Сердце сжимается от страха и злобы, когда видишь как по черно-белой излучине московских улиц, не признавая светофоров и знаков, разметки и прочих правил движения, мчится серебристая торпеда дорогого иностранного автомобиля. И кому как не москвичам знать, что это давно уже правило для города, внезапно оказавшегося во власти больших денег.
Но если бы мы поинтересовались", кто сидит за рулем этого безумного, источающего опасность автомобиля, то сразу простили бы водителю все его прегрешения, потому что увидели там Сергея Петровича Самохвалова - самого счастливого человека на планете. Его счастье было больше чем вся необъятная Москва, с миллионами людей, машин и зданий, оно превосходило размерами все, что есть на Земле и даже ее саму. Ведь всего лишь десять минут назад Сергей Самохвалов узнал, что у него есть мать! Эта безумная новость, материализовавшаяся звонком детектива, явилась в самый разгар рабочего дня, и Сергей бросился прочь из офиса, разбрасывая по пути факсы, телефоны, расталкивая бестолковых секретарш и толковых сотрудников. Уже выбегая на улицу, он крикнул им, находившимся в сильном недоумении от подобной выходки своего шефа: "Меня не будет дней пять! ...А может неделю! ...А может... долго. Справляйтесь сами!" Самохвалов махнул рукой, захлопнул дверь автомобиля и помчался в аэропорт. По дороге он сам себе улыбался, насвистывал песни и даже иногда кричал как безумный и ни один инспектор не встал на пути его счастья и на ближайший рейс в Пензу он успел.
Впрочем, в самолете радостный Сергей тотчас уснул, так как людям его рода деятельности всегда не хватает сна, и они отключаются при первом же удобном случае. А. пока он спит, мы можем выяснить, почему этот день стал для него таким счастливым.
Сергей Самохвалов был преуспевающим бизнесменом. Удачно пережив отстрел эпохи первоначального накопления капитала, он достиг, кажется всего, чего могла пожелать душа русского человека, к тому же выходца из самых низов. У него была своя фирма с приличным оборотом и с неприлично большим доходом, известным только ему самому и Господу Богу. Поэтому все остальное он уже мог позволить себе купить. Дом, квартиры, офис, красивые и дорогие машины и еще более дорогая жена, все это у него имелось. Возможно именно поэтому из "братка" он, наконец, превратился в Сергея Петровича - уважаемого и солидного человека. И все-таки в его жизни не было главного. Об этом говорило многое: и иногда появлявшийся безумно, печальный взгляд, смотревшийся так неестественно на суровом, покрытом шрамами лице и большая татуировка на правом предплечье "СЧАСТЬЯ НЕТ!", да и если бы вы когда-нибудь за стаканом-другим заговорили с ним по душам, то узнали бы насколько горька его судьба, ибо нет на всей Земле у Самохвалова Сергея ни одной родной души! И вырос он в маленьком детском доме на берегах бескрайней Волги, к дверям которого его подбросили младенцем. И свой первый криминальный опыт он получил там же. И свое нынешнее положение он приобрел только потому, что именно так сложилась жизнь. Но, не зная имени родителей, он готов был отдать все, что имел за один любящий поцелуй мамы или суровое прикосновение загрубевшей руки отца. Появление его на свет было окружено тайной, отчего Сергея никогда не оставляла надежда на то, что его родители когда-нибудь объявятся, что до сих пор их разлучают страшные непреодолимые обстоятельства, которые однажды разрушатся и он, наконец, обретет семью. Но годы шли за годами, отец с матерью так и не появились и в душе взрослеющего Сережи все больше и больше росла ненависть к окружающему его миру, где, как ему казалось, все были счастливы, и с которым его связывала лишь маленькая ниточка - записка на тетрадном листе, оставленная его неизвестными предками: "Сережа, родился в Пензе 3 марта". Фамилию свою он получил, как и многие товарищи по несчастью, благодаря скудной фантазии персонала детского дома, а Петровичам, по имени директора становились все малыши, собственное отчество которых оставалось неизвестным. Меньше всего Самохвалову хотелось думать, что его просто бросили, отказались как от ненужной вещи, обузы для его родителей, потому, сколько себя помнил, он пытался сообразно возможностям разрешить загадку своего происхождения. Но долгое время возможности были сильно ограничены, и только недавно Сергей Петрович позволил себе нанять толкового детектива, велел ему тратить денег столько, сколько потребуется и отправил в Пензу.
Долго ли коротко, но прошло больше года и, казалось, нет уже надежд на счастливое разрешение, когда сегодня, совершенно неожиданно, секретарша доложила: "Сергей Петрович, Вам срочный из Пензы".
- Сергей Петрович, - перекрикивал восемьсот километров проводов взволнованный детектив. - Сергей Петрович, кажется, я нашел!
- Почему ты решил, что это она? - задал резонный вопрос Самохвалов, так как давно уже наученный жизнью принял за правило, любое известие, а тем более неожиданное следует тщательно проверить.
- Поймите, это стоило больших трудов и денег!
- Деньги не проблема, а за труд я плачу! Почему ты решил, что это она?
- Все оказалось просто. В архиве пензенского ГУВД за шестьдесят девятый год есть дело о пропаже месячного мальчика Сережи. Как заявила 7 апреля его мать Колганова Татьяна Николаевна, ребенок был похищен прямо из коляски, когда она на минуту зашла в продуктовый магазин. Вы хорошо меня слышите? Так вот, поиски результатов не дали, дело закрыли. Подозревали и мать, но ничего против нее не нашли.
- Да, но почему ты решил, что этот случай имеет отношение именно ко мне, ведь нашли меня тремя днями раньше?
- Я и сам сильно сомневался, зачем кому-то похищать ребенка, а затем подбрасывать его в детдом, да еще за триста километров, да еще зная день рождения и имя? И еще непонятно, где эти три дня была мать?
- Вот и я о том же! - возмущенно прокричал Самохвалов.
- Остается одно предположить, что Колганова, отвезла малыша в другой город, подбросила, вернулась домой и заявила в милицию.
- Но какое отношение это имеет ко мне! - Сергей Петрович все больше и больше злился на недотепу - детектива.
- Вы знаете, извините, и я никогда бы не подумал, что это касается Вас. Но... в деле есть фотография гражданки Колгановой. Поверьте у меня взгляд профессиональный... сходство я не могу не заметить. А здесь оно очевидно! Сергей Петрович, если Вы ее увидите, то сразу все поймете! И, Господи, взгляд, глаза... здесь уж не ошибешься.
- Да где она сейчас!? - закричал измученный предисловием Самохвалов. - Под Пензой. Семьдесят километров. Поселок "Заря Октября". Дом двенадцать. Пятая квартира. Сафронова Татьяна Николаевна. Но полной уверенности быть не может. Приезжайте сами, самолет из Домодедова вылетает через час с четвертью. Успеете? Я Вас встречу!
Именно этот разговор и оказался причиной событий, с которыми мы столкнулись в начале повествования. Именно онистал источником невероятного счастья Сергея Петровича. Чувства заняли место разума. Уже ни секунды не сомневаясь, он отбросил все запланированные встречи, презентации и договоры и помчался в аэропорт ради возможности взглянуть на свою мать, упасть перед ней на колени и зарыдать от радости? И мама погладит его по голове, и он простит ей все долгие годы одиночества. Всего через несколько часов...
Самолет незаметно приближался к Пензе, а Самохвалов спал и видел сон. Сон про свой первый в жизни побег.
Как уже упоминалось, о месте рождения Самохвалов узнал, как только начал интересоваться своим происхождением. И сразу же Пенза стала для него городом сколь далеким, столь же и загадочным, городом с волшебными башенками и теремками, город, стоило только ступить на улицы которого, как рухнули бы все преграды и разрешились все загадки. Но Сереже исполнилось уже десять лет и ни разу место его пребывания не приближалось к Пензе хотя бы на триста километров. Но однажды он узнал, что через город, в котором находился детдом, проходит маршрут междугороднего автобуса с конечной остановкой в Пензе, билет на который стоит всего три рубля двадцать копеек. Неожиданно осознав, что единственной преградой для воссоединения с родителями является билет, он начал копить деньги, что было нелегким занятием для маленького детдомовца, ибо даже такая ничтожная сумма казалась ему огромной.
Сам побег был прост. Ночь. Второй этаж. Простыни узлом. Бегом на автостанцию. Автобус в семь пятнадцать. И все уже удалось, но... на пензенском автовокзале его поджидали милиционеры. Сережа долго рыдал, но вскоре смирился, а вернее затаился, принявшись готовиться к следующему побегу.
Самолет заходил на посадку. Мягкий голос стюардессы разбудил Самохвалова и через пятнадцать минут он уже сидел на заднем сиденье такси, уносившем его в глубины Пензенской области.
Поселок "Заря Октября" встретил Сергея Петровича разрушенным коровником, непроходимыми от грязи улицами, на которых по-хозяйски разгуливала домашняя птица. Среди серых, покосившихся от лени и нищеты домишек, высилось несколько трехэтажных башен, в подъезд одной из которых он вошел. Поднявшись по изрядно заплеванной и замусоренной лестнице на второй этаж Самохвалов наконец оказался перед дверью квартиры номер пять. Звонок не работал. После минуты настойчивого стука в дверь за ней послышалась ругань, и раздались шаги.
- Ну, че тебе...? - грубо заворчал открывший дверь мужичок с оплывшим от многолетнего пьянства лицом, в рваных спортивных штанах и замусоленной байковой рубашке, но осекся, увидев на лестничной площадке сияние золота, которого, признаться, на Сергее Петровиче было с излишком, блеск дорогого костюма и благоухавшего французским одеколоном человека со свирепым взглядом, отчего, ничего не спрашивая более, пригласил незнакомца в квартиру.
- Так, что Вам ... нужно? - старательно подбирая слова, спросил мужичок.
- Мне Татьяну Николаевну.
- Щас, щас, как же... Танька, это к тебе! ... Ну, вы здесь сами как-нибудь, а я в комнате, если чего понадоблюсь, буду. Пьяница тут же исчез, а на смену ему появилось существо, про которое нельзя было вполне определенно сказать мужчина это или женщина, так как все половые признаки оказались скрыты за теми же опухшим лицом, рваными спортивными штанами и байковой рубашкой.
- Татьяна Николаевна? - с надеждой на отрицательный ответ спросил Самохвалов.
Сергей Петрович нерешительно взглянул на нее. "Нет, не может она быть моей матерью! Это не человек, это бомж. Не может. Не может! Сразу уйти? Так, что зря ехал?" Из раздумья его вывел бурчание.
- Ну, че молчишь? Зачем пришел?
- Поговорить надо.
- Так входи. И дверь за собой закрой плотнее, а то мы с Вовиком сквозняки не любим!
Последнее замечание оказалось чистой правдой. В этой квартире действительно опасались сквозняков, впрочем, как и свежего воздуха. Захлопнув дверь Самохвалов очутился в мире отвратительных запахов, смеси табачного дыма, алкоголя, тухлятины, немытого тела и еще чего-то не подлежавшего идентификации. Везде царил мрак. Лампочка имелась только на кухне. Сиротливо болтаясь на проводе, она тускло освещала небогатый интерьер, состоявший из стола, трех грязных табуреток, шкафа без дверей, умывальника и плиты. Всюду валялись пустые бутылки, окурки и мятые газеты. По стенам без малейшего смущения расхаживали тараканы.
- Садись! Не стой, - крикнула женщина и, заметив нерешительность гостя, засуетилась. - Щас, газетку постелю.
- Татьяна Николаевна, - осторожно начал он, все еще искренне надеясь, чтобы сидящая напротив особа все же не оказалась его ближайшей родственницей. - Татьяна Николаевна... у Вас есть...
Ему не удалось закончить вопрос, так как женщина неожиданно повалилась на стол и громко зарыдала. На шум тотчас прибежал Вовик, и, успокаивая Самохвалова, забормотал:
- Это у нее случается. Истерика. Но без бутылки не обойтись. Может час рыдать, а то и два. А...?
Сергей Петрович понял намек. Достав из кармана пиджака пухлый бумажник, он, не глядя, извлек первую попавшуюся купюру и протянул пьянчужке: "На... сам сообрази!". Обезумевший от счастья Вовик, увидав пятьсот рублей, и, не обнаружив препятствий к их полному истреблению,стрелой вылетел из квартиры.
В его отсутствии разговора не получалось. Женщина прекратила рыданья, лишь изредка всхлипывая, но лицо от столане оторвала. Самохвалов нетерпеливо стучал пальцами по столу. Через сорок минут появился пьянчужка. Был он не один. С ним пришли еще два хмурых субъекта: мужчина и женщина, но, судя по всему, помоложе, так как внешность их еще не успела до конца приобрести все черты, свойственные образу жизни.
- Детки наши, Манька и Ванька, - торопливо пробормотал Вовик, что заставило Сергея Петрович невольно улыбнуться, так как впервые он видел вместе двух обладателей имен, характеризующих русских дураков обоего пола. Тем временем мужичок раскладывал на столе принесенное им богатство: пять бутылок водки, несколько пачек "Примы", какие-то консервы, бутылку "Буратино" и единственный пластиковый стакан, так неестественно белевший в этой обстановке, и видимо предназначавшийся Самохвалову лично, отчего тот еще раз улыбнулся. Татьяна Петровна уже позабыла про недавние рыданья и жадно глядела на угощение.
--
А хлеб, то! Хлеб принес, сволочь? - неожиданно завопила она. Вовик растерянно пожал плечами:
--
Так...
Впрочем, ему не дали договорить. Стаканы уже были полны и люди жаждали начала, вопросительно взирая на Сергея Петровича. Тот отказался от предложенной водки и, терпеливо дождавшись момента, когда вся компания оживленно заболтала, спросил:
- Татьяна Петровна, у Вас есть фотографии,... в молодости?
- А как же! - радостно закричала та. - Я раньше часто снималась, ведь такая красавица была!
- Да, - подтвердил изрядно захмелевший Вовик, - Танька у меня жена красоты редкой. Так и детки у нас вроде неплохие получились. Дочь - красавица!
Самохвалов тоскливо взглянул на заплывшее Манькино лицо. "Скорей бы увидеть эти фотографии, убедиться, что детектив не прав. И домой! ...Как же я так? Почему поверил сыщику хренову? Ну, родственнички...! В следующий раз полный отчет, и только тогда в дорогу".
Наконец, пухлый альбом лег ему на колени. Сергей Петрович наугад раскрыл его, и кто бы мог предположить, что первым на глаза попадется снимок, который перевернет всю его жизнь. Он сразу все понял. Детектив оказался совершенно прав, ухватив невероятное сходство. В этот миг перед Самохваловым лежала фотография молодой и красивой женщины с короткой стрижкой, и из глубин сознания сразу же всплыли далекие детские грезы, ведь именно такой он и представлял маму долгие годы детдомовского одиночества. Сергей Петрович лихорадочно переворачивал страницы и разглядывал все новые и новые снимки. Вот она в детские годы, вот школа, вот юность. Сомнений не оставалось. Господи! Неужели!
Дрожащим от волнения голосом он спросил:
- Татьяна Николаевна, у Вас есть дети?
- А как же, вот Ванька и Манька, - кивнула она в сторону молодых людей.
- Я неверно спросил. ...Татьяна Николаевна, у Вас есть другие дети? Точнее... были другие дети?
- А может и были! А тебе чего? - Вопрос этот всегда неожиданный для любого человека, казалось, нисколько не удивил ее.
- Ну, вспомните. ... Сережа. ... Март шестьдесят девятого. Детский дом. Женщина резким движением подняла лицо и пристально посмотрела на Самохвалова. И в ее взгляде, наверное, впервые появилась искорка создания.
- А может и были... А у тебя какой интерес? - тихо прошептала она.
- Отвечай, наконец! - заревел от нетерпения Самохвалов. Та, серьезно напуганная его страшным видом, уже закричала:
- Был! Сережа! Был! Ну и что дальше!
- А то...! А то! - Сергей Петрович резким движением схватил бутылку, налил себе полный стакан и залпом проглотив, выпалил. - Сережа это я! Понимаете... я!
Вовик присвистнул от удивления: - Ну, ни хрена себе, сынок объявился!
Женщина зарыдала и убежала прочь из кухни. Из обычно бесчувственных глаз Самохвалова потекли слезы. Остававшиеся за столом пьянчужки взяли "Приму" и молча ушли курить на балкон.
Через несколько минут женщина вернулась. Бурные переживания от неожиданной встречи пошли ей на пользу. Казалось, все лицо ее изменилось и приобрело удивительное сходство с тем образом, что был навсегда запечатлен на фотографиях.
--
Ну, здравствуй, сына! - дрожащим голосом произнесла она. - Прости меня за все! - и снова зарыдала. В ответ ей зарыдал и Сергей. Инстинктивно, сквозь слезы он подался к ней телом, и через секунду рука матери уже гладила его по голове.
--
- Айда ко мне сына. Аида. Поплачь. Поплачь.
Господи! Как долго он ждал этого мгновения! Господи, как он был счастлив! Господи, в своем радостном безумстве он все забыл, все простил! Ему уже было все равно.
Заметив, что дело идет на поправку, с балкона вернулись изрядно замерзший Вовик, Ванька и Манька. Сергей дрожащим от волнения голосом, спросил:
--
Мама, это мои брат и сестра?
--
Да сына, только папка у вас разный.
--
А где папа?
--
Погиб Борька, зарезали его в лагере, когда ты не родился. "Вот ирония судьбы", - подумал Самохвалов. "Вот где гены!"
- А за что его посадили?
- Да за кражу. Из коровника телку увел и на мясо продал. Ну, участковый в тот же вечер его и взял. А я молодая еще была, семнадцать лет. Батька как узнал, что рожать собралась, сказал, что прибьет. Ну, я на поезд и... да ты сам дальше знаешь.
- А потом искать не пыталась?
- Так пыталась... - женщина опустила глаза, - но кто ж мне скажет.
Сергей Петрович не заметил очевидной неправды этих слов. Сейчас он был глух и слеп от переполнявшей его радости. Пусть никудышная, пусть плохонькая, но мать. И не один он теперь на свете. А с этим, с этим разберемся. Отмоем, оденем, вылечим, построим. И все будет хорошо. И сейчас он был счастлив и оттого незаметно подливал себе водки и не обращал внимания на дружеские похлопывания Вовика, приговаривавшего: - Теперь, значит, и мне ты сынок. Сережка! - и на то, что компания постепенно все больше и больше пьянела, и что незаметно пьянел и он сам, пока не уснул, сидя за столом.
И приснился ему второй побег. В четырнадцать лет Сережа оказался под следствием за кражу из магазина коробки сгущенки. Вполне естественное желание мальчика, наконец наесться вдоволь сладкого было превратно понято судьями и вскоре он уже отравился в "малолетку". Но на полпути он подцепил дизентерию и очутился на лечении в местной больнице и уже там неожиданно узнал, что находится всего в тридцати километрах от столь желанной Пензы. И пешком то можно за день дойти! План был прост: Ночь. Третий этаж. Простыни узлом. И бежать. Но зима оказалась хорошим сторожем. Замерзшего Сережу утром подобрали на окраине городка.
Проснулся Самохвалов уже глубокой ночью в темной комнате на диване. Не совсем понимая, где он находится, он ощупал карманы своего пиджака. Документы и деньги были на месте. Из кухни доносились пьяные голоса его новых родственников. За окном тихо работал мотор такси, там грелись спящий детектив и водитель. Сергей Петрович вернулся на диван и прислушался к разговору.
--
Ну, повезло нам, Танька! - заявил голос, очевидно принадлежавший Вовику. - Сынок то, богач! Гулять теперь всю жизнь можно без забот.
--
Да богач! Вот какой сын у меня! - подтвердил довольный женский голос.
--
Ты только, Танька, дурой не будь! Сразу заяви, что раз сын, мол, ты мне, так всем, значит, и обязан. А откажешься, я и в суд могу. Мол, всем ты мне обязан.
--
Да, ма! - так и заяви, захрипел другой мужчина. - Пусть дом купит. И денег даст. Че мы не родственники ему, что ли.
- Я и сама знаю. Пусть дом купит и машину Ваньке. И Маньке обновки. А если что, я... откажусь. Пусть без матери живет! И...
Фраза оборвалась грохотом и звоном бутылок. Очевидно, на кухне кто-то упал. Сергей встал и подошел к окну. Почему-то именно сейчас он с тоской вспомнил жену, ее отца артиста и мать кандидата наук, золоченую табличку на дверях своего кабинета, серебристый "Мерседес" и сразу невыносимым стало еще секунду назад незаметное зловоние внутри квартиры, тараканы на стенах, рухлядь, и особенно обретенные родственники. Самохвалов посмотрел на дверь. Путь на улицу проходил мимо кухни. "Ну что ж!" - подумал он. - "Все просто. Второй этаж. Окно. Ночь. Простыни узлом".
Уже через минуту Сергей Петрович Самохвалов, известный бизнесмен и уважаемый человек сидел внутри такси:
- Поехали!
- Ну, как там? - спросил его заспанный и удивленный детектив, когда машина уже трогалась.
- Это не она.
- Прикажете дальше искать?
- Ищи... пока не найдешь. Ищи! - Самохвалов тяжко вздохнул и повернулся к стеклу, показывая, что не намерен продолжать разговор.