- Жил-был стрелец-молодец. Не то, чтобы он большой был молодец, но службу нёс исправно и претензий от начальства не имел. Свободное от нарядов время тратил на своё хозяйство. А оно у него было не малым: коровёнка там, курей пару, Шарик да Мурка. Ах да, чуть не забыл, ещё жена-красавица тоже по хозяйству в избе ошивалась. И любили они с мужем друг друга безмерно. Вот из-за жены этой весь сыр-бор-то и случился.
- Что случилось?
- Ну сыр, швейцарский или латвийский такой вонючий с дырками, его ещё потом сожгли, чтобы не вонял сильно. И бор такой дремучий с бабами ягами и лешими.
- Куды это тя понесло?
- В сказку.
- Ну ладно, валяй дальше.
- Здесь надо сказать, что у стрельца был командир...
- Не может быть?!
- Точно тебе говорю. Старшина, прапорщик, вор, каких не было. Всё в дом волок: сапоги стрелецкие, телогрейки, тулупы, рукавицы, картошку из стрелецкой столовки. Причём такой ловкий, что никто его за руку поймать не мог, да и не хотел никто. Кому это надо сор из избы выносить.
- Чо выносить?
- Ну сор. Это то, что в углах, под печкой и под койкой двухъярусной. Пусть лучше там и лежит, он же никому не мешает, пока его не выносишь. Это если тронешь, то он дерьмецом попахивает, а если его никто не трогает, то он и не пахнет совсем.
- А-а-а. Я уж, грешным делом, подумал ты на наши вооружённые силы катишь.
- Боже упаси!
- Тады, дальше давай.
- Часть, где стрелец служил, была образцово-показательная. Её всё время всем показывали. Особенно любили вражеским агентам её показать, чтоб те боялись. Они и боялись до подмоченных портков. Как часть увидят, так всё - лужа, а как высохнут, то давай в свои шпионские организации строчить докладные, что мол такая-то часть -- жуть. Не дай Б-г с ней на поле брани встретиться. Они все голодные и злые, зашибут. Но мы не об этом.
Генералу тоже нравилось на своё детище любоваться и наведывался он в часть частенько. К его приезду часть прихорашивали. Все стрельцы и наш молодец с ними всё подметали, убирали, - только не сор из казармы, - красили травку и ходили в столовку строем с песней:
- Куда идём мы с Пятачком
- Большой-большой секрет.
- И не расскажем мы о нём
- И нет, и нет, и нет.
- Так это ж детская песенка. В армии таких не поют.
- Чушь какая. Это бравы ребятушки вражеским агентам так понять давали, что, если их даже в плен возьмут, они всё равно ничего не скажут, хоть ты их пытай.
- Ах, вот оно шо!
- А ты думал!
- Ну, продолжай, раз так.
- Всегда все приезды генерала с комиссией приходили гладко, потому что в части заранее знали, когда приедет любимый отец солдатам. Часть, как я говорил, образцово-показательная, и, чтобы не нарушать показательность, то в ней уже заранее объявляли, в какую ночь, например, будет тревога. Так в такую ночь стрельцы уже спали прямо в сапогах, чтобы побыстрей к пушке добежать и успеть сбить вражеский самолёт, который за тридцать пять секунд пролетает аж хрен знает куда.
- Куда пролетает?
- А на хрен, который редьки не слаще.
- Вот так и говори, а то я подумал, что этот самолёт не туда залетел.
- А в одно утро случилось непредвиденное: Царь-батюшка...
- Ага, вот видишь, всё-таки Царь!
- Но ведь батюшка же. Про батюшку можно.
- Лады, лепи дальше.
- Царь-батюшка решил сам в часть наведаться. Причём внезапно, чтобы никто не знал. Захотелось ему на танке проехаться, да из пушечки пострелять. Вражеские агенты, - а они об этом пронюхали ещё до того, как царь-батюшка своё решение принял, - вообще обкакались. Царь уже на подводной лодке бороздил бездну Маракотта и на истребителе поднимался к стратосфере, поплёвывая оттуда на ближнее зарубежье, да и на дальнее тоже. Слюны у него побольше чем у верблюда было. Короче: вскочил Царь-батюшка ночью, на горшок сбегал и, сидя, закричал:
- Енерала ко мне, мать вашу так!!!! -
- А 'как' мать?
- А чёрт его знает 'как', он не сказал. 'Так,' - говорит, и всё.
- Вот же задача, иди теперь, думай "как".
- Да ладно, не обращай внимания. Мало ли что Царь брякнуть может, особенно на горшке сидя. Как-нибудь 'так' - и будет хорошо. Ты лучше слушай, напрягись.
- Во, напряг мышцу. Видишь, как лоб вздулся. Не видишь? Ну пощупай тогда.
- Да, силён ты.
- А то ж. Давай читай.
- Генерала скрутили, - это у нас первое дело, - и к Царю-батюшке в гальюн. Генерал даже в чистое переодеться не успел, так быстренько его прихватили. В Воронке его привезли, руки за спину, он уже приготовился в ноги царю-батюшке броситься: мол бес попутал, вдул оружие и припасы сепаратистам. Кстати сказать, на этого беса всё можно спихнуть. Любое дело. Очень выгодно с ним быть знакомым. Чуть чего - бес попутал и взятки гладки. Что тут можно сделать, коли бес?
- А он, генерал этот, что, сумасшедший, сепаратистам оружие продавать?
- Точно. Вообще, чтобы ты знал, генералы - это выжившие из ума полковники.
- Это кто сказал?
- Де Голль.
- Так он же сам генералом был.
- А это он сказал, когда ещё полковником служил. Вот сказал и ему сразу генерала дали, чтобы он не думал, будто нормальный. Поэтому Каддафи там или Уго Чавес до конца в полковниках с врагами сражались, боялись себе генеральское звание присвоить, ведь все сразу поймут кто они. А народ хотел их в генералы, ох как хотел, но они ни в какую. Каддафи даже замучили за это, а Чавес сам с копыт слетел, так был против.
- А-а-а, вот оно в чём дело-то. А я всё не сплю, чего они не генералы?
- Спи спокойно, дорогой товарищ, им теперь генералами ни в жисть не стать, поздно!
- Теперь ясно. Ну, давай-давай, что дальше-то.
- А дальше Царь-батюшка оправился, встал, посмотрел на генерала, который со слезами на глазах на коленях в гальюн вползал, на ноги его поставил, тот даже сказать ничего не успел, в губы троекратно поцеловал и говорит: - Ну, поехали, посмотрю на твоё детище, как там мои стрельцы-молодцы, а особенно Федот, поживают. -
И не давая, генералу опомниться сразу раз - и в бричку.
Поехали они в часть. Приезжают, а в ней ни фига не сделано. Кто ж знал-то? Трава не крашена, полы не мыты, под кроватями сор, стрельцы без сапог, хмурые все, песен не поют, а самое главное в Красном уголке нет стенда успехов боевой и политической подготовки. Куда его старшина уволок, и главное зачем, никто сказать не может. Царь-батюшка разозлился и кричит палачу, который всегда за ним на всякий такой случай ездил следом: - Неси плаху, сейчас генералу будем мозги вправлять прямо в голову и прямо в корзине! -
Палач прибежал и топором шварк. Голова хлоп в корзину. Лекарь походный давай ей мозги вправлять.
Тут Федотова жена, холера её куда-то понесла, мимо шла, как белый лебедь плыла. Царь, как её увидал, обо всём забыл.
- Хочу, - говорит, - и всё. -
Он вдовый был, царь этот. Овдовел ещё лет сорок тому назад. Вообще-то ему было восемьдесят с гаком. Он раз пять уже женат был, но то характерами не сошлись, жену в монастырь; то застукает её с каким конюхом, - на плаху. Так вот бобылём и остался в итоге. Уже совсем веру в то, что когда-нибудь он себе пару подберёт, потерял, а тут как увидал красотку-то эту двадцатитрёхлетнюю, так кровь молодецкая взыграла в венах, артериях, жилах, прожилках и мочевом пузыре.
- Так ведь какая в возрасте разница, ты что?
- Да какая разница? Он же Царь-батюшка! Понимать надо! Да за одно это ему можно годков с пятьдесят скинуть, чтобы поближе к народу был. Уравнять, так сказать, в правах с населением. Мол, мы все равны!
- А-а-а. Тогда конечно.
- Ну вот и говорит Царь: - Хочу вот эту. Кто такая? Генерала ко мне!
Генералу голову обратно на место присобачили, и он к царю на полусогнутых.
- Слушаю, Ваше Величество!
- Вот эту хочу! Быстро всё разузнать, доложить и разложить. И чтоб ноги в стороны. Не гоже мне, царю, тут о чём-то упрашивать да уговаривать. И мухой!
Генерал глянул, обомлел.
- Нельзя эту. Это Федотова жена, Лариса Ивановна.
- А меня это не, - говорит царь-батюшка и крепкое словцо добавил, - ... чья она жена. Ларису Ивановну хочу. Тебе для чего мозги вправляли и голову обратно присобачили. Даю час или... - И как закричит:
- Палач!!!!
Генерал в сторону. Ну его на хрен, чтобы второй раз голову рубили. Не то, чтобы она ему очень нужна была, голова эта, но больно и сглатывать тяжело, всё горло в нитках. А к кому ему идти? К старшине, к кому же ещё? Тот всё знает про своих. Прибегает генерал в каптёрку, а там старшина как раз деньги пересчитывает за проданные портянки и бердыши.
- Ах, ты, - кричит генерал, - сука! А мне?! - И хвать со стола стопочку деньжат. - Зажрался здесь, вообще нюх потерял! А ну давай Федотову жену к царю, и чтоб у ней ноги в стороны. Да, и не забудь мне двух стрельцов на дачу отправить внучку песочницу построить. Он у меня, шельмец, любит куличики из песка печь.
Старшина навытяжку стоит, глаза выпучил:
- А Федот, с ним-то что?
- Отправляй его куда хочешь, только чтобы навсегда и не ко мне на дачу, а то подозрительно будет.
- Да куда ж я его отправлю-то? Он даже не в наряде.
- А это меня не, - говорит генерал и тоже крепкое словцо добавил. У царя, видать, нахватался, - И чтоб его духу здесь не было, а иначе ты у меня к белым мишкам на всю оставшуюся жизнь поедешь портянки им продавать. -
И ещё пять крепких словец как из револьвера выпалил, так расстроился.
Ну, а кто ж захочет мишкам на Севере портянки продавать? Я тебя спрашиваю! Молчишь. Вот и старшина молчал, молчал и вдруг -- хлоп себя по лбу.
- Есть! - кричит. - Есть дело для Федота. Пускай наш Красный Уголок восстановит.
Дверь приоткрыл, и дневальному кричит, чтобы тот за Федотом сбегал.
Федот примчался, и старшина ему говорит: - Вот Федот, генерал недоволен, Царь-батюшка расстроен: Красного Уголка у нас не хватает, чтобы через полчаса был. -
- Да где ж я материалы-то возьму? - удивляется Федот. - У нас же нет ничего. Ни фанеры, ни материи, ни портрета Ильича. -
- А это, Федот, меня не, - говорит старшина и тоже крепкое словцо вставляет, явно от генерала перенял. Задумался на секунду, воздух втянул, да и как пошёл на одном дыхании крепкими словцами сыпать, не остановить. Минут пятнадцать трели выдавал. (Вот так у нас всё: как рыба с головы гнить начинает, так и словечки разные с головы до хвоста докатываются). Наконец, дух старшинский перевёл и продолжил: - Пойди туда - не знаю куда. Принеси то - не знаю что, но чтобы Красный Уголок был и через полчаса!
- Вот, - думает старшина, - никогда не вернёшься. Как ты успеешь в соседней части или у жителей местных материалы украсть, да чтобы не поймали и не прибили за воровство. Нет, хана тебе, Федот. -
А Федот, даром что стрелец-молодец, взял да и побежал прямо к вражеским агентам.
-Выручайте, ребята... . -
- Он что, предатель?
- Да нет. Тут политическое дело. Если их начальство пронюхает, что в части даже материалов на Красный Уголок нету, то чего они тогда докладные слали, что часть эту, образцово-показательную, бояться надо, там же нет ничего.
- Понятно. Молодец Федот! Хитёр!
- Или. Голь, она всегда на выдумки хитра.
- Голь? Какая голь?
- Которая Де Голль. Не перебивай, уже конец скоро. Слушай.
- Федот за материалами, а старшина с генералом тем временем к Ларисе Ивановне.
Так и так, мол: 'Царь-Батюшка, женится, за ним не заржавеет, но только, чтобы у тебя ноги в стороны. А там у тебя и палаты белокаменные, и все скоморохи твои, и по заграницам поездишь, и икры пожрёшь и Мерс или Бумер, на выбор, и... .'
Короче, долго её уговаривать не пришлось. Обрадовалась Лариса Ивановна и побежала мыться. На кой ляд ей в этой землянке жить с коровой и курями, Муркой и Шариком и со стрельцом, когда можно во дворце и без них.
- Погоди, погоди. Ты же говорил, что они с Федотом друг друга любили безмерно, а тут тебе чего? Разврат?
- Да какая любовь? Это только в сказках они любят друг друга и живут долго-долго, душа в душу и умирают в один день.
- А это у тебя шо?
- А это - быль.
- Выходит она из душа, вся расфуфыренная и бегом к царю-батюшке. Потом на полдороги вдруг останавливается и задумчиво так говорит: 'А с Федотом-то чего делать, когда он вернётся?'
Видать, совесть заела. Старшина и генерал ей в ответ:
- Не переживай, ему обратной дороги нет, кто ж ему материалы даст, забьют до смерти, да и вся недолга.
- А всё-таки?
- Ну, придумаешь, что-нибудь. Чай не впервой. Идём быстрей, а то у царя уже гоголь-моголь стынет.
- Какой Гоголь стынет? Писатель, что ли? Николай Васильич?
- Вот ты баран! Это я так яички замаскировал. Всё тебе объяснять надо. Не перебивай вообще!
- Тут последние сомнения Федотову жену оставили, и побежали они все во дворец. А Царь-батюшка уже там, успел из части на штурмовике в столицу вернуться. С парашютом прямо в спальню влетел.
Прибегают все во дворец, и Лариса Ивановна прямо к Царю-батюшке в спаленку. А тут как раз вражьи агенты Федота под руки по белокаменным палатам водят, чтобы тот себе портрет Ильича для Красного Уголка выбрал. У агентов у всех пропуска были. Они все депутатами госдумы служили. Дверь в спальню открывают, а там...
- Что там, что?
- А там Царь-батюшка и Лариса Ивановна с раздвинутыми ногами в ладушки играют.
- Что делают?
- В ладушки играют и морской бой. Царь-батюшка в другие игры не играл.
- А зачем же тогда ноги в стороны?
- А чёрт его знает, узурпатор, тиран, хоть и батюшка. Да и что он мог-то в восемьдесят лет. Гоголь-моголь остыл видать. Вот ладушки - это пожалуйста.
- Виагры напиться не мог он, что ли?!
- Не завезли.
- Федот как это увидел - озверел.
- Сейчас! - кричит. - Я вам устрою! -
- Это за что ещё? За ладушки, что ли или за морской бой?
- Да кто их стрельцов разберёт, дикие люди. Что-то ему там не понравилось.
- А жена его, вот до чего всё-таки женщины мужиков умнее, говорит: 'Ну чего ты, Федотушка, разорался. Пойди лучше в кипящем молоке выкупайся, а потом окунись в ледяную воду и будешь кровь с молоком. Там на заднем дворе как раз два чана стоят. В одном молоко кипятят, а в другом вода студёная.'
Федот во двор и ломанулся из спаленки и как был в кафтане стрелецком так в молоко бултых... . И всё.
- Что всё?
- Сварился. Кто ж такое выдержит? Я же говорю, что бабы мужиков во много раз умнее. Хоть бы одна из них сама в кипящее молоко залезла. Ни в одной сказке не встречал, они, в основном Бурёнке в ухо, а мы, дурни, только туда и сигаем, по их желанию. Тут и сказочке конец, а кто слушал - хе-хе-хе.
- Слушай, а у тебя портрет царя есть?
- Вот в этой книге.
- Ты чего мне суёшь? Это ж учебник по зоологии.
- Во-во, вошь найди, вылитая царь. Один в один, просто близнец, носик остренький, глазок не видно, тельце широконькое, будто ботаксом налитое. От царя и не отличишь.
- Сволочь!
- Кто?
- Да стрелец.
- А почему стрелец?
- Ну, не царь же! Боже царя храни, царствуй на славу, на славу нам...