Священник не уснул до утра, несмотря на обезболивающий укол. Его не мучила физическая боль. Болела душа. Ныла, томилась, плакала. Сильное душевное волнение будоражило, не давало сомкнуть глаз, как в ночь перед операцией. Память-затейница ворошила старое, возвращая иерея в разные периоды жизни.
... Перед внутренним взором отца Иоанна предстал задиристый пацан-старшеклассник. Это в старших классах он прослыл среди учителей "морально неустойчивым". Правда, в драках не был замечен, но сомнительные компании мимо себя не пропускал. И всё потому, что ещё будучи подростком страстно хотел избавиться от комплекса "домашнего" мальчика - послушного, рассудительного, тихого, почти отличника, такого, каким его хотел видеть верующий дед.
Но больше всего мальчика терзала собственная полнота, из-за которой он ещё в младших классах получил от парнишек прозвище Булка. Повзрослев, парень стал сторониться девчонок, особенно красивых, боясь услышать в свой адрес колкие шутки. Это заметил военрук Алексей Иванович и посоветовал записаться в недавно открывшуюся школьную секцию бокса. Страхи долго одолевали Ваню, он тянул время, находил массу отговорок, чтобы миновать спортзала, где по вечерам тренировались уверенные в себе пацаны-ровесники.
Учитель долго пытался убеждать своего нерешительного ученика, а затем неожиданно для самого Ивана обошёл его страхи: попросил как-то прийти вечером в школу помочь разобраться с поступившей партией автоматов, противогазов, муляжей гранат и плакатов. Иван не пришёл в школу, а прибежал, беспокоясь, как бы его не заменили другими. Он непременно хотел потренироваться быстро собирать и разбирать автомат Калашникова. Многие ребята на уроках НВП разбирали автомат за полминуты, а вот собирать всем было сложнее. Иван в мечтах давно установил рекорд сборки и разборки АК-47 в классе, а также стрельбы из винтовки в положении "лёжа" в подвале школы. Представлял, как девчонки стоят сзади стреляющих ребят и восторгаются только им.
А после того как Иван помог Алексею Ивановичу разобраться со школьным "арсеналом оружия", тот, якобы в благодарность, подвёл парня к физруку в спортзале. Шла тренировка школьных боксёров. Военрук попросил разрешить присутствовать на секции вместе со своим "помощником", потом сидел на скамейке рядом с приободрившимся учеником и наблюдал за ходом тренировки до её окончания.
После этого визита в спортзал Иван стал посещать секцию бокса, которая помогла ему не только сбросить вес, но и самоутвердиться среди пацанов класса.
Когда дед через полгода узнал, что в школе "детей учат мордобою", запретил ходить в секцию. Отец Ивана и слова не мог высказать против: авторитет деда в семье был непререкаем. Правда, другим ребятам тоже не суждено было стать мастерами кожаной перчатки - вести секцию бокса в школе запретил районный отдел образования: много недовольных родителей оказалось. Тогда почти все парни перешли заниматься в детскую спортивную школу. И Иван с ними.
К десятому классу Иван превратился в рослого, плечистого парня с тёмно-русой шевелюрой - сердечную зазнобу девчонок. Не чувствовал земли под ногами - и мозги перекосило: полюбил одну, потом вторую, третью... Разлюбил, забыл. Брошенные им девчонки бьются в слезах, а Ваньке хоть бы что: ничего не обещал, сами виноваты.
И снова дед его образумил.
- Ты, сопляк, кем себя возомнил? - грохотал он над головой Ивана, когда родители очередной зазнобы пожаловались на "порчу" их дочки. - Мужиком себя почувствовал? Знай же, пакостник, мужик - тот, кто слабого никогда не обидит, а женщину тем более - она всем началам начало...
Когда классная руководительница узнала, что её воспитанник в военное училище надумал поступать, засомневалась:
- Там ведь жёсткая дисциплина. Нужно беспрекословно подчиняться - можешь не выдержать.
- Вы думаете, что я слабак? - с обидой в голосе спросил парень.
- Нет, не слабак, не слабак, - заулыбалась учительница, с восхищением глядя на его статную фигуру. И после паузы припечатала: - Очень уж ты своевольный парень. Советы, а особенно приказы - не для тебя.
Всё равно решил поступать. Но в военном училище забраковали: был огромный конкурс, а "лохматой руки" не оказалось - и... не прошёл по зрению. Посчитал, что поступать второй раз ни к чему: ещё при изучении лермонтовского "Героя нашего времени" стал сторонником фатализма . Значит, это не его стезя. Значит, на роду другое написано.
Пошёл в коммунально-строительный техникум - в тот год недобор был по специальности "Строительство и эксплуатация зданий и сооружений". Отучился, слава богу.
В домостроительный комбинат взяли только каменщиком, мол, поработай, а мы посмотрим, выйдет ли из тебя прораб. Так и проработал около двух лет, прорабам кланяясь. Решил шабашить.
Сколотил свою бригаду. Финансы понемногу потекли в его карман, благо, что эра демократии началась в России: все накопленные капиталы, деньги и деньжата всплыли наверх с тёмного дна советской эпохи. Их стали вкладывать в строящуюся недвижимость. Особняки и дачи в Подмосковье росли, как грибы после обильных дождей в засушливое лето. На десяток лет шабашка обеспечила Ивана бесперебойным денежным потоком. За это время он женился, родил троих детей и построил своей семье "замок феодала" - так прозвали в городе его коттедж в средневековом стиле.
Всегда хорошо только одному человеку не должно быть - надо с другими удачей делиться. А Иван раззадорился жизненным успехом, так что земли под собой не чуял: стал надменным со знакомыми, избирательным в дружбе с людьми победнее, безжалостным к чужому несчастью. Вот и стало Ивана понемногу здоровье подводить: случались внезапные боли в паху. Мужчинам свойственно игнорировать боль, совсем забывать о ней, когда отпустит. И боль собирается с силами, чтобы однажды отомстить за невнимание к её голосу. После ещё одного сильного приступа провели медицинское обследование, и врачи быстро поставили диагноз: грыжа. Под нож хирурга ложиться не захотел - значит, на профессии каменщика можно было ставить крест и искать другую работу. А что он ещё умеет?
Неожиданно один из друзей подкинул идею открыть свою строительную контору: дескать, у Ивана есть соответствующее образование.
Не прошло и двух лет - контора прогорела. Надо было налаживать контакты с поставщиками, а чаще с посредниками, планировать объём работ, готовить сметы объектов, самому сводить дебет с кредетом, с городской администрацией "рукаться" .
Вначале дело пошло как по маслу. Друг, тот самый, который посоветовал фирму открыть, помогал по мере сил, хотя в основном Иван и сам справлялся. Через год новоиспечённый предприниматель себя барином почуял. А тут и друг мелким бесом подкатил: возьми да возьми себе бухгалтера. Свою знакомую бухгалтершу подпихнул. Как ни протестовала супруга - Иван не послушал её совета с друзьями общего прибыльного дела не иметь.
Вот так в жизни и бывает: один неверный шаг в сторону от проторенной тропы - и все напасти на голову.
Не ведал он, что его продажный друг вместе со своим счетоводом на сторону московских конкурентов переметнулись. Москвичи, как потом оказалось, больше платили. Когда узнал, поздно было кулаками махать: фирму уже фактически подмяли под себя соперники по бизнесу. Знающие люди подсказали к местным авторитетам за помощью обратиться. Не хотелось в кабалу влезать, а пришлось. Бизнес отстоял, только потом его всё равно продать пришлось, хотя и по доходной цене.
Успел до семинарии отец Иоанн также поторговать стройматериалами в своём ИП, в начале двухтысячных поработать два года трудовиком в школе (тогда всех брали, а уж у него, по мнению директора школы, вообще "золотые руки")...
Память вспорола потайной мешок сокровенных мыслей прошлой жизни и выхватила небольшой эпизод, когда несколько лет назад друзья (теперь уже бывшие!) с издёвкой спрашивали, что, мол, изменилось, когда он, здоровый мужик, сменил светскую одежду на подрясник. И сейчас это внезапное воспоминание разбередило душу ещё больше, чем несколько лет назад. Батюшка, глядя в потолок реанимационной палаты, задумался: "А действительно, что во мне изменилось?"
Сердце заколотилось в груди, разгневанно требуя ответа. Душа сжалась, ожидая нападок рассудка и совести. Но память как бесстрастная судья времени отменила приговор совести. Каждый раз, исповедуя прихожан, отец Иоанн переживает чужую боль, как свою. Иногда не может вступить на путь духовного окормления кающихся потому, что не хватает житейского и духовного опыта. Значит, несёт ответственность за свою паству?! Значит, он имеет право называться священником?!
Память подбросила взыскательной совести батюшки слова его любимой с юности песни из кинофильма "Семнадцать мгновений весны":
У каждого мгновенья свой резон,
Свои колокола, своя отметина.
Мгновенья раздают кому - позор,
Кому - бесславие, а кому - бессмертие.
Да, "из крохотных мгновений" соткана жизнь человека. Да и сама жизнь - мгновение, не успеешь глазом моргнуть, как она уже наполовину превратилась в воспоминание, и ... пришло время собирать камни.
Священнослужителя благополучно выписали из больницы. Вся семья радовалась. Матушка Наталья хотела испечь пирог ради такого случая, но её хозяин замахал руками и замотал головой, как будто отмахиваясь от чего-то страшного и назойливого:
- Что ты, матушка, не вздумай! Довольно! И так нагрешили мы с тобой чревоугодием за прошлые годы. Сейчас Великий пост. Забыла, что ли?
- Ты после больницы строгим в еде стал? - с беспокойством спросила матушка. - Плохо ещё себя чувствуешь?
- Великий пост сейчас, матушка, - спокойнее сказал отец Иоанн. - Послезавтра Вербное воскресенье. Подумай, что приготовить. Ты же знаешь, что в пост можно готовить.
- Знаю, батюшка, знаю, - засуетилась Наталья. - На Вербное-то воскресенье рыбки можно в духовке испечь, салатика сделать, бутербродиков с икрой наметать, винца красного поставить...
- Только бутерброды без белого хлеба. Не искушай! - повысил голос служитель церкви.
Матушка подняла на своего хозяина удивлённые глаза:
- И детям без послабления?
- И детям, - после некоторого раздумья сказал отец Иоанн.
- И Софьюшке тоже? Она же совсем маленькая... пять годков, - тихо заговорила матушка. Отец Иоанн посмотрел на жену, нахмурив брови. - Как скажешь, батюшка, - смирилась она.
- Да и поусердней бы святые молитвы надо читать, - тихо, словно разговаривая сам с собою, произнёс иерей.
- Да ведь у детей есть молитвенное правило, - осмелев, заметила матушка мужу. И, бросив взгляд на сосредоточенного супруга, решилась признаться: - Это я перестала готовиться к молитве: не могу настроиться на разговор с Богом. Всё бегом, бегом, не все молитвы вычитываю. Всё о земном думаю, о детях, о доме, - упрекала она себя. - Вот и перестал-то Господь слышать мои молитвы.
Иерей подставил под голову руку, как будто без опоры она могла и не удержаться на плечах.
- Вот и плохо, что только о земном стали думать. Я же тебе говорил, когда спешишь, читай краткое правило, - посетовал отец Иоанн. И, посмотрев на строгий лик Иисуса Христа, перекрестился и мягко потребовал: - Надо бы установленное правило возобновить, Наталья.
- Да, Ваня, поняла, - поспешила с ответом жена.
- Да молиться бы надо друг за друга.
- Верно, Ванечка, для исцеления душевных и физических недугов.
Отец Иоанн улыбнулся. Помог ему Господь в молодости свою единственную найти - настоящую спутницу жизни. Бог, конечно, знал об истинном предназначении своего избранного.
"Избранного ли?.." - внезапно промелькнула мысль, и иерей снова погрустнел.