Боголюбов Андрей : другие произведения.

Про Лысого... (истории из жизни музыканта)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 6.41*4  Ваша оценка:

  КАК Я С ЛЫСЫМ ПОЗНАКОМИЛСЯ
  
  Опосля моей капитуляции из рядов Советской Армии (а служить довелось в бухте Тикси, что на море Лаптевых), устроился я на работу в тюрьму. Шофёром. Проработал месяца три. Разбил старенький МАЗ-505 вдрызг. А на закуску влил в двигатель 12 пожарных ведер масла. Не специально. Просто, такой я был шофёр.
  В общем, выперли меня из тюрьмы. Жаль. Заработок хороший был.
  Духом не пал. Устроился тут же - в таксопарк. Маляром. Бабки ещё круче. Машин много, штук около трёхсот пятидесяти в гараже. Каждый день кто-то бился. Естественно, ко мне. Неофициально.
  - Брат, замажь царапину.
  - Брат, шпакляни.
  Цена в то время известная - рупь.
  За день десять, а то и двадцать деревянных имел. Это при окладе сто двадцать. Нехило.
  Однако, хотел музыкой заниматься и когда предложили должность руководителя ансамбля за восемьдесят рублей в месяц - не раздумывая согласился.
  В конце первого дня царствования ко мне подошли два паренька. Один высокий, худой, жилистый, с длиннющими светло-пепельными волосами и смуглым лицом. Нос с горбинкой, глаза навыкате. Эффектен.
  Второй кругленький, среднего роста, розовощёкий, с яркими, будто подкрашенными губами. Волосы тоже длинные, в кучеряшечку. Ангелочек. Таких любят совращать женщины после тридцати пяти.
  - Не вы ли руководитель? - спросил длинный.
  - Я.
  - Позвольте представиться, - длинный старался быть учтивым, - Лысый.
  - А ты? - спросил я ангелочка.
  - Красота, - засмущавшись, ответил тот.
  - С ударением на «о», - добавил, совсем зардевшись.
  - Хотим играть у тебя в группе, - тут же деловито перешёл на «ты» Лысый. - Обещаю, не пожалеешь. Я гитарист... - он, - ткнул пальцем в ухо ангелочку, - басист.
  Я надул щёки и важно выдавил.
  - Подумать надо.
  - Не думай, - сказал Лысый, - перхоть заводится.
  Меня задел тон. Я пришёл из армии, мужчина, а этот сопляк... (как потом выяснилось, ему было уже девятнадцать).
  - Я же сказал, - ответил я сурово, - мне нужно подумать.
  - Хорошо, - тут же сменив тон, ответил Лысый, - мы будем тебя ждать.
  - Ну, ну... ждите, - и я отправился домой.
  
  В восемь часов утра, подходя к клубу, я увидел Лысого и ангелочка, сидящих на ступенях у входа. Они курили, лица у обоих были усталые, глаза воспалённые - словно всю ночь не спали.
  - Давно ждёте? - осведомился я.
  - Со вчера, - кротко ответил Лысый. - Ты сказал - ждите... вот и ждём.
  
  Я был сражён.
  - Ладно. Пошли в клуб. Только одно условие. Лысый так и остаётся Лысым, а Красота переименовывается в Красного. А то, ещё подумают, что педик.
  - Идёт, - согласился Лысый и хлопнул, теперь уже Красного, по затылку.
  Так мы познакомились.
  
  
  
   КАК ЛЫСЫЙ КРАСНОГО РЕМЁСЛАМ УЧИЛ
  
  
  В те времена всё своими руками делалось.
  Купить что-либо приличного из аппаратуры было нельзя. Нетути. Не делала наша промышленность. Вот и изгалялись, как могли. От усилителей и колонок, до гитар и барабанов. Лысый рукодельник был великий. В пятнадцать лет сделал ударную установку. Всю из дерева! Вплоть до крепежа и болтов.
  
  Как-то собирали мы колонки. Напилили, нарезали, вошкаемся... тут же Красный крутится. Лысый ему:
  - Мы пока динамики крепим, закручивай шурупы.
  И тут выясняется, что Красный не умеет шурупы закручивать. Вообще. А ему уже шестнадцать стукнуло.
  - Та-ак, - говорит Лысый, - отсчитай-ка, Красный, мне сто шурупов.
  Тот отсчитал. Я молчу. Наблюдаю.
  - А теперь, Красный, заверни все эти шурупы вот в эту доску... А мы с тобой (это мне), пойдём пока пивка попьём.
  
  Пили пиво мы часа четыре.
  Красный все шурупы вкрутил.
  Вот только играть не мог недели две.
  
  
   КАК Я ЛЫСОГО В СЕТЬ ВКЛЮЧАЛ
  
  
  Прихожу на работу - пацаны уже там.
  Я им вечером давал задание, а утром приходил попозже. Вообще, они сутками в клубе пропадали.
  Был я в то утро очень зол. С женой поцапались. Ну, естественно, надо на ком-то оторваться. А на сцене бардак страшный. Шнуры валяются, разъёмы разобранные, стаканы грязные и прочая чешуя.
  - Это что!? - ору нецензурно.
  - А это!? А это!?
  - Почему не помыто?
  - А это, что ещё за ... твою мать? - сую Лысому в рыло разобранный сетевой разъём.
  - Сейчас же собрать!
  Трясущимися руками начинает отвёрткой ковырять. А Красный споткнулся, и ведро грязной воды на пол разлил.
  Я, довольный произведённым эффектом, подхожу к общей сетевой переноске...
  - Почему сеть не включена? - и вонзаю вилку в розетку.
  Слышу треск и отблески огня на крашеной стене. Оборачиваюсь
  ...Лысый валяется в луже воды, в руках разъём... и колотит его, бедолагу, колотит... А Красный остолбенело на всё это смотрит.
  Выдернул я шнур.
  ... Лысый тоже две недели играть не мог.
  
  
  
   КАК МЫ С ЛЫСЫМ АНАШУ КУРИЛИ
  
  
  Приходило к нам в клуб много всякого народу. Всякого. В том числе Петя Фомовский. Ничем он особо не увлекался, но красоты был необычайной, и бабы на него косяками шли. Мы его меж собой так и называли «Петя красивый».
  Приходит он как-то, под 9-е Мая.
  - Пацаны, - говорит, - я анаши конкретной притаранил. Мне кент из Ферганы подогнал. Давай дёрнем.
  Ну, давай, Петя... мастырь.
  Задолбил одну папиросину. Голая анаша, табаку десять процентов, только чтобы тлело. Пятеро нас было.
  Пробило нас на ржачку. С час, наверное, уматывались. До судорог в скулах.
  Тут Петя ещё анекдотик вспомнил. Начинает рассказывать, а Красный кричит:
  - Погоди Петя, дай в тубзик сгоняю, а то уссусь.
  - Да потерпи, - Петя ему, - а то забуду... - и травит:
  - Жили два студента-театрала в общаге, в одной комнате. Вот, одному дают роль. Маленькую, но со словами. Должен он в третьем акте вынести меч и сказать: «Волобуев, вот вам меч!». Стал он день и ночь перед зеркалом репетировать и так и этак. Второму это надоело, он и говорит: - Спорим, скажешь на премьере не Волобуев, а Волохуев!?
  Побились об заклад. Настал день премьеры. Тот выходит и говорит:
  - Волобуев...! - победно смотрит на сидящего в первом ряду оппонента... - Вот вам хуй!
  Опять ржачка началась. Красный уже ноги сжимает, сил нет.
  И тут входит председатель профкома, с ним главный бухгалтер и какой-то хрен при костюме и галстуке. Бухгалтер и говорит мне:
  - Вот, таксист наш, Юрочка, хочет на 9-е Мая «День Победы» исполнить. Порепетируйте с ним.
  Этот хлюст подходит ко мне, ручку тянет, головкой кивает:
  - Юра... Волобуев...
  Красный полез под стол. Петя зубами вцепился мне в предплечье. У меня слёзы. Больно! Лысый Красного за ноги выволакивает, а из-под него течёт...
  
  Вызвали меня на другой день в профком.
  Объявили выговор, за пьянку на рабочем месте.
  А Волобуев не пел.
  Обиделся.
  
  
   КАК Я ЛЫСОГО ПЕРВЫЙ РАЗ В МОСКВУ ВОЗИЛ
  
  Победили мы на каком-то конкурсе. Кажется, смотр был, областной.
  Премировали наш коллектив недельной поездкой в Москву. За счёт профкома. Поселились в гостинице. Все в одном номере - впятером. На другой день я с Лысым в одну сторону, а трое в другую. Стал я Лысому Москву показывать. Привалили на Красную Площадь, и очень ему захотелось в Исторический музей заглянуть. А я намерился к товарищам своим армейским сгонять, повидаться. Уже и созвонился.
  - Ладно, - говорю, - Лысый. Через пару часов приеду за тобой с друганами, - и тычу перстом в какую-то точку на Красной Площади.
  - Жди здесь и ни с места.
  Поехал к одному, потом к другому. Выпили, закусили. Прошло уже часов шесть. На улице ночь. Ноябрь. Мороз, ветер, дождь, снег - всё вместе.
  Я друганам объясняю:
  - Меня пацан ждёт на улице. Москвы не знает.
  - Да ла-адно, - друганы мне, - всё путём... подождёт.
  Добрались до места.
  Пустыня...
  Однако... стоит в назначенном месте фигура.
  Солдатик. Оловянный... ледяной. Издали вижу - трясётся.
  Подхожу.
  А у него волосы длинные, сначала намокли, потом замёрзли. Теперь по ледяной шапке вода стекает. Стоит, глаза навыкате.
  - Лысый, - говорю, - ты хоть греться ходил?
  - Никак нет, - ответствует, - вот только за этим...
  А в руке у него пустая фляжка коньяка, который он купил в магазине в зоне прямой видимости.
  - Прости, - говорю, - Лысый...
  - Ладно...
  
  И пошли мы. И пошли... и пошли...
  
  
   КАК Я ЛЫСОГО КАРАТЕ ОБУЧАЛ
  
  
  Начал я карате заниматься. Приблизительно через год решил Лысого привлечь. В секцию ходить он не хотел. Стали по утрам у реки тренироваться. Недели через две замечаю - жалостливо смотрит, как я с растяжкой мучаюсь. И предлагает мне приёмы изучать. По быстрому. Чтоб значит, время не терять.
  Прибегаю, как всегда, утром на берег. Лысого нет. Обеспокоился... и к нему домой. Мать двери открыла.
  - Здрасьте, тёть Рая. А где Лысый?
  - Ах, заболел Серёженька.
  - А что в темноте стоим? (в коридоре темно)
  - Так выключатель Серёженька сломал.
  Гляжу, выключатель вдрызг разбит. Захожу в комнату, лежит Лысый на диване, ножку на подушку положил. Стонет, а в глазах мольба... пожалеть.
  - Решил, - говорит, - ногами свет включать, чтоб время на растяжку не тратить. Ну и ё... нулся, чуть яйца не расколол.
  
  Бросил после этого Лысый карате.
  Вредное оно, - говорит, - для здоровья.
  
  
   КАК ЛЫСОГО РАССТРЕЛИВАЛИ
  
  
  Году в 1981 кажется, работал я с Лысым под Красноярском, неподалеку от г. Шарыпово. на тогдашней комсомольской стройке КАТЭк. Работали, как водится, музыкантами, то есть числились кем-нибудь, а на деле обслуживали всякие «культурные» мероприятия. Работы хватало, да и левака достаточно было. В то время за день свадьбы в наших родных местах, в городе .Волжском, платили музыкантам восемьдесят рублей на всех. Здесь, согласно местному обычаю, свадьбы игрались в единственной столовке. Столовка назначала время с 21 до 24. За три часа нам отваливали две с половиной сотни.
  В общем, присосались мы, обжились. В новогоднем номере «Огонька» 1981 года была напечатана моя рожа и несколько строк про то, как комсомольцы-музыканты мужественно и самоотверженно несут культуру в массы. Я ещё и карате преподавал. Нелегально. Тогда это было запрещено. Ну, в общем, в авторитете были пацаны..
  Лысый - гад, до баб весьма был охоч. Да, честно говоря, и они его любили. Какая-то магия в нём была. Он это знал.
  - Если я хоть копейку на женщину потрачу, я себя уважать не буду. Я сам по себе - подарок.
  Перетрахал он там половину женского населения...
  
  Однажды вечером, влетает ко мне в кабинет какой-то пацан и кричит:
  - Скорее! Там Лысого стрелять собираются.
  Выбегаю... правда - человек пять Лысого ведут. Смотрю, знакомые лица среди них. Я туда.
  - Что случилось, мужики?
  - Да ничего, - говорят, - сейчас мы этого Дон Хуана отстрелим, чтобы бабов наших не смущал.
  - Да подождите, - говорю, - давайте разберёмся по-хорошему...
  Ну, уговорил зайти ко мне. Как водится - пузырь на стол, там второй... третий. В общем, порешили дело миром. Только с Лысого слово взяли. Слово-то нетяжело дать. На том и закончилось. Вернее, не совсем, потому что стал он другую половину охвачивать. Я вскорости оттуда уехал, а Лысый остался и прижился. Переехал в Шарыпово, устроился на пять рабочих мест, в кабаке по вечерам играл и зажил неплохо.
  А об этом уже другой рассказ.
  
  
  
  
  
   КАК У ЛЫСОГО ГОД ГОВНА БЫЛ
  
  Мы с Лысым жили ещё под Красноярском. И переехали туда потихоньку Красный и Россеныч - Юрка Россенко (уж года три как в Израиле проживает). Пришёл он к нам в ансамбль певцом, а потом переквалифицировался в барабанщики. Очень обижался, когда я его фамилию произносил с мягким «се».
  - Я не Россенко! Я Россэнко!
  Так вот, я уже во времена этих событий оттуда укатил, а они всем кодлом остались.
  У Россеныча была удивительная особенность: напившись до изумления, он начинал бегать вокруг дома, в котором пил - будь то частный дом либо длинная пятиэтажка. И бегал до той поры, пока не вытрезвлялся. Затем изумлённо соображал - почему он здесь. Один, зачастую - на морозе. Тут его и надо было брать, иначе отправлялся он на поиски последнего местопребывания. Забредал к знакомым и, как следствие, начинал бегать вокруг следующего дома.
  И особенность вторая...
  Где-то в среднем состоянии опьянения, когда жена пыталась отнять у него стакан, он орал: «Хочу напиться в говно! Имею право!».
  Мы меж собой его так и звали «говнюк».
  Однажды, будучи уже в стадии «хочу напиться в говно», он выскочил, как водится, на улицу для пробежки. Лысый - за ним. Довольно скоро они притащились к Лысому домой.
  Жил Лысый уже пару лет у женщины, которая его очень любила и прощала все его выходки. Милая и добрая Людмила. Уложила она Россеныча на диван в зале. Раздеть даже не пыталась. Ну, а Лысого в спальню отвела. (Кстати, всё это она мне рассказывала).
  Среди ночи Лысый просыпается. В комнате тьма-тьмей - окна зашторены. Шасть руками - находит тело.
  - Сколько времени? - Людка ему.
  - Три.
  Он дальше щупальцами скользит.
  - А ты кто?
  - Ах ты, свинья, - она ему, - спи уже, завтра поговорим.
  - Ладно, - Лысый бормочет. - Не хочешь, не говори, но орать на меня не смей. И вообще, я с тобой уже наблядовался, пойду домой.
  Людка ударила его будильником по башке. Отрезвел тут Лысый.
  Утром рано встал. (Я всегда завидовал этой его способности - мало спать и высыпаться при этом). Заходит в гостиную. Там на диване валяется Рассеныч, а запах от него, как от параши. Стал его Лысый поднимать, а у того из штанов - засохшие каканы посыпались. Сбылась, стало быть, мечта - напился в говно.
  Людмила утром, естественно, начала отрываться на обоих. Они дёру: прихватили Красного, на поезд и в Красноярск.
  Приехав утром, начали с какого-то кафе. Потом гуляли в парке. До обратного поезда часов двенадцать-четырнадцать. Лысый, как обычно, в своём амплуа: знакомится с чувихой, и через полчаса всей кодлой уже мчались к ней домой на такси. По пути взяли пару коньяку, пару водки, да пару вина. Закусон, соответственно.
  Как оказалось - дочь весьма респектабельных людей. Шикарная квартира. Родители на даче.
  
  Через час застолья Лысый уединяется с дамой в спальне. А друзья продолжают смешивать коктейли «огни КАТЕКа». То есть - всё, что есть, в один стакан. И под лимончик.
  Через пару часов уже даже успевший вздремнуть Лысый выходит на кухню. Освежить, значит, себя коньячком и подкрепить солёной сёмужкой, до которой он был, да и есть, большой охотник.
  А добрые его друзья нажрались и, как водится - мордами в салат. Спят.
  Лысый всем наливает. Будит Рассеныча. Тот в отключке, но стакан берёт. Лысый будит Красного.
  Тот, не открывая глаз, приподымается, быстро сдёргивает штаны и дрищет жидким на дорогое кресло. Тут же, и плюхается голой жопой. Брызги во все стороны.
  Раздаются шаги девушки. Лысый бросает в рот коньяк и уволакивает её в спальню, не дав ничего узреть. Минут через сорок появляются.
  Пол вымыт. Россеныч трёт кресло. Красного нет. Он в ванной. Слышны звуки большой стирки.
  - Что случилось? - спрашивает хозяйка.
  - Да ничего. Красный на себя вино пролил.
  Но запах! Запах объясняет всё.
  
  **
  
  По приезду Лысый не показывается на глаза Людмиле: он ещё в Красноярске. По делам.
  Весь день прячется в «конторе». Жрёт какие-то столовские пирожки с ливером. Это после сёмги-то! Пьёт пиво. Кишки бурлят. В туалет выйти не может. А то, знакомые бабы засекут и Людке заложат.
  Когда темнеет, прётся к недавней знакомой, по пути захватив ещё пивка и селёдочки. Далее, бурная ночь. Глубокий сон. И вдруг...
  Просыпается от дикой рези в животе. Схватило брюхо. В туалет! Нет! Нельзя! Он представляет, как его новая пассия просыпается от взрывов в сортире. Как он постыдно там дрищет. Его корчит, крючит. Он кряхтит. Нет! Позор!
  Трясущимися руками натягивает рубаху, штаны и крадется в коридор. По пути задевает какую-то мебель. Грохот! Проклятье. Быстрее в коридор! Вбухивает ноги в ботинки... и тут милый голосок.
  - Серёженька! Ты куда?
  - На собрание, - орёт Лысый. - На профсоюзное! У нас закрытое совещание.
  ... Выкатывается в подъезд. Пятый этаж. Четвёртый.
  На третьем сдёргивает штаны. Садится... и гадит, гадит, гадит. О-о-о-о!!!
  Какое блаженство!
  Добирается домой. Устало говорит Людмиле, что добрался на попутном грузовике.
  Утром его любовница звонит на работу:
  - Представляешь! Какая-то мразь засрала ночью весь подъезд.
  Больше к ней Лысый не ходил.
  
  **
  
  Через месяц наступила весна.
  Лысый, дабы как-то задобрить Людмилу, купил ей двухнедельную путёвку в Чехословакию. Сам же отправился с Красным на Азовское море. В Таганрог. У Красного там были родственники.
  Пляж. Красивые девушки. И много-много пива. С раками. Тоже много.
  У Красного схватило живот. Конкретно. Открытое пространство. Туалета нет. Красивые девушки.
  - Лысый! Придумай что-нибудь. Я сейчас умру!
  Лысый бежит на лодочную станцию, нанимает водный велосипед и мчится на нём к компании.
  - Поехали!
  Девушки тоже хотят.
  - Нет! Мужчины первые!
  Уплывают метров за триста.
  - Сери, - говорит Лысый.
  - Не могу, меня видно с берега.
  - Придурок! Отсюда берега не видно.
  - Нет!
  С этими словами, Красный кидается в море. На дно. И серет, игнорируя законы физики.
  Оно всплывает...! Затем - Красный... в собственные жидкие фекалии. Обговяненая рука тянется к велосипеду.
  - Ну, уж дудки! - Лысый включает пятую скорость.
  Метров за двадцать до берега - великодушно бросает Красному его трусы, оставленные перед нырком.
  И жизнь хороша...
  
  **
  
  Домой, домой!
  Через три дня приезжает любимая. Время ещё есть. Сегодня Лысый приглашает очередную подружку. Завтра наводит порядок в квартире, затем холостяцкий день и... Жизнь хороша.
  Первая часть проходит успешно. Скромный, но изысканный ужин. Ночь с огненной пантерой.
  А утром... часов в шесть ... в двери заворочался ключ.
  И как он догадался, поставить замок на предохранитель?..
  Лысый затаился. Звонок. Ещё! Ещё!
  И голос. Людкин голос!
  - Открывай! Открывай тварь! Я знаю, ты не один!
  Ну да, открывай. Что делать? Девку на балкон? Нет! Третий этаж. У-у-у... Тоска.
  И тут дверь начали выбивать.
  - Сука! Открывай!
  Удар.
  - Открывай, сволочь!
  На весь подъезд.
  - А пошли они обе, - вдруг подумал Лысый. - Пусть сами разбираются...
  И шасть в ванную...
  Слышит... дверь вывалилась. Потом крики и удары. Похоже палкой. Дикий визг и звук убегающего тела. Тишина.
  Затем вкрадчиво так...
  - Серёга... открой.
  Молчит.
  - Сережа... открой.
  Молчит.
  - Серёжа! Ты что там задумал?
  Молчит.
  - Серёженька, милый, открой, ты что там? Милый, открой!
  Лысый резко открывает дверь и сурово проходит мимо Людки к платяному шкафу. В трусах. Демонстративно одевается. Достаёт чемодан. Начинает швырять вещи.
  - Серёжа! Ты что?
  - Ничего.
  - Ты зачем вещи собираешь?
  - Ухожу...
  - Куда? Что я сделала?
  - Ты еще спрашиваешь? Это командировочная из Ачинска! Вчера в одиннадцать ночи приехала. Ночевать негде. Хотел оставить в клубе, но там туалет сломался. Не мог же я бросить её в холодном помещении, да ещё без туалета? Можешь позвонить на вахту, спросить. (Ха, дура! Вахтёрша меняется в семь утра. А сейчас уже половина восьмого).
  - И вообще. Мы спали в разных комнатах!
  - А рюмки? Бутылки на столе?
  - Естественно. Мы ужинали. Она же гость. А ты?! Ты избила женщину.
  Лысый покосился на кусок дверного косяка с торчащим окровавленным гвоздём.
  - Как я ей теперь в глаза посмотрю? Что она расскажет в Ачинске? Да мне теперь на улицу нельзя выйти! Какая у меня жена! Позор! Позор! Орала на весь подъезд. Выбила дверь. Мне стыдно за тебя. Стыдно!
  
  В тот же день Лысый заказал конкретный неразбиваемый металлический косяк. И такую же дверь.
  Этот год он всегда называл «годом говна».
  
  
  
   КАК ЛЫСЫЙ КЛАВИШИ ПРОДАВАЛ
  
  По части поведения мелких финансовых афёр Лысый был гениален.
  Работая, вернее номинально числясь в пяти организациях, задумал он обновить арсенал музыкальных инструментов. В основном - своих собственных. А у него их было немало. Несколько клавишных, акустика, усилители и четыре очень дорогих бас-гитары. О таких вещах, как микрофоны, обработки и прочая ерунда говорить не приходилось.
  Вот и говорит он своим начальникам - сразу всем.
  - Нашёл я, - мол, - очень дешёвый инструмент. Сам играет. Только кнопочку нажми... и всё. Надо бы этим воспользоваться.
  Те клюнули. Привозит он на одно из предприятий синтезатор. Достаточно дорогой, две с лишним штуки баксов. Быстренько делает за два дня программу с новыми клавишами. И устраивает смотр-концерт для особ приближённых. Междусобойчик... с бухлом. Где директор, бухгалтер и прочая птаха собрана.
  Берёт коробку из жести. Внутрь помещает достаточно большой конденсатор (какой влез) и всякую легко тлеющую и вонючую гадость, типа ваты со смолой и серой. Составы делать эти он умел. Провод туда сетевой и кнопка на сцене. Среди проводов замаскирована.
  Все пьют, пляшут. Всем хорошо - балдеют. Посреди веселья Лысый на кнопочку - шмяк... Взрыв! Дым валит, вонь конкретная.
  - Что такое?
  - Не знаю. Кажется синтезатор американческий сгорел. Ай-яй-яй... Не выдержал нашего российского напряжения.
  Что делать? Директор и бухгалтер в шоке. Такие бабки ухнули на музыку.
  Через пару дней Лысый приходит к директору.
  - Палыч, выручу я тебя.
  - Выручи милый...
  - Ездил я в Красноярск, нашёл одного рукодельника. Договорился поменяться с ним. Он нам даст ещё лучше синтезатор, только меньших размеров, зато сам всё играет, а наш кое-как починит, чтоб играл еле-еле и в какой-то зверосовхоз спихнёт. Потому что наш синтезатор большой. Но понимаешь, надо человеку заплатить за такую операцию.
  - Сколько?
  - Ну, я думаю, баксов хотя бы двести.
  - Согласен. Спасибо родной. А как же название? В документах указано...
  - Сделаем...
  Берёт Лысый цветную фотографию из проспекта... наклеивает, заливает эпоксидкой и привозит директору детскую «самограйку» с маленькими клавишами - раз в семь дешевле того, что забирал.
  Все довольны.
  А уж как вместо американских и английских усилителей «самопалы» ставились - это страниц десять только опись займёт.
  Вот на этом лет семь он и крутился.
  
   КАК МЫ С ЛЫСЫМ ГАСТРОЛИРОВАЛИ
  
  Не виделись мы с Лысым лет восемь. У меня уже был вполне сносный коллектив. Ездили по городам и весям, развлекали народ хард-роком. И вдруг, Лысый появляется. Приехал в родные пенаты погостить. Как-то, в очередном пьяном откровении, говорит:
  - Устал я от кабаков. Хочу творческих порывов.
  А у меня, как раз, оператор уехал в Москву работать.
  - Давай, - говорю, - ко мне. Оператором. А там поглядим.
  И, буквально через два месяца, басист мой - Игорь Николаев уезжает по зову того же оператора в столицу. А Лысый уже лет восемь как на басу играл. Так место для него и освободилось. Вот тебе Лысый, пожалуйста, широкая дорога на творческую стезю. Дерзай.
  Лысый молодец. За неделю программу вызубрил. Мы даже альбом тогда с новым басистом и записали.
  Хорошо ли, плохо ли - не мне судить как мы выступали, но, начал Лысый к богемной жизни привыкать. Пьяненький на сцене появляться начал. А у меня к этому отношение однозначное. Либо пить - либо играть.
  Но, в питие он стоек весьма. По внешнему виду и не скажешь сто грамм он вмазал или все пятьсот. Это только когда заговорит - поймёшь. А так как он не пел, а только играл, всё сходило. Тем более, что программу он вызубрил наглухо. Играл в любом виде. Лишнего не сыграет, но и того что есть, не пропустит.
  Был у нас ещё второй клавишник Федя Кравченко. Уникальный в своей непосредственности человек. Росту огромного. Руки как грабли. Пальцы как ключи разводные. Про него отдельные рассказы можно писать. Лет ему было двадцать. Детская непосредственность во всём... У нас, как у начинающих, своих грузчиков не было. Аппарат сами таскали. А аппарата тонны полторы. Приехали. Выгрузили. Посреди зала стоит директор - росту метр шестьдесят с причёской. Вот к нему-то Федя и подходит. Смотрит сверху вниз... глаза огромные, детские.
  - Слышь, мужик! Ты местный?
  - Местный, - тот аж опешил.
  - А хлеб-то у тебя есть?
  - Какой хлеб?
  - Обыкновенный. Какой едят.
  - Нет.
  - Не-ет?!
  Федя подносит к его лицу раскрытые ладони с растопыренными пальцами и зычно так ( а голос у него что надо был, поставленный) .
  - Ты видишь эти руки? Видишь? Я сейчас, этими руками тонну перетаскал. Через два часа играть, а у тебя хлеба нету! На хуй жить...!?
  И обречённо махнув рукой, согнувшись, уходит за кулисы.
  
  ... На сцену мы набрасывали взрывпакетов. На самых забойных песнях наступали на них и они с грохотом рвались, рассыпая пожароопасные искры. (Пожарникам платили отдельно, чтобы не приставали). В тот раз взрывпакеты оказались какими-то бракованными. Я их топтал, а взрывался приблизительно каждый третий. Тогда Федя не выдержал, бросил клавиши, схватил из ремонтного ящика молоток, которого в его руках и видно-то не было, и стал нескладным чучелом бегать по сцене и мочить их молотком. Одной рукой закрывал глаза, другой лупил, бывало несколько раз, по пакету. Всё это сверкало и горело.
  У меня были «роковые» сапоги на каблуках, за которые, я отдал бешеные деньги и очень ими дорожил. Каким-то образом, собралось в кучу несколько пакетов и я, спасаясь от Феди, шарахнул по ним ногой. Взрыв был грандиозный. Каблук сразу оплавился и загорелся. Подскочил Федя и врезал мне молотком по носку сапога. Я упал. Вторым ударом Федя отхерачил загоревшийся каблук в первый ряд.
  Лысый во всем этом участия не принимал. Во-первых, он считал это ребячеством. Во-вторых, он был достаточно пьян и снисходительно взирал сверху на беснующуюся публику.
  
  В перерыве (а мы играли два отделения с перерывом в пятнадцать-двадцать минут, моей глотке требовался отдых), подошёл ко мне корреспондент местной газеты, взять интервью. И, между прочим, спрашивает:
  - А что это, у вас басист такой?
  - Какой?
  - Ну... вы все бегаете, прыгаете, а он как шкаф неподвижный.
  - А-а... это. Он специально такой. Для контраста.
  
  Пока я давал интервью, Лысый опять врезал.
  Видимо доза оказалась критической. В середине второго отделения, он, действительно, как шкаф, не сгибаясь, рухнул вместе с гитарой с двухметровой сцены.
  Без последствий. Если не считать того, что мы расстались.
  Он вновь уехал в Шарыпово и стал там жить и пить.
  
  
  
  
  КАК МЫ С ЛЫСЫМ К ПУГАЧЁВОЙ НА РАБОТУ УСТРАИВАЛИСЬ
  
  Где-то году в девяносто седьмом позвонил мне один продюсер и говорит.
  - Радуйся, чувак. Алла Борисовна музыку твоя прослушала и согласилась взять в свой театр. Через месяц тебе надо быть здесь с живым коллективом. Когда точно - перезвоню.
  
  А у меня в то время коллектива не было. Записывался с разными людьми. Студийная работа. Да и аппарата своего давно не хватало. И тут опять Лысый в отпуск подкатил. Я ситуацию ему обрисовал.
  - Давай, - говорю, - тряхнём мудями.
  - Замётано. Через пять дней я буду здесь, - отвечает Лысый.
  - Сегодня вылетаю в Красноярск, завтра уже в Шарыпово. Забираю весь аппарат (аппарата у него штук на пятьдесят баксов было... и всё только фирма) и три дня на поезде.
  На том и порешили.
  Я набираю людей, начинаем делать программу. Проходит неделя... Лысого нет.
  Звоню. Дубль два.
  И наконец, через восемнадцать дней приходит телеграмма - «Срочно нужна помощь. Выезжай. Людмила.»
  Ну, думаю, влетел чувак по пьяни. Собираю денег, сколь могу и вылетаю.
  Поезд в Шарыпово. В шесть утра я там. Звоню. Телефон молчит. Часов в десять заваливаю в первый попавшийся кабак. Подхожу к официантке.
  - Пардон, а вы такого-то знаете?
  - Знаю. А не вы такой-то?
  - Я.
  - Так мы вас уже три недели ждём.
  (ничего не понимаю)
  Через десять минут всё выяснилось.
  Лысый в первый же день приезда стал прощаться с близкими знакомыми. То есть с половиной города. Там он и объявил, что за ним приедет «крутой мэн» и мы уезжаем к Пугачёвой. И начался великий запой, который длился уже восемнадцатые сутки.
  Лысого я нашёл во второй половине дня на какой-то хате. Вменяем он не был. На все попытки поговорить просил сначала водки, а потом разговоров. Часов в семь вечера я спустил с него штаны и нанёс сильнейший удар по печени. В течении трёх дней он не то что пить - срать не мог.
  С Пугачихой мы (в смысле я), пролетели. Это было понятно.
  Лысый предложил мне поработать в кабаке.
  - На тебя пойдут. Я тебя раскрутил. Заработаем кучу бабок.
  В три дня сделали репертуар. За полтора месяца каждый из нас заработал по две с половиной штуки зелёных. Чистыми. Не считая того, что просрали и прогудели.
  Лысый, будучи пьяным, умудрился вылить на мои клавиши чашку крепчайшего горячего чаю, с диким количеством сахара. Мы смывали из внутренностей синтезатора этот сироп в течении дня.
  
  Тем же временем случился ещё один анекдот, но уже со мной.
  Как то, после работы сидим уставшие. Подошёл знакомый Лысого, Лёша, по кличке «Урюк», с тремя девицами. Как он сказал, они просто мечтали познакомиться с начинающей звездой, то бишь со мной.
  Мне всё это было неинтересно. Началась пьянка и какой-то дурацкий разговор. Девочки явно предлагали себя как интеллектуалок. Было скучно, и я решил быстренько надраться. Видимо случилось удачно, потому что проснулся утром в квартире Урюка. Лысый спал вместе с ним на полу, а я, почему-то совершенно голый, лежал на единственном диване.
  С дикой головной болью пошёл ставить чайник.
  Лысый с Урюком тоже проснулись. Сели пить чай.
  - А где вчерашние, продвинутые? - внезапно вспомнил я.
  - А ты не помнишь?
  - Нет.
  Лысый и Урюк нехорошо загыгыкали.
  - Пришли с ними домой. Ты быстро разделся и в комнату. Мы галантно снимаем с девок пальто... вдруг выходишь ты « a la naturel» и направив перст в сторону дивана заорал:
  - Все трое! В койку! Жива-а-а...!
  
  
  
  
  
  
   КАК МЫ С ЛЫСЫМ ДРАКИ УЧИНЯЛИ
  
  
  А ещё Лысый дрался хорошо.
  Бил конкретно, долго не раздумывая. Это у меня привычка дурацкая, всё выяснять досконально - кто за что, а уже потом конкретизировать. Не один десяток раз учиняли мы побоища.
  Однажды, припёрся он часов в одиннадцать ночи. Излупызденный вконец, но с жаждой мщения в глазах.
  Я взял нунчаки.
  - На ходу расскажешь. Сколько их и где?
  - Много.
  - Понятно.
  Звоню шуряку и корейцу Игорю Ким - квадратный, круглолицый, с раскосыми глазами. В паспорте, в графе национальность, написано - русский. Назначаю стрелку. Двинули.
  
  С шуряком встретились у дверей общаги. Лысый пошёл внутрь звать обидчиков. Его после разборки «один на один» сбили на машине, а потом топтали впятером.
  Вывалило человек пятнадцать лиц «казахской национальности».
  В этот момент, из лихо подкатившего такси, вываливается Ким. На ходу достаёт нунчаки и орёт, что опоздал из-за трёх козлов, которых пришлось мочить у дома.
  Ким - фантазёр великий. Без подвига ни шагу. Футболист, хоккеист, каратист, певец и на гитаре игрец... в общем - полный пиздец. Бежит он так, орёт, нунчаки крутит - ему отце на работе сделал восьмигранные, эбонитовые, а у меня обычные, круглые, но из граба.
  Казахи напряглись, один мудак руку за пазуху сунул. А я -то хотел только конкретных лиц наказать. Не произошло.
  Шуряк мой рубанул его моментально арматуриной. Тот шмяк, из башки потекло. Короткое было побоище. Минуты через три с десяток валялось, остальные в бега. Из окон орут - «фашисты!». Какие мы фашисты? Мы за справедливость.
  Из-за угла ментовский УАЗ показался. Обычная дежурка ползёт. Надо дёргать. А в Лысого вцепился какой-то и руки не может разжать. Видно от страха его заклинило. Ким подскочил и со стращным «Йя-я-я...» рубанул Лысого нунчаками по руке. Тот казах почему-то тут же упал. А мы наутёк.
  Прибежали ко мне домой. У всех на одежде кровища в палец толщиной. Налипла и кусками отваливается. Счищали ножом. Жену тошнило. А мы до утра одежду отстирывали.
  
  Вспомнился случай. Как меня Лысый рубанул. И смех и грех. Гуляли раз с женой и Лысым за городом, с собаками. У жены моей был клуб. Разводила уникальных боксёров старинной немецкой (у нас Подольской) линии. Вес кобелей от сорока пяти до шестидесяти четырёх килограмм. О её клубе даже Волгоградское ТВ фильм снимало, посвящённый этой породе.
  Гуляем значит. Поднимаемся в гору. Три собаки впереди. Сверху движутся два пьяных мудака лет тридцати на вид. Собаки, хоть и страшны на вид, но отдрессированы. Никаких проблем. Я мудакам кричу:
  - Всё о`кей пацаны, идите спокойно - они на вас даже и не посмотрят.
  А один вдруг напенился и начал орать:
  - Да я вас! Да тудыть... да растудыть. Да постреляю всех.
  Это уже опасно было. Мой Джой крика не выносил, тем более, в мой адрес. Выдержанный был пёс, но вот крика не любил и предметов в руках видеть не мог. За всю жизнь ни один кобель его победить не смог, а дрался и с «кавказцами» и «среднеазиатами», а уж хвалёных «стафов» - просто об землю мазал, даже не кусал никогда. А иной раз, с женой загрызёмся - подойдёт, лапы главному крикуну на плечи положит и начинает в землю давить. Тихонько так, рычит при этом, да ещё и в глаза смотрит. Тут уж не до крику.
  В общем, как стал этот потенциальный труп орать, я бросился наверх. По ходу крикнул собакам «сидеть». Подбегаю, хвать Джоя и ещё одного, за голову, от греха. Тут и Лысый подскочил, своего забрал. И вдруг фразу слышу:
  - Ты первый сдохнешь, а потом собаки твои.
  Поднимаю голову, (а я на корточки присел) - прямо в лобешник дуло пистолета. Далее, как в замедленном кино. Вижу, как палец его начинает на курок нажимать (именно так и видел - начинает). Отбиваю левой рукой, а правой перехватываю. Выстрел. Прямо в Джоя. Он справа от меня сидел и в этот момент бросился на него. Палец указательный мой попадает между курком и рамкой. Нарочно не придумаешь. Чуть... и палец сломается. Прижимаю руку с пистолетом мужику к пузу, а левой обхватываю за горло. Ору Лысому
  - Мочи!
  У того на руке «строгач» намотан, шипами наружу. Лысый как врежет ему в брюхо, да точно по моей руке. Меня аж затошнило. Но ничего - удержался.
  - Бей по ноге! - кричу.
  Лысый подпрыгнул, да как рубанёт по моей правой ноге. Мы и рухнули. Только тут я руку и освободил. Ну и соответственно - отпрессовали.
  А второго моя жена сразу по морде своим «строгачом» огрела, и он стоял, даже не дёргался. Собак боялся.
  Вот такие были забавы.
  Пулю мы у Джоя без заморозки вытащили.
  Терпеливый был парень.
  Всё обошлось.
  
  
  
  КАК МЫ С ЛЫСЫМ ТРИДЦАТНИК ЗА ДВАДЦАТНИК ПРОДАВАЛИ
  
  
  В период совместной гастрольности, часто мы с Лысым мотались в Москву за аппаратурой. Как-то понадобилиь мне динамики. Конкретно итальянские RCF двенадцатидюймовые. В магазинах ничего этого не было, и всё бралось у «фарцы».
  Звоню.
  - RCF двенадцать дюймов есть?
  - Нет.
  Так по всем телефонам.
  Часа через два звонок мне.
  - Есть один телефон. Но человека я не знаю, сам договаривайся.
  Звоню.
  - Привет. Мне дал твой телефон такой-то (без рекомендации ни-ни). Будем говорить?
  - Будем. Меня Олегом зовут.
  - Олег. Нужны восемь RCF. Есть?
  - Чувак! Без проблем, как тридцатник за двадцатник. Прилетай.
  - Когда?
  - Да хоть завтра.
  - Цена?
  - Чувак! Да я себе дороже беру. Тридцатник за двадцатник. Добазаримся.
  - Адрес?
  - Такой-то...
  - Так это же в Перемудяевке! Полтора часа от аэропорта на такси. Привези к рейсу.
  - Нет. Не пойдёт. Я тридцатник за двадцатник просто так не отдаю.
  
  Утром первым рейсом летим в Москву. Погода дрянь. Ветрище. Мороз. Добираемся к нему часов в одиннадцать. Дверь открывает бабка - божий одуванчик.
  - Олег дома?
  - Нету.
  - Как нет?
  - Да вот так. Со вчера.
  - Бабуля, передай - пацаны из Волгорада. Через два часа подойдём.
  Два часа шляемся по морозу.
  - Дома?
  - Нету.
  И так до вечера. На третьей ходке, часов в семь вечера застаём.
  - Чувак! Ты охренел! Мы же договорились с утра.
  - Чуваки! Один козёл подвёл. Говорю ему - людям надо помочь. Тридцатник за двадцатник отдать. Пацаны издалека. А он всё крутит, свою цену гнёт.
  - Сколько?
  - Столько-то.
  - Да ты озверел!
  - Не, чуваки. Как хотите. И так тридцатник за двадцатник отдаю.
  - Ладно. Показывай. Вези.
  Ждём на улице часа полтора. Приезжает с двумя сумками. Поднимаемся к нему.
  Открывает. Вытаскивает восемь динамиков 4А-32, Ленинградского оптико-механического объединения «ЛОМО», всем музыкантам того времени хорошо известные. Магниты покрашены чёрной краской. Видимо даже вручную, кисточкой. Приклеена бумажка с машинописным текстом - «Made in Italy» RCF. Диффузоры побрызганы (тоже от руки) чёрной краской. Прямо с кисточки.
  - Чувак! Ты охренел!
  - Чуваки! Это новая модель! Вы не в курсе. Берите. Просто тридцатник за двадцатник отдаю.
  Хочется набить морду, но мы в его квартире. Молча поворачиваемся и уходим. Настроение пакостное. Едем в аэропорт. Подсчитываем убытки (одна дорога сколько). Тоска. Берём билеты на последний рейс. Около двадцати четырёх часов. Вдобавок, рейс откладывают по метеоусловиям.
  Около часа Лысый вдруг оживляется.
  - Дай-ка, телефончик козла.
  - Зачем?
  - Надо.
  Идём к телефону-автомату. Лысый звонит.
  - Олежа, привет. Мы подумали и решили - негоже домой с пустыми руками возвращаться. Вези.
  - Чуваки! Вы чё? Я их уже отвёз!
  - Олег! Бери такси за наш счёт. Вези, только быстрей. У нас до самолёта два часа. Ждём у четвёртой стойки.
  Поднимаемся на второй этаж. Выбираем место наблюдения. Через полтора часа появляется. В мыле. С сумками. Мечется, как сраный бык на бойне. Ищет.
  Мы уссываемся. Уходит.
  Рейс опять откладывают.
  Через час Лысый лезет к телефону. Орёт в трубку:
  - Олег! Ты чё делаешь падла? Мы из-за тебя билеты сдали. Ты где? Как приезжал? Чувак, не у стойки номер четыре, а у четвёртой стойки справа. Да! Да! За наш счёт естественно. Давай моментом.
  Поднимаемся на второй этаж. Меняем дислокацию.
  Занимаем зрительные места. Всё повторяется.
  Спустя два часа Лысый звонит.
  - Олег! Да подожди, не ругайся. Слушай внимательно. Мы тебе тридцатник за двадцатник хотели продать, а ты мудила не понял. Бывай!
  
  А тут и посадку объявили.
  
  
   ПРЕДПОСЛЕДНИЙ РЕВЕРАНС ЛЫСОГО
  
  Почему предпоследний?
  Да потому что, о последнем нашем поклоне никому не ведомо.
  
  Так случилось, что стали мы с Лысым, каждый сам по себе. Но контакта не теряем. Встречаемся. Выпиваем. Иногда совместные проекты проводим. В основном Лысый видеосъемкой занят. Этим хлеб свой зарабатывает.
  В 2001 году предложили мне с коллективом поездку в Испанию. Устроителю музыка понравилась, но хотел посмотреть видеоряд «живого» выступления. Хоть в любительской съёмке.
  Подъехал я к Лысому. Захожу. Дверь открыта. Стоит Лысый на балконе в трусах - грустно вниз смотрит. На лице похмельный синдром.
  - Что? - говорю, - Лысый.
  - Да вот, - отвечает, - полетать хочу, а родители в детстве крылья оборвали.
  - Пойдём, Лысый, на кухню. Кофе сварю.
  Идём на кухню. Мать моя! Все коленки свезены.
  - Ты чего это? Али ковровая болезнь приключилась?
  - Да, - говорит, - познакомился вчера с одной. Затащила в своё логово по самые локти. Пока выбирался, коленки-то и стёр. Ковёр был. Верблюжий.
  - Ладно, давай кофею пить. А вообще, дело у меня. Поснимай коллектив мой. Когда - скажу.
  Концертов у нас в тот период не было, и я арендовал на ночь сцену в одном ДК. Естественно рабочих, осветителей и прочих, что влетело в копейку. Тем паче - ночная работа. С двенадцати ночи до шести утра сцена в моём распоряжении.
  Звук решили писать непосредственно с пульта, а снимать одной камерой из центра зала.
  Перевезли, установили аппарат, всё опробовали. На всякий пожарный звоню в восемь вечера.
  - Всё о`кей?
  - Хоккей.
  - Смотри ж, не подкачай. В двадцать два заеду.
  - Йес.
  В двадцать два подъезжаю. Дверь мама Рая открывает.
  - Серёженька пьян.
  - Как?
  - В стельку.
  - За два часа?
  - За час.
  - В половину девятого, - мама говорит, - принес Валера две бутылки водки. Серёженька говорит: «Давай быстро. Я на съёмку опаздываю... Ну, они и быстро. А потом Валера за третьей бегал. Вот Серёженька и спит теперь.
  Сволочь!
  Наливаю ванну холодной воды. Тру уши, бью по пяткам. Зажав ухо, волоку в ванную. Минуты три не даю вылезти. Вбиваю в одежду. Везу.
  Всю ночь преданно смотрит в глаза, суетится, работает. Делаем дубли, ребята пашут как звери.
  Пять утра.
  - Всё! Хватит! Всем спасибо.
  Еле живые собираем аппарат, развозим, расходимся. На следующее утро прусь к Лысому. Надо же посмотреть, выбрать лучшие дубли, переписать.
  Смотрим. Картинка изумительная. Блеск.
  Только звука нет. Совсем. Никакого.
  Лысый контролировал с наушников пульта, а в камеру звуковой шнур просто не включил.
  Я даже не ругался.
  Собрал ребят. Сказал.
  Помолчали.
  Потом Лёха, гитарист мой, говорит:
  - Если ты ещё раз с этим пидарасом свяжешься, я с тобой работать не буду.
  
  Я больше не связываюсь...
  
  
  
  21 марта 2003 года от Р.Х.
  
  
  
Оценка: 6.41*4  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"