Городков Станислав Евгеньевич : другие произведения.

Вариант "Новгород - 1470". ч 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 8.40*8  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ...Морось все также неприятно обволакивала лесную дорогу и отливающую вдали тускло-серым воду озера. Копыта коня пробили траву и всадник-московит в кожаной рубашке-поддевке и мягком подшлемнике на голове, с уложенными в скатку позади седла броней и шлемом, проехал-проплыл рядом со спрятавшимся Даном.
  
   Глава 6
  
   Дан, все-таки, поговорил с Домашем. Как ни удивительно, но 'прожект' Дана, не то, чтобы проскочил на "ура", но был принят спокойно. Уговаривать гончара не пришлось. Возможно, потому что Домаш не был коренным новгородцем, и жизнь его научила быть гибким. К тому же, он ничего не терял - в худшем случае Домаш оставался при своих, а в случае удачи... Спокойно он согласился и дать долю Дану. Правда, тут торговался долго - несмотря на свое 'мутное' прошлое, Домаш оказался мужем прижимистым и торговаться умел. В конце концов, они сошлись на четвертой части от дохода. Дан сумел лишь настоять, что данный процент действителен только на три месяца и в дальнейшем подлежит пересмотру. Единственно, что не удалось Дану - уговорить гончара сразу начать дело с размахом. Как объяснил Дану Домаш, не все так просто в гончарном деле и некоторые моменты в 'бизнес-плане' Дана являются откровенно наивными. Вроде того, что слишком идеалистично Дан представляет себе жизнь в Новгороде. Поэтому для начала уговорились взять в обучение к Дану только двух учеников. Ученики должны были сразу после того, как начнут выполнять работу, и это особо требовал Дан, получать денежный процент от продажи расписанных ими изделий. Дану не нравилась распространенная в это время повсеместно - не только в Новгороде - практика, при которой даже давно всему научившийся подмастерье-ученик работал за одну лишь еду. И работал до тех пор, пока не сдавал экзамен на мастера, который, естественно, хозяин старался всячески оттянуть. Дану нужны были, особенно в свете его решения стать прогрессором и изменить историю, не нищие маргиналы, а люди материально заинтересованные в своей работе, то есть хорошо зарабатывающие, а значит и готовые защищать общество, дающее им возможность столько зарабатывать. Иначе говоря, люди, заинтересованные в существовании Господина Великого Новгорода. А нищеброды, даже если они и творцы, вряд ли способны защищать вообще чего бы то ни было. По глубокому нравственному убеждению Дана, хорошо работающий человек должен и хорошо получать.
   Учеников Дану долго искать не пришлось. Совсем не пришлось. Поскольку их сразу привел Семен. Причем обоих. Высокого, худющего бродягу, толи с русыми, толи с седыми волосами и удивительно темными глазами, с взглядом, словно, что-то требующими от тебя, и серьезного паренька лет 13-14. Бродяга был выходцем откуда-то с юго-западной Руси, в Новгороде перебивался случайными заработками на торгу и второстепенных вымолах-пристанях, где не было новгородских артелей грузчиков, а паренек - средним сыном уличанского соседа Семена по Неревскому концу. Бродягу Дан сразу хотел отправить обратно, уж больно у него вид был непрезентабельный, но потом, все же, решил поговорить с ним и слава богу, что поговорил. Худющий бомж, хотя и выглядел старше Дана, оказался молодым человеком - по мерке 21 века и давно взрослым мужем 24 лет от роду, по мерке века 15, родом с Чернигова. Бывший скоморох и мастер по изготовлению потешек-игрушек, переживший, как понял Дан, какую-то личную трагедию и попавший в Новгород случайно. Просто шел на север. Когда Дан дал Лаврину - так звали бродягу, калику-перехожего, заостренную крепкую палочку- стек и попросил изобразить что-либо на покрытой сырой глиной дощечке, Лаврин, не долго думая, в десяток штрихов, нарисовал красавца-оленя. Дан, правда, не сразу признал в звере оленя. Не сразу, потому что бывший скоморох рисовал так, как было принято рисовать в 15 веке православные иконы, то есть, не очень реалистично, с уклоном в определенную художественную условность. Хотя... Хотя художники Раннего Возрождения в Италии уже писали совсем другие картины. По какому-то наитию Дан дал Лаврину еще и кусок глины, и попросил слепить того зверя, что Лаврин нарисовал. Скульптура оленя получилась не в пример лучше. Лесной красавец был весьма похож. Без всяких скидок на ту самую художественную условность, принятую в этом времени на Руси. Здесь Лаврин, видимо, не боялся уйти от каких-то жестко регламентируемых церковью канонов, скорее всего, потому что их и не было. В общем, черниговский скоморох оказался настоящей находкой, уникальным художником-самоучкой. Его, практически, не надо было учить. Его требовалось лишь заставить отказаться от принятого шаблона. И показать, для большого разнообразия росписи керамики в будущем, картинки - Дан условно назвал их матрицами - с неизвестными в Новгороде и, вообще, в северной Европе, представителями африканской флоры и фауны. А дальше он мог работать самостоятельно.
   Зинька, в крещении - Зенон, синеглазый, с длинными ресницами, подросток-новгородец, наслушавшись от Семена о чудных рисунках Дана и узнав, что новый мастер ищет учеников-подмастерьев, сам упросил Семена взять его к Дану. Правда, перед этим он уговорил своего отца - искусного резчика ложек, отпустить его учиться необычной росписи. Паренек был однозначно талантлив и имел все шансы стать в будущем настоящим художником и, как позже сказали Дану - Семен сказал - Зинька даже успел попробовать свои силы в артели новгородских богомазов. Но жесткие каноны в изображении святых не прельщали его и богомазы Зиньку выгнали. Экзамен по рисованию, предложенный Даном пареньку, также, как и бывшему скомороху Лаврину, Зенон сдал на отлично. До многих азбучных истин рисования - понятия перспективы, центра композиции, света и тени, паренек умудрился дойти сам. Подучившись у Дана тому, что он, Зенон, не умел, и, отточив свое мастерство, парнишка тоже вполне мог работать самостоятельно. Правда, не факт, что Зенон быстро не перерос бы на этом поприще своего учителя и со временем не попросился бы на 'вольные хлеба'. Возможно, даже став на Руси первым провозвестником Возрождения, равным по силе и мастерству уроженцам далекой Италии. В общем, учеников Дану Семен привел достойных.
   Летний день был в самом разгаре. Домаш ушел на торговище, унося с собой десяток расписанных Лаврином сосудов - две корчаги, две братины и шесть кувшинов. Все оформленные - Дан, про себя, по аналогии с искусством 'двоюродных братьев' славян скифов, называл его 'звериным стилем' - в 'зверином стиле'. То есть, сплошь сцены из жизни животных. На восьми сосудах местное зверье - мишки косолапые, олени с ветвистыми рогами, волки и парящие орлы, на двух - копии с 'африканских' рисунков Дана. Жирафы, львы и облизьяны-обезьяны. Копии, потому что сам Лаврин их не видел и мог пользоваться лишь набросками Дана. Зенону Дан, пока, расписывать изделия не давал. Парень еще 'хромал', да, впридачу, и торопился. О том же, чтобы дать ему расписывать керамику через трафареты, не могло быть и речи. Красиво, то есть так, чтобы глаз завораживало и смотреть было приятно, с трафаретом не разрисуешь. А Дан хотел, чтобы изделия, идущие под маркой 'Мастерская Домаша - Дана' или МДД- три сплетенные вместе буквицы, где крайние - М и Д выполнены кириллицей, а соединяющая их 'добро' - Д глаголицей, не имели художественных изъянов. Чтобы их трудно было подделать и, чтобы значок 'МДД' гарантировал качество товара... На торг Домаш - первый раз - взял и несколько глиняных фигурок в стиле миниатюрной скульптуры. Они были выполнены Лаврином по прямому указанию Дана. Фигурки представляли из себя не просто знакомых новгородцам с детства зверей, а зверей в несколько потешном, утрированном виде. И в тоже время они были очень реалистичны... Не попытаться использовать талант Лаврина, как скульптора, Дан не мог. Ну, а торг покажет - есть ли смысл в этом его, Лаврина, даровании или это сейчас неактуально и одно баловство и перевод глины. К сожалению, сам Дан временно был связан 'по рукам и ногам' заказом ганзейца. Выгодным заказом. Заказом, который нельзя упускать. Тот купец, что забрал первые горшки, расписанные Даном, потом пришел снова и заключил контракт с Домашем и с Даном, уже как компаньоном гончара, на партию товара в 100 кувшинов, расписанную, пока еще, самим Даном. Без Лаврина и Зиньки. Но участие последних в деле было уже 'не за горами'.
   Дан, как раз, рассказывал очередной, адаптированный им к реалиям 15 века анекдот про незадачливого любовника - таких, переделанных анекдотов из 21 века, Дан уже кучу пересказал Семену с Вавулой, а теперь еще и прибавившимся к их компании Лаврину с Зеноном - когда за забором усадьбы Домаша, в очередной раз, послышался голос, интересующийся: - Здесь ли мастер Дан?
   Дан чертыхнулся. В последнее время к Домашу часто пошли "ходоки", пытающиеся переманить "мастера Дана" к себе. Первыми стали заезжие немцы-купцы из Риги. Вначале они направились к Домашу. Подошли к нему на торгу, поговорили и, получив честный ответ, что мастер Дан, как уже называли Дана в Новгороде - соседи Домаша по посаду, гончары, у которых Домаш скупал продукцию, купцы на торгу, ну, и некоторые люди из окружения боярыни Марфы Семеновны Борецкой - не работник Домаша, а его подельник по ремеслу, тут же двинулись к самому Дану. Дана немцы сманивали в Ригу, в смысле - перебраться в Ригу, однако... Однако, он на их посулы не поддался, хоть немцы и сулили Дану невероятно выгодные, по их мнению, условия. То бишь, по истечению года, который он должен будет отработать на купцов, сделать его мастером в ремесленной гильдии города Риги... Предложение, действительно, было неплохим, пусть Рига, пока еще, и оставалась маленьким немецким городом на берегу Балтики. И раньше бы Дан непременно ухватился за него, но, увы! Не сейчас. Сейчас у него были другие планы, он передумал бежать из Новгорода и, наоборот, собирался стать стопроцентным "попаданцем-прогрессором" и сохранить Новгород стольным Господином Великим Новгородом... Посему условия немцев Дана не заинтересовали.
   Вслед за немцами переманивать Дана пытались и местные, новгородские "деловые люди". После визита к Дану немецких купцов из Риги, до них тоже дошло, что в гончарном ремесле Новгорода намечаются некоторые изменения и связаны они с поселившимся на посаде, за Людиным или, по-другому, Гончарным концом, литвином Даном. И к Дану зачастили "ходоки". В основном хозяева таких же, как у Домаша, мелких мастерских. Мелких, потому что крупных в городе не было. Уровень дохода не позволял существовать в городе крупным.
   Среди "ходоков" особо выделялись Третьяки. Братья Третьяки. Их было пятеро и все рыжие. Третьяки жили вместе, одной большой патриархальной семьей, подчиняясь во всем воле старшего брата Аристарха, в миру просто Третьяка Старшего. Дан видел его пару раз издали, Семен показал. Крупный, не намного меньше Дана, с большой головой, покрытой редкими светло-рыжими волосами, и короткой, скорее шкиперской, рыжей бородой. С "рубленным топором", совсем не славянским лицом. Непропорционально узкоплечий и излишне длиннорукий. Третьяк Старший, также как и Домаш, каждый день стоял на торгу. Еще поговаривали, что братья, что старший, Аристарх, имел дело с низовыми купцами, привозившими в Новгород хвалынскую - персидскую и прочую восточную - керамику, однако... По словам Семена, точно этого никто не знал.
   Сам Третьяк к Дану ни разу не подходил, но его братья - и по очереди и всей кучей - уже четырежды наведывались к Дану, выбирая момент, когда отсутствовал Домаш. Причина такой нелюбви к Домашу заключалась в том, что между Домашем и Третьяком были определенные нелады. И они однажды - по словам Вавулы - не на шутку сцепились на торгу. Ну, не на торгу - это чревато большим штрафом в Новгороде, драка на торгу, а на ближайшей к торжищу улице. В итоге Третьяк долго ходил с ободранной скулой и хромая, а Домаш с распухшим ухом.
   На отказ работать с ними, братья как-то слабо реагировали и, спустя некоторое время, появлялись снова. Братья брали Дана на измор. В конце концов, их рыжие конопатые физиономии настолько примелькались ему, что он даже стал различать их. Самый младший из братьев был и самым огненно-рыже-конопатым и вид имел "Антошки" из запомнившегося Дану еще с детства мультфильма: - Рыжий, рыжий конопатый... - Двое более старших были потемнее волосами, хотя и с курчавыми светло-рыжими бородками и светлыми усами, а четвертый являлся точной копией Третьяка Старшего, за исключением носа. Он у четвертого выступал не столь далеко, как у Старшего. Дан так часто видел братьев, что уже весь Новгород стал казаться ему рыжим. Он даже начал опасаться за свое душевное здоровье, ибо поймал себя как-то на мысли, что страстно желает придушить кого-нибудь из Третьяков и сократить, таким образом, хоть немного, поголовье рыжих в Новгороде. Труп, затем, естественно, нужно будет закопать под основание новой, только что заложенной Домашем печи...
   Вот, и сейчас - не иначе, как очередной "ходок" от очередного "житнего человека" или сам "житный человек", по-другому - крепкий хозяин, зажиточный новгородец, пришел уговаривать Дана "со всей щедростью отдаться другому". А, может, и кто из братьев Третьяков опять приперся...
  - Мастера ноугородские, - возвысил голос Дан, обращаясь к окружающей его честной компании - лепящему тут же, в сарае, на гончарном кругу очередную кружку-канопку Вавуле; зашедшему в сарай за необоженными кувшинами и разным прочим Семену; черниговцу Лаврину и малолетнему Зиньке, разрисовывающим в сарае, вместе с Даном и под присмотром Дана, горшки и кувшины, - а не попросить ли нам Домаша, чтобы завел он пса здоровущего и позлее? Да, не одного, а двух? А то, - постепенно снижая накал в голосе, добавил Дан, - достали уже эти "ходоки", калики, блин, перехожие...
   Дан заметил взгляд уставившегося на него Зиньки. Семен-то с Вавулой уже привыкли к разным непривычным словам Дана, хотя поначалу тоже стопорились, особенно Семен со своим: - Обьясни... - но устремленные на Дана синие глаза Зиньки требовали дать ответ.
  - Достали, в смысле "надоели", - поспешил сказать подростку Дан, а заодно и Лаврину, никогда ничего не спрашивающему и вечно занятому своими мыслями. - А "ходоки" потому что ходят раз за разом. - И, забыв о крикуне за калиткой, продолжил анекдот: - Так, вот, возвращается купец из поездки...
  - Мастер Дан здесь? - спросил уже иной, басовитый, с легкой хрипотцой голос. - ...Ого, - уронил пегобородый Семен и, разворачиваясь и чуть не цепляя локтем привставшего с лавки, потянувшегося за горшком в клети, Зиньку, удивленно произнес, - это же... - И не договорив, поспешил из сарая.
  - Так здесь мастер? - опять раздалось за забором.
   Дан неторопливо встал со своего некоего подобия табурета, на котором сидел и который сам и соорудил, и поставил на широкую полку, в клеть, которую уже сооружал с помощью Вавулы и Семена, свой, наполовину расписанный кувшин. Затем вытер о тряпицу перемазанные в глине и краске - глазури руки.
  - Ты бы, это, не медлил, - сказал нескладный Вавула. - Самого тысяцкого ждать заставляешь.
   Дан шагнул в дверь, оставленную открытой Семеном. Переступил порог и остановился. На широком, густо поросшем травой - за исключением тех мест, где ее, траву, основательно вытоптали - подворье гуляло неяркое новгородское солнышко. Вода в лужах, образовавшихся на дворе после недавнего дождя, почти впиталась в землю и лишь темный цвет травы выдавал недавнее местонахождение луж. В дальнем - от сарая - углу усадьбы, на верхушке старой вишни, чирикала какая-то птица и где-то у соседей хрюкали свиньи...
  - Блин, - подумал Дан, - все-таки жить хорошо!
   На двор, через гостеприимно распахнутую Семеном калитку, уже протискивался высоченный новгородский тысяцкий. Позади тысяцкого топталось еще пару крепких человек.
  - Здоров ли есть, мастер Дан, - увидев Дана, еще издали, первым, что несказанно удивило Семена и Вавулу - как так, ведь боярин и не просто боярин, а сам новгородский воевода первым поздоровался с простолюдином - приветствовал его тысяцкий.
  - Здоров, - шагнув навстречу, сказал Дан. И ответно, без поклона, поздоровался: - Здоров ли есть, боярин... - Сейчас Дана уже не напрягала подобная форма приветствия, но в первые дни... Ни Домаш, ни Семен с Вавулой просто не понимали его короткого: - "Привет!", "Здорово!" или "Здравствуй!" - И Дану приходилось напрягаться каждое утро, чтобы выдать при встрече с ними: - Здоровы ли есть... - Однако, при этом, он постоянно думал: - Ну, нафига мне знать о его здоровье? Если оно мне до лампочки... И ему нафига мое здоровье? - А теперь, вроде ничего, приспособился. Впрочем, и Вавула с Семеном и Домашем тоже привыкли к его выражениям, типа: - "Мое почтение!", "Респект всем и уважуха!" - или более короткому: - Привет! Здорово!
   Тысяцкий, конечно, пришел не за тем, чтобы разучивать приветствия из 21 века. Он явился потому что, как догадывался Дан, семена, посеянные Даном при разговоре с "высшим начальством" Новгорода, дали всходы. То есть, боярыня Борецкая, новгородский посадник и новгородский тысяцкий обдумали "пламенную" речь Дана и решили предпринять некоторые "шаги". В какой именно области - экономической, политической или военной, Дана не интересовало, да и не было важно. Главное, что "лед тронулся". А еще это значило, что Историю, все-таки, можно изменить. Она, история, если только Дан попал в собственное Средневековье, Средневековье собственного мира, не является незыблемой... как того он боялся. Хотя, естественно, подозрение, что он, все же, попал в какой-нибудь параллельный мир существовало.
   Дан давно ждал этой новой встречи - с боярыней Борецкой, с посадником и тысяцким, но уж никак не думал, что один из них - тысяцкий Василий, сам придет к нему.
   Пока тысяцкий со своими двумя сопровождающими шагал по двору, Дан подметил, как он быстро срисовал взглядом все, что происходит на подворье, и не просто скользнул поверху, а именно срисовал - что где лежит, сколько и кто, где и как стоит.
  - Забавно, - подумал Дан. - За кого же он меня принимает? И что за провожатые у него? - Следующие за тысяцким двое крепких мужичков - тоже с закрученными, как у тысяцкого и Домаша, в косички волосами и бородой и цепкими взглядами, больше походили на спецназовцев будущего, чем на обычных вояк. Коими они, по идее, должны были быть.
  - В дом пригласишь? - весело блестя глазами, спросил тысяцкий у Дана. Дану резко поплохело и он почувствовал себя не в своей тарелке. Куда приглашать-то? Ведь домом, пока, ему служил сарай, где стоял гончарный круг и где работал Вавула. Вернее, часть этого сарая, отгороженная от гончарного круга и от клетей с сырой посудой. К тому же в этом сарае спал и Лаврин. Слава богу, второй из учеников, Зинька, был новгородцем и ночевать бегал домой. Впрочем, в дальнейшем Дан планировал приобрести себе тоже какой-нибудь сруб, но это, туда, ближе к осени. А сейчас...Куда приглашать-то тысяцкого?
   Однако развиться комплексу неполноценности у Дана не дал сам тысяцкий. Он снова улыбнулся и произнес: - Хотя, нет. Давай-ка, лучше, сядем прямо тут, на солнышке.
   Дан, разумеется, был только "за".
   Крякнув, дылда-воевода уселся на бревно-завалинку у сарая.
  - Садись, - хлопнул он широченной, похожей на лопасть весла, ладонью по отполированной долгими сидениями коре бревна. - Говорить будем. Видишь, послушал твои слова, подобрал себе подручных, - кивнул головой тысяцкий на следующих за ним по пятам людей. - Посидите, пока, там, - сказал он сопровождающим мужичкам, указывая на бревна возле печи для обжига глины.
  - Ого, - подумал Дан, - однако, похоже, моя вставка-рассказ о спецназе, используемом в будущем, здорово впечатлила его, - и устроился рядом с воеводой.
  - Эх, хорошо-то как! - почти дословно повторил слова Дана новгородский воевода и с удовольствием вытянул длиннющие ноги.
  - Я, ведь, чую, - не смотря на Дана, едва тот уселся, произнес воевода, - ты не отрок... Давно не отрок. - Тысяцкий помолчал, и уронил: - Хотя и молодо выглядишь. - И, тут же, без перехода, спросил: - Ты где в сражениях участвовал?
  
  
   Глава 7
  
  ... Дан присмотрелся. На дороге были одни московиты.
  - Непонятненько, - сам себе сказал Дан. Он попал в ситуацию, в которой ни в коем случае не желал оказаться. То есть, перестал контролировать обстановку. А этого Дан боялся больше всего и всеми силами старался избегать. И потому что людей в его отряде было минимум и он не хотел рисковать ими, и потому что это были его люди, которых он сам обучал и к которым он привык. А главное - потому что на кону стояло, и Дан это слишком хорошо понимал, будущее Новгорода.
  - Хотев, - тихонько позвал Дан. Темноволосый ладожанин-ижора со славянским именем "Хотев", в маскировочной накидке поверх брони и накинутом поверх шлема капюшоне, подполз к нему.
  - Пройди вдоль дороги к деревне, - шепнул ему Дан. - посмотри, нет ли кого позади московитов.
   Ладожанин разрядил уже готовый к бою арбалет, сунул болт в колчан и бесшумно исчез за елями.
   Всадники быстро приближались.
  - Черт, - мучительно думал Дан, - что делать? Грохнем сейчас все 'болты', а татары следом беспрепятственно проскочат. А, если... Хотя, какой к дьяволу проскочат, им без проводника в лесу делать нечего... Ну, а, вдруг, это не просто татары? А подданные хана из приволжских лесов? Какие-нибудь предки чувашей или еще кто? Им лес дом родной. Обойдут нас по кругу, да еще и ударят в спину... Хотя... Стоп, - одернул себя Дан, - что за мысли? С какого - такого бодуна им обходить нас сзади, вставать ни свет ни заря и красться по лесу? Им что, кто-то конкретно нашептал - в этом месте вас ждет засада..? Блин, непонятно, какого черта татары и московиты разделились?
   Подумав, Дан все же решил подстраховаться. Чуть приподнявшись на своем месте у корня большой разлапистой ели, он, подражая пернатому ночному охотнику с кисточками на ушах, громко заухал. Замолчал, подождал несколько секунд и повторил крик ушастого филина снова. По существующей в отряде системе условных знаков, крик днем ночного хищника означал только одно - Удвоенное внимание! В лесу могут находиться враги!
  ... Отряд Дана являлся диверсионной группой, средневековой диверсионной группой. Успех же любой диверсионной группы, как понял Дан еще в армии, зависит от согласованности ее действий. А также от возможности в нужный момент скорректировать свои действия. Что требовало наличия в отряде хорошо налаженной связи. Однако, поскольку электронных гаджетов, необходимых для решения данной задачи, в 15 веке просто не существовало, то Дан, по подсказке Домаша, рискнул использовать, в качестве таковых древнюю воинскую придумку - звуки окружающей природы. Но слегка ее доработал. Уханье совы, волчий вой, далекая трещотка дятла... Ничего необычного и удивительного для княжества, почти вся территория которого покрыта густыми лесами. Связь хорошо вписывалась в колорит звуков местной фауны и не вызывала, не должна была вызывать, никакого подозрения у потенциальных врагов... В тоже время она была довольно информативна и проста.
   Морось все также неприятно обволакивала лесную дорогу и отливающую вдали тускло-серым воду озера.
   Копыта коня пробили траву и всадник-московит в кожаной рубашке-поддевке и мягком подшлемнике на голове, с уложенными в скатку позади седла броней и шлемом, проехал-проплыл рядом со спрятавшимся Даном. Московиты, уповая на то, что в такую рань лесные дороги безопасны, решили не утруждать свои телеса панцирями и бронями дощатыми и отправились в путь налегке.
   Дан подождал, пока последний наездник, воин на явно чужом крестьянском коньке - свой, скорее всего, получил серьезную рану в ходе вчерашней стычки-засады - пересек некую незримую черту, после которой он, как цинично прикинул Дан, в ближайшие 10 минут с вероятностью 90 процентов должен был стать трупом... Чавкала под копытами коней сырая земля, усыпанная хвоей, оставались следы копыт на земле... И тогда Дан коротко протявкал, подражая рыжей лисе-Патрикеевне - хотя Дан еще ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь в Новгороде называл лисицу Патрикеевной.
   Короткие хлопки и арбалетные болты сбросили с коней сразу с полдесятка всадников. И тут же тихое утро взорвалось воплями и ржанием поднимаемых на дыбы лошадей. Клацнули выдираемые из ножен клинки, загудел воздух от подхватываемых клевцов и чеканов. Но не успели всадники сообразить, что произошло, как толстые арбалетные стрелы-болты опять проредили их ряды и еще трое ратников повалились с коней... Лесная дорога превратилась в бедлам. Стонали раненные, упавший с коня воин с плешивой, под свалившимся с головы подшлемником, головой и арбалетным болтом в боку, застрял ногой в стремени и волочился по траве за конем. Еще один московит, пожилой усатый дядька, стоял на земле на четвереньках с торчащим из шеи оперением болта и, хрипя, выплевывал кроваво-красные сгустки...
   Сквозь крик, ржание, стоны раненных и глухое шлепанье вонзающихся в плоть арбалетных болтов, Дан услышал далекий птичий посвист. Отправленный к деревне Хотев давал знать - все чисто. На дороге никого нет.
   На месте засады творилось нечто невообразимое. Остававшиеся в живых ратники московского князя пытались уйти из-под обстрела. Сообразив, что устроившие им "нежданную встречу" люди вовсе не торопятся, во мгле моросящего серого утра, скрестить с ними мечи и надеяться на "честный" бой не приходиться, одни разворачивали коней, рассчитывая вернуться назад в озерную деревню, другие, наоборот, понукая коней, рвались вперед... Прямо к перегораживающему лесную дорогу завалу. Двое московитов сорвались вместе с конями с обрыва. А может и сами, спасаясь от обстрела, прыгнули в озеро. А один, или самый тупоголовый или совершенно 'безбашенный', заорав нечто нечленораздельное, метнул в ельник, откуда летели болты в московитов, свою пику. Затем, вытащив изогнутый татарский клинок, атаковал густую хвойную поросль, пытаясь прорубиться сквозь сплошную стену веток и стволов. Два арбалетных болта под разными углами, мерзко чавкнув, вошли ему в грудь. Но "безбашенный", заросший ярким рыжим волосом бугай, который, казалось, вытяни из стремян ноги, достал бы ими до земли, снова приподнялся в седле, невзирая на торчащие из груди арбалетные болты, и рубанул саблей по ельнику. Куча еловых иголок осыпалась на землю, упали куда-то срубленные ветки. Бугай опять занес саблю, но, вдруг, замер, словно задумавшись, опустил руку с саблей и молча повалился на шею коня.
   Дан увидел несущихся почти прямо на него двух всадников. Всадников, собирающихся вырваться из 'капкана'. Быстро перезарядив арбалет и прицелившись, Дан нажал пусковой крючок... Тяжелый болт с такой силой пробил грудь первого из наездников, что отбросил его назад, на круп лошади. Московит, скакавший следующим, тут же пригнулся к шее лошади, стремясь слиться с лошадью воедино... Еще чуть-чуть и он бы стал счастливчиком, сумевшим обмануть судьбу, но вмешались, старые, еще дославянские, хозяева этих мест, духи-лембои тверских лесов. И, то ли лошадь испугалась прогудевшего мимо болта, толи у всадника дернулась рука, однако вместо того, чтобы скакать в деревню, назад, конь заплясал юзом и следующий арбалетный болт вошел в спину 'счастливчика'.
   Те, кто пытался прорваться вперед по дороге, тоже далеко не ушли. Они застряли у завала из деревьев, сооруженного на повороте, там, где дорога уходила от озера в лес. Там их и перестреляли.
   После уничтожения московитов, Дан еще минуту сидел, прикрытый густыми лапами ельника, приходя в себя и прислушиваясь к звукам в лесу... до тех пор, пока не увидел, как на месте расстрела московского отряда появилась, будто вынырнула из-под земли - только что не было и раз, возникла - фигура Лариона в маскировочной накидке. Это было одно из обязательных правил в его отряде, правило командира, которое Дан активно продвигал и в сознание командующего новгородскими ополчением, тысяцкого Василия. Данное правило гласило - отряд является боевой единицей лишь тогда, когда у него есть командир. Поэтому подвергать опасности жизнь командира не следует, особенно, если можно этого избежать! - Данное правило существовало в отряде не потому что Дан, будучи командиром, сильно дрожал за собственную шкуру, а потому что в любом отряде, во все времена и у всех народов, командир является не только организующим началом, но еще и символом, знаменем, на которое ориентируется весь отряд. Дан знал слишком много примеров из истории, от античности до покинутого им 21 века, когда весть о смерти командира превращала солдат в неуправляемое стадо, а победу в поражение. А значит, первым на месте только что закончившегося побоища всегда оказывался кто-нибудь из его "янычар", но не сам Дан. Сейчас таковым был Ларион. Остальные же 9 человек, оставаясь в засаде, внимательно наблюдали за ним и за лежащими на дороге, среди убитых или бьющихся в агонии раненных лошадей, воинами-московитами - а, вдруг, кто-нибудь из них только прикидывается мертвым... Это тоже было железным правилом в отряде - никогда всем сразу не выходить из засады. И ждать, пока вышедший первым не подаст знак.
   Держа арбалет на взводе, Ларион, бывший тверичанин Ларион, осторожно прошел по дороге, между лежащими московитами. Ткнул носком поршня-башмака одно из неподвижных тел, приблизился к обрыву, с которого, вместе с лошадьми, сорвались в озеро двое московских всадников... И, неожиданно, яростно вскрикнув, спустил тетиву арбалета. Тяжелый болт ушел вниз, к воде и, тут же, стон-вопль донесся из-под обрыва, а Ларион вскинул вверх руку с двумя поднятыми пальцами.
   Дан выскочил из своего укрытия за корнями старой могучей ели... - садясь в засаду, каждый присматривал неподалеку еще, как минимум, одно место, куда можно было быстро переместиться после первых четырех - пяти выстрелов. Это тоже являлось обязательным к исполнению правилом в отряде. Дабы стрелков не могли тупо вычислить и столь же тупо уничтожить... - и ринулся к обрыву над озером, но его опередили двое в маскировочных накидках - Янис и Рудый. Тетивы их арбалетов слитно щелкнули и вопль-стон внизу оборвался.
   Под обрывом, на узкой полоске земли, между стеной обрыва и гладью озера, с двумя арбалетными болтами в спине и одним в бедре, уткнувшись лицом в песок, лежал ратник-московит. Под ратником расплывалось кровавое пятно, а его руки, время от времени, судорожно дергались и тогда он царапал пальцами сырой песок. Неподалеку от него, на мелководье, наполовину залитый водой, придавленный своей лошадью, лежал второй московит. Он был уже мертв - вероятно, пострадал при падении, а потом не смог выбраться из-под лошади и захлебнулся - лошадь же его еще дышала и даже пыталась поднять голову из воды... Впрочем, явно переломаные ноги не оставляли ей никаких шансов на жизнь. Вода и здесь была окрашена в красный цвет. С такими же переломанными ногами, метрах в 10 от московита и его лошади, частично в воде, частично на песке лежала еще одна лошадь. В отличии от первой эта была мертва. Земля и вода здесь тоже были пропитаны кровью.
  - Рудый, Янис, - сказал Дан двум 'янычарам', - добейте лошадь. И этого, - указал он на лежащего под обрывом, дергающего рукой московита, - заодно...
   Мертвых московских ратников стащили на дорогу. Дан насчитал ровно 12 трупов, не считая тех двоих, что лежали внизу, под обрывом. Их не стали поднимать наверх. Вторая часть московского отряда - татары, так и не появились. Остались татары в деревне, вернулись назад или подевались куда, для Дана осталось загадкой... Раненных московитов, к сожалению, не было и не у кого было узнать причину этого. Ну, да, бог с ними. Во всяком случае, в лесу татар не было, а это главное. А куда они уже подевались - не суть важно. Возможно, после гибели в засаде боярина - командира отряда, московиты и татары рассорились. И татары решили не выходить из деревни и, вообще, вернуться назад... Или московиты постарались их просто 'забыть' в деревне.
   Дану показалось, что один из его людей как-то не очень хорошо держит правую руку.
   - Сашко, - подозвал Дан воина.
   Скинувший пятнистый капюшон и шлем, держащий шлем в левой руке, кудрявый новгородец подошел к Дану.
  - Что с рукой? - поинтересовался Дан, смотря на рванный разрез накидки на правой руке Сашко и некоторую бледность его лица.
  - А-а, - дернул головой парень, стараясь не двигать рукой с разрезанным рукавом, - зацепил меня этот придурок... - Словом "придурок" обогатил лексикон новгородцев 15 века Дан. Средневековым "русинам", в его отряде, оно понравилось, вернее, смысл его понравился... - Сашко показал второй, здоровой рукой на труп "безбашенного" рыжего бугая с двумя торчащими в груди арбалетными болтами. - Под той елью, на которую он кинулся, моя засидка была. Рукав кольчужный не прорубил, но рука онемела.
   Дан глянул на лежащего "бугая" и просеку после "бугая" в еловых зарослях и подумал, хорошо, что московит сначала срубил несколько толстых веток и лишь потом, погасив силу удара, зацепил Сашко.
  - Кровь? - спросил Дан.
  - Нет, нету, - с пренебрежением сказал Сашко и добавил, - если бы пошла, я бы заметил.
  - Подними руку! - приказал Дан. Новгородец попробовал выполнить приказ, но, едва рука пошла вверх, как лицо его болезненно скривилось.
  - Либо перелом, либо сильный ушиб, - мелькнуло в голове Дана. - Отставить! - скомандовал он новгородцу. И продолжил: - Так, в "наведении порядка" ты не участвуешь... - Под "порядком" Дан имел, в первую очередь, в виду собирание арбалетных болтов, осмотр вражеских трупов на предмет различных малогабаритных ценностей - денег или других подобных вещей, изымание этих ценностей, и сбор и захоронение в приметном месте более-менее приличного оружия и доспехов супостатов. На будущее. Все остальное оставлялось, как есть. Уцелевших лошадей шугали в сторону ближайшего жилья, если таковое было поблизости. Ну, и иногда, требовалось навести порядок на территории... - Сейчас приберемся тут, отскочим верст на 10 и сделаем привал. Там посмотрю твою руку. - Дан подозвал ближайшего из "спецназовцев": - Гюргей , помоги ему снять броню!
  
   Перескочив небольшой лесной ручей, Дан просочился через плотную стену раскидистых мощных елей и оказался на маленькой, уютной, полуусыпанной хвоей поляне. Вместе с ним на поляну просочились Хотев и русый Янис.
  - Все, привал, - прохрипел Дан, не в силах сразу восстановить, после марш-броска, обычное дыхание. Остановившись, Дан начал усиленно махать руками, чтобы быстрее придти в себя. Одновременно он скомандовал: - Хотев, сигнал общего сбора!
   Громкий треск и характерное - "чжэ-э" крика сойки далеко разнеслось по лесу. Через несколько минут крик сойки повторился...
   До службы в армии, в своем 21 веке, Дан и не подозревал, что лесных птиц так много и они так разнообразны. В смысле - их голоса так разнообразны. До сих пор все птицы для него были на "одно лицо" и их пение тоже было одинаковым. Какое-то сплошное чириканье и свист. То есть то, что называется - летает вверху всякая мелочь, глумится над людьми и скидывают вниз разный мусор. Нет, конечно, орел это орел и его клекот всем известен. Но, на то он и орел! А, вот, остальные.... Разве что ворон-ворона и его-ее карканье узнаваемы. Правда отличить ворона от вороны... Дан бы точно не отличил. Слава богу, хоть знал - это разные птицы. Да, а еще он мог распознать стук дятла в лесу... Однако все это было до армии, служба в которой многое изменила. В армии ему, хочешь-не хочешь, пришлось пройти ускоренный курс орнитологии - научиться различать птиц и их голоса. Естественно, не всех, а только наиболее часто встречающихся. Этого требовала специфика его службы. Умение выуживать нужную информацию из крика птиц, как и умение бесшумно двигаться по лесу, в "его" армии было просто необходимо. А уж в Новгороде, под руководством бывших охотников - молодого Хотева и обстоятельного Лариона, хорошо знавших лес и его обитателей, Дан продолжил занятия по орнитологии. И не только по орнитологии. Заодно пришлось изучить, пусть и чисто теоретически, повадки разных зверей. И те звуки, что эти звери издают - потому что создаваемая Даном система связи - для отряда - полностью основывалась на умении подражать крикам разных птиц и животных, а также умении различать эти крики.
   Кстати, вместе с Даном учились подражать крикам птиц и животных, а также различать их и те, кого Дан "навербовал" в свой спецотряд. И это, несмотря на то, что они родились в 15 веке и, вроде как, должны были быть ближе к природе. Тем не менее, кое-кому из них, например сугубо, как сказали бы в далеком 21 веке, городским Сашко и Олучу, приходилось даже тяжелее, чем Дану. Парни всю жизнь провели не выходя за пределы Новгорода.
   Отмахавшись руками и восстановив нормальное дыхание, Дан обратил внимание на вросшую в землю огромную каменюку. Здоровенную, выше пояса Дана, облепленную всю снизу травой. В общем-то, заметил он ее сразу, но лишь сейчас увидел на валуне какие-то черточки. Дан подошел ближе к камню и понял, что линий, искусственного происхождения, на камне очень много. Большинство из них были плохоразличимы, особенно издалека. А вблизи... Линии складывались в рисунок человеческого лица, усатого, бородатого и длинноволосого. Примитивно изображенного, но все же... Дану, почему-то, захотелось провести пальцами по высеченному на камне лику, по бороде и усам изображения. Он поднял уже руку, однако свистящий, на одной высокой ноте, крик-шепот: - Не трогай, боярин! - заставил Дана замереть. Дан обернулся. Ларион, бывший охотник-тверичанин, даже потемнел лицом стараясь предупредить Дана и, в тоже время, пытаясь не нарушить запрет-табу на громкий голос в лесу.
  - Не надо, боярин, - произнес Ларион в ответ на невысказанный вопрос Дана, - не тревожь его! - И тихо добавил: - Лесные духи бывают очень мстительны.
   Дан опустил поднятую руку. И опять взглянул на высеченное лицо. Бог забытых племен, когда-то живших здесь... Он смотрел на него с камня. Тут, вероятно, было его капище. Сюда, на эту укрытую от чужих взглядов, поляну, приходили люди, приносили жертвы - шкуры животных, куски мяса, возможно оружие убитых врагов или самих врагов... Шаманы или жрецы проводили возле камня, при стечении народа, странные колдовские обряды, кружились в танце... Люди просили у своего бога дать им удачу на охоте и в битве с врагами, развешивали свои амулеты на деревьях, клали их перед изображением, чтобы бог даровал им частичку божественной, чудодейственной силы...
   Дан осмотрел своих людей, собравшихся на отгороженной, большими елями, от всего мира поляне - широкого, именно широкого, очень сильного физически, невысокого Клевца; рослого, почти с Дана, альбиноса Каупо; жилистого, неторопливого, с цепким взглядом, охотника Лариона; мощного, плечистого, чуть пониже Каупо, огненно-рыжего Рудого; столь же рослого и мощного Сашко с поврежденной рукой, еще двух новгородцев - гибкого, удивительно ясноглазого тонкого Олуча и носатого, выше чуть-чуть Дана, оглоблю Носа; а еще спокойного, уравновешенного ладожанина Хотева, русоволосо-золотого, быстрого на ногу, получудина-полуславянина Гюргея и тонкого, такого, как Олуч и слегка похожего на девушку, Яниса. На вид все, за исключением бывшего охотника Лариона, были ровесниками Дана, однако, на самом деле...
  - Янис и Олуч в дозор! - уронил Дан, выбрав двоих наиболее ровно дышавших, как ему показалось, "бойцов". Беженец с орденских земель и новгородец тут же скрылись - один вправо, один влево - за стеной деревьев, плотно окруживших поляну.
   - Остальным привал. Перекусить и справить свои дела!
   Дан снова посмотрел на своих людей. Не помышляя больше ни о чем, его люди моментально расползлись по всей полянке, развалившись на траве, подложив под себя толстые, простеганные, предназначенные для ношения под доспехами - для смягчения сабельных, копейных и прочих ударов, кафтаны... - ложиться просто на землю Дан отучил "бойцов" сразу. Ему не нужны были воины, выходящие из строя из-за того, что лежали на голой земле и застудили грудь или спину. Кстати, летом, эти кафтаны носили, в основном, накрутив на пояс под маскировочными накидками - которые, вообще, редко снимали - и надевали их лишь перед самым боем. А, кроме того, каждый человек в отряде, помимо упомянутых выше кафтана и пятнистой матерчатой маскировки носил еще и рюкзак, личной, так сказать, разработки Дана - плотный кожаный, защищенный от воды, мешок, разделенный на 2 части. Чтобы тяжесть более равномерно ложилась на спину. Естественно, с лямками на плечи и завязками на груди - так рюкзак не бултыхался туда-сюда по спине, а лежал ровно и не мешал двигаться. В мешке обычно хранилась необходимая воину в походе, если он передвигается пешком и не рассчитывает на телегу в обозе, амуниция - панцирь составной, из нескольких цельных каленных железных пластин, по типу готических немецких и итальянских панцирей - ужасно дорогая штука; такой же шлем - помесь рыцарского салада с шляпой-шапелье; металлические, тоже каленные наплечники... - рукава поддоспешных кафтанов также были укреплены поверх войлока железными кольцами, то есть были кольчужными и, естественно, каленными - вся броня была черненная, чтобы не выдавать металлическим блеском своих владельцев - ну, и еще хранилась в мешке разная жизненно необходимая воинская мелочь - тетива запасная для арбалета, запасные "рога" для него же, точило-оселок, толстая шапка-подшлемник, больше похожая на шлем танкиста из будущего, железная игла с нитками и дратвой, ложка деревянная, соль, огниво и так далее. А поверх рюкзака, на спине прикреплялся круглый металлический щит, диаметром менее полуметра, называемый в немецкой, французской и прочих землях "рондаш". И еще - каждый "янычар" Дана имел личное оружие, небольшой топор, парочку кинжалов, два арбалета конструкции Дана и два колчана с болтами, которые - болты - берег и, после каждой удачной засады, старательно выковыривал из тел мертвых и чистил. А также вытаскивал застрявшие во вражеских доспехах, щитах и искал улетевшие мимо. Общий вес носимого на себе снаряжения у "спецназовцев" Дана достигал 20-22 килограмм, не считая "сухпайка" и кожаной фляги с водой - Дану привычнее было мерять все в килограммах и километрах-метрах, а не в новгородских иже древнерусских золотниках, пудах и локтях с пядями. Короче, кто сказал, что война это легкая прогулка? Для того и отбирал Дан в свой отряд людей выносливых, без лишних комплексов и способных на многое...
   Расположились его "диверсанты" подальше от каменного идола, все же вера в способность истукана напакостить им, у жителей 15 века была сильной, намного сильней, чем у Дана, явившегося в "мрачное средневековье" из своего, 21 века.
  - Ну, да, бог с ним, - подумал Дан. И позвал: - Сашко, подойди ко мне!
  
  
   Глава 8
  
   Похоже, рука у Сашко была целой, только опухла здорово. Точнее Дан не мог определить, знахарей или ведунов в отряде не было. Оказать первую помощь могли почти все, однако с серьезным ранением нужно было искать настоящего знахаря. Это упущение Дан уже обозначил для себя, надеясь устранить его в будущем. А пока - у Сашко был налицо сильный ушиб кости, да и мякоти руки тоже. По идее, через пару-тройку дней, принимая во внимание настоящую еду, а не набор из химических элементов, типа - Е-195, натрия глюкомата и прочего - как в 21 веке, плюс учитывая экологически незамутненный "середневековый" воздух, воду - без примесей ядовитых промышленных стоков и не отравленный генномодифицированными продуктами организм новгородца, опухоль у Сашко должна была пойти на спад. А там и на полное восстановление всех функций руки. Единственное - на некоторое время Сашко "выпадал из обоймы" полноценных воинов. Ибо пользоваться арбалетом, основным оружие в отряде Дана, имея дееспособной только одну руку, довольно проблематично.
   Полянку покинули ближе к полудню. Небо потихоньку очищалось от серой пелены, и уже, кое-где, солнышко выглядывало из-за облаков. Хмурое, сочащееся влагой утро давно закончилось, но лес, не освещаемый солнцем, был мрачен и неприветлив. Однако, чем дальше, тем больше Ярило-Хорс разукрашивал лес. А, если лучи проклюнувшегося солнца попадали на глаза, приходилось даже и жмуриться.
   По расчетам Дана, они скоро должны были выйти к еще одной лесной дороге. Более широкой и чаще используемой, с расположенными вдоль нее относительно крупными селами. Двигаясь вдоль нее, Дан рассчитывал оказаться в зоне, где уже действовали, должны были действовать, несколько нанятых Новгородом отрядов чуди и корелов...
   Готовя "акцию" в тверском княжестве, Дан с согласия и при материальной поддержке, де-факто управляющей Новгородом боярыни Марфы Семеновны Борецкой, наготовил из бересты кучу географических карт. На картах - спасибо новгородским торговым людям и рабочим артелям с территории тверского княжества - более-менее точно была нарисована вся тверская земля, а также примыкающая к ней пограничная новгородская территория. Как обьяснил Дан боярыне Борецкой, нельзя оставлять на волю случая действия "разбойничьих" наемных отрядов или иначе - любая случайность должна быть хорошо организована. Посему, ориентируясь на имеющиеся в тверском княжестве города - в общем-то, мелкие и незначительные - и на наличие населенных пунктов вокруг них, посколько вокруг любого города всегда есть населенные пункты - все тверское княжество было поделено на отдельные зоны-участки. Предводителю каждого отряда наемников - Дану, на будущее, необходимо было, чтобы вожди наемников лично знали его в лицо - Дан собственноручно выдал берестяную карту с подробным указанием-описанием одного такого участка. Того, где отряду предстояло 'работать'. И, если "участок" граничил с новгородской территорией, то и с описанием прилегающей зоны Новгорода. Дан жестко предупредил наемников, что описание новгородской территории дается им для того, чтобы они, не дай бог, не перепутали тверскую и новгородскую землю и не начали грабить на дорогах Новгорода.
  - Ибо, - без обиняков добавил он, - в подобном случае, вы будете считаться уже врагами Господина Великого Новгорода со всеми вытекающими отсюда последствиями. И, разумеется, никакого "коридора" для возвращения домой через Новгород уже не получите.
   Такая, столь непривычно суровая позиция Новгорода в подобном вопросе, здорово удивила и поразила вождей наемников и они поклялись Дану своими богами, что не нарушат границы республики. Ведь, на картах были показаны не только участки для действий отрядов, но и пути прохода к ним через новгородскую землю. Естественно, минуя сам Новгород - дабы не создавать лишнее столпотворение в городе и не плодить лишние слухи, до которых охочи разные иностранные купцы-послы, в том числе и шпионы, тверские и московские. Кстати, встречался с вождями наемных отрядов Дан также в большом селе Плашкове, что в 24 км от Новгорода и по той же самой причине - наличия в городе на Волхове многих очень любопытных глаз. Конечно, Дан был далек от мысли, что наемники будут "орудовать" только на отведенном им участке, но он рассчитывал, что они, хотя бы вначале, предпочтут грабить там, где чуть-чуть будут ориентироваться на местности, а не там, где ничего не известно.. Дан считал, что таким образом будет больший эффект от деятельности наемников. И дороги в княжестве будут одновременно и сразу перекрыты, парализуя жизнь княжества, всего княжества, а не какой-нибудь одной его части...
   Лес все больше превращался из хвойного, сосново-елового, в смешаный, сосново-березовый и осиновый. Под ногами уже не шуршали еловые и сосновые иголки, не катались упавшие шишки. Трава, густая и зеленая, покрывала землю. И то тут, то там виднелись заросли небольших папоротников. А еще, вместо непролазного, щетинистого ельника появился штырь-кустарник, наглый и цепляющихся за все - штаны-портки, поршни-обувь, оружие, а при случае и за мешок-рюкзак. Скоро по лесу разнеслось громкое: - Гипп-гипп-гипп! Кле-кле-кле! - мелкой, похожей на воробья птицы, клеста елового, обитателя, в основном, хвойных лесов. Идущий спереди подал сигнал - "Внимание!", требуя удвоенной осторожности.
   Дан, находившийся, примерно, в середине отряда, скользнул вперед. Метров через 30 он увидел стоявшего за стволом березы Хотева, одного из лучших следопытов отряда. Немного сбоку, прикрытый кустами лещины, прятался еще кто-то, но Дан не мог понять кто. Мешал накинутый на голову человека капюшон. Хотев, скорее догадавшись, чем услышав, что сзади кто-то подходит, кто-то из своих, не оборачиваясь, поднял предупредительно руку. Дан остановился и прижался к стволу высохшей, толи от мороза зимой, толи от чего другого, молоденькой осины. Сзади слегка треснуло. Дан не посчитал нужным реагировать, и рядом возник разгоряченный Рудый, а минутой спустя Клевец и двигавшийся в арьергарде Ларион. Значит, неподалеку уже притаились и остальные "янычары".
   Негромко шумел лес, далеко переговаривались птицы и, вроде, даже лягушки где-то квакали... Еле-еле, но, все же, слышно.
  - Озеро или болото неподалеку, - автоматически отметил, про себя, Дан.
   В просвет между деревьями был виден кусочек довольно широкой дороги, судя по всему, той самой, к которой они должны были выйти. Однако на дороге были люди. На местных лапотников-крестьян не похожи, все оружны, но и на охрану купцов не тянули. Те, как правило, кольчужные и одеты иначе. Напрашивался вывод, что это, вероятно, один из нанятых Новгородом отрядов чуди, карелов или других каких финнов, но! Но, с таким же успехом это могли быть и местные бандиты - Дан особо не обольщался в этом плане, вроде того, что лишь приглашенные Новгородом наемники хозяйничают на тверской земле. В средние века и без специально нанятых бандитов хватало любителей пожить за чужой счет. Время было такое.
   Дан скользнул к Хотеву. Ижорец чуть подвинулся, давая Дану частично укрыться за деревом.
  - Непонятно кто это, - прошептал Хотев, будто читая мысли Дана. - Ближе надо подобраться.
  - Сколько их? - спросил Дан, смотря на людей на дороге.
  - Только на дороге пять десятков, - тут же отозвался ижорец, - но мыслю, должны еще быть. Не могу объяснить.
   Дан задумался, до дороги было метров 100, вот, только лес возле дороги рос не так густо, как хотелось бы, и это делало "подобраться незаметно ближе" довольно проблематичным. Можно, конечно, и просто подождать, пока эти, непонятно кто, уберутся с дороги. Не век же будут здесь они торчать... Или обойти их...
  - Ого, - тут же, чуть не воскликнул Дан, но успел вовремя прикрыть рот, - мне чудится или... - Дан напряг зрение. Кажется, Хотев был прав. На дорогу, к тем пяти десяткам, что насчитал Хотев, из леса по ту сторону дороги вышли еще, как минимум, десятка четыре вооруженных - в основном топорами и копьями, но были и лучники, людей.
  - Ничего себе, орава! - только и сказал сам себе Дан.- Однако, именно их я и ищу. Нужно лишь выяснить... - И добавил мысленно: - И не дай бог мне ошибиться.
   Дан тронул ижору за плечо и когда тот обернулся, показал ему на искривленное временем и природой дерево около самой дороги. За ним, если присесть, можно было попытаться спрятаться двоим. Но попасть туда... Скинув рюкзак и, приподняв над головой, так, чтобы все увидели, руку с открытой ладонью, Дан слегка поводил ею, призывая всех оставаться на местах, а затем, также держа высоко руку, несколько раз резко сжал ладонь в кулак, что означало - приготовить арбалеты. Опустив руку, Дан кивнул Хотеву. Хотев тоже скинул свой рюкзак и оба, накинув капюшоны маскхалатов на голову, одновременно и плавно стартанули из-за березы, один вправо, второй влево, перемещаясь по дуге к кривому дереву. То замирая на месте, то снова двигаясь, стараясь все время оставаться в тени деревьев - насколько это было возможно, Дан и Хотев подобрались к своей цели- кривой осине. Им повезло, никто из тех, кто был на дороге, не смотрел в сторону леса. Упав за стволом осины и восстановив дыхание, Дан осторожно выглянул из-за дерева. Прямо перед ним, метрах в десяти, стояли четверо. У троих в руках были небольшие простенькие топорики, а за спинами висели круглые, сколоченные из досок и даже не оббитые железом по краю и без умбона в центре, щиты. У четвертого был длинный допотопный, в форме овального треугольника, крепкий новгородский пехотный щит, и в руке он держал копье. Трое с топориками были совсем юны, не больше 16-18 лет, четвертый выглядел постарше и имел редкую светлую бороду. В глаза бросались обнаженные по пояс тела четверки, с накинутыми сверху, прямо на голые спины, звериными шкурами, а также их потертые кожаные штаны и напоминающая закрытые сандалеты на подвязках-полосках кожи, оплетающих ногу снизу, почти до колена, кожаная обувка. Двое из четверых были простоволосы, у третьего сидел на голове непонятный малахай - с длинным назатыльником, а у того, что с бородой, даже был шлем - круглая шапка из чего-то простеганого или проваренного, укрепленная, крест-накрест, полосками железа. Четверка о чем-то говорила, но негромко. Дан прислушался... В прошлой жизни он не раз слышал эстонский язык и отличить его от славянского мог сразу. Да, и прочие языки Дан различал хорошо. Четверка явно говорила на каком-то финно-угорском языке. Точнее определить он не мог.
  - Карелы из Алнуса, - тихо шепнул Хотев, прервав размышления Дана на лингвистическую тему, не дав ему помучаться и угадать самостоятельно, кто на дороге. И поправился: - Олонецкие карелы по новгородски, из Заладожья.
  - Так, - сказал сам себе Дан, - раз карелы, значит надо брать. - И пробормотал, для самого себя тоже: - Что-то многовато людей для алнуских вождей..
   Дан помнил предводителей алнуских отрядов, их было двое. Один невысокий коренастый с плохо растущей темной бородой и снулыми, неприятными глазами. Дан тогда еще подумал, что доверять рыбьеглазому вождю не стоит. И спиной поворачиваться к нему тоже нельзя. Опасно. Да, и имя у него было не совсем обычное - Силай Ребо. Присутствовавший на встрече алнуского вождя и Дана Гюргей, сам наполовину карел, шепнул Дану, что второе имя вождя - это прозвище и означает - Лис. И добавил, что Силай уж слишком гордиться своим прозвищем. Видимо, неспроста... Второй алнусец был молодым задорным и здоровенным - ростом почти с Дана - парнем. Круглолицым и с длинными вьющимися, золотисто-каштановыми волосами. Вот, ему бы Дан мог довериться, с ним бы Дан 'пошел в разведку'. Но, ни у того, ни и у другого не было более пяти десятков воинов. У Дана мелькнула мысль - не разделался ли Ребо, случайно, со своим сородичем и не присоединил ли его отряд к себе?
   Четверка, стоявшая на дороге не смотрела в их сторону и это было хорошо.
  - Надо возвращаться, - еле слышно сказал Дан Хотеву. - По очереди поднимаемся и... Пошел!.
   Один за другим, Дан и Хотев, безшумно скользнули назад в лес. Первое, что заметил в лесу Дан - торчащий из-за ствола осины взведенный арбалет Рудого.
  - Опусти арбалет, - слегка запыхавшись, сказал Дан, - и разряди его. И собери людей. Только тихо.
   По плану, разработанному Даном и одобренному боярыней Марфой-Посадницей, а также ее сыном - посадником Дмитрием, и тысяцким Василием - больше никого, для сохранения тайны, в план посвящать не стали. Даже князя Михайло Олельковича, командующего новгородской армией - сейчас наступал момент, когда в тылу московских войск, из отрядов наемных карел, эстов и прочей чуди, необходимо было создать мощный, выражаясь языком 21 века, "армейский кулак", для того, чтобы нанести чувствительный удар по московской рати. В идеале - вместе с новгородским ополчением в некое время "х". А, не в идеале, дабы основательно потрепать один из московских отрядов. Этот отряд, под командованием князей Холмского и Пестрого-Стародубского, по прозвищу - Хромой, насчитывающий около 10 тысяч человек, включая загон служилых татар, являлся на данный момент, то есть на начало июня 1371 года, наиболее опасным из всего московского войска. По сведениям Дана - из далекого будущего - как раз, в начале июня, отряд Холмского и Пестрого-Стародубского должен был действовать в отрыве от основных великокняжеских войск...
   Вообще-то, подобных московских отрядов было несколько. Чтобы разгромить Новгород, московскому князю Ивану lll, требовалось устроить Новгороду настоящую блокаду, отрезать его от дальних территорий-пятин и окружить город с юга, запада и северо-востока - с северо-запада находился враждебный Новгороду Ливонский орден. Поэтому частей-отрядов московского войска было несколько. Отряд воеводы Василия Образца, организованный из пограничных с новгородскими пятинами жителей Устюга и Вятки, действовал в Заволочье. Он должен был перерезать все дороги, соединяющие Новгород с далекими северо-восточными пятинами, очень важными в экономическом плане и способными, при необходимости, поддержать Новгород военной помощью.
   Еще один отряд, под командованием князя Оболенского-Стриги, героя прошлой, 1456 года, войны с Новгородом, готовился блокировать новгородскую землю с востока. За ним следовали сводные полки братьев Ивана lll, удельных князей Юрия и Бориса, они подстраховывали Оболенского-Стригу. И, наконец, главное войско под командованием самого великого князя, усиленное союзными татарами царевича Даньяра и должным присоединиться к нему под Торжком полком тверского князя, готовилось вступить в новгородскую землю с юга. Ну, и отряд князей Холмского и Пестрого-Стародубского... В той, старой, истории, именно этот отряд, Холмского и Пестрого-Стародубского, не дожидаясь подхода основных сил московского князя, и разгромил всю новгородскую армию. В сражении, случайно завязавшемся на реке Шелонь...
   Но, в той старой, теперь уже вряд ли состоящейся, истории, задача отряда Холмского и Пестрого-Стародубского была, вместе с союзным Москве Псковом, перекрыть западную границу Новгорода. Как писали в учебниках, которые читал Дан, этот отряд, Холмского и Пестрого-Стародубского, из Москвы сразу двинулся к Пскову, на соединение с его ополчением. Вместе с псковским ополчением он должен был не просто блокировать Новгород с запада, что Псков, выступив на стороне Москвы, сам по себе уже делал, но и перекрыть все дороги, ведущие из Новгорода в Великое Княжество Литовское - на юго-запад. Дороги, по которым город мог получить от Великого Княжества, согласно договору с польским королем, он же литвинский князь - заключенному накануне войны с Москвой - военную помощь. Двигаясь к Пскову, 10-тысячный отряд - а по меркам средневековой, 15 века, Западной Европы, совсем и не отряд, а целая армия, и притом не маленькая - взял штурмом и сжег Старую Руссу, небольшой город к югу от Новгорода, своего рода южный форпост Новгорода, пострадавший от Москвы еще в ходе прошлой, 1456 года, войны, и разгромил в двух сражениях - одно у села Коростынь, второе под Старой Руссой - вышедший ему навстречу новгородский отряд. После чего, князья, потеряв в этих сражениях половину своих людей, отступили под городок Демон, что недалеко от Старой Руссы. Здесь Холмский и Пестрый-Стародубский стали дожидаться двигающееся на соединение с ними псковское ополчение. Но, получив, в начале июля, приказ Ивана lll, Холмский и "Хромой" направились к реке Шелонь. Здесь они, наконец-то, встретились с псковским ополчением, а заодно и с вышедшей из города армией Новгорода. В завязавшемся бою Холмский энд компани наголову разгромили всю новгородскую армию... Однако, так было в той истории, без Дана. Сейчас ситуация изменилась. В старом варианте истории, московский воевода Василий Образец для организации ополчения из пограничных с Новгородом устюжан и вятских, с двумя боярами, в мае месяце, отбыл в Вятку. И уже в июне, на Северной Двине, разбил двигавшуюся на Устюг 12-тысячную новгородскую рать, имея при себе втрое меньше людей. Разбил по причине того, что новгородцы, возглавляемые князем Шуйским, были крайне небоеспособны.
   Сейчас было начало июня. Воевода Василий Образец "сотоварищи" - двумя боярами, также, в мае отбыл в Вятку, главный город вятской земли, формально являвшейся частью московского княжества, но, фактически, независимой от него и часто выступавший заодно с новгородцами. В отличие от прошлого варианта событий, Вятка, пока еще колебалась, хотя и склонялась к Москве... - В этом мире, по настоянию Дана и из-за жесткой позиции Ганзейского двора, действовавшего, опять-таки, по наущению Дана и имевшего большое влияние на "Совет 300 золотых поясов" - высший орган управления Новгородом, городом не был заключен договор с католическим королем Польши, он же князем Литвы. Все равно, он был бесполезен и никакой пользы, как знал Дан из прочитаных в будущем учебников истории, городу не принес. Зато этот договор, под предлогом наказания предателей веры, активно использовал московский митрополит Филипп - для антиновгородской пропаганды и давления на такие, слабозависимые от Москвы, земли, как Вятка и Устюг...
   Как и в том, прежнем, мире, Василий Образец вместе с боярами, несмотря на немного изменившиеся условия, организовал 4-тысячный отряд из недовольных Господином Великим Новгородом устюжан и вятских. Навстречу воеводе, также из Новгорода, выступил с судовой - пешей ратью князь Шуйский. Как и в том, прежнем, мире, следом за выехавшим на Вятку в конце мая с двумя боярами воеводой Василием Образцем из Москвы вышли, в начале июня, со своим 10-тысячным отрядом - армией князья Холмский и Пестрый-Стародубский... Но на этом и все. Сходство с прежним миром кончилось. В этом варианте истории, судовая рать Шуйского не являлась скопищем плохо вооруженных людей, а состояла из бывалых, привычных к бою на кораблях, абордажных бойцов, наполовину наемников. Вооружена она, тоже, была не ржавым железом со складов, как в том, старом, мире, а весьма добротным оружием. И не рассчитывала закидать устюжан и вятских 'шапками' и победить 'одним криком'. Да, и по численности она была меньше в два раза, чем в прежней истории, 6 тысяч против 12 в том, старом мире. Пусть Шуйский, как догадывался Дан, и не обладал особыми талантами полководца, однако, в целом, военачальник он был неплохой.
   Псков же в этой, иной, истории и в этом 1371 году, и вовсе не поддержал Москву в противостоянии с Новгородом, открыто не поддержал - что, само по себе, уже было победой новой внешней политики Новгорода. Псков, как и Вятка с Устюгом колебался, но эти колебания были явно не в пользу Москвы. Внутри города боролись две партии, промосковская, появившаяся в Пскове благодаря длительному игнорированию Новгородом интересов своего ближайшего соседа и опиравшаяся на людей, связанных с Москвой, и проновгородская, выступавшая за древние, 'отчие' времена, когда Псков был еще в тесном симбиозе - вместе воевали с ливонскими "псами-рыцарями", вместе организовывали походы в земли эстов и аукштайтов, вместе грабили шведских купцов и брали штурмом их, свевов, столицу Сигтуну - с Новгородом. Вожди проновгородской партии, не без оснований, указывали жителям Пскова, что все союзники Москвы быстро превращаются в ее подданных, однако... Однако подавляющего большинства не имела ни та, ни другая партия. Московский князь Иван lll об этом неустойчивом внутреннем состоянии Пскова знал и надеялся с помощью отряда Холмского и Пестрого-Стародубского положение изменить, то есть и в этом варианте истории склонить Псков, своего рода западный форпост Новгорода, к союзу с Москвой. Но в этом мире Господин Великий Новгород не просто собирался, как в старину, вывести на поле боя народное ополчение, усиленное дружиной служилого князя - Михаила Олельковича, чего уже не было в той, старой истории, в этом мире Новгород, в отличие от прошлого, готовился к войне с Москвой всерьез и заранее. И даже разработал, при непосредственном участии Дана, определенный план военной кампании. "Партизанщина" в тверском княжестве, с приглашением "специалистов" из удаленных земель, являлась лишь частью его... Посвященны в этот план были только четыре человека - боярыня Борецкая, ее сын - новгородский посадник, новгородский тысяцкий и Дан. Хотя, по-настоящему понимал, что должно произойти, похоже, только один Дан... Действуя по этому плану, Дан обязан был, в ближайшее время, перехватить отряд князей Холмского и Пестрого-Стародубского и не допустить склонения Пскова на сторону Москвы. Иначе говоря, присоединения Пскова к антиновгородской коалиции, а заодно и не допустить, теоретически возможного, разгрома этим отрядом новгородской армии. Для этого Дан и собирался создать из "гуляющих", с благословления Новгорода, по тверской земле дружин вольных вождей, крепкий кулак-кастет. Но кое-кого Дан предполагал оставить и дальше "чудить" в княжестве, чтобы тверским дружинам не пришло в голову отправиться на помощь Ивану lll и всегда было, чем заняться.
   Слава богу, что не все предводители наемных отрядов напоминали "рыбьеглазого" алнусца и со многими из них Дан договорился еще, когда они шли через новгородскую землю. Вожди наемников, за твердую оплату и обещание не забыть их при дележе будущей добычи, согласились пойти "под руку" Дана. На некоторое время. Тем более, что Дан надавил на их жадность и применил неоднократно опробованную в 20-21 веках - "народными избранниками" на своих избирателях - тактику демагогии, то есть, весьма привлекательных, но ни к чему не обязывающих обещаний. И без зазрения совести, пообещал каждому вождю, буквально в течение 2-3 следующих месяцев большую добычу, если, конечно, они, вожди, подчинятся ему...
  - Так, - произнес Дан, смотря на своих людей, - это карелы из Заладожья. Но я не уверен в их вожде. Поэтому, сделаем так...
   Тойвету, Перхо и Унто едва минуло 16 весен и в поход на землю вене - русских они пошли вместе со старшим братом Перхо Вяйне-воином. Молодой Ахти, сын родового старшины - валита, взял их в свою дружину и обещал всем хорошую добычу. А таким, как брат Перхо Вяйне, уже ходившим в походы и имеющим оружие вене, даже двойную долю в добыче. Но таких опытных воинов в дружине молодого Ахти было немного. Большинство дружинников сына валита были не старше его самого. Сегодня ливвики собирались пройти по лесной, с выступающим желтым песком, дороге и напасть на селение вене у маленькой реки, но выйдя на дорогу, дозорные заметили в лесу вооруженных людей. Воины уже было схватились за оружие, и брат Перхо сказал Тойвету, Унто и Перхо, что, прежде чем зайдет солнце, много ливвиков и вепсов отправятся в страну Туони - у вене хорошее оружие и они умеют драться. И не бегут с поле боя, как хяме, соседи ливвиков с берегов соленой воды, но оказалось, что это приозерные алнусцы со своим вождем Силаем. Сейчас вожди говорили, а все ливвикей и вепс ждали.
   Светило неяркое солнышко, где-то обозленно орала лесная птица, а может и сам Кегри-леший орал, а Вяйне рассказывал Тойвету, Перхо и Унто о вожде Силае, с которым однажды ходил на хяме и, вдруг, Вяйне замер. А затем, изменившись в лице и смотря за спины парней, громко закричал: - Тревога! - В следующий миг, Вяйне уже стоял, слегка выставив вперед одну ногу, закрывшись щитом и ощетинившись копьем. Парни тоже не оплошали и мгновенно, как учил их Вяйне, крутанулись вокруг своей оси, перебросив из-за спины дощатые щиты и подняв топорики. Тойвету показалось, что все птицы, до сих пор деловито чирикающие на верхушках деревьев, разом смолкли. И только лес привычно шумел. Со стороны, противоположной той, где сидели в ольховнике приозерные алнусцы, на дорогу из леса выходил воин. На голове чудной шлем, непохожий на все те, что видели до сих пор Тойвету, Перхо и Унто, доспех черненый и, тоже необычный, небольшой топор в руке. За спиной у воина виднелся круглый щит. И направлялся воин прямо к Тойвисту, Перхо, Унто и Вяйне, брату Перхо...
   Тревогу, поднятую Вяйне, услышали многие. И моментально лесная, с притоптанной травой на обочине и следами тележных колес, с желтым песком, дорога встопорщилась оружием. Вышедший из леса воин, невысокий, но очень широкоплечий, повесил на пояс свой топорик и поднял обе руки вверх, демонстрируя свои мирные намерения.
  - Мне нужен вождь, - на языке вене, не доходя до ливвикей и вепс, крикнул воин и остановился, - я хочу с ним говорить!
  
  
  
   Глава 9.
   Почти год назад.
  - Ох, и трудно иметь дело с боярами, - подумал Дан. - Ну, да ладно, оставим это на "потом"
   Сейчас Дана больше волновало другое. От удара, полученного еще в 21 веке плюс наложившийся перенос во времени, он оправился. Полностью оправился. К жизни в "середневековом" граде Новгороде, Господине Великом Новгороде, тоже приноровился и даже более, стал личностью сравнительно обеспеченной, практически с собственным жильем, и известной. В определенных кругах известной. Хотя, это не в тему... Собственно, суть в том, что с момента переноса его в 15 век прошло более месяца, и он был уже полностью здоров, а учитывая чистый воздух и здоровую еду... Его гормоны недвусмысленно требовали женского внимания. Дан стал засматриваться, порой излишне пристально, на новгородских дам. Ну, да, не носят миниюбки и даже просто короткие юбки, не надевают обтягивающие джинсы и легкие, волнующие воображение, маечки. И что из этого? У каждого времени свои минусы. Зато блондинок больше. И, может это гормоны, но Дану казалось - в Новгороде очень много красивых девушек! Особенно молодых - те, кто постарше, были не так заметны. Пусть Дан имел от роду уже 29 лет, но, по меркам этого времени, он выглядел максимум лет на 20. И девушки на него весьма даже засматривались. Во-первых - росточек немаленький, аж метр 95 - как помнил Дан из своего армейского дела, во-вторых - на лицо далеко не урод... Женский пол активно строил глазки Дану. Раньше Дан считал данный вид "стрельбы по мишеням" изобретением более поздних веков, но уже на третье воскресенье, на службе в церкви, быстро понял, что здорово ошибался. На воскресной службе в церкви - служба в церкви являлась общепризнаным местом для знакомства - Дан периодически толкал в бок то Семена, то Вавулу, спрашивая о той или иной молодушке, а то и о даме постарше. Вавула и Семен, особенно более набожный Вавула, шипели, ругались, что он мешает им слушать проповедь, но тихо отвечали. К сожалению, первые недели пребывания в Новгороде Дан не мог себе позволить ничего большего, чем любоваться женским полом издалека - и город знал плохо, и в жизни Новгорода не ориентировался, да и сам ничего из себя еще не представлял, так как не отошел от полученной травмы головы. К тому же постоянно думал - что делать дальше? Но, вот, теперь, вроде он "стал на ноги". И почувствовал себя вольготнее. И сразу начал пристально всматриваться во встречных дам и реагировать на их, как бы стыдливо, опускаемые глаза. Уже и до драки чуть не дошло, один излишне ревнивый муж слишком резво отреагировал на нескромный, как ему показалось, взгляд Дана, брошенный на его жену. И попытался с нахрапа, сразу, как только вышли из церкви, "наехать" на Дана. Притом, несмотря на то, что был на голову ниже Дана и поуже в кости. Но наглый был...сверх меры. Чуть шапку не сбил с головы Дана. А шапка и пояс, все-таки, являлись символами определенного положения в обществе. Дан даже ошалел от такого "наезда". Однако, к счастью, быстро сообразил, что любые попытки увещевать "борзого" мужичка бессмысленны и потому просто, подло и молниеносно врезал ревнивому типу поддых, заставив его заткнуться и не устраивать шоу возле храма божия... Кто же знал, что фигуристая, имеющая темные с поволокой глаза, девица, бросающие томные взгляды по сторонам, окажется замужней дамой, а не юной девушкой на выданье. Ведь и мужа девицы, Дан принял сначала за ее брата, старшего, в сопровождении которого девица пришла в церковь.
   В последнее посещение церковной службы - Дан не был слишком религиозен и в прошедшем будущем ему вполне хватало нескольких визитов - за год - в церковь, порой достаточно случайных, чтобы считать себя православным христианином. То есть, как и знаменитый Мартин Лютер, основатель протестантизма, он считал, что бог должен быть в сердце, а не в церкви. Но в Новгороде, дабы быть "добрым новгородцем", храм божий нужно было посещать. Хотя бы раз в неделю... Так, вот, в последнее посещение церкви Дана окатил синевой взгляд одной барышни и сердце Дана вздрогнуло. А вздрогнув, замерло натянутой струной. Барышня, явно вдовушка - на службе она была не в сопровождении мужа или, как при варианте "старая дева" - родителей, а лишь с ребенком, девочкой, по представлению Дана, лет 7. Новгородка стояла чуть сбоку от Дана и впереди, правда от Дана ее отделяло несколько человек, в том числе и излишне набожный Вавула со своим семейством. Вавулу Дан попросил подвинуться и сам стал на его место, пытаясь снова уловить взгляд новгородки и рассмотреть ее получше. Однако, как Дан не старался, увидеть опять пушистые ресницы барышни и ее огромные, синие-синие, глаза не получилось, единственное, что оставалось - смотреть на фигуру вдовушки. Фигура Дану нравилась. Ему даже начало казаться - это именно то, о чем он мечтал еще у себя в 21 веке, то, что он всю жизнь хотел встретить. Блондинка, темная - из-под чепца с убрусом-платком, в одном месте выбился кончик волос, довольно рослая, с шикарной фигурой, интуитивно угадываемой под одеждой.
   Дан пихнул в бок Семена. Работник Домаша обернулся и Дан, не обращая внимания на недовольный вид Семена, тихонько прошептал: - Видишь ту барышню... Да не прямо, немного левее, то есть, ошую... Видишь? - И не оставляя ему времени, чтобы сообразить на кого смотреть... - Вон та, с девочкой возле двух юных девиц..?
  - Тише вы! - зашикал Вавула.
  - Какая же она боярыня? - недоуменно спросил Семен. - В лучшем случае из житных ...
  - Не важно, - наклонившись к уху новгородца, зашептал Дан, - ты что-нибудь знаешь о ней?
  
   Василий - тысяцкий сидел рядом с Даном, а Дан думал, что ему ответить: - Каких, к черту, сражениях я участвовал? - Ни в каких сражениях Дан и близко не участвовал, самое большое в бригадных учениях...
   Перед мысленным взором Дана закрутились серые лопасти вертолетов, сорвались с места и рванули вперед пятнистые машины пехоты и начали разворачиваться стволы приземистых, жутких в своей монстроподобности, танков...
  - А, знаешь, мастер, - вдруг произнес воевода, и широко улыбнулся, показывая все свои, вернее, почти все 32 зуба, - не надо ничего мне отвечать! - И, смешно прищурив глаза, добавил: - Ибо, судя потому что ты рассказывал и каких зверей ты рисуешь, наверное, я и помыслить не смогу эти сражения. Так, ведь? - все также улыбаясь, воевода уставился в глаза Дана. Несколько секунд Дан и тысяцкий смотрели в глаза друг другу, а затем воевода согнал улыбку с лица, отвел взгляд, наклонился и сорвал травинку. Распрямился, повертел ее в пальцах...
   - Чужой ты, какой-то... мастер Дан, - особо выделив 'мастер Дан', уронил воевода, - я еще у Марфы почувствовал, что чужой... И еще. Чую я - опасен ты... И как воин и вообще... - Воевода бросил травинку на землю и хлопнул ладонью по бревну. - Ну, лады, - жестко произнес он, - вернемся к делам насущным. Мы, - произнес тысяцкий, подразумевая под этим "мы", видимо, боярыню Борецкую, новгородского посадника и себя, - обсудили твои слова... Жаль, проверить их нельзя. Сейчас нельзя, - уточнил тысяцкий. - Но оружие на складах проверить можно. Оно, действительно, порченное. Не уследил староста...
   Воевода помолчал немного, потом продолжил: - Я спросить хочу. Ты чужой и не возомнишь лишнего. Ответь мне, мастер, о будущей войне с Москвой ответь... Ведь, прав ты, уже и черные людишки, - тысяцкий посмотрел на руки Дана со следами глины и красителей на коже, - недовольны, за Москву готовы кричать. - Тысяцкий сделал паузу... И, вдруг, резко спросил: - Ты бы что сделал, окажись воеводой новгородским?
  - Ясно, - несколько отстраненно подумал Дан и вспомнил свое посещение Марфы - Посадницы и присутствовавших там посадника Дмитрия и тысяцкого, - поверить не поверили, но подстраховаться, на всякий случай, решили. И поговорить с непонятным мастером Даном еще раз. Тем более, что война с Москвой очень вероятна... И визит этот, конечно, не твоя инициатива, воевода, а боярыни Борецкой. Ибо невместно боярыне Борецкой, матери новгородского посадника, вызывать к себе снова какого-то мастера Дана - как мысленно называл себя уже и сам Дан - притом мастера, едва только появившегося в городе... А новгородскому воеводе, вроде как, и нет урона для чести зайти на усадьбу бывшего воина Домаша.
   Неожиданно Дану пришли на память слова тысяцкого о "чужом" и то, как он, тысяцкий, посмотрел на руки Дана.
  - Интересно, а за кого он меня принимает? - мелькнула мысль в голове Дана. - Явно, не за "чернь"... А за кого? Может спросить..? Или бог с ним?
   ...Итак, вернемся к "нашим баранам". Чтобы бы я сделал, окажись на твоем месте, воевода? То есть, чтобы я посоветовал боярыне Борецкой, посаднику Господина Великого Новгорода и тебе, тысяцкий, на случай возможной войны с Москвой? Иначе говоря, хоть верить мне вы и не верите, но подстраховаться - в том числе и с моей помощью - на случай войны совсем не прочь... Однако, интересно черти пляшут. Окажись я на твоем месте, воевода, я бы сделал многое. Вернее, постарался бы сделать многое. Но пока я на своем месте, а не на твоем месте. Поэтому "советовать" буду аккуратно и начну с малого. Такого, что вы точно примите и сделаете. Посколько для вас это будет несложно. А сказав "А", вы вынуждены будете сказать и остальные буквы алфавита. Уж я постараюсь! И других запрягу.... Главное начать. А там и Москва подключится.
  - Нет, воевода, - сказал Дан и дипломатично продолжил, - я не думаю, что это хорошая идея - примерять твое место. На твоем месте должен быть только ты. - Дан заметил, что глаза у тысяцкого слегка заледенели, видимо лесть, пусть даже завуалированную, воевода не любил. И это был лишний плюсик к характеру тысяцкого.- Но, будь, возможно, привести в порядок, - аккуратно произнес Дан, старательно избегая всяких "будь моя воля" или "я бы сделал"... Дан ни в коем случае не хотел, чтобы хоть кто-нибудь из указанной троицы - боярыня Борецкая, посадник Дмитрий или сам тысяцкий - смог хоть когда-нибудь трактовать его слова, как посягательство на их, тысяцкого, посадника или Марфы-Посадницы власть. Он не понаслышке знал, как, сказанное без всякой "задней мысли" неосторожное слово может загубить любое, самое хорошее начинание... - но, будь, возможно, - повторил Дан, - привести в порядок оружие на складах в Новгороде, то это было бы хорошо. Кроме того, вероятно, есть смысл отремонтировать новгородские стены, которые, как я понимаю, давно никто не ремонтировал... - Дан не раз видел городские стены и все время ужасался их жуткому состоянию. Сооружение, призванное оберегать город от нападений врагов, имело крайне запущенный вид и никак не ассоциировалось у Дана с крепостной стеной средневекового города. То есть, с обороной города. Новгородские стены больше походили на развалины, чем на крепостную фортификацию.... - А, вообще, воевода, - Дан прихлопнул рукой усевшегося на ногу комара, - там, где я был, я слышал замечательное выражение - "Тот, кто хочет мира, должен готовиться к войне". И еще - "Кто не хочет кормить собственную армию, будет кормить чужую"...
  - Хм, - после слегка затянувшейся паузы, хмыкнул тысяцкий, - хорошее выражение. Даже очень хорошее! -
  - Березовицы с дороги? - Подсуетился Вавула, держа в руках две новые, из последних, красиво изукрашенные кружки, наполненные доверху соком березы.
  - Пьяная? - поинтересовался тысяцкий.
  - Есть немножко, - ответил расторопный работник.
  - Ну, если только немножко, - сказал воевода, забирая обе кружки из рук Вавулы. - И им тоже принеси, - кивнул на своих подручных воевода и протянул одну из кружек Дану. Дан взял кружку и чуток пригубил кисловатый, немного забродивший сок. Чуток, потому что жажды не испытывал и пригубил лишь из уважения к воеводе - приложившемуся к кружке сразу и основательно - и старанию Вавулы, не поленившемуся достать сок из хозяйственной клети и не забывшего, в отличие от Дана, о древнем обычае - угостить гостя.
  - Твоя работа? - спросил тысяцкий, рассматривая нарисованного на кружке косматого медведя.
  - Нет, - откликнулся Дан, - Лавра. Он писал. - Воевода бросил быстрый взгляд на Дана и снова уставился на кружку.
  - Недовольны тобой и Домашем купцы на торжище, - помолчав, сказал воевода, - покупателей у них отбиваете, торговлю портите...
  - Ха, - ухмыльнулся Дан, - а кто им мешает придумывать что-то? Привыкли все по старинке делать... Чай, в Новгороде не немецкие порядки, чтобы запрещать работать кому-либо... Зинька, ты что хотел? - крикнул Дан пареньку, неловко мнущемуся на пороге сарая и явно хотевшему что-то спросить у Дана.
  - Да не, я потом, - застеснялся тысяцкого Зинька и скрылся в глубине сарая.
  - И, что, много людишек набрали? - поинтересовался воевода.
  - С чего бы это новгородский воевода интересуется количеством работников у нас? - насторожился Дан, но подумав, решил, что в словах воеводы нет второго плана, и ответил: - Двоих, пока лишь.
  - Говоришь, пока, - усмехнулся в усы тысяцкий, - ох, чую я, далеко ты пойдешь. Кстати, мне тут рассказали, ты на торге по оружейникам ходил, цены спрашивал у щитников и бронников. А еще по утрам руками машешь, будто сражаешься с кем-то невидимым, - воевода взял кружку и мощным глотком сразу уполовинил, а потом и допил до самого донышка. И продолжил: - Сдается мне, ратной борьбой наших предков ты занимаешься. Скажи, откуда знаешь? Ведь, мало кто помнит ее из нынешних...
  - Это он о боевом самбо, - сообразил Дан. Данной борьбе Дана учили в той самой номерной бригаде, где он проходил срочную службу. Правда, инструктор не настаивал, что то, чему он учит молодых солдат, называется боевое самбо. Скорее, это была смесь из разных видов борьбы, от японского дзю-до и прочих карате до уличного боя без правил, заточенная специально под определенные задачи. Но Дан готов был согласиться, что это воинская борьба древних жителей Приднепровья, пруссов, руссов, варягов и кто там еще поучаствовал в этногенезе славян, лишь бы только тысяцкий не начал углубляться в ненужные подробности.
  - А еще лучше сказать, - пришло на ум Дану, - что этому его научили там, где он путешествовал.
  - Так, - уклончиво ответил Дан, - научили. - И дополнил: - В восточных странах. - Географически это было даже правдиво, ведь, по идее, уже сейчас в Китае, в монастыре Шао-линь, должны были вовсю изучать боевые искусства.
  - Ого! - почти присвистнул воевода, - ты и там бывал?
  - Бывал, - односложно сказал Дан, не желая сочинять еще и о Китае, в котором он никогда не был. Ни в той жизни, в 21 веке, и уж, ни, тем более, в этой, в 15 веке.
  - Если не хочешь говорить, то не надо, - произнес воевода, заметив, что Дан не особо рвется распространяться на эту тему. - Однако, вернемся к Новгороду. Спросить с городского старосты за порчу оружия на складах - это мы спросим, и оружие приведем в порядок, отремонтировать стены Новгорода уже сложнее, многие в "осподе - боярском совете города" противиться будут. - Тысяцкий помолчал, потом добавил: - Но это все не ново и Негоразду-дураку понятно. Ты скажи, чтобы сделал ты сам!
  - Ладно, - сказал Дан, и подумал: - Сам напросился. Тогда слушай, чтобы сделал я сам... Вы пригласили из Литвы, - сказал Дан, - служилым князям Михаила Олельковича Слуцкого. Что? Откуда ведомо то? Мой бог, воевода, - Дан отставил в сторону свою кружку с березовицей и посмотрел на тысяцкого, - вы что, в самом деле полагаете в своей "осподе", что никто, кроме вас, бояр, еще не знает о посольстве в Литву? - Воевода крякнул. - Эх, бояре - бояре, - укоризненно произнес Дан, - солидные мужи, а ведете себя, как дети.- Дану показалось, что воевода даже покраснел. - Спросите у любого купца на торге, кого "оспода" позвала на княжение и вам сразу назовут Михаила Олельковича... Значит, так, - произнес Дан, - вы пригласили в Новгород на княжение слуцкого князя. Где-то в конце октября - начале ноября, по идее... - то, что князь Михаил Олелькович прибудет в Новгород 3 ноября, как указывалось в учебниках истории средневековой Руси, Дан говорить не стал. Пусть думают, что он тоже не знает.... - Михаил Олелькович со своей дружиной приедет сюда. Из Литвы его отпустят, посколько...
   - Блин, - слегка запаниковал Дан, - не слишком ли я осведомлен о событиях в Польше и Литве? Как бы не ляпнуть чего лишнего... - Я родом из Литвы, - специально для воеводы уронил Дан, - если еще не забыли и потому немножко знаю положение в Литве и Польше... - фух, - мысленно вытер воображаемый пот со лба Дан, - кажется, подстраховался... Хотя, конечно, авантюра чистой воды...
  - у слуцкого князя сильные нелады с великим князем литовским и польским королем Казимиром. Казимир, - как я слышал, - сторонник унии с приверженцами римской церкви, а Михаил ее противник. Однако, сейчас главное не это. Главное то, что старший брат Михаила, Семен Олелькович, который находится на княжении в Киеве, тяжело болен и скоро умрет, и Михаил останется единственным наследником отчего места, то есть переходящего по старшинству рода - от старшего к младшему киевского престола. Несомненно, Михаил, захочет его получить. Хотя, как я подозреваю, у польского короля иные планы на Киев... Но, неважно. Это, всего лишь, мои домыслы. Важно то, что князь Михаил и его дружина очень нужны городу накануне войны с Москвой. А она будет, воевода, поверь мне - точно будет. Новгород мешает Москве, сильно мешает и чем дальше, тем больше мешает. Поэтому надо сделать так, чтобы князь остался в Новгороде, остался, несмотря на освободившийся- пока еще нет, но уже вот-вот - киевский престол. Тем паче, он его, как я уже сказал, вряд ли, получит... Михаилу придется, скорее всего, пообещать что-нибудь такое, что стало бы заменой киевского княжества. Такое, чтобы он не захотел покидать Новгород. Пообещайте Михаилу, как когда-то сыну Бориса Полоцкого, князю Вячко, собственное независимое княжество, пообещайте ему помощь в отвоевании бывших Юрьева и Кукейноса, направьте туда его энергию и честолюбие - немецкие рыцари и рижский епископ сейчас слабы, как никогда, но об этом мало кто знает. И в будущем Новгороду, все равно, придется воевать с ними за выход на море. Иначе немцы полностью подомнут торговлю Новгорода и начнут диктовать по какой цене и что продавать. Они уже и теперь не дают новгородцам вольно торговать на Балтике, а что будет дальше?
   Дан перевел дыхание и продолжил: - Также не пытайтесь договориться с польским Казимиром и уж тем более заключить с ним союз. Во-первых, обидите князя Михаила, договариваясь с его врагом Казимиром, а во-вторых, военной помощи из Литвы, в любом случае, не дождетесь - польскому королю сейчас не до города. А, вот, Москве дадите повод обвинить Новгород в предательстве истинной веры и получить моральную, а, возможно, и военную поддержку даже Пскова в войне против вас. Я уже не упоминаю о более далеких Устюге и Вятке и близкой к Москве Твери.
   - Затем, - продолжил дальше Дан, - вы, конечно, можете привести в порядок старое оружие на складах, восстановить новгородские стены и уговорить остаться в Новгороде слуцкого князя, но...
   Дан поерзал на бревне, сидеть долго на нем было неудобно - бревно, все-таки, не стул, и сказал: - В городе, как ты знаешь, очень многие недовольны боярами. И не только чернь, но и житные люди, и купцы. И воевать с Москвой они не хотят. Потому что их жизнь становится все хуже и хуже, а московский князь Иван lll обещает им защиту и различные послабления... - Дан на секунду задумался и уронил: - Хотя, хм, жизнь простого люда в самой Москве еще тяжелее... - И, тут же, добавил: - Впрочем, там другие порядки... Бояре в Новгороде загоняют людей в кабалу и обдирают до нитки. Сколько у бояр долговых расписок и закладов "молодших людей", а, воевода? Иные уже ими могут обвешаться, как дерево листьями...
  - Ты, к чему это, мастер, клонишь? - недовольно спросил тысяцкий.
  - А к тому, что ничто не спасет город, который некому защищать. Или вы, я говорю о боярской "осподе", серьезно надеетесь, что простые бондари и плотники, гончары и другие разорившиеся, благодаря боярам, новгородцы будут не щадя живота своего защищать Новгород? Так, как делали это раньше?
  - Ты тут нездешний, - жестко сказал воевода, - ничего в Новгороде не понимаешь...
  - Не понимаю, - спокойно согласился Дан. - Но, если вы, бояре и богатейшие купцы Новгорода не перестанете разорять "черный люд", не введете какие-то ограничения в этой области, никакое оружие и никакие новые стены город не спасут. В первую очередь вас, бояр, не спасут! Или боярыня Марфа Борецкая, посадник Дмитрий и ты, тысяцкий, рассчитываете, что боярское ополчение сможет само, без черни, спасти Новгород? - Дан взглянул на тысяцкого. По лицу воеводы ходили желваки, тема новгородскому тысяцкому явно не нравилась. Дан вздохнул и произнес: - Хорошо, оставим этот вопрос, пока, в сторонке...
  - А, теперь, смотри, воевода, сюда, - Дан нагнулся и подобрал с травы валявшийся отщеп бревна, - вот у меня лист бересты. - Он начертил на земле, более-менее видно, как бы лист бересты. - Я делю его на две части. На одной стороне рисую дань, какую взял с Новгорода московский князь в прошлую войну... . - Дан оторвался на минуту от рисунка, который чертил и обратился к воеводе. - Скажи, воевода, сколько вы, сколько Новгород, заплатил тогда Москве? Когда новгородское ополчение было разгромлено под стенами Руссы и пленным, - Дан возвысил голос, - и пленным... Ты же помнишь, воевода, пленных новгородцев, которым татары отрезали носы и губы? - хрипло спросил Дан. - Ведь, ты тоже участвовал в этом сражении! - неожиданно и зло выкрикнул Дан. Тысяцкий даже дернулся от этого крика Дана, его подручные схватились за мечи и привстали. Семен, суетившийся возле печек для обжига керамики, застыл на месте и, повернувшись, удивленно - очумело уставился на Дана, из сарая на крик выскочили Вавула, Зинька и Лаврин. Даже соседи, те, кто поближе, возившиеся на дворах - хоть на посаде усадьбы и располагались не впритык, как на улицах в самом Новгороде, но, все же - перестали работать и завертели головами, пытаясь понять, где кричат... Но Дан уже успокоился, вспышка ничем не обусловленной ярости прошла.
  - Прости, воевода, - тихо произнес он. Дан сам не знал, с чего это он, вдруг, сорвался на тысяцкого. Может, потому, и он подсознательно это чувствовал, да и не только подсознательно, что ему нужно было вывести тысяцкого из равновесия и заставить его смотреть на мир шире? Чтобы он принял и понял неизбежность тех перемен, которые Дан собирался сейчас предложить? Ибо чем скорее тысяцкий, а через него и боярыня Борецкая с новгородским посадником поймут то, что Дан им говорит, и начнут действовать, а значит и изменять Новгород, тем больше шансов у города, в следующем году, отбиться от московских войск... А, может, и еще почему он, Дан, сорвался. Но, в любом случае, произошедший инциндент нужно было как-то сгладить и так, чтобы не вспыхнул сам воевода и не отдал приказ своим подручным отправить Дана куда-нибудь по ту сторону бытия или просто в городскую "холодную", с формулировкой оскорбление высшего должностного лица Новгорода. Притом сгладить так, чтобы тысяцкий не стал его врагом.
  - Думай, голова, думай, - срочно приказал себе Дан... - Я, воевода, пока по земле ходил, столько всякого насмотрелся, - задумчиво сказал Дан... - он снова занялся, мягко говоря, сочинительством. - В конце концов, не в первый раз, и, скорее всего, не в последний, - мелькнула философская мысль в сознании Дана... - и все от глупости и жадности людской, - закончил Дан начатую невпопад фразу. Подумал и, артистически вздохнув, добавил выражение одного известного в будущем актера - 'К гробу багажник не приделаешь', на ходу перефразировав его в соответствующее эпохе и религиозности: - В царствие небесное сундуки со златом не прихватишь. - Возможно, тысяцкий, и собирался вспылить до этих слов Дана, но последнее выражение погасило весь его запал. Он, лишь, махнул рукой своим 'мужичкам', чтобы те опять уселись на бревно. Домашние тоже занялись своими делами. И любопытствующие соседи как-то мгновенно успокоились и принялись за работу.
  - Занятные вещи ты говоришь, - уронил тысяцкий и, положив одну руку на колено, второй оперся на свой золоченный или золотой, Дан толком до сих пор этого не понял, боярский пояс. - И весьма здравые, - секунду спустя добавил он. - Откуда только слова такие берешь... И Марфа говорит, не прост ты, вельми не прост. А на твой вопрос я отвечу - мы отдали московскому князю очень много. 10 тысяч только рублями, а кроме того грады с землицей - Бежицу, Волок Ламский, Вологду... Но на сем я не присутствовал, ибо ранен был тяжко и огневица-горячка жгла меня...
   Тысяцкий полувздохнул-полурыкнул, похоже, та давняя рана хорошо запомнилась ему. После чего произнес: - А теперь продолжай. Ты, как я и думал, хоть и выглядишь молодо годами, но речь твоя мудрая... - И, неожиданно, ухмыльнувшись, подмигнул Дану: - Я такого еще никому не говорил, учти! - И уже серьезно повторил: - Продолжай, я тя слушаю.
   Слегка растерявшись от такого выверта воеводы... - уж, не недооценил ли я его, - несколько нервная мысль проскочила искрой на краю сознания Дана... - Дан продолжил: - Значит, пишем на этой стороне листа 10 тысяч рублей. Как думаешь, воевода, во сколько можно оценить потерю Вологды, Волока Ламского и Бежецка?
  - Тысяч в 5 рублей каждый будет, - ответил воевода, - если за год считать.
  - То есть, если считать за месяц... 5 делим на 12... Умножаем на 3... Все вместе выходит еще тысячи полторы примерно. Плюсуем к 10 тысячам и получаем 11 с половиной тысяч рублей потери Новгорода сразу, за один раз. Пишем здесь окончательную сумму в 11 с половиной тысяч рублей. Впрочем, 11 с половиной тысяч это лишь потому что московские полки не вошли в город. Иначе они выгребли бы все. А заодно и "осподу" порубили бы вместе с множеством житных людей, купцов и иных новгородцев... А сейчас возьмемся за другую сторону, - Дан упер прут во вторую половинку условного листа бересты. И сразу предупредил воеводу: - Все вопросы потом. Итак, первое что пишем здесь - сколько стоит... Допустим, меч или топор. Топор даже лучше, он дешевле и обучить, с ноля, владеть им гораздо легче, - туманно пояснил Дан наблюдавшему за ним воеводе. И продолжил: - Насколько я интересовался ценами, в оружейном ряду можно купить хороший боевой топор на коротком ратовище-древке, работы новгородских оружейников, за 5 рублей. Пишем - топор, 5 рублей. Далее, шлем. Шлем дорого, а шапка кожаная, укрепленная металлическими полосками, всего 4 рубля. Значит, шлем еще плюс 4 рубля. Щит длинный, для пешего боя, обойдется также в 4 рубля. А теперь самое главное, арбалет или, как говорят в Новгороде - самострел. - И Дан снова пояснил воеводе, пока еще ничего не понимавшему, - я исхожу из того, что сделать хорошего арбалетчика гораздо легче и быстрее, чем хорошего лучника. Самострел с крюком у новгородских мастеров можно найти по 5 рублей. А, если сделать большой заказ, то можно взять и по 4 с полтиной. Добавляем сюда, - бормотал увлеченно Дан, - для полного счастья, по полсотни болтов на самострел. Для начала сойдет, а потом добавим. Ведь, при боестолкновении, - сказал-пояснил снова Дан, скорее самому себе, чем воеводе, - это даже лишнее будет, а при осаде и пары сотен не хватит. Полсотни болтов обойдется... Обойдется... Полтора рубля десяток, значит пять десятков обойдется в 7 с полтиной рублей. И выплывает тут сумма вооружить одного арбалетчика... Так, что я забыл? - неожиданно спросил сам себя Дан. - Доспех забыл. Это тоже дорого, но можно обойтись кожаной курткой с нашитыми железными бляхами. Конечно, и это не дешево, однако дешевле, чем панцирь или кольчуга. Тем более, если под большой заказ, можно договориться с кожевенниками по 5 рублей за куртку из вываренной кожи. А потом с бронниками за 5 рублей, чтобы нашили на куртку железо. Итого вместе выйдет 10 рублей за куртку. Думаю, не хуже татарского тегиляя будет. А теперь результат... Топор 5 рублей, щит 4 рубля, шапка железная 4 рубля, доспех из кожи с нашитыми железными бляхами 10 рублей. Прибавляем сюда 4 с полтиной за арбалет и 7 с полтиной за болты... Получаем на выходе 35 рублей за одного арбалетчика... Итого 35 рублей за одного арбалетчика без кормежки. Добавляем отдельно деньги на прокорм. Это... Чер.., - сморщил лоб Дан, быстро взглянул на воеводу и закончил свой возглас несколько иначе, чем начинал, - господи, я же считал. Ага, вспомнил, - лоб у Дана разгладился, - гривна в день, это в месяц 30 гривен или около 2 рублей... А теперь воевода смотри, - приступил к объяснениям Дан, - одна из основных, подчеркиваю, - сказал Дан, - только одна из основных! - проблем Новгорода в том, что московское войско, будь то татары или боярские и княжеские воины, состоит из профессиональных ратников, а за Новгород воюет ополчение. И, если малочисленное конное ополчение 'лутших' людей Новгорода - бояр со своими дружинами, небольшое количество городских ратников, а также купцы из сотен, кое-как, за счет хорошей защищенности броней, еще может противостоять московскому войску, то ополчение нет. И особенно массированному обстрелу конных татарских лучников. И противопоставить тактике московского войска, сочетающего относительно тяжелую боярско-княжескую конницу с отрядами легкой татарской кавалерии, Новгороду, пока, нечего... Насколько я наслышан, - сказал Дан, - в разгроме новгородского войска под Старой Руссой, есть и изрядная вина татарских лучников, при атаке новгородцев прятавшихся за спины московитов. Это так? - спросил он у воеводы.
  - Так, - кивнул головой с редкими на макушке волосами тысяцкий. И, недовольно поморщился, а затем добавил: - Постреляли они нас тогда хорошо. Как кур на огороде.
  - А теперь, скажи, воевода, - произнес Дан, - коль в ополчении были бы не отдельные лучники, а у многих самострелы... Так, ведь, - поняв куда клонит Дан, перебил его воевода, - их, самострелы, где-то взять надо и обучить управляться с ними тоже надо. А горшечникам, плотникам, бондарям и прочим учиться некогда, им работать надо. Ополчение это, ведь, не воины.
  - А, если бы даже просто обученных стрелять с самострелов много новгородцев было, сумели бы они отогнать татар? - спросил Дан.
  - Отогнать, вряд ли, - ответил тысяцкий, - но слишком близко подходить отучили бы.
  - А, если к этим многочисленным, но криворуким стрелкам из самострела добавить сотни три воинов, хорошо обученных стрелять из самострелов? То есть, стрелять далеко и прицельно?
  - Угу, - хмыкнул воевода, - только где их взять... - И добавил: - Пожалуй, в таком составе могли бы и отогнать.
  - Вот, - торжествующе произнес Дан, - что и требовалось доказать! А сейчас, воевода, еще раз обрати внимание сюда. - Дан опять уперся прутом в нарисованный лист бересты и еле видневшиеся на траве и земле цифры. - С одной стороны здесь рубли, уплаченные Василию ll, чтобы он не зорил Новгород и новгородскую землю. Плюс, к тому же, потерянные Новгородом земли - Вологда, Бежецк и Волок Ламский, что только сейчас, за один месяц дают доход в полторы тысячи рублей, а в будущем будут давать еще больше. Я уже не говорю о том, что свою землю, вообще, отдавать нельзя. Ибо земля это основа государства, даже такого, как Новгород. Итак, здесь рубли, уплаченные московскому князю в сумме 11 с половиной тысяч. Хочу сразу подчеркнуть - на мой взгляд, Новгород просто взял и выкинул эти деньги. Бездарно и бессмыслено, и тем бессмысленней, что московский князь те рубли уже потратил и, как змей ненасытный, скоро снова придет за деньгами. Только на сей раз аппетит у него побольше и намного побольше. А, ведь, если бы тогда эти рубли Новгород потратил на себя, а не отдал их Москве, он бы не потерял бы грады малые, и змей ненасытный московский не собирался бы опять под стены города. Да еще долгие годы город получал бы проценты с этих денег.
  - Это как? - не понял воевода.
  - А, так, - сказал Дан. - Нужно было, в предверии войны с Москвой, эти рубли, которые вы, в итоге, все равно, отдали Москве, не пожадничать и потратить на собственное войско, войско, способное воевать с московской ратью. Точнее, с татарскими конными лучниками, используемыми московитами. Но... Пожадничали и теперь Новгород имеет то, что имеет. Скоро московиты, как хищник - а Москва это хищник - снова придут за добычей, ибо они видели слабость Новгорода. Но на этот раз они возьмут не только добычу, им нужен весь город. Господин Великий Новгород давно мешает Москве и, что-то мне подсказывает... - Видя, не совсем понимающий взгляд Василия, Дан, специально для воеводы, уточнил: - Мои видения... - московский князь готов решить этот вопрос. А войско, о котором я говорю, воевода, это умеющие управляться с самострелами ратники. Стоимость вооружить одного воина с самострелом, воина неплохо вооруженного и которого не так просто убить... Вот, тут, я подсчитал - всего лишь 35 рублей. И, если поделить те, только те,- уточнил Дан, - рубли, что Новгород отдал Василию ll...
  - Ты, как купец заправский считаешь, - не сказать, чтобы с особой приязнью, уронил тысяцкий...
   - то есть 11 с половиной тысяч рублей, - запнувшись на секунду, продолжил Дан, - на 35, то 3 сотни таких воинов Новгород мог спокойно позволить себе. И еще осталась бы тысяча на их обучение и прокорм. 3 сотни воинов на ту дань, - подчеркнул Дан, - что Новгород отдал московскому князю. А, ведь, выведи, тогда, под Старой Руссой, на поле эти 3 сотни... И битва, вероятно, закончилась бы иначе. И многие новгородцы остались бы в живых.
  - Хорошо тебе считать задним числом, - буркнул воевода, - кто же знал, что так все будет.
  - А что изменилось с тех пор? - яростно спросил Дан. - У Новгорода появились собственные лучники, не уступающие татарам, или вы надеетесь, что польский король придет вам на помощь..? Не надейтесь, не придет. А, вот то, что московиты сейчас соберут гораздо более многочисленное войско, в том числе и на те гривны, что взяли с Новгорода, и потребуют дань еще больше... - Дан не заметил, когда снова возвысил голос. - Потребуют все! - Дан замолчал на минуту, перевел дыхание, и уже тихо закончил, - это точно. И теперь уже 3 сотен воинов с самострелами будет мало. - Он посмотрел на воеводу и неожиданно сказал: - Необходимо проверить и срочно привести в порядок все имеющиеся на складах самострелы.
   - Да, там их не так много, - обронил тысяцкий, - самострелы оружие дорогое, сложное и потому мало используемое. А луки есть? - спросил Дан. - Луков тоже нет, - к сожалению или не к сожалению Дана, ответил тысяцкий. И пояснил: - Не хранятся долго.
   - Жаль, - произнес Дан, - очень жаль. Самострелов нужно, как можно больше. Минимум сотни 3 - 4, в противном случае исчезает массовость их применения... Это я к тому, - пояснил Дан воеводе, - что татар в этот раз будет гораздо больше, чем на прошлой войне. И 3 сотни арбалетчиков, без массовой поддержки со стороны ополчения, с ними не справятся. Можно, конечно, нанять и чужеземных арбалетчиков, - словно подслушав мысли тысяцкого, сказал Дан, - это дешевле выйдет, чем своих вооружать и обучать. Но даже, если в Германии, Ливонии, Готии и Литве и окажется много желающих поступить к Новгороду на службу, в чем я сильно сомневаюсь, ибо, полагаю, что в этих, ближних к Новгороду землях - а из дальних и смысла нет набирать - хороший стрелок из самострела, да еще со своим оружием, товар штучный и уже, как правило, на службе, то полагаться лишь на чужеземных наемников, все равно, нельзя. Поскольку любой наемник хорош, если рядом есть свой ратник. Зависеть от чужеземных воинов в войне, поражение в которой грозит существованию самого Новгорода... Тот, кто подобное предлагает - враг Новгорода! А наемников можно и так набрать. - Дан замолчал, потом плотоядно улыбнулся и, неожиданно для тысяцкого, сказал : - За марки купцов ганзейского двора! Не все же им новгородцев обирать... Я, кажется, знаю, как можно уговорить заморских гостей раскошелиться на военные расходы Новгорода. - Эта мысль, вынудить ганзейских купцов поделиться доходами с Новгородом, пришла в голову Дана спонтанно и, буквально, в последние минуты разговора с тысяцким. В университете Дан писал реферат по союзу городов Ганзы, прекрасно его помнил и был уверен, что сумеет заставить прижимистых немецких торгашей оплатить часть военных расходов Новгорода. Заставит оплатить, основываясь на имеющихся у него - полученных еще в 21 веке, в ходе подготовки реферата - данных об экономической и политической деятельности ганзейского союза, а также об его истории. - Видит бог, - сказал Дан, - если вы мне... - под "вы" Дан имел в виду верхушку Новгорода - боярыню Марфу Борецкую, архиепископа новгородского Иону, посадника Дмитрия и тысяцкого Василия... - чуть-чуть поможете, я вытрясу из этих немецких кошельков, как минимум тысячу рубликов. Я это сделаю! - Тысяцкий спокойно отнесся к "поминанию имя бога всуе"Даном, впрочем, как и большинство новгородцев, без лишнего суеверия относившихся к церковным догмам. Однако, среди новгородцев были и обратные примеры. И один из них, по имени Вавула, довольно часто крутился перед глазами Дана. Сейчас бы Вавула обязательно скривил физиономию и сказал бы, что-нибудь, до предела набожное и жутко банальное.
   Тысяцкий, хоть, и промолчал по поводу пассажа Дана в сторону творца всего сущего, но, тем не менее, с ехидством поинтересовался, явно имея в виду участие ливонских городов в ганзейской торговле: - А, как же, с планами завоевать Юрьев и Кокнессе?
  ... Попав в Новгород, Дан, вначале очень удивлялся тому, что новгородцы поголовно, во всяком случае те, с кем сталкивался Дан, не умели обманывать. Хитрить могли, "наезжать", требовать, но нагло обманывать... И в делах, коль ударили по рукам, договор выполняли свято, даже если их "надули". И это в отличие от бывших современников Дана, от которых то и дело приходилось ждать пакости...
  - Во-первых, я ничего старостам Ганзейского двора обещать не собираюсь, - парировал вопрос воеводы Дан. - А, во-вторых - Юрьев или, как называют его немцы - Дерпт, хоть и участвует в ганзейской торговле, в Ганзу не входит, кстати, как и Кокнессе. Это ливонские города. А каким боком тут Ливония..? - Дан пожал плечами. - Помощь - то новгородцам окажет Ганза, а не ливонский орден.
  - Однако, - крякнул тысяцкий, напомнив этим своим "однако" анекдоты про чукчей, во множестве ходившие в далеком будущем-прошлом Дана, - хитер мастер Дан, хитер. На хромой кобыле не подъедешь.
  - А на хромой и не надо, - улыбнувшись самым краешком губ, произнес Дан. - Но, в общем-то, я все, что хотел, сказал. Теперь важно, насколько быстро вы, бояре новгородские, "оспода" новгородская, поймете, что война с Москвой будет и, вероятнее всего, уже следующим летом, - Дан точно знал, что она начнется именно следующим летом, но не говорить же об этом воеводе. Начнутся вопросы - откуда, кто сообщил, и как тогда обьяснить? Поэтому он просто продолжил: - Новгород богат, но слаб, а Москва бедна, однако имеет сильное войско. И Москве нужен Новгород, нужны богатства Новгорода, все богатства, - с нажимом сказал Дан. И добавил: - Это я о том, что откупиться уже не получится. Ведь, Москве и земли новгородские тоже нужны... - Дан замолчал, а потом произнес: - На торгу я слышал, что Москва ни с кем сейчас не ратиться и с братьями великого князя и татарами вопросы, вроде как, улажены. - Дан снова помолчал, и резюмировал: - То есть, войско московского князя ничем не занято. А, учитывая, - добавил Дан, - что Москва отправила в Тверь, лежащую между Москвой и Новгородом, бояр для заключения союза, можно смело предположить, что Иван lll готовится к войне с Новгородом. И тянуть с нападением не будет, а то или татары набегом пойдут или братья с дури потребуют что-нибудь, заговор организуют или с татарами обьединятся против старшенького... Да, а еще напоследок могу сказать всем боярам новгородским, "осподе" Господина Великого Новгорода, что Новгород это не только боярские дворы, но и "малодшие" люди новгородские, и житные люди, и своеземцы на своих наделах, и смерды в селах и пятинах, воины в крепостях и отдаленных градах. И доля у вас всех одна, общая - или победить, или погибнуть. Но, - сделал неожиданный выверт Дан, - можно и отдаться Москве. Только, боюсь, в этом случае я бы за жизнь "осподы" новгородской не дал бы и рубля ломаного. Бывшие правители мало кому нужны... А мертвым ни казна, ни земли, ни холопы не нужны. Как я уже говорил - к домовине сундук не приделаешь и злато с собой не увезешь... - Дан, конечно, сильно сгущал краски. Как он помнил из той истории, истории, преподаваемой в 21 веке, московско-новгородская война 1471 года закончилась для многих бояр новгородских довольно безобидно. Кое-кто, естественно, погиб или был казнен, кто-то полностью лишился своего добра, но большинство остались и при холопах и при земле, и даже казну частично сохранили. Страшная картина разорения боярского и массовых казней бояр новгородских будет позже, в 1477 и при Иване 4 Грозном. Но об этом он говорить не стал. Выбор Новгороду необходимо было делать сейчас. И в той истории, поворотный момент истории тоже был в 1471 году, остальное являлось лишь агонией. Поэтому он тоже сказал: - "Осподе" пришло время сделать выбор - или перестать кичиться своим родом и богатством, и потратить часть своих гривен на оружие для ополчения, хорошее оружие, - подчеркнул Дан, - на черных людей новгородских, которые будут держать это оружие и на создание новых отрядов новагородских ратников. А заодно и сделать послабления малодшему люду новгородскому, чтобы не смотрели в сторону Москвы. Либо... Как я уже говорил - откупиться не выйдет, а мертвые сраму не имут! Вы умрете вместе со своим городом.
  - Ну, напужал, - произнес воевода, и в голосе его Дану послышалось, как и в тот, первый раз, в тереме Марфы-Посадницы, задумчивость. И, вдруг, воевода мгновенно изменился и, придерживая ножны с мечом, встал с бревна. Встал с бревна и Дан. Тысяцкий вплотную приблизился к Дану.
   - Ты уверен? Уверен, что так и будет? - почти прошептал он, смотря с высоты своего роста на Дана. В глазах воеводы было какая-то решимость.
  - Уверен, - ни на секунду не задумавшись, ответил Дан. Пусть, в действительности все случилось не так, но теперь, ни воевода, ни Марфа-Посадница, ни ее сын Дмитрий никогда не узнают, как оно было на самом деле. Могло бы быть, если бы в историю не вмешался пришелец, рожденный в ином мире. Теперь уже в ином, параллельном, мире, ибо, чтобы не произошло дальше, отныне этот мир пошел своей, только своей, дорогой. В этом мире история сделала поворот.
  - Хорошо, - сказал тысяцкий и, слегка повернувшись, позвал: - Иван, Гостила... Пришедшие вместе с ним крепкие мужички с взглядами бывалых волчар синхронно встали с бревна, на котором сидели - в стороне от воеводы с Даном - и практически одновременно поставили кружки с березовицей, что им принес Вавула, на поленницу.
  - Здрав будь дом, хозяин дома и люди его, - чуть наклонившись-поклонившись в сторону, стоявшего отдельно от сарая и печей для обжига посуды, жилья хозяина подворья Домаша, попрощался с Даном и обитателями двора тысяцкий. Уважительно попрощался, как с боярами. Тоже сделали и его 'телохранители'. - Думаю, - выпрямившись и обратившись опять к Дану, произнес тысяцкий, - мы еще будем говорить. Меня убедили твои слова!
  
  
  
Оценка: 8.40*8  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"