Имперскую,
Грубую,
Плотскую,
Слегка подражая Бродскому,
На римскую вечную тему
Хотел написать я поэму.
Впиваясь в тело истории,
Пытался писать о Сертории,
Хотел пролететь над Испанией
Птицей хрипящею раненой.
Рим составлял проскрипции,
Клевали орлы крамолу,
А в иберийской провинции
Он дикарям строил школы.
Что говорилось с вечера,
То повторялось и ранью:
Крестьяне Сертория встретили 
С волшебной серебряной ланью.
И были жатвы и битвы,
Небытие небосвода:
Когорты Помпея разбиты - 
с нами любовь народа!
И были пиры и усталость, 
набрякшие синие вены,
и ничего не осталось...
остались лишь смерть и измена.
Поэмы так и кончаются:
Пустой триклиний, рассвет,
Объедки, столы опрокинуты,
Испачканный кровью паркет.
Харон на своей переправе
Выпьет остатки вина...
Память только кровавые 
Нам донесет имена.
Убийство останется нормой,
Банальной приметой истории,
Никто никогда не вспомнит
О преторе Квинте Сертории...