Френк Кастл умер вместе со своей семьей тридцать пять лет назад. И все те, кто зовут меня по имени, просто соблюдают формальности по отношению к моему живому телу.
Моя душа мертва.
Френк сидел на ящике со взрывчаткой и смотрел в пустоту. Он был пьян. Чертовски пьян уже почти неделю. И не видел смысла просыхать. Полумрак большой комнаты в помещении бывшего производственного склада, отданного под съемные квартиры, не мог скрыть смертельно тяжелого молчания и гнетущего ощущения безнадежности, наполнившего эту нору до отказа. Может быть, время и лечит раны, но его не повернуть назад. И все, что случилось, останется с нами навсегда. И все эти безобразные рубцы в душе, может быть, и перестанут кровоточить, но никуда не исчезнут. Никогда.
Черно-серая комната. Темные тени вращающихся лопастей огромного промышленного вентилятора в окне. Запах цементной пыли. Шум виски в голове. Тихий скрип времени. Секунда за секундой. Френк давно не ведет им счет. Его жизнь закончилась. Она ему больше не принадлежит.
После гибели Мэри и Френки у него была цель. Найти, добраться, дотянуться хотя бы кончиками пальцев, краешками когтей, яростными голодными клыками впиться в горло, задушить, разорвать на куски... а дальше не важно. Френк не рассчитывал выжить. Он должен был завершиться вместе со своей местью. Вместе со своим правосудием. Но отчего-то не срослось. Убийцы были мертвы. Все до одного. Разорваны, растоптаны и перетерты в мелкое крошево. И всё... Френк остался один. Лицом к лицу со своей пустотой и своим бесцельным существованием. Он не знал, что делать.
И потому уже неделю он надеялся забыться, уйти от этой жуткой гнетущей пустоты внутри себя. И напивался до беспамятства, и видел кошмары в бреду и горячке. Вьетнам, тяжелый запах горелой человеческой плоти, черный дым, копоть, парящая кровь, пронзительные неумолчные крики умирающих солдат. Это был ад. Персональный ад Френка Кастла.
На войне все честно. На войне есть враг, который угрожает твоей стране, твоим людям, твоей жизни. Который борется за свою страну и свои интересы. За какую-то свою правду и свою свободу... На войне Френку все было предельно ясно. И в один из моментов своего недельного беспробудного запоя он горько пожалел, что сейчас нет войны. Тогда он мог бы сказать, что знает, что ему делать и куда приложить остаток своей бесполезной жизни.
Телевизор работал, не переставая, почти неделю. Каналы не радовали многообразием, но зато здесь были новости. И в какую-то секунду Кастл вдруг понял, что вслушивается в голос диктора, равнодушно и размеренно рассказывающего о том, что Майк Фумагалли, владелец трех крупных игорных домов в Лас-Вегасе, обвинявшийся в незаконном обороте оружия и убийстве нескольких человек, объявлен невиновным в связи с недостатком улик и внезапной смертью двух главных свидетелей. В кадре мелькнуло лицо маленькой девочки в черном траурном платье. Огромные серые глаза, изломленные брови, отпечаток страха и отчаяния на лице - она лишилась родителей, убийца которых улыбается сейчас, спускаясь со ступеней здания суда, где его только что признали невиновным. Френк слышит обрывки фраз, отдельные слова и видит эту самодовольную гадкую омерзительно наслаждающуюся безнаказанностью улыбку. Блистательную и насмешливую. "Это Америка... здесь торжествует правосудие... если человек не виновен... он будет оправдан".
Сюжет на экране давно сменился, а Френк все сидел с закрытыми глазами, и на обратной стороне его век в красной кровавой дымке отпечаталось это самодовольное улыбающееся лицо убийцы. И второе - детское, пораженное и раздавленное горем. Лицо ребенка, которого не смогло защитить государство со всеми его законами. Никто не заступится за эту девочку. Справедливость никогда не будет восстановлена.
Если только кто-нибудь...
Френк поднялся, медленно провел ладонью по лицу, словно стирая с него налет неуверенности и растерянности. Пора прекратить жалеть себя. Мысль еще не оформилась точно, но тело уже исполняло, подчиняясь инстинктам и какой-то подспудной внутренней цели. Френк глубоко вздохнул, встряхнулся и, не глядя, бросив почти пустую бутылку виски в мусорное ведро, отправился в душ. Пора было приниматься за... за что приниматься, Френк? Как ты это назовешь? Чем это будет для тебя? Это не месть. Это не правосудие. Это не закон.
Наверное, Френк, это кара. Пусть так и будет. Тот, кто избежал правосудия, все же не должен избежать кары. Преступники, знающие, что их найдут и убьют, возможно, подумают трижды, прежде чем затеять что-то...