Звук паровоза стал настолько сильным, что казалось сейчас разъедутся стены, и состав пройдёт сквозь избушку. Бежать было поздно да и некуда. Спасаясь от "Гласности" Евсей запер за собой дверь снаружи и только теперь до него дошло, что это была роковая ошибка. Евсей в ужасе бросился на пол, завернулся в тулуп и приготовился к самому худшему. Послышался скрежет тормозов, и три окна избушки распахнулись вовнутрь одновременно. В клубах пыли, огня и дыма в комнату влетели... три головы Змея Горыныча. Странные же, однако, это были головы. Одна, скуластая, в шапке-ушанке с висящим ухом, с торчащем из-под неё русым чубом, озорными глазами и в драной тельняшке на длинной шее, с шумом потянув широкими ноздрями пропахший перегаром воздух комнаты, удовлетворённо крякнула и весело прыснула:
"Здесь русский дух! Здесь Русью пахнет!"
Другая, с узким лицом, (если так можно выразиться) в цилиндре, с глазами жёсткими, с длинной узкой бородкой клинышком, во фрачной паре, ни дать ни взять - дядя Сэм с плакатов Кукрыниксов, ошалело поводила вокруг себя сонными глазами и тут же набросилась на первую голову:
"Ваня, ты что ошизел? Ты куда нас завёл, пока мы спали? На час нельзя глаз сомкнуть. Абраша, - со всхлипом обратилась она к третьей голове, - представляешь он нас в Россию затарабанил."
Абраша - третья голова: в кипе, с пейсами на висках, с печальными глазами, с большим носом и с талесом вокруг шеи посмотрела вокруг себя и сказала:
"Ничего не изменилось. Шестьсот лет здесь не были, а всё тоже самое: тот же стол, та же бутыль на столе, закуска и мужик под столом, очевидно, тот же. Вот только часики на стене прибавились и весь прогресс."
"Ну ты это, Абраша, загнул - "мужик тот же". Да тот уже истлел давно, а этот, смотри, дышит", -голова Ваня приблизилась к сопящему Евсею и зашептала скороговоркой, пыша огнём:
"Мужик, слышь, вставай, давай выпьем по нашему, по рабоче-крестьянски, а то с ними разве выпьешь, а у меня всё внутри огнём горит. Поверишь, шестьсот лет капли во рту не держал. Да не бойся ты, вставай. Никто тебя не тронет."
"Ну всё, - закричала голова Сэм, - сейчас нажрётся, а у меня голова будет болеть!"
"А ты опохмелись,- парировала голова Ваня и добавила решительно, - a вот и не пойду я никуда! Здесь мой дом, жить здесь хочу! Всё, вопросы есть?!"
"Только и научились, что водку жрать да своих бить!"... - заорала голова Сэм, пытаясь вцепиться в шею голове Ване.
"А ваши что лучше? Развели пидерастов по всей стране и давай сербов бомбить. Во чурки! Президент норовит всех, кого видит, зажать в углу Белого Дома и испачкать им платья своей спермой. Те потом платья свои отдают своим мамашам, которые их бережно хранят, очевидно для того чтобы затем сперму счистить и продать кому-нибудь для оплодотворения. Представляете картинку: на Рижском рынке в Москве стоит маманя Моники Левинской в грязном фартуке и зычным голосом орёт на весь базар: "Эй, налетай, есть сперма Президента Клинтона на распродаже! Один сперматозоид - стольник! Налетай торопись -- покупай спермопись!"
"А я вот продолжение этой картинки вижу..."
"Какое ещё там продолжение?"
"Думаешь не пойдут покупать? Побегут оплодотворяться. А потом будут терзать папашу Клинтона, чтобы помогал детишек воспитывать, халявщицы. Вся страна на халяве построена. И что это тебе всё Америка не нравится? Чуть чего, так и норовишь обосрать? В отличие от вас, болванов, у нас на первом месте ЗАКОН! И даже Президент ему должен подчиняться. Это у вас Президент на всё положил и на вас кстати первых..." .
"Наш Президент, пусть и ложит, не ваше дело!"
"Это вы развели воров: если не вор, то полный идиот. Вы ведь считаете, что не обворовав государство, родной завод или колхоз, или соседа, а на худой конец себя самого, ваша жизнь прошла зря. И всенародной любовью у вас пользуются знаешь кто?"
"Кто?! Ну кто?!"
"Зэки!!! Вся страна поёт им песни, потому что все такие. А презирают все кого?"
"Кого?! Ну кого?!"
"Человека, который знает правду, и может и хочет её рассказать. Он называется Стукачом."
"А вы законники, да?! Убийца у вас на свободе гуляет. Вся страна об этом знает и ничего сделать не может. И всё только потому, что он чёрный и не дай Б-г могли начаться волнения, если бы вынесли правильный приговор. Тут же достали это замшелое пугало в виде расовой сегрегации, и справедливость пошла на хер. Теперь чёрным можно делать что хочется и только потому, что их предков когда-то предки белых вывезли из их родной Африки. И ни одна сука не догадается сказать - а кому не нравится, валите отсюда к ебене матери обратно в свою задрюканую Африку и балдейте там на здоровье. И вы думаете кто-нибудь поедет? Хрен там!"
"Дурилка картонная - у нас Демократия... ."
"А на кой хрен она, эта ваша Демократия, вообще нужна? И вообще, чего это вы во все дыры со своим уставом лезете? Что вы суёте свой длинный нос в каждую щель? И почему это вы думаете, что мы вам жопу будем лизать?"
"А вы в Чечне, что с мирным населением воюете?"
"Ах ты ж сволочь! Мы в своей стране порядок наводим, террористов мочим и правильно делаем. Ты лучше скажи, что это вы в нашей Сербии порядок решили наводить, причём, заметьте, свой порядок."
Голова Сэм засверкала было глазами, приготовившись к драке, которая явно назревала, а голова Ваня оскалила уже зубы, но голова Абраша тихо сказала, обращаясь к обеим:
"Ну чего вы взъярились? Отдохнём месяца три. Попьём, погуляем, а как жрать захотим так и полетим в тёплые страны. Ведь действительно мы давно здесь не были. Может знакомых каких встретим если всех ещё не повывели. Давай свистнем, может кто и откликнется."
И голова Сэм и голова Ваня, исходя дымом, накинулись было на голову Абрама:
"А ты, жидовская морда, ты-то чего лезешь в наши дела?" Драка явно назревала.
Но тут в головах явно что-то сработало, да и кому нужна драка? Поэтому три головы одновременно свистнули, да так, что по избушке пронёсся вихрь, а Евсея подняло с пола и кружило в воздухе часа полтора. А когда он шмякнулся на пол, то услышал из-за двери два ответных свиста, и в избу влетели двое: старая горбатая бабка и костяной старик в короне и с золотой цепью на тоненькой шейке.
"Батюшки, мальчики мои родные, как же я по вам соскучилась!!!"
Заверещала, сидя в ступе, кружась и выписывая фигуры высшего пилотажа, бабка.
"Ребятки!!!"
Пуская слёзы радости, стуча костями и золотом, заорал старик.
"Ребятки!!!! Валюту никому не сдавайте, я у вас по самому лучшему курсу возьму!!!"
Краем глаза наблюдавший за этим Евсей, отметил про себя: "Ну вот, Баба Яга и Кащей пожаловали, теперь точно сожрут. Э-э-эх, пропала моя головушка!"
ПОДГЛАВКА "НЕЧЕСТИВАЯ ВСТРЕЧА."
Но на его удивление, никто на него внимания не обратил, а Змей Горыныч поднялся в воздух и грохнулся со всей силой об пол, разделившись при этом на трёх молодых людей наружностью соответствующих головам. Баба Яга, покружившись по комнате, опустилась нa пол прекрасной девицей, перед красотой которой могли спрятаться все эти мозоленогие, со злыми глазами супер-модели иностранно-отечественного происхождения. Старый, иссохший Кащей тоже не остался в стороне от всеобщих перевоплощений, он взмахнул руками и превратился в тонкого юношу с бескровным лицом и глазами, излучающими мертвенно-холодный свет. Все бросились обниматься друг с другом, восхищаясь, как прекрасно они сохранились за столько лет. Горынычи поинтересовались почему не пришли Соловей Разбойник и Леший. Кащей рассказал, что Соловушку, мирного старика, виртуозно исполнявшего на лесных концертах "Соловья" Алябьва, какой-то амбал, из "новых русских" запихнул в клетку, предварительно дав в лоб, чтоб заткнулся, и сдал в живой уголок престижной гимназии, где учился его отпрыск. Леший же, как поведала Баба Яга, ободрённый тем, что коммунистический режим безвозвратно пал, подался было в город к народом выбранному губернатору-демократу. Он пошёл туда рассказать губернатору о бедах леса, и лесных и сказочных обитателей. Вышел из лесу нормальным здоровым лешим, а вернулся полностью лишённым рассудка. В губернаторском кресле сидел всё та же жопа зажравшегося обкомовца коммуниста, который просто быстренько подстроился под новую волну. С того дня никто его, то есть Лешего, не видел - засел в своей норе под замшелым пнём. Кащей же, с грустью в голосе добавил, что большинство героев сказочных разбежались из страны кто куда, так что будущего здесь нет и не предвидится. Дети воспитываются в подвалах, а родители заняты либо водковыжиранием, либо деньговышибанием. Государство же занято, как всегда, кровососанием, и до остального ему дела нет. Да и сам Кащей оформляет документы в Израиль, как старший брат Ильи Муромца, который там прекрасно обосновался сторожем Голанских Высот. Илья уже туда переманил Алёшу Поповича, Добрыню Никитича, Иванушку Дурачка, Мальчика с Пальчика и Буратино, а на подходе тридцать три богатыря, Черномор, Спящая Красавица со своими семью богатырями, Серый Волк, Конёк-Горбунок да и ещё целая куча сказочных персонажей, даже Кот с золотой цепью и дубом отваливает. Баба Яга подтвердила его слова, сказав, что тоже собирается и что там, на Лысой Горе, они открывают свой сказочный кибуц. Змей Абраша сказал, что у них там тоже уже участок припасён, а Змей Сэм добавил, что и в Висконсине США тоже надел имеется. Змей Иван вздохнул и сказал, что в России у них нет ничего, за что можно было бы зацепиться, да и желания особенного приобретать что-либо тоже пропало после разговора с одним Ангелом.
КОНЕЦ ПОДГЛАВКИ.
"Каким ангелом? - поднялся с пола Евсей и пошёл к столу, - Ну-ка, ну-ка, интересно узнать вести с Небес."
"Ишь ты, ожил, - рассмеялась Баба Яга, - ну что, сам в печь полезешь или помочь?"
"Да ладно отстань, "печь, печь". Вот забот других нет, честное слово. Вы то все свалите, а мне здесь сидеть. Хочу знать, что нас здесь ждёт."
"Ладно, садись слушай, - сказал Змей Иван. - А дело было так: летел я как-то по своим делам и, умаявшись, присел на облачко перекурить, отдохнуть. Вижу на облачке сидит-отдыхает Ангел один, да не простой, а старший, арх то есть - его Господь куда-то на Землю гонял, с поручениями. Вот на обратном пути он и сел передохнуть, а тут и я как раз."
"А что, - перебил его Кащей, - Архангелы тоже теперь туда-сюда мотаются, как простые ангелы?"
"Ага, у них там народу не хватает - уж больно много с земли разных просьб несётся, вот и приходится стариков в прорыв бросать."
"Да ты по существу говори - не отвлекайся. Долго нам ещё здесь терпеть всё это, и когда Господь нам поможет? Я могу ещё потерпеть, если буду знать, что мои дети будут лучше жить."
"Во-во, как раз мы на эту тему говорили. Как сказал мне Ангел, Господь считает, что не будут ваши дети жить хорошо, если вы сами плохо живёте. Вы должны сами начать лучше жить, тогда и дети будут жить лучше, а так что вы можете им показать? Вашу лень? Ваш пофигизм? И помогать он, Господь то есть, не собирается - сами должны разгребсти то, что натворили. И ваше "сидеть-терпеть" ни к чему не приведёт - только хуже будет. И начинать надо... ."
"С Правительства!" - бодро выкрикнул Евсей.
"Почему с Правительства? С Церкви. Она, в своё время, клин между людьми вбила, и ей же надлежит этот клин вытащить. Проповедовать любовь и любить на самом деле - это разные вещи. И правду надо научиться говорить: какой бы она ни была. Можно сколько хочешь раз пропеть "Отче Наш", однако если ты продолжаешь лгать, ничего не будет."
"Значит ничего не будет, - сказал Евсей - судя по тому, кто там сейчас ошивается, мы в дерьме всегда сидели и будем дальше сидеть. Это вам хорошо, вы нечесть и вам тем лучше, чем нам хуже... ."
"Дурак ты, человече. Эх люди, люди, человеки! - одновременно вздохнули все представители нечистой силы, - что же это вы с собой делаете? Вы же сами себя сожрёте скоро. Неужели вас от самих себя не тошнит?"
"Тошнит? Иногда даже рвёт, ну и что? А мы ещё добавим, чтоб вы знали, вражины, что нас так запросто за жабры не возьмёшь!" - поднялся с пола Евсей.
"Дебилы вы, жалко вас. Иногда даже не выдерживаешь и помогаешь, чем можешь... ."
"Ой-ой, помогают они! Чем это вы помочь можете? Только гадите, гады."
"Да уж к тому, что вы сами нагадили, прибавить не удастся. Да и пограничники мешают..." .
"Какие пограничники? Что ты плетёшь?"
"В фуражках, с собаками. Я ведь, вот какое дело, людей через границу перевожу потихоньку. Обращаются ко мне, понимаешь, те, кому уже совсем невмоготу, ну и приходится, несмотря на возраст, мотаться туда-сюда через границу с детишками на шее..." .
"Какие детишки, какие границы? Ну что ты городишь? Ты ж сам сказал, что шесть сот лет здесь не был?"
"Это я для конспирации, а то кто тебя знает, что ты за фрукт. А что ж ты думал, мы тут только по сказкам болтаемся? Да у нас задача такая, чтобы мир очищать от гнили всякой. Ну и получается: ты же и мучаешься, жрёшь всю эту гадость, ты же и виноват во всём. Я, как санитар леса, поел одного-двух лесников браконьеров, так мне спасибо должны сказать, что мир от дерьма избавил, ан нет - антигерой, подлец, похититель красавиц и детей. А что же мне делать, если эти красавицы мне сами на шеи бросаются - увези, мол, куда хошь, я здесь больше не могу. А детям чего здесь делать - пропадать в нищете, пьянстве, бандитизме? А я не могу на это смотреть - переношу через границу, кого могу. Запеленговать-то меня не могут - мясистый я. Собаки только пограничные иногда гавкают, а так хрен обнаружишь. Так вот, даю им деньги, образование, вывожу в люди. Короче - как могу помогаю. Мне ведь, старику, много не надо. Наследников нет. Не, в женщинах проблема не стоит, я уже говорил, но яйца они не несут, а иначе я не размножаюсь. Родственников нет. Последнего дядю в Англии, добрейшей души дракона, зарубил этот, как его - Ланселот. Пьяница, забияка, развратник и грубиян. Нет, то что он сделал с королевой, это никого не волнует, главное, что зарубил дракона. И ведь из-за чего зарубил-то, спрашивается? Нарезавшись где-то вдрызг, этот, с позволения сказать, рыцарь пристал к старику, чтобы тот дал ему прикурить. А у дядюшки как на зло насморк - ну нет искры и всё! Что сделаешь? Дядя и так и сяк пробовал тому объяснить - куда там, сразу за меч и... нет у меня больше дяди. А все вокруг: "Ах, какой герой!" Мерзавец да и только. Эх, люди, люди, человеки, и когда вы только думать начнёте? Вот теперь из всех нас остались только я да пара драконов с острова Комодо и всё. Причём Комодские они даже и не летают и не разговаривают - деградировали от химикатов. Эх, эх!"
ПОДГЛАВКА "ДОЛОЙ ПОЛИТИКУ!"
"Да ладно, что вы всё о политике да о политике, - томным голосом промурлыкала бывшая бабка, а ныне супермодель, - вот у меня был случай: иду я как-то по лесу, травки там разные собираю, насекомых ядовитых, ещё всякую мелочь - для дома для семьи, так сказать. Вдруг слышу - музыка играет. Я на звук, посмотреть, кто это в чаще развлекается. Подхожу ближе - парочка. Он и она. Он красавец - стриженный под ежа, косая сажень в плечах. Руки как стволы. Хотя вот шеи нет и уши сплюснутые. Я в кустах схоронилась - наблюдаю. Они водочку с пивком попили и давай кувыркаться да так, что у меня дух занялся. И захотелось - смерть. Последим-то был Иванушка-Дурачок, лет этак с тыщи две тому назад, короче, припёрло меня. А перевоплощаться нельзя было, не то время. Что думаю делать-то? Колдовать не хотелось: нечестно это в таких делах, да и кайф не тот. Тут как раз молодца моего как подбросит - видимо пиво к краю подкатило, он с девахи слетел и орёт на весь лес: "Щас я отолью и дальше побалдеем!" И прямо к моему кусту побежал. Добежал стоит отливает - струя как из брандсбойда. Я, как его агрегат вблизи увидала, чувствую счас в обморок упаду. "Ну, - думаю, - была не была!" "Касатик, - говорю, - ублажи старушку, давай трахнемся".
У него глаза на лоб выкатились и он мне сквозь зубы: "Ты что, кляча замшелая, охренела?! Я тебя счас за две кочерыжки возьму и на две половины разорву. А ну давай, чеши отседова." А я ему тихонько так: "Да ты не спеши, малиновый мой. Я ведь не простая бабка - я Баба-Яга. Ты меня три раза трахнешь - я любые твои три желания исполню." Он мне со смехом так: "Ты чего, бабуля, какая Баба-Яга? Двадцатый век на дворе заканчивается". И на свою кралю, которая там на подстилочке невдалике его ожидает, поглядывает, а смешок-то фальшивый. Чую я, клюнул, теперь главное, чтобы не сорвался. Спокойненько так продолжаю: "Твоё решение, как хочешь, но второго такого раза у тебя в жизни не будет." Он быстро так: "А одним разом не обойдёмся?" И всё на кралю свою, которой уже тоже невтерпёж стало, - она ему ручкой машет - иди мол. "Ну, - думаю, - шалишь сестрица, можешь махать сколько хочешь, а молодца-то потеряла." Да и говорю ему: "Мы что, в Одессе на Привозе? По желанию за трах. Меньше трёх желаний я не исполняю, так что придётся потрудиться." Он уже на кралю на свою не смотрит и ко мне в кусты лезет. А деваха с подстилочки: "Ты что ещё срать собрался, мать твою?! Час стоял ссал, как кобель на столб, а теперь ещё и обосрался. Вот связалась на свою голову, лучше бы я с Вовкой-Веслом на рыбалку пошла, чем с тобой за грибами. Учти, ждать буду только полчаса, потом домой пойду." А он её уже не слушает, меня обрабатывает, пыхтит, как паровоз. Первый раз отработал: аж дым столбом. Минут пять отдыхал и по второму разу давай меня жахать. Этот раз было дольше и с большим толком, я успела несколько раз экстазнуть. А деваха на подстилочке таким соловьём заливалась, что у меня уши завяли, а вы ведь знаете, меня не удивить ничем. Чувачок же, слушая её трели, с такой душой прошептал, что у меня всё похолодело: "Подожди, сучка, счас здесь закончу и тебя оприходую."
... Отдыхал он где-то с полчаса и давай по третьему разу, работал-работал, но я вижу: не то, нет того напряга. Еле-еле что-то там выдавил из себя, отвалился, глазки закатил, язык вывалил, лежит и почти не дышит и шепчет так жалобно: "Давай теперь три желания." Я на него посмотрела - и чего я в нём нашла? Не пойму. Ну и говорю: "Ты что, сынок, какие желания? Какая Баба-Яга? Двадцать первый век вот-вот на двор зайдёт, а ты всё в сказки веришь. Да и пошла своей дорогой. Долго ещё его хрипы да девахины вопли слыхать было. Ну видите какие у них теперь мозги - ум по рубль двадцать."
Под общий смех она постучала себя по лбу - раздался звон на всю комнату. Она продолжала стучать, и звон и смех продолжали нарастать, заполняя собой всё Евсеево существо. От этого звона он упал на пол и... .
КОНЕЦ ПОДГЛАВКИ.
КОНЕЦ СКАЗКИ.
БЫЛЬ.
... Инженер Михаил Евсеев проснулся от дикого звона будильника.
"Ну и приснится же, прямо жуть берёт", - подумал он.
Он посмотрел на вторую половину кровати, но там никого не было - жена уже ушла на работу.
"Так, - подумал Евсеев, - надо вставать, мыться, будить дочурку, везти её к родителям и идти к Шурке, обещал помочь устроиться на работу - в какой-то ларёк, всякой хернёй торговать. Вот ведь, дуб дубом, бывший спортсмен и теперь эти ларьки, как сам выражается, "Пасёт". Хорошо ещё, что вспомнил, что когда-то, лет двадцать тому назад списывал у меня все контрольные по математике и физике. Мог ведь послать. Посмеялся правда он от души: не помогла мне мол хорошая учёба и все книги прочитанные. Эх, жизнь жизнь, тошнит от всего, что делать-то?"
Луч солнца прорвался через плотные, свинцовые мартовские тучи, проник в комнату сквозь тёмные гардины и заиграл на личике маленькой Танечки, которая сладко посапывала в своей кроватке.
"Только ради этого уже стоит жить."
"А ради чего же ещё? Всё обязательно будет хорошо, обязательно. Только надо хотеть жить..." .
Танечка поморщилась от светящего прямо ей в лицо лучика, открыла глазки и, сладко зевнув, сказала: