Эту историю я услышал, когда был еще студентом, учился на адвоката. Как-то раз мне довелось присутствовать на слушании дела некоего А.Н. Лазарева. Я занял свое место минут на пятнадцать раньше начала, поскольку не знал сути обвинения и потому не хотел пропустить начало процесса. Рядом со мной сидел высокий мужчина лет эдак тридцати.
--
За что хоть парня судят? - спросил я его, глядя на подсудимого: молодого, интеллигентного вида человека лет на пять старше меня, в хорошем костюме и элегантных очках.
--
За порчу государственного имущества, - ответил он, вглядываясь куда-то в зал.
--
Ясно, обычная история, - зевнул я: подобного рода дела редко обещали что-либо интересное.
--
О, история далеко не обычная, - мой собеседник повернулся ко мне и улыбнулся. - Этот парень работал на планетарном тягаче "Элеганс", - может, слышали?
--
Нет, я полагаю, - пробормотал я, решив, что это - какой-то родственник с отрепетированной речью на давно изъезженную тему - "я уверен, на его месте любой на его месте поступил бы точно так же".
--
Нет? Странно, мне казалось, об этом знают все, по крайней мере, юристы. Вы студент юридического, верно? Я ведь и сам адвокат, и я не сомневаюсь, что это дело войдет в историю. Так вы точно ничего об этом не слышали?
--
Нет, - ответил я, уже заинтригованный его словами.
--
Ну, тогда слушайте...
Это случилось около полугода назад, во время никелевого сезона на астероидах. "Элеганс" направлялся к поясу для доставки какого-то булыжника по заказу одного из лунных заводов. Он только что прошел ремонт, и в порядке модернизации на него была установлена куча наворотов: криоэкраны, компенсаторы, даже новая подсветка в душе. И заодно установили нового робоврача класса MAI - это самые новые, с искусственным интеллектом. И поскольку он постоянно имел дело с лекарственными препаратами, в том числе с сильнодействующими, ему на всякий случай удвоили потенциал Первого закона. Острой необходимости в этом не было, но тогда это, видимо, посчитали хорошей идеей...
В команде было три человека: Моисей Гельдманн - бортинженер, Джеймс Форелли - первый помощник капитана, и, собственно, Лазарев - капитан. Полет намечался долгий, и потому кают-компания была оборудована по высшему разряду, да и рацион, надо сказать, разнообразили неплохо.
Началось все с того, что как-то вечером вся команда собралась в столовой на ужин.
Только сев за стол и взяв в руку вилку, Лазарев обратил внимание на содержимое своей тарелки. Вместо заказанной вчера жареной картошки с беконом на белом фарфоре находилась некая подозрительная субстанция, внешне напоминавшая жидкую овсянку, за тем исключением, что цвет ее был ближе к ядовито зеленому, нежели к серовато-белому.
Подняв взгляд, капитан "Элеганса" увидел, что точно такое же вещество было сервировано и всей остальной команде.
--
Как вы думаете, парни, у этой штуки есть научное название?
--
В теории это должно называться "ужин". Хоть это и слабо напоминает мой эскалоп с сыром... - констатировал Джим, мрачно изучая содержимое тарелки. - Надеюсь, оно на меня не бросится...
--
Это уже совсем форменное безобразие! Я таки сегодня очень устал, и сейчас где мои кошерные блинчики?! - как правило, Гельдманн говорил нормально, однако в моменты особо сильного волнения его начинало "клинить", и речь его несколько искажалась.
--
Хмм... Ну, я, конечно, не любитель экзотических блюд, - медленно произнес Джим, - но, говорят, многие из них вполне так даже ничего... к примеру, гигантские личинки, насколько я слышал, сладкие на вкус. Может, это только внешне похоже на радиоактивную блевотину - пахнет оно вроде неплохо...
--
Ладно, была не была, - сказал Лазарев, шумно вздыхая и поднося ко рту капающую с вилки массу. - Что бы это ни было, оно вряд ли токсично. Так что, как говорится, кто не рискует... - и с этими словами отправил ее в рот.
И тут же заплевал весь стол, остальных участников ужина и находившуюся напротив переборку. Дальнейшая его речь перемежалась бурным полосканием рта стоявшей на столе водой и отборным русским матом.
--
Ну... и дрянь... я... такой... еще никогда... это же вообще... так, я не знаю, кто... это сделал, но слово капитана, ему будет полный... Робоповар!
--
Хола, мучачо! - ответил ему с потолка бодрый голос классического мексиканца.
--
Ты приготовил ужин в соответствии с заданной программой?
--
Си, амиго!
--
Программа соответствовала заказу?
--
Нет, амиго!
--
Почему?
--
Моя программа была изменена, амиго! Одним из обслуживающих устройств.
--
Каким именно?
--
Не располагаю данной информацией, амиго! Я плохо приготовил?
--
Знаешь, я лучше промолчу. Борткомпьютер!!
--
Да, сэр, - ответил из тех же встроенных динамиков приятный женский контральто - этот голосовой модуль был у команды любимым, а потому был установлен на самое часто вызываемое устройство.
--
В программу повара вносились изменения?
--
Да, сэр.
--
Каким устройством?
--
Робоврачом, сэр.
--
Тебе известно, с какой целью? - в недоумении спросил Лазарев - от робоврача такого ожидали в последнюю очередь.
--
Нет, сэр.
--
Ясно. Робоврач!!!
--
Да, сэр.
Это был установленный по умолчанию приторно-вежливый мужской голос, который по непонятным причинам дико раздражал всю команду, однако, к сожалению, робоврач был единственным механизмом на корабле, голосовой модуль которого не располагал опциями. Это было сделано специально, видимо, в связи с вошедшим тогда в моду модулем "священник на литургии", очень не понравившимся как врачам, так и духовенству. Они, очевидно, не находили это смешным.
--
Робоврач, ты изменял сегодня программу ужина?
--
Да, сэр.
--
Зачем?
--
Видите ли, сэр, - голос приобрел извиняющуюся интонацию, - этот полет очень длителен, и я пришел к выводу, что в таких условиях сильно повышается риск заболевания космической цингой. А мои нейроцепи, - гордо заявил он, - сгенерировали концепцию, что профилактика лучше лечения. Поэтому, заботясь о вашем здоровье, я подключился к процессору робоповара, чтобы каждый вечер снабжать вас повышенной суточной дозой необходимых вам витаминов, микроэлементов и других питательных веществ.
--
То есть... - придушенно начал Джим, - то есть... погоди, он хочет сказать, что нам теперь это каждый вечер есть придется?
--
Я думаю, это мы уладим, - спокойно ответил Лазарев. - Робоврач!
--
Да, сэр?
--
Я запрещаю тебе как-либо вмешиваться в программу робоповара и производить какие-либо в ней изменения. Это прямой приказ. Тебе ясно?
--
Но сэр, это всего лишь первый закон, а потенциал первого... - жалобно пробубнил врач.
--
Изменяя программу повара, ты лишаешь нас ужина, так как мы не можем употреблять подобную пищу из-за ее низких...
--
Слабо сказано, - проворчал Гельдманн.
--
... органолептических свойств. Что, без сомнения, причиняет нам вред. Ты понял меня?
--
Да сэр, я все понял, - ответил робот тоном обиженной невинности и отключился.
Гельдманн взглянул на содержимое своей тарелки, как на уродливого ребенка - со смесью жалости и отвращения.
--
Может таки закажем себе что-нибудь другое? Есть-то все равно хочется...
--
Нет, - вздохнул Лазарев. - Я давил на то, что он оставляет нас голодными, чтобы снизить потенциал первого закона и заставить его подчиниться приказу. Если мы сегодня все-таки поужинаем, это может дать ему лазейку, чтобы игнорировать приказ и подложить нам завтра аналогичную свинью.
--
От свиньи я бы сейчас как раз и не отказался, - грустно произнес Форелли, мысленно сравнивая свой "ужин" с хорошо прожаренной свиной отбивной под соусом. - Может, второй ужин?
--
Он не предусмотрен программой, если только ты не желаешь добавки.
--
Нет, пожалуй, - Джимми на мгновение представил картину, как он за обе щеки уминает эту жидкую зеленоватую кашицу, а потом его тошнит прямо в тарелку с добавкой. - Ладно, пойдемте, у меня, кажется, где-то еще осталась заначка в виде крекеров.
--
Да уж... - протянул я. - Но ведь робоврач должен был слышать, как Лазарев говорил, каким образом он на того воздействовал. ИИ ведь, насколько я знаю, не очень это любят?
--
Да, и, возможно, это стало основой для следующего инцидента, хотя, скорее всего, врач просто продолжал заботиться о здоровье экипажа. Это произошло два дня спустя, после длительного выхода в открытый космос для проведения ремонтных работ. Ребята только вернулись...
--
Думаешь, будет держаться? - спросил Форелли, стягивая скафандр - он только что упустил в межзвездное пространство новехонький пневмомолоток, а потому сильно злился и нервничал.
--
Я положил три шва, скорее у тебя уши отвалятся, - огрызнулся Лазарев. Эти три шва он варил четыре часа, и потому тоже был не в лучшем настроении.
--
Таки, может, хватит ругаться? - предложил Гельдманн, проходя в кают-компанию и сваливаясь в кресло. - Врубай ВВС.
--
Там опять эти чертовы животные, - проворчал Форелли, но все же нажал на кнопку пульта. Вообще он предпочитал музыкальные каналы, но в тот день он слишком устал, чтобы о чем-то спорить.
Однако вместо бурундуков по экрану плавали большие разноцветные круги, периодически меняя цвет и размер.
--
Так, и какое животное это сделало?! - вскипая, прошипел Джим.
--
Угадай с трех раз. РОБОВРАЧ!!! - заорал Лазарев в потолок.
--
Да, сэр, - невозмутимо откликнулся тот.
--
Какого черта ты влез в программу телевидения?!
--
Сэр, я сделал это, беспокоясь о вашем же здоровье! Вы сегодня сильно переутомились, а кроме того открытый космос пагубно влияет на психику человека. Это способно спровоцировать развитие хронических неврозов, бессонницы, а также острых психических расстройств. Поэтому я активировал специальную релаксационную программу, которая поможет вам успокоиться. Не пытайтесь встать, - добавил он, обращаясь к Гельдманну, судорожно пытавшемуся выбраться из кресла, - я активировал систему пристегивания. И спать, - клевавший носом Форелли чуть не подскочил (подскочил бы, если бы не электромагниты) от удара электрошоком, - сразу после выхода в открытый космос так же не рекомендуется. Ведь профилактика лучше лечения.
--
Ладно, черт с тобой, тупая жестянка, - злобно процедил Лазарев. - И сколько нам тут релаксировать?
--
Стандартная релаксационная программа рассчитана на два с половиной часа, но, учитывая ваш биологический ритм, я сократил ее до двух.
--
И на том спасибо, Фрейд ты наш доморощенный, - прорычал капитан "Элеганса" и тупо уставился в экран.
Два часа спустя, вконец обессиленный и изрядно побитый шокером, Лазарев кое-как добрался до ванной комнаты. Вопросам личной гигиены в космосе уделялось особое внимание, так как во внеземных условиях развивались самые гадкие заболевания - к примеру, атипичный кариес был заразой не только неприятной, но в ряде случаев и смертельной. Поэтому он выдавил на щетку немного пасты, поднес ее ко рту... и обнаружил, что самая обычная на вид паста нестерпимо воняла.
--
Робоврач, - простонал капитан, - что ты сделал с пастой?
--
Сэр, дело в том, что вы и другие члены экипажа употребляете слишком много сладкого, и я решил, что стандартного состава зубной пасты будет недостаточно для предотвращения развития атипичного кариеса. Поэтому я добавил несколько новых компонентов...
--
Но почему она так воняет?!
--
Сэр, я просто не смог подобрать нужных ароматизаторов, но поверьте, сэр, эти компоненты абсолютно безвредны! Поймите же меня, сэр, ведь профилактика лучше лечения!
--
Вот урод, - сказал Лазарев, засовывая смердящую пасту в рот. - Дай мне только добраться до твоего разработчика...
Наконец добравшись до своей каюты, капитан корабля разделся, кое-как покидав одежду на пол, и с размаху уселся на свою койку.
--
Ах ты робосволочь, - процедил он, потирая ушибленную о доску задницу.
--
Да, сэр, - откликнулся робот.
--
Погодите, -сказал я, нахмурившись. - Но ведь робоврач не был запрограммирован на подобное обращение. Почему он откликнулся?
--
Ну, - пожал плечами мой собеседник, - на то он и ИИ, чтобы творчески подходить к выполнению программы. Хотя этот, пожалуй, был даже слишком ИИ.
--
В смысле слишком искусственным или слишком интеллектом? - попытался пошутить я. Однако адвокат отнесся к моей шутке серьезно.
--
Да, пожалуй, и того и другого понемногу, - сказал он. - Он был слишком искусственным, чтобы понимать очевидные для человека вещи, но слишком интеллектом, чтобы не совать свой нос куда не надо. Однако, с вашего разрешения я продолжу...
--
Что ты сделал с моей кроватью, негодяй?! - вскипел Лазарев.
--
Продолжительное пребывание в открытом космосе способно также спровоцировать развитие радикулита, поэтому в целях профилактики я заменил ваш матрац на твердую поверхность.
--
Но у меня же был ортопедический...
--
В данном случае я не считаю это подходящим решением проблемы, сэр. В моем списке приоритетов ваше здоровье стоит выше вашего же комфорта.
Упираться сил у Лазарева уже просто не было, потому он просто устроился на жесткой доске настолько комфортно, насколько мог, и сразу же отключился.
Проснулся он всего через пару часов от какого-то странного ощущения. И всего секунду спустя понял, что это ощущение... у него в заднем проходе!
Он тут же вскочил на койке, привычно ударившись головой о низко проходящую трубу, и как раз краем глаза успел заметить уходящий в стену сенсор.
--
Какого черта ты творишь, жестянка с проводами?!! - прошипел он.
--
Я всего лишь измерял температуру вашего тела, сэр, - спокойно отозвался робоврач.
--
А ты не мог просто дать мне термометр, пока я парился в том дебильном кресле, тихо шизея от твоей релаксационной программы?!
--
Дело в том, сэр, что сегодня вечером вы очень нервничали и слишком быстро заснули. Я хотел проверить, нет ли у вас нарушений быстрого сна, а необходимые измерения можно провести только когда вы спите.
--
Но ты мог хотя бы предупредить.
--
Я не счел это целесообразным, хотя бы потому, что вы стали бы сопротивляться. Извините, сэр, но вы же знаете, что профилактика...
Дальнейшего Лазарев уже не слышал, поскольку снова вырубился, и проводил ли робот повторные исследования, не знает никто. Говорят, на следующее утро за завтраком Форелли и Лазарев сильно краснели и старались не смотреть друг другу в глаза. Гельдманн же по невыясненным причинам оставался спокоен. То ли робоврач не беспокоился за его сон, то ли он просто не проснулся...
--
Несладко им пришлось, ничего не скажешь, - произнес я, сдерживая улыбку. - Ну а закончилось все чем?
--
А закончилось все...
Через два дня, в течение которых прошел целый ряд репрессивных мер в виде последовательного исключения из корабельного рациона всей сахаросодержащей и острой пищи, уничтожение остатков запасов алкоголя (что вызвало самую бурную реакцию), назначение всему экипажу круглосуточной релаксационной музыки в рамках борьбы за психическое здоровье и введение ежедневного отключения освещения "после окончания биологического ритма", Лазарев спустился в процессорный отсек с большой стальной канистрой и сел рядом с процессором бортового врача.
--
Робоврач! - позвал он.
--
Да, сэр.
--
Ты знаешь, я много думал о твоих словах. И знаешь, что?... Я понял значение профилактики.
--
Я рад, что вы это наконец поняли, сэр, - радостно ответил тот.
--
И еще я подумал о тебе.
--
Да, сэр?...
--
Ведь ты так много думал о нашем благополучии... На самом деле так много, что я сам стал о тебе беспокоиться. Ведь, в конце концов, ты можешь перегреться. Вот я и подумал... ведь профилактика лучше лечения!
И с этими словами капитан корабля стал заливать воду из канистры в вентиляционную решетку робоврача.