Всякий раз перед ее появлением сердце начинает захлебываться. Тук-тук. Пауза. Тук-тук-тук. Пауза.
Тук-тук-тук. Тук. Тук. Тук. Тук-тук-тук.
...Спасите?..
Пауза.
Долгая пауза. Пока не начинает темнеть в глазах. Тук-тук.
Глоток воздуха. Тук.
Расплавленное золото кудрей льется по ее плечам. Свет тонет в темном бархате глаз. Серебристое платье струится до самого пола.
Я не могу двинуться с места. Да мне и не хочется.
Она подойдет так близко, что я почувствую, как пахнут ее волосы.
...мед и молоко...
Она поцелует меня, и я вспомню вкус ее губ.
...ваниль, персик и ягоды ежевики...
Она сядет ко мне на колени и дунет в лицо.
...ветер, несущий лепестки жасмина над маленьким городком. Узкие улочки сбегают к морю. Шум прибоя...
Тук-тук. Пауза.
Ангел. Ее зовут - Ангел. Настоящего имени не знает никто. Да его и нет, скорее всего.
У нее глаза цвета крепкого кофе. И с таким же эффектом - тук-тук, тук-тук, тук-тук... тук-тук-тук-тук-т-т-т-т-т-т-т-т....
Она снилась мне когда-то.
Пробиралась в мои сны мягкими кошачьими шагами. Приносила с собой шум прибоя и ветер с жасмином. Манила, завлекала, околдовывала, швыряла в лицо колючие снежные осколки, согревала густым солнечным эликсиром. Ведьма. Ангел. Таинственная гостья, которой уже мало моих снов. Я нужен ей весь, до последней капли.
Когда-нибудь она получит меня.
Но пока я держусь.
Тук-тук.
Кир тоже чувствует ее приближение. Каждый раз находит предлог, чтобы уйти из дома и вернуться только утром. Пусть гуляет.
...Разве я сторож другу моему?..
Кир боится. Боится до дрожи, до стука зубов.
И не только ее.
Это было бы смешно. Если бы мне было до смеха.
Гроза.
- У тебя глаза...
- Что?
- ...глаза светятся.
- А это чтобы лучше видеть тебя, дитя мое.
Кир хватает куртку и вылетает из квартиры. В дождь, который всегда терпеть не мог. В ночь, хотя с детства боялся темноты...
Я чувствую себя виноватым. Хочется догнать его и вернуть. Но я остаюсь на месте.
Тук-тук. Пауза.
***
Утро. Воды, скорей воды, ледяной воды в лицо.
Я все еще здесь. Когда-нибудь Ангел уведет меня. Когда-нибудь, не сегодня.
Можно пока перевести дух.
Сзади открывается дверь.
Тук-тук.
Я бросаю свирепый взгляд в зеркало. И едва успеваю заметить в дверном проеме светлые Кировы кудряшки. По зеркалу, как по весеннему льду, разбегаются трещины. Оно жалобно звякает и рассыпается. Пол щедро усыпан стеклянными брызгами. Кир отшатывается.
А мне внезапно становится легче.
- Чего тебе? - да, я уже спокоен. У меня еще есть время. - Зубы почистить не дашь...
Кир странно смотрит на мою руку и усмехается.
- Ну, чисти, чисти. Улыбочка у тебя будет - закачаешься. Закончишь - продемонстрируешь, окей?
Когда он исчезает, я опускаю глаза.
Вместо зубной щетки пальцы сжимают опасную бритву.
Тук-тук.
Город пропах дымом. Здесь все время что-нибудь горит. То мусор, проступающий весной из-под снега. То пух тополиный - любимая забава пацанов, поджечь и любоваться змеящимся вдоль бордюра огоньком. То вспыхивают деревяшки в старых кварталах, вспыхивают и сгорают, как спички.
Ангел улыбается. Ей нравится этот запах. Иногда мне кажется...
Тук-тук. Пауза.
Колокола звонят целый день. Церковь стала необыкновенно популярна. Люди боятся пожаров. Люди обращаются к богу. Ставят свечки - зажигают маленькие огоньки, чтобы большой огонь прошел стороной.
Даже Кир, похоже, там побывал. Ему-то зачем?
Я не могу так больше - уши закладывает.
- Идем с нами?
Ангел сидит... нет, она возлежит на склоне. Отсюда открывается превосходный вид на реку. За рекой - зарево: на том берегу полыхают дачи. Пожар далеко, и она сидит ко мне спиной, но мне кажется, что я вижу, как огненные всполохи освещают ее лицо. Ангел на мгновение оборачивается. В ее глазах болезненное, острое удовольствие. Короткая улыбка, кивок - и она вновь погружается в созерцание.
Сегодня она забрала волосы наверх.
...молоко и мед...
Золотые кольца и завитки держит легкомысленная заколка-бабочка. Когда Ангел поворачивает голову, тонкие шелковые крылышки испуганно трепещут. Но бабочка не улетает.
У Ангела трогательно нежная шея. Такая обманчиво тонкая. Стоит только протянуть руку...
У ее ног - двое. Блондин с волосами до пояса и коренастый очкарик с чеховской бородкой. Ее личные цепные псы. Они тоже полулежат на травке, расслабленные и умиротворенные, и тоже глядят за реку. Но если я протяну руку - я тут же ее лишусь.
Ангел больше не оборачивается, и говорит будто не со мной - а так, в воздух. Вертит в пальцах пушистый одуванчик, похожий на чью-то кудрявую голову.
- Идем, - повторяет она. - Ты наш.
Ее псы одновременно смотрят на меня.
- Нет, - отвечаю я. - Не ваш.
- Как хочешь, - она пожимает плечами. - Мы подождем.
Ангел поднимает цветок перед собой и посылает ему воздушный поцелуй.
Одуванчик коротко вспыхивает и моментально обугливается.
- Мы подождем. Нам некуда торопиться. Нам есть чем заняться, пока ты размышляешь.
Они смеются, все трое.
Пахнет дымом.
Они подождут. Пока я буду сомневаться, они спалят весь город.
- Я подумаю, - обещаю я. - Но у меня есть... одно условие.
Условие. Не просьба.
Тук-тук. Пауза.
***
Вечер.
- Никуда сегодня не пойду, - сообщает Кир, лениво потягиваясь. - Буду сидеть дома и пить вино. Так что если у тебя были планы - извини. Хотя она может привести подружку. Как тебе такой вариант?
Прекрасно. Ты дома. Значит, у меня планов нет.
- Слушай, Юрвас, ты странный какой-то. Честно. Чего молчишь?
Тук-тук.
Нет, это просто нож рубит мясо. Отличная баранина. Как раз для настоящего плова. Кир дома. Никаких планов.
Кир любит, когда я готовлю. Обычно мы заказываем что-нибудь из ресторанчика через дорогу. Идеальный ресторан для космополитов, что не строят из себя тонких ценителей одной-единственной кухни - японской или узбекской, все равно. У этих в меню есть все - по нескольку блюд из каждой страны. Сегодня лагман, завтра фахитос, через неделю - лазанья или темпура, - так мы кормимся. Что позволяет притворяться, что мы везде были и все перепробовали. Но в особых случаях я становлюсь к плите сам.
Сегодня особый случай. Сегодня меня что-то тошнит от одной мысли о ресторанной еде. Она слишком отдает ванилью. Даже дешевые папиросы, и те источают приторно-сладкий дым вместо привычного горлодёра.
- Интересно, кого ты сегодня ждешь...
- Девочек не будет, - отвечаю я... быстрей, чем успеваю сообразить, что вообще-то Кир молчит.
Черт...
Он подозрительно смотрит на меня.
- Как ты догадался, что я об этом думаю?
- Да ты всегда об этом думаешь, - изворачиваюсь я.
Это почти правда. Кира у нас дамы любят, и он с неизменным воодушевлением отвечает им взаимностью. 'Я же не виноват, что пробуждаю в них материнский инстинкт', - говорит он. Его заботливые 'мамочки' сменяют друг друга с такой частотой, что у меня в глазах рябит.
Мне с женским вниманием везет гораздо меньше. Хотя моя Наташка стоит всех - вместе взятых - его подружек. Как жалко будет расставаться...
- Если бы все матери вытворяли с детьми то же самое, человечество давно выродилось бы.
- Ты это о чем?
- О материнском инстинкте.
Он задумывается. С некоторых пор его мысли для меня абсолютно прозрачны. И я не сказал бы, что мне это нравится.
Нож начинает стучать все громче, как будто чужой разум можно так просто заглушить.
- А по телику сегодня бокс, - мечтательно тянет Кир. Боксера из него так и не вышло, даже в весе пера, он всегда был 'сильный, но легкий'. Но уж бои на телеэкране Кир никогда не пропускает.
- Бокс и плов - две вещи несовместные. Под бокс надо пельмени с водкой жрать.
Дразню я его, конечно. Бокс - это святое.
Но Кир делает вид, что верит, и начинает ныть: 'Ну дава-а-а-ай посмо-о-о-отрим...' Великовозрастное дитя не может не полюбоваться, как здоровые шкафы ломают друг другу носы и выбивают зубы. Это ему слаще мороженого...
Телевизор включается. Дюжих бугаев не видно ('Тебя еще чуток подкормить - такой же будешь', - поддевает меня обычно Кир, хотя я не намного крупнее него). На экране - мультики. Какие-то не то лошарики, не то клошарики... Качаются на качелях, грызут карамельки, пишут друг другу письма. Бред. Нет, просто не та программа. Кир фыркает.
- Самое подходящее для тебя зрелище, - от этого замечания я не могу удержаться, слишком удачное совпадение.
- Эй, кинь мне пульт!
Мясо шипит в раскаленном масле. Еще немного - и можно будет убавить огонь. Тук-тук - лук и морковка.
- Пульт брось, говорю!
- У меня его нет.
- Что значит 'нет'? Ты ж телевизор как-то включал. Юрка, не дури!
Пульт влетает из соседней комнаты и шмякается ему на колени.
Пауза.
- Знаешь... - задумчиво говорит Кир. - Я тебя уже боюсь.
Тук-тук.
Я медленно разворачиваюсь. Нож, как живой, дергается в руке - пытается выбраться? Но я пока способен удержать рукоятку.
Лезвие вонзается в стол. Входит глубоко. Намертво. Чтобы здоровенный тесак не вздумал выкинуть что-нибудь этакое. И только тогда я отвечаю:
- Не беспокойся, это нормально. Я себя и сам боюсь.
Интересно, у меня когда-нибудь хватит решимости сказать Киру: 'Идем со мной'? Ведь он откажется. Наверняка откажется. Он всегда боялся темноты. 'Что я, с дуба рухнул?' - скажет. Или посоветует пить меньше. И по лбу пальцем постучит - тук-тук.
Кир не пойдет. Кир захочет удержать и меня. Нужно только попросить, позвать... Тогда ей будет труднее.
Но втравливать Кира в ее игру - свинство. А как хотелось бы плюнуть на все, зацепиться - и просто позволить им тянуть в разные стороны. Ждать, кто победит. А ведь мне уже почти все равно - кто. Я уже почти не сопротивляюсь. К тому же Ангел сильнее. Кир против Ангела - кудрявый щенок... что она делает со щенками, которые мешают ее планам? Из чьих рук вырываются взбесившиеся ножи? Откуда на крышах берутся кирпичи, которые потом удивительно точно с них падают? Нет. Кир исключается.
Наташка... Наташка меня и держать не будет. Она гордая. 'Скатертью дорожка, любимый' - и вся недолга. Нет, сам, сам. Никто больше не сможет. Никто.
Кир сосредоточенно созерцает рукоятку, торчащую из столешницы. Ни к кому не обращаясь, сам себе - реплика в сторону - роняет:
- Интересно, каково это - перестать быть человеком...
- Не знаю, не пробовал, - мрачно отвечаю я.
У Кира снова странный взгляд.
- Что?!! Что ты на меня так смотришь?!!
- Н-ничего. Псих ты, Юрвас.
- А в лоб?
Кир снова косится на нож.
- Н-не надо. Я, пожалуй, пойду...
- Нет. Не уходи, Кирюха. Останься.
Тук-тук.
***
- Ты больной, - убежденно говорит Кир. - На кой ты им сдался? И кто они вообще такие, откуда взялись? Почему пришли именно за тобой? Что ты им - родственник?
Она утверждает, что так. Но ты все равно не поверишь, Кир.
Поэтому я молчу.
- А ну-ка, дыхни, - он подозрительно смотрит на меня.
Я со вздохом поворачиваюсь к нему. Тест на алкоголь в крови? Смешно.
- Э, - он предостерегающе машет рукой, - не на меня дыхни! Вот сюда.
- Ф-фокусник чертов, - плюется Кир и трясет обожженными пальцами. - Ну и шуточки у тебя.
Он по-прежнему мне не верит.
***
Наташка сидит рядом со мной. Мы так редко гуляем... Я собирался смотреть на нее, а смотрю вверх. Она тоже любуется звездами.
- Ты хотел бы уметь летать? - вдруг спрашивает она.
- Поручик, вы хотели бы стать лебедем? - отвечаю я. В последнее время я с ней недостаточно нежен. Да что там, я просто груб. Может, так ей будет легче... потом.
- Вечно ты все опошлишь, - обижается моя девушка. - Что с тобой?
Я сжимаю зубы и перевожу взгляд на нее.
Трудно.
Бездонная пропасть неба затягивает меня, как водоворот.
***
Скоро. Совсем скоро. Я чувствую это, как бабочка чувствует, когда ей пора выбираться из кокона. Я могу передумать. Я хочу передумать. Но жасминовый ветер треплет мои волосы. Но у ежевики - вкус ее губ. Теперь уже у всего вкус ее губ.
Тук-тук. Пауза.
Сегодня она не зайдет - Кир дома. Он давно сбежал бы, если бы Ангел собиралась ко мне. Запах жасмина ему омерзителен. На мед у него аллергия. Персик кажется ему теннисным мячом, застрявшим в горле.
Для Кира ее приближение - как пенопластом по стеклу. А он - дома.
Сегодня я приду к ней сам. Кто знает, может быть, она тоже видела меня во сне?
Можно подняться на лифте. Но я не спешу. Ступеней много, и у меня есть время подумать.
Я ступаю неслышно, словно крадущийся барс. Втягиваю ноздрями воздух, замешанный на запахах лестницы. Люди, каждый день шагающие по этим ступеням. Пища, которую каждый день готовят за каждой дверью. Кошки, у которых никогда не хватает терпения добежать до улицы. Тины, которым зимой холодно курить во дворе, а летом лень спускаться, а дома родители гоняют. Хвоя и мандарины, еще с января не выветрились, загадаем желания, ай, кто же так открывает шампанское - и застарелый перегар, хоть топор вешай, Маш, ну сгоняй за пивом, ты человек или баба-яга. Двадцать капель корвалола, ты сведешь меня в могилу, мерзавец - и букет белоснежных лилий, здравствуй, любимая, наконец-то мы снова вместе. Благовония для медитации, ом, ом, ом, оммммм - и разлитые прокисшие духи, ах ты боже мой, а ведь совсем недавно покупала. Дезодорант 'взрыв желания', давай, брызгай побольше, чтобы у него точно крышу сорвало - и тараканья отрава, у, поразвелось гадов, всех выведем... Между нами еще двенадцать этажей запахов. Но я отчетливо слышу, как сквозь этот густой коктейль пробивается ее аромат, который ни с чем не перепутаешь. Несколько чистых нот в какофонии давно рассохшихся инструментов. Мед, молоко... Жасмин... Роза... Ваниль. И немного дыма. Совсем чуть-чуть. Для пикантности.
С каждым шагом я становлюсь все ближе к Ангелу. Соседские кошки с воем шарахаются у меня из-под ног.
Я иду.
Тук-тук.
Крыша похожа на сцену. Только вместо занавеса - небо, а вместо софитов - одинокий глаз луны. А до зрительного зала лететь сорок с лишним метров.
Я иду. Не надо аплодисментов.
Ангел шагает навстречу. В ее руках - два бокала, и в каждом плещется солнце. Ее фирменный коктейль. Она ни с кем не поделится рецептом. 'Разве что с тобой... когда-нибудь'.
Брудершафт. Прекрасная традиция.
...ваниль, персик и ягоды ежевики...
- Я знала, что ты придешь, - она мурлычет, как сытая кошка. Мышь еще не съедена, но куда она теперь денется? Маленькая мышиная судьба давно решена. Решена заранее, и без участия хозяйки.
Она берет меня за руку и увлекает за собой. К самому краю. Там, внизу - город. Здесь - Ангел и алмазная крошка звезд. Колючая алмазная крошка, драгоценная пыль, сверкающий порошок. Только не вдыхай - от легких останутся кровавые клочья.
Ветер - это, оказывается, такое блаженство... Ветер - я дрожу от нетерпения... Ветер. Как я раньше его не замечал?
Она выжидающе смотрит на меня.
- Ты предлагаешь мне прыгнуть с крыши? Как изысканно. Извини, Ангел, для этого я пока еще слишком нормален.
Она смеется.
- А мы не зря тебя присмотрели. Ты забавный. Я предлагаю тебе полетать. Просто полетать.
Круглый зрачок луны пристально наблюдает за нами. Мы поворачиваемся к нему спиной. На освещенную крышу ложатся тени. За спиной тени Ангела - крылья. За моей...
За моей - тоже.
Край крыши так заманчиво близок.
Я делаю шаг.
- Эй! Ты что, с дуба рухнул?!
Кира, кажется, слышит весь город. В его голосе остро звенит металл.
Зачем он здесь?
- Ты меня звал.
Звал?
Она оборачивается. Лицо Кира становится изумленным ... и восхищенным.
- О... Какая красотка... Познакомишь?
- Познакомит, - серебристое платье колышется в такт ее шагам.
Он всегда нравился женщинам.
Ангел подходит к Киру так близко, что он чувствует запах ее волос.
...молоко и мед...
Она кладет ладонь с бледными тонкими пальцами ему на грудь и долго-долго целует его.
...ваниль... персик...
А потом она легонько подталкивает его к краю. И Кир послушно идет. Он задумчив, он отрешен, он не понимает, что делает. Мой друг, единственный, кто смог бы меня удержать, шаг за шагом приближается к своей смерти.
У него ведь нет крыльев. Он просто человек.
Ангел улыбается мне. У нее завораживающе прекрасная улыбка. Я не могу оторвать от нее глаз.
...нежное утреннее солнце...
...золотая дорожка на воде...
...тонкие лепестки прозрачного цветка...
И я смотрю на нее, и улыбаюсь ей в ответ, и поднимаю бокал, когда Кир делает последний шаг.
Ее счастливая улыбка приковывает мой взгляд намертво. Кажется, она действительно удивляется, когда в последнее мгновение я - не глядя - успеваю поймать Кира за руку и втаскиваю его обратно. Это не его день. Пусть бездна еще подождет.
Мы уходим. Ангел остается.
***
Воздух гудит от колокольного звона. Жгут листья. В этом городе снова что-то жгут. Раскалывается голова. Осень.
Мне чертовски не хватает неба. Но я почему-то все еще держусь.
В соседней комнате заходится в кашле Кир. Поцелуи Ангела на всех действуют по-разному.
... 'Темные, светлые, добрые, злые - глупость какая. Мы - сильные. И ты - сильный. Хочешь ты этого или нет, ты - наш. Наш... И не притворяйся, что ты до сих пор этого не понял'...
Он появляется в дверях, похожий на привидение. Под глазами глубокие тени. На губах - кровь.
- Юрвас...
Не говори ничего. Лучше не говори ничего.
- Юр...
Новый приступ кашля.
На его груди - отпечаток ее ладони.
Очень горячий отпечаток.
Я даже сквозь рубашку вижу его сияние, я чувствую его жар - так дышит раскаленный песок, так гуляет ветер между барханами. Я так отчетливо его чувствую... но совершенно не представляю, как его стереть. А я должен, должен это сделать. Если метка останется - Кира не станет.
...узкая ладонь с тонкими пальцами. Такая убийственно прекрасная узкая ладонь...
- Ложись в постель.
- Я пойду...
Тук-тук. Пауза.
- Ты никуда не пойдешь. Останься.
В его глазах - паника.
Тук-тук-тук. Пауза. Тук.
- Я сказал - останься.
- Ты меня пугаешь, - он еще пытается улыбаться.
- Я сам себя пугаю, - похоже, наши разговоры начинают повторяться.
Тук-тук. Тук. Тук-тук.
Захлебывается сердце.
...я смогу...
Я укладываю Кира на диван. Опускаю руку ему на грудь - моя ладонь на ее ладонь.
...здравствуй, Ангел, какая горячая у тебя рука...