Аннотация: Сегодня в гостях у нашего портала российский драматург и писатель Красногоров Валентин Самуилович.
О.Г.: Возможно, я повторюсь и Вам этот вопрос задавали уже тысячи раз. И тем не менее, мне бы хотелось в первую очередь узнать о самом начале Вашего творческого пути. Сколько лет Вам было?
В.К.:В силу разных причин "моя жизнь в искусстве" началась очень поздно. Детство и юность прошли в голоде и нужде. Дома была, и то случайно, только одна книга - сборник сказок "Как братец кролик победил льва". Лишь поступив пятнадцати лет в Таллинне в политехнический институт, я получил возможность посещать хорошую публичную библиотеку. Тогда, сознавая свое невежство, я решил образовать себя сам и систематически прочитал всех классиков, начиная от античных авторов и до ХХ века. Сначала я брал русские книги, а потом, изучив несколько языков, стал читать Цицерона, Мариво и Фильдинга в оригинале. Позже пробудился интерес и к музыке, и изобразительному искусству.
Первую половину жизни я занимался исключительно химической технологией. Работал на заводе, потом в проектном институте, поступил в аспирантуру, защитил диссертации (кандидатскую и докторскую), преподавал в одном из ленинградских вузов. Я любил и хорошо знал литературу, классическую музыку, живопись, скульптуру и архитектуру, продолжал много читать, ходить в музеи, но не слишком часто бывал в театрах, совершенно не грезил о литературной славе, не тусовался в окололитературных и околотеатральных кругах и не имел там никаких знакомств и связей (как, впрочем, и сейчас). И тем не менее, "свой путь земной пройдя до половины" (первая строчка "Божественной комедии", т.е. прожив 33 года), я вдруг взял и написал свою первую пьесу "Настоящий мужчина". В ней я, как акын, пел о том, что видел вокруг и что было мне более всего знакомо: о порядках в советском научно-исследовательском институте. Комедия получилась резко сатирическая и очень смешная. Впоследствии она выдержала в Лениграде более 500 представлений. Но это было потом. В начале же несколько лет ушло на то, чтобы найти театр, который согласится прочитать пьесу, а когда такой театр нашелся и захотел ее играть, еще 4 года ушло на преодоление цензурных преград. За эти 7 лет, хотя никаких надежд на постановки не было, я написал еще несколько пьес (они были сыграны лишь годы спустя), и так, незаметно для себя, я стал профессиональным драматургом. Впрочем, первую свою специальность я не оставляю окончательно и до сих пор, потому что она мне нравится.
Теперь мною написано более 30 пьес, они поставлены в сотнях театров разных стран, но многие мои ранние пьесы звучат вполне современно, они продолжают ставиться, и их числят в ряду моих лучших произведений.
Почему я начал писать - это понятно: накопился жизненный опыт, появилось некое бепокойство, побуждающее рассказать о том, что я думаю, и что меня радует или тревожит (как писал Блок, "художник должен быть беспокойным"). Труднее объяснить, почему я стал писать именно пьесы, а не повести и рассказы. Я не был театроманом, но, в отличие от многих, всегда любил читать пьесы. Мне нравилось их не терпящая длиннот и описаний концентрированная форма, их продуманная конструкция, и, самое главное, столкновение нескольких правд - у каждого героя своя. Должно быть, именно поэтому, когда я взялся за перо, я начал писать именно пьесы. А может быть, у меня так устроены мозги. Вообще, как известно, драматургия - гораздо более трудный род литературы, чем проза.
Каждая очередная пьеса для меня - это эксперимент, новая задача, поиски нового. Новая пьеса - это не просто новый сюжет, это попытка раскрыть новые возможности театра, создать какую-то новую модель мира, взглянуть по-новому на привычные вещи, найти новые формы драмы, освоить новые жанры. Вот почему мои пьесы не похожи одна на другую. Многим кажется, что они написаны разными авторами. Комедия и драма, фантазия и реальность, парадокс и абсурд... Не всегда результаты этих экспериментов удачны, но мне важно решать свои задачи, а не писать жизнеподобные пьесы, похожие одна на другую и отличающиеся лишь сюжетом.
О.Г.: С чего начинается Ваше творчество? С музыки, найденного слова, образа?
В.К.: Чаще всего - с идеи, которую я хочу воплотить в драме. Для воплощения этой идеи я ищу сюжет, театральный прием, персонажей, которые более всего подходят для этой цели. Иногда первоначальным толчком служат какие-то случайные мысли или образы, но потом все равно возвращаешься к тому, ради чего ты пишешь эту пьесу и в чем будет ее театральная новизна.
О.Г.: Вы довольны своим творчеством?
В.К.: Есть пьесы и произведения, которыми я доволен, есть такие, которыми я доволен меньше, и есть те, которыми я недоволен. Однако оценки зрителей и читателей не всегда совпадают с моим собственным мнением. В целом же, - без ложной скромности - я знаю, что я хороший драматург. Я делаю то, что мне нравится, и мне нравится то, что я делаю.
О.Г.: Какие чувства Вас охватывают при просмотре Вашего же спектакля?
В.К.: Во-первых, спектакль уже не мой - это спектакль постановщика. Во-вторых, это зависит от спектакля. Нередко - чувство стыда. Театр ведь не только "увеличительное стекло" (знаменитое выражение Маяковского), но очень часто кривое зеркало. Искажение и сокращение текста, отсебятина, режиссерские трюки, надуманные и навязчивые трактовки, плохая игра способны опошлить и полностью убить любую пьесу. К тому же, теперь в моде играть "не текст, а против текста". В этом режиссер видит возможность проявления своей личности и самоутверждения.
Как-то я читал рецензии на спектакли по одной из моих пьес в двух разных театрах. В одной писалось, что "из-за убогости языка пьеса не годится даже для клубной самодеятельности". В отзывах на другой подчеркивалась "блистательность диалога"...
Однако бывают, конечно, постановки, в которых векторы драматурга и театра совпадают, и тогда подобно Александру Сергеевичу, хочется повторять: "Ай да Красногоров, ай молодец!" Лучшие спектакли по своим пьесам я видел, как ни странно, не в Москве и не в Петербурге, а в провинции: в Петрозаводске, Краснодаре... Или за границей: в Чехии, Болгарии. Впрочем, я езжу на постановки нечасто. Вообще же, главное наслаждение получаешь не от исполнения пьесы, не от аплодисментов и пр., а от самого процесса писания. Тогда чувствуешь себя господом богом, создающим мир из ничего.
О.Г.: Расскажите о взаимоотношениях: драматурга с театром. Какова роль драматурга на репетициях? Часты ли споры с режиссером?
В.К.: Это вечная и очень болезненная проблема. О некоторых сторонах этой проблемы я опубликовал несколько статей и не хочу повторяться. Желающие могут их прочитать. (например, "Драматург и театр", "Петербургский театральный журнал", 2008, N 1, "Театр, драматург, закон". "Современная драматургия", 2008, N 3). Надо только добавить, что в наши дни эта проблема перешагнула далеко за рамки личных взаимоотношений и разногласий между конкретными театрами и авторами. В доброе старое время драматург был главным лицом в театре и нередко режиссером своих пьес. Теперь уважение к автору и его тексту, понимание его роли в создании спектакля и вообще в театре находятся на нулевом уровне (я говорю не о себе и вообще ни о каком конкретном лице, а об общей тенденции). Культ Станиславского привел к диктату режиссера в театре, а режиссерская диктатура, как и всякая диктатура, может вести только в тупик. К тому же, ложно понятые педагогические приемы обучения режиссеров ("этюдный метод", "действенный анализ" и т.п.) воспитывают изначальное пренебрежение к литературной основе спектакля.
Постановщики часто самым наглым образом искажают теперь пьесы не только современных авторов, но и классиков. Как точно заметил московский режиссер Кирилл Панченко, "сцена лихорадочно движется в сторону создания театра режиссерского приема, забывая, что театр - это искусство, базирующееся на литературном материале, и служение автору лежит в его основе".
Но есть режиссеры и режиссеры. Мое сотрудничество с Товстоноговым, Додиным и другими известными деятелями театра было очень плодотворно и характеризовалось полным взаимным пониманием и уважением.
О.Г.: Согласны ли Вы с высказыванием: известного режиссера Сергея Голомазова: "Драматург - это не повод для выражения художественных амбиций режиссера и не предлог. Драматург - это драматург. Это первое, второе и третье начало в театре. Драматург - это господь бог"?
В.К.: Да, конечно согласен.
О.Г.: Что такое "Современный театр" в Вашем понимании?
В.К.: Современный театр - это не изысканные трюки, изощренное сценическое движение, обильная эксплуатация секса и нецензурной лексики, применение компьютерных технологий и тому подобное. Современный - это театр, отражающий современность, выражающий наши боли, чаяния, надежды, наше понимание искусства и человеческой души. Но как раз современности и не хватает современному театру.
- Валентин Самуилович, спасибо Вам за интересную беседу. От всей души желаю Вам новых творческих побед!