Израильский ученый, профессор онтологии Натан Кипутман, занимающийся вопросами популяризации каббалистического учения, вышедшего после тысяча девятьсот девяносто пятого года из подполья и решительным образом начавшего поиск своих сторонников независимо от их вероисповедания и места проживания, внимательно слушал утренний доклад своего помощника. Он уже понял, что в ближайшие дни ему предстояло уплотнить и без того плотный график своих встреч, с тем чтобы провести еще одну: телемост - "Иерусалим - Блумингтон".
Телемост планировалось провести еще в начале июля, но польский ученый, физик -теоретик Никодем Ковальчик, получивший пять лет назад американское гражданство и поэтому проводивший все свои научные изыскания последних лет в Штатах, на базе Индианского Университета, вот уже трижды откладывал проведение запланированного мероприятия, постоянно ссылаясь на, как казалось профессору, абсолютно мелкие, ничего не значащие причины, называя их непредвиденными обстоятельствами. И вот, наконец, неожиданно для каббалиста, представители польского ученого сами вышли на его помощника и, вежливо извинившись за неоднократный перенос даты телемоста, дали добро на его проведение в любое удобное для Кипутмана время.
- Давайте - ка всё бросьте, Михаэль, и немедленно организовывайте мне эту встречу: завтра, во второй половине дня, где-нибудь в районе пяти, - всё сразу поняв, поднялся со своего кресла Кипутман.
- Прямо сейчас, голубчик, прямо сейчас, я же сказал - всё бросьте, - оборвал он на полуслове своего помощника, пытавшегося что то еще донести до шефа.
- Всё остальное потом, потом, а то у них опять какой-нибудь форс-мажор случится.
Помощник кивнул и тут же убежал выполнять поручение. Честно говоря, Кипутман полагал, что и в этот раз Ковальчик перенесёт встречу на пару - тройку дней, хотя бы ради приличия, но вернувшийся через десять минут Михаэль (профессор даже не успел докурить свою первую сигарету) сообщил, что противоположная сторона, в принципе, не против проведения телемоста завтра, но есть одно "но".
- Ковальчик сейчас находится в гостях у своего друга, румынского профессора биологии господина Пляйшнура, и тот тоже хотел бы принять участие в предстоящем телемосте, - доложил запыхавшийся ученик.
Кипутман пожал плечами: - Мы тоже не против.
- Ок", профессор, тогда, я побежал готовиться... да вот только ещё вопрос: надпись второго плана какую делать? - Михаэль вопросительно посмотрел на Кипутмана. - Иерусалим - Бухарест?
- Почему Бухарест?
- Ну, они же сказали, гостит у своего румынского друга профессора биологии, - привел помощник профессору, как ему казалось, неоспоримый факт.
- А что в Румынии мало городов, кроме Бухареста? Ещё и не факт, кстати, что, если он румын, то живет обязательно в Румынии. Наш Ковальчик тоже поляк, а телемост у нас как называется? - хитровато прищурился Кипутман.
- Иерусалим - Блумингтон.
- Так то, голубчик, поэтому, оставляйте всё, как есть.
2.
Никодем Ковальчик, сидя на летней террасе дома своего давнего приятеля, профессора биологии Иммануила Пляйшнура, расположенного в верхней части Буды, что то быстро записывал в изрядно потрепанный блокнот. Большие настенные часы, выполненные в форма ярко-оранжевого подсолнуха, висевшие над головой ученого, показывали пять минут шестого.
Дверь на террасу приоткрылась и испуганная домработница Эмма, наконец - то, найдя ученого, так всплеснула руками, что с ближайшего огромного каштана, накрывшего тенью своей кроны не меньше трети веранды, с диким карканьем испуганно шарахнулась пара ворон, до этого мирно дремавших среди листвы могучего дерева. Женщина быстро подбежала к Ковальчику и схватив его на рукав рубахи, громко запричитала: - Господин Ковальчик, ну что же вы в самом деле? Профессор срочно просит Вас вернуться в дом, там уже с нами на связь вышли.
Ковальчик застыл с немым вопросом на лице: - Простите, не понял?
- Ну, встреча же у вас - опять всплеснула руками Эмма. - Все там, а вы здесь на солнышке греетесь, - с укоризной посмотрела она на Ковальчика.
- Ах, да-да, - теперь уже всплеснул руками Ковальчик. - На горизонте показались Чебоксары.
- Какие к черту Чебоксары, - не выдержала домработница. - Израиль на связи, идемте уже, мне велено Вас немедленно доставить.
- Иду - иду, дорогая Эмма, не сердитесь - понимая, что из-за своей рассеянности он срывает важное мероприятие, заспешил в дом Ковальчик.
- И как это я забыл про телемост? - огорченно подумал он.
- Кстати, а Вы, случайно, не знаете где находятся Чебоксары? - спросил он служанку, вежливо пропуская ее вперед.
- Не знаю..., где -нибудь в Бразилии, или в Мексике.
- Ну, что Вы, голубушка, - это в России на Волге. Вот только я не могу припомнить где именно, ниже Симбирска, или выше?
- Дались Вам эти Чебоксары, - проталкивая вперед себя Ковальчика, что б случайно опять не исчез, засмеялась Эмма. - Давайте уже проходите.
- Даму вперед, - попытался сопротивляться профессор, да бы соблюсти этикет, но в очередной раз поняв, что в этом мире всем правят женщины, послушно прошагал под ее конвоем в дом.
- Никодем, куда вы пропали? - накинулся на него Пляйшнур, как только польский ученый появился в кабинете биолога. - Ждем вас ждем. Вот познакомьтесь, пожалуйста - это мой давний приятель из Москвы, доктор Бердяев Николай Александрович. Он тоже изъявил желание поучаствовать с нами в телемосте. Представляете, Николай Александрович еще два часа назад был в Праге. Там у них проходит симпозиум по вопросу..., - он глянул на Бердяева, ожидая от него подсказки.
- Психоанализа, - махнул рукой Бердяев, мол, и заморачиваться не стоит... проходит и проходит.
- Так вот, - продолжил биолог, - доктор, узнав, что мы проводим встречу с профессором Кипутманом, все бросил и сразу к нам. И, представляете, успел, - дружески похлопал он по плечу московского гостя. - Даже Вас обогнал.
Ковальчик поприветствовал Бердяева и с уважением посмотрел на огромный, во всю стену, книжный шкаф Пляйшнура, уставленный редкими книгами.
- Прекрасный второй план для телемоста, - подумал он, - практически, и добавлять ничего не надо. Однако, скорее по привычке, чем по необходимости, вытащил одну из книг и поставил ее во фронт. - Начнём, коллеги?
3.
- Добрый день, господин Кипутман, - первым поприветствовал каббалиста Ковальчик. - Извините за некоторое опоздание с выходом в эфир. Представляете, весь день только и думал, как бы не опоздать к началу, и все-равно опоздал.
Кипутман рассмеялся: - Добрый день, уважаемый Никодем, ничего страшного, я прекрасно понимаю, что некоторая отстраненность от реальностей нашего мира свойственна всем великим ученым, иначе бы они не были великими.
- Ну, что Вы, право, какой же я великий, так... начинающий физик-теоретик.
- Разрешите мне представить Вам моих коллег: профессора биологии - Иммануила Пляйшнура и нашего московского гостя - доктора Бердяева Николая Александровича. Вы не против если они тоже примут участие в нашей встрече?
- Ну, что Вы, сочту за честь, - чуть наклонил голову Кипутман в учтивом поклоне и улыбнулся. Про себя подумал: - Так, уже трое.
- На первый вгляд осень симпатисьный дядька, - отметил Бердяев и сразу попытался нарисовать себе психологический портрет каббалиста.
- Ну, коль, мы все в сборе, то я начну, господа. Как Вы, знаете, я занимаюсь наукой - Каббала. Каббала" в переводе с иврита буквально означает "получение", то есть, обретение особого знания о причинах всего происходящего в мире.
Позвольте мне кратко изложить суть учения. Каббала берет свое начало со времён Авраама и Древнего Вавилона. Она содержит в себе учение о начале творения. Творение - это есть желание получать. Оно создано высшей силой - Творцом. Каббала предлагает нам пройти весь путь для сближения с ним. Всего от Творца до самого низкого уровня, который и породил большой взрыв и наш мир с его материей насчитывается сто двадцать пять ступеней подъема. 5 Миров помноженные на 5 Парцуфим и на 5 Сфирот, итого - 125.
Каббала объясняет нам путь, по которому мы должны подниматься. Она рассказывает как все взаимосвязано друг с другом, как происходит воздействие на скрытые от нас миры, и каким образом человек может улучшиться и ощущать себя в гармонии с высшим миром. В конце - концов, человек придет к состоянию, в котором он будет подобен Творцу, той высшей силе, которая его породила.
Прийти к Творцу можно лишь путем возвышения человека над своим желанием, потому что наше желание является эгоистическим и мы его должны исправить с помощью доброй силы, привлекаемой нами из мира, находящегося за пределами ощущаемой материи.
Таким образом, мы начинаем управлять с помощью двух сил: силы зла, которая все время пробуждается в нас, и силы добра, получаемой нами свыше. И тогда мы будем продвигаться в направлении той высшей силы, которая представляет все сто двадцать пять ступеней, каждая из которых говорит нам о том, что мы все больше и больше объединяемся между собой. В конце-концов, полностью уничтожив наше эго, мы все объединимся воедино. В настоящий момент наше эго, местами, уже достигло своего максимального уровня, прекратив тем самым способствовать дальнейшему развитию мира.
Мы четко ощущаем сейчас это по охватившему нас кризису. Дальше нам некуда развиваться. Мы вошли в замкнутый круг. Мы находимся в замкнутом эго и каббала говорит нам, что находиться в одном месте, постоянно ненавидя друг - друга, долгое время невозможно. У нас имеется только одна возможность подняться над нашим желанием, нашим эгоизмом - это проповедовать добро и любовь, используя силу света. В противном случае человечество ждет сползание в неминуемый кризис с последующими всё возрастающими страданиями.
- Спасибо, профессор, за разъяснение, - неожиданно прервал Кипутмана Ковальчик. - Теперь я могу согласится, с тем, что каббала - это действительно наука. Он повернул голову в сторону своих коллег, те активно закивали в подтверждение его слов.
- Можно переходить к прениям, - вставил фразу Бердяев, не отрывая взгляда от своего блокнотика в котором он рисовал какие то знаки, очень напоминающие мордочки зверей.
- Да, но я только начал, господа..., - растерянно произнес Кипутман.
- Это только делает Вам честь, профессор. Умение кратко излагать - дорогого стоит. Как говорят русские: краткость - брат гениальности. Благодаря Вам, нам не придётся, подобно Ньютону, изучать древнееврейский язык, чтобы успеть прочитать в подлинниках всю каббалистическую литературу.
- Сестра таланта, - не выдержал такого искажения истины Бердяев.
- Что, простите? - не понял его поляк.
- Древние русиси говорили: краткость- сестра таланта.
- Что ещё за русиси? - напрягся Ковальчик.
- Русичи, Никодем, он говорит ру-си-чи - пришел на помощь психиатру Пляйшнур.
- Ах, русичи, - стрельну"л в доктора глазами поляк. - Ну, давайте тогда еще скажем, что они это говорили вместе с кривичами и вятичами, потом вы вспомните, что забыли ещё про радимичей и дреговичей. Нельзя сказать - русские? Вам же, между прочим, было бы легче. Вы, голубчик, делайте, пожалуйста, поправку на то, что здесь всё - таки ученые собрались, а не логопеды. Извините, меня, конечно, но сами понимаете, мы работаем в цейтноте, у нас на всё - про всё осталось сорок минут эфирного времени.
- Ис сего захотел, - обиделся Бердяев на физика. - Добавили бы для полной ясности... Вам тут только добавь, за вами не сарсавеет. Сам где то просарахался селых десять минут, а мне теперь нотасии ситает, времени, видис ли, ему не хватает. Но вслух сказал, сильно покраснев при этом: - Исвините, господин Ковальсик, небольсые деффексики реси, как Вы понимаете.
- Да, понимаю уже, - примирительно кивнул головой Ковальчик и мгновенно перенесся на противоположную сторону экрана.
- Если вас не затруднит, Натан, назовите нам, пожалуйста, цель учения и основные источники, а то знаете ли столько беллетристики сейчас по вашей науке, что хочется снова на круг выскочить...то есть, я хотел сказать: голова кругом идёт.
- Собственно, и у меня только один вопрос по моему профилю, - включился в разговор биолог, - так что, господа, думаю уложимся.
- Да - да, - опять влезая в разговор и тем самым нарушая уже, казалось бы, четко выстроенный алгоритм беседы, активно закивал головой Бердяев. - Я снаете ли, друсья, прилетел сюда в Буду на вас телемост вообсе только ис-са одного вопросика, но..., - он вернул на место сползшие на кончик носа очки, - архи васного, снаете ли, для меня, и моих усеников.
- Вот это носик, - глянув на скрывавшийся до этого под очками нос доктора, подумал Ковальчик, - Прям, половой гигант наш Парацельс.
- И много у Вас учеников? - вежливо поинтересовались с противоположной стороны. Голос которым был задан вопрос был явно не профессора онтологии. Это несколько насторожило Бердяева.
- Извините, оговороська. Ну какие се у меня усеники, я хотел сказать пасыэнтов, - покраснел вновь Бердяев. - Это у Вас последователи усения по всему миру, а мы знаете ли так... просто, практикуем по своей спесыальности в небольсом коллективсике.
- А оговорочка то, похоже, по Фрейду, - по-прежнему не переставая улыбаться, подумал Кипутман. - Уж слишком он зардел сразу.
- И всё-таки?
- До двадсати пасыентов сяс у меня... да с до до двадсати. Присём один был осень интересный, вы, знаете я даже некоторые его высказывания позволил себе использовать в последней своей работе, э-э-э: "Двасать первый век - связующее звено науки, духовности и религии"
- Почему был? - оживился Кипутман. - Он что - умер?
- Ну, сто Вы, профессор, такое говорите, - доктор скорострелом перекрестился. - У меня, слава те господи, есё никто не умирал... ис пасыентов.
- Так что же? - уже не выдержал такой тягомотины и Пляйшнур. - Выздоровел?
- Не то сто бы совсем..., - Бердяев замялся.
- Да, говорите уже, доктор, что вы тяните кота за хвост! - взорвался Ковальчик.
- Сбесал.
- Сбежал?! - округлил глаза Пляйшнур.
- Как сбежал? - не понял Ковальчик. - От Вас и сбежал ? У Вас же там даже на окнах решётки?
В воздухе повисла мертвецкая тишина. Кипутман, взяв стакан с водой и сделав несколько глотков, с интересом стал наблюдать за реакцией учёных. Первым пришел в себя Ковальчик: - Так, господа, прошу не забывать у нас осталось менее получаса.
- Доктор, - он повернулся к Бердяеву, - я Вас попрошу, до своего вопроса, будьте так любезны, сохраняйте молчание. Поймите, это в наших общих интересах. Он положил руку на запястье Бердяева: - Обещаете?
- Обещаю, - сглотнув, кивнул Бердяев и сделал удивленные глаза. Ковальчик и Пляйшнур переглянулись.
- О, да у него не все так запущено, - одними глазами усмехнулся Кипутман.
- Итак, уважаемый Натан, я повторяю свой вопрос...
- Не надо повторять, Никодем, я его прекрасно помню и готов ответить. Цель каббалистического учения - создания экрана или, по-другому, шестого органа чувств в каждом из нас.
- Слиском коротко... как видно, краткость не всегда - сестра таланта, - опять не выдержал Бердяев.
Ковальчик недовольно глянул на него, но говорить в этот раз ничего не стал.
- Действительно, коллега, - это уж совсем коротко. Мы, конечно, здесь все ученые, но вы, всё-таки, делайте скидку на нашу узкопрофильность, - засмеялся Пляйшнур.
Кипутман понимающе кивнул и продолжил: - Сегодня мы ощущаем лишь то, что доступно нашим пяти органам чувств. С их помощью мы способны постичь только нашу вселенную, наш мир. Однако у нас есть возможность проникнуть более глубоко, внутрь природы, и ощутить уже высший мир. Мы воспринимаем наш мир через пять органов чувств - это, как известно, зрение, слух, осязание, вкус, обоняние, но существует еще дополнительный шестой орган чувств, который называется - экран.
Человек, обладающий большой любовью, постоянным стремлением к совершенству и постижению смысла земного существования начинает проникать сквозь оболочку нашего мира и ощущать его скрытые, тонкие структуры. Таким образом, он развивает в себе этот шестой орган чувств. С его помощью можно проникнуть сквозь наш мир и увидеть глубинные, внутренние слои. Каббала раскрывает нам методику создания экрана - шестого органа чувств в каждом из нас.
Если кратко о самой методике, то могу сказать, что она заключается в объединение всего Человечества путем перехода его с эгоистического пути развития на естественный альтруистический путь, присущий как всему живому, так и самой Природе.
Начать переход к методике альтруистического развития должны евреи. Позволю здесь напомнить, господа, что евреи - это не нация, и не народ... Слово еврей (эвер) переводится как переход. Переход из одного состояния в другое...
4.
Часы, висевшие за спинами учёных грозно ударили один раз и затихли. В комнате повисло какое то грозовое напряжение. Кипутман, ощутив этого напряжение на противоположной стороне экрана, заерзал на стуле, стараясь поудобнее усесться на своем вращающемся кресле.
- Спасибо, профессор, мы поняли в чем цель Каббалы, - Ковальчик чуть повёл головой в сторону часов. - Извините, что я вас перебиваю, но так уж получилось, что хронометраж времени нашего телемоста возложен сегодня на меня, и у нас еще, как минимум, к вам три вопроса, по одному от каждого, так что, будьте любезны, кратенько о первоисточниках и перейдем к вопросам. Коллеги Ковальчика согласно закивали.
Кипутман опять потянулся к стакану с водой и, сделав пару глотков, хотел было закурить сигарету. У него была давняя традиция: во второй половине своих встреч он всегда разрешал себе выкурить одну сигарету. Он называл это - "Правилом Кипутмана". И это была даже не тяга к сигаретам, а, скорее, укоренившаяся в течение долгих лет привычка. Откуда она появилась у Натана, он уже не помнил. Каббалист вложил сигарету в рот и хотел прикурить, как вдруг не громко, но абсолютно внятно услышал:- Не надо меня убивать, профессор.
Кипутман замер. Потом поднял голову и пристально посмотрел в монитор.
С противоположной стороны на него так же пристально смотрел психиатр.
- Это шутка была такая? - улыбнулся Натан доктору.
- Ага, сутка такая, - рассмеялся Бердяев. - Снаете ли, этот псих, ну тот сто убесал у меня, тосе, кстати, еврей был, так вот он этой самой суткой отусил меня курить напрось.
Бердяев еще что то хотел добавить, но поймав на себе свирепый взгляд Ковальчика, поднял обе руки вверх и скороговоркой пропел: - Всё, молсю, молсю... я - немая рыба.
- Нем, как рыба, - поправил его Пляйшнур, который, как видно, один без труда понимал доктора, к тому же, смерть как не любил всякие не точности.
- А есть разница? - спросил Ковальчик, глянув на биолога.
- Да, Вы курите, курите профессор, - обратился Николай Александрович уже к Кипутману, видя что тот сидит в нерешительности.
Каббалист, поразмыслив секунду, отложил сигарету: - Вы знаете, пожалуй, я прислушаюсь к совету вашего ученика...
- Пасыэнта, - поправил его Бердяев.
- Ну да, извините, пациента... Так вот, господа, если вы позволите я продолжу. На самом деле Каббала имеет немного письменных источников, которые мы рекомендуем для изучения. Это, прежде всего, книга Авраама - "Сефер Ецира" (Книга Создания). Затем - "Тора".Но тут необходима маленькая оговорка. Моисей вынужден был писать Тору в виде аллегорий, используя примеры нашего мира, на, так называемом, языке ветвей, с учётом уровня развития человечества на тот период времени. И посему, во втором веке нашей эры появляется книга "Зоар", которая является, своего рода расшифровкой Торы. Её написал величайший мудрец рабби Шимон бар Йохай. Следующая - это книга великого каббалиста 16 века Ари - "Древо Жизни". В первой половине двадцатого века появляются уже комментарии на книгу "Зоар" - книга "Сулам" (лестница), написанная Бааль Суламом, и его же "Учение Десяти Сфирот".
- Извините,профессор, а какая книга считается первой? - опять перебил Кипутмана поляк, нервно постукивая пальцами правой руки по дубовой поверхности стола.
- "Разиэль Малах".
- "Тайный монах" то есть?
Кипутман утвердительно кивнул: - Только не монах..., ангел.
- Простите, оговорился, - Ковальчик на секунду опустил взгляд в стол. - А знаете что, коллега, давайте ка мы с Вами хряпнем, так сказать, на брудершафт, в честь нашего знакомства?!
На противоположной стороне экрана сначала послышалось какое то несуразное бормотание, потом чуть слышный звон бокалов.
- Значит, были готовы к такому повороту событий, - догадался Ковальчик. - Есть у нас что-то выпить, Иммануил? - глянул он на хозяина.
- Бар в Вашем распоряжении, Никодем, - пожал плечами Пляйшнур. - Ключик в верхнем ящике стола с Вашей стороны.
Кипутман, тем временем, уже держал в руках пузатый бокал на четверть наполненный золотистой жидкостью, терпеливо дожидаясь когда к нему присоединятся учёные.
Бердяеву, который вот уже год как не нюхал, даже, пробки, хотя до этого был страстным поклонником этого благородного напитка, вдруг показалось, что в воздухе повис благоухающий аромат цветов, фруктов, имбиря, корицы и кубинских сигар, одновременно.
- Remy Martin Cognac Black Pearl Louis XIII, - безошибочно, не столько по цвету коньяка, сколько по явно ощущаемому им запаху определил название напитка Бердяев, и с завистью искоса поглядел на Кипутмана, нетерпеливо ёрзавшего в кресле по ту сторону монитора.
- Реми Мартин? - кивая на бокал, и не в состояние скрыть свое восхищение спросил он.
- Да, где этот Ваш, ключ? - чертыхнулся Ковальчик так, что Бердяев от неожиданности чуть не слетел со стула, и, мгновенно позабыв про коньяк, стал опять что-то выводить в своем блокнотике.
- Будьте любезны, Иммануил, помогите мне, пожалуйста, а то я так у Вас тут до седьмого потопа искать буду.
- Что там у нас, кстати, в баре? Мы не ударим в грязь лицом перед нашим израильским гостем? - тихо обратился он к Пляйшнуру, пришедшему ему на помощь.
- Ты знаешь, Никодем, - почему то перешел с ним на "ты" Пляйшнур, - честно говоря, я не заглядывал туда со дня своего рождения. Палинка точно есть.
- Какая палинка? - не понял его Ковальчик.
- Разная: яблочная, сливовая, грушёвая, абрикосовая... Ты же знаешь, коньяки и виски я на дух не переношу. Вино, по-моему, должно быть...
- Французское?
- Наше. О, там у меня стоит бутылочка токайского! Коллекционная, пятьдесят шестого года, семь путтоней, - гордо распрямился в спине Пляйшнур. - Специально берёг для какого - нибудь торжественного случая.
- Что такое семь путтоней?
- А, не заморачивайтесь, - опять откатил на "вы" Пляйшнур, - Очень хорошее значит.
- Отлично, коллега, сами понимаете, не можем мы совсем - то уж нищими выглядеть. Токайское есть, уже не плохо. А точно коллекционное? А то знаю я вас - биологов... тоже, еще те мастера приврать, - тихо, чтобы не привлекать внимание прошипел он. - День рождения, когда, кстати?
- Двадцать восьмого февраля.
Ковальчик замер. В следующий момент он так дернул на себя ящик стола, что тот с грохотом полетел на пол. Оба учёных кинулись к выпавшему из него ключу. Но когда они, потирая ушибленные места, так как под столом успели сойтись лбами, вылезли на поверхность, монитор сиротливо смотрел на них зияющей пустотой.
- Похосе, кто-то из вас, господа, вылесая ис-под стола, засепил ногой провод подклюсения компьютера к сети, - угрожающе процедил Николай Александрович.
- Это он, это он - одновременно ткнули друг в друга указательными пальцами, больше похожими сейчас на стволы дуэльных пистолетов, Ковальчик и Пляйшнур.
- Эх, хе-хе... да ну вас, - махнул рукой Бердяев. - Похосе, на сегодня конэксын лост.
...
- В чем дело? - насупился Кипутман.
- Это не мы, Натан Иванович, - в один голос завопили сразу все ассистенты каббалиста. - На той стороне обрыв.
- Ладно, - примирительно кивнул головой профессор. - Все свободны.
- Михаэль, - остановил он своего помощника, пытавшегося под общий шумок тоже выскочить из кабинета шефа. - Свяжитесь-ка завтра с утра еще раз с учёными, пока они там не разбежались... Договоритесь на дополнительный телемост. Думаю, я всё же должен ответить на их вопросы.
- Да, и сделайте, мне, пожалуйста, чашечку чая. Только не такого, - от скосил глаза на бокал. - Есть там у нас зелёный?
- Найдем, профессор, - уважительно наклонил голову Михаэль. - Как всегда, без сахара?
- Как всегда, - вздохнув, кивнул Кипутман и направился в Relax Room.
5.
На следующий день, ровно в пять вечера, профессор Кипутман вновь вышел на связь с Ковальчиком и К, но, к своему глубокому огорчению, обнаружил, что доктора Бердяева среди ученых не оказалось.
- Вы же знаете, Натан, что он прибыл к нам сюда с пражской конференции по психоанализу, - пытаясь объяснить срочный отъезд доктора, выступал в его защиту Ковальчик. - К тому же, ему сегодня там выступать с докладом. Не мог же он всё бросить, ради этого своего единственного вопроса.
- Ну как же, - горестно покачал головой Кипутман, - Ведь он же из-за этого самого, своего единственного вопроса сюда к нам и прилетел. А он с Вами не пытался обсуждать эту тему? Что его так беспокоит и о чем он со мной хотел поговорить? - с надеждой глянул поочередно: сначала на Ковальчика, потом на Пляйшнура онтолог.
- В том то и дело, что нет, - присоединился к разговору Пляйшнур. - Так, в общих чертах только, - замялся биолог. - Сказал, что ему в этот момент обязательно нужно видеть Ваши глаза.
- Странно, - качнул головой Кипутман и потянулся было за сигаретой, но во время одернул себя.
- Только не принимайте всё это на свой счет, Натан, - он у нас всегда такой немного странный, сами понимаете, тридцать пять лет в психиатрии, из них семнадцать - начальником психоневрологического отделения, тут кто угодно странным станет.
- Да, да, - согласно закивал Кипутман. - Кстати, вы там не разобрались в причине, потери связи в прошлый раз? Мне мои ассистенты сказали, что обрыв по вашей вине произошел.
- Не-е-е-е-т, - в один голос ответили Пляйшнур и Ковальчик.
- Это там...в пространстве что то..., - неопределенно покрутил над головой Ковальчик. - Может спутник упал, через который поддерживалась наша связь.
Кипутман заразительно захохотал: - Ну вы, Никодем, шутник. Однако, что же там за вопрос он припас для меня? Неужели он так ничего и не сказал?
Ковальчик отрицательно покачал головой: - Что то там из области коллективного сознательного, честно говоря, он не объяснял ничего нам, всё больше отнекивался, мол сам должен об этом с ним поговорить...так обмолвился только двумя - тремя фразами.
- Коллективного бессознательного Вы хотели сказать? - поправил физика Кипутман.
- Да, нет, коллега, я, вы знаете, так же, как и вы сейчас, попытался в этом месте внести поправочку, относительно его, как мне показалось, оговорки, но доктор сразу расставил все точки над "i", сказав что с коллективным бессознательным - это пожалуйста к Юнгу, а он говорит именно о коллективном сознательном, которое для него является вопросом очевидным, и он готов это доказывать с фактами в руках.
- На основании наблюдений, сделанных доктором за своими пациентами, ему удалось прийти к выводу, что между людьми еще при жизни, на сознательном уровне существует дистанционная связь, и то что делает один человек влияет самым непосредственным образом на дела других, и всю Вселенную в целом, - включился в диалог и Пляйшнур.
- Ну, мы - физики, еще до открытия квантовой механики, заявляли, что система мироздания - это единый механизм и все мы в нем связаны воедино, - опять перехватил инициативу Ковальчик, - Однако, Николай Александрович, как мы поняли из его обрывочных фраз, сделал вывод, что в фазе нестабильности, которую он вынужден постоянно наблюдать у своих пациентов, человек может силой одной мысли делать так, что вся система существующая вокруг него будет меняться. То есть, он утверждает, что даже один человек способен произвести глобальные изменения всего мироздания силой своей мысли.
- Вот поэтому ему и нужна была личная встреча с вами, Натан Иванович, - опять присоединился к разговору Пляйшнур. - Оказывается, Николай Александрович довольно подробно изучал ваши источники в вопросах, касающихся единой души и группового бессознательного, в которых говорится о том , что в мире существует шестьсот тысяч душ - родов, а все вместе мы представляем Единую Душу. И если даже один человек из рода исправится, то он спасет и весь род, а значит и все шестьсот тысяч душ, по принципу цепной реакции.
- Именно так, господа. Он абсолютно прав, - закивал в знак согласия Кипутман, - Причем под родом в каббале не понимаются свои родственники и потомки по крови. Род устроен гораздо сложнее, так что вы даже не сможете просчитать для себя, кому в этом мире помогать выгодно, а кому нет.
- То есть, твори добро не избирательно, и только для своих близких, а постоянно и для всех? - улыбнулся Ковальчик.
- Смею Вас заверить, коллеги, что именно об этом в каббале и говорится. Более того, хочу Вам сказать, что душа исправляясь сама тем самым исправляет и все души своего рода и поколения. Причем механизм может работать даже задним числом. Другими словами, если у вас в роду родился пра-пра-правнук, который достиг очищения и исправления своей души, то просветятся и все души его прадедов,и прабабушек, какими бы вздорными они не были при жизни.
- Ровно этого же нам вчера и пытался доказать доктор, - закивали одновременно Пляйшнур и Ковальчик. - Причем, доктор Бердяев утверждает, что всё это может работать уже на уровне коллективного или даже группового сознательного, уже в нашем материальном, осязаемом нами мире.
Было заметно, как эти последние слова ученых расстроили каббалиста. Он уже искренне сожалел о том, что первый сеанс телемоста был прерван и ему так и не удалось поговорить с доктором на обозначенную сейчас тему. Ему опять захотелось закурить, и это свое вторичное желание Кипутман уже пригасил привлечением гораздо большей силы воли.
- Ну, что ж жаль, конечно, что всё так вышло. Надеюсь, по возвращению в Москву доктор найдет время связаться со мной и обсудить этот вопрос. Однако, господа, может быть перейдем тогда уже к обсуждению ваших вопросов?
- Да, но прежде давайте все - таки закроем тему по нашему московскому другу. Вы знаете, он ведь нас не просил распространяться о коллективном сознательном, это уж мы так по собственной инициативе разболтались, - замялся почему то Ковальчик. - Он то как раз просил Вас через нас прояснить ему вопрос, касающийся связи каббалы с ведущими религиями мира. Вы же помните, профессор, доктор говорил, что не так давно он закончил работу: "ХХI век - время объединения науки, религии и духовности" , или как там у него? - Ковальчик перевел взгляд на Пляйшнура.
- Как то так, - уклонился от точного ответа Иммануил. - Суть по крайней мере передана правильно.
- Так вот, - Ковальчик в знак благодарности кивнул биологу, - Так вот, Николая Александровича очень интересовали точки соприкосновения каббалы и религий.
- Что я вам могу сказать, господа, по этому поводу. Вы прекрасно знаете , что все основные религии зародились из иудаизма и индуизма, а они, соответственно, как и сама каббала от Авраама - отца народов. После разрушения второй храма, в результате становления человечества на эгоистический путь развития, была нарушена связь с Творцом, и кабала вынуждена была уйти в подполье, что послужило почвой для появления религий. В какой то момент, несомненно, все религии сыграли положительную роль в деле укрепления духа людей и укрепления их веры, но времена как мы знаем меняются и сейчас религии - это не что иное как просто "клубы по интересам", как я их... В этот момент экран, неожиданно моргнув два раза, вдруг завис, оставив на себе физиономию Ковальчика, продолжающуюся медленно сворачиваться в кулёк, подобный тому, в который в детские годы Натана продавщица тетя Клава насыпала ему обычно немного сахара, купленного им на пятаки, сэкономленные от кино.
- Те, тява тетю, дере иде о копу ола, кэверем сарт белёлэд иш, - раздраженно прошипел Пляйшнур, - беспомощно ударяя по ноутбуку.- Ну что ты будешь делать?! Вот ты можешь мне объяснить, что сегодня то не так? - он посмотрел на поляка, потом снова обратился к монитору. - О, смотри, Никодем, ты уже медленно сворачиваешься в трубочку и вползаешь в ж... чёрную дырку, - заулыбался он, тыча в экран на изображение Ковальчика, с каждой минутой становящееся все потешнее и потешнее.
- Да, плюньте вы на него, Иммануил. и идемте пить Ваш глинтвейн, - махнул рукой Ковальчик.
- Как плюнуть? - не понял Пляйшнур.
- Слюной, Иммануил, слюной. Кстати, у вас не найдется ли в доме сигары? - спросил он биолога, одновременно подумав: - А Кипутман то, скорее всего, уже докуривает свою сигаретку.
- Обижаете, коллега, не просто найдется, а есть настоящие кубинские сигары Romeo y Julieta. Между прочим любимые сигары самого Уинстона Черчилля, смею Вам напомнить, если само название сигар Вам ни о чем не говорит. Я их прячу в плюшевом зайце, - перейдя на шепот махнул Пляйшнур рукой в дальний угол своего кабинета, где у него находился камин, - там у меня тайничок.
- Жена, знаете ли, не разрешает курить, говорит ей врачи, после моей последней госпитализации, настоятельно рекомендовали поберечь мои лёгкие, - совсем еле слышно добавил он и оглянулся с опаской на дверь.
- Вот и прекрасно, тогда вскрывайте свой тайник и идёмте немедленно раскурим по одной, потянул Ковальчик Пляйшнура за рукав. В последний момент краем глаза он успев заметить, как в образовавшейся на экране воронке, свернувшись в какое то подобие мясному рулету, медленно исчезает последняя едва узнаваемая часть его головы - левое ухо.
6.
Через десять минут после того как мужчины покинули кабинет в него вошла домработница Эмма и принялась активно шурудить шваброй по, казалось бы и без того доведённому до идеального блеска паркету, то и дело поругивая про себя и биолога, и его друга профессора Ковальчика за их врожденную неряшливость и рассеянность. Вдруг, ей показалось, что на нее кто-то смотрит. Эмма замерла и, не меняя стойки, принялась водить зрачками по всему кабинету.
Наконец, ее взгляд упёрся в монитор на котором она рассмотрела сиротливую физиономию профессора онтологии. Эмма всплеснула руками:- Да, что ж Вы тут в одиночество то сидите, людей пугаете?
Кипутман сиротливо улыбнулся: - Да вот, знаете, опять пропала у нас связь, а когда восстановилась, кабинет профессора оказался пуст, если не считать этого плюшевого зайца, указал он на сиротливо лежащую на краю стола игрушку.
- Зайца не считать, - засуетилась Эмма. - Один секунд, щас, я их верну в зад.
Домработница, засунув под мышку зайца, выскочила из кабинета и тут же, натолкнувшись на жену Пляйшнура, затараторила: - Госпожа Католина, беда то какая... ой беда, беда...
- Да, что случилось, дорогая, скажите толком?
- Он там сидит один, - Эмма махнула рукой в сторону двери кабинета, - А их нет никого.
- Ясно, - все сразу поняла жена Иммануила. - Они паршивцы сели в машину и укатили в Рудаш, - всплеснула она руками. - Так, надо спасать положение, Эммусь. Бросайте ка швабру, и этого чёртового, снимайте халат и немедленно мне на помощь, - она решительно шагнула в сторону кабинета мужа.
- Если не мы, то кто, - последнее что услышала Эмма перед тем как за Католиной захлопнулась дверь. Всплеснув руками подобно хозяйке, домработница, быстро закинула в угол прихожей сначала швабру, потом, секунду поразмыслив, зайца, и попыталась было тоже самое проделать и с халатом, но вовремя опомнившись, побежала в свою комнату переодеваться.
Католина, быстро пройдя к столу, всмотрелась в изображение на мониторе. Поначалу она ничего не увидела, кроме сплошной завесы дыма, но присмотревшись, все-таки разглядела за пеленой сиротливую физиономию Кипутмана.
- Здравствуйте, профессор, - помахала она ему в знак приветствия рукой. - Вы извините, пожалуйста, но мой муж подумал, что связь опять прервалась и они с профессором Ковальчиком решили поехать в Рудаш.
- Куда -куда? - не понял её каббалист.
- В Рудаш - это бани у нас тут такие турецкие. До прошлого столетия они были исключительно для мужчин. Но после ремонта 2004 года, благодаря протесту со стороны нас - женщин, в банях, наконец то, появились "женские" дни. А что Вы ни разу не бывали в Будапеште?
- Нет, ни разу, - развёл руками Кипутман.
- Ну, эти бани - просто замечательное место! Вы знаете, даже сами турки признают, что это самые правильные турецкие бани в мире. Если Вы не против, я могу провести с вами остаток телемоста? Я наслышана, профессор, о Вашем учении и мне бы хотелось тоже задать Вам несколько вопросов.
- Пожалуйста, - пожал плечами Кипутман, понимая, что другого варианта у него просто нет. - Простите, как мне Вас величать?
- Католина Нэмйо, - представилась женщина. - Супруга профессора Пляйшнура. Можно просто Кэтти, - скокетничала молодая женщина. - По роду своей деятельности я отношусь к служительницам Мельпомены и одновременно являюсь поэтессой и мне, как нельзя кстати, было бы узнать некоторые секреты Вашей науки, - хитро прищурилась Католина.
- Ну, какие же у нас секреты, - засмеялся Кипутман.
- Не скажите, профессор, не скажите, - в свою очередь засмеялась Католина. - Ваша наука даже сейчас содержит массу секретов, хотя Вы и говорите, что полностью "вышли из подполья". Женщина незаметно поправила прядь волос и опять кокетливо посмотрела на каббалиста.
- Вы знаете, профессор, я играю в театре имени Йожефа Катоны - это, поверьте мне, не самый плохой венгерский театр, и вот мы буквально три дня назад вернулись из гастролей по России. Наш театр является побратимом русского "Современника", мы ставили в Москве сразу три спектакля: "Ревизор" - Гоголя, и "Дядя Ваня" и "Три сестры" - Чехова. Успех, не побоюсь этого слова, был просто потрясающий! Вы знаете, мы сами не ожидали. После "Ревизора" нас трижды вызывали на бис! Просто, бесконечные овации! Бесконечные! Мне кажется, ни где в мире так не любят театральное искусство, как в России. Зритель просто чудесный, просто чудесный! И что самое удивительное многие знают венгерский язык! Мы такая маленькая страна и, вдруг, играя на сцене, понимаем, что половина зала нас слушает без перевода. Это было просто прелестно! Позвольте поинтересоваться, как Вы относитесь к русской классике, коллега? Вы не против, если я Вас буду называть коллегой? Все-таки у нас много общего! В конечном итоге, вся жизнь - Игра!
Кипутман широко улыбнулся: - Я не против, и абсолютно с Вами согласен, что вся жизнь - это действительно Игра. А к русской классике, как и к русскому театральному искусству я отношусь с большим уважением и пиететом. Русский театр - это, по-моему глубокому убеждению, то немногое, что удалось сохранить этой великой стране, после крушения Советского Союза.
- Вы знаете, коллега, - нетерпеливо перебила каббалиста поэтесса, - У меня в Москве есть потрясающая подруга, её также как и меня зовут Катей, так вот, она в этой моей последней поездке как-то вытащила меня с собой за продуктами в Ашан. И вот мы решили взять живого леща и зажарить его в честь моего приезда. Знаете ли, она просто прелестно готовит рыбу, просто прелестно. Запекает её по древнерусской традиции, делая, знаете ли, такой вкуснющий рыбник. Просто пальчики оближешь, какое получается лакомство!
- В общем, долго мы с ней высматривали в магазине какого леща взять...Там, знаете ли, много их плавало в аквариуме. Выбор был просто огромный, глаза разбегались, и, вдруг, один лещ как будто бы поняв, что идёт выбор, начал демонстративно выпрыгивать из воды, расталкивая своих полусонных собратьев, переплывать из одного угла аквариума в другой... В общем, делал всё, для того чтобы на него обратили внимание.
По всей вероятности, таким образом он рассчитывал выбраться из этого злосчастного аквариума, надеясь, что если мы его купим, то его медленная смерть сменится на более гуманную и менее мучительную.
- Вы, знаете, профессор, как японцы называют леща?
Кипутман пожал недоуменно плечами: - Понятия не имею.
- Самураем.
- Почему? - Не понял Купитман. - Этому есть какое-то объяснение?
- Конечно. Дело в том, что лещ является единственной рыбой, которая никогда не трепыхается под ножом. Он воспринимает смерть как должное с полным достоинством и спокойствием, как самурай. Японцы, вообще, удивительная нация! Очень самобытный и неподражаемый народ. А их литература? Вы знакомы с японской поэзией, коллега?
- Так..., скромно скажу, в общих чертах.
- Ну, что Вы, я рекомендую Вам обязательно познакомится с японской поэзией.
Вот как Вам к примеру это:
Планета 666
Монархи, шахи, президенты,
Продюсеры и резиденты
Различных шоу для дебилов,
И всяческой другой бациллы
Решили в неге вечно жить.
Устроить праздник Живота
На косточках простого люда,
Надеясь, что их вождь - Иуда
Прикроет всех и в этот раз.
Но здесь (скажу без приукрас):
Удар смертельный между глаз
Раскроет каждому забрало,
Найдёт любого (где попало),
Сторицей за дела воздаст.
...
Попали Вы, друзья, впросак.
Хоть не велик кусочек латы,
Но не позволит в этот раз,
Укрыться в ж... от расплаты.
- Извините за Ж, коллега, но я цитирую оригинал.
- А кто это написал? - Кипутман закурил. - Первый раз слышу это произведение.
- Боюсь его имя Вам ничего не скажет. Этот поэт мало известен даже среди нашей писательской братии, к тому же у него такая трудная фамилия. Я два дня пыталась ее запомнить, но так и не запомнила... Пиноке Редасарава... Реноке Пидарасава, ... нет, не скажу точно. Я потом посмотрю еще раз свою почту и Вам обязательно сообщу. Перевод этого стихотворения на английский язык сделал, между прочим, наш замечательный поэт и одновременно лучший венгерский японист - Хулиты Нууйди Падайти Арон Гейша Бела Гоол, или, как мы его для краткости зовём - Арон Корачонь Гоол. Тоже не слышали о таком?
Кипутман пожал плечами: - Увы.
- Ну да, откуда же вы могли слышать. Мы ведь такая маленькая, никого не интересующая страна, находящаяся в сотнях тысяч километров от вашей Земли Обетованной - не преминула съязвить Кэтти.
- Всё знать невозможно, - как бы извиняясь развёл руки каббалист.
- Ах, не надо оправдываться, коллега, да и, вообще, не обращайте внимания. Это, если хотите, обычная женская каприза, - поджала губки Кэтти, но по ее поведению было заметно, что ее задело такое слабое внимание к ее Родине.
- А эти японские хайку - хокку, эти танка или, как мне больше нравится, вака! - Продолжила она, как будто и не было у неё никакой обиды на собеседника, - Они, я Вам скажу, просто прелесть! В них присутствует такая честность, какая отточенность слога! Какая смелость мысли и истинного смысла! Только писатели такого великого литературного наследия и таких точных форм могли бросить вызов сильным мира сего и сказать им во всеуслышание без боязни и страха. Секундочку... я постараюсь дословно для Вас вспомнить...: "Наша жизнь темна для всех, кроме избранного меньшинства. А избранное меньшинство - это другое название идиотов и негодяев".
- Надеюсь, Вы, коллега, не смотря на то, что Вы являетесь членом Совета Мудрецов мира не принадлежите к этому избранному меньшинству?
- Это вы сейчас привели мне в качестве примера высказывание Рюноске Акутагавы, сделанное им незадолго до смерти? - Кипутман затушил сигарету. Он умышленно оставил без комментариев вторую часть вопроса Католины, но та оказалась не робкого десятка.