Аннотация: Фанфик по "Наруто". Брошен незаконченным... Длинный и толстый с сантиметровым слоем шоколада :)
Я стою на веранде нашего большого дома в Суне. Раннее утро. Небо наполнено зелено-оранжевым свечением предрассветных сумерек. Прохлада ночи скоро исчезнет совсем, смятая порывами горячего засушливого ветра, который приходит из пустыни.
Вот-вот здесь должен появиться он. Тот, за кем я тайно наблюдаю с самого детства. Мое чудо... Конечно, он ничего обо мне не знает. Не потому, что я такая несмелая, просто все мои попытки подойти к нему неизменно оканчивались воплями мачехи, тащившей меня, упирающуюся и орущую, за руку в наш, тогда еще маленький, дом.
Так происходило из года в год... Тому есть причина. До сих пор его считают самым опасным существом, не человеком, но существом в Суне. Несмотря на то что он Казекаге. Несмотря на то что он ценой своей жизни и силы спас нас всех от опасности быть погребенными под развалинами города, на который обрушилась бомба Дейдары.
Откуда я знаю, как звали этого безумца на белой птице? Все просто - я уже много лет работаю в Совете. На подхвате, так сказать. Подай это, принеси то. Погляди-ка вот на эти документы... Составь деловое письмо... Сейчас мне хотят поручить должность архиватора. Это значит, что я стану еще ближе к нему. Смогу видеть его чаще и, может быть, даже говорить с ним.
Пальцы взметнулись к губам: говорить с ним. Сколько раз я пыталась это сделать с тех пор, как жена моего покойного отца оставила этот мир, и мне никто и ничто, вроде бы, не мешало. Сколько раз я пыталась позвать его, но горло перехватывало болезненным нервным спазмом, и я молчала. И он, так же молча, проходил мимо. Я боюсь вызвать его гнев, если честно, ведь он все-таки Казекаге. Он старше меня, и к тому же один из самых сильных шиноби Суны. Гаара Пустынный. Самовлюбленный демон.
Но вот из-за поворота появляется длинная нога, облепленная задравшейся полой длинной мантии, потом кончик ромбовидной шляпы, а вот и он сам... Ему идет белое и голубое, хорошо сочетается с оттенком его холодных глаз. В это утро он прекрасен. Впрочем, как и всегда... Иногда он смотрит сюда, наверх, но я прячусь за колонной, и он, наверное, не видит меня. Но сегодня его взгляд устремлен вперед, он, верно, думает о чем-то крайне важном...
А бывает и так, что я не вижу его по нескольку дней к ряду. Он уходит из скрытой деревни. Порой один, порой с братом и сестрой. Мне хотелось бы идти с ним, но ведь я не шиноби. Во мне нет ничего особенного, если не считать странного родимого пятна там, где солнечное сплетение. По форме оно напоминает свернувшегося кольцом Дракона, поэтому меня и назвали Рю. Мачеха всегда говорила, что это плохой знак, что я приношу одни неприятности и вообще загнала отца в гроб. Это не правда. Я любила папу, хоть он и не был мне родным. Настоящих родителей я никогда не знала, да и не стремилась отыскать. Теперь, может быть, уже поздно.
Широкая спина моего тайно обожаемого человека скрывается за соседним зданием. Теперь можно идти. Сегодня важный день, сегодня я сделаю все, чтобы меня взяли вести архивы заседаний Совета.
Здание Совета не так далеко от дома, добежать туда можно и за пять минут, однако я предпочла не торопиться. Пришла ровно в восемь утра, как было оговорено. Внутри тихо и золотисто-светло от стен, выполненных из песка и декорированных стеклянными мозаиками, повествующими об истории создания нашего поселения.
Поднимаясь по громадной парадной лестнице, я немного нервничала. Да что там, я очень волновалась. В голове вертелась тысяча "Если", и я отгоняла их как надоедливую мошкару, что порой одолевает в жаркий летний вечер собравшихся у пруда в тенистом парке. Меня хорошо знали те, на кого я собираюсь теперь работать. Вся моя жизнь прошла на их глазах. Тайной оставалось только одно - моя безмолвная любовь. Моя одержимость Пустынным.
Автоматически здороваясь со всеми, кто встречался мне в этот утренний час, я добралась до кабинета Райсы-сана, советника. Он и вынес мою кандидатуру на рассмотрение, а теперь должен был провести собеседование и дать ответ.
В конце этого коридора кабинет Казекаге. Мысли наполнились текучими образами... Он сейчас, наверное, хмуро перебирает бумаги, решая, за что же взяться. Ему не нравится бумажная работа. Как-то вечером я задержалась, и слышала, как он говорил с Канкуро. Старший брат пришел за ним, потому что было уже довольно поздно, а Казекаге не торопился домой. Темари волновалась. Гаара-сама сказал тогда: "Это хуже болота, Кан". И вправду, рутина похожа на липкую бурую топь - затянет, не выберешься.
Дверь передо мной распахнулась, я переступила порог. За полукруглым столом сидела комиссия. Советник Райса был председателем.
- Доброе утро, уважаемые господа! - я поклонилась.
- Доброе утро, Рю-чан, - в голосе Райсы-сана чувствовалось напряжение. Он тоже волнуется, поняла я. - Присаживайся, обсудим детали твоего вступления в должность.
Я растерялась, замерла. Вот так. Без собеседования. Без вопросов. Это не то, что я ожидала.
- Ты, верно, удивлена? - советник Намару-сан, очень многое повидавший за свою длинную-длинную жизнь, седой, но по-прежнему бодрый, взял слово.
- Да, Намару-сан. Я думала...
- Что будет сложнее, - ответил за меня он. - Нет, девочка. Сложности начнутся только тогда, когда ты приступишь к выполнению своих обязанностей, - он склонил голову и вгляделся в меня. Я почувствовала, как чужая воля ломится внутрь, но вместо того, чтобы отторгать, раскрылась. Распахнула себя, как окно - наружу. И ощутила недоумение, а потом - радость.
- Ты очень необычный человек, Рю-чан, - пробормотал, привставая, Намару-сан. - Ведь ты не принадлежишь народу Песка.
- Нет, Намару-сан. Я... подкидыш.
- Стоило приглядеться к тебе повнимательнее, детка, - совсем по-домашнему, так, будто он мой дедушка, заявил советник. - Ты носишь на себе Знак. Очень странный. Я удивлен, что за девятнадцать лет никто не обратил на него внимания.
- Мне кажется, в этом нет ничего такого... - начала было я, но меня перебил Райса-сан:
- Позволь решать это тем, кто старше и мудрее тебя, Рю-чан.
- Да. Прошу прощения, - я склонила голову. Стыдно мне не было, ведь я и в самом деле не считала себя кем-то особенным. Но если им так нравится, что ж - пусть.
- В твои обязанности будет входить следующее: разносить требуемые документы Каге, советникам, а также представителям высших рангов шиноби, которые этого потребуют. Заполнять требуемые документы, подтверждать рапорты и отчеты. Вести записи всех собраний Совета в полном и неполном составе, а также содержать их в полном порядке. В твое распоряжение переходит архив Совета. Это очень важно. Но запомни, ты не будешь одна. Такая громадная работа не поручается только одному человеку. Твоим начальником будет Шойчи Козуга-сан. И помни, тебе оказано огромное доверие. Ни один человек еще не удостаивался этой должности с такой легкостью и в таком возрасте, как ты, Рю-чан.
- Благодарю, Райса-сан. Однако я хочу спросить, почему? - видимо, в глазах и в самом деле отразились те переживания, что одолевали меня. На лице все написано - это про меня.
- Не думай, что Совет не видел и не ощущал той пользы, что ты приносила все пять лет, что работала здесь. Мы следили за каждым твоим шагом и видели, что ты трудолюбивая, талантливая. У тебя много и других положительных качеств. Так что решение было закономерным. Кроме того, все присутствующие знают о твоей способности чувствовать движения души других людей. Это очень ценно для... Суны.
- Но я ведь не одна такая, - запротестовала я, - многие могут...
- Способ, каким ты это делаешь, значительно разнится с тем, как это происходит у других, Рю-чан, - улыбнулся Намару-сан. - А теперь иди, не теряй времени на пустяшные расспросы. Казекаге-сама ждет отчет о происшествиях. Шойчи-сан покажет тебе, что и как надо делать.
И только тут я заметила невысокую старушку, сухонькую, желтую и сморщенную, как осенний лист. Шойчи-сан сидела в самом дальнем и темном уголке, в нише, откуда ее, наверное, никто и не замечал. Закончив записывать последние слова в длинный-длинный свиток и убрав его в футляр, она с трудом встала и подошла ко мне. Глаза у женщины были красивого небесного цвета и совсем не потеряли яркости от возраста, это приятно удивило меня.
- Пойдем, деточка, выпьем чаю, поболтаем, а на этих старых хрычей не обращай внимания, много они понимают в беседах...- Шойчи-сан взяла меня за руку, горячее шершавое прикосновение отдалось в сердце тоской по родительской нежности. Я тепло улыбнулась ей, и мы покинули кабинет.
- Гаара-кун ждать не любит, - заговорщическим тоном сообщила она мне, как только мы пришли в маленькую полутемную комнатку, которая служила ей кабинетом, - поэтому давай, держи вот это и беги к нему, вернешься, все расскажешь. Не забудь о вежливости! Только не бойся его, он славный мальчик...
- А я и не боюсь, Шойчи-сан, - ответила я, кивнув.
- Это хорошо, деточка, это хорошо... - качнула головой она. - А я пока чаю заварю.
Выйдя, я разглядела бумаги, которые Шойчи-сан мне вручила. Пятнадцать формуляров, заполненных разными и не всегда аккуратными почерками. Ой, а это кто писал? До чего безграмотно! Бедный Каге, и ему все это надо прочесть, да тут весь день просидишь - не разберешься! Ничего, он такой же умный, как и сильный, справляется с этим едва ли не каждый день. Интересно, что он мне скажет? Наверное, ничего. Служащих обычно не замечают, если работа идет нормально. Правда, стоит кому-нибудь вроде архиватора заболеть, как начинается полная неразбериха!
Погруженная в собственные мысли, я не заметила, как дошла до двустворчатых дверей, ведущих в кабинет Казекаге. Ладони вспотели, кровь прилила к щекам. Я его увижу. Сейчас... Я никогда еще не подходила к нему так близко и... мне придется положить документы ему на стол, а то и подать в руки. Спокойнее, Рю, ты ведь этого и хотела! Да, но я не думала, что взрослая девушка будет так по-детски себя вести. Он тебя не съест, ты же полезна... для Суны. Вдохнув, как перед прыжком в ледяную воду, я осторожно постучалась, потом вспомнила, что мне уже можно входить без стука, должность позволяет, смутилась, и решительно потянула за большую ручку.
Дверь отворилась беззвучно. Чтобы не мешать работе главы деревни нужно положить это и исчезнуть как можно более незаметно. Однако мне так хотелось, чтобы было наоборот, чтобы он заметил меня. Как тогда, когда они возвращались. Его почти нес на себе Узумаки-сан. Гаара-сама пропустил вперед носилки с телом Чию-сан и потом скользнул взглядом по восторженно замолкшим людям. Я поймала этот взгляд - немного рассеянный, с затаенной в глубине радостью и черными пятнами плывущей по поверхности боли - и вернула его. Я старалась вложить в ответ одобрение, восхищение, счастье от того, что он все же вернулся, и всю ту нежность, что испытывала к нему. Не знаю, понял ли он. Но я втайне надеялась, что из многотысячной толпы он запомнил меня. Глупо, правда?
Комната была большой и очень ясной. Солнце уже встало, и его лучи били прямо в круглые окна за спиной Каге. Попав из затененного коридора в это полное света помещение, я оцепенела. Глазам надо привыкнуть к такой резкой смене освещения. В воздухе золотисто искрились крошечные песчинки, красновато-коричневое кресло для посетителей, несколько картин на стенах. Бонсаи в горшках... Так тихо. Так спокойно. Самое то для работы. Я не видела выражения его лица. Только две, показавшихся мне громадными, стопки каких-то бумаг, высящихся на столе по обеим сторонам от него. В руках Гаара-сама держал бланки и внимательно вглядывался в еще один, лежащий прямо перед ним. Немного подождав, я, стараясь ступать как можно тише и даже, кажется, затаив дыхание, подошла к столу. Выбрав место, куда положить отчеты, я развернулась, чтобы уйти.
- Кхм, - раздалось за спиной. Это негромкое покашливание было равно взрыву. Я не ожидала ничего подобного, поэтому, вздрогнув, обернулась.
Он поднял голову и теперь смотрел мне в глаза. Я почувствовала, как мучительно заливаюсь краской. Томительный жар расплескался по венам, одновременно с холодом, сковавшим позвоночник. Как по-дурацки вышло! Говорила же Шойчи-сан: 'Не забудь о вежливости!'. Ух, Рю, какая же ты нескладная!
- Доброе утро, Казекаге-сама! - я склонилась в глубочайшем поклоне, а выпрямившись, принялась сбивчиво объяснять историю моего появления. - Меня зовут Фудзивара-но Рю. Я ваш новый архиватор, Шойчи-сан...
- А-а-а... это ты, - с каким-то непонятным выражением протянул Гаара-сама, совершенно сбив меня с толку.
- В каком смысле? - брякнула я первое, что пришло в голову. И тут же пожалела об этом. О-о-о, Рю, когда ты научишься сдерживать свой язык?
Гаара-сама вздохнул так, что я почувствовала себя самым глупым существом во всей Вселенной.
- В следующий раз не стой так долго перед дверью, - посоветовал он, возвращаясь к работе. Я пулей вылетела из его кабинета, лишь бы подальше скрыться от этих холодных всепроникающих и насмешливых глаз! Так опозориться в первый же день! Все ветры пустыни! Но... Он говорил со мной. И что значило его: "А-а-а... это ты"? - так говорят только когда встречают человека, которого уже видели. И не раз. То есть... он знает обо мне. Глупая, конечно, он знает! Он ведь КА-ЗЕ-КА-ГЕ. Без его разрешения тебя бы в этом здании никогда не было. Ладно, все, собрались, успокоились. Сегодня первый рабочий день и нужно постараться усвоить максимум полезной информации. Иначе, что будет, если ты станешь на каком-нибудь заседании рисовать сердечки на свитках для записей? А шифр сложный, между прочим, ошибешься в одном знаке - и все приобретет совсем другой смысл. Тебя за такое никто не похвалит, Рю.
Должность моя почетна, но и сложна. Тайная документация Совета тщательно зашифрована, только архиватор и Каге знают ключ. Поэтому архиватор обычно один. Шойчи-сан, скорее всего, давно хотела уйти, да вот только не было подходящего человека. Я улыбнулась, вспомнив, какое лицо было у советника Райсы-сана, когда он понял, что я досконально знаю нынешний шифр. Смена кодировки - процесс очень длительный и сложный, а если архиватор уже пожилой, то сложный вдвойне. Наверное, это тоже было одной из причин, почему меня взяли так быстро. Это прекрасно.
Содержать такой большой дом, как у меня, довольно трудно. Но я не хочу расставаться с ним. В моем доме пять комнат. Три я сдаю студентам академии Суны. В одной живу сама. А пятая остается гостевой. У меня много приятельниц, которые иногда остаются на ночь. Особенно, если им нужно излить душу. Как-то так повелось, что я утешаю их в минуты жизненных неурядиц.
За работой текли мимо часы. Взглянув в очередной раз в одно из окон, я с удивлением отметила, что небо стремительно темнеет. Рабочий день заканчивался, пора было собираться домой.
Шойчи-сан приготовила вечерний чай. Мы с ней быстро нашли общий язык, у нее было много детей и еще больше внуков и внучек, а я, как она призналась, напоминала ей одну из них. Неторопливо попивая горячий и терпкий напиток, мы беседовали. Шойчи-сан почти всю свою жизнь проработала здесь. Ей так и не удалось попутешествовать. Она мечтала об этом многие годы и вот теперь, на склоне лет, ей представится наконец-то такая возможность. Ее супруг уже давно покинул этот беспокойный мир. Он был шиноби, а это опасная работа. С одного из заданий он так и не вернулся. Женщина осталась одна с шестью детьми на руках. Так и не вышла потом ни за кого повторно, хотя многие добивались ее. Радостью жизни Шойчи-сан стали дети. Все они теперь достойные граждане страны Ветра. Шойчи-сан рассказала мне и несколько курьезных случаев, связанных с работой, мы хихикали, как подружки, когда дверь нашей комнатушки вдруг распахнулась. На пороге возник темный силуэт. По очертаниям растрепанных волос, которые ему, боюсь, так никогда и не удастся пригладить, я поняла, что это...
- А, Гаара-кун! - поднялась ему на встречу Шойчи-сан. Я тоже вскочила, не зная, куда деть руки. - Проходи, выпей с нами чаю! - кивнула на свободное место старушка.
- Я думал, все уже ушли, - чуть склонив голову и глядя на нас исподлобья, сообщил он. - Ваш смех...
Я наконец-то сложила руки в замок и застыла в почтительном поклоне. Сколько времени уже прошло с тех пор, а он все еще не может свободно выражать свои мысли в таком простом повседневном общении. Перед кем же ты раскрываешься, любимый? Кто выслушивает тебя? С кем ты советуешься, если не можешь разрешить какую-то проблему?
- О, я просто рассказывала Рю-чан ту историю с Хвостиком! - объяснила женщина. - Помнишь, когда кошка чернила опрокинула на формуляр Канкуро? О, молодой человек тогда вышел из себя...
Выражение лица Гаары немного изменилось, когда я вновь посмела взглянуть на него. Он прошел в комнату, отодвинул стул и сел к столу.
- Рю, детка, не стой столбом, принеси печенье и вон ту красную чашу. Темари-чан, верно, редко вас балует домашней выпечкой? - улыбнулась она, поправляя воротник его мантии. В это момент я завидовала ее возрасту, ведь ей можно делать все что угодно! Как просто она с ним разговаривает, касается! И ему, кажется, это по душе. Конечно, ведь он с раннего детства был лишен родительской заботы. Впрочем, мне это немного знакомо. Отца вечно не было дома, а мачеха... Но зато благодаря ей я научилась хорошо готовить и содержать дом в порядке.
Руки дрожали. Этого было не скрыть. Сердце колотилось как сумасшедшее, то гналось вперед, пытаясь обогнать время, то пропускало несколько ударов, чтобы застучать с новой силой. Я выложила печенье в тарелку, налила чаю, стараясь не расплескать, и подвинула угощение к нему. Он мельком взглянул на меня и тут же отвел глаза. Мне хотелось зажмуриться и визжать от счастья. Быть рядом с ним. Всего в нескольких десятках сантиметров. Ощущать его запах - белый жар пустыни, раскаленной палящим солнцем. Видеть его глаза. Я готова была петь, видя эти глаза... Будто кто-то плеснул чистой голубой озерной воды и дал ей замерзнуть, порасти прозрачными колкими иглами льда. Но под этим льдом крылось движение живого острого ума и едва сдерживаемых этой хрупкой полупрозрачной коркой бурных эмоций.
Казекаге взял печенье, осторожно надкусил и блаженно вздохнул.
- Вкусно, - тихо сказал он.
- Это старинный рецепт, - довольно заметила Шойчи-сан. - Я нашла его в одной из книг нашей библиотеки... Там столько интересного, особенно в запасниках, которые, кстати, не помешало бы разобрать.
- Завтра разберут, - отозвался Гаара, отпивая чаю. - Мне будет не хватать вас, Козуга-сан, - неожиданно выпалил он. - Научите Фудзивару, чтобы... печенье...
- О, не волнуйся, Гаара-кун. Я еще помозолю глаза здешним бюрократам, - воинственно подняла палец кверху она и тут же смягчилась, - надеюсь, ты понимаешь о ком я, - он кивнул. - Старик Намару совсем распоясался, но он еще поймет, как чинить препоны добрым гражданам, - погрозила она невидимому Намару, опускаясь на свой стул. Я подлила еще чаю и ей, не решаясь ни сесть, ни заговорить. - А Рю-чан я научу. И тому, с глазурью, которое было на прошлой неделе...
- Я постараюсь, чтобы было не хуже, - с трудом перебарывая непослушное горло и деревянный язык, произнесла я. - Обещаю.
И вновь кивок. Все ветры пустыни! Это значит, что он будет приходить сюда иногда по вечерам. И мы будем пить чай вместе... Как он привык. Я не знала, кого из богов благодарить за ту радость, которую мне подарило осознание этого факта.
Когда все было съедено и выпито, а так же рассказано, Шойчи-сан и я стали собираться домой. Гаара-сама вышел.
- Он внизу подождет, нам по пути, - Шойчи-сан все пыталась попасть в неуловимый рукав легкого пальто. - До чего добрый мальчик. Наруто на него хорошо влияет. Ты знаешь, он приезжает иногда... Жаль, что не очень часто... Есть у них там еще один юноша, кажется, Ли-кун, очень похож на моего старшенького, на Сато. Ничего, вы еще познакомитесь. Надеюсь, ты справишься с такой оравой, потому что когда прибывают дети из Конохи, печенье приходится печь до утра, - проворчала по-доброму она.
Надо свыкаться с тем, что мы теперь будем часто видеться. Он любит имбирное печенье... Кто бы мог подумать? Скоро будет Праздник Фонарей, может быть, на него они посетят нас? Радостное предчувствие грядущих перемен в моей скучной, если не считать встреч с Гаарой-сама, жизни заставляло меня улыбаться. Я еще не знала тогда, что это предчувствие принесет с собой. Да если бы и знала, разве отказалась бы?
Следующим утром на работу я летела. Все было в радость - с самыми тяжелыми заданиями я справлялась так, будто провела не один десяток лет на месте Шойчи-сан. Она только качала головой и усмехалась, так, как это умеют делать умудренные жизнью люди, знающие, в чем причина. К тому, кого любила, я наведывалась по десять раз в час...
- Казекаге-сама, это отчеты с нынешней ночи...
- Казекаге-сама, это личные дела на тех пятерых, что вы просили...
- Казекаге-сама, это с неполного заседания, по проблемам ирригации...
- Казекаге-сама...
Часа в три пополудни, когда я вбежала к нему с кипой папок, извлеченных из запасников, в содержании которых Шойчи-сан не была уверена, он устало откинулся в кресле и сложил руки на груди:
- Все.
- Что, простите? - я изумленно воззрилась на него, с размаху опуская пыльные папки на стол. Гаара-сама сморщился, но все же не выдержал и чихнул.
- Не могу.
- Но... Казекаге-сама... - я не была убеждена в том, что поняла его правильно, однако он не дал мне договорить.
- Ты... активная, - тем же странным тоном, что и накануне, заявил он.
- Это разве плохо? - улыбнулась я.
- Хм-м-м... - Гаара-сама свел брови (э-э-э, то есть не брови, конечно, но...) у переносицы и длинно выдохнул.
- Хотя, - я дернула плечом, меня переполняла жажда действия, - мой папа говорил, что от работы кони дохнут, думаю, он был не так уж и далек от истины.
Сдавленный звук со стороны Гаары-сама с большой натяжкой можно было принять за смешок.
- Если вам в тягость сидеть над этими бумажками, то могу помочь с ними разобраться, - совсем осмелев (обнаглев?) объявила я.
Казекаге глянул на меня так, как смотрят на внезапно заговорившее человечьим языком животное. Я мгновенно приутихла, ругая себя. Навоображала себе невесть чего и ждешь, что он за два дня проникнется доверием к тебе? Дура.
Однако Гаара-сама, смерив меня оценивающим взглядом с головы до ног и обратно, небрежно кивнул и двинул принесенное в мою сторону. Решительно, он не перестает меня удивлять. Я переместила кресло для гостей к столу, села и раскрыла верхнюю из шести сероватых от не совсем слетевшей пыли папок.
Бумага внутри была желто-коричневой, чернила вместо черных - бледно-фиолетовые, выцветшие. Часть страниц поедена грызунами, Я вглядывалась в старинные письмена, силясь отыскать хоть крупицу смысла в этих завитушках и закорючках... О, как я проклинала себя за дурацкую самонадеянность! Оплошать дважды у него на глазах - это уж слишком! Казекаге буквально сверлил меня взглядом, право, так изучают букашку, вползшую под микроскоп к лаборанту. Это выводило из равновесия и мешало сосредоточиться. Спустя еще несколько минут я готова была уже зарыдать от бессилия, как внезапно меня осенило:
- Казекаге-сама, у вас есть зеркало?
- А? - мой вопрос вывел его из задумчивости, в которую он погрузился, созерцая мои тщетные усилия.
- Мне нужно зеркало, кажется, я поняла, в чем тут секрет, - победно улыбнулась я. Зеркала не оказалось, и мне пришлось сбегать в наш кабинет, взять маленькое. Через несколько мгновений я уже переносила древние тексты в новую книгу для записей. Работа оказалась трудоемкой, потому что на ходу приходилось переводить с одного неудобоваримого кода в другой. По мере того, как я прочитывала извлеченные архивные записи, мне становилось все легче и легче, это было похоже на возвращение чужих воспоминаний, ты начинаешь видеть скрытое за словами, но будто глазами другого человека...
Это трудно объяснить, но у меня такое с детства. Я - книжный червь, правда. Книги были моими спутниками всю жизнь и каждый раз, как я погружалась в очередное произведение, то словно проживала чужую жизнь, приобретая бесценный опыт. Может быть, поэтому я сторонилась своих сверстников и до сих пор не нажила ни врагов ни друзей? Единственный реальный человек, интерес к которому неослабевал, потому что никогда так и не был удовлетворен - это Пустынный Гаара.
Вот и сейчас я начинала слышать звуки из прошлого, смех, шепот, видеть свет солнца и тени, наполняющие комнату писца, чувствовать бумагу под его пальцами. Прошлое вливалось в меня медленным потоком, растворяясь во мне, становясь... мной...
- В год Великого Змея, когда луны остановят свой бег, а лик Солнца отемнеет от горя, далеко отсюда, в чужой и неведомой стране родится ребенок, который сможет противостоять песчаному Злу, восставшему на свой народ. Ребенок, несущий на себе Знак, - высокий мужчина в белой мантии Каге подходит к окну. Яркий свет заливает его фигуру, но лицо все еще в тени. - Так говорят Звезды и черные скорпионы, свернувшиеся в своих норах, - он оборачивается к писцу. - Ты записываешь, Козуга?
- Да, папа.
- Дитя со Знаком должно быть в Суне до того, как минут шесть Сезонов бурь, иначе наша страна станет величайшим тираном и будет изничтожена на вершине своего царствования. Ты записываешь, Козуга?
- Да, папа...
Чужие, далекие голоса врываются бурно лопочущим ручьем в реку моего сознания:
- Фудзивара! Фудзивара!
- Рю-чан, Рю-чан!
Меня трясут за плечо. Я открываю, оказывается, закрытые глаза и первое, что вижу, это лица Гаары-сама и Шойчи-сан, склоненные надо мной.
- Что случилось, деточка? Ты перепугала нашего смелого Казекаге, когда потеряла сознание, - старушка внимательно вглядывается в мое лицо, щупает пульс.
- Я не... Хм...- это Гаара-сама, по его лицу пробегает солнечный зайчик облегчения, тут же скрываясь в обычной мрачности. Значит, он волновался... Конечно, он же Каге. Каге всегда волнуются за свой ... народ.
- Нельзя так перенапрягаться, работа не скорпион, в норку не зароется, - наставляла меня архиватор.
- Так говорят Звезды и черные скорпионы, свернувшиеся в своих норах, - бесцветным, чужим голосом ответила я. Пожилая женщина отпрянула от меня, словно я ее укусила, но потом вдруг приблизила свой рот к моему уху:
- Где ты это слышала, кто тебе сказал? - горячечным шепотом выпытывала у меня она.
- В год Великого Змея, когда луны остановят свой бег... - я ощутила, что стою на острие клинка судеб. Кругом лишь тьма и неясные тени чужой прожитой жизни. Нужно сойти с него в ту или иную сторону. Нельзя... вот так, иначе он рассечет тебя пополам. Я рывком прихожу в себя, будто выныриваю из заросшего тиной болота. Я не знаю, какую сторону выбрала...
- Что происходит? - голос Казекаге напряжен, пауза между словами длинная. Он злится. Мне стыдно, что я вызвала всю эту суматоху.
- О, она просто перенервничала. Скоро все пройдет, - Шойчи-сан поднимает меня с кресла с удивительной для ее возраста силой. - С вашего разрешения, - бормочет она, уводя меня из тихого кабинета главы селения.
- Простите, - невнятно лепечу я, упираясь взглядом в обувь Казекаге. - Документы! - я тянусь к разложенным по столу бумагам. - Важное!
- Потом, потом, когда тебе станет лучше, - Шойчи-сан выводит меня в коридор, дверь захлопывается, отрезая прошлое от настоящего.
- И часто такое с тобой происходит? - Шойчи-сан заботливо глядела на меня. Кружка с чаем грела пальцы. Все казалось далеким и неясным, будто было во сне вечность назад.
- Почти всегда, когда я читаю что-нибудь очень интересное. Иногда так происходит и с людьми. Я могу, ну... иногда... становиться... ими, - смущенно ответила я.
- Даже так, - Козуга-сан покачала головой, потрепала меня по руке. - Я думаю, неспроста Совет выбрал именно тебя архиватором. Однако с такими способностями ты была бы просто великолепной АНБУ. Какие сложные и запутанные дела могли бы открываться перед тобой...
- О чем вы говорите, Шойчи-сан! - отмахнулась я. - Да я бы переломала все пальцы, чтобы выучить хоть одну из печатей, или умерла на беговой дорожке, пытаясь осилить этот их специальный способ передвижения. Нет-нет! Мой путь лежит вдалеке от дорог куноичи.
- Хм-м-м... Очень интересно. Детей с такими способностями, как у тебя обычно берут на обучение, но как вышло так, что ты выросла 'дикарем'? - задумчиво посмотрела в кружку, будто могла найти там ответ, Козуга-сан.
- Наверное, это мои родители... То есть, я хотела сказать приемные родители. Они всегда меня... ох, как бы сказать, ограничивали в общении с окружающим миром.
- Если тебе интересно, то я могу помочь разобраться во всем этом, - таинственно блеснула глазами старший архиватор.
- О, да! Конечно, это было бы замечательно! - я оживилась. - Только не говорите никому, ладно, а то, боюсь, как бы мне не пришлось распрощаться с только что приобретенной должностью, - тихо и неуверенно попросила я.
- Милая моя, это все пустяки, - похлопала меня по руке Козуга-сан, - со временем, я уверена, ты научишься контролировать свое состояние. Главное, чтобы такого не случалось на важных заседаниях. А теперь давай, принимайся за работу. Для начала надо обработать корреспонденцию...
Я облегченно кивнула и вышла. Постояв немного за дверью, я пошла по направлению к Отделу письменной корреспонденции, но меня что-то потянуло назад с такой неодолимой мощью, что я вернулась. И, стоя за дверью, услышала, что Шойчи-сан заговорила. Но с кем можно было беседовать в пустой комнате? Не с самой же собой? Невольно я прислушалась.
- Намару уже знает о ней, - недолгое молчание, потом возмущенно, - она не умеет ставить блоки! - вновь пауза - Ребенок слишком чистый для них, они не могут понять ее... - тишина. - Нет, никуда спрятать ее не получится, ты же знаешь, ей давно интересуется Он. Да, она растет. Я бы сказала, скачкообразно... Прекрасно справляется с работой.
Сердце захолонуло. Она говорит обо мне? Но... с кем? Почему? Что же такое происходит? Уши заложило, я перестала ощущать себя, голова кружилась. Не желая больше ничего знать, я стремительно двинулась по коридору в сторону комнаты для дам. Кожа там, где было родимое пятно, горела. Я развязала пояс блузки и взглянула на живот, но ничего не заметила. Все было как всегда, если не считать этого странного жгущего чувства. Шойчи-сан знает намного больше, чем говорит мне. И кто этот таинственный 'Он', который интересуется мной? Все ветры пустыни! Второй день на работе, а уже столько на голову свалилось... Как трудиться в таких условиях?
Умывшись, я постаралась успокоиться и выкинуть все из головы. К архиватору это не имеет никакого отношения. Надо будет поразмыслить вечером. Или утром... Но только не сейчас.
Конец рабочего дня был близок, когда я, взвинченная, непривыкшая к обстановке тщательно соблюдаемой тайны, часть которой теперь составляла я сама, буквально ворвалась в кабинетик, где Шойчи-сан уже заваривала чай.
- Я так не могу, - с ходу, не дав опомниться ни себе, ни Козуге-сан, начала я. - Что вы знаете обо мне? Кто я такая? Откуда родом? Почему вас так взволновали мои слова там, у Казекаге-сама?
Козуга-сан села на краешек своего любимого стула, подперла подбородок рукой и долго молча смотрела на меня. Потом все же сказала:
- Значит, ты слышала... Я не знаю и половины ответов на твои вопросы, Рю-чан. Но, думаю, ты имеешь право... быть осведомленной кое о чем. Те слова, что ты произнесла - часть очень давнего пророчества, которое считается утраченным. Сохранились только обрывки, неясные, не дающие полной картины. Эти записи, что мы вытащили, никто не мог разобрать уже много десятков лет, это просто чудо, что тебе удалось. Я думаю, причина в том, что ты обладаешь даром понимать сущность вещей. Ты ведь читаешь не знаки, ты вникаешь в смысл... Может быть, я непонятно выражаюсь, но это единственные слова, которые могут хоть как-то прояснить то, что с тобой происходит. Но я боюсь, что твоим даром могут воспользоваться люди с... не слишком чистыми устремлениями. Мы старались защитить тебя, но ты уже не ребенок, чтобы оберегать тебя. Завтра ты встретишься с теми, кто входит в одну... организацию, они знают больше моего.
- Почему не сегодня? - требовательно воскликнула я.
- Потому что они еще не знают о том, что ты уже кое-что знаешь, - с хитринкой в голубых глазах ответила Шойчи-сан.
- А... Казекаге-сама... он...
Шойчи-сан покачала головой, значит, Гаара-сама не замешан в это темное дело.
В этот вечер Казекаге нас не навестил. Папки из его кабинета я забрала, чтобы поработать над ними в спокойной домашней обстановке.
Дома было непривычно темно, мои студенты куда-то подевались, может быть, ушли на какую-нибудь встречу? Пожав плечами, я стала делать ужин на одну персону. Обычно я готовлю на всех, если Джемма-чан, Рин-кун и Тиа-чан дома. А когда они уходят, то оставляют записки... Сегодня все шло наперекосяк. И записок не было.
Поев в гордом одиночестве, я принялась за древние свитки. Погружений удалось счастливо избежать, но записи вызвали только еще больший вал вопросов, чем дали ответов. Там упоминались названия и реалии, мне совершенно не знакомые и перевод получился корявый, а в некоторых местах вообще примерный. Речь шла о событиях за много-много лет до моего рождения, но велась она так, будто это уже случилось. И это несоответствие жутко меня раздражало. Я никак не могла соотнести данные с окружающей действительностью, от этого быстро разболелась голова. О пророчестве узнать ничего больше не удалось. Архив гласил, что создается некое братство под названием 'Астро', которое призвано воплотить в жизнь то, о чем говорили Звезды. Но когда, где это происходило, точную дату, от которой можно было бы отсчитать время, я не могла найти.
Было где-то около полуночи, когда я услышала стук входной двери - вернулись мои гулены. Троица неразлучных ребят ввалилась в гостиную. Галдя и перебивая друг друга, они начали рассказывать о том, что у них сегодня было и почему они так задержались. Я слушала в полуха, но не могла не смеяться в ответ на их задорный хохот. Пришлось напомнить им о времени, веселье тут же пригасло.
Если подумать, то я не так уж и намного старше их. Осенью мне исполнится девятнадцать, а им - по пятнадцать. Иногда мне кажется, что они даже взрослее, чем я, но только не тогда, когда они затевают игрища ниндзя по всему дому, а потом мы все вместе наводим порядок. Скоро они разбредутся, усталые и довольные, по своим комнатам, потом по очереди примут ванну и наконец-то угомонятся, дабы поднять меня в шесть утра, чтобы в половине седьмого я снова стояла на веранде, провожая взглядом моего любимого Казекаге.
Ночь я спала плохо. Слушала гулкое биение сердца, когда думала о любимом человеке, мечтала о том, как приглашу его на Праздник Фонарей. Размышляла над прожитым и услышанным, осознавая, что я сама знаю о себе гораздо меньше, чем те люди, о существовании которых я до сегодняшнего, уже вчерашнего, дня и не догадывалась. Выходило, что я очень слабо представляю себе свои способности и возможности. От чего меня необходимо было оберегать? От Гаары-сама? И что это за зло песка, которое восстанет на свой народ? Вот уж прав был отец, когда говорил: 'Меньше знаешь - крепче спишь'. Мой сон был младенчески глубок и наполнен радостными сновидениями вплоть до вчерашнего дня.
Утро застало меня за рабочим столом. Ребята не торопились меня будить звонкими голосами и возней на втором этаже, еще одна странность ко всему остальному. Я вышла на веранду, вдохнуть чистого, еще не исполненного жаром воздуха. Как раз вовремя. Гаара-сама уже показался из-за поворота. Когда он поравнялся с площадкой, на которой я стояла, я весело окликнула его:
- Доброе утро, Казекаге-сама! Взгляните, какое чистое небо, день обещает быть прекрасным! - в моих мечтах он бы ответил что-то вроде: 'Таким же прекрасным как ты, Рю-чан!', - и это было бы первым шагом на пути к сближению. В жестокой реальности Гаара-сама остановился, одарил меня одним из своих не-понятно-как-истолковать взглядов и то ли спросил, то ли, наоборот, утвердительно ответил:
- Больше не прячешься...
Мои щеки обдало огнем, даю руку на отсечение, что в этот момент мое лицо было похоже на помидор, но он не уходил, наверное, ждал, что я ему скажу в ответ. Я собралась с духом:
- А зачем прятаться? Я ведь теперь ваша официальная подчиненная.
- Зачем... раньше? - спросил Гаара-сама так, словно был не уверен, нужно ли задавать этот вопрос. Я смешалась, но отступать было некуда. Позорное бегство в комнаты лишь усугубило бы ситуацию. Тем более что через час с небольшим мне уже надо быть на рабочем месте и вот там-то мне не отвертеться, если он захочет узнать ...
- Э-э-э... Просто раньше я не была уверена в том, что вы ответите на мое приветствие. И что вообще заметите меня, - откровенно призналась я, и сама испугалась. Высказанная вслух правда звучала нелепо.
Он не сказал больше ничего, просто пошел вперед, но перед тем, как исчезнуть из поля моего зрения, бросил короткое: 'Зря'. И это слово подняло меня до самых небес. 'Зря!'. Надо было поздороваться с ним впервые еще полгода назад, когда я заметила, что он ходит в Совет этой дорогой. И он знал, что я прячусь от него, что наблюдаю за ним, вот почему он сказал тогда: 'А-а-а... это ты'! Как же теперь в глаза ему смотреть? Все ветры пустыни, до чего стыдно! Я закрыла ладонями лицо и глупо захихикала.
- Фудзивара-но Рю-сан? - вежливо позвал незнакомый мужской голос с улицы. Вот черт! Я не представляла себе, что в столь ранний час снаружи уже полно народу! Пришлось отнимать руки от лица и смотреть на посетителя. Мужчина носил жилет АНБУ, маска была прикреплена к поясу. Что меня поразило в нем - так это круглые черные глаза и густые брови. Волосы были подстрижены ровно и подчеркивали твердый подбородок. Его можно было назвать симпатичным...
- Да, это я.
- Доброе утро, вы позволите войти?
- Утро... Сначала мне нужно узнать с кем я имею дело, - осторожно кивнула я.
- Кхм... Вчера вы говорили с Шойчи-сан... - намекнул незнакомец.
- Я думала, вас будет больше, - он не мог не заметить изумления в моем голосе. - Шойчи-сан сказала, что это не один человек... - подозрительно оглядела его сухощавую фигуру я.
- Так и есть. Просто остальные уже внутри, - мягко улыбнулся мужчина.
- Но... Как... Там ведь только те трое, если еще не ушли на занятия... - пробормотала я. - Неужели они и есть - остальные?
В замешательстве я спустилась с веранды и открыла сотруднику АНБУ дверь. В гостиной чинно восседали за столом мои ребятишки. Серьезные до неузнаваемости. Я опустилась на колени рядом с ними. Никто не произнес ни звука.
- Вы хотите сказать мне, что я круглые сутки находилась под опекой и даже не замечала этого? - вместо всякой ерунды типа природы и погоды начала разговор я, пристально всматриваясь в ставшие вдруг незнакомыми лица.
- Позвольте представиться, - обратил на себя мое внимание черноглазый, - Мацуда Сато-дес, я...
- Внук Шойчи Козуги-сан, - закончила я за него.
- Откуда вы?...
- Просто она упоминала, что у нее есть внук по имени Сато. Вот я и предположила, что это вы. Могла и ошибиться, - вздохнула я.
- Нет, вы не ошиблись, Фудзивара-сан, - Мацуда-сан сделал небольшую паузу, чтобы достать из-под толстого жилета плоский широкий конверт. - Вот тут кое-что... это может помочь вам в понимании ситуации.
Я приняла пакет из его рук, долго рассматривала его, пытаясь отгадать, что внутри. Распечатала. На стол выпали несколько бланков, заполненных аккуратным остроугольным почерком моей... мачехи.
- Тиё-сан всегда сама заполняла их, - с грустью тихо произнес Мацуда-сан.
Я схватила ближайший ко мне отчет (а это были именно отчеты) и жадно вгляделась в буквы... Изнутри поднялась холодная приливная волна, смывая мое сознание и унося его в воды ее прошлого.
Тиё стоит у зеркала, расчесывая длинные рыжие волосы. Искристые серые глаза с любовью находят в зеркале отражение сидящего позади нее мужа. На руках он держит их будущее. Девочка завернута в розовое одеяльце, она мирно спит.
- Сай... Мы сможем воспитать из нее достойного человека? - чуть хмуря красиво изломанные брови, спрашивает она.
- Она будет...достойной нашей фамилии, - уверенно отвечает супруг. Он опускает голову. Глаза скрываются за длинной растрепанной челкой.
Тьма.
- Ты злая! Злая! Противная! Я... - маленькая девочка в запачканном платьице срывается в плач. У девочки такие же серые глаза, как и у нее. И такие же медные волосы, как у Сая. Никто не узнает, что это не их родной ребенок. - Почему ты не пускаешь меня к нему? Он хороший, Тиё! - выкрикивает сквозь слезы дитя.
А она не знает, что сказать. Ведь может случиться так, что это чудовищное порождение Пустыни будет врагом ее любимой дочери. Вчера Вера жаловалась, что он сломал руку ее сыну. Нет уж, надо держать их подальше друг от друга... Я люблю тебя, детка, считай меня дурной мачехой, но я ни за что не позволю кому бы то ни было причинить тебе вред... Она втаскивает упирающуюся дочь в дом и захлопывает за собой дверь. Внутри Тиё отпускает детскую руку и бежит в спальню. Хрупкие женские плечи сотрясаются от рыданий. Она даже не может сказать своему ребенку, что только она, Рю, составляет смысл ее жизни. В ней - их надежда на будущее. И хоть пророчество еще не до конца разгадано, и она, и Сай твердо уверены, что дитя со Знаком - это она. Но какую роль ей уготовила судьба? Сможет ли она, справится ли со своим предназначением, смысла которого еще никто не ведает?
Тьма.
Медленно оплывает свеча. Желтое пламя отбрасывает тени на стены. Тиё лежит в постели. Рядом - бумаги и карандаш. Она уже знает, что не доживет до рассвета. Сато так и не выяснил, кто, когда и чем отравил ее. Конечно, ему удалось приостановить действие яда, но не обезвредить его. Эти... люди даже не представляют, что творят. Их разум затмили жадность и властолюбие. Ее дочь еще очень неопытна, и... чиста. Почему же именно так все должно закончиться? Сая устранили пять лет назад. И никто не докопался до истины. Как же долго он ждал ее там, в вечном оазисе жизни... Где нет места боли, горю, страданиям, одиночеству. Слабеющей рукой она подтягивает к себе письменные принадлежности, на листе с последним отчетом криво выводит: 'Я люблю тебя, Рю'. Улыбается. Бесшумно растворяется окно. В полутемную душную комнату проникает прохлада, вместе с прохладой приходит Сато. Долго безмолвно сидит у ее постели. Она протягивает ему бумаги:
- Отдашь ей, когда придет время...
- Тиё, я... - мужчина с силой трет лицо, сдерживая наворачивающиеся слезы.
- Я знаю, Сато, - ласково улыбается она. - Если бы я не встретила Сая... Ты был бы прекрасным... супругом... Не оставляй... Рю...
Колеблется пламя свечи. Это приходит утренний ветер пустыни... Пламя гаснет.
Тьма.
Когда я пришла в себя, то первым, что почувствовала, были обжигающие слезы. Она все это время... Она всегда так любила меня... Какая же я отвратительная дочь! Я... никогда не стремилась понять ее, хоть с моими способностями это было бы легко. Со стыдом и ужасом в сердце я раскаивалась глубоко и искренне в том, что желала, чтобы она исчезла из моей жизни навсегда... Как же я могла так относиться к человеку, который настолько искренне верил в меня, оберегал меня всю мою жизнь? Никого и ничего не стесняясь, я разрыдалась в голос. Кто-то из моих ребят обнял меня, я уперлась лбом в крепкое жесткое плечо, значит, это Рин-кун, и заревела еще сильнее - оттого, что они все теперь жалели меня, достойную только презрения, но никак не жалости.
- Простите меня, пожалуйста! Вы меня когда-нибудь простите? - я захлебывалась собственными слезами, не в силах остановить эту дикую боль в сердце, разорвавшую мою жизнь на двое. На 'до' и 'после'.
- Фудзивара-сан, не плачьте, - спокойный голос Сато-сана долетает до меня сквозь заглушающую все пелену горя. - Вашим родителям это бы не понравилось. Ведь... Тиё просила меня приглядеть за вами, боюсь, она рассердится на меня, когда увидит, что вы так плачете.
Я судорожно втянула воздух, зашмыгала носом, стараясь остановить слезы. Он прав. Я ведь Фудзивара-но Рю. Мое имя означает 'Дракон'. Я должна быть сильной. Истериками ничего не вернешь назад.
- Она... хотела... чтобы я... была... хорошим... человеком, - прерывисто вздыхая, но уже успокаиваясь, пробормотала я. Рин отстранился, видя, что почти все уже в порядке. - Я... ни о чем не могу думать сейчас, Мацуда-сан. Извините... Можно нам встретиться еще как-нибудь в другой раз... Мне скоро на работу... надо привести себя в порядок, иначе Казекаге будет смеяться над моим распухшим лицом и красным носом... Еще подумает, что я пью саке в такую рань.
- Наш Казекаге смеется? - с недоверием вопросил Рин-кун.
- Фигурально выражаясь, - утерев лицо протянутым Джеммой платком, объяснила я.
- Я помогу донести ваши книги, - встал из-за стола Мацуда-сан.
- О... спасибо большое, - я тоже поднялась. - Мне надо привести себя в порядок. С вашего разрешения.
Холодная вода и горячий чай сделали свое дело. Мне полегчало. Вот только глаза выдавали. Ничего, Гаара-сама, наверное, не обратит внимания на это. Достаточно того, что он признает мое существование. Бедная моя мама, она так не хотела, чтобы я с ним виделась... Он теперь совсем другой. Он защищает нас, мама. И никто больше не жалуется на сломанные руки...
Когда мы с Мацудой-саном подходили к зданию Совета, на балконе, дверь с которого вела в кабинет Каге, я заметила одинокую фигуру в бело-голубом. Гаара-сама наблюдал за тем, как мы прощались, как Сато-сан передавал мне папки, улыбался, скромно и вежливо кланялся, уходил. Я вошла в здание, а он, наверное, еще стоял там, провожая взглядом моего нового знакомого.
В нашем с Козугой-сан помещении пахло свежим печеньем и молочным чаем. Сама Шойчи-сан, наверное, уже в архивных запасниках. Перво-наперво надо отчитаться перед Гаарой-сама о проделанной работе...
Только войдя в кабинет, я почувствовала, какой тяжелой стала его атмосфера. Казекаге еще не приступал к работе, а на столе уже лежало сломанное пополам металлическое стило. Он стоял ко мне спиной и что-то разглядывал в круглое окно. Спина у него была прямой, как палка. Я занервничала, но не убегать же?
- Доброе утро, Казекаге-сама, я вчера вечером перевела те докуме...
Договорить он мне не дал, не оборачиваясь, спросил:
- Кто это был?
- Простите? - не сразу поняла я.
- Кто с тобой был только что? Он нес твои папки, черноволосый, худой, любезный такой... Маска АНБУ на поясе... - многословность не входила в список достоинств нашего Каге. И эта несвойственная ему длинная речь подтверждала мои опасения - Гаара-сама был чертовски зол. Повернувшись ко мне и не дав рта раскрыть, он продолжил: - Почему у тебя глаза красные? Он что, тебя обидел?
Первым порывом было начать нести оправдательно-сбивчивую чушь, но вместо этого я услышала от себя же:
- А вы почему интересуетесь, Казекаге-сама? Это имеет отношение к моим прямым обязанностям? - пожалеть об этом пришлось тот же час.
Гаара-сама со свистом втянул сквозь зубы воздух, медленно-медленно сел за стол, опустив сжатые кулаки на подлокотники своего кресла:
- Я интересуюсь, потому что прежде не видел... его, - через паузы объяснил он.
- Значит, это хороший АНБУ. Их работа и должна быть незаметной, - я решила не подливать масла в огонь и развеять его сомнения насчет порядочности этого гражданина. - Он старший внук Козуги-сан. Его зовут Мацуда Сато-сан. Мы познакомились сегодня утром.
- И он уже носит твои вещи, - с очень неприятной интонацией отчеканил Гаара-сама. С ним точно творилось нечто неладное.
- Папки и книги для записей довольно тяжелый груз. Вас же не было рядом, чтобы помочь все это донести, - выпалила я, краснея и избегая встречаться взглядом с его глазами, чей голубовато-зеленый лед начал опасно плавиться...
- Ты больше не будешь таскать такие тяжести... сама, - с нажимом произнес он, ставя жирную точку в нашей беседе. Ну вот и поговорили, подумала я, раскладывая перед ним в две стопки оригиналы и перевод архивов. Весело началось третье утро... Что дальше-то будет? С чего он так рассердился? Как всегда язык у меня длинен, да ум короток, я не удержалась:
- А вы всегда так сердитесь, когда видите незнакомого человека, Сабаку-сама?
Его лицо мгновенно превратилось в маску из розового мрамора, холодную, гладкую и невероятно... угрожающую. Жили только глаза, обведенные фиолетовыми кругами от вечного недосыпания. И эти глаза сейчас готовы были спалить меня заживо. А заодно и все остальное.
- Иди... работать, Рю.
Я покорно кивнула, поклонилась и поспешила убраться восвояси. Выскочив за дверь, я долго не могла отдышаться... Стена приятно холодила спину, но руки, прижатые к груди, не могли помочь моему сердцу биться ровнее... Сердечко мое, к чему эта сумасшедшая барабанная дробь? И от чего так радостно? Он назвал меня по имени! Не 'Фудзивара', а 'Рю', он сказал... Может ли статься, что он согласится пойти со мной на Праздник Фонарей? До него еще три месяца, но все же... За три месяца может многое случиться, а если учитывать то, что произошло за три дня... Я рассмеялась своим глупым счастливым мыслям и поспешила заняться работой. Ведь он так сказал!
За весь день мне так и не удалось толком поговорить с Шойчи-сан, из старых завалов мы извлекали такие интереснейшие свидетельства прошлых десятилетий, а иной раз и веков, что просто диву давались, как могло это все здесь просто так валяться? И ведь это было не обычное наследие страны Ветра, это принадлежало Скрытой деревне Песка. Суне. Всем нам. Конечно, нужно взять во внимание то, что Каге становились в основном воины, но никак не бюрократы. Им некогда было раскладывать все по полочкам и возиться с какими-то стародавними бумажками. Да и архиваторы появились сравнительно недавно. Я - всего лишь третий из всех, но в обозримом будущем должен появиться и четвертый, когда я стану старшим архиватором, а Шойчи-сан уедет в свое кругосветное путешествие. Но, думаю, это будет не так скоро.
Вечерело. Снаружи все покрыла легкая туманная дымка, предвестник дождя. Наконец-то! Эта сушь все-таки выводит из себя. Когда проходит дождь, Суна расцветает... Открывают внутренние сады, галереи и переходы которых сплошь из редких видов растений... Искусственные пруды наполняются водой, парковая зелень становится ярко-зеленой и тугой... Жаль, что это бывает не слишком часто.
Мы с Шойчи-сан только сели пить чай, как в дверь вежливо поскреблись. Я открыла. Молодой человек, лет четырнадцати протараторил, не обременяя себя вежливостью:
- Ты Фудзивара-но Рю? Иди, тебя Казекаге требует!
Не успела я спросить по какому делу, как мальчишка умчался, будто его и не было. Я оглянулась на Козугу-сан.
- Иди, детка, я подожду, - кивнула она. - Заодно спросишь, будет ли он пить чай с нами? Сегодня я сделала медовники.
Ох, не нравится мне это, - думала я, шагая по коридору. Вдруг что-то не то? Опять начнет разглагольствовать... Так и по шее схлопотать не долго... Трусишка. Вот как меня следовало назвать родителям. Какой из меня Дракон?
Немного помявшись перед высокими дверями, набравшись смелости, я вошла. На столе его лежали несколько отчетов с заседаний, на которых он не присутствовал, и, по всей видимости, он пытался в них разобраться. Часть материалов была закодирована.
- Вы хотели меня видеть, Казекаге-сама? - остановившись на почтительном расстоянии, осведомилась я.
- Да. Подойди, - Гаара-сама не отрывался от текста, что-то помечая в личной записной книжке. Я сделала несколько шагов и встала прямо перед его столом.
- Сюда, - уточнил он, указывая рукой на место справа от него. Поднимать глаза он избегал. Сердце мое снова пустилось вскачь. Горло стало сухим и шершавым, как скорпионья нора. К лицу прилила кровь, а тело окаменело.
- Я... где-то ошиблась? - мой осипший шепот все же оторвал его от работы. Он поставил палец на то место, где читал и взглянул на меня. Его вздох прозвучал, как ругательство. Кляня себя за то, что так реагирую на его присутствие, я обошла стол и встала там, где Гаара-сама указал. Его взор вел меня, словно щенка на поводке.
- Здесь, - он постучал ногтем по строке. - Почерк...
Мне пришлось наклониться, чтобы разглядеть то, на что он указывал. Я ношу длинные волосы и очень редко собираю их в какую-то прическу, вот и сейчас прядь выбилась из-за уха, и кончик ее свернулся завитком прямо на столе... Совсем рядом с его рукой.
- Простите, - я заправила волосы. - Где, вы говорите, трудно прочесть? - О, все ветры пустыни! Я почти касаюсь его! От этого сладко-горького аромата его тела, которое так нещадно скрывает мантия, закружилась голова. Щекой я чувствовала тепло, исходящее от его кожи. Мы так близко... Опасный жар растекся по венам, сгущаясь в пульсирующий клубок внизу живота. Я сжала губы, чтобы не выдать себя неосторожным вздохом.
- Тут.
Я склонилась еще ниже, наши лица теперь были на одном уровне, и если чуть повернуться, то... Невероятным усилием воли я заставила себя смотреть туда, куда мне указали.
- Гм... здесь написано: решили отклонить предложенную кандидатуру, Казекаге-сама, - прошептала я.
- Угу.
Он все-таки повернулся. Наши взгляды переплелись, проникая друг в друга. Сердце остановилось. Дыхание пресеклось. Я почувствовала, как медленно и неотвратимо начинаю погружаться в него. Полустоном из груди вырвалось:
- Нельзя...
Я с трудом, как будто двигалась в заполненном вязким маслом пространстве, отстранилась от него и, сделав шаг назад, едва не растянулась на полу. Гаара-сама отреагировал молниеносно, заключив мое тонкое запястье в мертвую хватку жестких длинных пальцев. Рывком привел меня в вертикальное положение... Мы так и застыли: он, держащий меня за руку, я, с рухнувшей в пропасть и теперь возносящейся к небесам душой... И снова - глаза в глаза. Казекаге разжал пальцы:
- Пиши разборчивее, Фудзивара.
Но я знала... уже знала, что он хотел сказать совсем другое. Однако не стал.
- Прошу прощения, Казекаге-сама, - я поклонилась, - такого больше не повторится, - еще один поклон.
- Иди, - он потер виски, склоняясь над документами.
- Ано... Сабаку-сама, Шойчи-сан просила узнать, почтите ли вы нас своим присутствием сегодня на вечернем чаепитии. Она испекла медовников... - запинаясь, и все еще чувствуя остроту момента, произнесла я.
Лицо его чуть оживилось:
- Немного позже, - отрывисто бросил он.
- С вашего разрешения, - третий поклон. Кое-как переставляя ватные ноги, я вышла за дверь.
Хотелось кричать или плакать, или смеяться, или... Запястье горело, будто содрали кожу. Я чуть помассировала его, но зря - стало только хуже. Присмотревшись, я поняла, что так и есть - на костяшках виднелись ссадины, а там, где хватка была наиболее сильной, наливались краснотой будущие синяки. Вот тебе и прикосновение Казекаге, - промелькнуло в голове. Спасибо скажи, что не сломал и не вывихнул, а ведь мог же! По сравнению с этим падение на пол начинало казаться не таким уж и опасным... И все-таки оно того стоило.
Подвывая под нос мотивчик детской считалки про двух тигров, я вернулась на свое рабочее место.
- Он придет, Шойчи-сан! - пела я, порхая по крошечной комнатенке и сервируя стол. - Правда, это замечательно?
Козуга-сан, пряча тихую улыбку, наблюдала за мной. Она расположилась в кресле, которому, верно, было столько же лет, сколько ей самой.
- Тебя удовлетворило то, что ты узнала, Рю-чан? - она поставила локоть на подлокотник и уперла сухонький кулачок в подбородок.
- Совсем нет, - я покачала головой, - но зато до меня дошло, что мои родители по-настоящему любили меня. Это важно.
- Твоя мать была чудной женщиной, - кивнула Шойчи-сан. - Я, конечно, близко ее не знала, но Сато рассказывал... - Где ты успела так пораниться? - озабоченно нахмурилась она, разглядев наконец-то в этом скудном свете мой синяк.
- Так... не до конца упала, - попыталась отделаться полуправдой я.
- Хм... Мне чудится, или это и в самом деле очертания чьих-то пальцев? - подняла бровь она.
- Казекаге меня поймал, - вынужденно созналась я, ощущая, как кровь снова бросается в лицо.
- Значит, Гаара-кун, - со странно довольным выражением прищурилась старший архиватор. - Трогательная забота о подчиненных, - с очень-очень хитрой миной продолжила она, явно ожидая от меня какой-то реакции.
- Э-э-э... Да. Он такой, - только и смогла выдавить я.
А потом пришел Гаара-сама. И мы сели пить чай. Казекаге даже отважился вставить несколько слов в нашу болтовню с Шойчи-сан. К концу мне уже начало казаться, что я знаю этих двоих всю жизнь, впрочем, в случае с Сабаку-сама так и было. Почти.
Неожиданно в сонм моих радужных мыслей серым дымом пепелища вплелась одна: а что, если это и в самом деле просто забота о подчиненной. Наверное, ужас отразился-таки на моем лице, потому что Шойчи-сан, увлеченно доказывающая Гааре-сама необходимость постройки отдельного здания хранилища, замолкла. Оба уставились на меня, как будто я им могла что-то объяснить. Натянуто улыбнувшись, я замахала руками, открещиваясь заодно и от собственных мыслей:
- Ничего, все в порядке...
Неловкую паузу прервал Казекаге-сама, поднявшись со стула, он загадочно сообщил: