Зря мы Томку одну оставили. Надо было хоть валерьянки ей дать. Ты звякни ей, как придешь. - сказал Андрей и скосил глаза в сторону и вниз, на огонёк Шуркиной сигареты, мерцающий в темноте.
Позвоню, конечно. - устало ответил огонёк.
Огонёк помолчал, померцал и зло добавил: - Нет, ну какие же они подонки!
Андрей пожал плечами, отвернулся к бульвару.
В конце концов, она сама всё сделала для того, чтобы к ней так относились. - нехотя протянул он.
Шура затянулась в последний раз и бросила окурок на асфальт. Передернула узкими плечами.
Никогда мне не нравилась эта компания. Теперь хоть у Тамарки глаза откроются. - сказала она.
Едва ли. - Андрей даже фыркнул насмешливо. - Сегодня она еще будет плакать пьяными слезами, а завтра всех простит и сама же начнет им названивать. Вилять хвостиком и лизать руки.
Андрей! - восклицание было звонким и укоризненным.
А так и будет. - отозвался он на ее протестующий возглас. Хотя на этот раз собственные слова ему не понравились - хотелось ошибиться.
Ладно, я пойду, а то поздно уже. - сказал он.
- Дать тебе зонт?
- Ты знаешь, я зонтов не признаю.
- Ну ладно, пока.
- Тамарке не забудь позвонить.
- Не забуду.
Он быстро шел по бульвару, обгонял доходяг с зонтиками. Вокруг громоздились дома - чёрные великаны с золотыми пуговицами.
Он шел к трамвайной остановке; пошел через дворы - так короче, в темноте споткнулся и полетел ладонями в грязь.
Да я же пьян, как извозчик. - отметил Андрей про себя. - Алкоголь на меня всегда с опозданием действует.
Он вытер руки о траву, встал и прислушался. Откуда-то доносился смех и бренчание вдрызг расстроенной гитарки...
На остановке было мало людей - значит, недавно прошел трамвай.
Андрей довольно основательно промок, начинал мерзнуть и соображать. Итак, что же произошло?
...Он зашел к Шурке днем. Зашел просто так, посидеть и поболтать, зашел именно к ней, потому что днем заходить было больше не к кому - Игорь был на службе, Сашка - на работе, а визиты к Славке он с некоторых пор прекратил.
Это была пятница, а по пятницам в "Кают-компании" собирались многие из бывших однокурсников. И хотя у него на вечер были другие планы, он все же решил туда сходить. Дело в том, что пока они с Шурой сидели на кухне, трепались и пили вино, в мире происходили следующие события: оказывается, Севка звонил Лехе Красину, тот звонил Тамаре, потом ей же перезвонил сам Толя Пересмешник, и все они вечером решили собраться в "Кают-компании". Ну а потом Тамара позвонила Шуре, Шура сказала Андрею, Исав родил Иакова, словом, одно мелкое обстоятельство цеплялось за другое, и эти мелкие обстоятельства решили всё за него. В назначенное время они вышли из Шуркиного дома, но тут - бац! - в листве страшно зашумело, в небе грохнуло, и началась гроза. По асфальту запрыгали пузыри, пенные ручьи поволокли куда-то всякую мелкую дрянь, а соседний дом пропал за струями низвергающейся с неба воды.
Пришлось возвращаться за зонтом - на этом настояла Шурка, хотя Андрей пытался ее разубедить и доказать, что зонт - это мещанство, а гроза - это очень даже здорово. В качестве доказательства он даже схватил брыкающуюся Шурку и вытащил ее из подъезда на улицу, но она, мещанка несчастная, начала верещать что-то про новый костюм и прическу. Так что пришлось вернуться.
...Подошел трамвай, Андрей запрыгнул в него и сел к окну. Увидел свое отражение - мокрая голова, напряженная и усталая физиономия, взгляд какой-то дикий.
Не надо было возвращаться. - подумал он...
...В "Кают-компанию" они шли весело: лило, как из ведра, Шурка прям вся испереживалась за свои светлые брюки, и тогда Андрей со смехом закатал ей брюки до колен.
По дороге он дурачился, время от времени отбирал у Шурки зонт, чем вызывал ее развеселый ужас, и рассказывал о своих злоключениях. Шурочка любила, чтобы ее развлекали, молчаливых спутников не выносила, считая их скучными - ей нужен был, как воздух нужен был разговор, пусть даже разговор ни о чем. Поэтому Андрей не молчал, а рассказывал, как лихо он бегает по городу, пытаясь устроиться на работу, как тычет всем в нос свой диплом, и как конфузятся начальные люди, выставляя его за дверь. Неловко им, неудобно, а что поделаешь! - не нужен им такой свежий пряник и все тут! Не н-надо нам этого! Уберите! Уберррите, не надо! Извольте убрррать! Да-с!..
Когда они пришли. За столиком сидели только двое из всей честной компании - Сева и Илья, а остальные еще не подошли. Потом появились еще четверо, и среди них Леха Красин. Все расселись за столом, и к потолку сразу потянулись струйки дыма. Андрей чуть отодвинулся - он не любил сигарет и не любил этого собрания. Когда Андрей шел сюда, он рассчитывал встретить Толю Пересмешника - рифмоплета, остроумца и трепача, но тот так и не появился. А из присутствующих, пожалуй, только Сева вызывал у него симпатию. Сева был рассудительным и серьезным парнем, ходил в костюме и черном плаще, носил черные же очки и чем-то напоминал Андрею Майка Науменко.
"Кают-компания" переживала не лучшие времена: сменились хозяева, поменялась обстановка, и ничего хорошего в этих переменах не было. Неуютно стало.
Парни сидели за столиком, курили, и разговор не клеился. Никто ничего не заказывал, все жались, молчаливо жмотились, и, кажется, сами не понимали толком, зачем собрались.
А за соседним столиком сидели новые хозяева бара, и кроме них в зале никого не было. Хозяева играли в карты, выпивали и галдели. На их фоне пустое сигаретное молчание однокурсников казалось Андрею еще более жалким. Он наклонился к Шурке и спросил: - Может, по пиву?
Он не собирался устраивать дармовое угощение, но сидеть и кукситься из-за каких-то прокисших трех тысяч не хотел.
Пиво он получил не сразу. Барменша сидела за картами вместе с хозяевами и не спешила оторваться от своего занятия. Чего торопиться, сразу же видно, что клиентура несерьезная. Когда она доставала две бутылки "Старожитного", то всем своим видом давала понять, что делает ему величайшее одолжение.
Куды бечь, просто Снежная королева!
Откройте. - сказал Андрей, когда она выставила бутылки на стойку.
А может, вы сами себя обслужите? - недобрым голосом осведомилась барменша. Она тоже была здесь новой, звали ее не то Оля, не то Галя, и она была законченной идиоткой.
Потом эта Оля-Галя весь вечер маячила у столика, зачем-то забирала пустые бутылки и стаканы, один раз уволокла стакан недопитый, что-то злобно вякнула, когда ее попросили подать кофе, и прямо затряслась от злобы, когда Илья достал карты.
И всё складывалось ерундово и неуютно, и разговор не клеился - говорили только соседи между собой, и ни черта не заказывали, и новые боссы уже начали насмешливо поглядывать на их столик. А над столиком повисло нездоровое напряжение, и все, в общем-то, ждали Тамарку - болтушку, хохотунью, свою в доску деваху, которая, ко всему прочему, еще и деньги должна была принести. А пока ждали, так и сидели в трауре, и кисло переговаривались, а общей беседы не было - не о чем было говорить, и Сева пил кофе, а Андрей налил пива себе и Шурке.
А потом вдруг дверь распахнулась, и в бар влетела Тамарка, и был на ней желтый в клетку пиджак и короткая черная юбка. На плече у нее висела сумочка, а в руках был пакет, в котором она своим друзьям, своим пацанам притаранила закуску для вечеринки. Вошла она размашистым шагом и еще с порога заорала:
- Мальцы, гляньте. Какие я себе туфли новые купила!
Но мальцы не глянули, за соседним столиком прыснули боссы, от чего мальцы совсем застеснялись и сконфузились.
Да, они ждали Тамарку, они всегда ее ждали и хотели видеть на вечеринках, но при этом постоянно ее стеснялись, и чтобы скрыть это свое трусоватое стеснение, как правило, начинали над ней издеваться.
Поэтому, когда боссы стали лыбиться, парни, вместо того, чтобы посоветовать им смотреть в карты, тоже начали кривить рты, и даже по лицу Андрея поползла гадская улыбка, такая же, как у всех.
Но Тамарка ничего этого не заметила, она размашисто подошла к столику, уперла руки в боки, и, притопнув новой туфелькой, прокричала с энтузиазмом:
- Ну как мне обновочка, идет?
Тогда Сева, глядя в чашку кофе, куда он и до этого глядел не отрываясь, кивнул и сказа этой самой чашке:
- Я потрясен.
Снова фыркнули, прокатился над столиком колобочек смеха.
Но Тома очень обрадовалась, что Сева потрясен, и она кинулась к своим любимым пацанам, к "братве", так сказать, и выставила им закуску, и купила вина и водки.
Однако этот жест любимых пацанов не обрадовал, вели они себя как-то отчужденно, а Леха Красин стал что-то совсем чужим и чуждым. И все сморщились при виде водки и стали недовольно бубнить, что пить не будут. Конечно, пить они все равно стали, но делали это так, словно их заставляли из-под палки. Они были недовольны и внутреннее мобилизованы. Поэтому стоило Томочке что-нибудь сказать (а говорила она не переставая), как морды за столом светлели, и выплывала из дыма хитрая завуалированная шуточка.
Боссы к этому времени бросили карты и переключили все свое внимание на их столик, и подхохатывали, и комментировали Тамаркины фокусы. А Тамарка по-прежнему ничего не замечала и веселилась, подсаживалась к своим, с позволения сказать, друзьзям, а они сразу мрачнели и отдвигались, а потом продолжали острить, пить ее вино и закусывать ею принесенными бутербродами.
И соседний столик с боссами был ну просто благодарной публикой, с интересом наблюдающей за спектаклем, а столик со "своими парнями" был сценой, на которой "свои парни" играли пиесу под названием "К стильным ребятам прицепилась какая-то дура". Играли они плохо, но пиеса все же имела успех, и одобрительные реплик и снисходительных зрителей долетали до актеров.
Андрей сидел молча среди общего, не предвещавшего ничего хорошего, веселья и тянул "ерша" через трубочку. Тогда Шурка подвинулась к нему и шепнула: - Так не пей - запьянеешь.
Андрей прервал свое занятие и взглянул на свою спутницу. Она тоже больше не улыбалась, и глаза ее были настороженными.
Не нравится мне здесь. - сказал он. - все ведут себя, как ублюдки.
Он оглядел соседей по столику - у всех были неприступно-насмешливые лица. Тамарка что-то тараторила, "свои пацаны" дружно палили в нее из РЭВОЛЬВЭРОВ, переглядывались юмористически. Андрей не понимал своих бывших однокурсников. Пять лет они учились вместе с Томкой, таскались вместе на вечеринки и праздники, а сейчас отрекались от нее самым дрянным образом. Сидели и стреляли в нее из РЭВОЛЬВЭРОВ, потешая новых ублюдочных хозяев "Кают-компании", вместо того, чтобы набить этим хозяевам рыла.
Конечно, их поведение было вполне объяснимо. Оно объяснялось не только их трусостью, но и изначальным отношением к этой хохотунье. Которая видела в них своих друзей, и которую они за глаза называли не иначе как "дурой" или "шлюхой".
Она не была шлюхой, но дурехой действительно была, потому что любила этих слабаков, которые глядели на нее сейчас чужими глазами.
Сам Андрей не любил Тамарку, у него были причины ее не любить, и он никогда не скрывал от нее эту свою нелюбовь. Она не была ангелом, но сейчас ему было ее жаль. Ради этой компании она готова была расшибиться в лепешку, готова была отдать все деньги, притащить еще сотню бутербродов - лишь бы побыть в обстановке душевной близости и теплоты с теми, кого идеализировала, кто Бог весть поему ей нравился.
Но они не узнавали ее - сейчас, во всяком случае. Они были "крутыми", они стреляли и потешались над слабоумным ребенком.
На душе у Андрея скребли кошки. Он не принимал участие в стрельбе, но и пальцем не шевельнул, чтобы она прекратилась. Он не хотел быть ее рыцарем, он тоже ее стеснялся. Поэтому балаган продолжал давиться смехом, и в конце концов Тамарка это почувствовала. Она всё старалась казаться веселой, но эти попытки напоминали судороги, и Андрей заметил, что на ее глазах наворачиваются слёзы...
Часы тикали, тикали, тикали, и кончилось всё совсем паскудно.
Зарядившись Тамаркиной водкой, подкрепившись ее закуской, мальчуганы вышли на улицу - проветриться, и на военном своем совете решили, что пора "королеву бутербродов" кидать, брать мотор, докупать винища (деньги-то есть, вот они, во внутренних карманцах) и ехать в общагу к бабам.
Они не были негодяями, не замышляли убийства, они просто вкусили халявы и теперь держали военный совет. И тут появилась Томочка и застала их врасплох. В руках у них были денюжки, которых еще полчаса назад ну совсем не было, а в воздухе еще не замерли последние похабные словечки, сказанные, между прочим, в ее адрес. Так что ситуация была мерзкая, и с Томой, естественно, сделалась истерика.
Она устремилась в сторону, Андрей почему-то устремился за ней, парни пошли на остановку, а Шура вся вспыхнула и со словами "ну сейчас я выскажу им всё, что о них думаю", бросилась за ними, сверкая глазюками молодогвардейскими.
Андрей молча плелся за Томкой. Она ревела и разговаривала сама с собой. Потом вдруг остановилась, вытащила из пакета НЗ - еще одну бутылку вина, и повернула назад.
Ты куда? - загораживая ей дорогу, спросил Андрей.
Они ЭТОГО хотели! Ну пусть подавятся, пусть забирают! - захлебываясь слезами, прорыдала она.
Прекрати валять дурака, стой, тебе говорю! - он схватил ее за рукав.
Пусти! - яростно взвизгнула она и побежала к остановке.
Томка, не ходи! - уже в спину ей крикнул Андрей. - Только хуже сделаешь.
Так оно и вышло. От остановки донесся голос Лехи Красина - полный презрения и досады голос короля, который отмахивается от мухи:
- Да отдайте ей деньги!
Тогда Тамарка разревелась еще пуще, потому что деньги на самом деле были не при чем, и эти слова раздавили ее окончательно.
...Андрей стоял, глядя под ноги. Краем глаза он видел Тамарку, которую Шура вела под руку, словно слепую. Успокоить ее не было никакой возможности, слезы лились в три ручья, по лицу текла косметика, а идти она просто не могла. Она оттолкнула Шурку, и, привалившись к стене гаража, по ней и сползла на землю. Андрей пребывал в угрюмой растерянности, а Шурочка присела перед Тамаркой и принялась ее утешать. Она брала ее за руки, обнимала и гладила по голове, ворковала что-то ангельским голоском - просто любо-дорого смотреть!
Может, когда захочет! - вот так посмотришь и не поверишь, что под этой маской может скрываться вздорная и капризная сучка. - подумал Андрей. - Может при случае хлестануть словцом похлеще Лехи Красина.
А Леха Красин выходил в этой истории самым неприглядным персонажем, потому что спал с Томкой, и не просто спал, а еще уверял, что любит, что она необыкновенная, что ему с ней легко и хорошо.
А ты что, не знал, что ли? - повернула к нему заплаканное лицо Тамарка.
Нет. - ответил он.
Все знают. - сказала Томка и снова заплакала и уткнулась Шурке в плечо. Спина ее сотрясалась, и она продолжала бормотать о том, как она ошиблась, думала - он особенный, а он, он... И снова начиналась сырость.
Андрей протянул ей свой платок. Томка вытерла лицо и шумно высморкалась. Сейчас, растрепанная и жалкая, с перекошенной и измазанной личностью, поломанными бровями - она была похожа на грустного клоуна, осмеянного жестоким цирковым сбродом.
Спасибо, Робин Гуд. - сказала она и шмыгнула носом. - Ну ничего, сами потом начнут подлизываться, только ничего у них не выйдет.
Они встали и пошли неизвестно куда, а Томка все разговаривала с собой, а потом губы ее снова затряслись, и она спросила у Шуры:
- Ну почему так? Я к ним со всей душой, а они туда... пукают!
Она хлопнула чумазыми ресницами и повторила:
- Пукают и какают! Какают и пукают!
И хотя ситуация была ни фига не смешная, Шурка после этих слов закусила губу, чтобы не засмеяться, а Андрей вдруг поперхнулся и закашлялся...
Потом Томка снова ревели и рвала только что проявленные фотографии, на которых красовалась вместе с Лехой и всеми остальными геройчиками. Больше всего досталось Лехе, конечно; она-то думала, что это любофф, а тут, изволите видеть... Короче, утешать ее было утомительным и бестолковым занятием, и когда Андрею и Шуре удалось-таки сплавить ее домой, они оба почувствовали облегчение. Так что последующие слова Андрея о том, что не стоило оставлять Тому одну, были хоть и красивым, но все же кокетством...
На следующий день он зашел к Томке. Увиденное обозлило и разочаровало.
Ни тени вчерашней трагедии в Тамарке не было. Перед ним стояла крикливая компанейская дурочка, которая между прочим сообщила, что звонил Севка и извинялся, ну на него-то она и не сердится, да и на остальных тоже, вот только Леха Красин - подлец, и с ним у нее все кончено. Она даже смеялась, вспоминая о той злосчастной бутылке, с которой она побежала на остановку. А Красинский вопль о деньгах, которым ее убили вчера, сегодня приводил ее в восторг.
Как он заорал - ловко я его подначила! - воскликнула она, и глаза ее предательски забегали.
Андрей понял, что она очень хочет, чтобы он поверил в ее версию, хотя по всему было видно, что она в нее и сама-то не верит. Внезапно ему стало очень скучно. Эту историю необходимо было выбросить из головы. Поэтому, когда ему повстречалась Маринка и начала захлебываться словами по поводу того, что из всех парней, собравшихся вчерась в "Кают-компании", он один вел себя как человек, Андрей сухо ответил: - Меня в "Кают-компании" вчера не было...