Аннотация: О судьбе человека,которому Вторая Мировая война искалечила жизнь,но не убила глубокой негаснущей любви к России.
Раннее утро. Звезды уже исчезли, а солнце еще не взошло. На Северной набережной Буэнос-Айреса было безлюдно. Только несколько рыбаков возились со своими снастями, да невысокий старик сидел на лавочке и смотрел вдаль. На горизонте, над желтыми водами реки Ла-Плата, показался кусочек восходящего солнца. Как по команде, в кронах старых акаций запели, защебетали тысячи птиц. Старик глубоко вздохнул. Ровно 60
лет назад оттуда, с востока, он прибыл сюда. Он, Виктор Тимофеев, спустился по трапу старого ржавого корабля в феврале 1948 года. Позади осталась лежащая в руинах Родина и голодная послевоенная Европа.
Здесь, в Аргентине, Тимофеев прожил лучшие годы своей жизни.
- А, может, все-таки лучшими были те, в курской деревеньке? - вдруг подумал он.
И на него нахлынули воспоминания. Тимофеев родился в тот печальный для страны день, когда умер Ленин. Отца он почти не помнил. Тот скончался от туберкулеза в 1933 году. Чтобы помочь матери прокормить его и старшую сестру, Виктор стал пасти колхозное стадо. Ранней весной, едва сходил снег и появлялась первая зеленая травка, он бросал школу. С двумя стариками-пастухами Виктор жил в степи. Под палящими лучами солнца, под проливным дождем они пасли коров. И так до первого снега. Зимой Виктор сидел в их покосившемся нетопленном домишке, ожидая возвращения сестры из школы. Она приходила, отдавала ему свои лапти, и он бежал на уроки.
В 1940 году, по настоятельной просьбе матери, Тимофеева взяли в бригаду строителей подсобным рабочим. Здесь и проявились его природная смекалка и отличная память, которые помогли потом ему выжить.
- Да и не только выжить, - поправил вполголоса сам себя Виктор, - но и достичь того, что имею, и стать тем, кто я есть.
Через полгода Тимофеев уже умел делать все работы. Да так, что взрослые мужики, всю жизнь проработавшие каменщиками, только удивленно восклицали:
- Ай да Витька! Ай да пастушок!
Тимофеев стал хорошо зарабатывать. Теперь в их доме уже всегда были еда и дрова. А по праздникам он покупал матери и сестре пряники или конфеты.
Но тут грянула война. Виктора призвали в армию в январе 1942 года. В военкомате, ему выдали застиранную поношенную форму и ботинки на два размера больше. Сразу после принятия присяги их взвод, состоящий из одних новобранцев, построил молодой, болезненно-худой лейтенант. Заикаясь от полученной недавно контузии, он объяснил им:
- Товарищи красноармейцы! В моих руках вы видите винтовку системы Мосина. Вот так она заряжается. Всем все ясно?! Вот так следует целиться. Затем плавно жмете пальчиком на спусковой крючок.
Лейтенант выстрелил в воздух.
- Все видели? Всем понятно? Вам, товарищи бойцы, должно быть понятно, что у Родины нет оружия, чтобы выдать каждому. Вы должны добыть его в бою. Завтра в составе батальона мы должны взять вражескую высоту. И вам, бойцам славной Красной Армии, предоставляется эта возможность!
Ранним утром, вместо завтрака, в окопы привезли две канистры спирта. Сержант наливал подходившему его порцию. Одни, выпив, нюхали рукав шинели, иные закусывали пригоршней грязного снега. Тимофеев отказался пить. Спиртного он не употреблял.
Высоту батальон не взял. Из 330 бойцов в живых остались только 22. А из всех новобранцев остался в живых один Виктор. Тимофеев вышел из боя без единой царапины. Более того, ему посчастливилось раздобыть винтовку и сапоги.
На следующей неделе по позициям их полка стала бить крупнокалиберная немецкая артиллерия. Виктор вжался в землю и, дрожа от страха, шептал молитвы, все, какие знал. А вокруг взлетали огромные фонтаны земли и снега вперемешку с телами его товарищей. Вдруг он почувствовал боль. Что-то больно ударило его в левую руку и голову. Тимофеев потерял сознание.
Очнулся Виктор уже ночью. Ничего не понимая, он сначала полз, а потом, собравшись с силами, встал и пошел. Под утро забрался в чудом уцелевший брошенный дом и заснул. Очнулся от нестерпимой боли. Левая рука горела огнем. Тимофеев прижимая ее к груди и, плача, снова пошел, не осознавая куда. Боль в руке все усиливалась и причиняла ему невыносимые страдания. Он уже не плакал, а выл, но шел. Падал. Поднимался и снова шел. И вдруг услышал:
- Хальт!
Он остановился, как вкопанный. Перед ним стоял немецкий солдат и брезгливо смотрел на него. Виктор упал на колени. Словно приведение, из темноты появился другой солдат. Одной рукой он держал автомат, а другой - немец крепко схватил Тимофеева за воротник шинели и легко поволок его под стоящую невдалеке березу. В этот момент Виктор увидел бегущего к ним немецкого офицера. Он бежал к ним и, размахивая руками, что-то кричал. И тут Виктор снова потерял сознание.
Очнулся Тимофеев в маленькой комнате. Он лежал на кровати с чистым постельным бельем и с перевязанными рукой и головой. Вошел тот самый немецкий офицер, которого Виктор увидел прежде, чем потерял сознание.
Ну что, солдат, проснулся? - спросил он на чистом русском языке.
- Да. А Вы кто? - удивился Тимофеев.
- Во-первых, здравствуй! Меня зовут Курт Майснер. Я хирург этого полевого госпиталя, в котором ты сейчас находишься, - объяснил ему офицер.
- А по-русски Вы хорошо говорите! - восхитился Виктор.
- Мои родители из Поволжских немцев. И сам я прожил много лет в России. Поэтому и владею вашим языком, - сказал Майснер.
- А зачем Вы меня спасли? - поинтересовался Тимофеев.
- Я случайно увидел, как этот огромный немецкий солдат тащил тебя, такого маленького, грязного и беспомощного, под березу убивать. У меня сердце от боли закололо, - объяснил ему Курт и добавил:
- Руку я тебе отремонтировал. Гангрена у тебя начиналась. На голове раны зашил. Думаю, через месяц уже будешь бегать, - пообещал Виктору хирург.
Три недели Виктор ел и спал, спал и ел. Он выздоровел и окреп и чувствовал себя довольно бодро. В один из вечеров к нему, как обычно, зашел Курт Майснер. В этот раз он почему-то очень сухо поздоровался с Тимофеевым и, после продолжительной, паузы сообщил:
- Все, Виктор, начальник госпиталя приказал, чтобы тебя здесь больше не было.
- И куда же я теперь? - испуганно спросил Тимофеев.
- У тебя, парень, два пути. Первый - в концлагерь для военнопленных, где ты скоро умрешь от голода или болезней. Второй - остаться работать в госпитале. Выбирай сам.
- Я остаюсь! - не задумываясь, ответил Виктор.
Через неделю Тимофеев принял присягу на верность великому Рейху и лично его фюреру Адольфу Гитлеру. Ему выдали новенькую форму со скрипучими сапогами. И
стал Виктор служить санитаром в госпитале. Мыл полы, менял белье, копал могилы. Со временем научился делать перевязки, массажи, уколы. Немецкий язык Тимофеев хватал на лету. Работал по 18 - 20 часов в сутки. Но он был доволен.
- Это тебе не окопы на передовой. Всегда тепло и сытно, - размышлял Виктор на досуге.
Их госпиталь уже находился в оккупированном гитлеровцами Краснодаре, когда Тимофеева вызвал к себе его начальник майор Штольц.
- Хорошо служишь, Тимофеев, - похвалил он санитара и похлопал его по плечу в знак своей признательности.
- Старайся, старайся. Правильно делаешь. Вот кем ты был у себя в России? Пас-ту-хом! А теперь ты кто? Ты, Тимофеев, солдат Вермахта! Через несколько месяцев наша доблестная немецкая армия закончит полный разгром русских. И ты, как солдат- победитель, получишь от германского правительства земли, лошадей и коров! И на тебя будут работать 10, нет, 20 пастухов! Ты меня понял?
- Так точно, господин майор! - выпалил Виктор.
- Иди и служи, - закончил свою беседу с Тимофеевым начальник госпиталя.
Но словам майора Штольца не суждено было сбыться.
Немецкие армии вскоре медленно, а затем все быстрее и быстрее стали откатываться на Запад. Новый 1945 год Виктор встретил в Берлине, где дислоцировался его госпиталь. Из госпиталя он сбежал, воспользовавшись хаосом, царившим в городе во время очередного налета американских бомбардировщиков.
Конец войны застал Тимофеева в небольшой деревушке в баварских Альпах. Здесь он прибился в дом старого зажиточного крестьянина. Виктор помогал ему по хозяйству, ухаживал за животными, косил сено, строил коровник.
В начале 1946 года в деревушке появились английские и советские офицеры из контрразведки.
- Нацистских преступников ищут и их пособников, - объяснил Тимофееву его хозяин.
От этих слов у Виктора от страха внутри что-то словно оборвалось. Он быстро собрал свои вещи и, не прощаясь, исчез. После долгих скитаний Тимофеев оказался в Северной Италии, в одном из лагерей для перемещенных лиц. Здесь он выдал себя за поляка. Пройдя чисто формальную проверку, Виктор получил въездную визу в Аргентину.
14 февраля 1948 года, после двухнедельного перехода через Атлантику, старый пассажирский пароход пришвартовался в порту Буэнос-Айреса. На его борту находился Тимофеев и еще две сотни таких же эмигрантов.
Аргентина, не знавшая войны, стремительно развивалась. Страна остро нуждалась в квалифицированной рабочей силе. Уже на третий день Виктор работал каменщиком на стройке. Заработки были небольшие, но на оплату комнатенки в доме без удобств и на хорошую сытную еду вполне хватало. По воскресеньям Тимофеев приходил в Русский Православный храм на улице Бразилия, основанный еще в начале века. Здесь он и начал петь в церковном хоре.
Однажды после службы к Виктору подошел невысокий, тщательно причесанный мужчина в хорошем костюме. На вид ему было лет 45.
- Дмитрий Михайлович Авраменко, основатель и руководитель русского хора в Аргентине, - представился он.
После чего, без всякого предисловия, он объяснил Тимофееву:
- Вы, молодой человек, обладаете прекрасным баритоном и абсолютным слухом. У Вас есть все, что дает человеку Бог, чтобы петь. Я приглашаю Вас в русский хор. Уверен, что у Вас будет блестящее сценическое будущее.
Наступила пауза. Авраменко смотрел на Виктора, а тот, ничего не понимая, на него.
- Но, предупреждаю сразу, молодой человек, Вам надо будет учиться петь. Придется много и много учиться, - строгим голосом добавил Авраменко.
- Бесплатно? - вырвалось у Тимофеева.
- Конечно, - ответил Дмитрий Михайлович и рассмеялся.
Теперь каждый день после работы Виктор приходил в небольшое помещение Русского клуба на улице Карлос Кальво.
Уже через пять месяцев Тимофеев принял участие в своем первом концерте в театре Эль Насьональ, на проспекте Коррьентес. За неделю до этого события весь центр Буэнос-Айреса запестрел афишами: большой русский хор под управлением Авраменко исполняет русские и украинские народные песни. Среди солистов огромными буквами красовалась фамилия Тимофеев. Виктор не мог поверить своим глазам. Он, малограмотный пастушок из курской деревни, будет петь в одном из престижных залов Аргентины! Тимофеев переходил от одной афиши к другой и сразу же находил свою фамилию на испанском языке.
Концерт удался и стал значительным событием в культурной жизни Буэнос-Айреса. О нем с восторгом писала как уважаемая местная пресса, так и русская эмигрантская печать. Виктор оставил себе на память одну афишу, которая и положила начало его большой коллекции. А самое главное то, что он почувствовал себя совершенно другим человеком. В жизни Тимофеев был невысоким, щуплым и курносым строительным рабочим. А на сцене он превращался в Ивана Сусанина в опере "Жизнь за царя" или в лихого запорожского казака в "Тарасе Бульбе".
Однажды, поздней июльской ночью 1951 года, Виктор возвращался с репетиции. Мелкий холодный зимний дождь бил по лицу. С реки дул пронизывающий до костей ветер. Неожиданно он услышал негромкий плач. Тимофеев посмотрел по сторонам. У стены дома напротив стояла невысокая хрупкая девушка и плакала. Виктор подошел к ней и спросил по-испански:
- Сеньорита, у Вас что-то случилось? Я могу Вам чем-то помочь?
Девушка в ответ, всхлипывая, ответила по-русски:
- Я за - заблу - блудилась. Я, я хотела...
- Вы русская? - перебил ее Тимофеев.
- Да, - удивленно ответила девушка и перестала плакать.
Он пригласил ее в ближайший ресторан и заказал ужин на двоих. Девушка успокоилась и рассказала, что зовут ее Ольга. Родилась и жила в Киеве. В 1943
году была угнана немецкими оккупантами на принудительные работы в Германию. После войны вернуться на Родину побоялась и, пройдя через четыре лагеря для перемещенных лиц и бесчисленные унижения, два года назад оказалась в Аргентине. Работает Ольга швеей на ткацкой фабрике. Испанский язык она знала плохо и сегодня, возвращаясь домой после ночной смены, села не на свой трамвай и заблудилась. Они проговорили до утра. А через два месяца Виктор и Ольга поженились.
Чтобы привести молодую жену в свой дом, Тимофеев занял пустующий участок земли в южном пригороде Буэнос-Айреса. Здесь, среди сточных канав, из подручных материалов он соорудил лачугу, похожую на тысячи других, стоящих вокруг. Через год у них родилась дочь Екатерина. Ольга занималась домашним хозяйством, а Виктор днем работал на стройке и вечером бежал на репетицию.
Через три года Тимофеев был уже признанным солистом Большого русского хора. Залы, где он выступал, всегда были заполнены до отказа. Коллекция афиш с его фамилией стремительно пополнялась. Местная пресса говорила о Тимофееве как о самом значительном баритоне последнего десятилетия.
Как-то раз, после очередного оглушительного успеха, в этот раз в Швейцарском клубе, Авраменко представил Виктору супругов Лозовских. Ее звали Роза Леонидовна, а его - Алексеем Львовичем. Это были милые пожилые люди из первой волны эмиграции.
Они владели ткацкой фабрикой и магазином, где продавалась ее продукция. У Лозовских не было ни детей, ни родственников.
- Вы гений, Виктор! Вы русский самородок! - наперебой хвалили они Тимофеева.
- Да какой там самородок! Был пастухом, а сейчас на стройке работаю, - скромно ответил Виктор.
- На эту тему мы и хотим поговорить с Вами, - сказал Алексей Львович и объяснил:
- Нам вас рекомендовал Авраменко, которого мы знаем уже много лет. Мы просили его подыскать расторопного, честного и трудолюбивого молодого человека для работы в нашем магазине тканей. Дмитрий Михайлович, не задумываясь, предложил Вас.
- И сейчас мы убеждены, что Авраменко был прав, - добавила Роза Леонидовна.
Уже через день внешний вид Виктора изменился. На работу теперь он приходил в костюме, белой рубашке и галстуке. Дело у него пошло сразу. Веселый, подвижный, с широкой улыбкой, Тимофеев с шутками быстро обслуживал клиентов. Все зашедшие в магазин уходили с покупками и довольными. Доходы Виктора увеличились в три раза, что позволило семье Тимофеевых снять хорошую квартиру в Буэнос-Айресе. Целый день Виктор проводил в магазине, а закрыв его, торопился в клуб на репетицию.
Весна 1956 года выдалась дождливой. Лозовский был таким же мрачным и пасмурным, как небо. Хозяин раздражался по каждому малейшему поводу.
Однажды Тимофеев выбрал удобный момент и спросил:
- Алексей Львович, что-то случилось? Может, требуется моя помощь?
Лозовский грустно усмехнулся и объяснил:
- Понимаешь, Виктор, я получил большой заказ на изготовление портьерной ткани с особым рисунком. А сделать ее, эту ткань, не могу, не получается. И все из-за двух ниток. Я уже много лет занимаюсь ткацким делом, но ничего не могу придумать. Инженер-технолог, который у нас работает, уже два месяца бьется над этой проблемой.
- А можно я посмотрю? - робко спросил Тимофеев.
- Зачем?
- Вдруг у меня получится, - объяснил Виктор.
Лозовский глубоко вздохнул:
- Инженер, человек с высшим образованием и с опытом работы не может. А ты? Ну ладно, сходи на фабрику после обеда, посмотри, поговори с рабочими, - разрешил хозяин, очевидно, чтобы не обидеть Тимофеева.
Впервые Виктор пропустил репетицию. Всю ночь он провел на фабрике среди старых ткацких станков. Они были кустарными, очень похожими на те, которыми пользовались в его деревне. Утром Тимофеев, не выспавшийся и небритый, вручил Лозовскому несколько клочков бумаги.
- Что это? - спросил Алексей Львович.
- Схема заправки ниток, чтобы получилась ткань с требуемым рисунком, - ответил Виктор и неторопливо объяснил процесс со всеми подробностями.
Алексей Львович даже застонал от восторга:
- Да, ты прав, Виктор! Это же просто гениально! Какой ты молодец! Какая у тебя светлая голова! Инженера за пояс заткнул!
- Я же пастушок, простой пастушок, - скромно ответил Тимофеев и покраснел от похвалы хозяина.
Вскоре после этого события Лозовский дал Виктору большой беспроцентный кредит на покупку земельного участка и постройку дома в престижном пригородном районе Оливосе. Двухэтажный дом был возведен по эскизам самого Тимофеева. С черепичной крышей, большими окнами и лестницей из красного дерева, он стоял среди апельсиновой рощи с видом на реку. После новоселья, когда гости уже разошлись, Виктор открыл окно, чтобы проветрить помещение. И вдруг в комнаты ворвался легкий ветерок со знакомыми с детства запахами полыни и чабреца. Это был запах курской степи. Там была его Родина. И неожиданно для самого себя Виктор навзрыд громко заплакал.
Шли годы. У Тимофеевых родился сын Сергей. Виктор с концертами объездил всю Южную и Северную Америку, где выступал в лучших залах. Ему рукоплескали тысячи людей. После смерти Лозовских Тимофеев унаследовал их дело, которое приумножил. Теперь у него было три ткацких фабрики и четыре магазина. Все было прекрасно. Но все чаще и чаще Виктор просыпался среди ночи от пения курских соловьев или ласкового голоса мамы:
- Поднимайся, Витюша, поднимайся, а то проспишь.
В 1986, году в результате долгих поисков, Тимофеев через Международный Красный Крест разыскал свою сестру. Его радости не было предела. Теперь Виктор только и мечтал о встрече с ней. Сестра по-прежнему жила в их деревне, и он послал ей письмо. В нем Виктор приглашал сестру приехать в Аргентину и сообщал, что очень хочет посетить родные места. В пришедшем ответе сестра писала, что чувствует себя неважно, очень болят ноги, и такого длительного путешествия в Аргентину она просто не перенесет. Сестра также посоветовала:
- Витя, ты тоже сюда, к нам, не приезжай. Односельчане, которые тебя помнят, называют тебя "Витька-фашист". А еще говорят, что во время войны ты был в немецком карательном отряде и пытал пленных партизан, расстреливал женщин и детей.
От этих слов у Тимофеева потемнело в глазах и холодом обожгло сердце. От незаслуженной обиды на глазах выступили слезы. Но на следующий день, несмотря на предупреждение сестры, он отправился в Советское Консульство. Там Тимофеева принял строгий молодой мужчина. Он задавал ему самые обычные вопросы:
- Цель визита в СССР? Есть ли там у Вас родственники?
Виктор обстоятельно отвечал на них и был очень спокоен. Но после слов: "Что Вы делали во время Второй мировой войны"? - Тимофеева вдруг охватил страх. Он в панике выбежал на улицу. Руки у него тряслись, а спина покрылась обильным холодным потом. Так Виктор никуда и не поехал. А сестре каждый месяц отсылал дорогие посылки и крупные суммы денег.
Жизнь шла своим чередом. У Тимофеева появились внуки и правнуки, умножалось богатство. Но все чаще и чаще улавливал Виктор в ветре, дующем с востока, запах родных курских степей. Чем больше росло его благосостояние, тем чаще Тимофеев вспоминал свою голодную, трудную, но, в то же время, по-своему счастливую юность.
В 2000 году умерла его сестра, а два года назад ушла из жизни любимая жена Оленька. Все чаще и чаще приходила к Виктору в его снах мама и звала:
- Вставай, сыночек! Пойдем со мной. Пора.
Солнце полностью выкатилось из-за горизонта, и Тимофеев встал с лавочки. Откашлявшись, он набрал полную грудь воздуха, и запел:
- Как больно вспоминать родные имена и в поздний скорбный час петь горькие слова.
Голос Виктора был настолько сильным, что смолкли птицы. От неожиданности рыбаки бросили свои снасти и удивленно смотрели на него. А Тимофеев, не отрывая глаз от огромного красного диска солнца над Ла-Платой, продолжал петь:
Я вернусь, я вернусь в край родимый,
Где березы льют слезы весной.
Я вернусь к тебе, Русь, как к любимой,
Что б уже не прощаться с тобой.
По лицу Виктора покатились крупные слезы. Только сейчас он отчетливо и болезненно осознал, что никогда туда уже не вернется. Что никогда больше он не услышит ночных соловьиных трелей и не увидит солнца, восходящего над родной деревней.