День шёл как обычно. Ночь спускалась как-то медленно, словно бы нехотя. Уложив Азалию спать, я вернулся в свой кабинет для разборки разных сортов документов, доставленных сегодня утром. Я благодарил своё проклятие в подобные моменты за способность бегло читать и понимать всё с первого раза.
Я сидел два часа. Три. Три с половиной. Когда буквы уже плясали в моих глазах, я тяжело поднялся со своего кресла, размял шейные мышцы, потянулся и невольно повернулся к окну. Небо было ясное, Луна огромным прожектором освещала внутренний двор замка. Для меня это было родное место.
Со времён Людвига II моя резиденция обитает здесь. Я до сих пор помню тот день, когда был заложен первый камень для строительства замка, и мы вдвоём его как раз и заложили... 5 сентября 1869 года. Людвигу было 24 года тогда, и он готов был склониться передо мной. Юный мальчишка. Он боготворил весь мир сородичей, верил в нас как в спасение. Он любил слушать рассказы о прошлом, о предшествующих эпохах. А я любил его... Как сына, как племянника, как дорогого сердцу друга. Он не мог этого понять, ослеплённый восхищением перед вечной жизнью.
Он верил в нас как в спасение. А оказалось, что нас самих необходимо спасать.
Я услышал отдалённые шлёпающие шаги, и через несколько секунд дверь в кабинет медленно и нерешительно открылась.
- О... отец?.. - Азалия смущённо сжалась, когда я обернулся к ней, и опустила глаза на собственные ноги, облачённые лишь в тонкие чёрные чулочки. На ней, помимо них, были только ночная рубашка и шерстяной плед.
- Что такое, милая? - Я полностью развернулся к ней, всё ещё держа руки сцепленными за спиной.
Воспоминания о Людвиге заставили меня вспомнить о том одиночестве, которое одолевало меня последние века. Я изменился после смерти великого Баварского короля: стал жестоким, беспощадным. До этого я был... как Азалия. Она хрупкая, нежная, ей так сильно нужна моя защита, что я и сам не знаю, как она может быть той самой. Сейчас она словно оживляет меня, и так сильно греет мысль о её неизменности из года в год. Она не умрёт. Никогда не умрёт, даже если этого пожелает.
- Извините, что я ворвалась к вам среди ночи, - замямлила она, нервно перебирая пальчиками край пледа, - просто... понимаете... мне кажется...
- Азалия, - я мягко ей улыбнулся и протянул руку в пригласительном жесте. Когда она нерешительно, но скоро подошла, я прижал её к своей груди, гладя по мягким, словно шёлковым, волосам, - успокойся и скажи внятнее, иначе я ничего не пойму.
Она подняла на меня глаза, пребывающие в смятении, и прошептала:
- Я слышала, как под моими окнами кто-то разговаривает. Они думают, как меня выманить.
- Зачем? - Задумчиво спросил я. Кто-то из сородичей? Навряд ли, мой авторитет непоколебим... Тогда кто это мог быть? - И как ты можешь слышать, как кто-то говорит под твоими окнами? До земли с нашего этажа очень далеко.
- Я... - По глазам стало сразу понятно, что её настигло просветление, и тут же накрыл стыд. - Я как-то об этом не подумала... Но я слышала, как кто-то размышлял, как вытащить меня наружу.
- Скорее всего, тебе просто приснилось, - парировал я, немного отстранил её от себя и поправил сползающий плед на узких плечиков. - Если плохо спишь, попроси Ярослава каждый вечер приносить тебе успокаивающий чай. Думаю, вся проблема твоих кошмаров - а они ведь не в первый раз, да? - состоит в твоих эмоциональных перенапряжениях. Я слышал, сегодня ты наткнулась в лесу на гнездо убитых сов?..
- Да, - вздохнула она, опустив пурпурное лицо и закусив нервно нижнюю губу, - простите, папа, вы правы. Я зря вас побеспокоила. Простите, пожалуйста...
- Не извиняйся чрезмерно, милая, - я с улыбкой поцеловал её в лоб и приобнял за плечи, неторопливо потянув к дверям, - я понимаю. Как насчёт травяного чая? А затем я провожу тебя до твоей спальни. Угу?