Аннотация: 1-21 главы. Книга закончена и отправлена в издательство. Остальное выложу через какое-то время после выхода книги в бумаге.
Глава 1. Алван-берз .
...Услышав гул барабанов кам-ча , раздавшийся со стороны лоор-ойтэ , Алван скосил взгляд на мерно покачивающегося в седле Касыма-шири и мысленно улыбнулся: как обычно, сын Шакрая скакал впереди табуна и не боялся степных волков .
- Понимает, откуда дует ветер... - словно услышав его мысли, удовлетворенно хмыкнул едущий рядом Гогнар, сын Алоя. - Вовремя подсуетился...
- Угу... - еле слышно выдохнул вождь вождей и как бы невзначай прикоснулся к рукояти ритуального Ловца Душ, только что оборвавшего нить жизни Хозяина Леса: мысль о том, что он, сын степей, доказал свое право возложить десницу на край лесов и горных долин, до сих пор горячила кровь и пьянила, как молодое вино.
Несмотря на полумрак, царящий под кронами деревьев, нависающими над дорогой, лайши каким-то образом заметил это движение, понял его смысл и еле слышно усмехнулся:
- Удар был что надо. Жаль, что его видели только мы с Касымом да твои телохранители...
- Слова быстрее ветра: не пройдет и дня, как слух о том, что эта земля приняла мою руку, донесется до Эрдэше ...
- Земля-то, может, и приняла, а люди, ее населяющие - нет... - не согласился сын Алоя. - Элирея это не Морийор, берз! Поверь мне на слово...
В том, что сын Субэдэ-бали знает, о чем говорит, Алван не сомневался, поэтому стиснул пальцами рукоять Гюрзы и злобно оскалился:
- Я пришел. Значит, возьму!
- Да, возьмешь. Если, конечно, не сделаешь ни одной ошибки...
Берз прищурился: таким тоном сын Алоя говорил только тогда, когда собирался предложить что-то, выходящее за рамки традиций:
- Я тебя слушаю...
- Еще вчера у тебя не было ни одного термена , а ерзиды не отъезжали от своих стойбищ дальше, чем на десять дней пути. Сегодня ты во главе нескольких десятков родов и накрыл своей кошмой землю Морийора. Сделай завтра следующий шаг - и весь Диенн станет твоим...
- Какой шаг?
- Я тебе сейчас расскажу...
...Лоор-ойтэ встретило Алвана многоголосым гулом - неисчислимые тысячи воинов его терменов спешили к центральному проезду, чтобы самолично увидеть неподъемную тушу Хозяина Леса, поверженного вождем вождей. Само собой, пробиться в первые ряды желали все до единого, поэтому в людском море, простирающемся от опушки леса и до горизонта, появились течения и водовороты. Впрочем, столкновений не было - каждый воин знал свое место и позволял себе продвигаться вперед настолько далеко, насколько заслужил.
Первыми на телегу с тушей зверя полюбовались Цхатаи. И, оценив ее размеры, громогласно объявили об этом на всю степь. Следом за ними заорали Маалои, затем Эрдары и Вайзары. А вот Надзиры встретили своего вождя тишиной. И взглядами, исполненными твердой уверенностью в том, что он, Алван, просто не мог не победить.
'Привыкли...' - гордо подумал берз, остановил коня, вскинул над головой правую руку и, дождавшись тишины, медленно сжал ее в кулак.
Подобающие моменту слова родились сами:
- Там, за опушкой - Над-гез , часть Великой Степи, которая пока еще называет себя Элиреей...
'Если хочешь, чтобы твоя армия стала единой и непобедимой, сделай так, чтобы каждый из тысяч твоих воинов видел в тебе родного отца!' - сделав паузу и глядя на бескрайнее море голов, мысленно повторил он. - 'Ты дал им почувствовать вкус славы и поделился конями, золотом и женщинами. Пора делать следующий шаг - заставить каждого отдельного воина увидеть в тебе ОТЦА! И если тебе это удастся, через пару лет никто из них не будет помнить, какого он рода...'
- Сегодня утром я захотел узнать, чего стоят их боги, поэтому отправился в самое сердце этого леса и нашел его Хозяина. Вы видели его тушу, поэтому представляете, насколько он был велик и могуч...
- Ойра!!!
- Я, Алван, сын Давтала, ваш берз, вызвал его на поединок и победил. А завтра брошу к вашим ногам и землю, которую он защищал...
От многоголосого вопля, взлетевшего над Степью, содрогнулось даже небо:
- Алла-а-а! Алла-а-а!! Алла-а-а!!!
Дождавшись, пока затихнет третий боевой клич, Алван шевельнул рукой и, дождавшись мертвой тишины, вгляделся в лица стоящих вокруг воинов:
- Хозяин Леса был настоящим воином - он дрался до последнего и не сделал ни одного шага назад. Поэтому я окажу ему высшую честь, которую можно оказать павшему противнику - съем его сердце. Но сделаю это не один, а разделю мой трофей с теми из вас, кто не раз доказал свою доблесть и мужество!
На лицах некоторых воинов появились грустные усмешки.
'Чтобы тебе поверили - делай, а не говори...' - мысленно повторил он и оглядев толпу, вперил взгляд в знакомое лицо: - Кто из вас не слышал о Байзаре, сыне Шадрата, третьей сабле Маалоев?
Воин опешил.
- Именно он одним из первых смирил гордыню и, пробравшись в Сайка-ойтэ , бросил его к копытам наших коней! Именно он, ворвавшись в длинную-юрту-для-солдат, отправил во Мрак почти две полные руки лайши! Именно он первым забрался на стену каменного стойбища баронов Устейр и уронил подвесной мост...
...Каждое новое имя, срывающееся с его губ, толпа встречала восторженным ревом - впервые за все время существования Степи берз собирался разделить дар Субэдэ-бали не с вождями, а с обычными воинами, причем как выходцами из сильных, известных всей степи родов, так и тех, кто родился в маленьких и почти никому не известных стойбищах. А те из вождей, которых видел Алван, хоть и хмурились, но молчали. Что радовало: как и предупреждал лайши, вожди слышали слова, но не понимали, что они ведут жеребят в его, Алвана, табуны.
Заметнее всего это стало тогда, когда Алван назвал имя Гвешера, сын Харвата, и объяснил, что считает подвигом беспрекословное выполнение приказов своего шири, а вождь Вайзаров не удержался и попробовал ему возразить:
- А что такого в простом выполнении приказа, берз?
Услышав этот вопрос, Алван снова подивился изощренности ума Гогнара, сына Алоя, и, с трудом сдержав торжествующую улыбку, сокрушенно вздохнул:
- Не понимаешь? Что ж, объясню: каждый из тех, кто стоит вокруг тебя - чей-то сын, брат или отец! Они - воины, но пошли за мной не для того, чтобы я оставил их кости гнить в этой земле, а чтобы дать будущее своим детям! Именно поэтому я делаю все, чтобы сберечь как можно больше их жизней и выделяю тех, кто скачет за мной следом ...
- Да, но...
- Да, любая война - это чьи-то смерти. И уберечь всех просто невозможно... - жестом заткнув вождя Вайзаров, продолжил Алван. -. Но плох тот вождь, который не бережет тех, кто держит его саблю! Я - берегу! И ценю тех, кто делает это вместе со мной... Гвешер, сын Харвата в жесточайшей сече на стене Коме-тии ПРЕДЕЛЬНО ТОЧНО выполнил ВСЕ приказы своего шири и, тем самым, сберег жизни четырех полных рук Цхатаев, воинов, которые завтра бросят под копыта наших коней весь Диенн!
Судя по выражениям лиц, тонкости объяснения дошли не до всех. Но это берза не расстроило - он помнил фразу, которую ему сказал сын Алоя:
'Не увидишь понимания - не расстраивайся: тупым объяснят те, кто поумней, и уже завтра-послезавтра твою речь будут пересказывать даже дети...'
...Ждать, пока посыльные соберут всех перечисленных им воинов, Алван не собирался. Поэтому, назвав имя последнего, неторопливо спешился, дождался, пока телохранитель отодвинет в сторону шкуру пардуса, занавешивающую вход в Высокую юрту, и шагнул в пышущий жаром полумрак.
Как только шкура упала вниз, со стороны раскаленной жаровни к нему метнулась гибкая тень, а через мгновение, почувствовав прикосновение нежных рук своей адгеш-юли , он скорее ощутил, чем услышал ее встревоженный шепот:
- Мой повелитель, медведь тебя, случайно, не задел?!
Еще полгода назад, услышав подобный вопрос от любой из своих женщин, берз впал бы в ярость. А тут улыбнулся, прижал лайш-ири к груди и с наслаждением вдохнул в себя ее запах:
- Нет, свет моей души, не задел...
- Точно? - чуть менее напряженным голосом спросила Дайана и на всякий случай ощупала его руки, грудь и живот.
- Точно: я воин, а не...
Жаркий, как ласки Кеите-иринэ , поцелуй оборвал его на полуслове. А прикосновение горячего, как песок в летний полдень, тела затуманил мысли и на несколько мгновений вознес берза в чертоги богини любви.
- Знаешь, а я по тебе безумно соскучился... - с трудом оторвавшись от нежных губ северянки, признался Алван.
- Я - тоже... - тихонечко ответила девушка и, выскользнув из кольца его рук, испуганно прикрыла рот ладошкой.
- Что с тобой? - нахмурился берз.
- Мутит... кажется, от запаха мокрой медвежьей шерсти...
- Сильно?
Лайш-ири шагнула вперед, принюхалась - и опрометью бросилась к ночной вазе...
...Пару минут, пока девушку выворачивало наизнанку, Алван стоял, как громом пораженный. А когда она вытерла губы, выпрямилась и испуганно посмотрела на него, сорвался с места, в два прыжка преодолел разделяющее их расстояние, подхватил Дайану на руки и закружил ее по юрте.
- Осторожно, столб! Кошма!! Айнур !!! - перепуганно восклицала его адгеш-юли, а он, не отрываясь, смотрел в ее глаза и не мог остановиться.
Увы, все хорошее когда-нибудь заканчивается - через какое-то время шкуру пардуса отодвинула чья-то рука, и в юрту вошел сын Алоя:
- Берз, я за...-
- Дайана понесла... - радостно улыбнулся Алван. - Значит, скоро у меня родится сын!
Брови лайши тут же сдвинулись к переносице, а в глазах появилась обеспокоенность:
- Лекарю уже показывалась?
- Нет... - ответила лайш-ири.
Он оглянулся по сторонам, принюхался и нахмурился еще сильнее:
- Кто, кроме берза, знает, что тебя тошнит?
- П-пока никто...
- Поставь ее на землю и начни на нее орать... - тоном, не терпящим возражений, сказал Алвану Гогнар. И, заметив, что тот набычился, подошел вплотную к Дайане и показал пальцем на ее живот: - Тут твой первенец! Но не Шавсат, не Цхатай и не Маалой ! Дальше объяснять?!
Берз сглотнул подкативший к горлу комок и отрицательно мотнул головой:
- Не надо...
- Если ты понимаешь, чем грозит эта беременность ЕЙ и твоему будущему ребенку, то делай то, что я говорю! А я пока схожу за Касымом...
Адгеш-юли, все это время переводившая взгляд с берза на сына Алоя и обратно, обреченно закрыла глаза и тихонечко застонала.
- Он прав: если родственники моих жен узнают, что ты понесла первой, то тебя отравят... - задыхаясь от безысходности и бешенства, прошипел ей на ухо Алван. - Поэтому я отправлю тебя к матери. Но не сегодня, а завтра...
Девушка покорно склонила голову и изо всех сил зажмурилась, но удержать слезы не смогла.
- А сегодняшнюю... ночь... ты... еще... раз... подаришь... мне... себя... - покрывая поцелуями ее лицо, прошептал он. - Мы... будем... вдвоем... до... рассвета... А потом... потом... нам... придется... потерпеть...
- А вдруг я не беременна? - чуть отстранившись, вдруг выдохнула девушка. - Ведь я могла съесть что-то не то и отравиться?
Алван кинул взгляд на ночную вазу и закусил губу - да, могло быть и такое:
- Что ж, если мы ошибемся, то ты пошлешь ко мне одного из своих телохранителей, и я за тобой приеду. Правда, тебе все равно придется какое-то время подождать - я смогу оставить армию только после того, как захвачу Над-гез...
Девушка опустила голову и обреченно кивнула:
- Хорошо, мой повелитель, я сделаю так, как ты сказал...
- Теперь я для тебя не повелитель, а Алван... - поддев пальцем мокрый подбородок и осторожно приподняв его вверх, улыбнулся берз. - Потом ласково прикоснулся губами к заплаканным глазам и грустно добавил: - Знаешь, моя душа сейчас разрывается пополам: одна половина безумно счастлива, что в твоем чреве скоро забьется сердце моего ребенка, а другая сходит с ума от горя из-за того, что мне придется тебя отослать...
- Правда? - посмотрев на него полным слез взглядом, спросила Дайана. - И ты на меня совсем-совсем не сердишься?
Алван улыбнулся, рванул себя за ворот, нащупал кожаный шнурок с пожелтевшим от времени львиным клыком и протянул его ей:
- Ты - моя любимая жена! И будешь таковой, пока дышишь...
...К помосту, на котором расстелили белый айнур, Алван подъезжал с тяжелым сердцем: не присутствовать на вайраме он не мог, а каждая минута времени, проведенная на нем, укорачивала время, которое он мог бы уделить своей адгеш-юли.
'Вкушу сердца Хозяина Леса, объясню причину изменений в завтрашнем сонтэ-лоор и вернусь к ней...'
Увы, его намерения так и остались намерениями - как только он поднялся на помост и занял место на алой кошме, Время встало на дыбы и пустилось вскачь: перед тем, как проглотить крошечный кусочек блюда блюд, каждый из двух с лишним десятков приглашенных им воинов произносил речь. Причем не короткую, благодарственную, а длинную, свободную . В которой высказывал все, что думает о будущем Великой Степи. Само собой, говорить о будущем, не затронув прошлого и настоящего, воины не могли, поэтому начинали чуть ли не с детства Атгиза Сотрясателя Земли, мимоходом приплетали всех известных им вождей, взявших в полон хотя бы полную руку пленных, а заканчивали набившим оскомину сравнением армии ерзидов с песчаной бурей , которое, по их мнению, позволило армии поставить на колени целое королевство. В общем, к моменту, когда закончил последний, кусок сердца, доставшийся Алвану, давно остыл, а над границей степи и леса успела взойти Юлдуз-итирэ .
Увидев руку берза, вскинутую над головой, ночной лоор-ойтэ, освещенный светом сотен костров, мгновенно затих, а в глазах тысяч воинов, с самого начала вайрама ожидавших Слова вождя вождей, загорелись искорки радости.
- Еще не так давно мы, воины Степи, смотрели на эту землю, как безусый мальчишка на проходящую мимо рабыню: нас манило то, что она может нам дать, но пугало возможное наказание...
Воины заулыбались, а некоторые, самые смешливые, начали показывать жестами, чего они хотели от Севера и северянок.
- Теперь, когда первое королевство лайши уже пало к копытам наших коней, пришло время делать выводы: мы смогли его взять только потому, что забыли междоусобные распри и превратились в единый всесокрушающий кулак...
- А еще потому, что с нами был Субэдэ-бали! - выкрикнули из толпы.
- Боги есть и у нас, и у лайши... - жестом заткнув крикуна, усмехнулся берз. - Поэтому...
- Их боги - слабее!!! - заорали сразу несколько воинов.
- Хм... Ладно, представьте себе две группы мальчишек. Одна - стоит плотной кучкой, готовая к драке, и внимательно вслушивается как в советы своего предводителя, так и в замечания находящихся рядом воинов. Во второй - разброд: каждый делает, что хочет, считает предводителем себя и больше орет, чем делает. Как вы считаете, кто победит?
- Алван-берз мудр... - рыкнул Гогнар, сын Алоя. - Мы услышали волю наших богов только потому, что перестали грызться и видеть врагов друг в друге!
- Ойра! - согласно воскликнули воины.
- Пришло время показать Субэдэ-бали, что мы поняли его волю и действительно стали одним целым!
- Что для этого надо? Взять Над-гез за полную руку дней?! - хохотнул кто-то из Цхатаев.
- Нет. Смирить гордыню... - предельно серьезно ответил Алван. И, дождавшись изумленной тишины, добавил: - Я - смирил. Поэтому завтра утром принесу сонтэ-лоор от имени всех ерзидов...
Некоторое время Степь ошалело молчала. Затем скрипнул помост, и слева от вождя вождей возник силуэт Байзара:
- Во времена моего отца на Север уходили тысячи, а возвращались сотни. Я счастливее их, ибо, приняв руку Алван-берза, увидел, как высокомерные лайши, прятавшиеся за стенами каменных стойбищ, начали падать перед нами на колени, не успев пролить и капли крови моих братьев! Вождь, ценящий каждого своего воина - Великий Вождь, поэтому я, Байзар, сын Шаграта, поднимаю свою саблю и говорю 'Ойра, берз - делай, что должно, и знай, что я - за твоим плечом'!
- Да, но... - начал было Цертой, сын Марзгана, но не договорил: над степью взметнулся лес выхваченных сабель, и ночную тишину разорвал безумный крик: - Алла-а-а!!!
Глава 2. Аурон Утерс, граф Вэлш.
Рывок за плечо и последующее предупреждение о том, что где-то впереди низкая притолока, слегка запоздали - пригнуться я не успел, поэтому чувствительно шваркнулся о препятствие. Хорошо, лбом, а не носом - от такого удара последний можно было и сломать.
Мои сопровождающие жизнерадостно заржали, а рыжебородый здоровяк, до этого момента молча толкавший меня в спину, даже изволил пошутить:
- Береги голову-т, Аглобля, чай, не кузнечный молот!
Отвечать ему я не собирался, поэтому прошел еще пару шагов вперед, почувствовал, что носок правого сапога уперся в препятствие, и остановился:
- Куда дальше?
- Вверх по лестнице... - ухнул второй сопровождающий. - На две ступени. А па-атом направо...
Поднялся. Свернул направо. Прошел еще четыре шага и, услышав скрип несмазанных петель, мысленно усмехнулся - кажется, пришли.
Так оно, собственно, и оказалось - втолкнув в дверь, один из Серых придержал меня за пояс и чувствительно кольнул заточкой в поясницу, а второй стянул с головы пыльный мешок и предупредил:
- Дернешься - порешим...
Я пропустил его слова мимо ушей и, прищурившись, с интересом оглядел восседающего напротив мужчину, сравнивая его с описанием.
...Невысок - тебе по плечо. Болезненно худ. Лицо костистое, широкоскулое, с выдающимися надбровными дугами. Нос - маленький, клубнем, на левой ноздре - довольно большая родинка... Широкие скулы, впавшие щеки... Подбородок - скошен, кажется обрубленным... Глаза темные, глубоко посаженные, под правым - тоненький шрам...Волосы, борода и усы - черные с проседью, вокруг рта - с легкой желтизной...
За время, которое прошло с момента встречи Дайта Жернова и Зигги Клеща последний слегка изменился - похудел до состояния скелета и успел обзавестись еще одним шрамом: свежая алая полоса, начинающаяся у уголка левого глаза, перечеркивала скулу и заканчивалась на подбородке. Впрочем, родинка на носу и 'обрубленный' подбородок были на месте, поэтому можно было играть роль дальше:
- Привет, Клещ! Я - Ур Оглобля. Принес отдарок от Жернова...
В бескорыстие Дайта Серый почему-то не поверил - недовольно поджал губы, поморщился и хмуро поинтересовался:
- Лан, говори, че ему от меня надо?
- Ниче... Сказал, эт-его благодарность! А за че - типа, знаешь сам...
- И из-за этого ты требовал личной встречи? - разозлился Клещ. - Передал бы отдарок Крабу - и дело с концом...
- Передать? Это? - вытаращив глаза, спросил я, затем, не делая резких движений, вытянул перед собой руку, перевернул ее тыльной стороной вниз и разжал пальцы, демонстрируя пять довольно крупных изумрудов.
Стоящие за моей спиной Серые потрясенно охнули и недовольно переглянулись - еще бы, такое богатство только что было в их руках, а они его НЕ НАШЛИ!
Клещ среагировал по-другому - мельком оценив примерную стоимость лежащих на моей ладони камней, он по-волчьи ощерился и уставился на подчиненных взглядом, не предвещающим ничего хорошего.
Те напряглись - видимо, понимали, что он в своем праве.
- Обыскивают и в правду как-то не очень... - 'сделав правильный вывод' о причине этих переглядываний, ухмыльнулся я. - Вместо того, чтобы находить и отбирать оружие, они тырят деньги. Кстати, прикажи им вернуть мое золото...
- Золото? - одновременно воскликнули все трое. - Какое золото?
- Кошель с семью золотыми и двумя десятками серебряных, который вы у меня тиснули во время обыска...
- Не было у него золота, Клещ! - возмущенно воскликнул бородач. - И кошеля не было!
- Че-эт за гниль, паря?! - развернув меня к себе лицом, прошипел его товарищ, по-волчьи ощерился, подкинул на ладони шило и... не поймал. Вернее, поймал, но глазницей. А через мгновение завертелся юлой, упал сам и сбил с ног бородача.
- Алиедо-шейр, Зигги! Стой, молчи и не шевелись!!! - рявкнул я, и, мысленно отметив, что глава Серого клана Делирии застыл в шаге от уже распахнутого люка, ведущего в потайной ход, упал на одно колено. После чего, не вставая на ноги, перекатился в сторону.
Выцеливавшие меня арбалетчики, прячущиеся за стенами, такого маневра не ожидали, поэтому выстрелили туда, где я, по их мнению, должен был вот-вот оказаться. И, само собой, промахнулись - один болт, просвистев в полутора локтях от моей головы, ушел в сундук, окованный железными полосами, а второй перебил ножку стола и воткнулся в пол.
Времени, потребовавшегося им, чтобы вцепиться в запасные арбалеты, хватило мне за глаза - продолжая движение, я выкатился из переката рядом с бородачом, походя свернул ему шею, затем выхватил из ножен на его поясе очень неплохой нож и вжался в стену рядом с одним из стрелковых отверстий.
Легкое сотрясение с той стороны - и клинок, по самую рукоять уйдя в потемневшее око , воткнулся в глазницу стрелка, потерявшего меня из вида.
Будь у второго арбалетчика хоть толика ума, он бы заорал или рванул за подмогой. Но он, обозленный гибелью троих товарищей, решил отомстить лично - ударом ноги распахнул потайную дверь, прикрылся косяком от возможного броска метательного ножа и... промахнулся во второй раз. После чего не успел среагировать на мой рывок и пропустил удар пальцами в горло.
Убедившись, что в нишах больше никого нет, я вернулся в комнату, тщательно запер дверь, потом взял со стола драгоценности, повернулся к Клещу и, тщательно следуя рекомендациям Илзе, 'убедил' его в том, что нам с ним надо совершить небольшую прогулку...
...На то, что потайной ход, начинающийся в логове Зигги, может тянуться аж до Глиняной слободы я, честно говоря, не рассчитывал. Поэтому, выбравшись на поверхность из подвала какой-то лавки, рванул по ночным улицам чуть ли не бегом. И быстренько довел Клеща, непривычного к таким нагрузкам, до состояния нестояния: последнюю сотню локтей до постоялого двора 'Хромой Висельник', на котором мы остановились, он не шел, а ковылял. Хрипя, как загнанная лошадь и припадая на левую ногу.
Само собой, тащить его через двери я не собирался - несмотря на то, что постоялый двор располагался в Ремесленной слободе, главу Серого клана могли узнать - поэтому, перебросив его через невысокий забор под окном своей комнаты, дважды щелкнул пальцами, и уже через десяток ударов сердца на пару с Нодром затаскивал его к себе. Даже не подумав оглядеться стараниями Воско Иглы, с момента моего ухода прогуливавшегося по двору 'Висельника', у желающих прогуляться по двору тут же находились важные дела. А досужими зрителями, которые могли бы появиться по ту сторону забора, занимался Бродяга Отт.
Втащил. Посадил на табурет, пододвинутый к стене, закрыл ставни - и оказался в объятиях Илзе:
- Ну, как прошло? Нормально?
- Нет... - честно признался я. - Разбил лоб о притолоку, пока гулял по подвалам с пыльным мешком на голове...
Подставил. Получил удовольствие от прикосновения ее губ и пошутил:
- Э-эх, и чего я не подставился под зуботычину?
- Ваша светлость, если че - могу поспособствовать... - приглушенно хохотнул Молот. И тут же схлопотал от Илзе увесистый подзатыльник:
- Я тебе поспособствую! Так поспособствую, что начнешь ходить под себя и плакать по ночам...
- Не надо, милая! - поймав ее за талию и прижав к себе, выдохнул я. - Он просто болеет за меня и душой, и сердцем...
Поцелуй под правое ушко, последовавший за этими словами, привел супругу в благодушное настроение:
- Ну ладно, уговорил: пусть радуется, что я сегодня добрая...
Нодр обрадовался. Даже чуть громче, чем стоило, а потом встревоженно уставился на Клеща:
- Ваша светлость, а че он как неживой? Вы его, часом, не пришибли?
- Под Словом... - буркнул я и заставил себя вспомнить о деле: - Все, дуй в коридор. Как закончим - позовем...
Молот тут же исчез, а я, усевшись на свободный табурет, быстренько загнал себя в медитативный транс, чтобы не упустить ни одного нюанса будущего запечатления...
...То, что творила с разумом Клеща моя супруга, можно было назвать только волшебством. Почему? Да потому, что за какие-то два с половиной часа взрослый, битый жизнью мужчина обзавелся полноценной второй личностью! Да еще какой - стараниями Илзе 'новый' Зигги превратился в преданнейшего вассала рода Утерсов!
- Как бы ни повернулся разговор, он сделает все, чтобы как можно лучше выполнить возложенное на него задание... - наводя последние штрихи на его крону, сообщила Илзе.
- А как же старое Слово? - на всякий случай уточнил я. - Не помешает?
- Мое - глубже... - улыбнулась моя супруга. - Поэтому все, что будет расходиться с нашими распоряжениями, будет проигнорировано...
- А...
- Он сделает вид, что выполнит приказ... - поняв, что меня беспокоит, успокоила Илзе. - И, при необходимости, изобразит нужные действия...
- Отлично... Тогда отпускаем?
Илзе удивленно изогнула бровь и хихикнула:
- А как ты собираешься с ним связываться?
- Мде...
- Давай, зови Нодра - запечатлеем на него...
...Вечер следующего дня я встретил в хорошо знакомом образе фонарщика. Правда, на этот раз - один.
Дворянская слобода не спала - по середине улиц то и дело пролетали кавалькады разодетых всадников или роскошные кареты, а вдоль стен и по переулкам метались чьи-то слуги, писцы, нотариусы, белошвейки и весь тот люд, который обеспечивает нормальное течение жизни дворян.
На меня внимания не обращали - искусно состаренное лицо да сгорбленная спина не вызывали интереса даже у вездесущих мальчишек. Что меня по-настоящему радовало: этой ночью свидетели мне были не нужны.
Первыми, как положено, я зажег фонари по всей Коронной, затем дотелепался до начала улицы Первых Ворот и начал трудиться там. Старательно-старательно: прежде, чем поднести тлеющий трут к фитилю светильника, я доливал в емкость масла, затем тщательно протирал закопченные стекла и, при необходимости, заменял прогоревший фитиль.
Такой темп передвижения позволял подолгу оставаться на одном месте и наблюдать за тем, что происходило по другую сторону кованых оград. А происходило там много чего интересного - на заднем дворе особняка дю Меленаксов стравливали бойцовых собак, рядом с конюшней дю Орри пороли нерадивого кузнеца, в кордегардии родового гнездышка графов Фарбо пара дюжих мечников месили ногами чье-то окровавленное тело.
А вот городской дом Затиаров сначала показался мне мертвым - в его окнах не горел свет, по его мощеному камнем двору не бегали слуги, а с конюшни не слышался храп лошадей. Но при ближайшем рассмотрении эта тишина оказалась обманчивой - арка проема кордегардии у главных ворот серебрилась инеем, в окнах под крышей изредка шевелились тени, по темному саду неслышно бродили молчаливые, но от этого не менее опасные волкодавы.
'Раз бдят, значит, есть с чего...' - удовлетворенно подумал я и невольно вспомнил неудачную попытку проникнуть в королевский дворец:
Войти родовое гнездо династии Рендарров может почти любой. И не просто войти, но и, миновав первый круг часовых, без проблем добраться до хозяйственных пристроек или тренировочных площадок для солдат. А вот дальше начинаются проблемы - чтобы обнаружить недочеты в действиях воинов, охраняющих сам дворец, потребуется довольно много времени и место для наблюдений.
Найти последнее не так уж и легко, поэтому большинство 'непрошенных гостей', оценив свои силы, предпочтет не рисковать и уберется восвояси. А везучее или хорошо подготовленное меньшинство останется и, скорее всего, найдет себе лежку - заросшую паутиной кладовку, пустующую комнатку для проживания слуг или давно заброшенные покои.
Изучив маршруты движения патрулей и оценив степень внимательности каждого из стражников, в своих силах засомневаются даже самые самоуверенные: уже через час наблюдений становится ясно, что внутренняя стража ест свой хлеб не зря и способна отловить самого умелого вора. Поэтому дальше пойдут лишь те, кого гонит сумасшедшая глупость, невероятная жажда наживы или чей-то приказ. И через какое-то время обнаружат, что и среди часовых, с неутомимостью хищника рыскающих по коридорам, можно найти одного-двух лентяев.
Представившаяся возможность сделать еще один шаг к своей цели - соблазн, от которого сложно отказаться. А стоило бы - безалаберность этих воинов далеко не случайна, ибо вызвана не ленью, а логикой тех, кто превратил королевский дворец в одну большую ловушку.
Впрочем, тем, кто прячется в лежках, этого еще не понять - они видят лишь 'изъяны' в системе охраны и не знают, что каждое место, где может спрятаться злоумышленник, находится под постоянным наблюдением, а вокруг того, кто в него пробрался, сразу же возникает 'кольцо' из безземельных дворян, прогуливающихся по коридорам, несущейся по своим делам прислуги, псарей, выгуливающих притравленных к людям кобелей и даже подростков. Поэтому они делают следующий шаг и оказываются в постоянно движущемся лабиринте, каждый шаг по которому вынуждает их двигаться туда, куда нужно загонщикам. И рано или поздно приводят в кабинет начальника Ночного Двора, из которого, как говорят делирийцы, открывается потрясающий вид на эшафот.
Само собой, в какой-то момент прозревают даже самые тупые. И сразу же начинают судорожно искать способы вырваться на свободу и покинуть дворец. Увы, это почти нереально - да, по отдельности каждое звено постепенно сжимающегося кольца выглядит хрупким и совсем не опасным, но оказывается, что в любое отдельно взятое мгновение оно находится под наблюдением как минимум двух соседних. Как? Да очень просто - самые обычные зеркала, невесть с чего закрепленные не на стенах, а в углах коридоров, позволяют загонщикам наблюдать не только за видимой частью коридоров и анфилад, но и за тем, что происходит за поворотами. А небольшие колокольчики с очень громким и чистым звоном, висящие чуть ли не через каждые двадцать локтей, дают возможность поднять тревогу и бросить в бой десятки, если не сотни вооруженных до зубов солдат...
...Делать еще одну ошибку и снова совать голову туда, откуда ушел с очень большим трудом, я не собирался. Поэтому, разобравшись с последним светильником, который был обязан зажечь временно нетрудоспособный фонарщик, я нырнул в ближайший переулок, быстренько вывернул одежду темной стороной вверх, натер лицо угольной пылью и, прячась в тенях, двинулся в сторону Травяной. А когда добрался, втиснулся в заранее облюбованную подворотню и, поморщившись от вони мусора, оказавшейся под ногами, превратился в слух.
Ждать пришлось сравнительно недолго - эдак минут сорок. Потом со стороны улицы Полной Мошны донесся звон разбитого стекла, а за ним - 'испуганные' вскрики нанятых Иглой сорванцов и лай сторожевых псов.
'Часовых сменили...' - мелькнуло на краю сознания. - 'Все, время пошло...'
...Несмотря на то, что я ждал сигнала к действию, далекий кошачий визг, разорвавший только-только установившуюся тишину, заставил меня вздрогнуть и нервно оглянуться. Случайных прохожих на улице не оказалось. Неслучайных - тоже, поэтому я, сорвавшись с места, в три прыжка добрался до стены, взмыл на самый верх и упал в темный провал между деревьями. Десяток шагов между стеной и кузницей, несколько мгновений настороженного ожидания в тени у кордегардии рядом с черной калиткой - и я, бесшумно выскользнув из-за угла, дотянулся до шеи единственного часового на всей территории, которого не было видно с других постов.
Среагировать на мое появление он не успел. Закричать - тоже. Поэтому я, аккуратно опустив его обмякшее тело на землю, подошел к калитке, бесшумно сдвинул засов в сторону и, легонечко толкнув створку от себя, отступил в сторону.
Скользнув во двор, воины Правой Руки на миг замерли, а затем, разобрав мою жестикуляцию, разделились: Нодр, как более похожий по сложению на похищаемого часового, занял его место, а Отт, нырнув в кордегардию, выволок оглушенного беднягу на улицу, с которой уже раздавался приглушенный цокот копыт, и первым запрыгнул на подножку...
...Каждая минута, проведенная Молотом на посту, увеличивала риск его обнаружения начальником караула, поэтому, отъехав от дома Затиаров, карета без гербов, но запряженная породистыми вороными жеребцами, свернула на Травяную и проехав перестрела четыре, остановилась на небольшом пустыре между Дворянской и Купеческой слободами, на который, насколько я знал, частенько заезжали любители ночных романтических свиданий.
Дышать дымом ушеры , которым моя супруга планировала воспользоваться для ускорения процесса создания второй личности, я не собирался, поэтому выбрался наружу и вместе с Клешней и Бродягой отошел от кареты шагов на пятьдесят. А буквально через пару минут имел возможность в очередной раз убедиться в правоте Кузнечика: появившийся из-за поворота патруль сначала бодренько рванул в нашу сторону, но, разглядев карету и оценив стать запряженных в нее жеребцов, тут же изобразил, что эта пробежка - нечто вроде тренировки, а мы их совсем не интересуем. Еще бы - беспокоить слуг дворян, способных приобрести четверку настолько дорогих коней, показалось им самоубийством.
Второй патруль, выбравшийся на пустырь эдак через полчаса, повел себя приблизительно так же, разве что десятник, проходя мимо, на всякий случай сочувствующе вздохнул и развел руками, показывая, что понимает, каково нам мерзнуть на холодном ветру, пока наши хозяева развлекаются.
Бродягу это сочувствие развеселило, а вот меня порядком напрягло - за какие-то пять суток пребывания в Свейрене я упускал уже не первую 'мелочь'.
- Делайте вид, что вам холодно! - дождавшись, пока последний солдат скроется из виду, шепотом приказал я. - Топчитесь на месте, ежьтесь и стучите зубами!
Сообразили. Нахмурились. Затанцевали на месте, делая вид, что вот-вот окочурятся. И в который раз за последние дни заставили меня вскинуть глаза к звездному небу - зима неумолимо приближалась, а вместе с нею приближалось и время, когда выпавший снег превратит землю в книгу, на которой все, кому не лень, смогут читать наши следы...
...Когда Илзе закончила работу и приоткрыла обе двери, чтобы дать выветриться запаху ушеры, мы торопливо сорвались с места и побежали к карете. Клайд Клешня, изображавший кучера, взлетел на козлы, вцепился в поводья и щелкнул кнутом, Бродяга Отт вскочил на запятки а я, метнувшись к ним же, 'вдруг услышал' приказ хозяйки и 'послушно' забрался внутрь.
- Второй шаг сделали... - дождавшись, пока я устроюсь напротив, устало выдохнула моя супруга. - Ну, и когда следующий?
Глава 3. Алван-берз.
...День не задался с самого рассвета: услышав негромкий голос Касыма-шири, сообщающего, что Шакалы завершают свой путь, Алван неловко перевернулся на бок и случайно задел локтем лицо спящей Дайаны. Удар получился хуже некуда - через несколько минут нижнее веко адгеш-юли опухло и почернело, а белок глаза налился дурной кровью.
- Ну вот, теперь видно, что ты на меня действительно осерчал... - осторожно ощупав обезображенное лицо, грустно пошутила лайш-ири, и сын Давтала, и без того мысленно проклинавший свою неуклюжесть, чуть было не отказался от Слова.
Следующие пару минут он пытался загладить вину ласками и поцелуями, но не преуспел - как только в глазах лайш-ири появилось желание, кто-то из назир-ашей , услышавший голос своего берза, трижды ударил в било, и за стенами юрты раздался топот десятков ног, а так же приглушенные голоса тех, кто должен был готовить Алвана к сонтэ-лоору.
- Ну все, тебе пора... - срывающимся голосом прошептала адгеш-юли. И, не удержавшись, дотронулась пальчиками до его щеки.
В этом прикосновении было столько нежности и ласки, что у сына Давтала вдруг оборвалось сердце, а с губ чуть было не сорвался недовольный рык: она должна была быть рядом!
- Не надо, твой эрдэгэ прав... - невесть как почувствовав, что берз собирается ее оставить, выдохнула Дайана и, опустив голову, спрятала слезы под водопадом волос. - Если я останусь - умру...
В это время за шкурой пардуса, отгораживающей ложе от остальной юрты, раздался хриплый голос назир-аши, интересующегося, можно ли вносить бочку для омовений, и Алван, в последний раз припав к нежным губам своей адгеш-юли, еле слышно прошептал:
- Ты - моя любимая жена... Помни!
...Во время купания и облачения в одежду, достойную общения с богами, неприятности продолжились - сначала один из водоносов уронил ведро с кипятком и чуть было не ошпарил Алвана, а буквально через десяток ударов сердца тот же недоумок, пытаясь разминуться с входящим в юрту Касымом, сбил плечом стойку с Гюрзой.
Хруст позвоночника назир-аша, быстренько закатанного в ковер , унял ярость берза. Но ненадолго - стоило шири сообщить, что сотня воинов, которая должна отвезти Дайану в стойбище Надзиров, готова выезжать, как сыну Давтала захотелось крови.
Сдержался. Вышел наружу. Увидел что небо затянуто низкими черными тучами и, не сдержавшись, сплюнул себе под ноги. Тем самым высказав свое неуважение к и без того гневающемуся Удири-бали .
- Держи себя в узде... - недовольно прошипел невесть откуда взявшийся сын Алоя, но было уже поздно...
...Невысокий холм, выбранный алугом для сонтэ-лоора, оказался окружен бескрайним морем людских голов: воины, жаждущие узреть волю богов, стояли стремя к стремени, оставив для проезда лишь две тропы. Первая, самая широкая, показывала дорогу к родным стойбищам, и по обе стороны от нее выстроились те, кто собирался в свой первый набег, а вторая, чуть поуже, упиралась в опушку леса и охранялась лучшими багатурами степи.
Выехав на первую, сын Давтала вскинул плеть, чтобы огреть ею коня и поднять его в галоп, но услышал встревоженный шепот Касыма-шири и на миг остановился:
- Берз, у нас непри-...
- Потом... После сонтэ-лоора... - прервал его Алван, придал лицу соответствующее моменту выражение, пришпорил коня и вскоре оказался на краю аккуратно размеченного круга, поросшего жухлой травой.
Выбросить из головы незаконченную фразу сына Шакрая оказалось очень просто - достаточно было оглядеть термены, готовые ринуться туда, куда им укажет он, Алван, как она куда-то пропала. Уступив место гордости и ощущению предопределенности выбранного Пути.
Пара минут молчания, во время которых над бескрайним морем ЕГО воинов стояла мертвая тишина, и берз едва заметно кивнул. Алуг, сорвавшийся с места, тут же закружился вокруг костра, затем зарокотали барабаны кам-сонтэ , а на самом краю тропы к сердцу Степи, там, где серое небо касалось промерзшей и покрытой инеем земли, появилось крошечное белое пятнышко.
Как ни странно, приближение Великих Даров - девяти белоснежных кобылиц, которые вот-вот подарят свою кровь богам - вызвало не трепет, а грусть: тропа, по которой они ступали, указывала путь, по которому вот-вот отправится его, Алвана, адгеш-юли.
'Я приеду! Совсем скоро!' - мысленно пообещал он ей и, поняв, что обманывает сам себя, еле сдержал рвущийся наружу сокрушенный вздох: его путь лежал совсем в другую сторону.
Отвлечься от мыслей о Дайане удалось только тогда, когда багатуры, ведущие кобылиц в поводу, добрались до подножия холма и дали ему возможность оценить стати скакунов, выбранных для жертвоприношения: оглядев гордую шею, широченную грудь и тонкие ноги первой же, сын Давтала не смог удержаться восхищенного вздоха: 'Она прекрасна, как Юлдуз-итире !'
Его восхищение не осталось незамеченным - Гогнар, сын Алоя, до этого момента с интересом наблюдавший за перемещениями алуга, внезапно улыбнулся и тихонечко шепнул:
- Отказаться от таких даров невозможно!
Услышав его слова, Алван сначала похолодел, а потом, вспомнив, что перед ним не кто-нибудь, а сын Субэдэ-бали, облегченно перевел дух: уж кто-кто, а кровь от крови Первого Меча Степи не мог не знать буйного нрава своего отца. А раз знал, но все равно шутил - значит, будущее Над-гез было предрешено!
Спокойствие, снизошедшее на берза после этой мысли, словно подстегнуло время - через миг он вдруг понял, что на пару с алугом осматривает первую кобылицу, через два - почувствовал шершавую оплетку протянутого ему ритуального ножа, через три - ощутил, что стоит на стременах, всматриваясь в бескрайнее море голов, и рычит на всю степь:
- Ерзиды! Я, Алван, сын Давтала, берз, который бросил к копытам ваших коней Лайш-аран , спрашиваю: вы готовы идти дальше?!
- Алла-а-а! - откликнулись термены, и их слитный крик заставил Алвана улыбнуться - он, выходец из маленького и слабого рода Надзир, шел дорогой Атгиза Сотрясателя Земли!
Все, что он говорил после этого, шло не от разума, а от сердца:
- Вы готовы залить Север кровью всех тех, кто недостоин считаться мужчиной, и взять их женщин?!
- Алла-а-а!!
- Вы готовы вернуть Великой Степи все, что принадлежит ей по праву?!
- Алла-а-а!!!
- Тогда я, как клинок вашей воли, говорю богам: покажите нам Путь, и мы пройдем его до конца!
Произнося эту фразу, Алван смотрел на ближайших багатуров, и когда они набрали в грудь воздуха, чтобы подтвердить его слова все тем же боевым кличем, поудобнее перехватил рукоять ритуального клинка, начал поворачиваться на месте и, скорее почувствовав, чем увидев движение за спиной, отпрыгнул в сторону.
Это была не атака - одна из девяти кобылиц, медленно заваливалась на бок. А когда упала и забилась в жутких судорогах, вокруг ее ноздрей и рта запузырилась темная, почти черная кровь!
- Что с ней?! - забрасывая в ножны невесть когда выхваченную Гюрзу, рявкнул Алван. И, услышав полный боли всхрап животного, которого собирался зарезать первым, вдруг почувствовал, что по его спине потекли капельки холодного пота: в фиолетовом глазу кобылицы один за другим возникали алые пятна. Как две капли воды, похожие на те, которые появились у Дайаны после его удара!
- Сейчас падет вторая, берз... - словно не веря самому себе, пробормотал алуг. - Нет, еще две!
...Пали все девять. Одна за другой. А когда затихла последняя, со стороны далекого леса послышался насмешливый волчий вой.
- Мы сбились с пути... - сглотнув подступивший к горлу комок, нехотя признал берз. - Поэтому...
- Ты не понял: жизни этих кобылиц взял Субэдэ-бали! - не побоявшись его перебить, рыкнул Гогнар. - Поэтому ты двинешь свои термены на Элирею! И не когда-нибудь, а завтра на рассвете!
- Идти в Над-гез нельзя, берз... - донеслось откуда-то справа, и Алван, повернув голову, встретился с донельзя мрачным взглядом своего шири.
- Почему?
- Зандар, сын Таршада, один из воинов, перекрывших дорогу на Соро-ойтэ , видел, как рысь задрала ястреба!
Глаза эрдэгэ полыхнули яростью:
- Когда и где?
- Сегодня... На самой границе с Над-гез...
- Ястреб был ловчий?
- Нет. И рысь - тоже... - угрюмо ответил Касым.
- А кто еще, кроме Зандара, знает о том, что это произошло? - зачем-то поинтересовался сын Алоя.
- Думаю, все Вайзары: перед тем, как приехать ко мне, он заезжал в родовое стойбище...
Гогнар нехорошо оскалился, затем закрыл глаза, помолчал несколько мгновений, а затем на его лице появилось сначала выражение почтительного внимания, а затем смирение.
Алван, никогда не видевший своего эрдэгэ в таком состоянии, затаил дыхание, а Касым-шири и алуг ощутимо побледнели.
Через некоторое время, когда ожидание стало невыносимым, сын Алоя открыл глаза, непонимающе огляделся по сторонам, а затем, узнав берза, мрачно усмехнулся:
- Вы правы - на Над-гез идти рановато...
- Почему? - холодея от понимания, спросил Алван. - Что, не готова армия?