Аннотация: Два рассказа объединены для подачи на конкурс детских произведений.
Валентин Горблюк (dromader@rambler.ru)
Два рассказа из детства
Подснежники и жаворонки.
Когда ребенку исполняется семь или восемь лет, то родители предоставляют ему относительную свободу передвижения около родительского крова. Но не далее двух улиц. А мы не были бы пацанами, если не нарушали бы это табу. Хотя знали, что если мать не докричится в течение часа, то порка ремнем обеспечена почти наверняка. Городок, где я родился и вырос, был небольшим, уютным и теплым. В шестидесятые годы Фергана, несмотря на статус областного центра, вела очень размеренную и тихую жизнь. Веером разбегавшиеся от бывшей старой крепости улицы, утопали в тени многолетних могучих чинар. Лето в Ферганской долине знойное, свыше сорока градусов жары. А вековые гиганты дарили ферганцам спасение от палящих лучей солнца под своими кронами. Но я больше любил весну. Конец марта и апрель. После мокрой слякотной и малоснежной зимы ребятню тянуло на улицы. В это время трава буйно прорастала вдоль глинистых уличных арыков. Расцветали одуванчики и какие-то синие мелкие цветки, названия которых мы не знали. Липкий цветочный запах привлекал пчел, и они кружились над яркими пятнышками. Весеннее, безоблачное небо манило нас и звало на поиски приключений. Мальчишки и девчонки наших дворов всегда мечтали взлететь в эту синюю высь. Мы с завистью наблюдали, как барражирует над городом кукурузник. Карабкались на крыши домов, чтобы увидеть, как из чрева самолета выпадали черные точки и превращались в белые купола парашютов. Недалеко от города, сразу за аэропортом, находился военный полигон, над которым совершали свои учебные прыжки десантники и спортсмены-парашютисты. Полигон находился в десяти километрах от нашей улицы. Каждую весну мы туда бегали. У нас была важная цель - это подснежники. Накануне мы устраивали заговор. Собирались во дворе и шептались, договариваясь о времени сбора. Дворы у нас назывались жактовскими, так как все жили в жактовских глинобитных домах. Участки огорожены глиняными дувалами. На лириков в свои восемь лет мы мало похожи. Пацанам не нужны душистые цветки подснежников. Мы охотились за их корнями. Если бы вы только знали, какие у подснежников сочные и сладкие луковицы. Наверное, они казались такими вкусными оттого, что множество препятствий стояло перед нами, прежде чем луковица окажется в теплой детской ладошке. Первое препятствие - это родительское наказание. Второе - полигон был запретной зоной для посторонних, и мы вполне могли угодить в руки военного патруля, но самое сложное - это извлечение корня из-под земли. Порой приходилось рыть сухую каменистую почву на глубину до полуметра, чтобы добраться до заветной луковицы. В ход шли кухонные ножи, заточенные куски арматуры. Мы завидовали Сережке, который раздобыл себе настоящую саперную лопатку и выкапывал корней в два раза больше.
Веселой стайкой вприпрыжку бежали мы по утренним просыпающимся городским улицам. Яркое солнце постепенно растворяло тени. Навстречу ехали поливальные машины. Время для купания было еще прохладное, но мы хулиганили, толкая друг друга под холодные струи. Любовались цветной радугой, прилипшей к водяным брызгам.
Полигон был обнесен забором из колючей проволоки, но щуплые детские тела проворной ящерицей просачивались в запретную зону. Главное, подальше уйти от забора в чистое поле. Там патрули не появлялись. Полигон простирался на десятки километров в сторону гор, едва виднеющихся в плотной атмосферной дымке. Иногда нам везло, и мы находили нужные вещи. Обрезанную стропу от парашюта с резинками в форме лапши. Это незаменимый и ценный материал для рогаток. По сравнению с этой лапшой резинки от трусов были ничто. Однажды нашли настоящий стропорез. Наверное, солдат обронил при посадке на землю. Это такой полуавтоматический, добротный нож для обрезки строп. Мы потом очень долго носили его по очереди, пока не потеряли.
На открытом поле мальчишки разбегались в разные стороны и искали подснежники. А землю копали мы с величайшим усердием, не замечая усталости. Вот и первая луковица. Она, конечно, съедалась сразу. Следующие корешки складывались в карман. Но мне больше всего в этих самовольных походах запомнились неприметные маленькие птички. Я до сих пор могу очень ясно вообразить их переливчатую приглушенную трель. Я астрально связан с пением жаворонков. И где бы ни был, едва услышу голос этой пичуги, словно вновь погружаюсь в далекое безвозвратное детство.
Ох уж эта хитрая птичка. Как она нас, наивных пацанов, дурачила. Когда я стал постарше, то на уроке зоологии узнал, что это инстинкт выживания. А происходило следующее. Кто нибудь из нас замечал сидящего на земле жаворонка. Одно крыло у него бессильно свисало. Ранена птица - думали мы. Из благих побуждений бросались ловить несчастную только с одной целью - вылечить больное крылышко и, конечно же, отпустить на волю. Но жаворонок проворно отбегал от нас все дальше и дальше. Как мы ни старались, он был неуловим. Потом вдруг птица внезапно стремительно взвивалась вверх. До нас только доносилось ее завораживающее задорное " чиу-и-чиу-и". Мы наивно думали, что жаворонок играет с нами. На самом деле, отводил он нас от гнезда своего, которое было спрятано в проросшей травке, и к которому мы, сами того не ведая, подходили на опасно-близкое расстояние.
Вволю покопавшись в земле и набив полные карманы луковицами подснежников, валились на прогревшуюся к полудню сухую пыльную землю. Лежа на спине, сквозь прищуренные от яркого солнца веки, любовались синим небом и слушали песни жаворонков, которые кружились над нами. В их голосах мы слышали вопрос "Чьи вы, чьи вы?". Теплый весенний ветерок пробегал по лицу, щекотал редкий пушок на ногах. Матушка земля забирала усталость из наших тел. Пора домой, на свою улицу. Надо еще угостить луковицами девчонок. От родителей все равно попадет. Не пройдет безнаказанно наше отсутствие больше четырех часов. Но в детской душе все равно радостно от весны, от предвкушения жаркого лета и каникул, и, конечно же, от песен ЖАВОРОНКОВ.
Кокос.
У моего друга Игоря была небольшая черная дворняжка по кличке Пальма. Злющая до чертиков. Когда он притащил щенка, то его воспитанием занималась вся дворовая ребятня. Пальма знала всех, потому и терпела наши неуклюжие ласки. Но если собака пребывала в плохом настроении, то при попытке ее погладить, злобно огрызалась. Своему хозяину подчинялась беспрекословно. Игорек был парнем хулиганистым и порой натравливал свою Пальму на нас. Та с рычанием бросалась на мальчишек, но не кусала. Ее челюсти с лязгом захлопывались в миллиметре от штанин. Это производило впечатление, и мы Пальму побаивались.
Каждый год дворняга ощенялась, но щенки исчезали на второй или третий день. Говорили, что отец Игорька, Максим Андреич, поздним вечером складывал щенков в мешок и топил в глубоком арыке. Но мы не верили этим слухам. Он сам говорил нам, что раздает щенят по знакомым. Когда Пальма обзаводилась щенками, то к ней вовсе нельзя было подойти. Она яростно защищала свое потомство, и могла укусить любого. Однажды Игорь прибежал ко мне домой и сказал, что у него есть интересное предложение для меня. Пальма очередной раз принесла щенков, среди них есть один странный и смешной пушистик, и его жалко кому-то отдавать. Он, как и мы, наивно верил, что отец раздает слепых двухдневных щенят.
Быстро доев мамин суп, я помчался к Игорьку. Около его дома росла раскидистая липа, а под ней стояла широкая скамейка, где по вечерам мы собирались и рассказывали всякие страшные истории или подтрунивали над девчонками.
Игорь сидел на скамейке и прижимал щенка к груди.
-На смотри - он протянул мне комок. Слепое пушистое создание действительно отличалось от своих братьев и сестер. Пальма родила пятерых. Четыре щенка оказались гладкошерстными черными с коричневыми подпалинами, а вот этот, пятый, был пушистым и коричневого окраса. Но самой интересной была его мордочка. Вокруг глаз - белые круги, словно на щенка надели очки. Он жалобно поскуливал и тыкался мокрым носом в мою ладонь, искал мамкину сиську. Я тогда сразу понял - это моя собака.
Пальма месяц кормила пушистика молоком. Потом мне его отдали. Мама сначала умилилась при виде щенка, но когда он обмочился на старенький выцветший палас, велела немедленно вынести собаку из комнаты. За домом у нас была небольшая кладовка с маленьким огороженным двориком. Там я и поселил щенка. Весь день мастерил из старого школьного ремня ошейник. Ремень был слишком широкий для миниатюрной собачьей шеи. Я его подрезал, продел через металлическое кольцо, а к кольцу привязал тонкую бельевую веревку. Можно было выводить пса на прогулку. Игорь предложил назвать его Очкариком. Я первоначально согласился. Вокруг собрались мои дружки и наперебой гладили пушистика. И тут Серега вдруг сказал, что имя Очкарик не звучит, а лучше назвать Кокосом. Мать зовут Пальмой, а ее сыночек Кокос. Все засмеялись над шуткой Сереги, но отныне моя собака обрела новое имя.
Кокос рос не по дням, а по часам. Через месяц маленький пушистый комочек превратился в небольшую дворнягу. Пес был жизнерадостным и совсем не злым. А мне так хотелось, чтобы он бросался на моих дружков как Игорева Пальма. Зато в наших дворовых играх он с успехом выполнял роли ищейки, пограничной собаки, наконец, злобного хищника, на которого мы охотились.
Не зря говорят, что беспородные псы самые умные. Я часто убеждался в этом, имея дворнягу. Кокос понимал все с полуслова. Он никогда не бросался опрометью через опасную автодорогу. Когда по утрам я шел в школу, то провожал меня до тех пор, пока я не скажу, чтобы он шел домой. Возвращаясь с занятий, я знал, что Кокос сидит на углу нашей улицы около музыкальной школы и ждет меня. Самое большое его достоинство заключалось в том, что он мне никогда не досаждал, не путался под ногами. Иногда вечерами выбегая на улицу, я оставлял Кокоса в кладовке. Удаляясь от дома, слышал его отчаянный, но недолгий лай. Потом Пес смиренно замолкал. Когда наутро я заходил в кладовку, то Кокос встречал меня с радостью. Он, наверное, понимал, что так нужно хозяину.
У меня был старенький взрослый велосипед, оставшийся от отца. Я любил кататься по тротуарам. Ввиду своего маленького роста, просовывал ногу внутрь рамы, ставил ее на педаль и резко отталкивался. Ездил я очень хорошо, можно сказать профессионально. Мог даже проехать по тротуарному бордюру целый квартал. Кокос очень любил бегать рядом и заменял мне звонок. Идущие впереди люди, заслышав лай собаки, оглядывались и уступали дорогу маленькому велосипедисту.
Но у моего любимчика был один странный недостаток. Он страдал клептоманией.
Любил стащить у соседей какую нибудь вещицу, чем ставил нас с мамой в неловкое положение. Однажды, когда Кокос приволок домой шлепанец соседки тети Дуси, мама хорошенько побила пса краденой вещью. Кокос забился под верстак в кладовке, и просидел там целый день. Мои попытки выманить его из убежища были безуспешными. Не смотря ни на какие наказания, барбос так и не смог избавиться от тяги к воровству. Все соседи знали об этом, и если у кого-то, что-то пропадало из мелких вещей, то в первую очередь шли к нам. Нередко я или мама подбирали украденную вещь и ходили в поисках ее хозяина. Но, учитывая, что такие кражи случались редко, то мы с мамой привыкли, и пса больше не наказывали.
В отличие от других домашних животных наших больших дворов, Кокос не любил подолгу бесцельно мотаться по улице. Он обзавелся любимым местом под топчаном нашего соседа Артура. Практически всю весну, лето и осень он жил под топчаном, и в этом был свой интерес. Во-первых - я мог, уходя гулять с ребятами, просто забыть про Кокоса. Сидя в кладовке, он там и остался бы. Во-вторых, сорока пятилетний сосед Артур, который так никогда и не женился, подкармливал вечерами хитрую собаку вкусненьким со своего стола. Сосед по обыкновению ужинал после работы на свежем воздухе на топчане. Огромный виноградник укрывал топчан от солнечного зноя. К осени созревали кисти дамского пальчика. Кто пробовал узбекский виноград, тот знает изумительный вкус этих янтарных гроздьев. Артур ругался, если видел, что ребятня выщипывает ягоды с незрелых кистей. Зато, когда виноград созревал, то Артур срезал кисти и раздавал всем соседям и дворовой ребятне.
Пролетел год. Когда пришла майская жара, Кокос исчез. Не появился он ни на второй, ни на третий день. Я не находил себе места, мое волнение передалось и матери. Он для нас был членом семьи. Среди моих дружков был объявлен все уличный розыск. Поиски пса превратились в большое игровое действо, но только на полном серьезе. На заднем дворе был сколочен из старых коробок штаб, куда стекались все сведения, разрабатывались возможные пути поиска. Наша соседка Тетя Дуся была по профессии биологом. Она возглавляла областную племенную шелковую станцию. На этой станции выращивали грену бабочек- шелкопрядов. Затем ее раскладывали по специальным коробочкам и развозили по колхозам всей Ферганской области, где колхозники на ветках тутовника выращивали из этой грены личинок, которые вили коконы. Тетя Дуся смеясь, убеждала нас, чтобы мы не волновались, так как Кокос, скорее всего, нашел себе невесту в каком нибудь дворе и потерял от любви голову. Женщина оказалась права. Через два двора от нас жил дядя Рустам. У него была повозка, запряженная старым ослом. Раньше, говорят, когда на нашей улице не было газа, он возил в бочке керосин. А сейчас перебивается случайными заработками, перевозя небольшие грузы и мебель. По своему характеру дядя Рустам был необщительным человеком. Ходили слухи, что в войну он угодил в фашистский плен, потому и замкнулся в себе. Но после хорошего левака позволял себе опрокинуть стаканчик водочки, вот тогда-то и раскрывалась его добрая открытая душа. Он собирал всех пацанов и девчонок с нашей улицы и по два-три часа катал на повозке. Иногда вез всю гурьбу в парк культуры и отдыха. Там был самый дешевый аттракцион - лодочные качели. Билет стоил десять копеек. На карусели, чертово колесо или ромашку билеты по двадцать, а то и тридцать копеек. Но мы довольствовались качелями. Дядя Рустам брал целую кучу билетов, обычно на два рубля, и пренебрежительно вручал их контролеру. Бедная женщина перебирала бумажки, а нас считала по головам, потом долго соображала, сколько времени нам кататься. Наконец, обреченно махала рукой и уходила на ближайшую скамейку пить чай из термоса. А мы целый час катались на качелях.
Дядя Рустам подозвал меня к себе и заговорщически произнес, что он знает, где прячется мой Кокос. Через дорогу от нашей улицы располагался еврейский квартал. Там и в самом деле жили одни бухарские евреи. В последствии все они уехали в Израиль. В одном из дворов жила овчарка полукровка, так вот мой Кокос приглядел ее в свои невесты. Хозяева этой собаки не возражали, и барбос несколько дней ухаживал за избранницей. Я сначала вскипел от негодования, мне хотелось побежать туда и отлупить своего неверного друга, но мама меня успокоила. Она сказала, что Кокос сам через какое-то время придет. Кокос прогулял двенадцать дней. Вернулся домой сильно исхудавшим. Когда-то пышная пушистая шерсть была неопрятно всклокочена, местами на боках висели свалявшиеся и выцветшие струпья шерсти. Он виновато посмотрел на меня и, поджав хвост, нырнул в кладовку.
Начались летние каникулы, и мы с пацанами целыми днями и вечерами носились по улицам. Кокос принимал самое активное участие в наших играх.
Однажды мы отправились на Комсомольское озеро. Уже много лет водоем зияет пустым бетонным дном. Говорят, его закрыли по санитарным причинам.
Но в детстве мы часто бегали купаться. Именно на этом озере я научился плавать.
Однажды Игорек взял свою шестилетнюю сестренку Наташку без разрешения родителей.
У нас была отличная камера от колеса грузовика. По пять- шесть человек усаживались мы на черное колесо и заплывали на середину. Кокос истерично бегал по берегу и лаял. Игорь велел сестренке оставаться на берегу с Кокосом и ждать нашего возвращения. Когда мы оказались почти на середине, то услышали необычно визгливый лай пса. Народу на пляже всегда было неимоверно много, яблоку негде упасть. Казалось, вся Фергана собралась у этого городского водоема, спасаясь от летнего зноя. Мы увидели какую-то суету на берегу и стали быстро грести к тому месту. А случилось следующее. Наташка забралась на небольшой трамплин и сорвалась в воду. А там глубина почти три метра. Малышка давай барахтаться. Кокос подбежал к лежащему на пляже мужику схватил его брюки и помчался к трамплину. Швырнул эти брюки в воду прямо около Наташки, которая тонула. Мужик погнался за псом, но увидел девочку в беде и бросился ее спасать. Об этом он нам и рассказал. Пожурил Игорька, который был напуган случившимся. Похвалил собаку. С тех пор мы еще больше зауважали Кокоса. Игорь стащил у матери старый медальон и торжественно повесил его на шею собаке. Как бы медаль за спасение утопающего. А Наташке пригрозил, чтобы она родителям не болтала про этот случай, иначе он ее никуда больше не возьмет. Наташка молчала стоически долго, но осенью все равно проболталась. Девчонка есть девчонка. А мужик спасатель оказался художником.
Иван Сергеевич пригласил нас в Дом пионеров, где он вел кружок рисования. Мы всей гурьбой туда и заявились. Мои дружки через месяц потеряли интерес к рисованию, а я продолжал ходить на занятия, пока Иван Сергеевич не переехал в Ташкент на постоянное место жительства. Я очень благодарен ему за радость прикосновения кистью к холсту, за волшебный запах масляной краски. До сих пор живопись осталась моим самым большим увлечением.
Минуло еще года три. И однажды, в августе, в один из вечеров Кокос не пошел со мной играть на улицу. Он лежал под топчаном у Артура и грустно смотрел на меня. Я убежал один, считая, что пес на меня за что-то обиделся.
Когда вернулся домой в одиннадцать часов вечера, то увидел, что мама возится с Кокосом в прихожей. Постелила старый половик и уложила собаку на него. Она сказала, что его принес Артур. Пес заболел. Лапы мелко дрожали, а нос был сухой и горячий. Я сбегал и позвал тетю Дусю. Она осмотрела собаку и сказала, что животное подхватило чумку. Это страшная, почти неизлечимая собачья болезнь.
Сделала ему укол пенициллина и рекомендовала утром отнести Кокоса ветеринару. Но Пес до утра не дожил. После приступа сильных судорог затих и вытянулся. Я потерял самого близкого друга. Слезы текли по моему лицу. Мама нежно прижала меня к себе и утешала, как могла. А утром в задней части двора мы с мамой выкопали ямку, завернули собаку в рогожку и похоронили. Прощай мой верный и преданный друг Кокос.
Дней через пять ко мне пришел мальчик из еврейского квартала. В руках у него был щенок. Он протянул его мне и сказал, что это сынок Кокоса и если я хочу, то могу взять щенка себе.