Я уже стар, очень стар. Голова давно бела. Сердце бьётся теперь реже обычного, а кровь течёт по венам медленно и лениво. Руки слегка дрожат, листая старые тома в моей библиотеке. Это последняя библиотека на Земле. Нынче люди предпочитают получать информацию быстро и дома. А я - хранитель последней библиотеки, где все книги ещё писаны на бумаге. Н-да... Сейчас Земля стала чем-то вроде музея. Народу здесь живёт не так уж и много. Все давно переселились на множество других, освоенных человечеством планет. Память что-то тоже подводит. Уже и не помню, когда родился. Да-да, представьте себе, не помню. Гораций говорит, что в конце двадцатого века. Может быть, может быть... Гораций - это приведение, которое живёт среди бесчисленных полок, проходов и стеллажей библиотеки. Наверное, это тоже последнее приведение на свете. Иногда мы беседуем с Горацием в небольшой жилой комнате за основным залом. У меня есть дом, но последние годы бываю там редко. В основном, провожу время здесь. Часто и ночую в уютной комнатке со старинной мебелью и настоящей деревянной кроватью. Здесь я чувствую себя дома, в своём времени. Вот и сейчас сижу в кресле и пью горячий ароматный чай. Это старинный напиток, который уже давно позабыли на Земле. В таком же старинном камине горят настоящие дрова. Леса сейчас никто не вырубает и их теперь много. Почти как раньше. Один раз в год отправляюсь в лес и запасаюсь дровами. Беру почему-то только сухие деревья. Наверное, старая привычка.
Шустрые язычки пламени весело взобрались на новое полено, которое я только что подкинул в камин. Любуюсь. Огню не ведома старость. Только весёлая бурная молодость и быстрая смерть. Завидую шустрым язычкам. По словам Горация, моё рождение произошло в тысяча девятьсот семьдесят четвёртом году. Значит, через два года юбилей - ровно тысяча лет. Что, удивлены? Вижу ваши недоумевающие физиономии. Хех... Но это так. Я пережил всех своих знакомых, всех близких. Все мечты уже давно явь. Да уж, время безжалостно... Когда-то у меня появился воронёнок. Назвал Графом. Прожил мой чернокрылый друг двести семьдесят три года. Надо же, ещё помню это число. За последние триста лет ворон стал самым близким существом. Н-да... Теперь у меня есть Гораций. Вон он, сидит в кресле у противоположной стены. Подбрасываю в огнь ещё одно полено. Друг-приведение говорит, что моей родиной является маленький городок на Среднерусской равнине. Может быть. И самому порой чудится, будто что-то помню. Вот у плиты на кухне стоит улыбающаяся женщина, сзади в печи трещат дрова, а на плите большой русской печи что-то кипит. Она худенькая, сухая. Лицо усталое с печальными глазами. Это, наверное, моя мама. Как давно это было... На глаза наворачиваются слёзы. А вот во дворе серьёзный мужчина в фуфайке. Ещё одно давно забытое слово. Кругом снег, зима. Но он без перчаток, не чует холода. Что-то делает. Крепкие обветренные руки ловко управляются с какими-то инструментами. Отец? Капелька стекает по щеке.... Другое воспоминание. На улице вижу вихрастого мальчишку, возящегося в пыли с велосипедом. Сегодня и не знают, что такое велосипед. Позади него кирпичный красивый дом. Это мой брат, мой дом. Сердце щемит. Рукавом неуклюже вытираю лицо. "Память?" - Спрашивает Гораций. Улыбаюсь и киваю. Давно уже разговариваю с приведением, дружу с ним. Да.... А больше и не с кем. Что во мне такого, что позволило прожить почти тысячу лет? Раньше не задавал себе этого вопроса, боялся. Сейчас всё чаще и чаще оглядываюсь на прошлое. Но память... Она подводит, не даёт ответа. Последнее время самочувствие оставляет желать лучшего. Наверное, до круглой даты не доживу. Но мне всё равно, устал. Устал от жизни, устал от одиночества. Книги. Только благодаря им да приведению ещё до сих пор жив. Всё, заканчиваю писать. Гораций ушёл. И огонь в камине почти погас. Допиваю чай, ставлю древний стеклянный стакан на чистый стол и задуваю свечу. Возможно, "завтра" принесёт что-нибудь новенькое. Если оно для меня наступит. Последний, кого вижу, засыпая, это Граф. И он зовёт к себе. Может согласиться?