Городов Владимир Евгеньевич : другие произведения.

Хроники Кан-Т´орана, Мира в Яйце

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мир, в котором магия обыденна. У Дамира "жёлтая справка", в которой значится, что "отрок гев Дамир Эрлиан, сын гева Лекрона не имеет малейшей предрасположенности к занятиям магическими дисциплинами". Но, тем не менее, мальчиком заинтересовываются высшие архимаги империи, потому что он - антимаг, хотя пока сам не знает об этом. Дамир мал, но быть ребёнком у него нет времени: на его плечи ложится ответственность за десятки чужих жизней.
  ОТ АВТОРА
  
  Уважаемый читатель! Разумеется, в мире, о котором рассказывается в этой книге, существует своя система измерений длины, объёма, веса, времени. Но мало кто точно представит, к примеру, отрезок времени в три с половиной ита. Или высоту горы горы в четырнадцать таггов. А потому для удобства все эти параметры переведены в более знакомые и удобные. То же самое относится и к некоторым терминам.
  
  ПРОЛОГ
  
  Кто-то скажет: такого не было в нашем бескрайнем мире. И будет прав. Кто-то скажет: это было в нашем бескрайнем мире. И будет прав. Кто-то скажет: это могло случиться в нашем бескрайнем мире. И будет прав. А я не имею намерения что-либо доказать и всего лишь доверяю бумаге свои воспоминания о крошечной крупинке этого бескрайнего мира, о Кан-Т´Оране, что на языке великих кайр-ам-чатонов означает "Мир в Яйце".
  
  * * *
  Тот день до сих пор вспоминается очень отчётливо, с мельчайшими подробностями. Ещё бы! Ведь он мог бы стать первым поворотным событием в моей жизни, первой из развилок, которыми зачастую изобилует человеческая судьба. Но не стал. Хотя, как сказать. Не свернуть - это ведь тоже направление...
  В невыносимо тесном церемониальном камзольчике с чужого плеча я чувствовал себя прескверно. Ботинки жали, высокий стоячий воротничок рубашки пребольно тёр шею, пот струйкой бежал по спине. Наверное, вид у меня был такой же несчастный, как и у всех остальных детей, которых родители привели сюда, засунув в дурацкие парадные костюмчики. Такой костюм полагалось надевать всего два раза в жизни, в шесть и в тринадцать лет. А стоил он довольно дорого. Только очень богатые гевы - так назывались в Систории люди благородного сословия - позволяли себе роскошь специально сшить такой для своего чада, а потом всю жизнь хранить как память. Гевы попроще, вроде моих родителей, и люди среднего сословия предпочитали покупать подержанные, а после перепродавать тем, чьим детям церемония предстояла в следующем году. Благо, "костюмчики на один день" почти не изнашивались.
  Лето долго не баловало теплом, но именно тот летний день, как назло, выдался просто невыносимо жарким. Булыжная мостовая перед Домом Правления казалась раскалённой сковородкой. Большинство пришедших, в том числе и мы с отцом, томились в ожидании приёма на солнцепёке. Те, кто пришёл пораньше, спасались от солнечных лучей в тени здания, но с приближением полудня она всё больше укорачивалась, отчего количество счастливчиков неуклонно сокращалось.
  Думается, уже пора пояснить, что же происходило в тот жаркий летний день. Ежегодно в каждый мало-мальски значимый город, даже в такое глубокое захолустье, каким по меркам Великой Систории считался наш городишко Оленья Пустошь, приезжали Отборочные Советы. Всем верноподданным Великого Систора, которым к этому времени исполнялось полных шесть лет, надлежало явиться пред строгие взоры компетентных командированных магов, дабы оные могли выявить тех, кто обладает хоть какими-то, хоть маломальскими магическими способностями. Ведь уже давным-давно миновали те "золотые" времена, когда в Академию Магии принимали исключительно отпрысков благородных гевов. Сейчас Систория очень остро нуждалась в наращивании магической мощи, а потому "прочёсывала частым гребнем" все доступные людские ресурсы.
  Традиционно отбор проходил в три этапа, которые продолжались три дня. Первый день предназначался для отбора кандидатов в маги из числа отпрысков благородных семейств. На второй просматривались дети среднего сословия, и площадь перед Домом Правления становилась похожей на базарную в разгар торговли. А третий отводился для простого городского люда и жителей окрестных деревушек, и тогда здесь уже творилось форменное столпотворение! На четвёртый день новоиспечённых адептов увозили в столицу, Град Лучезарный, а Отборочный Совет сутки отдыхал перед ещё более важным и ответственным мероприятием. В последующие дни в таком же порядке им предстояло поставить всем отрокам, которым исполнилось полных тринадцать лет, магическую метку. Похожая на крупное родимое пятно, она ставилась на внутреннюю сторону левого предплечья. И, хотя процесс нанесения весьма болезнен, все подростки Систории ожидали этого дня с огромным нетерпением: метка означала совершеннолетие и полную дееспособность. Подделать её, по всеобщему мнению, не мог даже самый искусный маг. Она чётко отпечатывалась на бумаге, пергаменте или любой другой ровной поверхности. И проявлялся отпечаток лишь только в том случае, если носитель метки осознанно желал, чтобы тот остался на документе.
  От нечего делать я считал травинки, которые сумели пробиться в одном месте из-под булыжника мостовой, когда послышалось приближающееся "фшххх, фшххх, фшххх". Из-за первого дома по улице Торговой вырулил паромобиль, весьма редкое в наших краях средство передвижения, с гербами городского суда на дверцах. На высоком крыльце Дома Правления тут же появились несколько человек в странных серых одеяниях, больше похожих на женские платья.
  - Это кто? - я подёргал отца за рукав. - Это маги?
  - Нет, эти ещё не маги, - отец обшлагом вытер мокрые от пота брови. - Это адепты, ученики магов.
  - А почему они в платьях?
  - Это не платье, это мантия, рабочая одежда магов. Она сделана из специальной защитной ткани. Если какое-нибудь опасное зелье нечаянно попадает на одежду, то сразу скатывается на пол. А иначе ведь может и застрять где-нибудь. Например, в штанах. Представляешь?
  Я представил себе такую сценку и весело хихикнул. Окружающие нас взрослые окатили меня со строгими, неодобрительными взглядами.
  - Ты не забыл, как надо обращаться к магам? - уже который раз за утро проверил мою готовность отец.
  - Нет, конечно, не забыл: "гел", - я не задумался ни на секунду. - Только откуда я узнаю, какой он гел: Светлый, Светящийся, Сияющий или Блистающий?
  - Ну, Блистающих ты можешь за всю свою жизнь ни разу не увидеть. А остальные... Потом разберёшься.
  Тем временем паромобиль остановился возле крыльца. С запяток резво спрыгнул один из лакеев и, почтительно склонившись, распахнул дверцу. Первым из экипажа с важным видом вылез сынок судьи. Его переливающийся на солнце костюмчик, наверное, стоил целое состояние. Следом появились его родители, городской судья с супругой, одетые не менее помпезно. В Дом Правления они прошествовали важно и не спеша, давая возможность собравшимся оценить их вид и вдоволь позавидовать. Адепты почтительно склонили головы. Семейство высокопоставленного по местным меркам чиновника скрылось внутри здания. Минут через десять они вышли обратно. Судя по кислым физиономиям родителей, стезя великого мага их отпрыску не светила.
  Как оказалось, ждали только их. К счастью собравшихся, в этом году больше ни у кого из городского начальства не имелось детей шести лет от роду, иначе ждать бы пришлось ещё дольше. Как только паромобиль с обиженным фырканьем удалился от Дома Правления, на крыльце появился один из учеников и раскрыл толстую книгу. Как я потом узнал, называлась она длинно: "Книга учёта жизни, общественного и семейного положения подданных Великого Систора, проживающих постоянно и временно в городе Оленья Пустошь и в окрестностях, к сему городу приписанных". Адепт громко выкрикнул несколько имён. Вызванные дети вместе с родителями поднялись на крыльцо и скрылись за массивными дверями. Далее всё пошло споро. Глашатай появлялся на крыльце каждые десять-пятнадцать минут, выкрикивал новые имена и заводил очередную группу внутрь. Обратно никто не выходил. Ничего зловещего: просто, чтобы не создавать сутолоки, людей выпускали из здания через другой выход.
  С самого утра я и радовался, и страшился, и тревожился одновременно. Как и большинство своих сверстников, надеялся, что столичные маги найдут у меня какие-то небывалые способности, которые откроют возможность обучаться в Академии Магии, самом престижном учебном заведении Систории. Но в таком случае мне бы пришлось жить вдали от родителей, с какими-то новыми, неизвестными людьми. Эти мысли очень напрягали детское воображение. Правда, уже через час мучительного ожидания на жаре, в неудобной одежде, среди нескончаемого "бу-бу-бу" толпы осталось одно-единственное желание: быстрее бы всё это кончилось! Но когда над площадью - ожидаемо, но всё равно неожиданно - раздалось моё имя, тревожный холодок в желудке прорезался вновь. Отец крепко взял меня за руку, и мы вошли под своды Дома Правления. Сразу за порогом обдало приятной прохладой. Вдоль церемониального зала в два ряда стояли столы, за каждым из которых сидел молодой человек из тех, кого я уже видел на крыльце. Перед писарями лежали по три стопки бумаги - чистая белая, исписанная белая и чистая жёлтая. У каждого стола стоял табурет для посетителя, высоко над которым парил в воздухе прозрачный, чуть отливающий синевой шар величиной с приличный арбуз. Глашатай быстро распределил вошедших между писарями. Я, опасливо косясь на нависающий над головой шар, осторожно присел на краешек табурета напротив молодого паренька с несколько угловатым, но приятным лицом, обрамлённым длинными прямыми волосами цвета соломы. Как я потом узнал, волосы маг, в отличие от простолюдина, никогда не стрижёт - они помогают поддерживать связь с астралом. Далеко не каждому, правда, дано установить эту связь, но длинные волосы носят все маги без исключения.
  - Как звать, гев? - парень посмотрел на меня зелёными глазами и неожиданно подмигнул.
  - Дамир... гев Дамир, гел.
  - Гев Дамир Эрлиан, сын гева Лекрона, - уточнил стоящий за спиной отец.
  - Угу, - писарь быстро записал тоненькой кисточкой услышанное. - Тоже мечтаешь стать магом?
  - Не знаю... - чуток оробел я, и вдруг, неожиданно даже для самого себя, задал весьма заинтересовавший меня вопрос. - А где у тебя эта... чернильница?
  - Она мне не нужна, - улыбнулся адепт. - Кисточка магическая. Маг может себе позволить небольшие удобства. Когда ты родился, гев Дамир?
  Он задал ещё несколько обычных вопросов: где родился, где живу, имеются ли маги среди близких родственников. Я, как мог, отвечал, а отец иногда поправлял или дополнял. Адепт всё старательно записывал.
  - Ну, а теперь - самое главное, - он отложил в сторону кисть. - Сейчас вот этот шар опустится тебе на голову. Не бойся, ты совсем ничего не почувствуешь. Это вроде увеличительного стекла, через которое я смогу увидеть твою ауру. Знаешь, что такое аура? Нет? Это такой свет, которым светится каждый человек. Как свечка, или как звезда. Только этот свет обычным взглядом не видно. А вот с помощью такого шара - запросто. Не боишься? Готов?
  Я не испытывал уверенности в этом, но всё же кивнул. Паренёк сделал несложный пасс левой рукой, и шар опустился мне на плечи так легко и невесомо, что, закрой я глаза, то вообще бы ничего не заметил. Адепт внимательно всмотрелся во что-то поверх моей головы, и его брови удивлённо поползли вверх. Однако он тут же справился с удивлением, сказал "минуточку!" и откуда-то снизу достал солидный фолиант в кожаном переплёте, на котором я успел прочитать название: "Спорные, а также неясные случаи и казусы". Некоторое время он в сомнении жевал свои губы, а потом чуть заметно кивнул - принял решение. Взял жёлтый листок и выписал мне документ, в котором значилось, что "отрок гев Дамир Эрлиан, сын гева Лекрона не имеет малейшей предрасположенности к занятиям магическими дисциплинами".
  - Увы, гев Дамир, - вручил он мне жёлтую бумажку, - но Светлыми Силами магических способностей тебе не отмеряно.
  - А что с этой штукой теперь делать? - я с интересом рассматривал первый в моей жизни "документ".
  - А что хочешь! Можешь в рамочку вставить и на стенку повесить. А можешь "голубя" сделать. Не знаю случая, чтобы эта справка кому-нибудь пригодилась.
  - Тогда зачем ты их пишешь?
  - Так положено, - пожал он плечами.
  
  * * *
  Осенью меня отдали на обучение в городскую мужскую гимназию. Образование здесь начиналось с курса "Школа юного воина". Все занятия сводились к тому, что мы под командованием отставного полудесятника по четыре часа в день разучивали парадные упражнения с деревянными алебардами или с ними же маршировали в ногу по утоптанной до каменного состояния поляне, вопя до хрипоты государственный гимн:
   Славься, славься, родная Систория!
   Неогляден твой светлый простор!
   Как тебя возвеличить в истории,
   Нам укажет Великий Систор!
  А по вечерам матери лечили нас всяческими народными методами: составляли травяные полоскания для охрипших глоток, боролись, как могли, с мозолями на ногах и вытаскивали из наших ладоней занозы от топорно изготовленных алебард. И только два месяца спустя мы сели за парты. Первоначально я испытывал величайшее счастье от осознания того, что больше не надо стаптывать ноги в бессмысленной шагистике. Но, как оказалось, радовался рано.
  Бегло читать и считать я научился, точно уж не скажу, года в три или четыре. Родители всегда хвалили мою память. Стоило мне что-то прочесть, как я запоминал это навсегда. И потому уроки в гимназии стали для меня тоской невероятнейшей! Все учебники я прочитал ещё летом, сразу же после их покупки. Причём с таким же интересом, с каким читал художественную литературу. Поэтому вид сверстников, которые с огромными усилиями осваивали азбуку и основы арифметики, наводил невыносимую скуку. Нудные лекции менторов не добавляли к моим знаниям ни единой новой крупицы. И уже совершеннейшим мучением становились уроки повторения пройденного. Скрыть свои таланты от менее способных соучеников не хватило житейской мудрости, а потому среди завистливых ровесников вскоре появились желающие "проучить задаваку".
  Однажды после уроков, когда ментор уже покинул учебную комнату, ко мне подошёл сын мясника Бекен, белобрысый, плотный и высокий не по годам мальчишка, и безо всяких разговоров ударил. Кулаком в нос. Сквозь боль и мелькающие перед глазами звёздочки донёсся его спокойно-насмешливый голос: "Ну, ты понял, за что!" Честно говоря, тогда я этого не понял, ведь, по моим представлениям, никому ничего плохого не делал. Все засмеялись и ушли.
  Я сидел, размазывая по лицу слёзы обиды вперемешку с кровью, когда дверь комнаты отворилась, и внутрь заглянул паренёк лет десяти, лохматый и веснушчатый. На голове его возвышалась смешная зелёная шляпа: высокая, цилиндрическая, без полей, с надписью "Дежурный по гимназии".
  - Занятия окончены, всем пора... - тут он осёкся, с любопытством оглядывая меня. Потом подошёл и сел рядом.
  - Дрался? Вытри лицо! - он подал мне носовой платок.
  - Не, - помотал я головой. - Он просто подошёл и ударил. Бекен. А я ему ничего плохого не делал!
  - А ты? Ответил? Вмазал ему?
  - Нет.
  - Это плохо, - он снял шляпу и поставил на стол рядом с собой. - Если не отвечать, всегда бить будут.
  - За что?
  - Учишься хорошо?
  - Да.
  - Вот за это и будут бить. Сначала. А потом уже так, по привычке, ни за что.
  - А я отцу скажу. Он в армии служил десятником. Он сильный. Так этому Бекену наподдаёт!
  - Тогда его в тюрьму посадят. И надолго. Точно, точно! - парнишка быстро и мелко покивал. - Несколько лет назад был случай. Тоже один отец пришёл заступаться и накостылял тому, кто его сына обидел. А на следующий день отец того, который начал, вместе со своим приятелем поймали его в переулке и отдубасили.
  - Кого? Мальчика?
  - Не, отца его. А тот потом собрал десяток друзей и обратно пошёл мстить. Вот так вот туда-сюда, и скоро уж гильдия на гильдию биться стали. Нескольких человек насмерть положили. Насилу всех разняли да угомонили. Вот тогда-то и вышел приказ Правления, чтоб впредь зачинщиков таких беспорядков в тюрьму сажать. Надолго.
  - Так ведь начал-то всё Бекен!
  - Дети не считаются, детей не судят. Так что зачинщиком получится твой отец.
  - А что ж тогда делать?
  - По правилам гимназии, ты должен сообщить об этом менторам, а те уж решат, кого и как наказать. Но если кто так делает, то его все в гимназии навсегда перестают уважать. Поэтому, если не хочешь быть битым, то учись драться сам. И ещё компанию хорошо бы собрать, в которой все друг за друга заступаются.
  Звали этого славного парнишку Кромьен. Впрочем, это не очень важно, поскольку в дальнейшем мы с ним почти не общались, просто здоровались при встрече.
  Я ничего не рассказал родителям, а на следующий день пришёл в гимназию с толстой палкой, почти дубинкой. Молча подошёл к Бекену и так же молча врезал ему палкой по башке. Но не попал. Этот дылда успел подставить руку, и хруст сломанных костей услышали все, кто был в комнате. И только тогда я сказал: "Ну, ты понял, за что!" Как он после этого заорал, как заорал! Прямо бальзам на душу! А так как всё происходило на глазах ментора, то меня тут же отправили в карцер. На двое суток. На хлеб и воду.
  Но в тесном и холодном каменном подвале с окошечком в ладошку я просидел только до вечера, когда за окованной железом дверью раздались крики и шум. Она распахнулась, и в карцер ворвался отец, волоча за воротник этого самого ментора, у которого была разбита нижняя губа и начинал заплывать левый глаз. Таким взбешённым я своего родителя видел впервые. Он швырнул ментора на дощатый топчан и протянул мне руку.
  - Пойдём, сынок.
  Снаружи он запер дверь большим фигурным ключом, который по пути домой выбросил в густые коричневые заросли пожухшего бурьяна.
  - М-да... С твоим образованием у нас теперь проблемы, - пробурчал отец, обходя очередную начинающую подёргиваться ледком лужу. - Из-за чего хоть вся эта буча?
  Я рассказал.
  - Надо было тебе сразу этому Бекену в морду врезать! Жаль, я тебя драться не научил. А всё мать с этим "золотым пальчиком"! Но ничего, лучше поздно, чем никогда. Вот с завтрашнего дня и начнём.
  "Мальчик - золотой пальчик" - так называла меня в шутку мать после одного не очень приятного случая. Отец, выйдя в почётную отставку, держал единственную в городе оружейную лавку. Я поначалу часто бывал там: уж очень привлекал и завораживал меня таинственный блеск на полированных лезвиях всевозможных шпаг, рапир, ножей. Но однажды короткая, но очень тяжёлая абордажная сабля, которую я попытался снять с подставки, сорвалась и упала, напрочь отрубив мне мизинец на левой руке. Матушка была вне себя от горя. Очень расстроенный отец тут же отвёз нас к магу-целителю, который в уплату за то, чтобы вернуть палец на место, взял один золотой. Так что кончилось всё относительно хорошо. Но мама, обычно добрая и покладистая, "пилила" папу за недосмотр ещё недели две. Она запретила мне даже появляться в лавке, а отец стал с большой настороженностью относиться к вопросам моего воспитания. Но после происшествия в гимназии это отношение резко переменилось. "Я должен воспитать мужчину, а не кисейную барышню!" - твёрдо отвечал он на все охи-вздохи матушки. И уже со следующего утра началось "мужское воспитание". "Школа юного воина" теперь вспоминалась как необременительные прогулки с дубинкой на плече.
  
  * * *
  В ту зиму очень долго не было снега. А потом вдруг как посыпал, как посыпал! Он шёл, не переставая, почти неделю - то сильнее, то поменьше. Уличные уборщики с большим трудом справлялись с ним на центральных улицах. Что уж говорить об окраинных! Здесь в сугробах высотой по пояс взрослому прокапывалась единственная узкая траншея, в которой разойтись двоим было весьма непросто. Жителям нашей улицы ещё повезло: по ней проходил маршрут конки. За чистотой путей городское начальство следило ревностно, а потому удобной дорогой мы были обеспечены всегда. Но вот прокопать тропинку до дома - это уже входило в заботу хозяина. Или, как в нашем случае, хозяйского сына. Сегодня я эту обязанность уже исполнил и приступил к выполнению следующей - отправился за хлебом.
  На пустынной, залитой наконец-то появившимся солнцем улице прямо напротив нашего дома трудился уличный уборщик, расчищая пути. Заметил меня, опёрся на большую лопату и, подождав, когда подойду поближе, сказал так, словно продолжал начатый разговор:
  - Вот есть у меня один стихоплёт знакомый. Как-то мне свой стишок рассказывал. Про снег. Белый, дескать, пушистый, лёгкий... А вот дать ему, к примеру, мою лопату да заставить кидать с утра до ночи - небось ввечеру бы по-другому написал бы! Ежели б ещё смог перо-то в руках держать!
  Я хохотнул и, беззаботно размахивая сумкой, потопал по шпалам в пекарню, которая находилась не близко. На обратном пути о чём-то задумался и слишком поздно заметил опасность. Бекен и его дружок, сын фискального надзирателя Крег, стояли в начале широкой утоптанной площадки напротив кабака "Бычий череп", преграждая дорогу. Оба - парнишки неслабые. Я оценил силы сторон как весьма неравные и быстро развернулся, намереваясь дать стрекача. Но тут же обнаружил, что дела обстоят ещё хуже. Сзади, противно ухмыляясь, приближались ещё двое: сын городского стражника Сковик и Прол Хорёк. Сковик - тоже мой бывший соученик, а вот Прол - этот на пару лет постарше и на полголовы выше меня. Где жил Хорёк, и кто его родители - этого не знал никто. Он целыми днями слонялся по улицам, занимаясь попрошайничеством и мелким воровством, а за небольшую плату мог наняться кого-нибудь отлупить. Естественно, того, кто помельче да послабее. Или когда много на одного.
  Все пути отступления оказались отрезанными: сугробы по обеим сторонам улицы не оставляли и малейшего шанса на побег. Вразвалочку, руки в карманах, противники приблизились и окружили меня. На открытой веранде кабака в предвкушении какого-никакого зрелища начали собираться подвыпившие зеваки: заступничества от них ждать не приходилось. Я отбросил в сугроб сумку с хлебом и сжал кулаки.
  - Чё кулачки-то сжимаешь, немочь бледная? - ехидно усмехнулся Бекен. -Нешто отпор дать собрался? А где же твоя палочка? Ну-ну, давай, позли нас. А то мы с утра какие-то шибко уж добренькие! Кстати, с тебя должок! Отец два золотых магу-лекарю за мою руку отдал.
  - Ты чё, самый умный, да? Умный?! - выступил вперёд Сковик. - Из-за тебя к нам менторы до сих пор придираются. Меня, вона, каждый день из-за этой азбуки на дополниловку оставляют!
  - Это не я слишком умный, - мне стало понятно, что терять уже нечего. - Это ты слишком тупой!
  Глаза Сковика тут же налились кровью, он зло запыхтел, развернул корпус, а потом с громким хеканьем изо всей силы двинул меня в челюсть, вложив в неслабый удар ещё и вес тела. Но за какое-то мгновение до удара мир перед моими глазами резко изменился. Всё вокруг замедлилось, украсилось ореолами тысяч и тысяч необычных, не имеющих названия красок, а двигающиеся предметы приобрели двойные очертания. Кулак Сковика одновременно виделся отчётливым в том месте, где находился на самом деле, и полупрозрачным там, где должен оказаться миг спустя. Я успел отбить кулак предплечьем левой руки и тот, не встретив сопротивления, продолжил движение уже вдоль виска, а перекошенная физиономия Сковика неслась на сближение с моим лицом. Чтобы избежать столкновения, я выставил вперёд раскрытую правую ладонь, в нижнюю часть которой со всего маха впечатался сковиковский нос. Под рукой хрустнуло, Сковик медленно завалился навзничь и потом уже лежал, не шевелясь. Его рот раскрылся, из ноздрей побежали струйки крови, сбегая по щекам за уши.
  - Бей его! - скомандовал Хорёк, после чего тут же началось молотилово в шесть рук и шесть ног. Совсем недолго мне удавалось отбивать какую-то часть ударов. Их сыпалось столько, что защититься ото всех не представлялось никакой возможности, не говоря уже о том, чтобы ответить. Очень быстро руки устали, налились тяжестью, и вскоре сил хватило лишь на то, чтобы хоть как-то прикрыть локтями голову. Толстый полушубок смягчал побои, но полностью спасти от боли не мог.
  Неожиданно удары прекратились, а мои ноги непонятным образом оторвались от земли. Я отнял руки от лица и первым, что увидел, был Сковик, который торопливо отползал подальше, оставляя на снегу яркий пунктир капающей из разбитого носа крови. Крег и Бекен удирали со всех ног прочь. Пониже спины у каждого красовалось по снежному отпечатку подошвы сапога солидного размера. Обладателем этих сапог оказался здоровенный детинушка, с ног до головы одетый во всё кожаное. А на кожаной же шапке необычного покроя красовался серебряный значок: две скрещённые стрелы на фоне дубовых листьев, эмблема отдельной егерской роты гвардии. Те немногие ветераны, которым удавалось отслужить в роте полный срок, имели право носить этот знак пожизненно.
  Этот богатырь без особого напряжения держал на весу за воротники меня и Хорька, поочерёдно рассматривая то одного, то другого как беспомощных щенков.
  - Ставлю десять к одному вот на этого, и буду ему честным наблюдателем, - детинушка приподнял меня повыше и продемонстрировал трактирным зевакам. Те обрадованно загалдели: зрелище обещало превратиться в прибыльное.
  - А этому кто вызовется в честные наблюдатели? - с этими егерь точно таким же манером выставил для всеобщего обозрения Хорька.
  - А я, пожалуй что, возьмусь, - от толпы отделился стражник с длинными вислыми усами. Сим поставил нас на землю и подтолкнул Хорька в сторону его секунданта.
  По сравнению с Хорьком я выглядел весьма хлипко, а потому азартных людей, надеющихся приумножить количество денег в своём кошельке, нашлось немало. Послышался звон пересчитываемых монет, раздались голоса, выкрикивающие свои ставки. На мою победу никто не ставил, все в основном пытались угадать, сколько минут я продержусь против Хорька.
  - Эй, Гаман! - громогласно позвал егерь.
  - Чего тебе, Сим? - на крыльцо, щурясь на солнце после полумрака кабацкого зала, вышел лысый толстячок, хозяин заведения.
  - Бери бумагу, перо. Записывай ставки.
  - Ладненько! Мне десятину за работу.
  - Двадцатой частью обойдёшься.
  - Маловато будет...
  - Я сказал! - сердито нахмурился егерь. Кабатчик огорчённо вздохнул, но перечить не посмел и отправился внутрь заведения на поиски письменных принадлежностей.
  Сим отвёл меня в сторону.
  - Как звать? - он присел передо мной на корточки.
  - Дамир.
  - И как давно ты входишь в остал, Дамир?
  - Я туда не хожу, - незнакомого слова я не понял, но переспрашивать не стал. - Я в гимназию ходил. А сейчас никуда не хожу. Из-за вот этих вот...
  - Хм! Понятно, - усмехнулся егерь. - Тогда задам вопрос по-другому. Как давно ты можешь видеть весь мир так, словно он замедлился и заиграл множеством таких красок, которым и названия-то нет?
  - Первый раз... А ты-то откуда про это знаешь? - очень удивился я.
  - Я, брат, много чего знаю. И много чего вижу. Потому, наверное, и жив до сих пор. Но ты, дружище, меня сейчас очень огорчил, - он задумчиво потёр переносицу.
  - А что я такого сделал-то? - искренне удивился я: вот уж чего-чего, а вины перед славным егерем, спасшим меня от побоев, я за собой не чувствовал.
  - Да я, понимаешь, решил было, что ты в остал входишь по своему желанию. Человек в остале много проворнее, и ты мог бы без особого труда законопатить этого хлыща. Но ты должен поколотить его в любом случае. А знаешь, почему? Да потому что у меня, скажу по секрету, сейчас в карманах не найдётся и завалящего медяка. Так что, ежели проиграешь, туговато придётся нам обоим. Поэтому слушай внимательно и запоминай. Главное: драка - не поединок. В поединке есть какие-то правила, а в драке, как и на войне, их нет. Потому что и там, и там кто выжил - тот и прав. Так что бей изо всех сил. И всегда первым. Если только ты подумал "вот только пусть он попробует ударить - я ему сразу как отвечу"... Если ты только посмел вот так подумать - ты уже проиграл. Дальше. Для победы ты должен делать всё возможное: кусаться, царапаться, бодаться. Хорошо выводит врага из строя удар растопыренными пальцами в глаза. Очень неплохо впендюрить ему носком сапога между ног. Но твой противник всё это знает, и постарается не подставиться под такие удары. Поэтому ты должен очень постараться войти в остал! Должен! Тогда ты увидишь на его теле светящиеся точки. По ним не надо бить кулаком. Надо точно ткнуть пальцем. Но пальцы у тебя слабые, как бы ты их не поломал. Поэтому кулаки сожми вот так.
  Он показал мне сжатые кулаки: большие пальцы лежали поверх указательных и маленькими таранами выставлялись вперёд.
  - Вот этими пальцами и тыкай.
  - Эй, сколько вас ещё ждать? - раздался нетерпеливый крик со стороны кабака.
  - Да идём уже, идём! - раздражённо отмахнулся Сим, а потом вновь обратился ко мне. - Полушубок сними. От ударов спасает плохо, а подвижность в нём уже не та. Да и вражина твой тоже разделся. Ну, пошли!
  К месту боя я шёл, сосредоточенно глядя в глаза уже поджидающему меня Хорьку, и вспоминал ощущения, возникшие перед предыдущей дракой. Через десяток шагов это удалось. Мир вновь вспыхнул невиданными красками. Теперь Хорёк, казалось, состоял из множества переплетающихся линий и цветных пятен, на фоне которых ясно выделялись десятки пульсирующих точек. Я сжал кулаки так, как показал Сим. Хорёк стоял в полразворота, слегка пригнувшись, держал кулаки чуть повыше пояса и кривил рот в усмешке.
  - Ну, давай, слабачок, попробуй ударить меня хотя бы разик, - его голос почему-то стал тягучим и низким. - Больше-то у тебя всё равно не по...
  Не дожидаясь окончания фразы, я быстро ткнул большим пальцем в мерцающий огонёк под левым соском противника, но он резко отшатнулся назад, и я не достал до его груди всего-то пары сантиметров. Несмотря на это, Хорёк резко изменился в лице, разинул в беззвучном крике рот и, схватившись руками за грудь, сначала наклонился, а затем ничком рухнул на утоптанный снег под разочарованное "у-у-у-у..." поставивших на него зевак. А я, несколько ошалевший от случившегося, так и застыл с выброшенной вперёд рукой.
  - Честный наблюдатель? - Сим требовательно посмотрел на вислоусого.
  - Да я чё-т и заметить ничё не успел... Ну, мне так вроде думается... - начал чесать в затылке стражник.
  - Быстрей думай! - рявкнул Сим. - Пацан твой отходит!
  - Победа, победа, - сразу зачастил тот. - Чистая победа, без оспору.
  - Гаман, считай выигрыш, - распорядился Сим, после чего присел над Хорьком и перевернул его на спину. А у того лицо казалось белее снега, на котором он лежал. Сим сжал голову паренька в своих огромных руках и закрыл глаза. Я видел, что его пальцы чуть шевелились, нажимая на какие-то точки черепа. Затем он отпустил голову Хорька и сильно ударил его по груди. От удара у того подлетели вверх ноги, но зато изо рта вырвалось визгливое "хья-аа", и он начал часто и судорожно дышать.
  - В тепло, пусть лежит, дать напиться, - дал указания Сим. - К вечеру оклемается. Ребро я ему, похоже сломал, пока сердце заводил... Ну, да это в науку будет. Чего замерли? Быстро!
  - А ты, - повернулся Сим ко мне, - подбери свои вещи, а потом найдёшь меня в кабаке.
  В состоянии какого-то полусна я отправился выполнять приказание. Полушубок уже успел промёрзнуть, но, накинутый на плечи, быстро нагрелся от разгорячённого тела. Всё так же безучастно, но при этом всё-таки не забыв подобрать из сугроба сумку с хлебом, я вошёл в кабак и остановился посреди зала между массивных столов и скамеек, не обращая внимания на множество обращённых на меня взглядов.
  - Эй, как тебя... Дамир! Иди сюда! - услышал я и повернулся. Сим сидел один за небольшим столом у стены и потягивал пиво с сухариками в ожидании заказа. Рядом с кружками лежали два кожаных кошеля. Я подошёл и плюхнулся на короткую скамью напротив. - Как самочувствие, воин?
  Я неопределённо пожал плечами.
  - Это твоя доля. Забирай, честно заработал, - подвинул Сим один из кошелей. - Признаться, не ожидал от тебя такой прыти. Противник твой, конечно, тот ещё сукин сын, но зачем же сразу его убивать?
  - Как - убивать? - я чуть не подпрыгнул, от заторможенности не осталось и следа. - Я не... Он, это... Он ведь жив?!
  - Жив, жив, - кивнул Сим. - Вытащил я его. Не захотелось со стражниками связываться. А иначе уже пели бы ему Напутственную Песню. Если, конечно, имеется, кому петь. Присаживайся. Есть ведь хочешь? Должен хотеть!
   И почему-то только при этих словах я почувствовал, что да, хочу. И не просто кушать - жрать! Заказ принесли довольно быстро. Тем не менее за этот небольшой отрезок времени я успел всухомятку смолотить полную миску сухариков. А потом как хищный зверь впился зубами в большой, горячий, исходящий капающим жиром кусок мяса. Так много и так быстро я не ел никогда. А потом сидел с ужасающе полным животом и, с трудом дыша, ждал, когда егерь неторопливо окончит свою трапезу.
  - Ну, пошли! - он бросил на стол несколько монеток и поднялся.
  - Куда? - вдруг испугался я.
  - Провожу тебя домой. У меня к твоим родителям одно дельце образовалось.
  
  
  * * *
  Дома в Оленьей Пустоши строились из песчаника, местного камня, темнеющего со временем. Люди с достатком покупали у магов дорогое зелье, надолго предотвращающее этот процесс. Так что по цвету дома судили о состоятельности жильцов. В основном город строился одноэтажным, за исключением нескольких богатых домов в центре. Единственным зданием, чья высота превышала два этажа, был Дом Правления. И то лишь из-за того, что над ним возвышалась небольшая башенка с курантами, громко отбивающими время через каждые тридцать минут. Ночью они звонили много тише, чтобы не тревожить сон горожан, а в полдень исполняли затейливую мелодию.
  Наша семья из трёх человек жила на одной из серединных улиц в небольшом домике, который отец вкупе с торговой лавкой приобрёл на все те деньги, которые ему удалось скопить за время службы в Систорийской Армии. Дом отличался от соседних тем, что имел палисадник со скрипучей калиткой и мансарду, в которой как раз и находилась моя комнатка, маленькая, но уютная.
  - Эт-то что-то новенькое... - удивлённо протянул отец, открывший дверь на звон входного колокольчика. Он озадаченно осматривал явившуюся его взору странную живописную пару: меня с начинающим заплывать глазом и затянутого в кожу здоровенного егеря.
  - Добрый день, уважаемый гев! - поздоровался егерь. - Позволь, я всё объясню. Для начала разреши представиться: гев Сим Кантарный, сотник гвардей...
  Он неожиданно споткнулся на полуслове и, сведя брови, начал пристально всматриваться в лицо моего родителя. А затем с силой хлопнул себя ладонью по лбу.
  - Лекрон! Будь я проклят - десятник Лекрон Эрлиан! - воскликнул он. - Вторая фузельерная рота! Надо же, какое совпадение! Ох и тесен, тесен наш мир! Ну что, пустишь в дом старого сослуживца? Угостишь рюмочкой-другой домашней наливочки?
  - Сим? Сим Гризли?! Вот уж не ожидал увидеть!
  Мужчины обнялись, долго и гулко хлопали друг друга по спинам. Затем Сима гостеприимно пригласили в дом, а меня сдали на попечение матушке, которая, разумеется, тут же разохалась-разахалась. Мигом появился ящичек, в котором она хранила всевозможные мази, настойки и прочие целительные штучки. Она усадила меня в моей комнате с наказом попеременно прикладывать к подбитому глазу то примочку, то кусок льда. И только когда опухоль несколько спала, она милостиво разрешила окончить эту утомительную процедуру и спуститься в общую комнату.
  Старые боевые друзья сидели за бутылкой вина в гостиной. Матушка собрала на стол нехитрое угощение, а сама устроилась с рукодельем в сторонке, на кушетке. Я услышал продолжение начатого в моё отсутствие разговора.
  -... война будет обязательно. И косвенных, и прямых признаков немало, - Сим часто кивал в подтверждение своих слов. - Не в этом году, не в этом. И, возможно, даже не в следующем. Но относительно скоро. В такие времена надо уметь постоять за Родину, за себя, за своих близких. Да и та миссия, с которой меня сюда послали, разве не говорит о том же?
  - Я вам не помешаю, благородные гевы? - произнёс я приличествующую ситуации фразу.
  - Присоединяйся, - отец кивнул в сторону свободного стула. - Наливай себе морса.
  - Представляешь, парень, мы с твоим отцом во время Пятилетней войны бок о бок обороняли форт Ким-С´Эдани, - голос егеря уже несколько потерял былую твёрдость, но громогласности не утратил, скорее, прибавил. - Он тебе, наверное, об этом рассказывал. Нет? Ну так я расскажу. Так вот, мы обороняли форт Ким-С´Эдани. Нас было немного. Рота гвардейских егерей, фузилерная рота и несколько маг-гвардейцев. Мы дрались геройски, как разъярённые майры. Но что мы могли поделать против пяти полков герцога Марокозерского? К тому времени, когда ворота и часть стены форта разлетелись в куски от Заклинаний вражеских магов и внутрь ворвались не знающие пощады шерры...
  - А шерры - это кто? - не удержался я от вопроса.
  - Шерры у них - это как егеря у нас. Только наши егеря лучше.
  - Егеря знают пощаду?
  - Бывает. Не перебивай старших! - возмутился Сим. - Так вот, когда эти мерзавцы ворвались, нас оставалось семеро, только семеро. Два егеря под моим командованием и три фузилёра под началом твоего отца. Подмога тогда так и не подошла, сопротивление было бессмысленно, и мы решили пробираться к своим. Сквозь штурмующие войска и вражеский лагерь, который кольцом охватывал форт. Это было практически невозможно. Нас должны были обнаружить и убить. Причём, несколько раз. Но по какому-то счастливому случаю не обнаружили и не убили.
  В этот миг губы отца чуть дрогнули в какой-то загадочной усмешке. Или мне показалось?
  - Вот тот случай и сдружил нас. А дружбы крепче боевой не бывает! Эх, молодость, молодость...- закончил повествование егерь.
  - Мне тут Сим рассказал о твоих подвигах, - отец перевёл разговор на другое. - Его прислали из столицы для того, чтобы организовать здесь кадетский корпус. И он почему-то очень упорно настаивает на том, что ты должен там учиться.
  - Да что тут скрывать? По правилам гвардии, если я представлю Совету Ветеранов хотя бы одного ученика, который сможет достойно пройти Испытание Егеря, мой пенсион увеличивается вдвое. И вот сегодня я шёл по улице и случайно встретил паренька, который при мне дважды вошёл в остал. И надо же такому случиться, что этим пареньком оказался именно твой сын. Правда, пока он слабоват и плохо держит удар, но это-то как раз дело поправимое. Ну так как, отдашь его в мою школу?
  - Пожалуй, есть в этом резон. Ведь с гимназией у нас проблемы.
  - Мне кажется, вы кое что забыли, - раздался негромкий голос матушки.
  - Ты о чём, Линита? - отец развернулся в её сторону.
  - Вы забыли спросить самого Дамира, хочет ли он быть военным.
  - Ну так мы сейчас это быстро исправим, - Сим повернулся ко мне. - Дамир, ты хочешь стать моим учеником, а затем и гвардии егерем?
  - Если только ты научишь меня не убивать, если я этого не хочу, - мне показалось, что от моего ответа взрослые несколько офонарели - уж слишком долгим оказалось последовавшее за этим молчание, которое нескоро прервал Сим:
  - Это просто, парень. Для этого надо знать, как убивать и не делать этого.
  
  * * *
  С той памятной встречи прошло полтора года. Я прилежно занимался в школе Сима, и это мне нравилось, хотя поначалу и приходилось тяжеловато. Здесь обучались мальчишки самого разного возраста. И какое бы положение ни занимали их родители, в школе все должны были быть равными - одно из основных условий, которые Сим предъявлял своим ученикам. Те, кого такое положение не устраивало из-за их гордыни, в школе не задерживались. А успешно прошедшие полугодовой испытательный срок давали клятву и становились членами "Братства Гризли".
  Дисциплин в этой школе имелось немало. На первом месте стояла физическая подготовка. Этим занимались каждый день. А уже потом шли владение всеми видами оружия, искусство рукопашного боя, основы выживания, скалолазание, работа в составе разведывательной группы и многое, многое другое.
  А вот из всего того, что преподавали в гимназии, Сим оставил едва ли половину - только те предметы, которые могли реально пригодиться в жизни. К примеру, дотошное изучение богословских трудов преподобных гевов он посчитал совершенно излишним. Как и зубрёжку генеалогического древа правящей династии - а этому предмету в гимназии уделялся целый учебный час ежедневно с первого по последний годы обучения. Впрочем, я как-то чисто из интереса прочёл на досуге сочинение благородного гева Гоития Кароканского "История Великой Систории от Мокана-основателя до наших дней в шести томах с картинками, картами, дополнениями и пояснениями", а потому мог не хуже выпускника-отличника рассказать о степени родства, деяниях, званиях и регалиях любого отпрыска венценосного рода.
   Сам Гризли в науках чувствовал себя не слишком уверенно, а потому приглашал менторов со стороны. Я было обрадовался, когда он объявил перед строем о введении этих дисциплин. Ибо то, что в гимназии воспринималось как бесполезная трата времени, здесь представлялось как желанная передышка, возможность отдохнуть от физических нагрузок. Однако радовался я рано.
  - Кадет Дамир! - вызвал Сим.
  - Я, гев!
  - Выйти из строя!
  - Так есть, гев! - сделал четыре чеканных шага вперёд и развернулся.
  - Забор школы в длину четверть километра. Сколько раз надо обежать вокруг школы, чтобы пробежать пять километров?
  - Двадцать раз, гев! - не замедлил с ответом, смутно подозревая, что делаю что-то не слишком для себя полезное.
  - Всё правильно. Занятия по арифметике тебе не нужны. Рота, напра-во! На занятия по арифметике шаго-о-ом... арш! Кадет Дамир, двадцать кругов вокруг школы...
  - Гев! - я осмелился перебить командира.
  - В чём дело? - нахмурился он.
  - Разреши вокруг Вороньей Высотки!
  - Вороньей Высотки? - он с прищуром взглянул на возвышенность, под которой располагалась школа. - Но это же семь километров?
  - Так есть, гев! Зато веселее.
  - Хм, ну ладно... Кадет Дамир! Марш-бросок вокруг Вороньей Высотки! Вот это взять с собой! - он поднял с земли и протянул мне камень размером с небольшое яйцо.
  Бегать я всегда любил, так что семь километров преодолел без особого напряжения, перекидывая камень-яйцо из руки в руку. На следующий день рота отправилась учиться грамоте, а кадет Дамир - вновь по тому же маршруту, но уже с двумя камнями. Потом мне пришлось бегать уже с походным мешком, в котором каждый день прибавлялось по камушку. Через два месяца Сим перестал добавлять камни, зато к экипировке добавились сначала кираса, а потом ещё и тяжёлый учебный меч. А ведь после этих пробежек занятия продолжались, и мне предстояло осваивать различные приёмы с товарищами, которые два учебных часа напрягали только мозги. Но я всё же справлялся, и значительно окреп, стал более уверен в себе.
  Что скрывать, мне нравилось, что я мог свободно пройтись по любой части города, не опасаясь услышать зловещую фразу: "Ты, пацанчик, ващще, с какого околотка?" Справлюсь ли я со взрослым хулиганом, - это, конечно, ещё большой вопрос. Но взрослым-то ведь совсем неинтересно, на какой улице проживает проходящий мимо мальчишка. А вот подростки делят территорию города на дружественные и враждебные околотки. Но нагрудная нашивка "Школа Гризли" обычно снимала подобные вопросы. А если не снимала - тем хуже приходилось этим чересчур любопытным. Так что скоро все драчуны в городе знали, что связываться с нашими - себе дороже.
  Кроме школы боевого мастерства у меня были ещё и домашние занятия. Здесь обязанности ментора взял на себя отец. Он задавал мне урок - прочитать учебник или книгу от сих до сих, а потом, если возникали вопросы, то мы вместе подробно их разбирали. Репетитора родители наняли только по одному предмету, который вызывал у меня просто огроменные трудности - по чистописанию. Ну никак не выводились все эти руны как положено, да ещё без клякс и помарок! В особенности после усиленных тренировок, когда руки дрожали так, что, бывало, во время ужина даже точно попасть ложкой в рот удавалось с трудом.
  
  * * *
  Обычно перед сном я любил немного посидеть на подоконнике. Либо с ногами, если это происходило зимой, либо, как сейчас, летом - свесив ноги наружу. Из окна моей комнаты в мансарде открывался прелестный вид на нашу улицу. Обычно сидел я недолго, только до тех пор, пока мимо дома не пройдёт в депо последняя конка. А ещё в это время иногда можно было увидеть фонарщика в длинном кожаном плаще, неспешно бредущего от столба к столбу. С помощью хитрого приспособления на длинном шесте он зажигал старые газовые фонари, ровным строем стоящие вдоль улицы. Магические светильники висели только в центре города, серединные улицы, как и сотню лет назад, освещались газом, а окраинные и вовсе по ночам тонули во мраке. Фонарщик появлялся на улице с началом сумерек. Но сумерки наступают в разное время, и потому его сутуловатую фигуру я мог видеть только несколько дней в начале лета, и несколько дней в его конце. А вот по появлению конки можно было сверять часы.
  Вот и сегодня строго в установленное время в летней вечерней тишине раздались мерный топот копыт и редкий перестук колёс на стыках рельсов. Два уставших мерина подкатили к крытому павильончику остановки напротив дома украшенный аляповатыми рекламными щитами фургон, который в это время обычно пустовал. Ведь от нас до депо, конечной точки маршрута, оставался всего один недлинный квартал. Но сегодня из конки вышел единственный её пассажир, одетый в тёмный костюм и широкополую шляпу. Фонари в этот час ещё не горели, но сумерки уже сгустились и не позволяли разглядеть ни детали костюма, ни лицо человека. Он тотчас перешёл на противоположную сторону улицы и скрылся в темноте, царящей под густыми кронами акаций.
  Я уже привычно перешёл на зрение остала, и мир раскрасился миллионами красок. Темнота отступила, отчётливо увиделось всё, что она скрывала.
  Человек стоял в темноте, прислонившись к стволу акации и смотрел на наш дом. Мне это не понравилось. А ещё не понравилось то, что в ауре этого человека преобладали "злые" цвета, названия которым не существовало. Из земли, из деревьев, из всех окружающих предметов вдруг начало сочиться нечто, напоминающее туман, только лилового цвета. Этот туман медленными ручейками стекался к человеку и впитывался в его тело. Пару минут спустя незнакомец вытянул вперёд правую руку, с неё сорвался и полетел по прямой витой, светящийся множеством цветов полупрозрачный "шнур". Над заборчиком палисадника "шнур" словно бы наткнулся на невидимую стенку и "разбрызгался" на множество мелких "верёвочек", которые под прямым углом поползли в разные стороны. От них ответвлялись ещё более тонкие нити, накрывая дом куполом мелкой сетки. Вдруг стало очень страшно, и я опрометью бросился вниз, в спальню родителей.
  Они не спали. Отец сидел на краю кровати с напряжённым лицом, держался пальцами за виски, а мать с тревогой наблюдала за ним.
  - Папа, там на улице какой-то дядька! Он наш дом в паутину запутывает!
  - Вот оно что! - вскинул голову отец. - Какого цвета "паутина"?
  - Там разные... Красный, синий и зелёный. И немножко флавного.
  - Что за флавный? - отец удивлённо поднял брови.
  - Ну, я так один цвет называю. Просто он не похож ни на какой другой.
  - Слежение, блокировка, парализация и ещё что-то, - подвёл итог отец. - Он блокирует дом. Думаю, "Майры" уже на подходе.
   - Что же нам делать? - в голосе матери сквозила нешуточная тревога. - Мы сможем уйти?
  - Вдвоём - возможно, очень возможно. Но втроём - шансов нет.
  - И что же делать?
  - Дамира - к Декстеру, - непонятно для меня ответил отец и бросился к своему тайнику. Завороженный в стене отцовский тайник абсолютно незаметен для обычного взгляда. Однако для зрения остала его местоположение секрета не представляло. Я мог видеть все хранящиеся внутри вещи, но предназначение любой из них оставалось для меня загадкой. Отец достал четыре металлических предмета, снабжённых узкими кожаными ремешками, и бросил их на кровать. Амулеты. Я видел их светящимися переливами жёлтого и розового.
  - Шея, запястья, пояс, - коротко пояснил он, и мать принялась привязывать амулеты на названные места.
  - Теперь с тобой, - обернулся он ко мне. - Держи!
  Отец протянул мне небольшой, с монетку, диск из лёгкого серебристого металла с выдавленными на нём непонятными знаками, от которого исходило матовое чёрное сияние. С обратной стороны диск делился пополам глубоким желобком.
  - Слушай внимательно, сынок, - отец крепко взял меня за плечи. - Ничего не бойся. Сейчас ты окажешься в лесу на берегу речки. Сразу же - запомни, сразу же! - переломишь эту штуковину и обе половинки бросишь в воду. Слышишь? Обязательно в воду! Вода смоет все следы, и тогда тебя никто не найдёт. Переночевать лучше в лесу. Вот спички, разведёшь костёр. Опасных зверей в лесу нет. Утром пойдёшь вверх по течению речки. Через четыре километра будет деревня, называется Шестой Ухаб. Найди там Декстера... дядю Декстера. Это несложно, деревня маленькая. Скажешь ему: "Я от Лекрона. Услуга за услугу". Пока будешь жить у него. Никому не говори, чей ты сын. А если спросят... ну, да Декстер придумает, что ответить. Мы заберём тебя, как только сможем. Ну, Свет с тобой!
  - Лекрон, подожди! - мать взволнованно прижала руки к груди. - Надо же собрать мальчика в дорогу!
  - Нет времени. Совсем нет! Вот, держи, - отец сдёрнул с кровати одеяло, быстро скатал его и сунул мне в руки. - Ночью в лесу прохладно. Прощай! Помни: как только сможем!..
  Отец вынул из маленькой коробочки полупрозрачный лиловый шарик размером чуть меньше горошины и стал катать его пальцем по ладони. Шарик быстро растворялся, истекая уже знакомым лиловым туманом, который чуть приподнимался вверх, а затем притягивался обратно телом отца и словно впитывался внутрь.
  - Папа, ты - маг? - удивился я.
  - Нет, сынок, это другое. При встрече объясню. Удачи тебе!
  Он сотворил сложный жест и что-то неразборчиво произнёс. Последнее, что я увидел - испуганные и встревоженные глаза матери. На миг пропало всякое зрение и кожу обожгло лютым холодом. Но этот миг оказался столь краток, что ни замёрзнуть, ни даже испугаться я не успел. Надо мной раскинул кроны густой и сумрачный лес.
  
  * * *
  Признаюсь, я немного растерялся. Не испугался, а именно растерялся. Видимо, из-за того, что всё произошло так ошеломляюще-стремительно: вот только что я находился в нашем маленьком, но уютном доме, а потом - раз! - и в глухом лесу. Хотя ночь ещё не полностью вступила в свои права, под раскидистыми кронами сосен и елей уже царил мрак. Но на берегу крохотной речки, там, где деревья неохотно уступали место кустарнику, ещё серел вечерний сумрак. Туда я и пошёл. Тут же, помня наставления отца, разломил диск и бросил в воду обе половинки.
  Под деревьями валялось достаточно много сухого хвороста. Я разжёг костёр по всем егерским правилам. Пока совсем не стемнело, заготовил топлива на всю ночь. Среди хвороста попались несколько длинных и крепких жердей. Из них и одеяла я сделал полог. Стоянка стала достаточно благоустроенной: можно даже спать, изредка просыпаясь и подбрасывая сучья в огонь. Но мне не спалось. Я сидел, смотрел на огонь и всё не мог понять: почему так внезапно кончилась наша спокойная и счастливая жизнь?
  Хворост почти прогорел. Я принялся доставать из приготовленной кучи сучья, ломать их на небольшие куски и подбрасывать в огонь. А вот этот сучок интересный! Как похож на оленя! Морда, глаза, шея, рога. Даже ухо есть! Впрочем, не до тебя, олень... Я разломал это творение природы и тоже бросил в костёр. Снова задумался, глядя на прогорающие и рассыпающиеся алыми угольками дрова. И вдруг - ба-бах! - словно мощными порывами воздуха ударило сразу с четырёх сторон. Опасаясь, что уже опоздал, я ушёл кувырком в сторону. Затем ещё кувырок в другом направлении - и затаился. Но всё тихо, только стрекочут насекомые да чуть журчит вода в речке. Осторожно возвратился обратно, внимательно осмотрел бивак, но не обнаружил никаких признаков чего-либо необычного. Только вот костёр что-то быстро прогорел, недавно ведь дрова подкладывал. Вновь начал подбрасывать хворост и вдруг замер от удивления: в руке оказался сучок-олень. Нет, не похожий, а тот же самый, который только что сгорел у меня на глазах.
  В ближайший час точно такое же ощущение повторилось ещё два раза. И каждый раз в заготовленной куче хвороста вновь обнаруживался этот приметный сучок.
  Спать после этого я уже не мог и всю ночь просидел в страшном напряжении. А лишь только рассвело - хорошо, светает летом рано - двинулся вверх по течению искать этот неведомый Шестой Ухаб.
  
  Глава 1
  Всю зиму я ночевал на полатях. Там, под самым потолком, конечно, тепло, но уж очень душно. Поэтому уже в середине весны, едва лужи во дворе по утрам перестали покрываться корочкой льда, я выпросил у тёти Теммы парочку овчин и устроил себе замечательное лежбище на сеновале. За зиму скотина, конечно, сено подъела основательно, но его ещё оставалось вполне достаточно для того, чтобы соорудить мягкую ароматную постель. Здесь я и стал ночевать постоянно.
  Всё началось в середине лета. В тот день я проснулся от того, что кто-то тыкал палкой мне в пятку. Хотя кто это ещё может быть кроме дядьки Декстера? Затаскивать на сеновал своё огромное пузо ему лень, вот он и тыкает снизу черенком грабель. "Да чтоб тебе наступить на эти грабли в темноте! - тихо пробормотал я. - А на черенке чтоб в это время ещё и большой кусок навоза лежал!"
  - Что ты там бормочешь? А ну-ка, подскочил мигом! Хорош уже бока пролёживать! - раздался снизу сиплый голос. Я сел и, не открывая глаз - ух, видеть уже тошно эту противную рожу! - принялся вытряхивать солому из волос.
  - Ишь ты, ужо и гляделки разлепить не может! Опять ночь-располночь где-то шатался! Где ввечеру валандался? Почто я тебя не видал?
  - На чердаке я был. Тётушка Темма наказала фасоль перебрать, - немного слукавил я. Фасоль мне по-быстрому помогли перебрать друзья, после чего мы свинтили по своим, гораздо более интересным делам.
  Я спустился по приставной лестнице.
  - Ишь ты, фасоль... Завсегда так и норовишь такую работу сыскать - абы поменьше трудиться да поближе к вкусненькому. Нет бы хоть те дрова поколоть.
  Ну, дядька, скажет тоже! Нашёл вкусненькое - сухая фасоль! Последнее вкусненькое, что я ел в этом доме - маленький кусок кулича на празднике Первой Борозды. Да и тот доесть не дали, срочно погнали в корчму - косорыловки, видите ли, им не хватило. А когда вернулся, так этот кусочек кулича вместе с объедками уже оказался в "скотском" ведре. Нет, голодом меня здесь не морили. Но и не баловали, мягко говоря. Тётушка всё больше молчала, а вот дядька через слово дармоедством попрекал и постоянно ворчал, что на базаре всё дорого да с каждым днём дороже.
  Ох, как же меня всё это уже доста-ало! Вот всем Светлым клянусь: как только получу магическую метку - ни дня здесь не останусь!
  Магическая метка - великая вещь! Её можно отпечатать на любой поверхности. Надо просто прижать руку на небольшое время и пожелать, чтобы отпечаток остался. Метками скрепляют договоры, ими же метят имущество и скот, ремесленники клеймят свои изделия. Так что каждый подросток ждёт тринадцатый день рождения с большим нетерпением. Да и я не исключение: тоже считал дни. До заветного срока оставалось ещё три года, десять месяцев и четыре дня... Целая вечность!
  - Свезло тебе опять сегодня, - продолжал между тем сипеть дядюшка. - Хотел я, чтобы ты кадушечку сполоснул, да вот Темма говорит, что ей бабы говорили, что им дед Акур сказывал, будто бы в Загнутом урочище вроде бы как уже кисляника назрела. Вот, значится, хватай корзину с кучилкой, да бегом в урочище! И чтобы к вечеру полную корзину принёс!
  Да уж! Что одна работёночка, что другая - хрен редьки не слаще. "Кадушечка" стояла в огороде на толстых столбах-опорах. С земли до её края я не доставал. Чтобы вылить туда ведро воды, мне приходилось подниматься по приставной лесенке. Глубина "кадушечки" - мне по грудь, а на дне могу лечь с вытянутыми над головой руками. Здесь держали запас воды для полива огорода и для других хозяйственных нужд. Натаскивать воды дядька заставлял столько, что она не успевала расходоваться, а на жаре часто зацветала и портилась. Поэтому дядька время от времени затеивал спускать старую воду, промывать бочку изнутри можжевеловым отваром и наполнять вновь. Всего на "освежить кадушечку" у меня обычно уходило два дня. В эти дни я даже не выполнял ежедневных тренировок, к которым привык в "Школе Гризли" - и без того нагрузки хватало. Но и кислянику собирать тоже удовольствия мало. Другими-то ягодами хоть полакомиться можно, а эта - кислая до жути! Ничего кислее в жизни не встречал: как-то попробовал - с такой силой челюсти свело - чуть зубы не искрошились. И слёзы вышибло, прямо ручьём. Этой кисляникой обычно варенье подкисляют, по три-четыре ягодки на кадушку. На обычную, понятно, а не на такую, как в огороде стоит. Ещё капусту ею кислят, грибы. Но в основном - почему дядюшка и загоношился-то - её используют для приготовления косорыловки. Кисляника растёт низенькими и разлапистыми колючими кустиками, иголки у которых точь-в-точь как у ежа, только зелёные. На кустике, и то не на каждом, по одной, редко по две ягодки величиной с ноготь. Голыми руками собирать их невозможно, для этого есть специальные щипчики, которые здесь почему-то называют кучилкой. После того, как ягоду из глубины кустика, стараясь не исколоться, выковыривают, её сразу же очищают с помощью всё той же кучилки, иначе через час-другой кожура засохнет и станет твёрдой как орех. Молотком потом разбить, конечно, можно, но кому эта клякса будет нужна? Руки после такой чистки становятся сизыми и не отмываются недели две. А растут кустики не часто, шагов десять-двенадцать друг от друга, так что насобирать в одиночку за день целую корзину ещё никому не удавалось. Дядька Декстер это прекрасно знает, но всё равно будет недоволен, сколько ни собери.
  - А завтракать мы не будем, дядюшка Декстер? - поинтересовался я, состроив наивное лицо.
  - Вот! Кто о чём, а этот дармоед только о жратве! Соседские-то ребятишки уже, поди, на полдороге в урочище!
  - Так ведь это ж на целый день! Только на дорогу в один конец три часа уйдёт.
  - А ты ужо и испугался, что ноженьки свои нежные перетрудишь?! Да я в твои годы... - дядюшка пожевал губами и через некоторое время, так и не придумав, какие такие великие подвиги он совершал в столь юные годы, изрёк. - Иди на кухню, Темма тебе какой ни есть узелок с собой соберёт.
  
  * * *
  За околицей, сразу же после первого взгорка, едва лишь деревенька Шестой Ухаб, в которой я жил последние два года, скрылась из вида, я свернул с дороги к Заветному Дубу. Не такая уж большая ценность эта кисляника, и зря надеется дядька, что ради того, чтобы собрать её побольше, буду мчаться впереди остальных ребят к урочищу! В том, что вышел раньше всех, я совершенно не сомневался. Солнце совсем невысоко поднялось над частым гребнем дальнего леса, и мамы ещё только начинают будить детей, втайне сожалея, что не могут разрешить им ещё понежиться в постели хотя бы ещё чуть-чуть. Мама... Какое это счастье, когда тебя будит мама. А я вот за всё время, пока здесь живу, даже малой весточки от родителей не получил. Что с ними? Живы ли?
  Заветный Дуб стоял посередине обширной поляны. Заветным его прозвала наша компания, облюбовавшая это место для встреч. Могучие ветви нависали просторным шатром, который не мог пробить даже очень сильный дождь. Дерево пытался подмыть небольшой ручеёк, но оно, крепко вцепившись многочисленными корнями в оба берега, стояло гордо и нерушимо. Я решительно переломил в себе желание ещё "самую маленькую чуточку" подремать на отполированных нашими задницами удобных волнистых корнях и принял боевую стойку "богомол", с которой всегда начинал комплекс упражнений.
  
  * * *
  Бесшумно наша ватага могла двигаться только лишь в одном случае - если она направлялась ночью в чужой огород. А уж если выходили за деревню, долой с глаз ворчливых бабок-дедков да прочих соседушек, то тут уже начинался, как говаривал мой здешний приятель Саммонт, "галдёж да орёж - ничего не разберёшь". Вот и сейчас гомон звонких голосов перекрывал и стрёкот кузнечиков, и пение птиц, и все прочие утренние звуки. Я прищурился, вгляделся. Ага, вся компания в сборе: Саммонт, Гарт, Каун, Янг, Налая, Омма. А впереди, как всегда, вышагивали, держась за ручки, сестрёнки Милли и Лилли - близняшки-шестилетки, самые младшие в компании. Отличить друг от друга их возможно только по платьишкам: у одной красное с жёлтым пояском, у другой, наоборот, жёлтое с красным пояском. Правда, кого из них в какое сегодня родители всунули, неизвестно. В нашу компанию они попали лишь потому, что эти двое - "довесок" к Кауну, его младшие сестрёнки. Вот и приходилось с этой мелюзгой нянчиться. Хорошо, что только днём. Вечером Каун загонял их домой, тётя Кли, их мама, поила малышек на ночь тёплым молочком и укладывала спать. Так что ночные вылазки ватаги происходили без этих болтушек.
  Остальные шли следом "толпучкой": толпились и толкались, хотя на дороге места предостаточно, и при этом что-то горячо обсуждали. Что именно обсуждали - непонятно, хотя и слышно их было за версту. А всё потому, что говорили все одновременно. Каждый всенепременно хотел доказать что-то своё, а потому других просто не слушал.
  Закончил делать упражнения, быстро смыл пот в обжигающе холодной воде ручья и выдвинулся навстречу компании.
  - О, а вот и Дамир! - первым заметил меня Гарт.
  - Всем де-де! - поприветствовал я друзей, подходя ближе. Это на нашем языке означало "добрый день".
  - Де-де-де-де... - нестройно отозвалась "толпучка", как дятел простучал. А Милли и Лилли одинаково склонили прелестные головки к левым плечам и, для начала глубоко-преглубоко вдохнув, принялись говорить. А говорили они всегда очень необычно: вроде бы и по очереди, но как будто один человек. И как будто совершенно без знаков препинания.
  - А мы сейчас шли мимо вашего... - начала фразу Милли (или Лилли? Их ведь даже родители путают).
  - ...дома и видели дядю... - продолжила Лилли (или?.. короче говоря, другая).
  - ...Декстера он сказал что ты... - Милли.
  - ...ушёл уже давно и что ты... - Лилли.
  - ...нас ждать не захотел и соберёшь...
  - ...кисляники больше всех а мы...
  - ...совсем не поверили потому что ты...
  - ...совсем-совсем не такой...
  - ...правда? - закончили они уже хором.
  - Конечно, неправда! - проревел я "страшным" голосом, состроив зверскую физиономию. - Да как же вы могли не поверить взрослому дяде?! Если он так сказал, значит ваш Дамир уже вовсю пыхтит где-то рядом со Столиком, а может, даже и через Загибулю переправился! Да как вы посмели усомниться! Вот я вас накажу! У меня в кармане огромный жук-скребун. Сейчас я посажу его кому-нибудь из вас за шиворот!
  Девчонки заполошно завизжали, не разнимая рук бросились вперёд по дороге, пробежали шагов сорок-пятьдесят, потом остановились, разом обернулись и одновременно показали мне язычки. А после с гордым и независимым видом зашагали дальше. Но это была только игра. Девчушки прекрасно знали, что я, даже если у меня вдруг и найдётся огромный жук-скребун, никогда никому ничего за шиворот совать не буду. Поэтому и визжали-то они примерно в четверть силы, даже уши затыкать не пришлось. А ведь после того, как эта парочка хором завизжит в полную мощь... Из мирного населения пока, к счастью, никто не пострадал, в жертвах числился только один сбрендивший медведь, который на своё несчастье однажды наткнулся на Лилли и Милли в зарослях малинника.
  - О чём шумим? - спросил я сразу у всей возбуждённой компании.
  - Дамир, ты всё знаешь, так хоть ты ему скажи! - Налая кивнула на раскрасневшегося от жаркого спора Янга. Налая самая старшая в ватаге. Весной ей исполнилось одиннадцать, и она уже носила платье с высоким поясом и лифом, и ей даже разрешалось укладывать косу вокруг головы. Но самым умным в компании считался я. Так уж повелось: если городской, значит умный. Хотя за те два года, которые прожил в Шестом Ухабе, я уже и забывать начал, как город выглядит.
  - Янг, я всё знаю, так хоть я тебе говорю! - я постарался как можно точнее скопировать голос и интонации Налаи. Обычно это у меня здорово получалось.
  - Только вот не дури! - фыркнула та.
  - Да что я ему должен сказать-то?
  - Вот он говорит, что если бы где-нибудь раздобыл волшебную палочку, то без всякой учёбы смог бы стать магом!
  - Конечно! - Янг горячился и, видимо для убедительности, размахивал у перед грудью поочерёдно то кулаком, то раскрытой ладонью. - Главное ведь что? Чтобы у тебя желание возникло... такое... крепкое, настоящее! А как волшебной палочкой взмахнуть, это и подобрать можно! Не с первого раза получится, так с третьего или тридцать третьего! Или с триста тридцать третьего!
  - Вот если ты, например, дирижёрскую палочку найдёшь, - поинтересовался я, - то сразу оркестром дирижировать сможешь?
  - Дирижёр? Это который перед оркестром палочкой машет? Я в городе видел. Пф! - Янг самодовольно усмехнулся. - Да запросто! Чего там сложного-то? Машешь медленно - грустную музыку играют, машешь быстро - весёлую. Да дирижёру-то хоть какая палочка пойдёт, ему всё равно, чем махать - хоть камышинкой.
  Хм, смешной он какой. И ведь в самом деле так думает!
  - А вот дам я тебе, к примеру, ключ гаечный, - попробовал я убедить его по-другому. - Или даже целый набор ключей. Сможешь неисправный паромобиль починить?
  - Скажешь тоже! Тут уметь надобно, много лет ремеслу паромобильному учиться. А ключ что... Это только инструмент.
  - Вот и волшебная палочка, которую по-научному называется салкана - это тоже только всего лишь инструмент. Нужна она только для того, чтобы мага от обратного действия Заклинания защитить. Чтобы он сам себя во что-нибудь не превратил. А если Заклинание очень сильное, так тут уже салкана не поможет, тут посох нужен, он гораздо сильнее защищает.
  - И всё равно, - упрямо нахмурился Янг, - можно самому чудо сделать.
  - Ну-у... - я сделал вид, что задумался. - Я тоже думаю, что можно...
  - Ну вот, видишь! - обрадовался Янг.
  - ...если пару годиков без перерыва размахивать по-всякому салканой и бормотать при этом что на ум взбредёт. Вдруг случайно что-нибудь и получится.
  - Да ну тебя! - обиженно махнул рукой Янг. - И вообще отстань!
  - Можно подумать, я к кому-то пристаю! - хмыкнул я.
  За весёлой болтовнёй время бежит незаметно. Уже вскоре мы подошли к подножию единственной в округе небольшой, но очень крутой горы под названием Столик и решили устроить короткий привал в её тени.
  - Интересная гора, правда? - Омма из-под руки рассматривала Столик так, словно видела его впервые.
  - Да чем она интересная-то? - пожал плечами Янг. - Гора как гора.
  - Ну, хотя бы тем, что на много-много километров вокруг гор больше нет - только равнины и небольшие взгорки, - ответила Омма. - Когда я её вижу, то мне всегда представляется, будто какой-то очень огромный подземный зверь в далёкие-предалёкие времена пытался выбраться на поверхность и своей спиной вытолкнул вверх вот такой вот громадный столб земли. Но ему пришлось очень тяжело и до конца вылезти он так и не смог.
  - Интересно, а почему она так называется - Столик? - вслух подумал я, разглядывая отвесные склоны из какого-то зеленовато-серого камня.
  - Я, я знаю! Мне дед рассказывал! - Гарт, как в школе на уроке, поднял руку. - Жили здесь когда-то два мужичка Отап и Атип, заядлые споруны. И вот однажды затеяли они спор, какой высоты гора. Отап сказал - сто пядей, а Атип говорил - не более восьми десятков. Долго они спорили, несколько дней. Аж до мордобоя дело доходило. И поссорились они так, что потом всю оставшуюся жизнь друг с другом не здоровались. А народ с тех пор гору стал называть "Сто ли, не сто ли..." Потом это переделали просто в "Столи". Но что такое "Столи"? Уж больно непонятно. Потому и дальше переделали - в "Столик".
  - Может, оно и так, - загадочно улыбнулась Омма, - а может, и не так.
  - Да как ещё может быть-то? - ревниво нахмурился Гарт.
  - Помните, год тому к нам приезжали научные люди да в нашем доме на несколько деньков останавливались?
  - Ну!
  - Так вот они называли Столик чудом природы. И рассказывали, что далеко-далеко, за морем в южных краях есть огромные горы, аж на несколько километров в высоту. Склоны у них обрывистые, а наверху - большие равнины, которые называются плато. И зовутся такие горы столовыми. А наша очень похожа на них, только вот не такая огромная. Потому её и назвали Столиком. У неё ведь тоже крутые склоны, и верх тоже плоский. Любопытно вот, что там наверху? - Омма лёгким жестом убрала со лба прядь волос цвета меди. Я невольно залюбовался её грациозным, но очень естественным жестом. Омма, честно сказать, уже давно мне нравилась. Особенно глаза - удивительного синего цвета. Я такие первый раз в жизни видел. Зелёные, голубые - да сколько угодно! А вот синие, да чтобы ещё в сочетании с такой густой копной огненных волос...
  Чтобы увидеть край плато с того места, где мы находились, головы приходилось заламывать так, что начинал болеть затылок.
  - Да ничего там нет, - заявил Каун. - Ну, то есть, любопытного ничего нет. Такой же точно лес, как и здесь.
  - Так говоришь, словно там бывал! - ехидно прищурилась Налая.
  - Сам-то - нет, а вот дед Акур сказывал...
  - ...что там грибогруб живёт? - рассмеялась Налая.
  Дед Акур - мастер травить небылицы. Третьего дня у костерка за околицей, угощаясь печёной молодой картошкой, он рассказывал нам страшилку про ужасное чудовище.
   - Растёт во лесу, в самой что ни наесть глухомани, энтакий особенновый гриб. Ежели его вовремя не сничтожить, произрастает он до огроменных размеров и превращается в грибогруба. Энто такая страхолюдина с вот такущей страшной пастью, и зубов в ей - тьма-тьмущая! Дюжина рядов, по сто в кажном. И как он токо обратился, тоды ему обязательно надобно кого съести, а уж опосля того зарыться в землю, да и проспать там до следующего года, а там и по-новой грибом вырасти. И вот энтот грибогруб ползает по лесу, ищет себе жертву, да при том ужасно стонет и ухает. Вот так вот: "О-о-у-у! У-ы-ы-о-а!" А вот как сничтожить того грибогруба, ведомо токмо мне, да. И, сказать, немало я энтих грибогрубов сничтожил. Мне и Шестой Ухаб, и Горелые Пни, и Заречка и вообще все деревни на полсотни вёрст в округе благодарны быть должны. А никто и не благодарен, да и вообще ни в грош не верят, смехаются. "Докажь!" - говорят. А как докажешь-то, коли мёртвый грибогруб тут же в премелкую труху рассыпается, которую и самый легчайший ветерок сей же час по всей округе разносит? А вот, бывает, в который год не найду я энтого супостата, - и такое когда-никогда случается - дык то телёнок пропадёт, то подсвинок. Куды, спрашивается? А всё он, грибогруб...
  - Нет, грибогруб там жить не может. Как он оттуда спустится? Шлёпнется с такой высоты - и в труху! А дед Акур сказывал, что там кисляника - во! - Каун сделал кружок большим и указательным пальцем. - И на кусте по пять, а то и по шесть штук!
  - А давай проверим! - загорелся Саммонт.
  - У тебя что, мозги от жары закипели? - усмехнулся я. - Даже если и вправду. Из-за каких-то ягод, по такой круче...
  - Ерунда! Возле Лисьего Камушка - там поположе. Запросто забраться можно!
  - И кому это надо?
  - А мне вот и надо! Хочу знать, что там есть! А если всё правда, так и кисляники больше вас всех наберу! И быстрее всех! Тебе-то слабо! Давай на спор: кто быстрее?
  Будь мы одни, навряд ли я поддался бы на его "слабо", но перед всей ватагой... Девчонки смотрят так испуганно, Омма глазищи распахнула. Обидно, если трусом считать будут.
  - Давай!
  - "По рукам, благородные гевы! И пусть Бездна нас рассудит!" - важно выпятил грудь Саммонт. Так всегда говорил Коппо-Призрак из книжки "Мститель из Кордостена", которую мы вскладчину купили у заезжих торговцев за два гроша. А ещё два гроша по просьбе девчонок пришлось потратить на другую книжку, "Принцесса из Тамиколана". Но читать её, признаться, мальчишкам невозможно: сплошные охи-вздохи, любовь-морковь, благородные гевы, прекрасные гевелы...
  - Держи пятачок! - Саммонт протянул мне руку, предлагая заключить пари. - Гарт, иди сюда! Разбей, будешь честным наблюдателем!
  Склон напротив Лисьего Камушка и в самом деле был чуть менее крут, скала изобиловала множеством трещин и уступов. Сверху торчала мохнатая бахрома из корней тех деревьев и кустов, что росли на плато. Лезть, особенно учитывая мою скалолазную подготовку, оказалось не сложно, но выяснилось, что Саммонт всё-таки проворнее. Он докарабкался до верха скалы первым, ухватился за свисающий куст, подтянулся, и через миг с плато послышался его торжествующий вопль:
  - "Мы сделали это, благородные гевы!"
  Вскоре я тоже добрался до верха и ухватился за корень, который показался мне надёжным, но... только показался. С сухим треском древесина надломилась. От неожиданности я оступился, сорвался с уступа и повис над двадцатиметровым обрывом на корне, который предательски трещал и грозил обломиться в любой миг.
  - Саммонт! - заорал я, и над корнями тут же показалась взъерошенная голова приятеля. Он испуганно округлил глаза и быстро протянул руку:
  - Держись!
  Я крепко ухватился за его ладонь. Сердце бешено колотилось где-то у самого горла, но ужас, сковывающий движения, тут же отступил. Второй рукой я перехватился за соседний, более надёжный корень, и понемногу общими усилиями мы стали вытягивать меня наверх. Но в это время здоровенный вертикальный пласт скалы, на самой верхушке которого мы находились, вместе с дёрном и корнями начал медленно отходить, заваливаться наружу. Зашуршали, ссыпаясь вниз, мелкие камушки, за ними застучали более крупные обломки. Затрещали рвущиеся корни. Пласт всё наклонялся и наклонялся. Снизу раздался испуганный девчоночий визг. А уже несколько секунд спустя стало настолько круто, что мы не удержались и вместе с комьями земли полетели вниз. И на всех нас медленно-медленно падала, норовя прихлопнуть, как мелких мошек, огромная каменная стена.
  
  * * *
  - ...Держи пятачок! Гарт, иди сюда! Разбей, будешь честным наблюдате... А-а-а! Ты что, с ума сошёл? - Саммонт с трудом выдернул ладонь из моего вдруг ставшего каменным захвата и затряс кистью. - Больно же! Да что с тобой? Ты какой-то белый весь стал.
  А на меня вдруг накатила неимоверная слабость. Тошнило, ноги не держали. Я медленно опустился на землю и удивлённо обвёл глазами приятелей. Похоже, что наше соревнование с Саммонтом ещё даже не начиналось. Как же так? Неужели всё только почудилось? Но всё так... по-настоящему. Правая рука всё ещё как будто ощущала шершавость камня, а левая словно чувствовала треск понемногу ломающегося корня. Лица друзей выражали разные чувства: у кого-то удивление, у кого-то недоумение, у кого-то озабоченность.
  - Да он просто перепугался, как только представил, что надо наверх лезть! - вдруг по-глупому хихикнул Каун. - Слабо ему! Полезли, Саммонт, я с тобой!
  - Нет, - я попытался подняться, но не смог, а сил хватило лишь на то, чтобы слабо помотать головой. - Нельзя...
  - Чего это ты нам указывать тут будешь? - возмутился Каун. - Экий воевода нашёлся. Захотим - и полезем. Правда, Саммонт?
  Что я мог сказать им? Что мне померещился ужасный исход этой шалости? Просто поднимут на смех и всё равно полезут вопреки всему.
  Положение спасла Налая.
  - Никуда вы не полезете! - заявила она. - По своей дури руки-ноги переломаете, а спрос с меня будет.
  - Почему это с тебя? - удивился Саммонт.
  - Да потому что я старшая! А ну, быстро все подхватили свои корзинки и вперёд, по кислянику! Солнце уж вон как высоко, а идти-то ещё не близко.
  Поднялся я с превеликим трудом, а когда дошёл до места, где оставил корзину с кучилкой, понял: ослаб так, что не только до урочища не дойти - помогите Светлые Силы обратно до дома добраться! Я прислонился спиной к дереву и сполз по нему на землю.
  - Идите без меня, - махнул я рукой в ответ на озабоченный взгляд Налаи. - Что-то мне чуток неможется. Отдохну немного.
  - Не нравится мне это. Может, тебя обратно отнести? - озабоченно нахмурилась Налая. - Носилки сделаем...
  - Чего не хватало! - я фыркнул, представив себе этакую картину. - Чтобы потом вся деревня смеялась и пальцами тыкала? Идите уж. Догоню, если быстро оклемаюсь. А если долго, то здесь вас встречу, когда обратно пойдёте.
  - Я с тобой останусь, - заявила Омма. - Здесь всё-таки лес, мало ли что может случится.
  - Ну ладно, - согласилась Налая, невзирая на моё вялое сопротивление. - Оставайся с ним, и мне спокойнее будет.
  Поредевшая компания ушла. Я проводил друзей взглядом и, как в яму, провалился в вязкую темноту сна, глубокого, но недолгого. Проснулся я минут через сорок, чувствуя себя несоизмеримо лучше. Омма сидела под соседним деревом. Она достала из корзинки прихваченное из дома рукоделие и сосредоточенно вышивала какой-то замысловатый узор. Я с наслаждением потянулся, затем прыжком поднялся на ноги и обрадовался тому, что все мышцы вновь наполнены кипучей энергией.
  - Дамир, ты как? Тебе лучше? - во взгляде Оммы я видел искреннее участие.
  - Как видишь! - в качестве доказательства я исполнил три сальто подряд. - Ну что, пойдём догонять ребят?
  - Подожди немного. Присядь рядом, я хочу тебя кое о чём спросить.
  - Как скажешь, - я плюхнулся напротив.
  - Дамир, ты вот пока спал, я всё думала... Скажи, что это такое случилось?
  - Ты про что?
  - Не притворяйся, будто не понимаешь. Вы с Саммонтом полезли на Столик. Потом от стенки отщепилась глыбина, на которую вы забрались, и стала падать. Прямо на нас. Вы оба сорвались с неё и полетели вниз. А потом - раз! - и как будто бы совсем ничего не случилось! И знаешь, что самое удивительное? Мне кажется, что никто ничего не помнит.
  - Я подумал, что мне всё это показалось.
  - И тебе тоже? Всё то, про что я сейчас рассказала?
  - Ага.
  - Двоим одно и то же показаться не может.
  - Тогда что это?
  - Я думаю, - Омма пристально посмотрела мне в глаза, - что ничего этого вовсе и не происходило. Просто кто-то из Светлых духов показал нам, - только нам с тобой, - что весь этот ужас мог бы случиться, если бы вы на самом деле туда полезли. А ты что думаешь?
  - А я вот думаю, для чего старшие парни и девчонки целуются?
  - Фу, дурак! - Омма покраснела и отвела взгляд.
  - Нет, ну правда! Если они это делают, значит, им нравится. Давай попробуем! Никого же нет, никто не увидит.
  - Ну ладно, - очень нерешительно согласилась она. - Только один раз. И я глаза закрою.
  Омма прижалась затылком к дереву, крепко зажмурилась и вытянула губы трубочкой. Я, точно так же сложив губы, коротко чмокнул девочку. Омма ещё некоторое время сидела с закрытыми глазами, а потом произнесла всего лишь одно слово:
  - Мокро.
  - Ага, - согласился я. - И чего они в этом находят?
  - Дурень! - раздался над нами голос. - Вот если бы ты её завалил да пожамкал сначала хорошенько... Хотя, тут и жамкать-то покамест нечего.
  
  Продолжение читайте на
  https://libst.ru/Detail/BookView/20384
  и
  https://zelluloza.ru/books/2548-Hroniki_Kan-T´Orana,_Mira_v_Yayce-Gorodov_Vladimir/
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"