Аннотация: И было поле в красном дыму на закате, раньше. Мы шли по дороге, но, увидев такой роскошный туман, свернули, пошли прямо в него, сквозь цветы, огромную мокрую траву, мимо деревьев-призраков. К домику. К нашему домику, который теперь опустел.
Там внизу дождь. Не всегда, конечно. Часто там розовые горы - закатные облака. Или ярко-зеленая трава и стая голубей, приветствующая утро бесшумным танцем. Или чья-то свадьба. Или чьи-то дети плачут. Чье-то счастье, и чье-то горе. А ты здесь, за стеной и стеклом, выше этого. И только смотришь, и ничего не чувствуешь. Это не твоя свадьба, не твои дети, не твое счастье и не твое одиночество. Стена часто тоже не твоя.
И слезы на том конце города уже тоже отдельные, не имеют к тебе отношения. Хотя ты слышишь их, чувствуешь, как они катятся по твоим рукам, сжимающим телефон. И внутри все разрывается, будто твоего любимого сильно-сильно обидели, а ты ничего не можешь с этим поделать. Только понять и принять, что они просто больше не твои, эти слезы, и эти ладони теплые, и это родное дыхание,... и...и...
Тебе - только высота и вот еще этот дождь. Смирись.
И был Мадрид - совсем еще недавно, и будто тысячу лет назад. И теплые стены, и щемящие душу песни и ссоры, и примирения под одеялом, и ледяная сангрия - мы ее спрятали в холодильнике в супермаркете, и вернулись за ней на следующий день. А уборщица-негритянка в гостинице все равно ее потом выкинула случайно. Или выпила. Хотя уборщица на самом деле не была ни негритянкой, ни пьяницей, мы ее вообще в глаза не видели. Вот, гляди, и здесь не могу не приврать, мне все кажется, так интереснее... ). И жаркие утра, и тихие улочки с закрытыми ставнями, и ледяная вода из колонки в парке. Самый лучший в мире Мадрид. Который видел сотни таких, как мы, своими седыми глазами. В который я больше никогда-никогда не вернусь.
И было поле в красном дыму на закате, раньше. Мы шли по дороге, но, увидев такой роскошный туман, свернули, пошли прямо в него, сквозь цветы, огромную мокрую траву, мимо деревьев-призраков. К домику. К нашему домику, который теперь опустел.
Я ушла первой. А ты больше не хочешь приходить туда один. Когда вчера ты ночевал там, на нашей кровати, тебя мучили кошмары. Домик был со счастьем внутри. Раньше. А сейчас там только мухи и тени. Когда-нибудь они все там съедят, эти призраки наших несчастливых мыслей, весь его свет и тепло, и, жужжа, сдохнут между рамами. Мы в этом виноваты, мы их туда впустили и позволили остаться. Они прогнали нас и заняли наше место у печки. У трескучей печки, которую мы полюбили, возле которой хотели сидеть в мороз. Но до мороза мы не дожили.
Теперь есть где-то отдельно ты.
И есть, с видом на дождь, я.
И где-то теперь "мы", такое мертвое, и такое дорогое, валяется на дороге.
Знаешь, я ведь городской ребенок, вечно торчавший у окна многоэтажки. Сидишь и смотришь вниз, а там всегда что-то происходит. И после этого тишина квартиры особенно невыносима. И очень хочется выбежать сейчас же из дома и окунуться в эту бурлящую жизнь, ведь это очень обидно, что она проходит мимо, там, внизу.
А потом я выросла, и получила возможность спускаться, когда захочу. И быстро забыла, как подниматься обратно. Иногда, правда, глядя на бесконечные окна какого-нибудь серого дома, я жалела тех, кто сидит внутри, и смотрит на нас, веселых, интересных и громких, там, внизу.
И ты тоже часто сидел у окна в детстве.
Однажды тебе подарили телескоп. Сначала ты пытался разглядеть жизнь на других планетах. Но жизнь пряталась, не хотела, чтобы ты на нее глядел, стеснялась. А ты не растерялся и стал рассматривать жизнь пары в доме напротив. Это были очень молодые и счастливые люди. Им было пофигу на шторы и разные другие условности... Ты всегда смотрел вверх или вперед, и тебе все было ясно. А я... Может, у меня просто нет телескопа.
А потом ты и я однажды встретились и стали вдруг мы. Это самое важное на свете волшебство. Мы построили маленький мир, мир на двоих. И подвесили его высоко-высоко над большим - чтобы большой до нас не дотянулся.
Мы делили слова и мысли. Мы жили одним дыханием. Мы смотрели сверху вниз, мы смеялись большому миру в лицо. Мы думали, что он мертв, или слишком занят вращением вокруг своей оси, и в любом случае ему нет до нас дела.
Во сне мы держались за руки. Так спят очень влюбленные, и еще морские выдры, чтобы не потерять друг друга ночью в океане - я читала.
Но однажды утром я ощутила тихую пустоту за спиной. Она росла, и втягивала в себя звуки, краски, движения, радости, жару и холод, голод и счастье. Она глушила меня, эта растущая тихая жуть, слепила, душила. Она меня убивала, медленно, день за днем.
И тут я посмотрела вниз. А там внизу были дети. И голуби. И облака. И влюбленные. И дождь. Я открыла окно. И сделала шаг. Слезы на другом конце провода уже ничего не решали - они уже не были моими слезами.