В председателях дачно-строительного кооператива у нас ходил бывший начальник отдела кадров какого-то министерства. Дурак дураком. Но хитрый, с крестьянской хваткой и с чистой биографией. Простолюдин, на руководящем посту, даже на самом незначительном, всегда проявляет особое желание и умение отравить жизнь управляемым гражданам. Он делает это не столько для садистического удовольствия, сколько от глубокого убеждения, что власть только тогда настоящая, когда ее носитель может казнить и миловать по собственному усмотрению. Закон - это для умных.
Однажды председатель прибыл собственной персоной на мою часть участка и деревянным голосом сообщил мне, что совладелец дачи, только что вступивший в права наследования после смерти своей тетушки не доволен размерами выделенной ему части участка земли. Он с чиновничьим равнодушием выслушал от меня то, что прекрасно знал и без меня: умершая тетя заявителя и мой покойный родитель, давно полюбовно поделили и участок и дачу и официально зафиксировали соглашение. Поэтому племянник может с таким же успехом быть недовольным и мирным договором, скажем, с Финляндией, однако с точки зрения закона его недовольство не должно иметь никаких правовых последствий. Дослушав, председатель с видимым удовольствием протянул мне повестку о необходимости моего присутствия на заседании правления, посвященном именно этому вопросу. Я хорошо знал, что меня ждет. Этот племянник устроил к себе в клинику и лечил жену председателя. Об этом мне сообщила доброжелательная соседка, подслушивавшая через забор наш разговор. Визит председателя ко мне - плата за услуги. Теперь я обречен таскаться по бесконечным судам, а каждое летнее воскресенье вместо отдыха нужно будет открывать калитку бесчисленным комиссиям с актами и рулетками, с пристрастием вымеряющим сотки оспариваемой территории. Я помнил, что большую часть ежегодного летнего отдыха и многие рабочие дни остальных времен года мой отец отдал непримиримой борьбе с агрессивными устремлениями соседки. Он победил в изнурительной многолетней войне, когда, наконец, самому правлению с председателем во главе надоела бесконечное разбирательство притязаний соседки. Племянник вряд ли знал подробности конфликта, завершенного двадцать лет назад, тем более, что о существовании самой тети он узнал лишь после ее смерти. Значит теперешний председатель и подал ему идею о претензии на землю и теперь эти мытарства предлагалось повторить мне...Нет уж... С меня хватит детских впечатлений. Все продаю, отдаю, бросаю и вон из этого гадюшника!
Как раз в это лето мой приятель предложил отдохнуть в его доме в небольшом городке Эстонии.
Первое, что мне бросилось в глаза в чудном опрятном, утопающем в ухоженных цветах и зелени местечке - это отсутствие заборов. Я и предположить не мог, что в Советском Союзе есть места, где к ним равнодушны. Заборов здесь не существовало вообще. Границы участков обозначались чем угодно: декоративным кустарником, рядами стриженных густопосаженных елочек, кустами смородины... Не было ни железных ворот ни непроницаемых двух метровых заборов. Здесь люди добровольно не заточали себя в крепости-дачи, не бросали алчные взгляды на соседние участки и не бились до последней капли крови и последнего вздоха за их захват. Они просто хотели жить и радоваться жизни, приветливо здороваться и улыбаться соседям! Я загорелся идеей купить здесь дом. Хотя бы свободное время из оставшегося отрезка жизни можно будет проводить среди нормальных людей. Дело это не решалось вдруг, но мой приятель обещал посодействовать. Кроме того, он предложил до покупки каждое лето жить у него, чтобы его дом меньше пустовал. Время наших отпусков практически никогда не совпадало и даже не пересекалось.
Итак на следующий год, летом, в самую его середину, я приехал в полюбившийся уголок отдохнуть от склок на работе, от передряг в личной жизни, от наседавших комиссий, науськиваемых неутомимым совладельцем.
Восторгам моим не было конца! Ранним утром я бежал купаться на озеро. По дороге справа и слева, домики, такие аккуратные и чистые, будто пряничные, не повторявшие по архитектуре один другого, были сплошь в цветах. Цветы -на клумбах, цветы, висящие в корзинах перед окнами или крыльцом, цветы, вьющиеся по стенам домов. Цветы, цветы, цветы... разнообразной цветовой гаммы и ее оттенков. Вместе со стриженным густым зеленым ковром газонов от стен домов до самой дороги они создавали впечатление нереальности, сказочности городка. Впечатление это усиливалось отсутствием вокруг живых людей, не только прохожих, но и жителей самих домов. Конечно это объяснялось ранним утром, но эффект от осознания причины не уменьшался. Я чувствовал себя грубым чужестранцем, могущим невзначай нарушить хрупкую гармонию сказки.
Следующим предметом восторга служило озеро. Представьте себе, что вы из пряничного сказочного городка попадаете прямо в дубовую рощу из вековых дубов с длинными и толстыми щупальцами-ветвями, тянущимися, будто вслед за вами, параллельно земле. Неожиданно роща обрывается крутым косогором и дубы как бы с разбегу останавливаются изумленные гладью большущего озера, преграждающего им дорогу. Другие холмистые берега его сплошь покрыты густым смешанным лесом из елей, осин, кленов и берез и оно поэтому сверху кажется голубым блюдцем, вдавленным в зеленый лесной ковер.
Я купался в прохладной и прозрачной воде и выбравшись на берег чувствовал себя как Иванушка из русской сказки, выскочивший из купели с живой водой.
И так каждое утро. Изредка мне попадался по дороге дядька с косой или женщина с ведром. Они улыбались и произносили одно слово: "Тэрэ". Нетрудно было догадаться, что оно означало и в последующие дни я, уже не дожидаясь, приветствовал им первый любого встречного. Мне это занятие нравилось.
Однажды, возвращаясь с купания я заметил двух девочек, лет семи-восьми, игравших в куче песка у соседнего с моим дома. Конечно, я поздоровался, как всякий приличный человек. И совершил ошибку.. Но пока я об этом не догадывался и пробежал мимо, заметив, однако, что одна из них даже не подняла головы, а вторая проводила меня взглядом до самого крыльца.
Каждый день у меня был расписан. Мне надо было закончить несколько технических статей в реферативный журнал, в промежутках просматривать в газетах предложения о продаже домов, договариваться и встречаться с их хозяевами, покупать и готовить еду... Словом, было чем заняться.
Дня через два, утром, я уже успел выкупаться, в дверь постучали. Я никого не ждал. Я еще не успел обзавестись знакомыми, но это вполне могли быть кто-то из знакомых моего приятеля, владельца дома, либо почта...да мало ли кто! Я открыл дверь. На пороге стояли две знакомые девочки, хитро на меня поглядывали и молчали.
--
Тэрэ, - выдал я одним махом весь словарный запас эстонского.
--
Тэрэ,- ответила та, что повыше и сказала что-то еще.
Я развел руками.
--
К сожалению не понимаю по- эстонски.
Старшая коротко переговорила с младшей. Та ухмыльнулась и они снова уставились на меня с любопытством, явно ожидая от меня продолжения. Я тоже ждал. Им русский язык явно был незнаком. Тут я вспомнил, что я видел на книжной полке разговорник. Я сделал знак, чтобы они не уходили и через несколько секунд разговорник был в руках у старшей. Она полистала, пошевелила губами и наконец ткнула мне слово " играть". Теперь я вооружился разговорником.
--
Муль ейёле аэга - прочитал я.
Девочки прыснули, но вероятно поняли, что сказал дядя, потому что закивали головами и ушли, постоянно оглядываясь. Фраза означала: " У меня нет времени".
В душе я посочувствовал девочкам. В ближайшем окружении действительно детей их возраста я не замечал. Вдвоем им играть, видно, наскучило. Я сел за пишущую машинку напечатал одну строку. Вдруг раздался удар по оконному стеклу такой силы, что по всем законам физики оно должно было развалиться на мелкие кусочки. Я вздрогнул от неожиданности и быстро подошел к окну. Выглянув через стекло, ничего подозрительного я не обнаружил. Похожие удары производят птицы, бьющиеся об оконные стекла. Я вышел и подошел к окну снаружи. Нет, мертвой птицы не было. Я вернулся и принялся за прерванную работу. Вернее, хотел приняться, но не успел. Стекло завыло, заскрежетало, зазвенело и затряслось от множества сильных дробных ударов. Я выскочил на улицу и увидел улепетывающих со всех ног малолетних хулиганок. Теперь понятно. "Игры" начались и сами по себе они не прекратятся. Надо было что-то предпринимать..
Я вернулся в дом, взял белый полиэтиленовый пакет, сажей из камина нарисовал огромные глаза, открытую пасть со страшными клыками, бороду, лохмы... В общем получилась устрашающая физиономия отдаленно напоминающая Карабаса-Барабаса. Я прорезал дырки для глаз, напялил пакет на голову, прихватил швабру и устроил засаду у выходной двери. Не было никакого сомнения, что безобразницы вернутся. И точно. Ждать пришлось совсем недолго. Пригибаясь и озираясь по сторонам обе метательницы камешков пробирались к моему окну с полными пригоршнями. Когда они приблизились на расстояние двух шагов от двери, я выскочил и, потрясая шваброй, громко рявкнул...
Похоже, я переборщил. Маленькая так широко вытаращила глаза от ужаса, что, казалось, они вот-вот выпадут. Она застыла на мгновение в том же полусогнутом состоянии и с зажатыми в кулачке камешками, потом вцепилась мертвой хваткой в старшую, растеряв оружие агрессии, и уже вдвоем они издали такой вопль, что из соседского дома раздался тревожный женский голос
--
Сикки, Кайту!
И Сикки и Кайту уже уносило от меня со скоростью ураганного ветра.
Ну, да, пусть немного переборщил, они, конечно, страха натерпелись.. Но ведь и они без спросу украли у меня час драгоценного отпуска. Теперь за то за версту будут обходить мой дом.
Я принялся за статью. Удалось мне напечатать еще четыре строки. Раздался громкий стук в дверь. Я посмотрел на часы. Всего двадцать минут было даровано мне на спокойное существование. Не буду открывать дверь. Постучат, постучат, надоест и уйдут. Но мои предположения не сбылись. Сначала стук продолжался с равными короткими промежутками. Потом он начал усиливаться от раза к разу и к моменту, когда мое терпение лопнуло, в дверь уже сотрясалась так, будто разбойницы сумели раздобыть и запустить стенобитную машину. Тогда я решил изловить нахалок и отвести их к родителям. Сквозь глазок в двери я повел скрытое наблюдение. Вылазку надо было провести наверняка, с захватом хотя бы одной заложницы. Я выждал удобный момент, но едва я распахнул дверь и сделал первый шаг как запнулся за пустое ведро и получил чувствительный удар по голове упавшей доской. Благоприятный момент был упущен и враг удрал, успев покривляться и построить рожи.
Провести весь день в подобных играх у меня не было никакого желания. Но поскольку как раз мое желание в расчет и не принималось, избежать этой участи не представлялось возможным. Я было приуныл, но тут меня осенило. Надо просто уйти из дома на какое-то время, и вернуться незаметно. То есть ввести преследователей в заблуждение. Единственной проблемой было то, что все мои возможные пути-дороги непременно пролегали через кучу песка у соседнего дома. Но ведь не вечно же агрессоры копаются в песке!
Я демонстративно покинул дом. Чтобы напрасно не терять время, я посетил оба магазина городка, накупил еды и возвратился домой. До конца дня я успел закончить начатую статью. Тишина и благодать вернулись в дом.
Назавтра, сразу после моего возвращения с утреннего купания, в том же окне появились две сияющие блудливые рожицы. По всему было видно, что накопленная за вечер и ночь потенциальная энергия у обеих готова в любую секунду трансформироваться в необузданную. Я воспользовался вчерашним вариантом защиты: быстро взял сумку и вышел.
--
Mangime? - спросила старшая и перевела: - Икратть?
--
Муль ейёле аэга - я запомнил спасающую фразу.
Ни слова не говоря и даже не хихикнув, они понуро побрели к куче песка. Мне стало жаль их, я даже забыл про вчерашние обиды. За что обижаться? Девочки хотели поиграть... ну слишком активно...Так ведь дети же...
Гулять без дела я не умел совершенно и помаявшись минут двадцать решил вернуться. Девочек у кучи не наблюдалось. Однако, стоило мне было переступить порог, как Сикки-Кайту снова возникли в окошке.
- Mangime? - спросила старшая с некоторой угрозой и в то же время большой надеждой в голосе.
Придется "mangime", подумал я. В конце концов чуть поиграю и тогда уж целый день свободен. И веремени потеряю меньше. Это лучше чем где-то болтаться неизвестно сколько, а потом красться в собственный дом со слабенькой надеждой остаться незамеченным.
- Mangime, - сказал я и нарисовал часы на песке. Полчаса - mangime. Старшая подумала и маленькую стрелку сместила не на полчаса а на час. Я махнул рукой. Час отдам так и быть. Ведь говорят " час потехе", а не полчаса
- Mangime, - повторил я и подумал : интересно, как это мы будем "mangimе", если я по- эстонски - ни уха ни рыла.
Оказалось все очень просто.
- Mangime peitust - решила старшая.
Что такое "peitust" я понятия не имел. Но это не имело никакого значения. Со мной провели мгновенный курс обучения методом наглядного примера, каким пользуются дети для меньших братьев, желающих принять участие в игре, но еще не умеющих говорить.
- Poora!- приказала мне старшая. Она потянула меня за руку к стене дома и повернулась к ней лицом. Потом перетянула меня на свое место и голову мою повернула к стене лицом Я встал и обернулся за следующими указаниями. Но тут же последовал окрик.
- Ei poora!
Ага, значит, "пёёра" - повернись, а "эй пёёра" - не поворачивайся.
--
Arvu! Uks, kaks, kolm, negli...
Последовал ряд звуков, которые я уже неоднократно слышал в магазине. Это цифры...Ага, мне предлагается считать... Так это прятки, наверное. Я начал считать, то есть повторять, то, что запомнил.
-Укс, какс, кольм...
Дальше я не помнил и обернулся
- Ei poora! - Не оборачивайся!
Тогда значит точно это прятки. Я вернулся в исходное состояние и начал повторять то, что запомнил.
- Укс, какс, кольм. Укс, какс, кольм.
Поскольку возражений не последовало, значит команду все устраивало. Я еще раз десять повторил то же самое, прежде чем услышал : " Poora!". Я повернулся.
Надо сказать, что перед фасадами наших домов располагался миниатюрный парк, усаженный молодыми березками, и соснами. Кроме того, там рос кустарник черноплодной рябины, черемуха, небольшие елочки и кусты шиповника. Спрятаться было где. Я оглядел ближайшие подступы. Самый ближний ко мне куст шиповника густыми раскидистыми ветками надежно прикрыл прятальщиц до самых коленок. Ну что ж, все правильно. Логика детских пряталок проста как само детство: главное спрятать собственную голову с глазами. Если их глаза не видят меня, значит я не вижу их! Меня они точно не видели. Потому что обе головы то и дело высовывались из-за укрытия, чтобы следить за моими действиями. Конечно, я пошел прямо на них. Они замерли и перестали высовывать головки. Потом резко повернув в сторону от куста я сделал вид, что намереваюсь искать их под елками. Когда расстояние от стены до них и до меня сравнялось, они вылетели как вспугнутые перепелки и понеслись к стене с радостным кличем. Я честно побежал тоже, как предписывали правила, но не догнал. Ради того чтобы видеть выражение глаз победительниц, стоило проиграть. Что они кричали я ни разобрать ни понять не мог, но предположил, что это "палочка - выручалочка выручи меня" в эстонском изложении. Пришлось водить еще раз. Теперь они прятались по отдельности. Надо было и мне разнообразить финал, чтобы меня не поймали на том, что я играю понарошку. Детки обмана не терпят. На этот раз я обогнал старшую и первым коснулся стены. И хотя было очевидно, что ее очередь водить, она вдруг запротестовала. Младшая смотрела ей в рот и поддакивала. После долгих препираний выяснилось, что коснувшись стены, я не назвал ее имени. Пожалуй, она права. Я не знал ее имени или вернее какое из Сикки- Кайту ее, и поэтому не назвал ни того ни другого. Законы же в прятках суровы как в уголовном кодексе : незнание правил не освобождает от ответственности: нарушил - води. Я согласился водить при условии официального знакомства. Старшая оказалась - Кайту, младшая - Сикки. Что касалось моего имени, то тут у меня возникли определенные трудности. " Алексей" - долго и трудно выговаривать даже мне самому. В эстонском, я знал, нет звука "ш" и в упрощенном варианте имя произносилось бы как "Лёса" С другой стороны детям наплевать на лингвистические выкрутасы.
Я назвался Лёшей. Сикки даже не попыталась произнести, а Кайту с трудом выжала.
- Лёжжа.
Я кивнул.
Мы сыграли еще. На этот раз я обогнал и ту и другую и показал на часы. Теперь им ничего не оставалось как согласно закивать и с сожалением ретироваться.
Таким образом разрешились все проблемы. У нас действовало негласное правило. Каждый день с утра, в обед, или иногда к вечеру, сестрицы прибегали с одним и тем же вопросом. Если я говорил, что занят, то должен был показать на часах время, когда они могут прийти. Я был обучен играть еще в салочки, в футбол и лапту.
Отпуск пролетел незаметно и пришло время уезжать. Мой словарь эстонского за это время обогатился очень. Я уже умел считать до десяти и выучил маленькую песенку, которой меня научили подружки. Они очень, ну очень хохотали, когда я ее с некоторой гордостью повторял без запинки. Может быть их смешил мой акцент? Странно, я очень старался. Когда я спросил у Кайту, о чем она, та замотала головой. Я понял, что на нашем уровне владения языками перевести песенку невозможно...
К следующему лету Эстония начала оперяться как самостоятельное государство. Жестких ограничений на пересечение границы еще не существовало, но уже появился шлагбаум с пограничником, проверяющим зачем-то документы. Желая продемонстрировать, что я в Эстонии не новичок и знаю куда еду,
я продекламировал вызубренное четверостишье. Пограничник покраснел.
- А что, что-нибудь неприличное? - изумился я.
- Та-а. - протянул он.
- Ну хоть приблизительно переведите, - попросил я
- Это труттно, - замялся пограничник.
- Меня этому дети научили..
Пограничник недоверчиво на меня посмотрел и почему-то шопотом произнес на ухо несколько слов
- Это припплизительно...
Теперь настала моя очередь покраснеть.
Чтобы и вас не вгонять в краску, я не повторю слов пограничника. Но если вы сию минуту желаете покраснеть, вспомните любую непристойность, что заставила вас когда-то смутиться. Ну, а если вам пока неизвестно ни одной, то я не хочу, чтобы вы впервые в жизни покраснели, читая этот рассказ.
И вот я снова в райском уголке. ( "О, великий и могучий...", как можно избежать штампа, если кроме "райский" эпитетов для этого места просто не существует! Здесь захлебнется от счастья каждый, даже тот, кто красоту природы оценивает по количеству собранных грибов или ягод. Этого добра здесь столько, что только успевай собирать. Земляника, черника, малина... даже черная смородина в диком виде! Грибы так просто растут прямо у крыльца. И не какие-нибудь сыроежки - подберезовики, даже белые... А какая рыба в озерах! Ну разве есть другое название этому благословенному краю, кроме "райский"!).
Созерцание уже знакомых мест прежние восторги мои не уменьшило: сказка осталась на прежнем месте. На следующее же утро появились мои подружки вместе с ощущением, что прошлое лето не прерывалось..
Они ничуть не изменились, проказницы. Сетчатая вставка от комаров в много пережившем окне была ими тут же аккуратно удалена, чтобы без помех представить мне на обозрение свои сияющие физиономии. Зато с первых слов я почувствовал, что для Кайту год даром не прошел.
- Лёшша, - произнесла она, - Иди!
И она поманила меня к окну. Я подошел.
- В лесу радиля ёлёчка, в лесу она биля...- потрясла она меня исполнением двух строк из известной русской песенки. Сама она тоже была очень горда этим. Я зааплодировал.
- Браво, браво!
Сикки молча ревниво наблюдала за сестрой, потом бесцеремонно отодвинула ее в сторону и заняла центральную диспозицию в окне.
- Vaata! - сверкнув глазами, сказала она.
- Смотри! - перевела старшая, нисколько не обидевшись на сестру.
Сикки согнула ладошку в кисти к себе и другой рукой большой палец ладошки прижала так, что он лег на запястье. Я захлопал. Но Сикки нужна была победа, значит удивить нужно было еще раз. Она проглотила воздух и отрыгнула его, точно как это делают йоги для вентиляции желудка. Да-а, это действительно стоило удивления, потому что упражнение не из простых, хотя и малоэстетичное. Я выразил очередное удивление, закатив глаза. Сикки победоносно взглянула на сестру и инцидент был исчерпан. Я вынул из чемодана две пластмассовые диадемы и "наградил" ими обеих сестер. Тогда диадемами было повальное увлечение среди всех возрастов женского пола. Они с видимым удовольствием водрузили подарки на буйные головки. Потом мы поиграли в прятки до тех пор, пока бабушка не позвала их обедать...
На следующее утро Кайту снова меня удивила. Начало было обычным, вчерашним. Они вытащили москитную сетку из окна и просунув головы, выглядывали меня внутри дома.
Иди сюта мой миляй!- подозвала меня Кайту из амбразуры распахнутого окна.
Я приблизился к окну. Кайту, указывая на Сикки, заговорщически произнесла.
- Он теппя люпит!
Я кивнул. Вероятно, Кайту решила, что надо повторить.
- Люппит! Панимает?
Я утвердительно кивнул еще раз. Сикки бросала на меня быстрые подозрительные взгляды и, очевидно, убедившись в полном моем понимании, решительно предложила.
- Mangime jalgpalli? (Сыграем в футбол?)
Игра в "футбол" состояла в следующем. На асфальтовой дорожке перед нашими домами, устанавливались ворота из камней размером в шаг на расстоянии метров десяти друг от друга. Одни ворота - мои, вторые - "противника". Сикки выступала в роли защитника, Кайту - нападения. Я, в зависимости от обстоятельств, выполнял разные функции: от голкипера до судьи. Резиновый мяч, который они с собой приносили, размером в настоящий футбольный, вполне отвечал требованиям игры. Сикки по настоящему защищала ворота. Если ей не удавалось выбить мяч у меня из-под ног, она хватала меня за руку, вцеплялась в майку, в шорты, щипала, царапала и даже кусала в безвыходных ситуациях. Глаза ее горели как у разъяренного тигренка. Азарт борьбы ее захватывал без остатка. Она бегала довольно быстро на своих тонких голенастых ногах, размахивая руками и острыми коленками и разбрасывая пятки в разные стороны. Вообще она вся была из острых углов и в пылу борьбы то и дело я натыкался на ее шипы локтей и коленок. Круглыми у нее были только уши, слегка оттопыренные и небольшие. Если Сикки напоминала худого цыпленка, то Кайту скорее походила на маленькую уточку. Она вразвалочку бегала, вся была округлая и спокойная. Не очень расстраивалась при неудачах, следила за соблюдением правил и количеством голов и вела дипломатические переговоры при случавшихся конфликтах... Игру мы закончили вничью 5:5 и меня отпустили с миром.
В этом году в полку песочной кучи прибыло. Тихий мальчик и такая же девочка лет четырех теперь каждый день приходили лепить куличики и рыть подземные ходы. Набегавшись вдоволь со мной, сестры принимались за обучение малых сих искусству строительства песчаных дворцов и крепостей. В игры для "взрослых" они не годились и потому принимали участие только в качестве зрителей.
В таком необременительном для меня режиме дня прошла половина отпуска.
Во второй половине ко мне нежданно-негаданно приехала подруга, в которую я был влюблен по уши. Влюблен за то, что она была хороша собой, за то что умна, за жизнерадостность, за то, что все горело в ее руках, вообще любил за все, что в ней было.
Весь день мы прогуляли по окрестностям и к вечеру от обилия свежего воздуха и ярких впечатлений, да и от усталости с дороги у Ани просто закрывались глаза. Она их мужественно таращила, но кончилось дело тем, что она заснула прямо в кресле в кресле у камина, в котором я зажег сухие ветки можжевельника. Они давали фантастический аромат, которым я хотел удивить Аню. Но не успел.
Я стал убирать посуду со стола и в этот момент в дверь постучали. Постучали так робко, что Аня даже не пошевелилась.
На пороге стояла тихая девочка, "болельщица" из песочной кучи.
- Комвек, - тихо и печально произнесла она.
Что это такое "комвек" я не знал. Смотреть в словаре не имело смысла, потому что детскими устами само слово могло быть искажено. Видя мое затруднение, девочка положила указательный пальчик в рот и повторила настойчиво.
- Комвек.
Только теперь я догадался. Сегодня ведь не было футбола. По моей вине. Я прогулял, но "болельщица"-то очевидно прибыла в соответствии с "расписанием" и, увы... Теперь она справедливо требовала компенсацию за упущенную выгоду. Я дал ей шоколадку. Перемыв посуду и пошевелив догоравшие веточки в камине, я продолжил восхищаться запахами в единственном числе. В дверь снова так же робко постучали.
Печальная девочка за руку привела с собой хмурого карапуза.
- Комвек,- попросила она за карапуза. Тот еще, видно, не умел говорить.
Я дал им по шоколадке. Мальчонка деловито развернул свою, фантик положил в карман, а шоколадку, насколько помещалась, сунул в рот... А где же мои верные подружки?- подумал я. За целый день даже ни разу не промелькнули перед глазами. Может быть их увезли родители?
Я вернулся в дом. Аня так крепко спала, что я не решился ее будить. Накрыв ее пледом, я уселся за машинку. Скоро мне расхотелось работать. Я улегся на диване с книжкой, ожидая, когда проснется Аня. И не заметил, как заснул.
Утром я проснулся от голосов, доносившихся с улицы. Выглянув в окошко я увидел Аню в окружении соседок - сестричек, оживленно жестикулировавших. Я взял полотенце и выбежал наружу.
- Ты беги купайся, а у нас тут свои проблемы. Я уже искупалась - сказала Аня.
Жаль, мне бы очень хотелось пробежаться вместе. Пока я трусцой спускался к озеру, невеселые мысли полезли в голову. По-моему Аня меня избегает: вчера заснула, ладно, еще можно предположить, что утомилась . Но сегодня могла бы меня разбудить... А может и заснула раньше, чтобы... Но зачем тогда было приезжать? И потом всего две недели назад оставила мне письмо, не застав меня перед отъездом, полное любви: " ...как я проживу целый месяц без твоих рук, глаз, губ...". И прочее и прочее в том же духе... Или это опять подводит моя "сверхтонкая" интуиция!.. Ладно, нечего зря воду в ступе толочь. Сейчас вернусь с купания и все прояснится...
На мое возвращение никто не обратил внимания, потому что вся компания находилась в гостиной у зеркала и с увлечением творила прическу на голове Сикки. Пока я пил кофе успели причесать и Кайту. Сикки видно понравилась новая прическа. Она представляла собой взбитую челку, по свисающей кудельке на каждую щеку, диадему на темени и хвост на затылке. Сикки выходила так осторожно, будто несла на голове кувшин с водой и боялась его уронить. Заплетенная и причесанная команда выстроилась на улице и призвала меня последовать их примеру. Состоялся футбольный матч в один тайм, в коем защитница Сикки щипала, кусала и колола меня остриями своих конечностей с особой жестокостью. В пылу борьбы ее сногсшибательная прическа была утрачена безвозвратно. На голове удержалась только диадема, запутавшись в растрепавшемся хвосте.
После игры всем захотелось выкупаться. Мы отправились на пляж и провели там с Аней время до обеда. Девочки, искупавшись, убежали еще раньше.
За обедом Аня грустно посмотрела на меня и сказала.
- Ты знаешь, я уеду вечерним автобусом.
Внутри у меня образовалась черная холодная дыра и потянула в себя все внутренности. Я спросил как можно спокойнее.
- А что вдруг?
- Так будет лучше.
Кому лучше она не уточнила, но догадаться было несложно. Я промолчал и взглянул на часы. До автобуса идти минут пятнадцать, итого в запасе час. Аня помыла посуду и собрала свои вещички.
- А эта маленькая в тебя влюблена!- улыбнулась Аня.
- Я знаю.
И еще знаю, что ты сейчас скажешь.
- Ты меня извини, Лёша - вздохнула Аня, - но я решила вернуться к мужу.
- Правильно делаешь. Я давно тебе советовал.
- Да... ты был прав.
- Пора идти, - сказал я и подхватил ее чемодан.
Прошли какое -то время молча.
- А зачем ты приезжала?
- Не знаю...Чтобы тебе было полегче.
Вот оно, женское милосердие: вгонят нож по самую рукоятку, а потом гладят это место, постоянно задевая торчащий нож, и искренне уверены в том, что боли быть не должно.
За кустами вдоль дороги я заметил мелькнувшее платье Сикки. Или мне показалось... На автобусной остановке я поцеловал Аню.
- Желаю счастья.
Она заплакала уже глядя из окна автобуса.
Раньше я тут же бы побежал вешаться или по крайней мере надрался бы до без памятства. Но с некоторых пор я приучил себя быть готовым к худшему даже в безоблачных ситуациях. Правильно говорят, что каждый мужчина тяготеет к определенному типу женщин. Так вот я западаю на тех, кто не умеет любить. Я даже не подозревал, что такие существуют. Но, оказывается, есть, и их не так уж мало. Мне в этом призналась одна из покинувших меня еще в далекой молодости подруга. Им нравится быть любимыми, и они вовсю стараются любить до такой степени, что сами впадают в заблуждение относительно своих чувств и им начинает казаться, что они любят. На самом деле мужчина для них лишь непременный атрибут комфортной жизни. Как любимый шкаф, например, или ванная с массажными струями. Они могут пользоваться избранными предметами сколь угодно долго, но всегда существует опасность, что вещи эти могут разонравиться в любой момент. Когда вдруг момент икс наступает, такой тип женщин не останавливается ни перед чем. Вся энергия сосредоточивается на выполнении задачи номер один: избавиться от надоевшего предмета. Не мытьем так катаньем... Избавившись, они могут забыть о нем навсегда, оставаясь абсолютно хладнокровными при случайной встрече. А могут вдруг, вновь воспылать страстным желанием вернуть утраченный предмет и с утроенной энергией будут добиваться этого. В случае удачи, мужчине снова придется сидеть как на иголках, ожидая предсказуемого следующего охлаждения возлюбленной. В случае неудачи, она будет считать себя бесконечно несчастной, до тех пор пока не откроет или не найдет в круговерти жизни новый подходящий образчик, располагающий к комфортной жизни...
Аня, по-видимому, находилась под воздействием пробудившихся чувств, утраченных в прошлом, теперь ощущаемых ей как истинные.
Я вернулся домой. Несмотря на все уговоры по дороге, нож продолжал торчать, а рана кровоточить. Надираться я не буду, решил я, но рюмку выпью для снятия стресса. Я налил рюмку коньяка. Громкий стук в дверь прервал мероприятие. Я распахнул дверь. Метрах в трех от двери стояла Сикки. При моем появлении она сорвала с головы мой подарок, пластмассовую диадему, бросила ее на асфальт и с ожесточением стала топтать ее. Глаза ее при этом метали громы и молнии. Расправившись с диадемой, она выразительно плюнула в мою сторону и убежала, не оглядываясь.
Я вернулся в дом и выпил рюмку одним махом. Две потери в день, это слишком подумал я и выпил еще одну. Коньяк не действовал. Я позвонил приятелю в Москву и поплакался в жилетку.
- Я теперь понимаю, почему тебя девки никак не женят на себе , - сказал приятель. Не попадаешь в возрастной диапазон. Тебя девки любят или до двенадцати лет или после семидесяти. ( " После семидесяти" - это он намекал на свою маму, которая мне благоволила). Первые женить тебя на могут - им еще рано, а вторые не пытаются - уже поздно. А в серединке тебе почему-то не везет. Ты там чаще на пляж похаживай...Время еще есть.
На следующее утро купаться я побежал не на пляж, а в безлюдную бухточку. На берегу можно было спокойно сделать зарядку и расслабиться после купания растянувшись на мягкой траве, подогретой утренним солнцем. Я уселся в позе лотоса, закрыл глаза и подставил лицо восходящему солнцу. Когда я их открыл, рядом сидела Сикки в такой же позе и смотрела на меня с некоторым превосходством, потому что ее ноги были "завязаны" по- настоящему, а мои просто сложены. Чтобы окончательно утвердить свое неоспоримое первенство Сикки, не "развязывая" ног встала на коленки и как паучок пробежала по траве. Я кивнул в знак одобрения, но чтобы она не очень задавалась, втянул живот по- йоговски. Сикки тут же попробовала повторить, но у неё не получилось. Когда вдобавок я покрутил мышцами живота и сделал стойку на голове, Сикки была окончательно покорена. По ее взгляду я понял, что прощен. Соперница уехала, обида забыта. Победителей не судят.
Кайту родители отправили в детский лагерь. Об этом мне сообщила ее бабушка, когда мы возвращались с купания.
- Теперь вам будет легче, - с мягким акцентом и с такой же улыбкой произнесла бабушка. - Если Сикки будет мешать, скажите мне.
Как раз сейчас я был бы рад увеличению "нагрузки". Тем более, что
игры пришлось отменить из-за отсутствия кворума. Зато Сикки бегала за мной повсюду: купаться, в лес за грибами или ягодами, в магазин. Она ничем мне не досаждала, но однажды...
Как-то я собрался покататься по озеру на надувной байдарке, которую я нашел в гараже у приятеля. Сикки как обычно меня сопровождала. Но в этот день в нее как будто вселился бес. Пока я дотянул тележку с лодкой, веслом и ножной помпой до озера, она успела два раза ее опрокинуть. Оба раза мне пришлось собирать поклажу под ужимки и кривляния маленькой хулиганки. У озера она вдруг превратилась в тихую овечку и взялась накачивать лодку. Процесс был не из легких, ей пришлось попотеть. Я сознательно не помогал, пока она не выбилась из сил. Теперь, полагал я, по крайней мере будет потише себя вести. Так и получилось. Она послушно выполняла все мои указания и безропотно заняла место на носу байдарки. Мы отплыли от берега метров на тридцать и вдруг в ее глазах снова забегали бесенята. Она принялась раскачивать байдарку и хохотать. Когда я попытался ей дать подзатыльника, она просто вывалилась из байдарки. Пришлось выбрасываться и мне. Выскочив из воды Сикки мертвой хваткой вцепилась мне в шею. На байдарку мне удалось вскарабкаться не сразу. Несколько раз она выскакивала из под меня. Наконец, в перевернутом виде она мне подчинилась. Алюминиевое весло благополучно утонуло. Грести кое-как можно было руками. Оседлав меня, Сикки быстро освоилась. Она щипала, царапала, била по моей спине дергала за волосы, то есть развлекалась как хотела. Мне приходилось терпеть. При приближении к берегу злоба моя достигла апогея. Я уже предвкушал как больно отшлепаю распоясавшуюся в конец девчонку, как отведу ее к бабушке, пожалуюсь и до конца отпуска попрошу запретить ко мне приходить. Но как только "плот" подошел к берегу, она ловко соскочила в воду и стремглав бросилась бежать, успев схватить платьице, лежавшее на берегу. Отбежав на безопасное расстояние, она обернулась, высунула язык, состроила мерзкую рожу и довольная собой удрала. Ничего, отшлепать не удалось, зато остальные угрозы, выполню обязательно.
Я притащил лодку домой примерно часа через два. Весло, слава Богу, не утонуло, а зацепилось за снасти перевернутой байдарки и дотащилось до берега вместе с ней. Злоба моя улеглась и уж совсем я остыл, когда вернувшись, на крыльце я обнаружил три роскошных белых гриба. Это означало, что Сикки просит прощения.
На следующий день она вела себя как и всегда. Спокойно смотрела как я делаю стойку на голове во время зарядки на берегу, показывала, насколько она уже научилась втягивать живот, пробовала сама сделать стойку... Днем мы ходили за черникой...
Все вернулось на круги своя...
И вдруг новый сюрприз.
Однажды вечером, когда время близилось ко сну, в дверь постучали.
Я не стал гадать, кто бы это мог быть, и пошел открывать. Сказать что я изумился, все равно что ничего не сказать. Одно время было модно выражение "выпасть в осадок". Вот если изумление и выпадение в осадок смешать в равных пропорциях и умножить на два, то полученное произведение примерно будет соответствовать испытанному мной чувству. Передо мной стояла Сикки в наряде полностью повторявшем одежды Ани, очевидно позаимствованные из маминого гардероба : в джинсах, ковбойке завязанной узлом на животе, в шпильках, размеров на пять больше, в которых она передвигалась как на лыжах, в широкополой соломенной шляпе и ярко накрашенными губами. Воспользовавшись моим замешательством она бесцеремонно въехала в дом. Прошаркав в спальню, она села на мою кровать.
- Я здесь.. спать..
Дальше выпадать в осадок было некуда.
- А где бабушка? - строго спросил я.
Слово "бабушка" уже знали обе, потому что я каждый раз грозился наябедничать бабушке, когда они чересчур заигрывались.
- Бабушку... нет...ночь..- развела руками Сикки.
Мне можно было и самому догадаться, что в таком наряде дальше дома она бы не ушла, будь бабушка дома. Что делать? Вытолкать? Обид не оберешься... Оставить? Чтобы всю ночь играть в " дочки-матери"? ... Я сделал вид, что согласился и незаметно выдернул телефонный шнур.
- Мне нужно звонить, - показал я Сикки знаками.
Она указала мне на аппарат. Я взял трубку, подул, постучал по рычагу. Пожав плечами, сказал
- Не работает...Я пойду на почту... Почта... звонить.
Сикки кивнула. Я объяснил ей как мог, что там могу быть долго, но как только вернусь, зайду к ней. А она пока пусть переоденется. Сикки нехотя согласилась.
Утром, на зарядку прибежали обе, Сикки и Кайту. Значит бабушка ездила за Кайту, догадался я. Глаза Сикки сверкали негодованием.
- Почему ты не придет? - перевела Кайту гневный вопрос Сикки.
Я состроил насколько мог удивленное лицо. Я был, стучал, но Сикки наверное заснула, потому что я вернулся с почты поздно. Жестикулировал я убедительно, потому что Сикки перестала метать в меня мелкими яблоками дикой яблони, сбросившей неподалеку свои плоды...
Игры возобновились в полном объеме. День отъезда незаметно приближался, приближался и вдруг наступил. Утром я нарисовал автобус на песке и показал знаками Сикки, что я уезжаю на нем. Сикки молча кивнула. Когда мы возвращались с купания, она подвела меня к куче песка и нарисовала двух девочек. Под одной написала "Сикки", под другой "Кайту", поставила цифры "10" для Сикки и "11" для Кайту. Затем нарисовала страшного дядьку и поставила знак вопроса. Я уточнил мой ли это портрет. Сикки кивнула. Я написал "50". Сикки вытаращила глаза и схватилась обеими руками за голову. Так она делала всегда, когда ее что-то очень удивляло. Что-то в этой арифметике ее явно не устраивало.
Она подумала немного, пошевелила губами, закатив глаза кверху безнадежно, потом махнула рукой и убежала.
Выходя из дома уже с дорожной сумкой я обнаружил на крыльце букетик полевых цветов и коробочку. В коробочке лежала завитушка волос и записка по-русски: " Это тебя. Мой миляй"....
Так получилось, что следующее свидание с Сикки случилось лет через восемь. Я продолжал ездить в отпуск Эстонию, в тот же городок, купил там дом в конце концов, но сестричек больше не встречал. Их бабушка сказала мне, что родители переехали в столицу и внучки теперь летом отдыхают в другом месте. Бывают и у бабушки, но очень редко и ненадолго.
Итак, восемь лет спустя, прогуливаясь вдоль озера, я был привлечен громкой музыкой и командами, подаваемыми через мегафон в районе пляжа. Там часто устраивались спортивные соревнования по воскресеньям и я от нечего делать побрел поглазеть на зрелище. Когда я подошел к причалу, соревнования на каноэ уже закончились. На импровизированный постамент из фанерных крашеных кубиков забрались три девушки. Сикки я узнал сразу. Теперь это была крепкая мускулистая высокая девушка, но подвижные с хитрецой глаза и оттопыренные ушки остались от детства в неизменном виде. Она заняла первое место и получала поздравления. Чтобы убедиться в том, что я не ошибся, я улучил момент, когда можно было приблизиться к ней на короткое расстояние и назвал ее по имени:
- Sigrid
Уменьшительным именем я не рискнул позвать чемпионку. Она обернулась, внимательно посмотрела на меня, приветливо махнула рукой и тут же отвернулась. Скорее всего не узнала...