Как известно, люди всегда интересовались, с чего, собственно, началась их история - происхождение цивилизации есть тайна, будоражащая воображение.
Если вы немного знакомы с таким предметом, как Теория государства и права, то вам, несомненно, знакомы труды многочисленных теоретиков, к-е объясняли возникновение государств кто чем: тут вам и завоевания одного народа другим, тут вам и версия о "волках" и "овцах", тут вам и коллективный договор и прочая, и прочая, и прочая, я, откровенно говоря, за давностью лет всего не помню.
С гордостью хочу сообщить: я, еще до того, как поступил на юридический, СОЗДАЛ СВОЮ ТЕОРИЮ.
Да!
И, перечитав ее вот только что - нарыл в старых своих бумагах - могу уверенно констатировать - она не хуже всех прочих. В нее вложен смелый талант осьмнадцатилетнего гения, весь его немалый жизненный опыт. Читал, не мог оторваться - просто вот чувствовал, как они бурлили тогда в организме - гормоны.
В общем, цивилизация состоялась вот почему:
"Наверное, трудно поверить в это сейчас, но были на земле дни, когда никто не испытывал почтения к старикам и не верил в авторитеты. Людей еще не было, и только дикие звери бродили по густым лесам и были свободны и счастливы. Счастливы настолько, насколько может быть счастливо животное, не наделенное разумом. Жизнь зверей была беспорядочна, ибо в лесах царил один закон - закон силы. Взрослые убивали стариков, затем сами становились стары и немощны и принимали смерть от возмужавших детей.
И так продолжалось из года в год, из тысячелетия в тысячелетие. Животворная река силы покидала стареющих и вливалась в кровь юных буйных поколений, которые упивались этой пьяной влагой и не замечали бега времени. Короткие мгновения могущества сменялись дряхлостью и неотвратимой гибелью. Перспектива насильственной смерти висела над стариками, словно страшный Дамоклов меч. Но звери не замечали этого и покорно принимали существующее положение вещей.
Так было всегда, пока не появился Человек.
Он мало чем отличался от животного, но обладал некой странной способностью - он умел думать о завтрашнем дне. Т.е. не о том близком и вероятном "черном" дне, на случай которого надо припрятать кусок добычи, но о другом, далеком дне, который еще и не виден во мраке будущего.
И однажды человек заглянул в колодец своего будущего и отпрянул с криком. Из колодца на него смотрело Нечто - безобразное, беззубое и плешивое. Это Нечто глядело на него слепыми слезящимися глазами и смеялось. У существа в колодце были тонкие слабые руки с дряблыми обвисшими мускулами и дрожащими пальцами. Существо это было катастрофически слабым, убить его не представляло ни малейшего труда. Уяснив себе это, человек успокоился и глянул в колодец снова. Мерзкий лик старости все еще глядел на него и заливался визгливым хихиканьем.
Почему Оно смеется? - недоуменно подумал человек. Так он подумал и вдруг поперхнулся своей мыслью, узнав в безобразном чудовище себя.
Эта догадка обрушилась на него словно пантера, бросившаяся из засады, и словно пантера, придавила его к земле. Он лежал, дрожащий и обессиленный, а страх склизким тошнотным комом застрял в горле.
Долго лежал он словно в беспамятстве, и хохот зловещего существа бился в мозгу.
Но вот жизнь встрепенулась в нем и заставила подняться. Человек посмотрел на свои руки - мощные, загорелые, цепкие руки, и посмеялся над своими нелепыми страхами.
Белый шар солнца засверкал в небе ярче, ласковый ветер защекотал шею, краски вокруг стали более сочными. И от всего этого человек почувствовал непонятную радость, или даже не радость, а какой-то сумасшедший восторг, могучее веселье, рвущееся наружу. И он подпрыгнул и перевернулся в воздухе, а потом с гиканьем бросился бежать к дому, размахивая руками и кувыркаясь.
Человек не знал причины своего шумного веселья, он не догадывался, что это Сила, носителем которой он в данный момент являлся, ищет выхода. Именно она заставляет его нестись по лесу, сбивать с ног неосторожных оленей, попадающихся ему на пути, прыгать с дерева на дерево и подбрасывать огромные камни. И он проделывал все это бессознательно, выпуская неукротимого демона, сидевшего в его теле.
Лишь к вечеру, когда небо приобрело кровавый оттенок, вернулся он домой с убитым кабаном на плечах.
Человек устал и ощущал теперь необъяснимую тоску, пустоту внутри. Холодное дуновение ветра заставило его съежиться и опасливо оглянуться. Деревья стояли угрюмой темной стеной, черные дыры пещер казались неуютными и очень холодными. И небо над ним было очень высоким, ясным, и от этой высоты и недосягаемости своей тоже казалось холодным.
Но не это наполняло душу дикаря тревогой. Что-то другое, что-то жуткое, что он уже успел забыть.
Он взглянул еще раз на лес и пещеры, потом на пылающие костры, на резвящихся вокруг них детей и словно обожгло душу его. Вновь увидел он беззубое свое будущее и с ужасом - да, да! - теперь с ужасом уставился на свое потомство. Дикарь, сын леса, хорошо знал его главный закон: молодые и сильные убивают старых и слабых. Потом он снова взглянул на свои мускулистые руки, но вид их не порадовал его. Их мощь и красота были совершенны, а это значило, что они не могли уже стать сильнее и лучше, они могли стать только хуже, так как совершенство не может более совершенствоваться. Он оставался на месте, а его детеныши становились все сильнее, и скоро он начнет слабеть, а они все еще будут набирать силу.
И он увидел, как один из молодых охотников вызывает его - главу племени, на смертельный поединок за власть над людьми. Как они кружат по поляне, настороженно глядя друг на друга, выжидая удобного момента для нанесения первого удара. Но разве может он, престарелый вождь, справиться с молодым и ловким соперником, который сжимает в руках не дубину, а саму смерть. Юноша прыгает вперед, смерть в его руках взлетает черной птицей и набрасывает ему, вождю, темную пелену на глаза.
Эта картина потрясла дикаря, за ужином он был молчалив и мрачен, и все приглядывался к подросткам и малышам, размышляя, как избегнуть ему гибели, казавшейся теперь особенно близкой. Он не спал и ворочался всю ночь, думая об этом.
Он промучился безрезультатно над своей неразрешимой проблемой целую неделю, когда его, наконец, осенило.
И вот с того самого дня в умы людей ненавязчиво стали вкладывать мысли о заслугах вождя, о мудрости стариков, о необходимости почитания и уважения их. Стала распространяться мысль, что юные якобы чем-то обязаны старикам, что они у них в долгу, прямо-таки в неоплатном долгу. Что это за долг такой и в чем заключается мудрость стариков, никто наверняка сказать не мог, по постепенно все прониклись убеждением, что и долг и мудрость действительно существуют. Очень быстро молодежь, подбирающая объедки после трапезы старейшин, попала в должники. Молодые не должны были давать старикам советы - это было дурным тоном, это осуждалось, это было просто не принято. Так родились поговорки типа "Яйца курицу не учат", "Не учи отца ебаться" и им подобные.
Кстати, о ёбле и темах сопутствующих. Именно при этом вожде был заложен обычай общеобязательного ношения одежды. Еще когда сам вождь был очень силен и очень красив, он велел увечным и уродливым носить шкуры, дабы скрывать свои телесные изъяны. Но годы шли, красота и сила покидали его, и он тоже вынужден был напялить шкуру, чтобы спрятать собственные недостатки. И по мере того, как его живот становился все более отвислым, а член - все менее упругим, нарастало в нем какое-то смутное недовольство. Он все более сурово глядел на нагие тела молодых: с бессильной злостью на девушек, с завистью - на юношей. И в конце концов велено было им также напялить на себя шкуры. Старейшины и почтенные пожилые матроны с шумом поддержали инициативу вождя. Так одежда стала универсальным средством маскировки уродливости одних и красоты других. Ну а чтобы как-то мотивировать эту акцию, вождь придумал чертовски хитрое понятие - "нравственность". Понятие, в общем, было довольно мутное. Но рассуждая о нравственности, вождь напускал на себя чрезвычайно многозначительный вид.
Очень быстро выяснилось, что нравственность с неприязнью относится к любовным утехам, которым любили предаваться молодые. Собственно, неприязнь эта исходила, конечно, не от самой нравственности, а от располневших пожилых дам, которые избрали последнюю своим оружием. Сами они уже едва ли могли кому-нибудь понравиться, но напугать могли, что и делали с большим удовольствием. А чтобы пугать было легче, пускали в ход волшебное слово "стыдно". Целоваться отныне стало стыдно, обниматься стало стыдно, а ебаться стало до того стыдно, что просто загадкой остается, как не заглох род человеческий.
Но вот время потеснило это поколение, вождем стал молодой и сильный охотник, а его друзья стали его дружиной. Новый вождь поначалу намеревался убить старого вождя, отменить одежду, нравственность и прочую дребедень.
Однако, поразмыслив, передумал.
Он был парень не промах, этот новый вождь, и он тоже знал закон силы и тоже умел заглядывать в колодец. Вот он и посмотрел на резвящихся ребятишек, на старого вождя, и передумал. Он догадался, что демон, позволяющий ему переплывать бурные реки и одолевать кабана, недолгий гость в его теле. Мгновение! - и этот бесшабашный джин станет совсем маленьким, а потом и вовсе исчезнет.
И молодой вождь решил поддержать легенду о мудрости и незаменимости старших. По его приказу бывшему главе стали оказывать величайшее почтение, славить его ум и проницательность, давать лучшие куски за пиршественным столом. Старик все это принимал с большой важностью, но в дела нового вождя не лез, прекрасно понимая, что время, когда все решал он, прошло. Некоторые из старейшин, не обладавшие интуицией своего бывшего повелителя, этого не поняли и искренне поверили в свою мудрость. Он пытались даже влиять на жизнь племени, но новый вождь быстро наступил им на хвост, и они вынуждены были расстаться со своими иллюзиями.
В целом же старики устроились неплохо. Очень редко (хотя иногда такое и случалось) находился некто, позволяющий себе удивляться: - Следует ли считать их существами высшего порядка, если вся их заслуга в том, что они раньше родились?
Но таких сразу сжигали на кострах. Старшие не любили, когда посягали на их авторитет. Потому и внушали каждому встречному, что обладают поистине бесценным жизненным опытом. А опыт их гласил, что мир ограничен горами на горизонте, а дальше мрак и пропасть. Они и доказывали это очень убедительно: кто из молодых туда не уходил, ни один назад не вернулся. И потому нечего тешить себя мечтами, надо заниматься работой. Работа всегда была излюбленной темой стариков, которые, кстати, работать не любили. Они были более склонны к созерцанию и обожествлению созданного, чем к одобрению нового.
Так что движение вперед было медленным, дерзких хватали за ноги.
Тем не менее, изменения происходили. Молодой охотник, устав валить деревья проверенным дедовым способом - прожигая основание ствола углями, изобрел пилу. Второй придумал колесо, а третий автомобиль.
Потом они состарились и придумали патенты.
А потом и пенсии.
Цивилизация, пройдя свой зенит, медленно клонилась к закату.