Представьте себе такую картину. Вы - здоровый человек (или пусть не очень здоровый, но до сих пор справлявшийся с разными недугами дома домашними средствами) и вдруг у вас приступ и вас на "скорой помощи" увозят в больницу. Всего несколько мгновений - и вы лишены привычных родных стен, родных глаз и ввержены в незнакомый мир с неизвестными чуждыми законами бытия. Шок. В голову лезут мысли самые мрачные, потому что вы сделались беспомощным на неясные сроки, в лучшем случае, о худшем вы просто боитесь думать.
В подобной ситуации я оказался не дома в Москве, а находясь в небольшом эстонском городке. По российским понятиям населенный пункт с двумя тысячами жителей никак городом не назовешь, однако эстонский имел все признаки города: ратушу, банк (даже два банка) супермаркет (даже два супермаркета) поликлинику и даже больницу.
Итак, у меня случился сердечный приступ. Привычные лекарства боль не снимали, последняя надежда - скорая помощь. Жену подробно выспросили по телефону (по-русски), что болит да как, и пообещали прислать врача.
Каждого сердечника во время приступа, одолевают примерно одни и те же мысли: хорошо бы побыстрей избавиться от боли и как бы не умереть до приезда врачей. В этот промежуток времени живо всплывают в памяти собственные случаи счастливого избавления от лап смерти и чужие - неудачные: когда и к кому "скорая" не успела; успела, но не сумела помочь; помогла, доставила, но угробили в больнице...и т.д. Вот эти, "чужие" случаи пугают больше всего. Сейчас у меня как раз есть все шансы стать таким же неудачником. В маленькой бедной стране, в заштатном городишке, можно ли думать о квалифицированной помощи? "Скорую" и ту, наверное, не дождешься.
Но нет, "скорая" пришла через пятнадцать минут. Сняли кардиограмму. Инфаркта нет. Боли - результат повышенного давления. Дали таблетку. Вызывайте, если боли возобновятся. Уехали... Всё как у нас. Ура, обошлось без больницы!
Нет, радость была недолгой, боли вернулись. Снова вызвали скорую. Другой врач предложил обследование в больнице: бывает, кардиограмма "не видит" инфаркта. Могу ли идти сам? Могу. Мне прикрепляют капельницу и ведут к машине. Вот когда наваливаются все страхи разом. Но все-таки, не смотря на охвативший страх, замечаю внутри ослепительную белизну и чистоту. Вся внутренность машины начинена сложной аппаратурой, в том числе прибором для запуска сердца в случае внезапной остановки, знакомым мне по российским телевизионным передачам, в которых рассказывалось о досадной смерти молодого хоккеиста из-за отсутствия этого прибора в машине скорой помощи.
-У вас в каждой машине такой прибор?- не удержался и спросил я у сестры.
- Нет, берем только на вызов к сердечникам, - сестра сидит рядом, подбадривает. - Вы не волнуйтесь, вам он не понадобится, там быстро определят есть у вас инфаркт или нет. Даже если и есть, вас быстро починят.
Машина, однако, у больницы не останавливается.
- Мы разве не в больницу?
- Нет, у нас такой аппаратуры нет. Мы вас отвезем в клинику Тартуского университета. Вам спинку приподнять?
Лежать не просто удобно, а очень удобно. Сестра нажимает на кнопку, спинка приподнимается. Теперь суперудобно, мягко и нежарко. Слышу как жужжит кондиционер. Ехать сорок километров, но в таких шикарных условиях, я готов ехать хоть за тридевять земель. Но снова поползли черные мысли. " Доставят с комфортом и уедут. Уже конец рабочего дня, врачи наверняка ушли. Сколько я слышал рассказов, как бросают в коридорах больниц без всякого внимания до утра несчастных, неосмотрительно заболевших вечером. Вот сейчас и меня бросят выживать...".
Скорая подкатила к пятиэтажному зданию. Из машины мне выйти не дали. Вышел санитар с каталкой, меня переложили, ввезли внутрь здания и покатили по коридору. Мне показалось, что меня снимают в эпизоде американского фильма. Интерьер коридора, санитар в униформе, толкающий каталку, сестра, семенящая рядом с капельницей в руке - всё как в кино, и я на каталке -главный герой.
В регистратуре сопровождавшая меня медсестра что-то объяснила по-эстонски принимавшей сестре и меня отвезли в зал, разделенный на боксы занавесками. Но в боксе меня не бросили. Подошла дежурный врач, представилась, расспросила о болезни, послушала.
- Чтобы исключить возможность инфаркта, мы можем сделать специальный анализ, но вы не наш гражданин и для вас анализ платный. Вы согласны платить?
Я согласился.
Через некоторое время анализ был готов.
- У вас нет острого инфаркта, - сказала врач. - Мы вас выпишем.
У Вас был приступ стенокардии.
- Но я чувствую себя плохо.
- Мы не можем вас лечить бесплатно.
- Но у меня есть медицинская страховка.
- У вас не страховой случай. Нам ваша страховая компания не оплатит расходы. У вас обострение хронического заболевания. Вот если бы вас привезли с острым инфарктом...
- Но я могу его в любой момент получить...
Врач пожимает плечами.
- Можете. Но можете на медикаментах дотянуть до Москвы.
- Мне не хочется рисковать. Лечите вы.
- Вам будет это дорого стоить.
- Сколько?
- От 10 до 20 тысяч долларов.
- Так 10 или 20 все-таки?
- Точно можно будет сказать только после коронарографии.
- Я согласен.
Врач на секунду задумывается
- Я должна позвонить начальству.
Она уходит и быстро возвращается.
- Мы оставляем вас до завтра. Завтра начальство решит.
Меня увозят в палату. Снова как в американском кино. Санитар, лифт, коридор с блистающими чистотой стенами и потолком, палата. В палате две кровати, но я пока один в ней. Теперь до утра есть время поразмышлять. Я смерти не боюсь, я бы рискнул дотянуть до Москвы. Но меньше месяца назад я уже лежал в одной из клиник Москвы. Там меня всесторонне обследовали, оставался последний этап - коронарография. В назначенный день в клинике ломается коронограф. Меня выписывают до получения запчасти из Америки. Через неделю запчасть не приходит, зато уходит в отпуск лечащий врач. Мое лечение откладывается еще на месяц и я уезжаю в Эстонию. Успеваю пробыть здесь "на воле" всего несколько дней и вот я снова в больнице... Предположим, мне удастся добраться до Москвы, дождаться когда врач выйдет из отпуска и коронограф заработает. Все равно метода лечения одна и платить придется и там. Я вспоминаю обшарпанные стены кабинетов и коридоров московской клиники... Нет, здесь мне больше нравится. И ехать за тридевять земель не надо. Ждем завтра...
Заведующий отделением сосудистой хирургии, симпатичный рослый мужчина появляется утром в моей палате, здоровается, представляется.
- Вам уже говорили, что ваши страховые компании отказываются нам оплачивать любое лечение за исключением кризисных случаев?
- Да. Но по моему самочувствию состояние - как раз кризисное, хуже некуда.
- Понимаю, но формально ваш случай не острый. Если вы хотите у нас лечиться, вам нужно внести деньги на счет клиники - двадцать тысяч долларов. Это максимальная сумма расходов. В процессе лечения сумма уточнится - остаток вернем.
- Хорошо, я согласен.
- Тогда мы выписываем счет. Как только вы его оплатите, приступим к лечению.
Счет оплачиваю, меня принимают. Теперь можно осмотреться. У моей кровати тумбочка с моими пожитками в пластиковом мешке. Кровать с ортопедическим матрасом, лежать удобно. У изголовья замечаю пульт. Поочередно нажимаю кнопки: кровать, как кресло в "Боинге" бизнес- класса принимает какие угодно положения. Выбирай любое удобное тебе. Постучалась и вошла уборщица со шваброй, поздоровалась, протерла и без того сверкающий пластиковый пол. В него можно смотреться как в зеркало.( Я невольно вспомнил бурые затертые линолеумные полы московской клиники). В дверь снова постучали. Пришла дежурная сестра, принесла таблетки. В девять часов принесли завтрак. На тумбочке закреплен поворотный столик, можно есть, не вставая с постели. Завтрак как в хорошем доме отдыха или трехзвездной гостинице. Зашла другая уборщица и протерла места, где могла бы находиться пыль. В течение всего дня я не переставал удивляться. Туалеты рядом с палатой у каждой палаты, чистоты безупречной, без запаха мочи или дезинфицирующих средств. Унитазы двухкнопочные, зеркала перед раковинами, жидкое мыло, туалетная бумага, бумажные салфетки, бумажные полотенца. Просторные блестящие вымытой светлой керамической плиткой душевые с современными "однорукими" смесителями и массажными насадками, два типа шампуня: для головы и для тела, простыни для вытирания, хотя у меня в комплекте белья в палате три полотенца, в том числе и банное. Вдоль коридора у стены небольшой стеллаж с книгами на эстонском и русском. В конце коридора маленький холл с телевизором и удобными мягкими кожаными креслами.
Два следующих дня ушли на анализы и обследования, на утро третьего назначили коронарографию. Я уже знал, что лечение должно этим и закончиться, потому что одновременно с обследованием сосудов мне поставят в них расширители на места, суженные бляшками, и кровь по отремонтированным сосудам побежит к сердцу с целительной свободой. Вечером мне дали почитать предупреждение, где перечислялись возможные осложнения при операции. Среди прочих был и летальный исход. Этот впечатляющий документ мне надо было подписать. Можно и не говорить, что утром я был далеко не в радужном настроении. Меня везли на операцию по тем же блистающим чистотой коридорам, но теперь ничего меня не радовало. Мысль о близости возможной смерти не давала покоя. Сестры, готовившие меня к операции, видно разглядели страх в моих глазах и подбодрили меня.
- Не бойтесь, будет не больно.
Не больно, может и не больно, но близко к сердцу подведут зонд, как там оно отреагирует на незваного гостя?... Вошел хирург, мужчина лет пятидесяти, весело глянул на меня и произнес:
- Доброе утро!
Это было сказано так просто и естественно, будто нам предстояла дружеская беседа, а не серьезная операция. Тут же все страхи рассеялись, уверенность хирурга передалась мне и... действительно между нами началась беседа, а операция шла между прочим как бы сама собой.
- Все прочие предыдущие исследования к сожалению не дают точной картины состояния ваших коронарных сосудов. Коронарография - пока единственный метод, дающий точную оценку на сколько ваши сосуды перекрыты бляшками. Сейчас я введу зонд, вначале чуть неприятно, но не больно. Если вы почувствуете дискомфорт, сразу мне скажите.
Я не почувствовал никаких изменений, кроме краткого ощущения заталкивания в ногу пробки.
- Сейчас могут появиться неприятные ощущения, я ввожу красящее вещество...
Чуть-чуть поскребло за грудиной.
- Вот посмотрите на монитор.
На большом экране прямо надо мной я увидел сердце и на нем похожие на голые веточки сосуды.
- Видите вот этот белый отросток?
- Да.
- Белый он потому, что кровь в него не поступает. Эта артерия перекрыта полностью. Да и остальные сосуды имеют множественные поражения. Вы хотели установить расширительные стенты?
- Да.
Хирург помолчал.
- Я вам скажу так. Если бы такую картину я обнаружил у себя, я бы подумал об операции по шунтированию. В вашем случае слишком много пораженных сосудов.
Как гром среди ясного неба. Я был абсолютно уверен, что все близится к счастливому завершению.
- И нет других шансов?
- Если бы артерия была перекрыта хотя бы на два сантиметра, я бы установил стенты. Но у вас перекрыто пять сантиметров. Я могу установить, но как артерия себя поведет, я не берусь сказать. Скорее всего нужного эффекта не получим.
- Но шансы есть?
Хирург пожал плечами.
- Шансы есть всегда. Я сейчас посоветуюсь с вашим лечащим врачом.
Вошли лечащий врач и заведующий отделением. Они недолго поговорили между собой по-эстонски и хирург обратился ко мне.
- Мы пришли к заключению, что кардинальное решение ваших проблем - операция.
- Вы можете сделать ее где угодно. У нас или в России - добавляет заведующий отделением.
- Но хозяин- барин. Если вы настаиваете, я установлю стенты - снова вступает хирург.
Зачем же мне настаивать, если профессионалы не обещают положительного результата? Я отказываюсь от стентов.
Вижу, как хирург вытаскивает зонд. Но ведь теперь нужна операция... Будто угадав мои мысли снова вступает заведующий отделением.
- Если вы будете делать операцию у нас, вам хватит переведенных средств.
Я соглашаюсь на операцию в клинике. Добираться до Москвы в моем состоянии мне кажется немыслимым делом.
Меня увозят в палату интенсивной терапии. Большое светлое помещение разделено на несколько боксов занавесями. Мне нужно пролежать в своем сутки: час с грузом на ноге и остальное время просто не вставать с постели, чтобы закрепилась калогенная пробка в отверстии вены, через которую вводили зонд.
Занавеси то и дело закрываются и открываются, потому что все боксы заняты и медперсонал непрестанно в движении между ними. В бокс напротив поместили пожилую женщину. Экстренный случай. Это понятно по частой смене аппаратуры и количеству разных специалистов около нее. Через какое-то время суета возле ее кровати прекратилась, она заснула. В течение всего процесса спасения рядом топтался высокий худой старик с добрым, внимательным взглядом. Он только раз извинительно глянул в мою сторону (ему пришлось пересечь часть "моей" территории), но этого мне было достаточно чтобы уловить в его глазах бездну печали. Не страха, а именно печали. Неизбывной печали, смешанной с тоскливым осознанием собственной бесполезности в спасении любимого существа. Прошел, наверное, час. Женщина проснулась и ей позволили сесть на кровати. Старик, весь предыдущий час, бессмысленно передвигавший по подоконнику с места на место бутылку минералки и пакетик с провизией, теперь подсел на кровать рядом с ней и осторожно погладил ее по спине. Она что-то ему сказала. Тогда он встал, обошел кровать и сел спиной к ней. Она оперлась на его спину. Так они и сидели недвижно, чуть сгорбившись, спина к спине, прижавшись друг к другу, не говоря друг другу ни слова. Проходившая медсестра задернула мою занавеску. Больше я не видел этих стариков: меня скоро перевезли в общую палату. Здесь мне предстояло провести еще несколько дней до операции.
Если бы не постоянно напоминающая о себе болячка, можно было бы подумать, что я в доме отдыха. Рано утром сестра не будила для измерения температуры, а просто оставляла градусник на тумбочке.
вместе с таблетками. Если кто-то из подвижных больных забывал по утру подходить к сестре для измерения давления, она сама находила пациента в палате или у телевизора и на месте делала замеры. Нас кормили вкусно четыре раз в день, мы были вольны перемещаться в любых направлениях внутри клиники и прогуливаться по двору.
В конце недели безмятежного отдыха в палату вошел симпатичный молодой человек. Оперирующий хирург. Внешне он никак не напоминал мясника, готового кромсать и резать, а, скорее музыканта своими тонкими длинными пальцами. Чем-то он был похож на молодого Вана Клайберна, американского пианиста. С первых слов он расположил к себе. Я не услышал от него шаблонных текстов, произносимых скороговоркой казенным языком, он смотрел мне прямо в глаза, а не скользил невидящим равнодушным взглядом по моей кровати как по пусту месту... Я услышал и увидел человека, сопереживающего моему горю. Большего мне было не нужно. Известно ведь, что врачи не боги, а пациенты не вечны. По мне лучше спокойно умереть на столе с мыслью, что я в заботливых руках, чем перед операцией содрогаться от мысли, что равнодушный коновал зарежет тебя по небрежности. "Врачи спасли от неминуемой смерти" - очень эмоционально и трогает до глубины души, но к сожалению не точно. В лучшем случае врачи оттягивают эту неминуемую смерть. Если копнуть поглубже, то и полное исцеление - штука относительная. Мы все равно умрем. И кто гарантирует, что последующие страдания от других недугов не будут неизмеримо страшнее сегодняшних? Только Всевышний. Так что и смерть у хирурга на столе может быть во благо....
- Я посмотрел результаты коронарографии, - прервал мои мысли хирург. - Вам придется делать три или может быть четыре шунта.
Материал возьмем из сосудов вашей ноги. Если у вас есть вопросы по операции, спрашивайте.
- Меньше знаешь, крепче спишь, - отшутился я. - Лучше я вам пожелаю успеха, я уверен, что вы сделаете все как надо.
Хирург улыбнулся и раскланялся.
- К вам еще придет анестезиолог, до свидания.
Анестезиолог оказался толстым добродушным дядькой.
- После операции вы проснетесь с дыхательной трубкой во рту. Это неудобно, но не пугайтесь. Ее уберут через несколько минут, когда дыхание стабилизируется. А завтра утром, вам дадут таблетку, потом перед операцией вторую и вы уснете...
Ночь, как ни странно, я спал спокойно. Я знал, что мне будут резать грудную клетку, останавливать сердце..., но ведь я не буду это чувствовать... А что будет после операции, мне, слава Богу, неизвестно и заранее городить ужастики в воображении было просто не из чего.
Но как только я проснулся трагические мысли взяли меня в полон: а вдруг это последнее мое утро на этом свете... Испугаться окончательно не успел. За мной быстро пришли санитары, раздели, дали таблетку, положили на тележку, накрыли простыней и повезли. Я стал ждать спасительной второй таблетки...
Кто-то похлопывает меня по щеке.
- Операция закончена, - слышу я голос анестезиолога.
Я открываю глаза. Вижу лицо врача. Вот тебе раз! Уже всё!?! А вторая таблетка? Когда же это я отключился? Я решительно не помнил этого момента... Ну да ладно, главное, что всё кончилось... Или главное только начинается? Я чувствую трубку в горле. Нет не трубку, а трубищу, которая заткнула все ходы и выходы. Могу дышать только носом да и то с трудом, особенно на выдохе.
- Скоро вам вынут трубку, немного потерпите, - это снова анестезиолог.
Терплю, спать хочется очень, кроме трубки больше никаких мешающих факторов. Наконец, трубку вынимают и я тут же засыпаю.
Просыпаюсь сам. Рядом врач-анестезиолог.
- Как вы себя чувствуете? Болей нет?
Нет, болей нет. Чувствую себя расслабленным, будто погружен в мягкую обволакивающую перину. Вижу темное окно. Наверное, вечер, или ночь. Снова засыпаю.
Утром меня будит медсестра.
- Давайте я помогу вам сесть. Нужно сделать рентген.
Меня усаживают на кровати, на колени ставят кассету. Процедура длится недолго, но сидеть мне тяжело: подташнивает и кружится голова.
Половина десятого. Время завтрака. Мне подвозят столик, на котором зубная щетка с валиком пасты на щетине, мои зубные протезы в специальном контейнере, похожая на большую пиалу кювета с водой для мытья рук, вторая поменьше для споласкивания протезов и стакан с водой.
Завтрак я съедаю не весь, мешает подташнивание, но уже обед употребляю полностью и с удовольствием. Чувствую как силы быстро возвращаются ко мне. Единственно, больно делать полный вдох и движения, напрягающие грудную клетку. Лежа вообще чувствую себя прекрасно.
- Мне уже рассказали о твоем самочувствии. Завтра к тебе приеду, сказали можно в любое время...
Медперсонал в реанимации - студенты медицинского факультета - прямо таки наперебой предлагают свои услуги и бдительно следят за любым моим жестом или неосторожным движением и днем и ночью.
Кстати, следующей ночью, у меня появилась слабая боль в области шва на груди. Я проснулся и тут же ко мне подлетел студент с пробивающейся бородкой и внимательными глазами.
- Что- нибудь не так?
- Да вот что-то тут скребет... - я показал на грудь.
- Заболело? Это случается. Сейчас капельницу поставлю с обезболивающим.
Капельницу он поставил быстро, но через несколько секунд у меня началась резь в глазах, и потекли слезы, будто в глаза попало мыло.
- Аллергическая реакция, - заключил студент. - Запишу в карту, чтобы вам это лекарство больше не вводили и заменили на другое.
В соседний бокс в этот момент привозят нового пациента. Я слышу странные звуки напоминающие, что-то среднее между кашлем и рвотой. Одновременно там разворачивается быстрая деловая активность. Моя занавеска отодвинута и я вижу спины врачей у стола с монитором. Самого изображения мне не видно. Они совещаются какое-то время, потом расходятся и мне открывается то, что рассматривали врачи на мониторе. Там грудная клетка, вернее ее рентгеновское изображение. Характерная из гнутых ребер картинка знакома каждому, кто хоть раз в жизни обследовался в медучреждениях, только у этой в тех местах, где должны быть прозрачные легкие, черные огромные безобразные пятна. Без малейшего просвета в обеих половинах грудной клетки. Это не учебное пособие, а реальный рентгеновский снимок легких доставленной в реанимацию женщины. Я еще долго слышу ее жуткий кашель.
Утром я просыпаюсь вполне бодрым. Соседку уже перевели в общую палату - кризис миновал. Со мной повторяется процедура утреннего омовения, завтрак. Потом появляется хирург.
- Как вы себя чувствуете?
- Хорошо. Вчера не очень, а сегодня просто здорово.
- К обеду переведем вас в общую палату.
Вот это да! Я думал, что после тяжелой операции... А тут рраз!
- Я и ходить могу?
- Даже должны. По мере сил.
К великому моему удивлению я действительно смог ходить. И это на второй день после операции!!! Оказалось, что и соседи по палате, прооперированные со мной в один день тоже встают и способны перемещаться. Мы обменивались впечатлениями о днях, проведенных в реанимации и о сегодняшних послеоперационных ощущениях в груди.
В эти дни вся подвижная часть больных всех палат стремилась к телевизору, потому что был разгар пекинской олимпиады. Самых страстных болельщиков дежурные медсестры обслуживали прямо в креслах у телевизора, мерили давление, пульс, давали таблетки.
Для меня снова начался режим дома безмятежного отдыха. Вкусная еда, прогулки, телевизор, книги. Меня навещала жена, никто не ограничивал нам ни время встреч ни пространство.
Через день в палате снова появился хирург.
- Как вы себя чувствуете?
- Спасибо, все лучше и лучше.
- Я вам не говорил еще. Вам пришлось поставить пять шунтов.
- Значит, сердцу стало совсем легко жить?
- В каком-то смысле. Теперь, чтобы ему было легко работать, вы должны жить нормальной жизнью: не бояться нагрузок, но и не перегружаться. Первые три месяца не поднимайте больше пяти килограммов, пока грудная клетка не окрепнет. Потом - обычная жизнь без ограничений...
На седьмой день после операции меня выписали вместе с соседом из другой палаты. Ему кроме шунтирования еще заменили сердечный клапан. Мы ждали жен и разговорились.
- Надо же, какую операцию пережили..., - начал я.
Сосед, толстый дядька, лет семидесяти облегченно вздохнул.
- Операцию - что! Закрыл глаза... открыл глаза. Я больше боялся утки.
- Чего? - не понял я.
- Утки, вот чего. Не могу я в эти штуки лежа ходить, да еще при людях, не могу, ну хоть убей! А после этого зонда в сердце надо же было сутки не вставать! Меня как в реаниматорскую привезли я говорю сестричке: " У меня с этим делом ничего не получится". А она говорит: " Попробуйте, не получится, что-нибудь придумаем". Дала утку и ушла. Я сразу успокоился, ну, думаю, не получится и ладно, выход все равно есть. И все получилось, представляешь! А в госпитале лежал лет двадцать назад, дак чуть концы не отдал. Брюхо распухло, а ничего не выходит. Санитары ржут... Им-то что... Сознание стал терять, тогда спохватились.. Я поэтому больниц как огня боюсь... А здесь прямо как у Христа за пазухой... Сестрички как ангелы...
- Ангелам платил, наверное?
- Платил? За что? Они зарплату получают. Я по страховке. Да тут все по страховке. Сам только двадцать пять крон в день (пятьдесят четыре рубля) оплатил через банк. Все остальное - страховка оплачивает. Жене вон сказал, чтоб торт привезла, девочкам к чаю.
- Это лучшая клиника, говорят, в Эстонии. По знакомству сюда попал?
- Какое знакомство, я из Кохтла-Ярве! Наш кардиолог сюда направил на консультацию в мае. Приехал, посмотрели, назначили на операцию на август.
- Так уж никому и не подмазал?
- А за что? Я и не хотел никаких операций. Жена вытолкала... А ты что платил?
- Платил. Я иностранец.
- Из России, что-ль?
- Ну да.
- Много?
- Двадцать пять твоих пенсий.
- Да-а...
Он помедлил.
- Но все равно ты считай, что тебе повезло. У вас там до больницы не довозят, да детей калечат...Деньги и там бы с тебя содрали, а вот как отремонтировали бы, вопрос... Я смотрю ваши новости по телевизору. Милосердия в России нет, вот что я тебе скажу, большевички его вытравили из людей. А здесь не успели: и на улице мимо не пройдут, если тебе плохо станет и в больнице не бросят помирать. Так что радуйся, что к нам попал...
Ну что ж, буду радоваться. И не переставать удивляться, что есть на земле уголок, где медицинская помощь еще не превратилась в бездушную индустрию и не утратила главной своей составляющей: милосердия.
Вернувшись домой в Россию встречаю соседа. Мне ровесник.
- Что-то тебя давно не видел! - кивнул я ему.
- Потрогай, - говорит он мне вместо приветствия и показывает на грудь. Я дотрагиваюсь. Что-то похожее на панцирь.
- Корсет, - говорит он мне не то с гордостью, не то с сожалением.
- Что случилось? - спрашиваю.
- Шунтирование. Шесть месяцев квоты ждал. Зато бесплатно. Ну правда хирургу все равно послал...
- А это зачем? - ткнул я осторожно в корсет.
- Это положено. Осталось четыре месяца еще с ним.
- А как сама операция?
- Мне не повезло. Почки отказали. Шесть дней в реанимации. Пришлось тетку нанимать. Кто там со мной валандаться будет? Мыть, кормить. Тыща в день. Потом месяц в общей палате...
Он на месяц пропал и встретил я его случайно в метро.
- Не повезло мне, - не здороваясь скороговоркой проговорил он, - еду на перевязку. Свищ открылся, говорят золотистый стаффилококк в кость занесли. Жду квоты на операцию.
Уже ближе к зиме я узнал, что операция в гнойном отделении прошла неудачно и сосед мой лежит теперь на повторной...
А совсем недавно мне позвонила жена моего друга.
- Прости, видела твои sms-ки, но не могла раньше позвонить. Ваську срочно увезли с приступом стенокардии. При коронарографии, отказали почки, четвертый день в реанимации...
Ничего в жизни не случается просто так. Спасибо тебе Господи за то, что когда-то