Конец сентября. Моросит противный осенний дождик. Завывает ветер, гоняя мокрые листья. Сижу в ларьке, клиентов не наблюдается. Да и какие клиенты по такой погоде. Радуюсь затишью, пишу очередной рассказ.
В ларёк протискивается Ромка - полубомж, полупьяница - насквозь промокший, усаживается на пол. Достаёт из-за пазухи вечную чекушку самогона, прикладывается. Я смотрю укоризненно. Ромка кривится, хмыкает, достаёт из кармана куртки огрызок яблока, закусывает.
- Что, Натаха, опять рассказик пишешь? Врёте вы всё, писатели. Вот хочешь, я тебе историйку расскажу, случилась со мной она в девяностые годы? Жизнь богаче ваших рассказиков.
Я равнодушно пожимаю плечами:
- Ну расскажи, всё равно делать нечего, клиентов нет.
Ромка опять тянется за чекушкой.
Я, возмущённо:
- Прекрати распивать у меня в ларьке! Знаешь же, что не переношу запах этой гадости!
Ромка, не обращая на меня внимания, делает очередной глоток и прячет бутылку.
Задумчиво начинает свой рассказ:
- Помнишь, Натаха, девяностые? Наша контора, архитектурный институт, приказала долго жить, получил я расчётные в купонах, много, больше миллиона, прикинул, что смогу на них купить аж десять блоков сигарет, а Люська моя, тогда ещё не жена, беременная, не работает - и как жить, куда податься, где работу искать... Иду по Сумской, грустные мысли одолевают. Смотрю - навстречу мой знакомец Генка чешет, вместе в архитектурке учились. В дорогом костюме, морда лоснится. Сразу видно, что своей жизнью доволен. Остановились, похлопали друг друга по плечам. Он мне: "Старик, что грустный такой? Зайдём в подвальчик, там на разлив дают, выпьем по рюмке, поболтаем". Зашли, выпили, рассказал я ему о своих проблемах, Генка пальцами по столешнице побарабанил и говорит: "Так что, старик, согласен на любую работу?". Я отвечаю: "А куда деваться? Люська моя беременная, живём с родителями в одной комнате, в коммуналке". Генка и говорит: "Так и быть, помогу тебе по старой дружбе. Вот тебе анкета, заполни прямо сейчас, а завтра приходи во Дворец труда, комната такая-то, скажешь, что ко мне, получишь документы и в 14-00 сядешь в автобус, поедешь русише-туристом в Грецию, срубишь деньжат, хватит тебе и на квартиру, и на Люську". Утром, ровно в десять, был я во Дворце труда. Подёргал дверь названной Генкой комнаты, она чуть приоткрылась, выглянула девица. Сказал, что от Генки, сразу дверь открыла, разулыбалась, впустила в комнату, выдала мне загранпаспорт и туристическую путёвку.
Ромка замолчал, потянулся за своей чекушкой, я терпеливо ждала, пока он следает глоток и догрызёт яблоко.
- Ром! Ну а дальше-то что?
- А дальше, Натаха, сел я в автобус, там ещё человек сорок было. Водитель то ли турок, то ли грек, по-нашему нибельмесает, и рванули мы галопом по Европе. Нигде нас не останавливали.
- И что, так и ехали, без "перекусить" и "в туалет"?
- Насчёт перекусить - то нет, а в туалет два раза остановились, в какой стране, я, правда, не понял. Это чмо, водитель, на часы показывал, сколько, дескать, у нас времени, и жестами, что если кто опоздает, ждать не будет. Никто не опоздал. В Болгарию приехали поздно ночью, водитель жестом показал - мол, выходите. Вышли, огляделись. Это была какая-то стоянка, рядом кафе. Вышел хозяин, приглашающее махнул рукой. Накормили нас от пуза. А потом хозяин кафе каждому вручил небольшой пакетик с едой и всё грустно головой качал. Приехали мы в Грецию утром, остановились на возвышенности, вдалеке море плескалось, вышли из машины. Подошёл к нам немолодой грек, лицом приветливый, по-русски чисто говорит, с одесским акцентом. С каждым парой слов перемолвился и со мной тоже. Спрашивает: "Ты кто по специальности?" "Архитектор", говорю. "Истории Греции знаешь?", отвечаю, что знаю. "И Александра Македонского знаешь?" - "Знаю - говорю,- У нас его все знают". "Хорошо, - говорит, - Поплывёшь со мной". Отобрал ещё одиннадцать человек, девять мужиков и двух девок молодых, посадили нас на катер и повезли на плавучую базу.
Ромка замолчал, почесал затылок, потянулся за бутылкой, передумал.
- И что это за база? - нетерпеливо спросила я. - Что вы там делали?
- Делали мы там, Натаха, рыбные консервы. Приходили "шаланды, полные кефали", мы её разделывали, в баночки складывали. Потом эти баночки в специальные печи закладывали, наклейки шлёпали и на немаленьких судах во Францию отправляли. Моя работа заключалась в отсечении голов и хвостов, двенадцать часов - голова, хвост, голова, хвост... Вечерами часто беседовал с Астракисом Кахакисом, старшим греком, мы его называли просто Какашкой. Рассказывал ему о двенадцати подвигах Геракла и другие мифы. Отношения у нас сложились дружеские. У многих после двух месяцев пребывания на базе крышу начало срывать, так, один, хлопец из Донецка, в море спрыгнуть попытался. Охрана задержала. Какашка очень рассердился, собрал нас всех и бросил в море большую рыбину. Море вздыбилось, показались катраны - разорвали рыбку за секунду. "То же будет с каждым беглецом, туда же и паспорт полетит, эти красавцы и его сожрут" - сказал. Желающих бежать больше не было. Девки ночами ублажали охрану, ты не думай, всё по доброй воле. Когда прошло четыре месяца, я стал заводить разговор с Какашкой о возвращении домой. Он уговаривал остаться, очень я ему глянулся, я отговаривался, аргументируя тем, что Люське скоро рожать. "Хорошо, Ромка, - наконец согласился Астракис, - тебя я отпущу. Только автобусом не поедешь, убьют по дороге. Сам в аэропорт провожу".
- Ну и что, Ром, проводил?!
- Проводил и заплатил мне четыре тысячи долларов. В аэропорту отдал мой паспорт, а на последней страничке написал какое-то слово по-гречески. Говорит, мол, когда прилетишь - покажешь это таможенникам, дальше тебе скажут, что делать. Долетел благополучно, показал таможенникам последнюю страничку паспорта, они меня вывели через какую-то дверь, завели в полутёмную каморку, там дородный мужик сидел, посмотрел на греческое слово, кивнул, встал, жестом пригласил следовать за ним. Вышли из аэропорта, сели в машину, поехали в ресторан "Янтарный", этот мужик мне сказал: "Посиди, поешь, к тебе подойдут и проводят домой".
- Боже мой, как же ты натерпелся! Я бы точно померла от страха!
- А то. Я неверующий, и то - Богу молился.
- Ну а дальше что, подошли к тебе?
- Подошёл парень мордатый, точно мусор, или бывший, или настоящий,и говорит: "Молодой человек, не разменяете мне 100 долларов?", отвечаю: "Присаживайтесь, выпьем, закусим". Выпили, закусили, он встал и: "Всё, почапали домой, а то твоя Люся тебя заждалась". Представляешь, Натаха, всё про меня знали.
- Ну и как, довёл он тебя? - я нетерпеливо на стуле поёрзала.
- Довёл и даже в квартиру позвонил, а сам на этаж ниже спустился. Открыла Люська, зарёванная - она сериал "Богатые тоже плачут" смотрела - пузо уже сиськи подпирает, рожать скоро.
Ромка опять умолк, достал чекушку, допил остатки, порылся в кармане, ничего не нашёл, занюхал рукавом.
- Ромчик, и чем твоя история завершилась?
- Чем завершилась? Нормально завершилась. Позвонил я Генке-благодетелю, он как услыхал мой голос - оторопел, блеет: "Ты живой?!", я ему: "Живой, а вот ты будешь неживой, если не поможешь мне с квартирой. Плачу вашей банде три тысячи долларов". Ну и что ж ты думаешь, Натаха - через неделю передал мне документы на двухкомнатную квартиру, на Салтовке, правда, без ремонта, отдал я три тысячи, за оставшееся - ремонт сделал, так что моя Люська после роддома с сыном в нашу квартиру приехали.
- А остальных своих товарищей ты когда-нибудь ещё видел?
- Нет, никого и никогда, скорее всего, скормили их тем катранам, а здесь других страдальцев набрали.
Помолчали, повздыхали.
- А знаешь, Натаха, что это слово греческое в переводе означает?