Неполиткорректная история
(рассказ бывшего студента из Харькова)
Здесь должна быть выдержка из
какого-то законодательного акта США,
запрещающего негров называть неграми...
"....официально за слово "негр" вы статью
схлопочете (лет 15, в зависимости от штата)..."
(Из полемики на одном из интернет-форумов).
В восьмидесятых годах я учился в политехническом институте в Харькове. Надо сказать, что я не учился, а мучался - не мое дело это было. Частенько вместо институтских лекций я попадал на занятия художественного училища, которое располагалось как раз по дороге к "политеху". Мне нравилось смотреть, как рисуют гипсовые головы с отколотыми носами и натюрморты из обшарпанных кувшинов на полинявших тряпках, а на картонах получаются прекрасные античные лица и блестящие бока посудин на изысканных скатертях. Наверное, эта способность художников разглядеть под слоем патины и разрушения истинную красоту и привлекала меня в этой профессии. Я ходил-ходил на лекции по композиции и истории искусств, да и бросил свой политехнический в пользу художественного училища. Произошло это на втором курсе в середине учебного года. Мне пришлось устроиться на работу, поскольку стипендия на новом месте учебы была существенно ниже, а у родителей денег просить я не мог по причине того, что отец чрезвычайно гордился сыном-студентом такого престижного вуза и не позволил бы мне уйти из него. Я решил молчать так долго, как это будет возможно. Работа меня не пугала, гораздо хуже было то, что художественное училище не имело общежития, иногородние учащиеся снимали углы, как-то устраивались к родным и знакомым - у меня же не было никого в Харькове, а снимать что-то - нужны деньги. Решить больной вопрос мне помог мой друг Сашка, оставшийся учиться в институте: я спал у него под кроватью в общежитской комнате не чужого мне "политеха". Каждый день я проходил мимо вахтеров спокойно и уверенно - за полтора года все тети Маши и тети Веры запомнили меня в лицо и пропуска не требовали. А новеньким стражам я предъявлял свой студенческий билет, который при отчислении не сдал в деканат... Во время всяческих проверок морального облика и паспортного режима я либо ждал условленного сигнала на улице, либо прятался в таких места общаги, куда членам комиссий заглянуть не приходило в голову.
...Так прошел второй семестр. На лето я уехал домой, а к началу учебного года опять вернулся в Харьков, чтоб с удовольствием продолжать обучение в своем горячо любимом заведении. Жил я опять под Сашкиной кроватью, на вахте предъявлял прошлогодний студенческий (да кто будет заглядывать и проверять, с какого я курса?). Наступил октябрь, все начиналось солнечно и прекрасно, да в один день и закончилось.
В этот поворотный день на усиление вахты в общежитии был брошен студенческий оперативный отряд. Были такие, набираемые из активистов комсомольской и профсоюзной работы, да еще из маньяков, не наигравшихся в детстве в шпионов. Эти "эскадроны гусар летучих" причиняли много неприятностей приличным людям, решившим проспать (или переспать) пару семинаров в пустом и тихом общежитии, или тем, кто во время лекции, пробравшись в буфет на этаж другого факультета, чтоб не "засекла" своя администрация, наслаждался сосиской и заварными пирожными. Оперотряд перемещался быстро, неожиданно, непредсказуемо, как броуновская частица в кипятке, - и пощады ожидать не стоило. Вот только один вопрос мучает меня до сих пор в связи с этим: а кому-нибудь в голову приходило, что во время рейдов-облав "оперативники" сами пропускали занятия в институте?
...Ну так вот, на проходной было неспокойно, но отступать было некуда, то был момент истины. Я, не сбавляя шагу, вынул из нагрудного кармана прошлогодний студенческий, приоткрыл его чуть-чуть в сторону тетеньки-вахтерши и, миновав опасный рубеж, взялся за ручку двери, ведущей на лестницу, - светиться около лифта лишние секунды мне не было никакого резона, несмотря на то, что подняться нужно было на девятый этаж. Я уже внутренне возликовал, как вдруг услышал в спину:
- А ну-ка, покажи еще раз свой студенческий!
Я помахал издалека билетом в зеленой корочке...
- А в нашем институте с этого года синие студенческие билеты, нам поменяли всем в сентябре! - говорила очень красивая блондинка с моего бывшего факультета, ее звали Галя - никогда не забуду. Галя мне нравилась, но я терпеть ее не мог за то, что она постоянно гуляла с неграми, причем всегда с разными.
Чернокожих в городе было много, они учились в каждом институте, а после занятий собирались группами по семь-восемь человек и проводили свободное время с братьями по крови. Я не расист, конечно, да и были среди чернокожих и нормальные ребята, но поведение некоторых из этих "шоколадных зайцев" возмущало не только меня: увидев очередь за пивом, интернациональные гости Советского Союза и не думали становиться в нее! Двое-трое из них просто притирались к прилавку и совершенно свободно брали вожделенные бутылки впереди планеты всей! Если им кто-то делал замечание, то они могли подкараулить смельчака за углом и молниеносно "навтыкать" в бока так, что синяков не оставалось, но согнутым и перекособоченным пару дней походишь. Мне тоже доставалось, потому что очереди за "живительной влагой" сильно изматывали мою нервную систему. А их попробуй, тронь! Сразу настучат в партком, профком, в ООН - и тогда конец всему, - молись, чтоб не посадили. Ну, не любили мы такое отношение к кармической необходимости постоять в очереди за пивом! А тут еще девчонки! Да самые красивые! Да самые беленькие! Вместо того чтоб встречаться с нашими гарными хлопцами, со мной например, они виснут на этих чужаках, да еще на таких, которые норовят пиво без очереди...
...Мой нелегальный студенческий билет отняли, а меня "с барабанным боем" выставили из общежития. Пришлось дожидаться темноты, а потом влезать через окно общественной кухни на первом этаже, красться до лестницы, чтоб быстрой тенью метнуться на девятый этаж и забиться под кровать моего верного друга, не покинувшего меня в трудную минуту. Так и повелось каждый день: темнота - окно - лестница - под кровать, темнота - окно - лестница - под кровать. Но иного выхода не было, а я был молод, задирист, очень хотел стать художником, и потому на истории с оперотрядом и на способе проникновения к спальному месту особо не зацикливался. Так я думал, но, видимо, в моем подсознании осталось нечто, имевшее свои виды на формирование моего мировоззрения...
...Конец октября в Харькове стоял чудесный: солнечные дни, теплые вечера, на еще зеленой траве бульваров - парадные дорожки из ярких и плотных кленовых и каштановых листьев. Лавочки сухие, еще не облезшие от зимних украинских дождей. А на лавочках - парочки. Повсюду! На каждой скамейке по две-три - сколько помещается. Сидят, воркуют, целуются, будто на улице весна! Окна везде открыты, люди ловят последнее тепло и складируют его впрок, у кого как получается.
...На общественной кухне девятого этажа я собрался жарить картошку. Эх! С сальцом, с лучком, до хрустящей корочки, до запаха на всю улицу! Я пришел со сковородкой, ножом и пакетом с картошкой, с луком и салом, сложил все это на стол и выглянул в окно, чтоб представить себе, как тонкий флер божественного запаха накроет двор общежития, заползет в отворенные окошки и раздует не одну пару ноздрей. Я посмотрел вдаль поверх верхушек желтых тополей и красно-бурых каштанов, потом стал медленно опускать глаза ниже и ниже, наблюдая переход цвета от белесого солнечного неба к густым фиолетовым теням под кустами, еще не успевшими опасть и... что же я увидел? Прямо под окнами общежития на зеленой лавке сидела парочка - Галочка и блэк мэн! Уже пятый или шестой в ее "послужном" списке!
- Ну... сейчас... ты, б..., получишь!!! - возмущенная кровь зашумела где-то за лобной костью, отскочила тугим мячиком и отлетела к затылку, там срикошетила, ударилась где-то позади уха, там спружинила и врезалась, видимо, в область мозга, отвечавшую за аппетит, заставив позабыть о запланированном пире - я жаждал только мести!!!
...Это теперь я знаю: месть должна быть холодным блюдом... Но тогда я махом собрал все, что разложил любовно на кухонном столе, вернулся в комнату, разметал по местам посуду и продукты, а потом нашел полиэтиленовый пакет без дырок, снял тапки и босиком, тихо-тихо прошел обратно в кухню, предварительно убедившись, что никому не попался на глаза... В кухне я набрал в пакет воды, закрутил его туго, и получилась прекрасная водяная "бомбочка" на пару килограммов.
Как красиво она падала, всколыхивая перламутровыми боками! Жаль, что я не мог любоваться бесконечно этим ослепительным полетом орудия мести, потому что "засветиться" вовсе не входило в мои планы. Я только услышал вопль... нет, два вопля, к которым присоединились возмущенные и испуганные голоса.
Мой пакетик с водой, набрав преизрядную скорость и существенно утяжелив свой вес, шлепнулся аккурат между головами Галочки и ее ухажера, причем пролетел таким образом, что ударил сверху вниз по уху Тому-Кто-Не-Любит-Стоять-В-Очереди-За-Пивом. Если бы я прилично учил в школе физику и не бросил "политех", я бы, возможно, по формуле рассчитал силу удара и предугадал возможные последствия сокрушительного полета невинного пакетика с водой...
Ухо влюбленного негра стало похоже на вареник с вишней, оно раздулось, и даже через черную кожу было видно, как вспучивается и наливается огромный синячище... Галочка уже не орала, а только взвизгивала и икала, не в силах вымолвить ни слова. Но обо всем этом я узнал позже, когда в самых разных вариантах слышал эту историю в общежитии, на улице и в общественном транспорте... Ведь пока разворачивался самый драматический акт этой истории, я легко и бесшумно мчался в свою комнату, чтоб нырнуть под кровать и затаиться...
А в это время самые бдительные из очевидцев уже просчитывали, задрав голову, из какого окна мог вылететь пакет... И вот ведь что я скажу: все же наше образование самое качественное в мире! Они правильно вычислили, что "бомба" вылетела из окна восьмого или девятого этажа. Несколько человек мгновенно поднялись на лифте и почему-то все вместе, не разделившись на группы, кинулись сначала в кухню девятого этажа, разыскивая на полу след от водяной струйки. С какой стати искали след? Да с такой, что кто-то не поленился поднять и внимательно рассмотреть прилетевший сверху пакет. Потом в него налили воды, и было обнаружено крошечное отверстие, а значит, получена еще одна подробность ужасающего преступления. Я тоже видел, когда около крана любовался выпуклыми боками моего снаряда, что из малю-ю-юсенькой дырочки бьет тонкая ниточка воды, и, чтоб не оставлять "сыщикам" в подарок улик, я пронес подтекающий пакет от раковины к окну над столом, это меня и спасло.
Весь "Скотланд Ярд" бросился в кухню восьмого этажа, а на нашем девятом уже бурлил народ и раздавались голоса, что сейчас будут методично "шерстить" все помещения, включая туалеты и кладовки. Я понял: под кроватью не отлежаться - найдут и четвертуют. Я выскочил в коридор и побежал в самый конец, туда, где располагались душевые комнаты. Зачем мне было нужно именно туда, я тогда не соображал, мой сжавшийся мозг метался между желанием раствориться в воздухе, раскаянием и благодарностью Богу, что пакет упал только на ухо, а не на макушку человека.
В душевых было пусто. Я заглянул за каждую перегородку и никого не увидел. Зато я услышал в коридоре характерный шум и понял, что час расплаты приближается... И тут меня осенила блестящая идея! Блестящая, потому что она была единственной. Я разделся за пять секунд, аккуратно повесив одежду на крючок, встал под струи горячей воды и быстро намылился с ног до головы. Через какую-то минуту в душ вошли "ищейки" и увидели, как в клубах пара какой-то голый студент, ни сном ни духом не ведающий о "кровавом" происшествии, ожесточенно взбивает пену на голове и напевает что-то из Моцарта... Два парня еще позаглядывали между перегородками и в раздевалки... Но кого они могли там увидеть, спрашиваю я вас?
...Когда с этажа все ушли, я наконец-то смыл с себя пену, уже раздиравшую глаза, и сел прямо на кафельный пол, совершенно обессилев. Это был день самой большой чистоты в моей жизни, если можно так выразиться. Никогда я не мылся лучше, и никогда, кажется, я не ощущал ближе дыхание Судьбы и помогающую руку Бога. Наверное, мое искреннее раскаяние в совершении такой скороспелой "шутки", терзавшее меня, пока я искал укрытие, убедило высшие силы, что этого урока будет вполне достаточно на всю мою оставшуюся жизнь.
В комнате Сашка в подробностях пересказал мне все события минувшего дня, а я таращил изумленно глаза, подергивал головой, как телок, отгоняющий мух, но о своей роли главного злодея ни словом не обмолвился даже с лучшим другом. Правда, гораздо позже, когда я нашел себе дешевое жилье и съехал из общежития, я признался Сашке во всем - он присвистнул и сказал только:
- Ну ты даешь! В общем, тебе повезло во всех смыслах.
Да я и сам так считаю до сих пор, вот уже почти тридцать лет.