Аннотация: ...Нет вечного мира, как нет и вечной войны.
Молитва после Яд-Вашема.
Нет вечного мира, как нет и вечной войны. Есть только жизнь. А еще есть Иерусалим, седой Иерусалим... Есть древний Рим, есть слава Афин и сады Прованса, высохшие долины рек Аравии и бесконечные пески Сахары. И есть люди, и у людей есть дети...
Поздно вечером, когда на улицы больших и малых городов, на русла исчезнувших рек и пропавших долин опускаются сумерки, в стылый миг между отступающим светом и еще не пришедшей тьмой, в миг странной игры света и тьмы, в полусумерках, рождаются фигуры, маленькие фигуры...
Батальоны детей чеканят шаг, раз-два, раз-два. Они идут по площади Пуэрто-дель-Соль, что в Испании, по старым и молодым улочкам и улицам польского Кракова, немецкого Магдебурга, белорусского Минска. Тысячи фигурок, построенных в плотные ряды, закутанных в ряды, зацементированных в ряды. Тысячи детей, марширующих в колоннах, детей мира, всего мира, всех времен и народов... Они идут по Земле. Видите? Видите их тень?
Тысячи жертв тысячи войн, убитые в разные времена и столетия, на всех войнах, на одной большой гигантской войне... По миру, по всему миру беззвучно маршируют дети.
Не отводите взгляд. Смотрите. Это дети, сожженные в газовых камерах Освенцима и Равенбрюка, расстрелянные вместе с родителями в Бабьем Яру. Дети, поднятые на пики нукерами Чингис-хана в разрушенной Рязани, посаженные на кол фанатиками в армянском Карабахе. Дети, умершие от голода на Украине и Поволжье. Их много, очень много. Они идут, они проходят, они маршируют... Множество детских голов, белых, черных, светленьких, рыжих. Мальчишки повзрослее держат за руку малышей 2, 3 лет, менее года. Их так много, так много... Совсем маленьких, едва ковыляющих на своих ножках и совсем взрослых, почти взрослых. Детей, которые никогда не станут взрослыми. Они никогда не будут качаться на качелях, заливаясь веселым смехом, никогда не будут бегать друг за дружкой, никогда не смогут сами надеть свои штанишки. Они никогда не улыбнутся родителям и никогда не станут капризничать. У них нет этой возможности, нет на это права. У них все это отняли. Они никогда не вырастут, не почувствуют запаха цветов, острого и нежного одновременно; не почувствуют прикосновения ласковых рук папы и мамы. Они никогда не увидят счастливого сияния глаз своих собственных детей, никогда. Их вычеркнули из жизни. Очень рано вычеркнули, слишком рано, еще детьми...
А потом наступает утро. И память, если ты человек, память о тех, кто должен был жить, но кому не дали... Аминь!