Сразу после новогодних праздников в детское отделение нашей больницы из одной дальней, миром забытой деревни, участковый фельдшер привёз мальчика лет пяти. Деревня относилась к разряду - "пьяной". Так в админи-стративных кругах, да и в народе тоже назывались малень-кие, нерентабельные деревеньки, где домов-то несколько, а улица и вовсе одна. Мужики работали механизаторами или скотниками в близлежащих колхозных МТС и фермах. Досуг был предельно примитивен - пили. Причём регуляр-но, "без просыху", начиная рано утром в понедельник и заканчивая поздним воскресным вечером.
Районное руководство всегда с опаской выдавало месяч-ные жалования, ведь мужики опять могли сорваться и уйти в многодневный, глухой запой. А если посевная или сбор урожая?...
Диапазон алкогольсодержащих напитков с учётом народ-ной смекалки был необъятно широк. Начинался он с го-рячо любимой сельповской водки в тёмно-зелёных с коротким горлышком бутылках - чебурашках. Далеко не тонкие марочные вина, в простонародье - "бормотуха" или
50
"слёзы Мичурина", разливались в большие тяжёлые бутыли - огнетушители. Полыхающий внутри чрева огонь усмирялся, так же, самогоном и брагой. Продукты ухода за телом, такие как: лосьон, одеколон и даже укрепитель волос, в неотложной ситуации тоже шли в ход. Замыкали ядовитую колонну, - стеклоочистители и антифризы. На посошок можно было хряпнуть, осаждённый солью, - клей "БФ-2", закусив кусочком хлеба, намазанным за час до употребления сапожным гуталином. А то и просто, - пшик-нуть пару раз дихлофос в кружку с коричневой кислой жидкостью, именуемой - пиво.
Если учесть, что курились при этом не изысканные анг-лийские табаки, а термо-ядерные папироски "Север" и "Прибой", то можно, содрогнувшись, представить - в каком состоянии находятся у наших мужичков: легкие, печень и мозги. Страшно было подумать, что в некоторых семьях на равных с мужчинами пили и женщины. Папа с мамой постепенно спивались и неизбежно деградировали, забывая ходить на работу и в баню, но при этом не забывая производить потомство, представителей которого вряд ли можно было отнести к сливкам российского Генофонда.
Вот из такой непутёвой семьи, участковый фельдшер и привез нам в ЦРБ мальца. Он был похож на дикого волчёнка, озирался вокруг затравленно, с готовностью в любую минуту напасть. Молчал. Одежда на нём была нелепых форм и размеров. На теле майка и женская тёмно-синяя вязаная кофта, оттянутые рукава которой свисали почти до колен. С войлочным начёсом спортивные штаны
51
дыбились на коленках, и свисали мрачным мешком с его зада. На ногах кирзовые сапоги, собранные гармозенью и с протёртой дыркой на внутренней части голенища.
"Привет, парень!,- как можно дружелюбнее попривет-ствовал я своего пациента, - давай знакомиться, ты кто?"
Мальчик отвёл глаза в сторону, шмыгнул носом, потом перевёл взгляд на пол, развёл руки и хлопнул себя, как пингвин по бокам. Продолжал упорно молчать. Заминку разрешил дядя фельдшер, ткнув его сзади, и, буркнув при этом: "Чего молчишь? Говори, кто ты есть, ...чертёнок!"
Мальчуган опять шмыгнул носом, посмотрел на меня из подлобъя и угрюмо произнёс: "Лёха."
Первым делом Лёху повели в ванную комнату. Мытьё продолжалось некоторое время. При первом погружении Алексея в тёплую воду он оказал неожидаемое, активное сопротивление, причитая громко: "Эх, спасите, спасите!"
Санитарка, в ответ, - завопила из ванной комнаты:
"Доктор! Помогайте, нам с ним не справиться!"
Пытаться заманить Лёху в воду уговорами или рези-новыми игрушками, свистящими "дырочками в правом боку", не представлялось возможным. Он дыбился, насту-пал на край большой цинковой ванны, пытаясь её поки-нуть. Здесь я разглядел моего пациента поближе: кожа на ногах шероховатая и потрескавшаяся, - запущенный дер-матит, именуемый в народе - цыпки. Сильные расчёсы по всему телу. Голени и стопы были отёчные, как будто слеплены из теста. Круглый живот выворачивал с обоих боков пару нижних рёбер наружу.
52
"Явный рахит, причём - давнишний. А ноги почему отек-ли, ...проблемы с почками или сердечная недостаточ-ность?, ...в таком возрасте? Нет, больше на нездоровые почки похоже. Расчёсы от чего...?", - подсознательно просеивал я - данные беглого осмотра.
Выход из затруднительной ситуации с погружением в во-ду нам подсказал сам мальчик: "Да вода щипается! Горячо!", - затопав ногами, закричал он. Стало ясно, что купание для него было - не совсем обычной, и - не самой любимой процедурой. Охладив воду до температуры пар-ного молока, мы выкупали Лёху целых два раза. Заключи-тельным аккордом нашей санитарно-гигиенической акции была подстрижка нового пациента - под "ноль", по причи-не обнаружения в его косматой голове кроме опилок, песка и соломы, ещё и примитивно организованных животных - вшей.
Через час наш новый пациент сидел за столом и уплетал больничный обед. Крепко зажав в кулак казённую алю-миниевую ложку, Алексей ,буквально, - смёл перловый суп, не менее лихо поглотил картофельное пюре с пареной, нейтрального вкуса котлетой. На десерт, - он выудил паль-цами сливы из компота и несколькими громкими глот-ками разделался с его жидким компонентом.
Одна из мамаш, сокрушённо наблюдавшая за искромёт-ным пищепоглощением, угостила Лёху яблоком и пече-нюшками. Тот взял всё охотно, забыв сказать "спасибо", а может и вовсе не ведал, что за угощения положено благо-дарить. Печенье сунул в карман свеженькой, больничной
53
пижамы, а в яблоко хищно впился зубами, и, громко чавкая, съел его без остатка. Здесь он осоловел, начал беспрерывно зевать и покачивать большой, стриженой головой-шаром. Сестра проводила его в палату и уложила в кровать. Через несколько минут Лёха мирно спал. Он лежал на боку, подложив под щёку правую ладошку, а в другой руке надёжно зажав печенье.
Спящий ребёнок просто идеален для осмотра, это мечта каждого педиатра. Звучит несколько неожиданно, но это именно так. Если больной ребёнок бодрствует, он вам всё равно не расскажет и не покажет, где у него покалывает и куда отдаёт. А если учесть, что больные дети зачастую плачут при осмотре, то объективность оценки состояния, да и сам осмотр, становятся просто невыполнимы. Когда ребёнок спит возможно детально прослушать с помощью стетоскопа все легочные поля, сердечные тоны и шумы всех четырёх клапанов сердца. Аккуратно прощупать контуры внутренних органов брюшной полости, определив таким образом их размеры и болезненность. Да, да именно - болезненность, не причиняя при этом пациенту особой боли. Если, например, через расслабленный во время сна живот, слегка коснуться нижнего полюса воспалённой селезёнки или края больной печени, то ребёнок начнёт во сне недовольно гримассничать.
Для сравнения представте себе бабушку на приёме у те-рапевта, которая охотно и искренне рассказывает доктору свою полувековую историю болезни:
"Доктор, знаитя, болит... - всё! Начинат, эдак, ныть в боке,
54
потома как заколит, заколит, ...и скручивать начинат, и под ложечкой тянуть. Потома, как даст-даст в леву лопатку!, ажныть рука отымается, и во рте сразам сохнет, и всё плывё-ё-ёт перед глазами. Да, щаса вот, пока в лигистра-туре за картычкой стояла, тожить, - весь калидор плыл.
И сплю, - не ахти как, по маненькому в тувалет часто бегаю. А, - желудок?, дык вообще не спрашивай. Как чё ни покушаю, так всё крутит, крутит... А вот, давича, голова разболелася... Пряма не знаю, чё это со мной деиться?!"
Вот, и попробуйте из этого каламбура выявить хотя бы минимальное, логическое умозаключение. Нет, что ни говори, а с детишками работать проще. Не заморочат они тебе голову своими субъективными ощущениями.
Осматривая своего пациента, я склонялся к версии, что у него больные почки. Очень лёгкое постукивание ладонью по заднему краю нижних ребер, заставляло Лёху недоволь-но крючить нос, что свидетельствовало о болезненности диагностического приёма. Отёки на ногах, надавливание на которые оставляло ямки. Расчёсы, свидетельство тому, что продукты обмена веществ, в норме выводимые из организма почками, концентрировались в крови и начи-нали выделяться кожей, вызывая её раздражение.
На диагностику я потратил около часа. Заводил окольные разговоры с медсёстрами, пытаясь выудить у них мнение о лёхиной болезни. Не раз заглядывал в ординаторскую, где стоял спасительный шкаф, туго набитый полезными кни-гами. Снова и снова возвращался к спящему пациенту, и детально осматривал его.
55
С лёгким волнением готовился я к докладу поступившего больного перед заведующей. Думал, что блесну перед ней своими знаниями. Начну, эдак, нехотя жонглировать подозрительными симптомчиками, потом объективными данными, - выявленными при осмотре. Соберу симптомы в комплекс и, как логический вывод всех умозаключений, - выдам точный диагноз. Послышались быстрые, цокающие шажки, так передвигалась по районной клинике - только АА, солидный, размеренный шаг был ей не ведом.
Через несколько секунд дверь отделения распахнулась и она возникла на пороге, держа в руках огромную кипу историй болезней. Плюхнув их на стол, обратилась ко мне: "Ну, коллега, кого Вы здесь напринимали? Давайте, показывайте."
Мы направились в палату, где лежал новенький. Поумни-чать мне в этот раз не удалось, всё произошло как в анекдоте про поручика Ржевского, который "пришёл и всё испортил..." Войдя в палату, я указал на посапывающего Лёху. Он был накрыт одеялом, так, что была видна только его стриженая голова. Не успел я раскрыть рот, как АА пару раз отрывисто вдохнула воздух через слегка смор-щенный нос, на секунду замерла, ...и бесцеремонно выпалила: "Откуда этот лысый почечник у нас?"
На моём лице застыла глуповатая, заискивающая улыбка. "Во, даёт!, я тут за час, - пол шкафа книг перечитал, десять раз больного осмотрел, а она по запаху, ...за пару секунд, - точный диагноз выдала. Может я ошибся в выборе профессии? ", - терзал я себя.
56
Лабораторные анализы подтвердили правильность наше-го диагноза и мы начали лечение. Лёха освоился в отде-лении быстро. Он не ныл, мужественно выносил все процедуры, никого не обижал, больше молчал. Родители его не навещали, поэтому персонал и другие пациенты развлекали его как могли. Давали игрушки, карандаши и акварельные краски. Делились передачами. Иногда я брал его к себе в ординаторскую и разрешал печатать на машинке. Лёхе это занятие очень нравилось. Он долго выбирал определённую клавишу, прицелившись, - долбил по ней пальцем и неподдельно счастливо улыбался.
Лечение, как нам казалось, - проходило успешно. Через две недели у больного исчезли отёки на ногах и теперь можно было видеть остренькие косточки его ладыжек. Он выделял хорошие порции мочи, да и контрольные лабораторные анализы стали намного лучше. Неожиданно, болезнь осложнилась не совсем ясной для нас сыпью. Это могла быть банальная аллергия на новый медикамент или аутоиммунная реакция. Во всяком случае, общее состоя-ние пациента не ухудшилось и после симптоматической терапии сыпь исчезла. Инвазивных манипуляций больному больше не проводили, другими словами: никаких больше болезненных уколов, только сладенькие витамины и общеукрепляющие физиопроцедуры. Курорт, да и только!
Дело близилось к выписке. Мы понимали, что Лёха прижился у нас, что ему здесь нравится, и выписка для него будет не самым радостным событием в жизни. Он стал подчёркнуто послушным и тихим.
57
При обходах заискивающе смотрел мне в глаза, выражая всем своим обликом готовность остаться в больнице. Было ясно, что домой он не хотел. Райпедиатр добивалась для него места в детском интернате, но документы, как всегда, буксовали и выписка домой была незбежной. До тех пор, пока у нашего маленького пациента вновь не вспыхнула диковенная сыпь.
Перед утренним обходом дежурная смена проинформи-ровала меня: "Доктор, у Лёши из пьяной деревни все ноги осыпало. Мы его на всякий случай изолировали." Смешанные чувства охватили меня: первое - досадное, что ж это мы с банальной сыпью справиться не можем?, второе - несколько отрадное, новая вспышка сыпи означа-ла для ребёнка ещё одну неделю госпитализации, ещё одну неделю нормального постельного белья и трёхразового горячего питания.
Увиденное поразило меня. Лёха сидел на кровати, был как всегда немногословен. Кивая головой, показывал взглядом на свои ноги, при этом кисло как-то улыбаясь. Я перевёл взгляд на его ноги и в первый миг ужаснулся, - голени и стопы были усыпаны ярко-красной с чёрными точечками по середине, - сыпью
"О, ужас!, менингеальная сыпь или корь?! Но, что за нетипичная локализация? Да и клиники* никакой нет, температура у ребёнка нормальная, ...сидит улыбается",- автоматически дифференцировал я.
Я нагнулся чтобы лучше рассмотреть неведанную сыпь, ...и мне всё сразу стало ясно. Сыпь была мастерски нари-сована акварельной краской и выглядела очень правдо-подобно. Лёха понял провал своей живописной операции, что он розоблачён, и выписка из больницы - неизбежна. Голова его сникла так глубоко, что подбородок коснулся груди. Он начал нарочито громко сопеть. Из неморгающих глаз часто закапали слёзы. Мне трудно было ему что-либо объяснить. Я был для него не лечащий врач, а разобла-читель и последний предатель.
Дико было сравнивать его с заключёнными, которые идут на многие ухищрения и сознательные членовреди-тель-ства, только-бы угодить в лагерную больничку, да отлежаться там дней несколько. Но с Лёхой дело обстояло именно так. Только воля означала для него - заключение, худшие условия жизни.
Перед выпиской по отделению бросили клич, взываю-щий к сбору одежды для Лёхи. Так что снарядили мы его прилично. За ним приехал отец и участковый фельдшер. Тогда я ещё не знал, что через три месяца вновь встречу юного "мастера нательной живописи". АА с новой энер-гией запустила в ход документы по оформлению нашего пациента в детский интернат. Канитель неимоверная и длительная в которой задействованы многие структуры: односельчане, участковый милиционер и фельдшер, Районо и Облоно, главный педиатр района и какая-то особая центральная комиссия из Области.
59
Шло время, менялись пациенты, но Лёха не исчезал из памяти. Как он там?, как его почки? Ведь хворь могла снова взять своё, и незаметно перейти в хроническую форму. Вялотекущие, хронические заболевания изменяют структуру ткани медленно и не совсем заметно. Это ведёт к безвозвратной утрате её функции.
В один из майских дней я ехал вызволять моего старого знакомого. На руках у меня были все необходимые документы и санкции. Сопровождал меня милиционер, а позже присоединился и участковый фельдшер. Задача наша состояла не только в изъятии-вызволении Лёхи, но и его младшего брата. Главный педиатр добилась два места в детском интернате.
Перефразируя великого Михаила Афанасьевича Булга-кова, а именно, - первые строки из "Записок юного врача", можно было описать наш путь так:
"Если человек не ездил ранней весною на УАЗ-ике, по глухим зауральским просёлочным дорогам, то расска-зывать мне ему об этом нечего: всё равно он не поймёт. А тому, кто ездил, и напоминать не хочу."
Оригинальный текст: "Если человек не ездил на лошадях по глухим просёлочным дорогам, то рассказывать мне ему об этом нечего: всё равно он не поймёт. А тому, кто ез-дил, и напоминать не хочу".
М.Булгаков. "Полотенце с петухом."
60
Водитель Костя, невероятно интересный и начитанный молодой человек, обладавший тонким юмором, искусный кривляка и хороший резонёр, гнал вездеход в сторону деревни с лютым названием: "Волчье".
"Классные у нас в России дороги!, вообще рулить не надо. Поставил машину в колею, и кури себе...", - шутил Константин, при этом крепко вцепившись в баранку болтающегося автомобиля. Я парировал его шутку о поль-зе углублений в земле, следующей байкой:
"А вот у нас в южном Казахстане, как бы ты крепко не наклюкался в ресторане, - до дому доберёшся без проблем, никогда не собъёшся с пути.
"Это, как так?", - дурашливо спросил Костя.
"А вот, так: ...выходишь из ресторана чуть тёпленький, становишься на четвереньки в нужный арык и так до самого дома по арыкам, по арыкам..."
Костя громко засмеялся вместе с милиционером.
Захватив по пути участкового фельдшера, к полудню мы добрались до Волчьего, - маленькой деревушки из десятка домов, стоящих по обе стороны одной-единственной, кривенькой улочки.
Непростым искусством передвижения по зауральским деревенским дорогам и дворам, я уже владел почти в совершенстве. Воздушная линия: от нашей машины до входной двери дома, была около двадцати метров. Но достичь дверь - напрямик было невозможно, по причине отсутствия у нас болотных сапог. Поэтому, быстро изучив ландшафт интересующего нас сектора, мы выбрали следу-
61
ющий маршрут: вывернутый, и, застывшый бетоном, пласт земли у край дороги. Потом горбатый хребет, - насыпь из золы, приблизивший нас до ветхой калитки. Следующим броском предстояло пересечь огромную дворовую лужу, в которой предусмотрительно лежала дюжина глиняных кирпичей. Пробираясь по ним, нам пришлось балансиро-вать всеми конечностями, одновременно эквилибрируя при этом: я - казённой папкой с важными документами, участковый фельдшер - большим стальным биксом, а милиционер - своей служебной фуражкой. Наконец, под нашими ногами по-поросячьи зачавкали две широкие неотёсанные доски, лежавшие в грязевой жиже, и мы достигли порога избы.
Костя, наблюдая из машины за нашим передвижением, запел, полным патриотизма голосом: "...а снится мне трава, трава у дома."
Милиционер недобро посмотрел на нашего водителя. Костантин состряпал извиняющуюся мину и прекратил пение, но как только страж отвернулся, продолжил неприятно вибрирующим, козлячим тоном:
"Роди-и-и-тельский дом, нача-а-а-ло - начал,
ты в жи-и-и-з-зни моей надё-ё-ё-жный причал..."
Входная дверь, обитая старым ватным одеялом и поте-рявшим цвет дермантином, была не заперта. Постучав для приличия, мы переступили порог. Сени были завалены всяким хламом, сильно пахло сыростью и протухшим картофелем. Войдя в избу, я обомлел. Причин тому было несколько. Пол, а вернее его отсутствие, - был земляным.
62
Я не верил своим глазам, думая что он есть, но только сильно залеплен грязью. Ткнув пальцем вниз, я вопроси-тельно посмотрел на фельдшера. Поняв причину моего замешательства, коллега уныло закивал головой и негром-ко пояснил: "Пардон, дорогой доктор, паркет у нас не часто встретишь."
По середине комнаты стоял деревянный стол на котором находились два объекта: двухлетний малыш - младший брат Лёхи и закопчёная алюминиевая кастрюля, наполнен-ная варёным рисом. Ребёнок отреагировал на нас нейтраль-но, продолжив свою трапезу. Придерживаясь азиатского этикета употребления пищи, он черпал рис правой рукой и отправлял его в рот. Щёки, подбородок и грудь с животом были облеплены белыми рисинками. В левой руке малыш надёжно удерживал надкусанную спинку варёного минтая.
У стены стояла кровать с железной панцерной сеткой. На кровате - ватный полосатый матрац без простыни, на мат-раце - мужик в фуфайке и кирзовых сапогах. Это был отец Лёхи. Другая одежда на лёшином папе тоже имелась, но запомнились почему-то две детали: замасленная фуфайка и облепленные грязью сапоги. Кормилец лежал на спине и глубоко спал, издавая зверский храп - на вдохе, и шумно паруся толстыми губами - на выдохе.
Его руки свисли с кровати, затекли бордвым цветом, и походили на мощные вёсла, ...взмахи которыми были вовсе необязательными. Я сразу вспомнил название классичес-кой пьессы: "Не будите спящую собаку." Из почтения к классике, мы сохраняли тишину.
63
Фельдшер поманил к себе мальца, тот, пребывая видимо от сытости в хорошем расположении духа, сразу потянулся к нему и прочно занял позицию на руках. Выходя из избы я ещё раз взглянул на земляной пол, на убогую мебель и спящего главу семейства. По моей спине - дружной колон-ной пробежали холодные мурашки.
Во дворе мы увидели женщину, лет тридцати. Она выхо-дила из сарая нам навстречу. Увидя её, малыш начал нетерпеливо ёрзать всем телом, и, выскользнув проворным ужиком из фелдшерских рук, побежал к ней. Схватившись за подол длинного, засаленного сарафана, начал отчаянно теребить одежды и истошно просить при этом: "Мамка! Пить, пить!"
Мамаша огляделась вокруг себя, без особого труда наш-ла под забором пустую бутылку из под водки и накачала в неё из колонки воды. Затем запустила руку в карман своего грязного фартука, и, пошарив там, вытащила наружу зажатый кулак. Приложив его к горлышку, начала осто-рожно разжимать, ...в бутылку посыпалась сероватая струйка. Видя моё ненаигранное остолбенение, фельдшер позволил себе заметить: "Не пугайтесь доктор, это не стрихнин, это - сахар. Да, к такому Вас наверное в институте не готовили..."
"Нет, не готовили", - глухо отозвался я.
Подсластив воду, женщина опять сунула руку в безраз-мерный карман фартука и на сей раз - извлекла тёмно-жёлтую резиновую соску. Натянула её на горлышко и начала трясти бутылку. Первой приложилась к соске, сде-
64
лала пару глоков, и, убедившись в пригодности напитка, сунула бутыль ребёнку. Я впервые видел мать Алексея. Не трудно было догадаться о её деградации, что она - инлеллектуальный инвалид. На известие, что мы приехали забрать детей в интернат, истерики или агрессии со стороны матери не последовало, хотя мы ожидали другую реакцию и были готовы силой отбивать детей.
Внезапно, за курятником послышался треск сухих сучьев. Это брёл наш Лёха. Увидя нас, он остановился. Я помахал ему рукой, он не ответил. Может не узнал меня, а может делал вид, что не узнал, и до сих пор таил обиду. Ведь тогда, при выписке, я как бы предал его. Подойдя к нему, я присел на корточки и начал объяснять цель нашего визита. Слушая меня, Алексей недоверчиво щурился. Потом лицо его стало предельно серьёзным, он кивнул головой и сунул мне свою руку, показывая готовность идти вместе. Мы сделали несколько шагов, при этом его сапоги издали хлюпающе-булькающе-крякающие звуки. Причина могла быть только одна, - наличие воды в сапогах. Я дружески предложил Алексею вылить её.
Первым делом, сев на завалинку, и, опёревшись о неё руками, он начал задирать ноги вверх, ...из обоих сапог хлынула вода. Затем Лёха начал стягивать сапоги, которые снимались вместе с толстыми носками, оголяя напрочь промокшие ноги.
"Ах, Лёха, Лёха!, что же будет с твоими почками?...", - сокрушался я про себя, глядя на его голые, вновь отёкшие ноги.
65
Опрокинув сапоги, он вылил из них остатки воды и принялся за носки. Крепко удерживая их левой рукой, правой он выдаивал воду, отчего тонкие струйки мутной воды потекли на сырую весеннюю землю. На этом отжим не закончился. В следующий момент, Алексей ловко сунул часть носка в рот, и, крепко зажав зубами, с силой выкру-тил ещё несколько капель воды. Было очевидным, - эту процедуру он проделывает не в первый раз, а сухих носок, да и запасной обуви, скорее всего в домашнем хозяйстве нет.
Сменной одежды действительно не нашлось. С Лёхи сняли мокрые штаны и укутали его в серенькое солдатское одеяло. Так он и ехал у меня на руках, закутанный в казённое одеяло.
В больнице Алексей и его маленький братишка пробыли несколько дней на карантинном обследовании, после чего были переведёны в областной детский интернат.