора, и ирония просквозила в её голосе.
Зазвучала музыка - инструментальный блюз Дюка Эллингтона "The Shepherd (Who Watches Over The Night Flok").
"Как траурно", - закрыла глаза Флора, досчитала в уме до десяти слонов и открыла глаза. Перед ней стоял взволнованный Шмубзик.
- Вам плохо, - встревоженно спросил он, вглядываясь в её огромные голубые глаза.
- Что вы, - Флора вставила мундштук с сигаретой в рот и прищурила глаза а-ля Лорен Бэколл, - мне очень хорошо...
- Правда? - он походил на ребёнка, которому рассказали сказку, держал блюдце с отломанным краем и вдруг опустился перед ней на колени.
Флора выдохнула дым через ноздри а-ля Хелена Бонэм Картер и стряхнула пепел в блюдце. Блюдце дрожало в его руках и так же дрожало его лицо. "Бедный мальчик", - подумала Флора, - "достаточно погладить по спинке и он кончит".
- Флора Петровна, - он стоял на коленках, и прижимал блюдце с пеплом к груди, - я хочу, чтобы вы стали моей женой.
Хор Эллингтона запел "It"s Freedom".
Флора стушевалась и быстро в уме перебирала актрис, чтобы экстренно что-то изобразить. На ум всплыла Вивьен Ли из "Трамвая "Желания" и Флора изобразила смятение, будто перед ней стоял молодой полуобнаженный Марлон Брандо.
- Ах, - тонким голоском сказала она, прижав ладонь ко лбу, - это так неожиданно!
- Это правда! - жарко сказал Агафон Германович и ещё приблизился на коленках.
- С тех пор, как вы приехали в наш город, в наш дом, я каждый день вижу вас, - лицо его стало покрываться красными пятнами, - и все три года думаю только о вас. Если бы вы знали только, что мне стоило это решение! Я долго не осмеливался пригласить вас в свой скромный дом, но теперь, когда моя профессиональная судьба круто идёт вверх, я могу предложить вам брачный союз.
Флора ещё раз стряхнула пепел в блюдце, которое он держал на вытянутых руках и внимательно посмотрела на его красное лицо и нос с синими прожилками. Он был похож на старого Тото из поздних фильмов, где актёр уже повторял самого себя. Длинная прядь волос по-прежнему висела на лбу, предательски обнажая плешину с пигментными пятнами. Слабый безвольный рот, дряблые щеки и вислые мешки под грустными рабскими глазами. "Убожество", - передёрнулась Флора, но пересилила себя и наклонилась к нему - грудь колыхнулась в вырезе платья и слабый аромат фальшивой "Шанели Љ 5" овеял смущённого Шмубзика. Свободной рукой Флора поправила ему прядь волос, вернув их на своё место, погладила кончик его носа, прошлась ноготками по щеке.
- Агафон Германович, - начала Флора, откинувшись снова на спинку кресла.
- Нет-нет, - запротестовал вдруг он, - зовите меня Агафон!
"Господи", - подумала она, - "ему уже за пять и пять, а его зови Агафоном".
Она закрыла глаза, досчитала до десяти слонов, распахнула глаза а-ля Лиз Тейлор и затянулась глубоко дымом, не отрывая от Шмубзика взгляда.
Он ждал - стоял на коленках, держал на руках блюдце с горкой пепла и терпеливо ждал. Решалась его судьба!
Флора Петровна была, по его мнению, скромной одинокой женщиной, умеющей подать себя - в конце концов, она же работает администратором по репертуарной политике главного киноцентра Угробинска, а это публичная профессия, обязывающая ко многому. Флора Петровна за все эти годы, что он её знает, ни разу не привела мужчину в свою квартиру. Вокруг неё нет грязных сплетен, все её уважают и считаются с её мнением. Это была бы идеальная молодая жена, скрасившая его одиночество и последние годы жизни. Тем более, что Башковитый не забыл своего обещания отблагодарить его за позор в День Города - через неделю Шмубзик получит ключи от квартиры в элитном доме по Миллионной улице. Там будет уже не две, а целых пять комнат, меблированных по последнему писку европейской моды. Это настоящее гнездо для любящих друг друга одиноких сердец...
- Агафон, - нежно пропела Флора, - нам уже не двадцать лет, чтобы сходить с ума и позориться. Я никогда не стремилась замуж, хотя давно не девушка, а вы не были женаты. Мы привыкли к своим квартирам, к своему быту и нам будет трудно притираться друг к другу.
- Но любовь всё притерёт, - отчаянно хрипнул Шмубзик - счастье уплывало от него.
- Да, - согласно кивнула Флора, - я вижу, что вы в меня влюблены, но я-то вас не люблю.
- Вы полюбите! - убежденно крикнул Шмубзик и рассказал ей о будущем счастье на улице Миллионной.
Флора докурила сигарету, вытащила её из мундштука, погасила и снова закрыла глаза - считать слонов и будущие комнаты с европейской мебелью.
- Агафон, - заиграла она глазами и снова наклонилась к нему, - я слабая женщина и, конечно, всю жизнь мечтала о крепком мужском плече. И мне уже не двадцать лет, чтобы вешаться на шею первому встречному...
Сердце Шмубзика застучало в груди так громко, что он испугался скоропостижной смерти и пересел на диван. Коленки щёлкнули и заскрипели. Потом щёлкнули еще раз и затихли.
- Дайте мне время, - попросила Флора и улыбнулась а-ля Одри Хёпберн.
- Конечно, - воскликнул Шмубзик.
Солисты и хор Эллингтона пропели: "Не молите ни о чем для себя - жизнь слишком коротка" и головка проигрывателя вернулась на своё место. В тишине стучало сердце Шмубзика, и жужжали мозги Флоры.
- Я пойду, - Флора многозначительно показала на часы - шёл уже одиннадцатый час, - завтра на работу.
- Конечно, - опять воскликнул Шмубзик, снова щёлкнули коленки, когда он встал с дивана, чтобы проводить её.
Перед самым выходом Агафон Германович осмелился обнять Флору за талию. Она обернулась и потрепала его по голове. Вечер закончился. Закрывая за ней дверь, он снова испуганно косился на соседние двери.
***
В воскресенье Шмубзику пришлось отменить свой традиционный поход в шахматный клуб. Башковитый назначил важный разговор по поводу коммунальной реформы, для чего даже выделил отдельную машину. Разговор должен был проходить на служебной даче главы.
Лифт снова остановился на девятом этаже. Снова вошла Флора. На ней уже был рыжий парик под Николь Кидман, розовая помада на губах и длинные розовые ресницы.
- Добрый день, Флора Петровна, - тепло улыбнулся Шмубзик и вдруг встревожился - каково же её решение?
- Здравствуй, Агафон, - прошептала она, встав рядом с ним, - зови меня просто - Флора.
Флора стояла над ним на двенадцатисантиметровых каблуках, грудь колыхалась возле его глаз, и удушающее амбре фальшивых духов вызывало у него аллергические слёзы.
- Я приду к тебе вечером, - многообещающе прошептала Флора, наклонившись к нему, и легонько провела пальцем по его шее, - и всё скажу.
Шмубзик плакал, эти духи действовали на него как лук, а Флора только пальчиками снимала его слёзы и думала о том, какую же перепланировку она сделает в новом доме! Конечно, она выйдет за него замуж! Надо быть дурой, чтобы не использовать эту возможность вырваться из своей квартирёнки, которую она про себя называла "пердильником".
Приехав на дачу Вильяма Павловича, Шмубзик уловил запах шашлыка и водки. Играла громкая музыка - популярный шансонье пел тюремные романсы.
Из трёхэтажного дома навстречу Агафону Германовичу вышел молодой круглолицый охранник с открытой кобурой на боку, назвался Олегом и, не скрывая сальной улыбочки, пояснил, что хозяин уже в сауне и ждёт его там. Шмубзик очень удивился, но прошёл в дом и переоделся в банный халат, как ему сказал Олег. Переодевался Агафон Германович под пристальным взглядом охранника и очень смущался своего дряблого белого тела. Когда он стал надевать халат, Олег лениво спросил:
- Так вы в трусах, што ли, париться будете.
И укоризненно покачал головой:
- Не советую.
Шмубзик всё равно надел халат и только потом, под махровым прикрытием, снял трусы.
Когда он вошёл в предбанник, то обнаружил огромный накрытый, казалось, на двадцать человек стол и какую-то девицу, деловито ухлопывающую водку. Девица была абсолютно голой.
- А, приехали, наконец, - она стукнула пустым стаканом и улыбнулась ему, - меня зовут Лиля.
Шмубзик молча кивнул, а потом охнул - это же была Лиля Болотникова, которую он отобрал для торжественного выступления на Дне Города. Да ей же тринадцать лет!
- А вас, наверное, Агафон? Я вас помню - вы мне на празднике доверили петь. Вильяму понравилось!
- Агафон Германович, - строго уточнил Шмубзик и оглянулся на Олега.
Тот стоял в дверях, хлопал ладонью по кобуре, и лыбился. Лиля встала, демонстрируя упругую грудь с острыми сосочками, нежную кожу и в ниточку бритый лобок, и послала "на хуй" Олега - он неторопливо, враскачку вышел, всё так же похотливо лыбясь.
Болотникова налила полный стакан водки и поднесла его Шмубзику. Он отказался.
- А стоять будет? - спросила она, и быстро засунув руку меж полы халата, дернула его за пенис.
Он молчал и краснел от стыда. Лиля вздохнула, взяла его за руку и повела в парилку:
- Шеф тебя давно ждёт.
Они вошли. Башковитый сидел, откинувшись на лавки и раздвинув волосатые ноги, стонал - другая девица со смаком обрабатывала его член. Башковитый помахал Шмубзику рукой, зовя к себе:
- Такой минет Лилька тебе не сделает!
Шмубзик стоял истуканом в махровом халате, покрывался жарким потом и смотрел, как Болотникова мартышкой по лавкам поскакала к мэру. Сверкала круглая детская попка.
Башковитый засмеялся, потрепал за волосы свою девицу и сказал:
- Хватит! Сделай теперь ему. И как следует - он мой друг!
А Болотниковой строго указал:
- Смотри и учись!
Девица встала, лениво потягиваясь - у неё была превосходная фигура! Сильная спина с круглыми покатыми плечами, тонкая талия, плавно переходящая в округлые бедра!
Она лениво оглянулась, вытирая рот, и вскрикнула:
- Не надо!
Шмубзик секунду смотрел на Флору и выскочил из парилки.
В предбаннике он схватил стакан водки, от которого вначале отказался, опрокинул в себя, налил ещё, снова выпил. В голове зашумело, его кто-то тронул за плечо. Он дёрнулся.
- Я не виновата, - шептала голая Флора и пыталась прижаться к нему, - я всё расскажу!
Он оттолкнул её и стал пить прямо из бутылки. Он так много вдруг слышал вокруг себя - что-то смеялся Башковитый, зачем-то вокруг скакала Болотникова, гнусно шептала Флора, негры хором пели "Не молите ни о чем для себя - жизнь слишком коротка!". Появился Олег с идиотской улыбкой на круглой морде и громко хохотал, тяжело хлопая его ниже пояса.
А он вдруг молниеносно выхватил у Олега из открытой кобуры пистолет и долго стрелял во Флору.