Я лежал обнажённый на тёплой, чёрной земле, заложив руки за голову, и смотрел в голубое-голубое небо. Говорят, что по облакам можно гадать и видеть будущее. Может быть. Может быть кто-то и умеет это делать, но не я. Да если бы я и умел гадать по облакам, то сегодня всё равно ничего бы не получилось: был один из таких дней, когда на небе нет ни облачка. Даже дымки, которая бывает в знойный полдень, и той не было. Я лежал в высокой зелёной траве, со всех сторон буквально вплотную обступающей меня и тихо шелестевшей на жарком летнем ветерке. Этот ласковый шелест убаюкивал и ласкал меня. Мне было удивительно легко и необыкновенно хорошо, как будто я освободился от чего-то постоянно меня гнетущего.
Я лежал и слушал как разговаривают между собой мои тело и душа. Они вели неспешную беседу обо мне и никак не могли прийти к согласию.
Душа доказывала, что нет ничего дороже высшей благодати. Что мне, чтобы стать настоящим человеком, надо стремиться вверх к этой благодати и вечности, что их можно заслужить только живя ради других людей, отказавшись от земных желаний и страстей, что мир прекрасен, и моя задача только делать его лучше для других, забывая о себе.
Тело же, наоборот, убеждало, что нет никакой высшей благодати, нет вечности. Что жить надо для себя, что весь мир дерьмо и, чтобы выжить в нём, не надо обращать внимания на сантименты, что надо быть жёстким и жестоким и не бояться бить других, тогда будет достигнута гармония с миром, где все веками делают одно и тоже, а когда наступит гармония с миром, будет достигнуто успокоение и умиротворение с самим собой и, хрен с ней - с Вечностью, которой всё равно нет.
Обе считали, что я должен следовать за одной из них и своими словами тащили меня в разные стороны, а я лежал и думал:
- Вот, когда вы обе меня покините, от меня останется хоть что-нибудь? И если ДА, то что? -
Я лежал, смотрел в голубое звенящее зноем Небо, наблюдал за поплывшими по нему белыми пуховыми облаками, по которым можно гадать, чего я не умею делать, и тут на кончик ближайшей ко мне травинки сел небольшой серовато-бурый кузнечик, который, глядя мне прямо в зрачки своими золотистыми на пол лица глазами, вдруг принялся задорно стрекотать. Я внимательно вслушивался в эти резкие, такие привычные, повседневные, летние звуки и думал о том, что, когда меня покинут и душа и тело, от меня останется весь этот Мир: это бесконечно-голубое прозрачное Небо, с плывущими по нему, белыми мягкими паровыми Облаками, эта тёплая чёрная жирная, дающая жизнь Земля, эта влажно-зелёная, шелестящая Трава, этот Ветер, мягко обвевающий её и меня и даже этот Кузнечик, снисходительно напевающий мне свою Вечную песню.
Я лежал и слушал, как разговаривают между собой мои тело и душа, и тихо, про себя, подсмеивался над ними.