Рабинович Григорий : другие произведения.

Дети выжженной пустыни бездуховности

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  Дети выжженной пустыни бездуховности
  
  Не единою буквой не лгу... Владимир Семенович Высоцкий.
  
  ...губят детей, с такими моральными увечьями им уже никогда не стать полноценными гражданами.
  Станислав Говорухин. Фильм 'Великая криминальная революция'.
  
  Ричард Киплинг 'Маугли'
  Джунгли теперь закрыты для меня, я должен забыть ваш язык и вашу дружбу, но я буду милосерднее вас. Я был вашим братом во всем, кроме крови, и потому обещаю вам, что, когда стану человеком среди людей, я не предам вас людям, как вы предали меня.
  
  Судьба каждой отдельной личности, кем-то сколь этак явно до чего только многозначительно и изощренно выделенной из всех наших общих для всех и каждого сугубо своих отдельных жизненных обстоятельств, не такая уж и чья-то личная заслуга или скажем до самого конца жизни совершенно несмываемый позор.
  Раз пасть на чью-то вовсе не обязательно во всем омерзительно подлую душу он может и из-за сугубо внешних исключительно во всем ранящих душу и тело самых удручающих обстоятельств.
  
  А потому и главное для весьма существенно верного определения чьей-либо тяжкой моральной ответственности все еще вполне стояще обдумать без эмоций и совершенно ненужных многочасовых прений, горьких раздумий о чьих-то самым зверским путем разодранных в клочья величественных сердцах... поскольку все - это иногда бывает столь же вывернуто буквально-таки наизнанку на основе неверных оргвыводов сделанных на почве утраченной веры в свои собственные блистательные и красивые мечты...
  И кстати, что тоже верно, праведное зло действительно порою насмехается над тем самым по-детски наивным добром, когда ему удается заманить его в свои тенета.
  Однако настоящее светлое добро никогда не станет расставлять самому страшному злу какие-либо грязные сети, поскольку на такое способна одна лишь только оскорбленная в своих наилучших чувствах чистенькая, всезнающая респектабельность.
  Она может, в том числе и во весь голос завопить о чьей-либо явной грядущей опасности для всего существующего общества.
  Мол, с этим нельзя никак смириться и надо бы обязательно всей силой ответить на чудовищное оскорбление всех лучших и высших чувств.
  Хотя, между прочим, самым так отчаянным злом на некое прежнее зло отвечать - это тоже очень даже обезьянья привычка!
  Возврат к стадному житью!
  Делай как все и убережешься от всяких репрессий - есть зародыш всякой будущей просвещенной диктатуры.
  Но и это еще не все.
  Хорошие люди иногда куда опаснее в своей лютости, чем самые лютые дикие звери рода человеческого потому что, те действуют неосознанно и от них можно куда-то спрятаться...
  Но от светлейших духом заблуждений никуда ведь не деться, они везде обязательно так еще непременно настигнут...
  А тех, кто их создают, как правило, чувствуют в глубине души самую первостепенную свою сопричастность к кем-либо беспринципно совершенному большому или же малому злу.
  И оно по их представлениям вовсе так не должно остаться совсем ведь безнаказанным, а значится им для очистки своей собственной совести, будет явно необходимо кого-либо замарать и тогда всякий вопрос об их собственных деяниях сам собой попросту вовсе вот полностью отомрет.
  И именно поэтому некоторые и рвутся в бой с нечистой силой, из-за всех сил напрягая связки при этом даже и не сильно повышая голоса...
  Да вполне возможно, что имели в прошлом место некие злосчастные события, да только беззастенчивое манипулирование человеческим сознанием свойственно почти уж всякому, кто имеет возможность его осуществить.
  Но демонов в человеческом облике на самом-то деле раз-два и обчелся, однако, людей одержимых разного рода бесами просто-таки великое множество.
  И кстати абсолютное большинство из нас при во всем к тому сопутствующих обстоятельствах могли бы, постепенно сделаться деспотами, потому что в глубине человеческой натуры всегда живет некий злобный Сатана и он великий хитрец и затейник.
  А к тому же все еще зависит и от места действия, а также и возможностей одержимого дьяволом человека, (причем иногда он вселяется и в истинных херувимов), но сама по себе его способность досадить, кому бы то ни было зачастую находятся в прямой и неотъемлемой зависимости от попустительства высоких духом людей, что позволили кому-либо сесть себе прямо-таки на голову.
  Власть такого деспота в нашей современной действительности окажется, зависима именно оттого, насколько высоко ему удалось взлететь, но размах его крыльев и высота его полета вовсе не есть одно лишь следствие его хитроумия, а производное халатности и отрешенности от реалий людей умных, просвещенных и грамотных.
  Чем больше, они беспечны, тем поболее окажется шансов у их страны утонуть в болоте развитого тоталитаризма.
  В этом проявляется простейшая логическая связь между количеством демонов во главе государства и тех, кто, являясь совестью нации, вовсе никак не поднял твердо голос всех тем извещая об их явном присутствии не желая, скажем так, пачкаться в нечистотах общественного быта или еще по какой иной весьма во всем этак нисколько немаловажной причине.
  И еще раз о том же!
  Всякое общественное зло объясняется более высоким положением, которое какая-то (как правило, изначально вовсе не всецело) демоническая личность, сумела отвоевать себе в окружающем ее обществе, однако бытовое осуществление подобного рода вещей зачастую придет именно за счет слепой наивности и простодушия людей, имеющих вполне реальные шансы ей в этом деле еще помешать.
  Желание великой любви, как правило, одурманивает людей, которые просто не могут понять, что холуйская самовлюбленность и самовозвышение над всеми окружающими есть плод гнилого мессианства и ничего более.
  Совсем другое дело, если человек несет Бог знает что и несет его по волнам плохо впитанных и еще хуже того совершенно подчас неосознанных знаний, куда только ветер подует.
  Это может сильно раздражать, но убить кого-то само по себе это никак не может без того, чтобы кто-то со стороны пускал розовые пузыри...
  И такому человеку (даже при всем его желании) никогда не поднять толпу на баррикады, потому что она любит только в доску своих, а не в чем-то ей все же подобных.
  Причем хуже всего именно те, кто проявляют сколь немалую прыть в яростной баталии за узкоколейную истину, наскоро так хватая ее убегающую за хвост.
  Ну, а есть еще и те, кто, видя бесхвостых прохвостов, начинают у них этот отросток сзади всецело отыскивать, с самой ярой воинственной изощренностью, не брезгуя при этом фактически ничем из арсенала грязных подонков рода людского.
  Нет, конечно, можно полностью и всерьез заговорить о том, что если уж так оно вышло, что голодный человек не схватил для него кем-то специально на самом видном месте положенные деньги, исключительно лишь ради того, чтобы его затем обвинили в краже...
  Ну, так то всего-то лишь разве что означает, что он намного скрытнее, чем то от него ожидалось.
  Однако на самом-то деле люди, которые играют в подобного рода подлые игры ничем не лучше тех, что видели в представителях определенных наций одних только мышей, да тараканов.
  Может они всерьез захотели избавить общество от такого уж страшного общественного зла?
  Однако у любого большого зла бывают клыки, а могут быть и клинки и любой врач знает, что загнав сантиметров на пятнадцать прямо в сердце лезвие можно с легкостью убить человека.
  К такому исходу событий, они-то сами, уж точно были никак не готовы!
  А ведь никем из них вовсе не двигало оскорбленное чувство справедливости, а все что побуждало их к действию, так это одно лишь желание придать жизни, куда большего эстетизма и благости.
  В больших же делах политического характера такими людьми всегда ведь, как есть руководило буквально-таки иссушающая их тоска быстрого переиначивания всего этого мира в свете того, что только едва начало брезжить на горизонте, прорисовываясь где-то там в до чего и впрямь далеких от мира философских дебрях, то есть именно в тех местах, где и сам Вельзевул себе бы точно ногу сломал.
  
  Намерения у их сердца было, как оно и понятно самое благое и добрейшее.
  Однако весь современный ужасающий тоталитаризм, как раз таки и возник именно благодаря той волне, что подняли из пучины морской общечеловеческого чванливого невежества 'гении восторженного оптимизма' желавшие всем и каждому только лишь самого наилучшего после быстрого преображения рода людского в единое целое - путем единения воедино низменных и высоких интеллектов.
  Те, кто подхватили эту идею были самыми грязными из всех возможных негодяев, каких только знавала история.
  У них просто не было сердца, а вместо него горел в груди пламень суровой идеализации всей существующей действительности, уничтожавший на корню всякую автономию отдельно взятой личности.
  А те, кто могли бы поставить их на место были слишком так восторженными оптимистами, с чересчур избирательным подходом к действительности, а потому и не было у них никаких сил остановить всю ту дикую разбушевавшуюся стихию.
  А ведь именно холуйство умных людей перед хитроумным ничтожеством и создает кровавых тиранов или каких-либо иных кровососущих любого масштаба.
  При этом сами интеллектуалы этак ведь вовсе в корне уж не считают.
  Вот как не крути, а вопреки столь широко распространенному мнению немалого числа развитых от умственных занятий людей, ответственность за чьи-либо грязные дела и проступки самым естественным образом распространяется и на всех тех, кто находился где-то недалеко и всецело поблизости.
  То есть во всех бедах общества собственно так виновны и те, кто чего-либо пусть и краем уха слышал обо всем том происходящем беззаконии, но ничего конкретного и разумного вовремя не предпринял.
  Просто ожидая чуда или же безучастно глядя на все происходящее поверх чужих голов.
  Однако дело, в конце концов, не только в этом, но иногда еще и в том, что никому просто и в голову не взбредет, кого-либо серьезно предупредить, что он совершает большое, да даже и самое великое зло, но в чисто моральном плане.
  Спонтанные выбросы зла ведь ничему толковому не научат!
  А к тому же далеко не все, что нелепо и неприемлемо для цивилизованного общества делается именно нарочно ради каких-то мерзких, как сама подлость намерений.
  Невежество зачастую являет собой основной фактор, что во всем и всегда более чем поспособствует процветанию лютого зла, а мнимое бессердечие, вполне может иметь пусть и довольно мерзкий, но вполне же локализируемый источник.
  
  Душевные раны надо всегда вовремя промывать, а то они серьезно затем загноятся.
  Но причина их возникновения вполне может проистекать из чисто внешних причин, не имеющих никакого прямого отношения к самому человеку, а тем более к его душе.
  Хорошо сказал об этом великий писатель Иван Ефремов в его 'Часе Быка'
  'Вир Норин всегда радовался, если среди множества встречных прохожих, одинаково удрученных усталостью или заботой, ему попадались чистые, мечтательные глаза, нежные или тоскующие. Так можно было без всякого ДПА отличить хороших людей от опустошенных и сникших душ. Он сказал об этом Таэлю. Инженер возразил, что столь поверхностное наблюдение годится лишь для первичного отбора. Неизвестной остается психологическая стойкость, глубина и серьезность стремлений, опыт прошлой жизни'.
  
  Опыт прошлой жизни не зря поставлен в самый конец, поскольку именно он и является тем основополагающим фактором, что творит над душой человека тот самый Страшный Суд, вовсе не дожидаясь пока протрубит труба архангела Гавриила.
  Именно так оно и есть, а если бы это было хоть как-либо иначе и всякие восторженные моралисты действительно имели право вещать свои сентенции, основываясь на своем здравом смысле, то все зло давно бы уже исчезло, будучи полностью раз и навсегда попросту искоренено.
  Однако с усилением роли культуры и просвещения в жизни людей его внезапно стало только лишь, куда весьма значительно больше.
  И будь это хоть как-нибудь иначе оно бы тогда действительно было по полному праву всецело раздавлено и втоптано в прах веселой толпой, умиленно-мечтательных мудрецов того самого славного поколения, что уж предшествовало двум мировым побоищам, каковые ранее просто-таки еще и не знала вся история нашей цивилизации.
  А между тем нельзя же мерить весь этот мир по себе и по своему собственному устроенному и благополучному быту.
  Это и было основной ошибкой светлой души мечтателей...
  
  Абсолютное большинство наивных, а не подлых по всей своей природе злодеев - это всего-то лишь люди, вовсе неприученные к славным благам цивилизации, а не какие-то вполне естественные отбросы общества.
  Хотя и таких тоже возможно хоть как-то перевоспитывать, большая часть завязавших со своим ремеслом воров, указывали на то, что встретили за решеткой честного мента, и это оказало на них самое положительное должное влияние.
  А вот, когда, кто-либо доказывает, какой же он все-таки хитрый и ушлый по отлавливанию блох на чужом теле никак при этом их не замечая на своем-то собственном организме...
  Это ведь разве что людей внемлющих ему только так еще поболее развращает и разъедает им душу язвами мучительных переживаний.
  А между тем им самим уж надо было вовремя головой подумать и уметь обвинить, заклеймить и себя в том числе, а не только кого-то другого по духу и образу мышления.
  И вот еще: что, надо бы всерьез действительно суметь углядеть в человеке его истинно так подлинную натуру, а все кажущиеся в некой дымке своего собственного воображения отбросить в сторону, сразу же отметая его на корню, в том самом пиковом случае, когда надежды сами себя почему-либо вовсе-то никак не оправдывают.
  При этом важно ведь еще суметь сделать человеку хорошо продуманные замечания. Подобным образом вполне возможно, в том числе и получить повод для какого-либо физического насилия.
  Главное, чтобы эти высказывания делались вежливым и участливым тоном.
  Причем именно в той манере, дабы из-за них одно только истинное по всей своей природе гадкое чудовище, свело бы весь этот разговор к каким-либо грязным оскорблениям.
  Но не надо на этом хоть сколько-нибудь надолго и вправду зацикливаться, а если, что преспокойно идти себе далее по своему светлому жизненному пути, большим усилием воли раз и навсегда перестав замечать кого-то, кто только лишь путается под ногами, но мозгами своими так и не вырос.
  Да и к тому же сам по себе человек вообще не столь уж и редко может на самом-то деле оказаться, одним только-то и всего сильнейшим проводником чужого зла, а не его вполне естественной первопричиной.
  И тогда, что ж это получается?
  Вот когда собаку бьют палкой по голове, а она за нее хватается зубами, то это ее естественный инстинкт, она ведь не может сообразить, что это всего-то лишь инструмент и он ни в чем таком вовсе ведь никак не виноват.
  Хотя, конечно, Маргарита Николаевна была совершенно вне себя и как раз ее-то вполне возможно понять...
  Как там было у Булгакова...
  'Маргарита ударила по клавишам рояля, и по всей квартире пронесся первый жалобный вой. Исступленно кричал ни в чем не повинный беккеровский кабинетный инструмент'.
  
  Однако, невидимость можно ведь и как-нибудь по-иному на самого себя смело надеть, попросту управляя делом, издали пользуясь людьми как марионетками.
  Конечно, никто не может сказать, что он ангел, а кто-то дьявол в юбке, но в том и разница между идеалистами потребителями и теми, кто готов удобрить собой почву для всеобщего блага.
  ДА, у них бывает скверный и скотский характер, но это еще не делает из них истинных поганых врагов всего существующего общества...
  И те, кто живут не по правилам, могут о них просто ничего и не знать...
  А кто их вообще собственно придумал?
  Все ведь так относительно и зависит от всех имеющихся жизненных обстоятельств.
  Вот даже взять такую одиозную личность как карьерист Самохвалов, он человек, когда-то явно предавший свои истинные чувства во имя лучшего карьерного роста.
  О да, он, конечно же, гад ползучий, но использовать служебную переписку для личных целей, как и бегать за женатым мужиком тоже, между тем, довольно-таки немалое свинство.
  А дети? Для них же разлад в семье - это ведь весьма и весьма трагичное событие.
  Но пока что еще очень даже многое в этом мире напрямую зависит лишь оттого, кто и как всецело расставил акценты.
  Ну а с другой стороны вот если бы Самохвалов обнародовал, те письма, что Рыжова совала ему лично в руки или же оставляла их на его рабочем столе, то это и вправду очернило его с ног до головы и безо всяких там 'акцентов'.
  Уборщицы, как правило, вовсе не столь любопытны, как любознательные секретарши, через руки которых проходит служебная переписка.
  Если человек идет на дополнительную огласку того, что и так уже и без того давно всем известно, то он, конечно, подлец, но далеко не до той степени, как оно было бы в случае, если бы его с некой дамой взаимоотношения, носили личный, а не ей же навязанный широкий общественный характер.
  А ведь при помощи различного рода разъяснений всегда легко создать об одном и том человеке два совершенно во всем противоположных мнения путем в корне различного анализа его поступков на ярко выраженной эмоциональной основе.
  Сомерсет Моэм в его книге 'Луна и грош' пишет об этом так.
  'То, что я написал о Стрикленде, конечно, никого удовлетворить не может, задним числом я вполне отдаю себе в этом отчет. Я пересказал кое-какие события, совершившиеся на моих глазах, но они остались темными, ибо я не знаю первопричин этих событий. Самое странное из случившегося - решение Стрикленда стать художником - в моем пересказе выглядит простой причудой; между тем он, разумеется, неспроста принял такое решение, хотя, что именно его на это толкнуло, я не знаю. Из собственных его слов мне ничего не уяснилось. Если бы я писал роман, а не просто перечислял известные мне факты из жизни незаурядного человека, я бы придумал уйму всевозможных объяснений для этого душевного переворота. Наверно, я рассказал бы о неудержимом влечении Стрикленда к живописи, в детстве подавленном волей отца или же принесенном в жертву необходимости зарабатывать свой хлеб; я бы изобразил, как гневно он относился к требованиям жизни; обрисовав борьбу между его страстью к искусству и профессией биржевого маклера, я бы мог даже привлечь на его сторону симпатии читателя. Я сделал бы из него весьма внушительную фигуру. Возможно, что кто-нибудь даже увидел бы в нем нового Прометея, и оказалось бы, что я создал современную версию о герое во имя блага человечества, обрекшего себя всем мукам прометеева проклятия. А это неизменно захватывающий сюжет'.
  
  Уж куда автору до него в умении описать подобные события и дать им твердую и исчерпывающую оценку.
  Но хотелось бы все же добавить, что жизнь и ее отображение в чьих-либо устах всегда могут быть, в том числе и взаимосвязаны с тем черным дымом злобы, как и яростно алчной до Линча подлостью кровавой мести одними только теми чужими руками.
  А вот когда имели место сами события, то чище не было того, кто попросту никак не захотел марать свою душу грязью чертовых выяснений каких-либо причин чьего-либо крайне нерадивого и сколь непорочного поведения.
  Злобу накапливают, прежде чем ее излить очень даже многие, но не все делают - это тихо, а как-то выражая человеку свое неодобрение, делаешь его осторожнее.
  Но и это еще не все! Логичность претензий является основой успеха донести их до любого пусть даже и самого сумрачного интеллекта.
  И вот что также сколь уж весьма вот немаловажно!
  Главное - это ведь ни кем-то о ком-то исключительно одиозно организованное мнение, а что же - это именно данный человек вообще сам делал, когда рядом с ним творилось, чего-либо неладное.
  Поскольку, как-либо коснуться его пусть даже и вскользь, будет иметь, куда только более важное значение, нежели чем заявлять о себе лишь затем, дабы исправить все то донельзя нелепое прошлое...
  Вот для чего и предпринимаются причем весьма срочно самые далеко идущие шаги дабы всецело осквернить чье-то и без того уже не светлое будущее.
  Ужасные медвежьи услуги при этом объявляются чем-то заоблачно прекрасным, а человек, который через них чуть на тот свет не отправился злобным уродцем, изображавшим из себя некое возвышенное величие.
  Действительно бывает, что человек ведет себя самым отвратительным образом и то, что его к этому побудило связанно с его внутренними качествами, а не с какими-то внешними факторами.
  Но тут все еще зависит оттого, а как же он при этом объясняет свое недостойное поведение.
  Вот для этого и нужны откровенные разговоры...!
  Кстати, увиливание от всякого ответа тоже ведь есть более чем прямой ответ.
  Вот, к примеру, слова героя романа Сомерсета Моэма 'Луна и грош' в них прекрасно чувствуется все то, что отображает натуру собственника вполне способного ответить самым черным злом за, то, что его выходили, спасли от смерти...
  '- Я в любви не нуждаюсь. У меня на нее нет времени. Любовь - это слабость. Но я мужчина и, случается, хочу женщину. Удовлетворив свою страсть, я уже думаю о другом. Я не могу побороть свое желание, но я его ненавижу: оно держит в оковах мой дух. Я мечтаю о времени, когда у меня не будет никаких желаний, и я смогу целиком отдаться работе. Женщины ничего не умеют, только любить, любви они придают бог знает какое значение. Им хочется уверить нас, что любовь - главное в жизни. Но любовь - это малость. Я знаю вожделение. Оно естественно и здорово, а любовь - это болезнь. Женщины существуют для моего удовольствия, но я не терплю их дурацких претензий быть помощниками, друзьями, товарищами'.
  
  Но если возможно вмешаться в чью-либо жизнь и отвести от чьей-то головы, ту, что в саване и с косой, то это надо было сделать, а не крутиться вокруг да около часто вздыхая о том чтобы еще было если бы...
  Вот именно так и выглядит долг совести у настоящего здравомыслящего человека - воочию лицезреть все, что происходит вокруг и вовремя принимать надлежащие меры.
  А вот без меры одарять кого-либо самыми прекрасными чертами души, дабы затем по прошествии какого-либо достаточно большого промежутка времени целенаправленно срывать с кого-то маску, обнажая под ней звериные клыки...
  Это вот просто именно тот абсурд на который и вправду способны люди вовсе смотрящие на радугу на небе, а не на пожарища оставленные минувшей страшной грозой.
  Их мысль вообще всегда устремлена только лишь вверх к небесам...
  Вот именно оттуда и проистекает их абсолютная уверенность в незыблемой истинности их знаний о природе людей и вещей, а, следовательно, и святой правоте изначально выбранного ими пути, куда бы он их затем только не привел.
  Этот эпикурейский абсолютизм именно то, что и было заложено в сам фундамент их представлений об окружающем нас мире, в котором им извечно суждено обитать, вовсе не ведая его настоящих суровых свойств, вне тонкой оболочки цивилизации, что отделяет нас от варварства и грязи под ногами.
  Таким людям все непонятно, когда им приходится сталкиваться с тем вот абсолютно им неведомым... что у чьих-либо душ могут быть в корне иные принципы существования, чем им бы так оно полагалось бы быть по всей их естественной и светлой природе, как и совершенно неожиданные отрицательные свойства.
  И вот потому все те прекраснодушно-чувственные натуры и умудряются возвести в некую энную степень великого злодейства то, что оказалось на самом деле чем-либо совсем не тем, коим оно им грезилось в сиянии их радужных надежд.
  Хотя наибольшая опасность заключена вовсе не в ошибочных определениях чьей-либо конкретной личности, а лишь в слепой готовности буквально сходу не зная броду залезть в воду за самыми сладкими райскими яблоками великого счастья.
  Потому что, нисколько не углядев так сразу чего-либо верно, и сколь уж во всем разумно, вовсе вот не совершаешь самую главную ошибку в своей жизни.
  Она будет таковою только лишь при тех безумных устремлениях души, не останавливаемых никаким трезвым умом, а в том числе и не имеющего к самому человеку, ровно никакого, хоть сколько-нибудь прямого отношения.
  Но ум прекраснодушного идеалиста может очень даже долго от всего этого слепо отворачиваться, если уж обладатель данного интеллекта живет одними эмоциями... да их вихрь иногда бывает настолько силен, что лишает человека всякой осторожности и прагматичного подхода к своей жизни.
  Однако у всякого человека есть семья и, уж коли их ряды, действительно плотно сплочены, они всегда ведь смогут остановить своих, а то и пойти на угрозу действием (поначалу) по отношению к чужому человеку, совершенно так напрасно застрявшему у кого-то в самом его сердце.
  И все ведь надо выяснять точно бы вовремя, а не устраивать обструкцию в широком общественном смысле, когда для всех разумных действий по предотвращению чьего-либо зла уже совсем ведь не остается совсем никакого места.
  В нужный и верный момент надо было инспектировать все сложившиеся духовные потребности и возвышенные чувства, учитывая возникшую явно так еще не вчера крайне нездоровую обстановку.
  Вот тогда и не было бы причин для ненависти, да и той глупой, как и никчемной мести, в которую волей судьбы, оказались, вовлечены сторонние не имеющие никакого отношения к делу люди.
  А между тем детектив устраивать из своих так ни в чем и не сложившихся отношений вполне возможно только тогда, когда там присутствовали весьма явные элементы откровенной лжи или физического насилия.
  Ведь не может же, кто угодно не имеющий никакого конкретного касательства к делу пойти и пожаловаться в соответствующие органы, и тогда остаются одни только незаконные методы раз законными ничего сделать уже нельзя.
  
  Но все - это касаемо одних разве что тех личностных отношений, что вышли за рамки работы и перешли в некий личный характер, а это начинается только, скажем, с просьбы дать свой номер телефона.
  Красивые чувства, сохраняющиеся как в термосе - это ведь полнейший бред!
  Им же полагалось встретить вполне достойный и должный отклик?
  А раз его нет, то крайне важно искать тому должное объяснение.
  Причем может ведь еще и так оно статься, что, то был всего-то только ярко мелькнувший перед глазами мираж или же собственное отражение в темной реке чьих-то нескончаемых бед.
  И кстати от созданного самим собой зеркала не стоило бы так уж и шарахаться, когда в душе поневоле начинает нарастать горечь от всех так и несбывшихся ожиданий.
  И вообще всегда оно важнее заручиться мнением того, кто знает данного человека ни один день, а лучше так и ни один только год.
  Потому что жизнь вовсе не создает то, что обязательно должно быть тем, чем оно кому-либо кажется, самое главное - это чьи-либо практические свойства, а они выявляются довольно-таки скоро при более-менее близком контакте.
  Но это касаемо лишь внешне проявленного поведения в обществе.
  Как там было у Высоцкого
  'Тот малость покрякал, Клыки свои спрятал, Красавчиком стал, хоть крести'.
  
  Вот так оно и выглядит у людей, что прячут свою грязную натуру под весьма благочестивой маской!
  Такие звериные хари, как правило (глубоко упрятанные под внешний яркий лоск) довольно-то частенько являют миру свой ничем незапятнанный лик и имеют вполне божеский вид, пока не придет большая беда.
  
  Разница между тем человеком, что боится свойств своей грязной натуры и теми людишками, что, довольно бойко прячут всю свою безмерную мерзость в самый темный угол своего сознания, пролегает в области внешне проявленных душевных качеств.
  И это подлое введение в заблуждение может продлиться, в том числе и целую жизнь.
  Ну, а человек только и всего, что неудачно начавший свою жизнь между тем имеет полное право, на комплексы, выраженные по отношению к самому себе. Во всяком случае, если они не связаны с некорректными поступками по отношению к другим людям.
  И это тогда целиком его личная беда, а не всего того остального общества в целом.
  Волею обстоятельств, когда все это будет выглядеть совершенно иначе, может быть, например: навязывание кому-либо своего присутствия, после вполне явственно выраженной просьбы выйти и более уже никогда впредь не заходить.
  Конечно, кому-то бывает весьма затруднительно произнести эти несложные слова, но тогда он может попросить передать об этом своего коллегу по работе, а тому, как оно и понятно, это сделать окажется вовсе не трудно.
  И вообще к таким людям нужно всего-то лишь внимательно приглядеться, чтобы увидеть, что же именно происходит у них на душе, а не высматривать с какой бы правильной стороны поближе к ним усесться, дабы не нарваться на тот самый ржавый гвоздь.
  При этом у кого-то затем может еще возникнуть и такое мнение, что речь шла о тонкой психологической игре.
  Но Платонов в веденной им короткой ремарке в его 'Котловане' дает четкую характеристику и она совершенно верна.
  'Чиклин был слишком угрюм для хитрости...'
  
  Да к тому же, во-первых: подобные вещи требуют глубокой интеграции в культурном обществе, потому что никакие учебники по психологии тут никак не помогут.
  Во-вторых: любая самая большая злая хитрость иногда дает какой-либо довольно-таки серьезный сбой.
  Имея дело с умными людьми в чем-нибудь, да засветишься.
  И тогда результат он будет принципиально во всем понятен.
  И нужно же нечто, куда только большее, чем одни те яркие психологические выкладки для каких-либо серьезных выводов, о каком либо конкретном человеке.
  А то на одних лишь оргвыводах по поводу несостоявшихся отношений можно превратить злого новичка в общении на высококультурном уровне в дьявола соблазняющего души своим мишурным блеском, вовсе так несуществующей высокой души.
  
  Обилие эмоций при этом разве что только добавляет масла в огонь и искры его взлетают к самым небесам от обиды из-за самого бессовестного несоответствия грязной реальности высоким книжным идеалам.
  А они между тем совсем не для того в этом сложном мире существуют, дабы всю эту жизнь под них всецело подобострастно подстраивать, а скорее уже наоборот, именно они призваны выжигать на ней ярчайшее клеймо, ей им полнейшего глубочайшего несоответствия.
  Вот когда выжег на чьем-либо лбу каинову печать вполне осознанного зла, вот тогда и действуй в связи со всей той сложившейся обстановкой.
  А то ведь хотя свойство терять разум от любви и присуще всем без исключения, однако все ж таки у некоторых оно доходит до полного отказа внутренних тормозов.
  А из-за чего же?
  
  Книжек, понимаешь ли, красивых перечитали, а потому и хотят всю реальную действительность обуть в кирзовые сапоги полнейшего им соответствия!
  А затем значится айда весь мир переделывать, поскольку он грязен и темен и нас в подобном его виде он попросту нисколько ведь не устраивает.
  Ну а на чем все это более чем навязчиво основано?
  Да вот понимаешь ли, на тех самых нежнейшим образом ласкающих самое сердце своей молодцеватой упрощенностью - литературных образах.
  Жизнь, однако, зачастую предстает чем-то совсем ведь иным, чем ее прелестное и благостное отображение на бумаге.
  Есть же вещи, которым никак не уместиться в скромных объемах книжного формата, и не только из-за величайшего многообразия жизни.
  А еще и потому, что автор подчас осознанно старается выбрать самое главное, часто встречающиеся, а все редкое и необыденное отметает, в том числе и из-за вполне справедливых опасений, что его обвинят в глупой и идиотской лжи про то, что никогда бы вовсе не произошло в этой обыденной и пасторальной действительности.
  Итак, поскольку этот материальный мир не есть бледное преломление прекрасных образов большой литературы, а все как раз-таки с точностью до наоборот, то надо бы смотреть в глаза реальности, а не выискивать веские оправдания для своих мечтаний в прочитанных когда-либо добрых книгах или же чего-то некогда увиденного в красивом сне.
  Раз все получилось так сразу, тогда ей-богу нет ни малейшего повода для горького сарказма, как и поиска в себе каких-либо, скорее всего, что и вовсе-то не существующих в самой природе вещей - ужасных недостатков.
  Это только вот причина всему тому, что действительно вполне хорошо вышло, проста и естественна, а причин для неудачи может быть самое великое множество.
  И это ведь чьи-то родители должны были загодя объяснить своему любвеобильному чаду, что этот мир не так уж и прекрасен, а куда вернее сколь во всех его смыслах и проявлениях неожидан в процессе его более чем осмысленного познания.
  Раз он столь же широк как и та еще никем нехоженая тропа для каждого из нас на его подчас нелегком жизненном пути.
  А кроме того бывают в жизни и несчастливые исключения из всех ее обычных правил.
  И тогда некоторые люди оказываются в крайне неловком положении.
  А все лишь потому, что в их развитое сознание просто не укладывается тот совершенно для них неприемлемый и неприличный факт, что человек может знать о жизни вообще - довольно-таки многое, но при этом ни сном ни духом не ведать об элементарных правилах культурного поведения.
  И вот потому они и застывают в изумлении перед таким скособоченным человеком!
  А все почему?
  Наверное, все-таки потому, что такие люди буквально напичканы всевозможными догмами, и в связи с этим до полной невозможности хоть как-то и вправду одуматься убеждены, что их правильные, привитые с раннего детства манеры, существующие в культурном обществе, есть незыблемая часть всякого развитого сознания.
  Отсутствие их всего-то лишь, что самым естественным образом выходит за всякие рамки их костных и ограниченных представлений о вселенской сущности добра и зла.
  Они попросту вот заменили старое тряпье всегдашне серой обыденности чем-то искусственным и несуразно, противоестественно величавым во всех его гордых теоретических выкладках.
  Все дело было в засилье оптимистических словесных словопрений и за этими декорациями было очень даже легко упрятать главную суть зла в его всенепременном до чего только стоическом стремлении возглавить бы общечеловеческий путь к свету и добру.
  А именно такими декорациями, собственно, и предстали всевозможные словосочетания, в которых здравый смысл был подменен формой их выражения, а потому они не несли в себе призывы к чему-то реальному и материальному, а выполняли роль троянского коня для чего-то совсем другого мерзкого и пещерного.
  Однако в какой же красивой обертке все это было нам преподнесено!
  Иван Ефремов в его 'Лезвии Бритвы' пишет об этом так.
  '- Высокопарные слова и, как все высокопарное, лживые! - Тиллоттама рассмеялась недобро и презрительно. - Довольно, я слышала много о том, как у нас любят женщину. Вы с вашей сентиментальной звездой Индии, с женщиной в искусстве - что вы знаете о жизни, прекраснодушный муртикар?
  Она замолчала, подняв голову.
  Рамамурти растерянно смотрел на нее, не находя слов.
  Тиллоттама ударила его очень больно, ибо для каждого настоящего художника грубое расхождение окружающей жизни с его идеалами - тайная и никогда не заживающая рана души'.
  
  Однако так оно только у искренних художников, а у тех, кто хорошо спит и еще лучше ест, в течение всей своей светлой жизни такого расхождения вовсе-то и нет...
  Кроме того и жуткие события жизни человека, его болезни самым естественным образом отражаются и на его творчестве.
  Человек может проникнуться злом от его душевных невзгод и физических недугов и вот тогда он может начать смотреть на людей не как на отдельных личностей, а как на серую массу, которую можно привести к счастью одним насилием и уничтожением всего существующего общественного порядка.
  Заболевший туберкулезом, а со временем и ослабевший Чехов, подпал под это мировоззрение и стал всеми силами его души тянуть свой народ к краю пропасти.
  А куда его, собственно, вечные студенты - (из его великого 'Вишневого сада') теоретики лучшей общественной жизни могли бы его привести?
  Они сами всего лишь симптомы смутного времени, а не его болячки как о том думают некоторые.
  Не дело людей исполосованных ударами злодейки судьбы, выставлять как главных затейников 'общественных землетрясений'.
  Ведь на самом-то деле все оттого, что цивилизация вытесняет милосердие к тем, у кого нет высоких культурных ценностей, и возвышенных устремлений ко всему светлому и чистому.
  Под такое определение подпадают 'культурно отсталые' народы или иногда даже какие-либо отдельные личности и вот технический прогресс обнажает перед ними свой меч и разит их за то, что они отказываются принять идеалы торжествующего свою победу всевластного добра.
  А как же это может быть хоть как-нибудь иначе, уж коли эти скороспелые яблоки древа добра и зла были объявлены высшей правдой во имя всеобщего благосостояния и душевного удобства?
  Именно так и загнивает сама суть человеческого бытия, поскольку людей заставляют признать, то единственно возможное объяснение чьего-либо варварства или равнодушия к великим благам человеческого счастья.
  Речь, мол, идет о тех, кто являются низшими существами, а значит освободить от них мир - это наша первостепенная задача.
  А ведь именно, те, кто окунулся в пучину зла так ведь и не став от этого его вполне сознательным союзником имеют те же самые душевные качества и задатки, которых не хватило бы людям умудренным опытом светлого книжного и духовного бытия.
  И именно они отрешенные от всякой реальной действительности и есть те, кто способны переступить через что угодно, перейти любой Рубикон лишь бы восторжествовало царство истины, но оно зачастую оказывается царством несвободы под флагом воинствующей демагогии, основываясь на том простом факте, что истин их не может быть две или три.
  Однако подходов к ним может быть сколько угодно, и именно с отменой возможности любого иного о ней представления, кроме как исключительно лишь официально признанного и создаются все современные тирании.
  
  Также существует проблема с отрицанием опыта тех, кто прошел через дикую тьму, в преломлении чьих-то прекраснодушных взглядов, поскольку уж все плохое осталось позади, то впереди естественно только лишь радость и свет.
  Если же они крайне невзрачны на свой вид, то это значит, что их нутро попросту сгнило...
  Однако вот же что пишут о таких людях Братья Стругацкие в их романе 'Гадкие лебеди'.
  'Все дело в том, что вы, по-видимому, не понимаете, как небритый, истеричный, вечно пьяный мужчина может быть замечательным человеком, которого нельзя не любить, перед которым преклоняешься, полагаешь за честь пожать его руку, потому что он прошел через такой ад, что и подумать страшно, а человеком все-таки остался'.
  
  Мартин Иден пера Джека Лондона - это человек сумевший одолеть столько препятствий, сколько и не снилось всяким изнеженным франтам узкого, хотя и высокого ума.
  Причем, этакие деятели и других ведь могут по временам заразить своей горячностью, ликвидировать некое дикое зло только лишь ради того чтобы на веки вечные могла восторжествовать, некая аморфная форма справедливости.
  Им все казалось однозначно предельно ясным и простым до самых корней чьих-то не посидевших от диких моральных мучений волос!
  Причем равнодушие к слухам о жутких событиях в своей стране - это тоже ведь явственная часть сознания просвещенной части населения.
  Прямо у нее под носом можно творить все что угодно, и если об этом не будут писать в газетах, то всякие УЖАСНЫЕ ИСТОРИИ разве что кого-то не в меру развлекут, и совсем же не более того.
  Именно так оно и было с уничтожением зажиточного крестьянства в 20ых начала 30ых годов, а вот если бы поднялся тогда шум и гам, то в 1937 году честных граждан в таких массовых количествах никто бы за колючую проволоку затем не погнал.
  А сколько же тогда хороших и достойнейших людей полегло?
  Это ведь была вполне явная селекция!
  Причиной аморфности и слабости интеллигенции заключается в ее закрытости по принципу 'Добро пожаловать, и посторонним вход воспрещен'.
  А отсюда и грязь самосозерцания своего святого эгоизма, принимающего весьма изысканные формы, а потому такого вот благостного в смысле его чувственного восприятия.
  Да, действительно такие люди внутри своего круга светлы и душевны, но в одних только рамках своих представлений обо всем этом мире.
  Может, конечно, их и не должны были воспитывать в хлеву вместе со всеми остальными социально облагороженными животными (да простят меня за этот грех обыватели), но уж разбирать, где свет, а где тьма египетская, они точно ведь должны были научиться?!
  Ах да совсем я запамятовал, куда ж им тому было учиться, когда они цвет нации, и у них в этой жизни есть совсем другие куда более важные, и гораздо более так первостепенные задачи.
  Они, мол, совсем для другого были изначально самой их природой выпестованы и всем духом своим всецело предназначены.
  Однако вот как оно думается автору и тех неграмотных крестьян, которых Сталин в сибирские снега без всякой теплой одежды зимой ссылал, тоже совсем не для того в любви зачали, чтобы они умирали безвинной смертью из-за каких-то прекрасных идеалов, оказавшихся в руках у ублюдков большевиков.
  Еще неизвестно скольких Ломоносовых среди них человечество так ведь и не досчиталось!
  Трехлетний ребенок своими маленькими ножками до самой Белокаменной дотопать никак бы вот не сумел.
  Да, и самих их, тоже между тем до ужаса жалко - умирать-то им довелось гораздо худшей смертью, чем людям в газовых камерах.
  Только вот почему-то никто не говорит про Холокост русского крестьянства от рук извергов и палачей большевистской, а не нацистской партии - тягчайшей вины преступников - 20 века.
  По продолжительности мук своих невинных жертв советский режим был впереди планеты всей.
  А явственной первопричиной всякого его появления на этом божьем свете послужили идеалисты, пожелавшие всему этому миру всего только самого наилучшего.
  Автору кажется, что они как в прошлом возлагали надежды, да так ведь и до сих пор и накладывают на книги, совершенно так непосильную для них тяжкую ношу и сколь архиважную с их личной точки зрения задачу развивать человека не в духовном, а в некоем социальном смысле.
  Отсутствие подобного развития ими воспринимается как некое изначально бездушие и коварное варварство слепого животного эгоизма стремящегося опутать все вокруг своими длиннющими щупальцами своих пустопорожних словопрений.
  Они того не понимают, что попытка снять с души камень крайне болезненна и отвратительно тревожна...
  Они мучаются со своей стороны...
  Но думать о том, что именно еще можно исправить нужно тогда, когда это еще не совсем оно поздно.
  В жизни ведь нет той простой возможности, которая имеется в любой художественной книге.
  Нельзя уж посмотреть, а чего там еще будет в самом ее конце, а раз так, то надо бы глядеть в оба, на то, что происходит Здесь и Сейчас.
  Причем любые изменения в жизни должны приводить к незамедлительной коррекции чувств, хотя совершенно необязательно хоть как-то выражать это внешне.
  Лоцман, совсем не бросающий пусть и самый беглого взгляда, а что там впереди (а вдруг рифы), а только лишь тщательно изучающий старые засаленные карты, почти что всегда сам и виноват в своем последующем кораблекрушении.
  И само наличие сирен вовсе не оправдывает отсутствие всякого умения при случае пристегиваться 'ремнем безопасности' житейского разума, что может побороть любой самый дикий инстинкт.
  Да, действительно это редко бывает, но раз уж такое иногда ведь случается, то, следовательно, к этому надо было хоть как-то быть всецело душевно подготовленным.
  Исходя из всего вышеизложенного, единственное что остается, так это разве что вполне резонно заметить и более чем всерьез уточнить, что надо бы обо всем этаком думать своевременно, а не ожидать попутного ветра в ненастную погоду.
  Конечно же, никто и ничто неспособно вкратце или очень даже во всем подробно в сколь многих изящных красках возвышенной словесности, поведать миру, о том, что выхлоп, сжигающий чьи-то высокие чувства - это всего-то только маленькое и досадное недоразумение.
  Однако всегда же такое было и далее оно тоже окажется более чем вероятным и вполне же возможным, причем безо всякого на то осознанного злого умысла!
  Можно даже невольно стать причиной смерти или тем более адских мук ближнего, иногда об этом и вовсе-то не догадываясь.
  Потому что, то, что хорошо для одного может оказаться сущим адом на долгие годы для другого.
  При этом кто-то может сжать зубы, отойти в сторону и просто не мешать чужому счастью.
  А может организовать убийство из ревности, потому что раз ты не со мной, значит, ты не достанешься совсем никому.
  Причем при наличии большой хитрости все будет совершено невинно и комар носу не подточит!
  А жениться на вдове нечаянно погибшего друга оно вовсе же не грех!
  И это так оно бывает в самой подлинной реальности и вовсе не потому, что человек есть такое уж подлое существо, а всего-то лишь оттого, что скрыто в нем много всякого разного!
  Хорошее воспитание саму возможность таких мерзких подлостей почти напрочь отметает?
  Правильно, так оно вроде и есть, но оно еще должно было иметь свое место, а если его толком никогда не было, то человек предстает в виде рудимента его естественных, природных качеств, к тому же еще и сильно подпорченных значительным и злым - внешним влиянием.
  А ведь до конца продуманная обработка личности, начиная где-то еще с самого раннего детства при хорошем и продуманном воспитании, способна из более чем жуткого дерьмеца, создать очень даже приличного человека!
  Конечно же, все это должно выглядеть довольно странно и даже в чем-то абсурдно, но, тем не менее - это именно так!
  Вот только для особо изначально испорченных из-за их изначально звериной природы натур, пришлось бы путем общемирового консилиума психологов, подбирать тех, кто этого подонка возьмется с грехом пополам хоть как-то воспитывать.
  Причем лучше уж, чтоб таких родителей было человек восемь и никак не меньше. Но это касаемо лишь особо жутких, по самой их изначальной сущности людей.
  А вот говоря о более реалистичных вещах, само по себе чувство омерзения к ближнему вполне может быть естественным и справедливым для всякого достойного человека, уж в том простом и естественном случае, коли тот к которому он его испытывает до конца во всем понятен в его злодейской сути.
  В случае же когда - это вовсе не так, то это не суд, а расправа в стиле темных веков средневековья.
  Тогда оно было ведь так весьма принято устраивать судилища, поверив всяким злым бредням наглых лжецов, и в те времена, как известно, сжигались на кострах, как ведьмы, так ведь и еретики.
  Но есть еще и возрожденное средневековье или может даже будет куда точнее сказать возрожденная античность.
  Тогда принято было изгонять преступников из родных пенатов.
  Вот, к примеру, повесть Виктора Некрасова 'Персональное дело коммуниста Юфы'.
  'Все говорили о том, что родина и партия его вскормили, дали образование, потратили на него деньги, холили лелеяли, и он, неблагодарный, позарился на тридцать серебряников (этих серебряников не упустил никто, а кто-то сказал даже 'триста') и этим превратил себя во внутреннего эмигранта (или отщепенца, ренегата, ревизиониста - тут были разные варианты) и тем самым поставил себя в положение человека, не имеющего права на родину - она с презрением изгоняет, выдворяет его из своих пределов'.
  
  Что-то автору все это ужасно напоминает, не в том ли самом духе рассуждали обличители чьих-то грязных ног, топтавших чьи-то такие все из себя светлые и радужные чувства?
  А если все же рассуждать с точки зрения, человека затронутого высокой культурой, а не только лишь ей проникнутого из-за его уровня жизни и воспитания в духе возвышенных идеалов...
  Ведь действительно, чего же они вообще дали человечеству эти идеалы акромя газовых камер и ядерных бомб?
  Это не они ли довели этот мир до зверств ранее ему вовсе неведомых?
  Конечно же, нет и еще раз нет!!!
  Ведь кроме самих мыслей есть еще и их усвоение в мозгах людей, которые им внемлют, а в этом процессе возможны любые искривления и всякий отход от первоначально провозглашенных гуманных истин.
  А потому и самое светлое вполне возможно, если уж как оно кому только потребуется еще обратить и в самое темное, а все возражения подавить авторитетом или пулей в висок.
  Но это конечно большая политика, однако состоит она из великого множества мелочей, и именно из них и составляется великая мозаика всеобщих человеческих взаимоотношений.
  И как себя вести, чтоб затем греха на душе не нести...
  Вот бывает так, что покарали за что-то отъявленного негодяя и злодея, а потом вдруг выясняются какие-то встречные обстоятельства, которые в корне меняют все дело и тогда совесть начинает колоть остро как тот штык-нож и иногда прямо в сердце...
  Однако можно ли допустить саму мысль о том, что 'погорельцам', у которых от воздвигнутых ими чертогов светлых чувств остались одни только головешки, вполне дозволительно выслеживать какого-то жуткого зверя, творя при этом всякое вполне осознанное зло?
  Да нет вроде бы!
  А уж тем паче, когда речь шла о вещах случайных и нечаянных, произошедших от элементарного невежества в социальных отношениях, и от общей темноты духа...
  Уж есть в этом нечто такое, что само по себе нуждается в снисхождении, в том числе и ради того, чтобы не создавать обществу дополнительных и никому не нужных врагов.
  Причем лучшим примером мудрости в данном отношении может послужить элементарный уголовный кодекс.
  Тот самый, который во всем на порядок разграничивает ответственность человека за действия заранее им обдуманные со злыми целями или же чем-то совсем иным - необдуманным, спонтанным, даже если результате всего этого и оказалась чья-то трагическая гибель.
  Труп он ведь всегда труп и жизнь того человека чье тело остается только лишь захоронить в земле при всем любом на то раскладе трагически оборвалась...
  И все ж таки разница в причинах, приведших к этому настолько разнится в уложении об уголовных деяниях, что просто диву даешься снисходительности общества при тех обстоятельствах, которые иногда можно ведь с величайшей легкостью и подстроить.
  И, конечно же, кто-то сам себе все подстроил, и поскольку он ушел от справедливого возмездия, то теперь его будут судить, те, кто жизнью своей доказал, что им не все равно до общественных интересов.
  Хорошей жизнью - это, однако доказывать вовсе не трудно - это при плохой жизни, когда максимум еще и за грязные мудрствования лишние страдания претерпеть доведется чего-то доказывать весьма так и впрямь немыслимо же затруднительно.
  А кроме того всякое действие может иметь самые жуткие для кого-либо последствия, однако без того, чтобы человека четко и ясно попросили, те или иные вещи более никогда не предпринимать, совершенно нельзя с полной на то уверенностью утверждать, что он всерьез осознавал их порочность и пагубность для других людей.
  А это означает общую, а не единоличную вину за все произошедшее.
  И исключительно в одной и только области простых и ясных как сама жизнь аксиом, можно говорить о том, что человек все должен был понимать сам по себе, без чьих либо на то подсказок и предупреждений.
  А действительно, никто из развитых людей не обязан держать в голове всю ту великую дурь, что может втемяшиться в чью-то тупую башку, и потому они не несут на себе никакой нравственной нагрузки за все те нарушения уголовного кодекса, которые совершил тот, с кем им довелось как-либо якшаться в их свободную минуту.
  А вот моральные преступления - это тема весьма и весьма тонкая и соответственно наказываться они должны были быть одним тем личным, собственноручным образом, а иначе это подлая интрига, от которой пострадают совершенно ни в чем неповинные люди.
  Выпущенное зло никуда не исчезнет, даже и, достигнув своей цели, у него ведь всегда найдется множество самых различных применений.
  А для того чтобы действовать на разумной основе нужно было логическое, а не чувственное обоснование своим поступкам.
  В таких случаях, надо всего-то навсего суметь посмотреть на этот мир не только через призму красивых чувств, но также и по всем другим столь различным и обширным его параметрам.
  К примеру, разделяя людей по критериям наших и не наших по принципу интеллекта, культуры и положения в обществе, всегда было бы лучше обращать самое пристальное внимание, что последнее из списка столь же многое определяет, в чисто социальном плане.
  А это, значит, что скорбеть о том, что человек такой, а не какой-то несколько иной является, по сути, почти тем же, что и утопать в слезах из-за того, что в Африке, мол (кроме вершины Килиманджаро и гор ЮАР) никогда не бывает снега, а в Гренландии нет слонов и антилоп.
  В жизни вообще решающее значение имеет как раз-таки именно то, что действительно существует, а не то, что нам бы так бы хотелось, дабы оно реализовало себя из всех наших о нем сладостных мечтаний.
  А главное, вот что: то, что хорошо и верно придет само, а если оно несколько иное, то ожидать, находясь в Сахаре, пока там пойдет дождь занятие крайне утомительное, и, скорее всего, смертельно опасное.
  И сами по себе поиски воды в безводной пустыне волей неволей означают необходимость розысков реально существующего оазиса, но это на разумной основе делается глазами и ногами, а вот зубами пережевывать сухой песок - это занятие совершенно так идиотское и абсурдное.
  Конкретизируя данное заявление, автор может сказать вот что, заметил в человеке, что-то довольно нехорошее, вот так ему и скажи, но лучше бы это сделать в простой неформальной обстановке, так оно всегда намного явственнее доходит.
  А пытаться разжевать его черствость - это сизифов труд!
  И надо всего навсего перед этим вежливо спросить, 'А можно я тебе замечание сделаю'?
  И так оно должно выглядеть, поскольку люди все внезапные выпады принимают за явственное оскорбление всей их души.
  Ответив, что нет, он тем самым объективно докажет свою полную интеллектуальную несостоятельность.
  И тогда как там было у Высоцкого 'Ты его не брани, гони'...
  
  Как все - это осуществить на практике не оставляя координат используя, которые он сможет затем как-либо докучать?
  Ну, так есть же такая простая вещь, как живая природа и устная договоренность ведь это чистый примитив, впрямь как орудия каменного века.
  А вот стенать, что вот, где-то рядом живет себе человек, с которым так хотелось бы иметь дело, но он грязен как черт и непереносим по всему своему уровню культуры, а может еще заодно и одинок - это, знаете ли, мысли на уровне кабеля или сучки ньюфауленда, смотрящего на болонку.
  А надо понимать, откуда вообще берутся люди с резким несоответствием их природных задатков каким-либо внешним проявлениям.
  Писатель Алексеев в его романе 'Возвращение Каина (сердцевина)' пишет об этом так.
  'Живым следовало жить, а это значит, забывать горе, ибо всякий затянувшийся траур, охватывая сознание, постепенно начинает разъедать изнутри саму суть жизни'.
  
  Избавлять от затянувшегося траура можно только заглядывая на задворки чьей-то души и вычищая весь тамошний мусор.
  И запачкать душу подобное действие может только при продолжении каких-либо отношений уже после того как человека почистили изнутри, глубоко затронув его самолюбие, а он все так и продолжает ныть и все в том же...
  Вот тогда никак не прекращая с ним всяких контактов весь в его соплях и перепачкаешься.
  Но это может произойти и при других обстоятельствах, когда с человеком возятся, находясь в чистом и умозрительном с ним соприкосновении от него тоже со временем в чью-то душу грязи наберется 'мама не горюй'...
  Но чья же это вина?
  Это вот когда человеку выразили сочувствие к его судьбе и явно стало заметно, что ему более не ставят в вину его общественное и социальное положение, что вполне может будет понять по изменившемуся выражению его лица, а он все ноет и ноет...
  Тогда ведь должно быть уже понятно, что ему нужен вовсе не тот, кто его поймет и сделает о нем соответствующие выводы, а скорее всего тот на кого можно будет все время изливать горечь своего тяжкого существования.
  Да и вообще свой - чужой быстро надо бы выяснять, и если человек не утверждает, что он прилетел из будущего или появился в нашей вселенной из некого параллельного мира, то его совершенно не обязательно вот сразу принимать за откровенного враля или за сумасшедшего.
  Если свой пусть и сильно побитый жизнью, то надо бы его принять, а если чужой, то пошел он вон!
  И не надо играть в игры пытаясь найти в чужом своего.
  А то так ведь можно и до полного абсурда дойти!
  Получается, что после того как рядом, скажем, прошел сосед с цепями на груди и весь в татуировках, еще уж долго ведь можно затем сиротливо шмыгать носом, и впрямь захлебываться от нахлынувших от самого сердцу слез и все это оттого, что он такой, а мог бы быть совсем, ну совсем другим.
  И все эти инсинуации льются у кого-то за спиной и слезы эти и впрямь исходят от самого сердца.
  И все это лишь оттого, что у кого-то, видите ли, есть ум и способности, и хотя он выражает их на своем собственном языке, но все равно сквозь все эти внешние атрибуты, проскальзывает огонь мысли, и где-то внутри него похоронена высокая душа.
  Даже при более реалистическом в плане элементарной логики подходе к данной проблеме, окажется куда важнее переживать за людей, которые уже себя доказали в правильном и здравом смысле этого слова, а теперь вдруг скатываются вниз с достигнутых ими вершин.
  Например, подсев на иглу.
  Но бывало ведь и так, что всеми путями вытаскивая кого-то из этой тьмы, любящий человек сам же становится наркоманом, просто попробовав быть с кем-то на одной волне, а потом разница между ними естественно, что быстро стирается.
  Вот это и есть тот самый пример, когда нельзя ни в коем случае опускаться до чьего-то уровня, а то потом уже назад точно не вырвешься.
  Но часто бывает и так, что люди с этаким самым дичайшим отвращением отходят от того у кого, они обнаруживают какое-либо явное отклонение от всех общественных норм, хотя оно и совсем незаразное.
  Причем сладостные грехи вызывают в них чувство тайной зависти, а те, что грязные - чувство глубокого омерзения или презрительной насмешки.
  Вот как пишет об этом Лев Толстой в его романе 'Анна Каренина'.
  'Левин помнил, как в то время, когда Николай был в периоде набожности, постов, монахов, служб церковных, когда он искал в религии помощи, узды на свою страстную натуру, никто не только не поддержал его, но все, и он сам, смеялись над ним. Его дразнили, звали его Ноем, монахом; а когда его прорвало, никто не помог ему, а все с ужасом и омерзением отвернулись'.
  
  Вот можно подумать, что человек жизнь сам себе строит, а не подстраивается под нее!
  Конечно, есть разница между теми или иными людьми и одни бы не выдержали и единой бури, но они-то плывут по жизни на огромном красивом лайнере, которому не страшны никакие мелкие катаклизмы, а другие выходят в житейское море на утлой лодчонке, и у столько бурь им еще в детстве довелось пережить, что их нравственное начало стало несколько иным, чем были те еще первоначальные их качества.
  Это вовсе не означает втаптывания чьей-то души в мерзкую грязь, но все ж таки ею относительное закабаление, потому что в тисках первобытной дикости любой человек быстро перенимает многие ее душевные задатки.
  Вот как пишет об этом Артур Конан Дойл в его повести 'Затерянный мир'
  'Я шел самым последним и невольно улыбался, глядя на своих товарищей. Неужели это блистательный лорд Джон Рокстон, который не так давно принимал меня в розовом великолепии своих апартаментов в "Олбени, устланных персидскими коврами и увешанных по стенам картинами? Неужели это тот самый профессор, который так величественно восседал за огромным письменным столом в Энмор-Парке? И, наконец, куда девался тот суровый, чопорный ученый, что выступал на заседании Зоологического института? Да разве у бродяг, встречающихся на проселочных дорогах Англии, бывает такой жалкий, унылый вид'!
  
  Так что как нетрудно понять опуститься до самого низменного уровня - это ведь не так уж и сложно, но, однако есть существенная разница между внешними проявлениями и внутренним устройством чьей-либо души!
  У человека цивилизованного вполне может быть дикое и гнилое нутро, а у истинного дикаря вполне гуманистические представления о том, что же надо делать, если ребенок находится в опасности.
  Но это понятное дело не в целом, но однако есть у человека культурного такая черта столкнувшись с первобытностью, он становится ее куда кровожаднее дабы доказать все свое над ней полнейшее превосходство.
  Вот тому яркий пример:
  Тоже из 'Затерянного мира'
  'В душе каждого, даже самого заурядного человека таятся неведомые ему бездны. Я всегда славился своим мягкосердечием; стоны раненого зайца не раз исторгали у меня горькие слезы. Но теперь меня обуяла жажда крови'.
  
  И откуда взялась вся эта неуемная жажда крови?
  Вполне естественно, что чужая дикость поднимает из глубин подсознания свою собственную брутальность, а цивилизованность делает ее организованной, обдуманной и куда более проворной.
  Однако рассуждая логически крайне трудно осудить за это человека, которого привели в ярость, а выпить стакан воды, чтобы охладить свой вскипятившийся ум, у него попросту совершенно не было ни времени, ни сил.
  Однако тянущаяся годами последовательность длительной травли - это уже нечто совсем иное!
  И кстати совершенно выходящее за рамки попытки создания больших и очень даже болезненных неприятностей одному конкретному человеку.
  Чувства неуправляемые разумом всегда несут гигантский вал общественного зла, ибо они совершенно неиссякаемы, в своем безоглядном, безоблачном, или же черном, как грозовая туча скудоумии.
  Причем речь идет не какой-то там банальной рассудочной деятельности, что должна управлять высокими чувствами, а о именно наиболее главном во всяком человеческом естестве.
  Может ведь и такое случиться, что у большого начальника террористы украдут сына и пригрозят ему, что коли он не даст им возможности совершить страшный теракт, то они попросту перережут его отпрыску его маленькое горло.
  И тогда этот самый человек, решив спасать жизнь сына подобной ужасной ценой, целиком пойдя на поводу у своих нерадивых чувств, вовсе не совершит ничего достойного понимания или даже элементарного сочувствия.
  Поскольку если у человека чувства в определенной ситуации подминают под себя разум, то кто же это вообще может то гарантировать, что это не произойдет с ним в некой совершенно иной ситуации.
  А ведь с людьми, которые воруют детей с той целью, дабы их родители устроили теракт, договориться всерьез никак нельзя, такие головорезы вполне способны добавить еще один труп, с них это станется.
  Дело то уже сделано, а то чего греха таить вдруг еще чадо на их след наведет.
  Кому это надо!
  Но только вот у человека, который в подобной ситуации будет думать одним лишь сердцем, такие мысли в голове, могут буквально напрочь отсутствовать.
  А при всей той огромной доле ответственности и любви, которую хорошие люди испытывают по отношению к своим детям, выкупать их существование ценой многих других не менее ценных жизней - это же ни для кого вовсе вот непростительный грех.
  Если, конечно, речь не идет о простой продаже наркотиков, которые за раз никого не убивают и вообще могут достаться в основном лишь тем, кто уже и без того давно всецело потерян для общества.
  А все же, в случае, когда речь идет именно о теракте, что перевесит чашу весов? Автор имеет в виду человека уверенного, что он блюдет интересы родного ему общества, а не всякую продажную сволочь!
  Кстати, люди ответственные за очень многие чужие жизни могут и всего-то что ненароком ошибиться, причем, столь ведь прискорбным образом, что результатом их страшного промаха станет жизнь и здоровье тысяч и тысяч людей!
  Однако принять во внимание факторы, не являющиеся общим местом в обыденной жизни, зачастую очень даже непросто.
  Прежде всего - это происходит оттого, что чем выше величие лучезарной мудрости, тем глубже и непреодолимее трясина ее вполне искренних, дремучих заблуждений. От одного только того, что опыт накопленных побед, давит тяжелым прессом на душу, заставляя человека признать, что все в этом мире подвластно орлиному взору его проницательных глаз.
  Хотя то, что непонятно не обязательно темно, а может быть только уж в темени зачато.
  И вот действительно выбор места своего рождения - это буквально во всем совершенно несоразмерная роскошь нашим самым элементарным и наискромнейшим человеческим запросам.
  А раз уж нельзя выбрать себе более подходящее место для зачатия своей жизни, то и правильные моральные принципы вовсе-то не выйдет приобрести в книжной лавке на углу.
  Но так оно ведь окажется, куда только полегче чем, что-либо угодно другое во всей этой непростой жизни...
  Вот, к примеру: взять за шиворот во всем виноватого, да и швырнуть его на съедение голодным волкам, хотя они все равно не столь уж и страшны по сравнению с сытыми свиньями, по выражению Игоря Губермана.
  Только вот сами ошибки чреватые дикими последствиями есть часть нашего всеобщего и повседневного существования, но в отличие от сознательных действий направленных во зло их надо бы рассматривать, хоть в чем-то, но все ж таки во вполне определенном и конкретном ключе - совершенно иначе.
  Вообще в этой жизни нет, и не может быть ничего труднее выбора образа действий (в самой непростой ситуации), и это именно он создает яростные бури ничем необузданных эмоций, а заодно и глубокие внутренние противоречия в недрах всей несоизмеримо сложной для простого и поверхностного понимания весьма многогранной человеческой натуры.
  Те, кто желают ее упрощать, попросту живут красивыми иллюзиями, поскольку в будущем упрощение придет за счет повсеместно возродившейся естественности, но на совершенно новой культурной основе.
  Зачатки этого есть и сегодня, но этого на всех явно так не хватает, а, значит, всерьез надо бы учитывать, то самое промежуточное состояние, когда новое может перехлестнуться с чем-либо очень даже старым, отжившим, но и сегодня вполне реально где-либо существующим.
  И в тех тяжелых случаях, когда сама жизнь ставит людей в тупик, они попросту обязаны решать и действовать без всякого промедления и задержки, если конечно речь не идет об их жизни и смерти.
  А вот в любви иногда вполне же стоит пойти на значительный компромисс учесть совершенно иные полностью чужие своему сознанию представления об ее духовной сути.
  Потому что весь этот мир или даже большая его часть - это вовсе не все, что может быть однозначно верно воспринято, и осознано исключительно на одной лишь только основе собственного жизненного опыта.
  Он иногда бывает тяжким как гиря, а это подчас накладывает непосильный отпечаток сапога на душе хорошего человека.
  А, кроме того, жизнь иногда вытаскивает неизвестно из какого рукава козыри, когда, казалось бы, все уже было совершенно потеряно, а иногда топит в мелкой лужице кем-то пролитых, горьких слез.
  Причем как раз-таки того, кто явно мог бы начать жить по-людски после всех бед и невзгод, в течение всей его нелегкой жизни.
  Может то была и не лужица, но, приняв во внимание все, то зло, что люди не злые и жестокие, а обычные люди всецело причиняют друг другу, оно микроскопической каплей и окажется.
  Да и как же вообще, собственно, - это могло бы быть хоть как-нибудь иначе?
  Как говорится рядом с большой полноводной рекой зла, что все мы творим, друг другу, все исходящие от одного человека мельчает до, по большому счету, невидимых общественному взору факторов.
  Разве что, конечно, если речь не идет об уголовных или же государственных преступлениях.
  Но ведь всякое невольное зло вполне можно ведь еще, сильнейшим образом раздуть, подув на неугасимое пламя чьей-то скромной и сдержанной ненависти, а также устроив большой пожар в сердцах тех, кто никоим боком не был, ни к чему к этому, по большому счету, хоть сколько-нибудь действительно так причастен.
  У Салтыкова-Щедрина по этому поводу есть очень хорошие слова, пусть и несколько к другому относящиеся, но по смыслу более чем подходящие.
  'Все мыслительные силы сосредоточивались на загадочном идиоте и в мучительном беспокойстве кружились в одном и том же волшебном круге, которого центром был он. Люди позабыли прошедшее и не задумывались о будущем. Нехотя исполняли они необходимые житейские дела, нехотя сходились друг с другом, нехотя жили со дня на день. К чему? - вот единственный вопрос, который ясно представлялся каждому при виде грядущего вдали идиота. Зачем жить, если жизнь навсегда отравлена представлением об идиоте? Зачем жить, если нет средств защитить взор от его ужасного вездесущия'?
  
  Вот вполне похожая на все это вакханалия может начаться только лишь из-за того, что кто-то сильно раздув щеки, начал косить во все стороны глазами, зовя на борьбу с дикой язвой злого тирана его такой вот высокой и светлой души.
  А, между тем, винить человека в его испорченной природе надо было прямо глядя ему в глаза.
  Оно и понятно, что в том случае, коли обвиняющий ростом метр с кепкой в прыжке, а обвиняемый детина два метра ростом и полтора в плечах, это и впрямь вполне еще может статься для кого-то надолго запомнившимся в крайне так неприятном на то смысле злым приключением.
  Но тогда можно попросить провести такую беседу кого-нибудь другого.
  И к тому же свои претензии надо еще хоть в чем-то, но вполне конкретизировать!
  И кстати нет ничего тайного в том, что мужчину в отличие от женщины гораздо легче затащить в постель, раньше, чем он сам того захочет по своей собственной инициативе.
  Соответственно человек избегающий ситуации, когда с ним - это может приключиться, может вполне этак статься, что более всего на свете опасается одной лишь своей на то реакции.
  У некоторых кроме эрекции бывает ЕЩЕ и всплеск всего пережитого и наболевшего.
  Да, и стесняться в выражениях такому человеку будет стеснятся мучительно трудно.
  А кроме того чужая, переполненная светом и любовью душа вызывает элементарное чувство зависти, которую невозможно одолеть при помощи здравого рассудка.
  Однако она манит, и человек не может не идти на свет, будучи в кромешной тьме.
  Но резкий свет, кроме всего прочего до чего же режет глаза, а также отдает в мозгу мучительной болью осознания своей привычки ко тьме и ко всем ее самым естественным свойствам.
  А ко всему остальному выше сказанному также нужно было бы добавить, что свобода она не только осознанная необходимость, но и понятие всецело внушенное извне.
  Она никак не зарождается путем чтения книг, а скорее наоборот именно этим путем и проникает в человека вирус варварства во имя высших смыслов (вместо обычных) добра и справедливости.
  То есть человек после прочтения некоторых книг идет завоевывать свою свободу от гнетущего его душу костного застарелого мира, большим и бравым шагом, ступая по черепам всех тех, кто живет себе по-старому, из принципа не желая ничего нового.
  Но эти слова автора ни в коей мере не касаются школьных учебников, а одной только литературы, что, однако никак не делает ее саму по себе злом!
  Зло заключается в одном лишь ее подчас до чего только неправильном восприятии.
  Ведь некоторым попросту, кажется, что вся вселенная берет свой исток из книг, а там где это не так - это всего лишь один явный отход от всех тех существующих правил.
  Вот отсюда и проистекают их ужаснейшие попытки всю реальность поработить добром и светом, что для немалого числа людей, в конечном итоге, обратилось в великую пытку.
  Даже если их намерения и были самые праведные, то все равно, конечный результат зависит вовсе не от них.
  Только приложенный к чему-то практический ум и жизненная опытность приводят к настоящим положительным результатам.
  Разговоры о будущем рае прекрасны только между людьми, пусть и самым теоретическим образом, осознающими о чем, собственно, вообще идет речь.
  А вот как на это отреагируют люди незнакомые с теплой сердечностью внутреннего устройства интеллигентского мирка про то хорошо Деникин в его 'Очерках Русской смуты' написал.
  'Свобода на несознательную массу подействовала одуряюще. Все знают, что даны большие права, но не знают какие, не интересуются и обязанностями'.
  
  А иначе оно никак и быть-то вовсе не может!
  С какого бока не подойди и как не сядь духовой оркестр толпы или гармошку какого-то отдельного человека в скрипку никак так не переделать.
  А потому всякие социальные эксперименты или жалкие с точки зрения элементарной логики попытки вот так запросто вынуть кого-то из его тьмы - это одна только инфекция, способная привести к одному разве что еще большему заражению чьей-то крови и вовсе-то не более того.
  Но не все даже об том, вполне твердо зная, будут хоть перед чем-то все-таки останавливаться, потому что для них неприемлемо не бездействие или ожидание чуда, а постепенность и доскональная продуманность всех своих разноплановых действий.
  Вот что пишет об этом Деникин в его 'Очерках Русской смуты'.
  'Даже моральная и физическая гибель страны противника, даже предательство своей Родины, и производство над живым телом ее социальных опытов, неудача которых грозит параличом и смертью'.
  
  Причем малое - это своего рода лакмусовая бумага для чего-либо, куда только значительно большего, но для каждого отдельного человека его собственное благополучие, и должно быть самым главным, никак всецело не связанным с чем-либо большим и существенным.
  Но у идеалистов фанатиков все уж всегда черт с чем неизменно перемешано, потому что живут они в еще не созданном, да даже и не вполне реально осознанном теоретически будущем, в их же собственном до чего и впрямь великолепном мире - светлых и радужных грез.
  И именно поэтому, они столь беспринципны в вопросах уничтожения социального зла.
  В своем мозгу через реку сегодняшнего зловещего бытия, уже давно мост, перебросив, они готовы были гнать толпу на заранее уготованную смерть во благо неких будущих поколений, что все ж таки доплывут до другого ее берега.
  Но только нет и не бывать такому, а если в личном смысле и можно залечить раны отдельного человека, медленно и осторожно их, врачуя, то целому обществу, нужно дать мирно идти по его дороге, не гоня его силой вброд через все опасности и лишения.
  А ведь можно еще и отравить своими благими намерениями и чувствами!
  Вот как бы человек себя не вел, однако этого вовсе бы было в этакой ВЕЛИКОЙ степени, не будь осуждающих взглядов со стороны всех тех кому, слава тебе Господи, никак не довелось пережить, ну совсем ничегошеньки и из того, что выпало на чью-то злую долю.
  Пытаться выиграть время дабы познакомиться с человеком поближе - это чисто женское поведение?
  Да, может быть оно так и есть, да только вот крик 'сволочи, гады, уроды, собака не той породы' может привести к насилию, а оно в свое очередь к тюрьме.
  Как оно и понятно, раз человек вконец одичал от своего одиночества, а также насмотрелся сцен в своем нелегком детстве, он может от такого крика на короткое время потерять адекватность, а как следствие этого свободу.
  Причем разница между плохой семьей и ужасной может выражаться и в большем количестве грязных оскорблений, а необязательно в большем количестве - физического насилия.
  Такой человек от звенящей пустоты вокруг него и половых контактов с проститутками может, в конце концов, приблизить к себе, то, что являлось обыденностью его юного бытия.
  Но в случае, недолгой прелюдии общения все бы это ушло, обнажив его истинную натуру!
  И это надо понимать, а не только в полной мере чего-то там чувствовать!
  Однако тем, кто предпочитает ощупывать мир радарами своих чувств, а не воспринимать его, именно таким каков он на самом деле есть, этого вовсе не объяснишь, потому что для них все это, видите ли, слишком низменно и грубо.
  Иногда, при этом еще может и так оно показаться, что женщина, выросшая на сплошных дрожжах прекраснодушия, совершенно глуха ко всему тому, что ей вовсе не по душе.
  Конечно же, можно то понять, что осознать, о чем ведь именно говорит человек не умеющий заключить свои слова в строгую логическую форму, бывает довольно-таки сложно и неудобно, но его можно попросить выражаться несколько яснее, и не подходить к слушающему его с пустой головой - заранее все не обдумав.
  Да и понять, зачем ему вообще все это было нужно вовсе не так уж и трудно!
  Вот что сказал по этому поводу великий писатель и пророк будущего всепланетного счастья Иван Ефремов в его лучшей книге 'Час Быка'
  'Привычку говорить во что бы то ни стало она объяснила желанием утвердить перед другими свою личность. Кроме того, - извергая потоки слов, человек получал психологическую разрядку, необходимую в этом мире постоянного угнетения и раздражения. Вылавливать мысли в пространных речах становилось все более утомительно'.
  
  Но это не обязательно делать слишком долго!
  Можно оборвать речи неуемного оратора, высказав о них вполне соответствующее мнение, главное - это стараться попасть не в человека, а в его нескончаемые тирады.
  То, что этому мешает, так это, прежде всего, неумение вовремя надавить на тормоз внутри себя, зато такие люди очень даже хорошо умеют затем когда-нибудь надавить 'на газ' внутри окружающих их людей.
  И тогда начинается вот что.
  Александр Грин 'Серый автомобиль'.
  'Я всегда думал об этой женщине с теплым чувством, а я знаю, что есть любовь, готовая даже на смерть, но полная безысходной тоскливой злобы. У меня не было причины ненавидеть Корриду Эль-Бассо в противном случае я был бы навсегда потерян для самого себя Я мог только жалеть.
  У меня было время думать обо всем этом, когда быстро и с облегчением я удалялся от клуба в свете электрических лун, чрезвычайно счастливый тем, что не мог ответить мулату, так как неизбежно должен был сказать "да", то есть согласиться принять машину, из противоречия и вызова самому себе; нас всегда тянет смотреть дальше, чем мы опасаемся или можем. Благодаря печальному случаю, машина оставалась при нем, ненужная ему самому. Свежесть перелетающего крепким порывом морского ветра, опахивая лицо, несколько уравновесила настроение; уже готовый улыбнуться, я переходил улицу, почти пустую в тот час ночи, неторопливо и эластично. Меня заставил обернуться ровный звук сыплющегося где-то вблизи песка. Я поскользнулся, и меня это спасло, так как мое тело, потеряв равновесие, шатнулось в сторону судорожными шагами как раз перед налетающим колесом.
  Еще не успело исчезнуть зрительное ощущение страшной близости, как, с пронзительным, взвизгивающим лаем, огромный серый автомобиль мелькнул в свете угла и скрылся в замирающем шипении шин. Его фонари были потушены, он был пуст Шофера я не успел рассмотреть. Я не успел также заметить его номер'.
  
  Можно подумать, что оскорбленная добродетель, мстя за свои поруганные кем-то чувства, имеет на это полнейшее и естественное право!
  Вот как об этом высказался Чехов в своей повести 'Скучная история'.
  'И это не оттого, что женщина добродетельнее и чище мужчины: ведь добродетель и чистота мало отличаются от порока, если они не свободны от злого чувства'.
  
  Причем у Александра Грина есть вот до чего только прекрасное описание лютой мести в его повести 'Алые паруса'.
  И ведь этот моряк никого не убивал, а только не оказал помощь.
  Причем автор в том уверен, что если бы кабатчик просто отказал его жене и не просил бы взамен за помощь любви, то моряк бы до чего только здорово его помучив все-таки в конце концов протянул бы ему веревку.
  И ведь никакой радости от удовлетворенной мести моряк не испытывал, а наоборот у него были угрызения совести, но он просто человек примитивный нецивилизованный, не было у него целой кучи красивых и нежно любимых им идеалов.
  
  И о да может кто-то и впрямь походил на Шарикова, но операции делают не только на голове, но и в других местах тела, так что при всей схожести ситуации прямого тождества тут быть никак вот не может.
  Советская хирургия могла пришить пятку к заднице, а затем сказать, что так оно еще изначально и было.
  Любые патологии, с чем бы они ни были связаны, оставляют после себя тяжелый психологический след, и без вмешательства хорошего специалиста могут создать в человеке устойчивое противоречие и внутренние неудобства, с чем-либо более чем конкретно неразрывно так связанные.
  Если же говорить обо всем этом в самом конкретном ключе, то речь все-таки скорее идет о 'Каштанке', которой кидают кусочек мяса на веревочке, чтоб затем тащить его обратно из ее желудка.
  Помнится, Ханс Христиан Андерсен сравнивал себя с тонущей собакой, в которую мальчишки из жалости кидают камни.
  Что же касается такого типа как Шариков, то - это типичнейший, примитивный злодей.
  Ужас 20 века как раз-таки в том и состоит, что появилось множество людей в белых перчатках, желающих ликвидировать причину всякого совершенно так ненавистного им общественного зла.
  И сами-то они не более чем лишь настойчиво призывали к такому действию, а грязную работу за них выполняли другие 'дворники с огнестрельными метлами' для вычищения клоаки оставшейся им от всех тех прежних времен.
  Что у тех, что у других была, как минимум, наполовину во всем чистая совесть!
  Одни только и всего-то что, ворочая глазищами властно отдавали приказы, а другие воодушевившись этими рыкающими криками, их ретиво, расторопно и безропотно выполняли.
  Это и позволило более глубокое падение в пучину зла, чем - это было когда-либо возможно в предыдущих столетиях.
  Вот и Израиль в случае его поражения в войне 1967 года, а особенно в 1973 должен был превратиться в огневое стрельбище!
  Поскольку оказался бы в состоянии поверженного идеологического противника, причем такого, который повернулся спиной, а точнее сказать задницей к социализму, а, значит, и враг вдвойне.
  Не будь активной поддержки со стороны США, война могла бы закончиться совсем иначе и вовсе не из-за большей боеспособности арабского войска, а из-за, куда только более конкретного вмешательства со стороны СССР.
  Он бы предельно просто задавил Израиль численно вот и все!
  А вот затем под его нажимом арабские союзники ровный счет к 10 миллионам и подвели бы.
  Галич об этом правильно когда-то написал в его песне 'Реквием по неубитым"
  'Всего лишь четыре миллиона. Осталось до ровного счета! Это не так уж много - Сущие пустяки!...'
  
  ...и наверняка Александр Галич имел вполне достоверные источники информации, а не одни только некие темные предчувствия.
  Если бы полмиллиона или даже полтора с четвертью антисемиты так бы и не досчитались, они бы и тем уж утешились... подождем, мол, до следующего раза...
  Причем трудность от моральных тягот при подобных делах как всегда в новейшие времена насквозь фальшивой гуманности светлых идеалов нейтрализовалось бы, тем самым разделением функций.
  Одни ведь всего-то что отдают четкий и безоговорочный приказ, а другие его только лишь, как оно и положено здраво выполняют.
  Можно, конечно, заявить о некоторой разнице между злыми жестокими и 'добрыми' намерениями, как и некими изначально поставленными перед кем-то задачами, но это все так эфемерно и большого значения вовсе не имеет!
  Главное тут в том, что всякая месть должна носить вполне личностный характер, а как только она выходит за его рамки, она тут же становится в той или иной степени дикой подлостью.
  И самыми благородными намерениями всегда уж было принято прикрывать всякую безмерную эгоистическую гнусь, и в жизни нет как в книгах положительных и отрицательных героев.
  Потому что в действительности все перемешено и зависит от великого множества причин как личного, да так и общественного характера.
  Но самое страшное изобретение современной культуры - это желание всенепременной чистоплотности в любых перипетиях жизненных обстоятельств.
  От этого положение вещей нисколько не стало лучше в смысле большего наличия нравственности и элементарной совести!
  Но зато - как уж это тащит за уши искоренять зло, кровопусканиями, истребляя всяческих подлых негодяев.
  А подлое недобро от всего этого еще и укрепило все свои позиции, потому что для того чтобы его реально извести перчатки необходимо было снять, а уничтожать одну подлую грязь, ну, а людей ей переполненных только лишь в том случае самой крайней на то необходимости.
  При этом надо бы заметить, что любое грязное существо такой же человек, как и высокий духом и завсегда чистый помыслами своими интеллигент, по крайней мере, пока не убил или не изнасиловал, да даже и не совершил развратные действия, а особенно по отношению к малолетней.
  Все моральные аспекты надо обсуждать и принимать соответствующие решения в процессе, каких-либо событий, а вовсе так не после их полного завершения без всякой возможности их продолжения когда-либо впредь.
  А то вся та безгрешная мягкотелость в начале имеет свой жуткий и бесчеловечный конец, полностью при этом оторванный от всякого здравого смысла.
  Великое человеколюбие вообще имеет свойство оборачиваться своей полнейшей изнанкой, потому что противоречит всему тому, что вообще есть в людской психологии.
  Вот сначала отказываются казнить негодяев, а потом негодяи (и только лишь еще не разработав свое собственное судопроизводство) казнят без суда и следствия сотни тысяч людей, а миллионы гонят в Сибирь на голодную смерть.
  Причем все это объективно говоря, может, где угодно и когда угодно снова повториться.
  И поскольку по одной единственной капле вполне возможно судить о химическом составе целого океана, вот так и по взаимоотношениям одного человека и того общества, в котором он живет вполне можно легко вообразить, чтобы бы с ним сталось, сменись у него его сегодняшние 'мудрые' хозяева.
  Всегда уж запросто можно сыграть на общественных настроениях любого общества, ту самую мелодию, которая отправит людей на смертный бой с некой злой силой.
  Вот только месть, если она не кровная и не скорая на расправу вовсе не исходит от сердца полного любви к людям, в том самом случае, когда кого-то подталкивают мстить за то, что не имело к нему лично ровно никакого серьезного касательства.
  А ведь человек может просто-напросто хорошо осознавать всю свою непригодность к подобному роду внезапных отношений, уж коли в нем глубоко засел застарелый дух противоречия между восприятием духовного и телесного начал.
  И кстати способность высказываться отрицательным образом, совершенно не обязательно должна лишь ограничиваться тем, что когда-либо было произнесено вслух, даже если оно кого-то очень даже сильно ранило, за самое, что ни на есть живое.
  То, что так и не было выражено наружно, могло бы запросто привести в состояние истинного аффекта и полнейшей потери буквально всякой адекватности.
  При этом человеку, на которого давят тяжелым прессом хорошего к нему отношения с явной жестокой укоризной за его неполноценность, без всякого осознания, кто он такой и что с ним когда-либо вообще было, может же ему зачастую очень даже нестерпимо желаться, так вот громко воскликнуть.
  - 'А что же вы вообще от меня хотите после того, что со мной было'.
  А сказав А трудно затем не сказать Б.
  И это ведь иногда может привести к крайне тяжелым неприятностям.
  А раскрепощенность в сексуальном смысле, когда она, конечно, не следствие половой распущенности, может быть привита одним только хорошим и вполне продуманным воспитанием, говоря о достойных и интеллигентных людях.
  
  Отказ от любви не есть отречение от самого великого из данных человеку благ, что может исходить от одного только черствого и злого сердца, гораздо чаще это отказ души приблизить к себе кого-то еще, когда там и так уже и одному-то ужасно тесно.
  А любые душевные страдания (грубо говоря) бывают в двух явно проявленных ипостасях, когда страждущий имеет возможность выбора, как и маневрирования или же когда у него его вовсе нет.
  То есть, в одном случае он (или она) лишен всякой возможности избавиться от всех своих страданий, а соответственно разум тут помочь никому и почти никак ведь не сможет.
  В таком случае если чего и делать, так это только отвечать ударом на удар.
  Да даже и на удар по барабанным перепонкам каким-нибудь грязным ругательством!
  В мире нет такой, пусть даже и самой заброшенной деревни, где было бы принято безнаказанно оскорблять друг друга, а вот другие вещи бывают и это тоже надо хоть как-то понимать и нисходить до чужого уровня культуры.
  Автор имеет в виду не душой, а одними только мыслями, а это совсем не одно и то же.
  Если это не нравится, а человек вовсе не желает корректировать свое поведение, то можно раз и навсегда завязать с ним общением и все.
  Да, кстати при резком выпаде, когда человек говорит с мукой:
  - Ты даже сам не знаешь, как же ты меня достаешь!
  Мерзкий тип вполне ведь может состроить припохабнейшую улыбочку и сказать
  - А мне только того и надо!
  И тогда чего там огород городить?
  Автор думает, что истинная культура в умении прощать человеку его естественные недостатки, а также она должна подразумевать способность поставить его на место, не прибегая к излишней грубой силе.
  А, между тем, терзания выбора: выбросить ли человека из сердца или же дать ему еще один шанс, до боли красноречивы в своем критическом различии между совершенно различными видами взаимоотношений в прошлом.
  Они могут быть наиболее (и в справедливом на то смысле) мучительными лишь при наличии ярких и светлых дней в чьих-то непростых человеческих или уж тем более любовных взаимоотношениях.
  Это действительно может привести к дикой боли в глубине сердца.
  Вот только общество в подобном случае на подмогу не позовешь.
  У всех ведь свои личные проблемы и каждый должен их решать самостоятельно и по своему собственному разумению.
  Хотя, конечно, если выйти на большую площадь в выходной день и спросить у тысячи человек имеют ли право люди мстить за моральные преступления.
  Автор может их разделить по пунктам.
  1) Мужчина приходит к дамам домой, пьет с ними кофе, потом говорит до свидания и тут же уходит.
  2) Мужчина коллекционирует женские мобилы, чтобы потом звонить, чего-то обещать и так далее.
  3) Просто коллекционирует, а потом не звонит.
  4) Находясь на работе - всех женщин одаривает красивыми, на что-то явно намекающими комплиментами.
  5) Общался с женщинами, так ни о чем при этом может и возбуждался, но это само по себе происходит при общении с представительницами противоположного пола.
  
  А ведь есть же мужчины, которые вполне так всерьез считают, что раз женщина им аж три раза широко улыбнулась и сняла при них пальто, то она как пить дать, прямо-таки обязана снять с себя также и все остальное.
  Хотя даже, когда она и легла с ним в постель, то чего и как им там делать должно, происходить по их полному обоюдному согласию.
  А мечты вообще вещь абстрактная и должны рассматриваться как легкая форма неудобства и не более того.
  В случае же, когда это вовсе не так делать выводы о чьей-либо крайней испорченности можно лишь на основе незыблемых фактов, а не в свете всевозможных предположений настоянных как чифирь на зоне на одних только диких эмоциональных порывах.
  В принципе, при наличии сильных отрицательных эмоций, вполне ведь то окажется еще возможным превратить в жуткое моральное преступление даже и тот простой факт, что человек вальяжно идет себе по улице, хотя давно должен был бы лежать в деревянном макинтоше или сидеть под нарами на зоне.
  Однако в виде главного исключения, если речь пойдет о подростках, которым свойственно все драматизировать и видеть каждую непростую ситуацию, впрямь как тот еще самый конец света, вот тут то оно и будет выглядеть в совсем ином - мрачном свете.
  Взрослый человек, хотя и будь разница между ним и неопытным юным существом совершенно мала, заигрывающий со вчерашним ребенком вполне аморален!
  Он должен немедленно прекратить всякие гляделки и тому подобное.
  А взаимоотношения между взрослыми людьми в том случае, когда у них нет никакого общего дела, которое просто обязывает их быть всегда рядом - это же их общий успех или в каком-либо ином случае полнейший просчет.
  Поэтому сваливать вину на кого-то одного, не более чем уловка заднего ума, после того как из всего этого вышло чего-то и впрямь гадкое и грязное.
  Причем судьи сами-то по себе, немало чего в этой жизни чего уж только не натворили, так что, надев судейскую мантию, они зачастую судят самих себя, всего лишь найдя того, кто их и вправду значительно хуже.
  И так-то ведь слишком-то много смертей происходит не так чтоб совсем ненароком - случайно!
  Но если кто-то умер, то должен же быть хоть кто-то один за всех крайний, хотя, как правило, их несколько!
  Вот исторический пример Моцарт и Сальери.
  Травили все, а виноватым сделали кого-то одного, поскольку так оно будет честнее по отношению ко всему остальному обществу, которое не из-под палки каяться ни в жизнь ведь не заставишь.
  Вот что пишет об этом историк Радзинский
  Радзинский 'Несколько встреч с покойным господином Моцартом'
  'Ну что вы, Сальери. Все у него только начинается. Теперь и вы... и я... и император, и все мы только и будем слышать: МОЦАРТ! Теперь все мы лишь его современники. Люди обожают убить, потом славить. Но они не захотят признать... никогда не захотят, что они... что мы все - убили его. Нет-нет, обязательно отыщут одного виноватого... И я все думаю: кого они изберут этим преступником, этим бессмертно виновным? И я понял.
  САЛЬЕРИ. Кого же?
  Я. Вас. Он ведь вас не любил. Так не любил, что даже жене пожаловался, что вы его отравили'.
  
  Можно подумать, что и сегодня человека не могут на тот свет ненароком отправить и лишь, затем, уже убив его вдруг осознать, что вышла ошибка, ошибка, ошибка, а вот пока гонялись за ним как за бешеной собакой никаких сомнений в его вине ни у кого попросту не возникало.
  Можно подумать, что и без того несчастных смертей или покалеченных кем-то чувств в этой жизни столь уж действительно мало!
  В больнице врач серьезно ошибся, а больной помер, и, однако, вот, его прямым как линейка родственникам не так уж и нередко бывает до чего только наплевать на все смягчающие, меркантильные подробности сути дела.
  И стоит лишь отменить уголовный кодекс, по отношению к врачам, что случайно ошиблись, и это привело к чьей-то трагической гибели, как этих самых докторов, тут же начнут мучить и убивать.
  
  А бывают еще и не совсем случайные ошибки, а следствие халатности, забывчивости, работы в состоянии тяжелого похмелья.
  Так что виноватых, в чем-либо всегда ведь много отыщется.
  И буквально на следующий же день соберется большая разношерстная толпа, как тех, у кого залечили родственника, так и тех, кому, всего-то лишь окажется жаль упустить такой случай, весело провести время.
  Вот тому явный пример из публицистики Альбера Камю 'Размышления о гильотине'.
  Кое-кто мог бы сказать, что здесь мы имеем дело с диковинными существами, нашедшими свое призвание в столь гнусной профессии. Он поостерегся бы так говорить, если бы узнал, что сотни человек набиваются на эту должность, не требуя никакой платы'.
  
  Безнаказанная экзекуция в чем-то перед кем-то виноватым - это же такая радость...!
  А ведь хватает и ситуаций вовсе не смертельных, а таких, когда кто-то кому-то нанес тяжелую, незаслуженную и долго незаживающую рану, и их прямо-таки пруд пруди.
  Уж коли люди начнут убивать друг друга лишь по той единственной причине, что время от времени, они причиняют друг другу большое или мелкое зло, то, как оно, вполне очевидно, довольно-таки скоро его причинять станет уже вовсе ведь некому.
  Иногда к тому же действует и принцип называемый, 'да кто он вообще такой' хотя все мы во вполне одинаковой степени те самые люди и те, кому удалось подняться выше обычной серой массы, далеко не всегда лучшие представители из всего разноликого человечества.
  Через боль и страдания познаются либо смысл сделанных ошибок, или во всем отвратительные свойства чей-то чужой, змеиной натуры.
  Но это еще вот зависит и оттого - хочет ли человек чему-либо научиться, как следует, во всем объективно разобравшись, а затем и передать свой опыт далее, или все что ему вообще нужно, так это только найти кого-то всем насолившего, омерзительного и во всем, во всем виноватого.
  А разве не так действовали те, кто в прошлом устраивал охоту на ведьм?
  Когда какой-нибудь неурожай или падеж скотины должен ведь найтись хоть кто-нибудь крайний, тот, кто будет за все - это вполне в ответе?
  А если кто, действительно, в чем-либо был действительно виноват, то тянуть с расправой вовсе не станут!
  Может обстоятельства так на раз не выяснились?
  Ну, тогда их надо было выяснять до самого конца, а не до подлинной середины!
  А то получается, что виноват тот, кто являлся самым слабым звеном в общей цепи тех, кто дал маху, а все остальные, значит кристально чистые и вообще ни в чем таком незапятнанные.
  А ведь, до тех пор, пока существует общество, в нем всегда будут возникать различные проблемы и всевозможные социальные драмы.
  Вот только мир изменился, и решать все по-старому, может быть уже не очень-то с руки, кроме того и потому, что новые технологии дают человеку, и совершенно неважно какому больше возможностей, нанести ответный удар.
  А предполагать, что все понимаешь, исходя из своего собственного ослепленного яростью взгляда на жизнь дело амбициозных глупцов, вовсе так невидящих за деревьями леса.
  А ведь, правда, человек часто смотрит на других, превратив во флаг свое собственное видение мира, а оно нередко обманчиво в переложении на чужие судьбы и жизни.
  Особенно же это так, вдали от всего того, что составляет обыденность, существующую всегда и везде, и почти так для каждого из нас.
  Нет ни спора, ни диспута о том, что у абсолютного большинства из нас жизнь довольно-то схожа, где бы мы не жили.
  Но всегда есть кто-то живущий в своем мирке, замкнутом как тот еще космический модуль.
  Общие для всех этические нормы имеют к нему лишь самое поверхностное отношение.
  Однако вот возвращаясь ко всему уже выше сказанному - золотые правила юриспруденции все ж таки не глупцы сочиняли, а великие люди мира сего.
  И поэтому если они сочли нужным провести столь четкую границу между действиями сознательными, продуманными и чем-то во многом случайным не имевшим под собой изначально грязных и злых намерений, то в этом и вся высшая справедливость и есть.
  И сколь ведь многое в этом мире все также и происходит от одного только наивного, а вовсе нерасчетливого недомыслия?
  Конечно, того, кого коснулась своим ярким пламенем беда и не лизнула в щеку, а чуть башку не оторвала, может и вовсе-то не взволновать, тот факт, что у кого-то видите ли понималка, плохо в сложившийся ситуации сориентировалась.
  Но такое может оказаться единственное что, лишь мгновенным всплеском эмоций, а коли они длятся безумно долго, то это означает, что кто-то нечаянно поджог бикфордов шнур, ведущий к динамиту общественного недовольства, потому что была затронута самая грязная и жестокая проблема того общества, в котором все это имело место быть.
  Кроме того люди весьма легко управляемы и тому, кто сидит высоко наверху совсем ведь ничего не стоит устроить бурю в большом общественном стакане.
  А вот существенным образом разделить между правдой и ложью - отделив ядра от плевел, окажется возможным одной только веялкой знаний, а она не дается в руки дуракам, смотрящим сквозь пальцы на все без исключения бесчинства, кроме разве что тех, что задевают их сугубо личные интересы.
  Мир жесток, причем, иногда совершенно беспричинно - мировая история знает невообразимое число безвинно казненных жертв, в результате всевозможных разбирательств, и препирательств, внутри одного народа.
  Примером тут может послужить: судьба Улугбека и Сократа людей, прославивших свою нацию, а умерших на плахе людской злобной молвы, сколь же нередко напяливающую на себя тогу высшего правосудия.
  Все эти напрасные жертвы стали вехами большой человеческой нетерпимости к себе же подобным, ставшим на путь отщепенства и отказа от общей благодати прихлебательства из одной на всех лужи - всеобщих благ.
  Нельзя их считать великой радостью или же плотским уровнем души - это просто быт, как он есть, самым естественным для него образом, существующий в живой природе, причем всегда и везде, как и само по себе свойство всякой жизни все время размножаться.
  Секс сам по себе он никого не делает человеком в отличие от тех эгоистических тварей, которые от него способны запросто так отказаться!
  Да и любовь в ее высшем предназначении должна быть милосердна и здрава!
  От этого слишком много во всей этой жизни действительно так зависит.
  И это именно желудок способный переварить, то, что не сможет понять и принять голова, а также вот выдержать сердце и есть та самая отличительная черта человека думающего, а не только пользующегося плодами своего интеллекта.
  Того, самого который никогда вслепую не пойдет по пути мести за то, не знаю за что, но крайне слизкого и неприятного на вкус и на ощупь.
  Хотя раньше оно казалось чем-то совершено иным.
  А мир, между тем, не устроен по принципу добра и зла в виде неких никогда несмешивающихся жидкостей.
  Уверено можно сказать, что основная проблема с простым не изощренном в сознательном зле человеком, всегда пролегает через его глубокое невежество.
  Человек во многом стаден и процесс его мышления построен на самообучении, беря пример с других членов того же стада, к которому принадлежит он сам.
  Причем в этом, вовсе нет ничего обидного, ведь если посмотреть на интеллектуальные способности и способы мышления человека, что жил 25000 лет назад, то окажется, что сегодняшний даун по сравнению с ним просто гений интеллекта и может ему еще и фору дать, в любых интеллектуальных упражнениях.
  А к тому времени, как известно, все биологические изменения, отличающие того человека от нас сегодняшних, были природой уже всецело завершены.
  Весь вопрос целиком в одном только правильном воспитании и ни в чем, собственно, так ином.
  Однако иногда оно вбивает пудовые гвозди в важные уголки сознания вполне здравомыслящего человека!
  И все же люди, если они умеют всерьез дружить со своей головой и чувствами хоть как-то ведь должны суметь кому-то высказать, то самое что в определенном виде общения, они вовсе никак и совсем не нуждаются.
  И сделать это задолго до того как к этому их принудит эмоциональная атмосфера, царящая среди их близких и друзей.
  А то некоторые, по всей видимости, имеют привычку голосить, что их ограбили на все имевшиеся у них к кому-либо лучшие чувства.
  И это уже после того, как они сами-то чего только не сотворили, кроме, конечно, чего-то разумного могущего хоть в чем-то предотвратить причиненный им душевный ущерб.
  А можно ли еще чего-то все ж таки предпринять, кроме как втихомолку от кого-то грязного и несносного стенать в полнейшем бессилии, хоть как-то что-то в нем изменить?
  Это ведь в целом совершенно неразумно, более того и вовсе-то нелогично.
  Практически всегда возможно потребовать от человека существенных изменений, и раз уж этак оно выходит в этой жизни, что сами по себе требования, как и призывы к хорошему, по сути, неприемлемы, то о прекращении всего плохого они просто-таки более чем и впрямь обязательны.
  Сразу же поймешь, с кем имеешь дело.
  Хороший человек, как бы его не испортила жизнь, хоть как-то, но своими дальнейшими действиями, отреагирует на услышанный им эмоциональный упрек.
  Вот только чего-либо ожидать в том случае, когда у кого-то что-то не так с душой надо бы не пассивно, а насколько - это вообще окажется возможным деятельно и активно.
  Просто зачастую, когда в сознании человека происходит процесс адаптации к новым, а тем более неожиданным условиям он медленен и труден.
  Писатель Алексеев в его романе 'Возвращение Каина (сердцевина)' пишет об этом так.
  'Но Олег уже был словно отравлен издевательствами и плохо воспринимал добро'.
  
  Однако гораздо легче будет предположить, да и того в дальнейшем придерживаться, что какой-то человек просто-напросто совершенно чужой по всему своему духу, хотя поначалу и казался во всем и в доску своим, а за эту ошибку, значит, потом ему еще придется ой как расплачиваться.
  Как будто кому-то и так было мало его прошлых бед и неприятностей.
  Они ничего не смогли поделать с его дикостью, будучи во всем цивилизованными людьми?
  Может - это и так, но цивилизованность подразумевает разум, а не чувства хотя некоторые этого и вовсе-то не понимают из-за явной недалекости своего ума, что более всего выражено в их приукрашивании свойств своего добра по отношению к тем, кто вырос при совсем других жизненных реалиях.
  Культура всецело пошла на поводу у тех глубокомысленных мыслителей, что предлагали человеку, любоваться своим собственным ликом, как венцом великого творения, а про другие части тела эта моральная философия, как-то совсем уж позабыла даже и вскользь упомянуть.
  Достижение самого благостного и блистательного результата в смысле внешнего эффекта и есть главная ошибка, современной культуры.
  Человеку, конечно же, лучше быть всегда чистым и опрятным, это и есть первоначальный внешний признак настоящей интеллигентности.
  Потому что когда человек чистоплотен, то он приятнее на вид, а значит кроме всего прочего его внешний облик во многом удобнее для других людей, что, в конце-то концов, и для него самого тоже будет куда как получше.
  Что же касается принципов поведения, общения и выражения своих мыслей то здесь все, в сущности, вовсе не так.
  Ведь возможно же творить самые гнусные дела, при этом придерживаясь аристократической вежливости и хороших манер.
  Потому что все остальное кроме этих ярко выраженных внешних атрибутов у высокоразвитого и культурного человека вполне ведь может быть столь же скотским, как и у того же месье Шарикова.
  Пока что, по большому счету, изменилось только лишь чего-то ну совсем же одно, ну а кроме того вроде бы, как и более, ну совсем ничего существенного.
  А именно, чем сложнее структура, тем легче в ней запутаться, совершить грубую ошибку, а это вполне может повлечь за собой весьма тяжкие последствия.
  Ранее - это касалось одного только какого-нибудь великосветского двора и, не будучи аристократом, что был просто обязан знать все тонкости тамошних интриг, принять в них какое-либо деятельное участие можно было лишь самым случайным образом, да и пострадать от них тоже имелось весьма мало шансов.
  Но то было в прошлом, а сегодня рамки-то стерты, но внутри они остались теми же, что и раньше.
  И вроде бы человек должен вбирать в себя культуру через прочитанные книги...
  Однако практическим опытом поведения в культурной среде могут наделить только живые учителя, а не некие факторы ими создаваемые.
  И при этом обязательно должно быть полностью учтено, и то, что люди, которые их будут правильно и разумно воспринимать, никак не смогут обойтись без весьма так конкретного представления обо всех краеугольных понятиях всего образованного общества.
  А те, кто всерьез считают, что при наличии учебника - учителя уже и вовсе-то не надо, скорее всего, попросту не знают, что даже хождение на двух ногах не есть то же самое врожденное как, к примеру - дыхательная система.
  Человек и на двух ногах ходить не будет без примера со стороны, а уж про что-то другое, и говорить-то нечего.
  Но если высказаться про нечто более прозаичное, то люди с разным жизненным опытом обо всем мыслят совершенно различным образом, а это вполне может в них создать мертвую зону, когда люди чего-то друг другу говорят, однако ответ слышат в одном лишь виде фонем, а не легко доступных для понимания логических рассуждений.
  И происходит оно так еще и потому что никак нельзя ей-богу посмотреть на себя в зеркало и увидеть там собственное отражение в глубинах чьей-то чужой души.
  При этом верно, что люди умеют представлять тех, кто им дорог в виде святого лика, а тех, кто им ненавистен, мысленно сбрасывать под проезжающий мимо поезд, а возможно сделать это и не мысленно, но чужими руками, чтоб самому ни в чем таком не замараться.
  Но правда не всегда из кого-то выйдет сотворить Камо или Михоэлса, прошлый опыт бед приучает к большой осторожности.
  Так что тот, кому уже не раз довелось испытать над ухом дыхание смерти, не так прост, что бы его было столь легко отправить на тот свет без огнестрельного, а одним лишь железом без свинца.
  А люди как же все-таки они любят чужую ненависть, она им может здорово так помочь в их корысти, удовлетворить свой охотничий инстинкт, не рискуя при этом своей собственной задницей за решетчатыми окнами.
  А те, кто их на это подговаривают, сливают в чьи-то уши жареные факты, пережеванные и переваренные, а затем и отданные в зад природе.
  Впоследствии они были ими же откопаны и в виде скорбных помоев оказались скормлены кому-то еще.
  А все, лишь потому только, что кто-то кого-то сверх меры достал до самых фибр его возвышенной души.
  А есть и такие выродки, которые мало ли кого не любят, им дай только волю за день вырежут больше чем мясник за смену на бойне.
  Говоря же о многих представителях общества, то и они мало ли кого не приемлют и по самым различным на то причинам.
  Причем, совершенно не переваривая этих подлых личностей у себя в тонких кишках этим людям было бы довольно затруднительно объяснить, что же именно вызвало в них такой суровый и праведный гнев.
  Ведь для самой ненависти как таковой совсем же необязательно, чтобы кто-то кому-то превратил всю его жизнь в подлинный и нескончаемый ад.
  Да, и вообще всякие отношения должны строиться на более-менее полноценном взаимопонимании сторон, а то некоторые думают, что весь этот мир один и тот буквально для всех нас и каждого в отдельности.
  Вот какие слова вкладывает Лев Толстой в уста своей героине Анне Карениной.
  'Я думаю, - сказала Анна, играя снятою перчаткой, - я думаю... если сколько голов, столько умов, то и сколько сердец, столько родов любви'.
  
  А то есть ведь и такие кто всерьез верят, что буквально все в человеческом обществе относительно одинаково и человеку надо всего лишь открыть свои объятия для того чтобы вмиг стать счастливым.
  А раз он этого явно так никак не желает, то он естественно та еще мерзкая гадина мезозойской эры, которая отравляет своим отвратительным дыханием просторы всей видимой невооруженному глазу вселенной.
  Основано - это не на объективных оценках человеческих качеств, а на тех до крайности субъективных обстоятельствах при которых имели место взаимоотношения, между двумя иногда сколь буквально во всем различными индивидуумами.
  А уж коли вернуться к основной теме повествования и строго посмотреть на жизнь через призму эмоционального формализма, то получается, что все так сразу или все впустую!
  Причем - это не часть отношения к самому себе, но и ко всему остальному на всем этом белом свете.
  Так легче для возвышенных красивых чувств, но разум, который значительнее и выше, чем любые светящиеся блики души у ликующих от благости своего существования индивидов, требует адекватного отношения к себе, и ко всем другим.
  Ведь иногда люди начисто лишены в своем детстве элементарного человеческого тепла.
  Это дело, конечно, преодолимое, но нетривиальным способом.
  А если из этого ничего, собственно, хорошего не выходит, то чрезмерное увлечение любовью к своему ближнему, без осознания всех его достоинств и пороков, следствие во многом далеко не лучших задушевных качеств самого любящего.
  Потому что закрывать глаза на физические недостатки человека - это свидетельство высоких чувств, а вот то же самое по отношению к его недостойным душевным качествам - это грязь из-под ногтей самого дремучего эгоизма.
  А еще уж, между прочим, все социальные навыки - это, прежде всего, влияние окружающих нас людей.
  Подкорректировать поведение взрослого человека не столь ои трудно, но разве что только если он в этом и сам будет во всем кровно заинтересован.
  А вот в том, чтобы его в этом заинтересовать и должен быть заложен главный фундамент для всех позитивных с ним взаимоотношений.
  Но чем больше проявляется любви к абстрактным явлениям высокого искусства, ничем по большому счету, не привязанных к обыденным реалиям современной жизни, тем меньше выявляется знаний о том, как же именно изменить этот бесконечно сложный мир, к лучшему, в самом конкретном, практическом смысле, даже по отношению к одной отдельной личности.
  Причем любая простота есть результат сложнейших душевных наработок, но поскольку они идут в течение всей чьей-то жизни, то они не являются сложнейшим из искусств, а только лишь внешним фактором во всем равномерно и безо всяких рывков формирующих развитую человеческую личность.
  И это совсем не чья-то собственная заслуга, а условия созданные извне, а этим гордиться или считать, что так оно должно быть и у всех того достойных личностей, означает лепить Адама заново из своей же собственной ученой тупости и безграничного презрения к объективной реальности.
  И уж до чего такие люди зачастую рвутся впрямь из кожи вон изменять к лучшему все общество в целом, не имея и понятия, о том, как же оно сипло дышит под тяжкой ношей его довольно нелегкого существования.
  А все, потому что таких ревнителей добра и света рвет изнутри неудобство жить в плохо устроенном мире, а в микрокосме литературы, они и у великого писателя обязательно выберут то, что ближе всего к их сияющей внутренним светом душе.
  И многие писатели стесняются вытаскивать наружу всякий житейский мусор.
  Но, слава Богу, были вот такие люди Александр Куприн к примеру общественной грязи нисколько не боялся.
  А вот тот же доктор Чехов в рассказе 'Припадок' и касался темы, описанной Куприным в 'Яме' то, он, понимаешь ли, просто истерзал душу своего героя и все.
  Ни на миг он не пытался, как Куприн увидеть во тьме не одну только копошащуюся там слизкую массу, но и живых людей, часто заброшенных туда коварную судьбой, которая в малолетстве ни у кого не спрашивает, а какое воспитание, и уж тем более каких родителей, кто-то хотел бы себе заполучить в подарок.
  Причем то что 'ворон ворону глаз не выколет', именно в этом смысле наиболее соответствует истине.
  В других случаях бывают всевозможные исключения при столкновении общих интересов, но к родной во всех смыслах кровушке демоны в человеческом облике, относятся трепетно и во всем их жалеют.
  В то же время не дай только Бог моральному уроду породить хорошего человека он его запросто может продать в сексуальное рабство и забыть о всяком его существовании.
  Но в целом этого нет, а потому и можно пренебречь чьей-то конкретной несчастливой судьбой, а относиться с презрением и суеверным ужасом ко всей массе, не признавая за ней ничего достойного понимания и сочувствия.
  Зло объявляется неким аморфным субъектом общественной жизни, бороться с которым надо его же методами, хотя при сегодняшних реалиях логика Ветхого завета 'Зуб за зуб' до добра никого не доведет.
  Если какой-то генерал затравил мальчишку собаками, то ответ монаха расстрелять, глуп, как и всякое напрасное пролитие крови.
  Генерала надо было разжаловать в рядовые, выписать ему приличное количество плетей и выслать в Сибирь на вечное поселение.
  Однако Достоевские таких вещей совершенно не понимают, у них ведь главное чувство, порыв, а не разум, и действительность в их мироощущении переполнена всевозможным хламом - восторженных или заунывных от вящей тоски по невозможности их реального осуществления - пламенных идеалов.
  Вот их конкретная демонстрация.
  Достоевский 'Братья Карамазовы'
  '- Одну, только одну еще картинку, и то из любопытства, очень уж характерная, и главное только что прочел в одном из сборников наших древностей, в Архиве, в Старине что ли, надо справиться, забыл даже где и прочел. Это было в самое мрачное время крепостного права, еще в начале столетия, и да здравствует освободитель народа! Был тогда в начале столетия один генерал, генерал со связями большими и богатейший помещик, но из таких (правда и тогда уже, кажется, очень немногих), которые, удаляясь на покой со службы, чуть-чуть не бывали уверены, что выслужили себе право на жизнь и смерть своих подданных. Такие тогда бывали. Ну вот живет генерал в своем поместьи в две тысячи душ, чванится, третирует мелких соседей как приживальщиков и шутов своих. Псарня с сотнями собак и чуть не сотня псарей, все в мундирах, все на конях. И вот дворовый мальчик, маленький мальчик, всего восьми лет, пустил как-то играя камнем и зашиб ногу любимой генеральской гончей. "Почему собака моя любимая охромела?" Докладывают ему, что вот дескать этот самый мальчик камнем в нее пустил и ногу ей зашиб. "А, это ты, - оглядел его генерал, - взять его!" Взяли его, взяли у матери, всю ночь просидел в кутузке, на утро чем свет выезжает генерал во всем параде на охоту, сел на коня, кругом его приживальщики, собаки, псари, ловчие, все на конях. Вокруг собрана дворня для назидания, а впереди всех мать виновного мальчика. Выводят мальчика из кутузки. Мрачный, холодный, туманный осенний день, знатный для охоты. Мальчика генерал велит раздеть, ребеночка раздевают всего донага, он дрожит, обезумел от страха, не смеет пикнуть... "Гони его! "командует генерал, "беги, беги!" кричат ему псари, мальчик бежит... "Ату его!" вопит генерал и бросает на него всю стаю борзых собак. Затравил в глазах матери, и псы растерзали ребенка в клочки!.. Генерала, кажется, в опеку взяли. Ну... что же его? Расстрелять? Для удовлетворения нравственного чувства расстрелять? Говори, Алешка!
  - Расстрелять! - тихо проговорил Алеша, с бледною, перекосившеюся какою-то улыбкой подняв взор на брата.
  - Браво! - завопил Иван в каком-то восторге, - уж коли ты сказал, значит... Ай да схимник! Так вот какой у тебя бесенок в сердечке сидит, Алешка Карамазов!'
  
  И то, что описал Достоевский во второй части 'Братьев Карамазовых' есть лейтмотив всего его творчества вечных душевных терзаний между крайней жестокостью и насаждаемым христианством милосердием, что на Руси поняли до чего ведь неправильно а потому и позволили себе скатиться к рабству, которое и есть праматерь другой не стародавней и примитивной, а как раз-таки цивилизованной дикости.
  Оно ужасно еще и потому, что вообще не видит людей, а одни только цифры и всеобщее абстрактное благо, как и точно то же самое абстрактное злодейство.
  Достоевский приводит тому весьма конкретный пример в его великом произведении 'Преступление и наказание'.
  'Такой процент, говорят, должен уходить каждый год... куда-то... к черту, должно быть, чтоб остальных освежать и им не мешать. Процент! Славные, право, у них эти словечки: они такие успокоительные, научные. Сказано: процент, стало быть, и тревожиться нечего. Вот если бы другое слово, ну тогда... было бы, может быть, беспокойнее... А что, коль и Дунечка как-нибудь в процент попадет!.. Не в тот, так в другой?..'
  
  А этот столь многозначительный процент производное нового отношения к людям вообще.
  То есть подобное полнейшее пренебрежение к конкретным людям, и сам взгляд на них как на некое социальное явление есть естественная часть новейшей строго научной скверны.
  Ранее людей при полной невозможности им помочь жалели, а нынче в строгой исторической на то последовательности, они превратились из людей в нули, а заглавные единицы к тому же порешили, что в светлом не убогом грядущем они смогут взять на себя и все течение жизни, включая и самые мелкие ее детали.
  Солдату с муштрой так никто в душу не лез, как моралисты с диким пламенем в очах полезли в душу обществу отягощенному веригами холуйства и рабства феодальной эпохи.
  И вот тот, кто испытывает внутри себя свое тождество единицы по отношению к нулям обывателям, или будет куда поточнее сказать, относится к народу, как к общественным 'насекомым' и привел к возникновению советского муравейника.
  Эти люди не видят буквально никакой разницы между своими и чужими, кроме как в безраздельном праве на понимание морали во всех ее сложных аспектах, а народ, значится это немощная в интеллектуальном смысле масса, неспособная ни на какие серьезные умозаключения.
  А ведь как это ни странно, но простой люд зачастую в этом вопросе гораздо правильнее смотрит на вещи, чем подчас вот думающая всякими чужими сентенциями интеллигенция.
  Народ он ближе к земле и его нравственное начало не было искорежено и помято всевозможными злобными или же аморфно благожелательными мудрствованиями обо всех ярких недостатках природы человека.
  Об этом хорошо сказал Солженицын в его романе 'В круге первом'.
  '- А теперь если ты, скажем, явно ошибаешься, а я хочу тебя поправить, говорю тебе об этом словами, а ты меня не слушаешь, даже рот мне затыкаешь, в тюрьму меня пихаешь - так что мне делать? Палкой тебя по голове? Так хорошо если я прав, а если мне это только кажется, если я только в голову себе вбил, что я прав? Да ведь если я тебя сшибу и на твое место сяду, да "но! но!", а не тянет оно - так и я трупов нахлестан? Ну, одним словом, так: если нельзя быть уверенным, что ты всегда прав - так вмешиваться можно или нет? И в каждой войне нам кажется - мы правы, а тем кажется - они правы. Это мыслимо разве - человеку на земле разобраться: кто прав? Кто виноват? Кто это может сказать?
  - Да я тебе скажу! - с готовностью отозвался просветлевший Спиридон, с такой готовностью, будто спрашивали его, какой дежурняк заступит дежурить с утра. - Я тебе скажу: волкодав - прав, а людоед - нет!
  - Как-как-как? - задохнулся Нержин от простоты и силы решения.
  - Вот так, - с жестокой уверенностью повторил Спиридон, весь обернувшись к Нержину: - Волкодав прав, а людоед - нет'.
  
  Вот так оно и есть!
  Однако прекраснодушие и мягкотелость всегда предпочтут людоедские методы, волкодавским они для них значительно менее грязны, а в особенности, когда - это будет всецело осуществляться вообще без их самого так прямого участия.
  Теми кто, нанят за ушную лапшу, блести чьи-то интересы по возмездию за невозвратно утерянные светлые мысли в некий до чего же темный промежуток времени.
  Ну, да, конечно, откуда это им было знать о том, как вести себя с тем, кто не воспринимает обычные как сама природа отношения, как естественно верный процесс к единению сердец?
  Но если 'Злоумышленник' в каких-то вопросах тот же, что и в гениальном рассказе Антона Чехова, то тогда его не за что судить!
  Самим надо было чего-то думать, когда им в борщ гайки кидали.
  Человечество в целом почти всецело приспособилось ко всем мытарствам духа и тела, и вещи не выходящие за рамки обычного житейского зла, как бы не был ужасен их мерзкий лик не вызывают в нем тех адских мук и тяжких переживаний, как само открытие некой новой страницы среди зол, бед и несчастий.
  Но сами-то интеллигенты с их вечной мягкотелостью и с бесконечным приспособленчеством, когда у них чего-то совсем вот не так выходит, будут выклянчивать прощения у человека за минуту до этого их глубоко оскорбившего.
  Лишь бы не пострадать от его возможных последующих действий.
  Чехов в 'Маске' не все миру поведал, очевидно, боялся он, что его просто заклюют его же друзья-товарищи.
  Автор думает, что ему и без того из-за этого рассказа довелось услышать немало тяжелых упреков в свой конкретный адрес.
  А некоторые и того хуже всю правду в своем ее понимании о других выкладывают, а про себя ни-ни ни словечка, можно так подумать, что они и вправду могли быть во всем и до самого конца истинно справедливы во всех своих суровых оргвыводах?
  Оно может, и было бы так коли им то или иное общение и вправду по-настоящему навязывалось, несмотря на их прямую просьбу оставить их раз и навсегда в полном покое высказанную в любой явной форме.
  'Уйди уже, пожалуйста и больше никогда не заходи'! 'Ты мне работать мешаешь'.
  'Я тут немножко занят' или мало ли чего еще.
  А значит, и не было пренебрежения к людям, основанного на полном равнодушии к тому, что в них накопилось.
  А может, они свои распрекрасные чувства не сумели приструнить и координировать?
  Ну, и кто в этом, собственно, так виноват?
  Да и любовь умирая в хороших душах не оставляет ядовитых стрел без того чтобы они сами не были хоть в чем-то довольно-то схожи с лучником, а значит попав в тот же самый круговорот событий, вряд ли имели бы хоть в чем-то лучший вид.
  Причем людей более чем, что-либо другое, в остальных бесит, именно, то, что они менее всего способны выносить в самих себе.
  И иногда им и невдомек, что сами-то они и сеют семена того жуткого зла, плоды которого им потом и доведется пожинать в виде того крайне так несладкого урожая.
  И, конечно, легко других в чем-либо резко обвинять...
  Добиться всего самого лучшего в смысле развития своей души оно же чрезвычайно легче, когда тебя ласково подталкивают в спину, а вот когда на тебе груз тянущий вниз - это становится тяжелее некуда.
  А ведь грязь и потемки всегда оставляют после себя много печали, а она буквально выедает душу, вот как об этом написал писатель Сергей Алексеев в его романе 'Рой'.
  'Нужда - она даром не проходит. Это болезнь; если ею в детстве переболел, то могут быть такие осложнения, что и до убогости недалеко'.
  
  А убогим, чтобы отбросить их костыли нужно время, потому что, отбросив их сразу, они только громыхнутся оземь вполне возможно, что погребая под собой не только чьи-то светлые надежды, но возможно, что и чью-то жизнь.
  Однако некоторые того и вовсе так никак не понимают, а именно, что их такое простое и естественное счастьице отвоевано у лютой дикости, а не получено задарма их ближайшими или же далекими предками!
  Да и дверь в чье-то знойное лето сама по себе никак не может запереть суровую зиму за окном.
  И потому будучи счастливыми надо бы всегда помнить о том, что там, где воет ветер и метет поземка, кто-то может брести, стеная и пригибаясь, и время года для него не имеет ровным счетом никакого значения.
  Ему (этому человеку) холодно и голодно как в физическом, так и в духовном смысле, и это в один самый прекраснейший миг совсем ведь само собой никак не исчезает.
  Так что не стоит кого-то так сразу пытаться собой согреть, а, наверное, стоит просто предложить ему место возле своего очага, когда согреется, видно будет, что он за человек.
  А для этого не надо к себе с самого начала домой приглашать, а всего-то навсего сесть с ним рядом и создав удобную и во всем расслабляющую обстановку завести легкий задушевный разговор.
  Ведь такому человеку необходимо, прежде всего, тепло не от любви, а от внимания к его душе.
  Ну, знаете ли, предлагать вконец промерзшему человеку жаркую любовь не такая уж и умная вещь.
  То есть, если ему предложить всего-то навсего согреться, оно может быть (в полной зависимости от его индивидуальности) хорошо и разумно, только вот в чем беда, думать-то ему практически нечем.
  Так что обо всем следовало бы догадаться самой.
  Может какой-то человек никого кроме себя и не понимает, пока ему не объяснят ходом простых логических рассуждений, что он не самый разнесчастный человек на всем этом белом свете.
  Но это же не на веки вечные его тяжкий удел!
  А если эти рассуждения на него совсем не подействуют, то с ним действительно все должно быть предельно ясно.
  Как правило, не совсем потерянные для культурного общества люди на обращение к ним в том смысле, что у них чего-то и вправду имеется из того что у других более чем они несчастных вовсе уж нет вдруг замолкают и начинают перерабатывать в своем мозгу данную, вложенную в него информацию.
  А вот пытаться зажечь их своим светом занятие глупое и не только потому, что зачастую вот именно что бесполезное.
  Так ведь иногда можно и самый последний свет у них из души изъять, слегка на короткий миг, соприкасаясь с ними своей душой, прямо как та волчица из повести Джека Лондона 'Белый клык'.
  Хотя все может выглядеть и совершенно по-иному и по-разному об этом надо всего-то навсего хорошо призадумываться, а не идти как лошадь на водопой, хорошо протоптанной тропой, всеобщих и почти всегда так работающих шаблонов.
  Судя по определению Льва Толстого, каждая несчастная семья несчастна по своему, ну так, то же самое относится и ко всякому отдельно взятому индивидууму.
  Но тьму душ нельзя рассекать ярким светом, а исключительно одними лишь легкими лучиками тепла.
  Всякое, что непривычно вызывает страх, а он в свою очередь создает отторжение того, что вне зависимости от всех его свойств, принципиально ново и потому радости никак не вызывает.
  Есть, конечно, вещи, которые элементарны и аксиоматичны, как например ходьба или же потребление пищи, но их легчайшая простецкость связана, прежде всего, с их повседневностью для каждого из людей.
  Простота пищеварения обусловлена величайшей сложностью биологических процессов, которые во всех их до полной невозможности запутанных взаимосвязях происходят в человеческом организме.
  Человек всего-то навсего освобожден от мыслей обо всем этом самой природой, но любой детеныш млекопитающего погибнет без должной опеки со стороны его родителей.
  И все же во многом взрослый человек при желании научиться, тому, что является естественной сутью его природы, легко обучаем, вот только надо б ему дать понять, что ищущая его явного расположения понимает, кто он такой и где он вообще вырос.
  Хотя могут быть и совсем другие проблемы, но также ведь важно в них до самого конца разобраться, а не вешаться кому-то на шею, как будто терпение не есть удел мудрецов.
  Убив на общение с кем-либо неделю другую, всей своей жизни не потеряешь!
  Просто надо войти с кем-то в более-менее плотный контакт, а не жаться к стенке всего-то лишь оттого, что кто-то во всем иной, чем его рисует чье-то яркое и воспаленное воображение.
  Причем, учитывая темпы раскрепощения женской половины общества, эти слова автора могут кому-то очень даже еще пригодиться.
  По сути дела в случае, скажем, противоположном, что же останется мужчине, кроме как терпеливо выжидать, пока женщина не соблаговолит уступить его натиску.
  Если она для него не представляет такого уж большого интереса он всего-то навсего пойдет искать себе другую партнершу и все!
  В случае же когда он и в самом-то деле не может жить без одной конкретной представительницы прекрасного пола, то все что ему вообще останется, так это только неловко, но трепетно выжидать, да даже и полгода, и вешаться из-за этого автор никому не советует.
  Надо ведь уметь разделять между чувствами и физической потребностью.
  Можно будет только затем, когда-нибудь еще теще с тестем от всей доброты души спасибо сказать, за очень даже разумное в наш современный век воспитание.
  Хотя может тут и не их вина, а возможно и одни те тяжелые последствия старого печального опыта.
  И когда что-то идет совсем не по плану надо было изыскивать альтернативные пути и не пугаться как черт ладана внезапных и нелицеприятных открытий, которые всего-то лишь следствие чьего-то плохого жизненного опыта.
  Это то, что и надо делать, глядя на то, что человек ведет себя как-то не так, как должны вести себя люди в определенной ситуации.
  Из-за этого только, что и нужно прийти к самому наипростейшему и вполне естественному выводу, что он, собственно, ни сном ни духом не ведает, как же именно будет самым правильным образом себя вести в данной довольно-таки во многом простой жизненной ситуации, в интеллигентном обществе.
  А уж как он в этом себя прикрывает - зависит от одной только его индивидуальности.
  Так может ему как-то подсказать, как было бы вести себя более разумно, а главное логично?!
  Причем именно так - это и должно быть сделано, вместо того, чтобы молча его слушать, а потом значит, в одиночестве кусать себе губы.
  Бывает же, что человек прекрасно знает, как именно ему надо бы себя вести в определенной ситуации и всего-то навсего рассчитывает на большое чудо, которое потом, скорее всего, так и не случится.
  И если одинокий не по физиологической причине человек проявит крайнюю заносчивость и чванство, сказав, что женщина ему вовсе не судья и не учитель, или что-то в этом духе, то тогда пусть себе ищет другого партнера для пустых и пространных бесед.
  Именно так все и должно быть и никак иначе.
  И вообще надо всегда думать, импровизировать, а не ждать, что жизнь преподнесет из своей кухоньки готовые решения, буквально на блюдечке впрямь как кушанья в ресторане.
  Это заявление автора к определенному полу или виду отношений никакой прямой связи не имеет.
  У всех у нас позади самая варварская, и наиболее жестокая эпоха за всю историю человечества, а 20 век именно в этом себя максимально и проявил.
  Много пострадавших от его жестокости и варварства живут и поныне, неся на себе тяжкую ношу старых бед.
  И зря чудовищной ошибкой называли свои срока многие севшие по 58 статье в 30е годы.
  Ведь никакой ошибки, собственно, не было.
  Они оказались за бортом общественной жизни, только-то потому, что клике олигархов прилепившихся к чужеродной на русской почве теории был очень нужен некий тайный, но все ж таки выведенный на чистую воду враг, ответственный за все те без исключения просчеты, допущенные руководством страны.
  Иногда действительно так оно требуется кого-то посадить, чтобы всем все стало ясно - виновник наказан, зло в корне пресечено и делу конец.
  Подобные вещи могут практиковаться и на обыденном, житейском уровне.
  Диким людям не место на свободе?
  Однако все мы еще очень дики, цивилизация она всего-то лишь чистит обувь, одевает галстук, и прячет истинное звериное естество под его элегантной бабочкой, но там глубоко внутри все то же самое, что и было всегда ранее.
  Как состоял человек из мяса и костей своих амбиций и страстей так он до сих пор из них же и состоит.
  Разбить в труху неприятные чьей-либо душе доводы, нет ведь ничего, что было бы проще.
  У сколь же многих людей своя непоколебимая линия логики, настоянная на личных амбициях и, в конце-то концов, человек из принципа может отказаться от чужих логических построений исходя из того, что его чистый от мерзкой грязи ум просто не приемлет тех ужасающих, как свиные помои инсинуаций.
  Но автор почему-то совсем вот не встречал людей и впрямь ослепительно белесых как ангелы поскольку по этой земле отнюдь ведь не херувимы бродят.
  Чем чище руки в белых перчатках, тем грязнее общество над которым эти чистенькие от общественных нечистот длани правят суд и справедливость.
  Подлинная стерильность - это следствие очищения от грязи, а не какие-то там последствия ее полнейшего отторжения.
  Нельзя вылавливать клещей, глубоко вгрызшихся в тело общества, не видя перед собой ничего кроме следов неизменно бегущего, стремглав впрямь как та еще лань, технического прогресса.
  Через несколько веков этот 'прогресс' все равно еще вполне может, показаться нашим потомкам историей про то, как самая умная на тот момент обезьяна нашла себе в лесу склад с тротиловыми шашками. А опосля, она начала их взрывать как без толку, так и будучи совершенно без ума от созданного этим делом эффекта, а нам, мол, теперь жуткий финал ее безмерной глупости приходится просто-напросто ликвидировать.
  Возможно, что им еще придется и мутировавших людей подвергать эвтаназии от полнейшей безвыходности данного положения вещей.
  Действия не соответствующие накопленным знаниям об окружающем нас мире могут быть чреваты самими печальными последствиями!
  Да и эксперименты со стволовыми клетками могут миллиардик полтора в гроб мигом загнать, дай вот только волю любителям продлить свое бренное существование.
  Невпример тому последствия технического прогресса предсказать, куда ведь полегче, потому что там все относительно проще и понятнее.
  Однако он используется в первую очередь лишь, затем дабы уничтожить живых людей и все ими когда-либо созданное.
  Вот как описывает - это писатель Алексеев, которого как автор надеется, в будущем причислят к классикам русской литературы.
  Хотя он, к сожалению, в середине 90ых продался со всеми потрохами и только четыре его произведения достойны такого высокого звания.
  Алексеев 'Рой'
  'А если спасение человека в техническом развитии?! Но ведь и в нем человечество остается зависимым, поскольку черпает все у природы. К тому же развитие техники избрало почему-то порочный путь, ибо любое открытие и изобретение, прежде всего, рассматривается как возможное оружие. Нельзя ли сделать из этого дубину и как можно проще и дешевле убить себе подобного? Во все времена даже самому кровожадному из людей было противно разбивать черепа, от неестественности этого труда вздрагивала даже душа убийцы. Но теперь, при нынешней-то технике, и не нужно смотреть в глаза жертве и видеть кровь. Нажал кнопку и одним махом заживо сжег миллион себе подобных! И вроде спокойно черной душе врага человечества, потому что убивал-то не руками - технократическим разумом, воплощенным в металле'!
  
  А между тем - это вполне в духе современной цивилизации проявлять мягкотелость, когда нужны были решительные действия, но зато затем, использовав силу корежащего все металла, превратить в пыль великое множество человеческих жизней.
  Избирательность возмездия она ведь не для тех, кто ошалел от душевной боли?
  Вот пример такого подхода в книге добрейшего гуманиста и праведника (без кавычек) Ивана Ефремова 'Час Быка'.
  '- Поздно, Гриф! Я погибла. Гриф, мой командир, я убеждаю вас, умоляю, приказываю: не мстите за меня! Не совершайте насилия. Нельзя вместо светлой мечты о Земле посеять ненависть и ужас в народе Торманса. Не помогайте тем, кто пришел убить, изображая бога, наказующего без разбора правого и виноватого,- самое худшее изобретение человека. Не делайте напрасными наши жертвы! Улетайте!
  Домой! Слышите, Рифт? Кораблю - взлет'!
  
  Или заре подъем только не в кровавом, а в человечном смысле.
  Вот уж действительно, великое добро нескольких мразей рода людского не зашибить ненароком, а всю планету изрыть на километр вглубь из мести за одного человека...
  Ведь когда надо было всего-то лишь разогнать беснующуюся толпу отщепенцев, но своими руками, а не нажатием кнопки герои Ефремова, проявили полнейший гуманизм, граничащий с тупым нежеланием отгонять от себя муху, поскольку ей то будет очень даже больно.
  
  А между тем добро и свет не могут быть всегда этичными и чистыми или иначе они оказываются новоявленным еще куда только более страшным, чем ранее злом... поскольку ханжеское восприятие действительности, в конце концов, заканчивается прорывом ненависти никак вообще нисколько несвойственному - обычным злым людям.
  Потому что сил у добрых идеалистов куда поболее, чем у всех других, но ими еще надо бы суметь как-то разумно распорядиться, неся человечеству благо и истинный расцвет культуры.
  А вот этого путем физического уничтожения тьмы из-за своего полнейшего неприятия потемок чужого душевного естества - никак ведь не добьешься.
  Тьму надо рассеивать светом и безукоризненным изучением, чего это там в ней таиться и твориться.
  И надо бы уразуметь, как именно воспользоваться техническими новшествами во благо страждущего маленького человека, посредством которого в будущем на свете появится еще одна более чем несчастная семья.
  Ведь на этом все завязано и посредством этого обязательно будет причинен душевный ущерб еще каким-то другим людям.
  Но подобные вещи из-за их неэтичности еще долго, как об этом думается автору, будут под самым строжайшим запретом.
  Например: круглосуточное прослушивание в доме, где имели место семейные драмы, приведшие к общению хозяина дома с полицией, уже сегодня не представляет такой уж большой технической проблемы.
  Но кто же это себе позволит? Это ведь так неприлично!
  Хотя будет более чем возможно сделать так, чтобы аппаратура вела запись одних только децибелов, а вовсе не разговоров в узком семейном кругу.
  Зато как это легко обвинить человека выросшего в атмосфере насилия, что он моральный урод.
  Честность и открытость делают человека истым врагом общества?
  Что же тогда надобно, чтобы стать его другом?
  Может для этого нужно затаиться и всю грязь приберечь для интимных отношений?
  Вполне ведь возможно полностью закабалить человека, дав ему то, что ему будет нужнее всего остального в этой жизни.
  Только вот далеко не все со своим дефектным внутренним устройством живут в полном мире и согласии, так что самому человеку его качества могут быть совсем не по нутру и во всем поперек горла.
  Но если бы - это было все ж таки, хоть в чем-нибудь иначе?
  Довольно-таки часто все другие люди становятся неважны, когда у женщины вдруг появился кто-то, кто ей более всего дорог.
  Зато, когда потом выясняется, что кто-то кому-то был еще изначально и вовсе-то никак не нужен, а лишь таковым только казался, вот тут как раз и самое время для бессмысленных, порочащих культурного человека действий.
  А МЕЖДУ ТЕМ если уж кого-либо изгонять, то ведь надо было - это делать вполне своевременно!
  Не ожидая кровавого дождичка в четверг.
  Сначала надо бы научиться подсчитывать все проигрыши и несостоявшиеся барыши, случайно выпавшие из кармана у счастья, подводя им несложный итог, а лишь затем уже кидать камни в прохожих, просто чиркнувших ярким светом вдоль чьей-то устроенной и степенной жизни.
  И вот еще что, между правдой и ложью существует широкий зазор, именуемый полуправдой, и уж коли люди все время недоговаривают, выдавливая наружу, лишь часть от всей истинной правды - это и является самой ужасной и подлой формой лжи.
  Вот как описывает все это Иван Ефремов в его великой книге 'Час Быка'.
  '- Погоня за абсолютным - одна из самых тяжких ошибок человека.
  Получается односторонность, то есть полуправда, а она хуже, чем прямая ложь, та обманет меньшее число людей и не страшна для человека знающего'.
  
  Однако некоторым прекраснодушным субъектам она уж до чего только удобна, а потому и будет им тогда ведь легко и просто безо всяких лишних заноз, отделять хорошее от всего всецело мрачного плохого.
  Это так уж оно немыслимо светло и радостно срывать розы истин под самый венчик и тем самым избегать их шипов. Это во всем до чего удобный подход, дабы не видеть тьмы и зла, а в свою очередь это придает им возможность неестественно большого духовного роста.
  И их сознание, как бы ни в чем так и не обремененное тенями самой исподней тьмы, может не узреть в своих действиях ровным счетом никакого свинства.
  А между тем у каждого в глубине души таятся те же самые жуткие гадюки злых мыслишек, что ползут под камнями лощин и оврагов низости и подлости, и они свойственны практически каждому человеку.
  Но их вполне можно преобразовать в некий символ высшей общественной справедливости только лишь оттого, что, они могут быть оправданы прежними светлыми и лучшими намерениями, как и крайним неудобством других, альтернативных действий.
  Человек становится больше не оттого, что соприкасается с прекрасным, а оттого, что учится видеть несовершенство этого мира и понимать его истинный первоисточник.
  Во всем том как он есть общественном организме им, как правило, является невежество и именно его и надо бы искоренять всеми доступными ненасильственными методами.
  Вот, к примеру: духовность она ведь всего-то навсего следствие потребностей души в чем-либо, куда большем, нежели плотские наслаждения и утехи.
  Человек может иметь большую, но при этом крайне вот низменную духовность.
  Так это ведь можно отмыть, и досуха высушить под феном ненавязчивой любви и главное захотеть этим всерьез всем заняться, ничем при этом, не пачкая своего такого и впрямь лучезарного лика.
  А что в этом деле главное?
  Как же это осуществить на практике?
  Элементарно, всего-то лишь дав кому-то понять, что именно в нем наиболее раздражает, да и вежливо попросить его подкорректировать свое поведение.
  Если результат есть, то он может послужить реальным, а не надуманным поводом для дальнейшего сближения.
  Но к такому человеку нужно приближаться очень медленно и крайне осторожно.
  А вот обвинять кого-то в том, что он притворялся своим - дело ведь в принципе абсолютно нормальное.
  Однако - это допустимо лишь в том пиковом случае, кабы оно так нехорошо вышло, что чьи-то внешние проявления полностью соответствовали установленным в интеллигентном обществе нормам, а пришел он, после того как его пригласили в гости, напился там как ханыга, и вот тогда уже и проявил всю широту своей совершенно грязной натуры.
  Вот тут как раз и надо было по физиономии, а не на словах объяснять, что так себя вести с интеллигентными людьми вовсе уж совсем нехорошо.
  Но у интеллигентных людей существуют свои четкие правила и, отходя от них, они совершают великий грех по отношению к тем, кого они так ведь никогда и не видели.
  А есть еще и такая возможность просто не воспринимать этот мир в одноплановом ключе, всем сердцем начитавшись прекрасной, но только лишь при это довольно-таки бледно отображающей действительность литературы.
  Она возвышенна в своих помыслах, а жизнь зачастую иная или, по крайней мере, предстает в совсем же ином свете, чем она представляется упоенным святым оптимизмом прекраснодушным людям.
  Картинных злодеев в ней немного и они, как правило, свой лик никому не показывают.
  Зло и невежество, частые синонимы в обыденной реальности.
  Готовность человека чему-то научиться выясняется довольно-таки просто.
  Сделай ему замечание и посмотри, как он на него отреагирует и тогда тебе станет понятно достоин ли он к себе хоть сколько-нибудь серьезного отношения.
  Можно же пустить человека в свой мир на крайне ограниченной основе.
  Главное не держать его на заборе, а постараться хоть как-то его отогреть и немного поучить уму разуму.
  Люди, как правило, этого вовсе не делают?
  Ну, тогда они тихо про себя сделав выводы, спокойно поворачиваются к кому-то спиной.
  А ведь мог же кто-то и не отворачиваться от женщины, охваченной безумной страстью к тому, кого она едва ли сама хоть сколько-нибудь знает.
  Может, надо было ей прямо в лицо выпалить и в самых непристойных выражениях, что именно кто-то думает о ней и ее душевном порыве?
  Последствием этого, могло бы так запросто статься оказались два трупа и один человек в тюрьме!
  Причем двойное несчастье в одной семье - вот это и есть, то самое дикое и непоправимое горе на всю оставшуюся жизнь.
  Конечно, кто-то в этом может усомниться, но если бы он хоть раз поприсутствовал при чьих-то частых домашних сценах далекого детства...
  То все сомнения по поводу возможной судьбы той девушки у него бы явно тогда пропали, а тут еще год с чем-то телефонного террора...
  И кто ж это был во всем виноват?
  Слепой случай или чья-то семейка?
  Может все-таки лучше продумывать свои действия, а не отдаваться целиком во власть чрезмерно красивых чувств?
  Сомерсет Моэм в его публицистической книге 'Подводя итоги' пишет об этом так.
  'Во всяком случае, это не тот поступок, который имеет целью счастье; если он приводит к счастью, то это счастливая случайность'.
  
  А кроме того бывают еще и несчастливые случайности и им тоже есть место в этой непростой жизни.
  Сводить все, к чьей-то такой уж и грязной натуре, свойство тех, кто далек от истинной жизни, а вместо нее живет тщательно выстроенными из ничего миражами, вот от этого весь этот мир до сих пор еще может сгореть, в общем, на всех пожаре межправительственного ядерного конфликта.
  Но если вернуться к плоскости личной, а не общественной то и там великая катастрофа может иметь тот же корень созданного силой воображения мире, в котором уютно лишь тем, кто имеет тот же самый набор радужных иллюзий, что и все люди данного круга.
  Вот как описывает это классик мировой литературы Федор Михайлович Достоевский в его 'Преступлении и наказании'.
  'Если в прямодушии только одна сотая доля нотки фальшивая, то происходит тотчас диссонанс, а за ним - скандал. Если же в лести даже все до последней нотки фальшивое, и тогда она приятна и слушается не без удовольствия; хотя бы и с грубым удовольствием, но все-таки с удовольствием. И как бы ни груба была лесть, в ней непременно, по крайней мере, половина кажется правдою. И это для всех развитий и слоев общества'.
  
  И на самом деле Достоевский, тем и велик, что познал всю невообразимую гамму человеческих страстей во всей их полноте, но только вот зря он их так обильно выпустил кишками наружу.
  Нельзя так травить мух, создавая все условия для их изобилия.
  Как раз из этих господ и вышли, те, кто их всецело чуть ли не силком в России подкармливал.
  Вот как пишет об этом Марк Алданов в его книге 'Бегство'.
  '- А какая примерно нужна вам сумма? - прервал его Нещеретов.
  - Чем больше вы нам дадите, тем лучше.
  - Ясное дело. А все таки?
  - Другому крупному капиталисту я сказал бы: дайте нам на контрреволюцию столько, сколько вы в былые времена давали на революцию.
  - Ну, я на революцию никогда ни гроша не давал, - отрезал Нещеретов.
  - Я и сказал: другому. Вы редкое и счастливое исключение. Большинству богатых людей царский гнет не давал возможности делать дела. Стеснение инициативы, отсутствие гарантий и т. д. Надеюсь, их дела пошли лучше после революции, когда появились и гарантии, и инициатива'.
  
  Вот только так оно и бывает, горестно поплачут из-за ерунды, так что весь белый свет шататься начинает, а вот когда приходит истинная беда так все - лапки к верху и не чирикают тоже мне смелые люди...
  Это они выпестовали одностороннее восприятие возвышенных истин.
  И в переложении на сегодняшний быт оно и сегодня точно такое, как оно было в начале прошлого века.
  Причем в практической области жизни, при таких ведь делах - всякое настоящее несчастье чреватое крушением на голову небес вовсе не гипотетично, а целиком практично и может оказаться непосильным бременем для чьей-либо конкретной души.
  А между тем во всяком не самом крупном деле есть доля собственного самоучастия и его никак нельзя сбрасывать со счетов.
  Однако, если женщину, оставшуюся одну в большом здании, даже (не дай-то Бог) не изнасиловал, а разве что не более чем всячески унизил и нанес ей оскорбление действием человек, поставленный это здание охранять, то тогда ее гнев имеет ли он нечто общее с криминалом, или нет дело то вовсе ведь неподсудное.
  Применение насилия к этому человеку с ее или чьей-либо иной стороны никак не сделает никого преступником.
  Она в данном случае только жертва, и не более того.
  Но иногда суд может решить совершенно иначе!
  Помнится, смотрел автор один израильский фильм, а там сюжет был такой:
  Соседка слышала крики и выступила свидетельницей в деле об изнасиловании. Ее стал терроризировать брат 'потерпевшего', а потом истинная потерпевшая наложила на себя руки, а насильника выпустили на свободу как невиновного.
  И тогда брат, того, кому пришлось недолго посидеть в тюрьме, пришел к соседке в гости, чаек попить. Он так и сказал, 'в этой стране мне ничего не будет'.
  После того, как эта женщина угостила его графином по голове, ей дали три года.
  В конце фильма было указано, что он основан на реальных, имевших место событиях.
  В Советском Союзе тоже ведь могли за любовь посадить, как это у зеков тогда называлось.
  Такие вот массовые перегибы правосудия просто невозможны в западном мире.
  А ведь вокруг же люди и коли жертва каких-либо издевательств молчит себе в тряпочку, никак не выражая пережитых отрицательных эмоций - это одна ситуация, а если не молчит, то это что-то совсем и во всем другое.
  А значит, можно было прийти и поговорить с человеком, а в особенности, коли он не большой начальник, и чтобы попасть к нему на прием, не надо записываться у секретарши.
  Ну, а кроме того надо было, коль уж услышал, про то, что где-то рядом творится что-то совсем неладное хоть как-то дать человеку об том знать, как это именно все его действия расцениваются и выглядят с какой-либо стороны!
  То, что человек творит сам с собой - это ведь сугубо его лично дело, однако то, что он делает с другими - это нечто совсем уже в корне иное.
  Однако при отсутствии явно проявленного злого умысла его вряд ли сразу так следовало бы обвинять в том, что, то зло, что он причинил, было сознательным и продуманным устремлением всей его души.
  Нужно бы для начала с ним поговорить, разъяснить ему, что подобных вещей еще следовало полностью во всем избегать.
  Да и попросить уйти тоже вполне так возможно даже и по телефону, в конце-то концов, вежливая форма обращения с интонацией крайнего раздражения тоже может возыметь свое действие.
  Вот если с человеком провели небольшую, но основательную беседу, ясно дав ему понять, что именно в нем вызывает столь сильные отрицательные эмоции и чего ему в будущем следовало бы избегать, а он продолжает делать то же самое, то тогда кому оно может быть непонятно, что словами тут никак не отделаешься.
  И тогда что-то должно было произойти!
  Совершенно при этом не обязательно марать об кого-то руки, можно ведь и с работы попросту выгнать и всего делов.
  Но все это вовсе не для прекраснодушных и возвышенных личностей!
  Иногда правда бывает трудно подобрать нужные слова, или кому-то кажется, что человек сам все отлично понимает и буквально-то нарочно сознательно издевается.
  Но все ж таки далеко не всегда человек осознает все то, что он причиняет своими поступками другим людям, так или иначе, его непосредственно окружающим.
  Потому что осознание чего бы то ни было процесс связанный не только с жизнедеятельностью мозга, но и с ассоциативным мышлением, а его развитие целиком обусловлено уровнем культуры, приобретенным человеком от его главных воспитателей, коими являются его родители.
  Человеку чего-то недопонимающему крайне важно было дать понять, что и как, и иногда этого окажется более чем предостаточно, хотя хватает примеров, когда люди просто-напросто игнорируют упреки в свой конкретный адрес, переводя стрелки на всех остальных - таких же.
  Но тогда надо действовать иначе, но главное, это ведь действовать, а не ожидать чудес.
  И сколь важно пресекать зло еще в самом его зародыше!
  Так что если кто-то позволил ему продолжаться довольно-то долго и так ничего и не сделал, дабы, в любой даже и словесной манере, его хоть сколько-нибудь предотвратить, то следственно и он тоже виноват в его весьма тяжких для чьей-либо души последствиях.
  И тогда он должен каяться перед людьми за его недальновидность и попустительство, а не давать команду 'Ату его' 'фас мои дорогие, верные друзья'.
  Чего еще только можно натворить уже после того как совсем ничего нельзя будет исправить из навсегда ушедшего в прошлое?!
  Конечно - это не так, когда кого-то подло обманули, и все ему казалось в полнейшем порядке, пока вдруг в один злосчастный миг с его глаз не спала плотная пелена, и он внезапно для самого себя не узрел воочию, как все на самом-то деле ужасно и отвратительно.
  В таком случае ему все равно полагается каяться и себя, в том числе тоже считать хоть в чем-то виновным, но все же совсем не так, как в том случае, когда он все видел, имея с происходящим самый прямой визуальный контакт, но ничего конкретного, и разумного в надлежащее время не предпринял.
  Люди вообще нередко ищут кого-то крайнего, дабы снять с самих себя ответственность за произошедшее и вот найдя врага, делают его экзекуцию коллективной, чтобы все было значиться по закону.
  В этом смысле ничего с каменного века так и не изменилось, осталось, как было.
  Вот только методы бывают совершенно разные!
  Автор утверждает, что определенные меры по пресечению уже полностью совершившегося зла - это всего лишь явное безрассудство и демонизм по отношению к большому числу людей.
  Распространение слухов, кроме тех, что расползаются сами по себе без чьего-либо сознательного участия, и есть то самое грязное белье, ополаскивание которого на сильном ветру, вредит многим, а не кому-то одному.
  Они же всегда обрастают как корабль водорослями всевозможными яркими подробностями, а это в свою очередь ведет к укреплению уже всех имеющихся в обществе стереотипов, что, в конечном счете, негативно сказывается на взаимоотношениях различных этнических и социальных групп.
  А страхи и психозы ими вызываемые - это что разумное сведение счетов с одной отдельной личностью?
  Еще Гоголь в 'Мертвых душах' писал о том, что стоит лишь человеку совершить что-нибудь совершенно непонятное, как тут же на него возводятся все какие только окажутся возможны напраслины и поклепы, а вслед затем может и дойти до настоящего театра абсурда.
  Так сказать путем обвинений кого-то в том, что он либо нечистая сила, либо вообще император Наполеон собственной персоной.
  А о том, что все страсти начались, собственно, из-за мелкого пустяка никто уже и не вспоминает, поскольку все охвачены страстью к перемалыванию чьих-то чужих бедных косточек.
  А это и есть главное садистское удовольствие всякой толпы разрывать на куски того, про кого много чего разного порассказали.
  Но не сами ведь по себе все страсти разгорелись!
  Вот как значит, оно с нудным жужжанием над ухом-то выходит...!
  
  А все оттого только, что мозги у кого-то были набекрень завинчены чьей-то неуемной болтовней?
  Да нет тут скорее душа птичкой певчей все гадила и гадила на элементарный здравый смысл, а все от прекраснодушия и это оно родимое как раз во всем и виновато...
  А истинная правда не витает над костром, сжигающим еретиков от грязной касты подлости и низости, она являет миру рубцы от своих оков несправедливости, не требуя возмездия, а только нетленности памяти...
  Униженная респектабельность мыслит иначе, потому что она производное общественно полезной лжи о том, что именно потребно и насущно...
  И то и другое истина!
  А к тому же безо всякого гнилого популизма - это ведь куда как важнее предотвращать зло, чем за него потом кому-то мстить всем кагалом. Это азбучная истина и всем она, в сущности, известна в виде элементарной житейской формулы, но практика в отличие от теории, где все может быть гладко и просто всегда грешит множеством 'щербинок' неудобных и неласковых к человеческим чувствам и амбициям.
  Например, факт изначальной природы человека не является во всем определяющим фактором в формировании его личности. Автор утверждает, что кроме генетически глубоко порочных людей почти всякую человеческую особь можно исправить должным воспитанием.
  Однако, к сожалению, точно также возможно испортить изначально хорошего человека, превратив его в полную противоположность от той доброй личности, кем он когда-то был рожден.
  Действительность, может выглядеть и так, что он останется самим собой, но станет невыносим в чисто социальном плане.
  По разным причинам, а не по какой-то одной конкретной, но это впрочем, не столь уж и важно ведь для некоторых людей - основным фактором их страданий, является дисгармония между желаемым и достижимым или между их мечтами и неприглядной явью.
  Как заметил Сомерсет Моэм в его книге 'Подводя итоги'
  'Любовь не всегда слепа, и, может быть, нет ничего мучительнее, как всем сердцем любить человека, сознавая, что он недостоин любви'.
  
  Когда подобное касается восприятия кого-то рядом с собой, то это должно лечиться критикой поведения человека, а если это никак не помогает, то надо как следует, подтерев все слезы и сопли, дать ему хорошенько пинком под зад.
  Но эта критика должна к тому же еще носить и строго конструктивный характер, никаких негодующих глаз, а лишь ярко выраженная тоска по тому человеку, которым он мог бы быть, да вот так и не стал.
  Причем думать, что кто-то являет собой всего-то лишь самое ярчайшее исключение из всех возможных правил - это вообще огромная глупость!
  В нашем резко изменяющемся мире всевозможных контрастов различных сложностей связанных с общением и любовными страстями между людьми скоро станет еще куда больше, а никак ни хоть сколько-нибудь меньше.
  Потому что нет единого критерия бытия на всех сразу и принципов, по которым строятся взаимоотношения, не может быть всегда одних и тех же.
  Списывать все на чьи-то конкретные убогие моральные качества удобнее всего тем, кто не хочет объяснять природу вещей сложными, а не одними только элементарными для их простого понимания средствами.
  Никто из людей не рождается подлым или сразу таким уж возвышенным и благородным, а только лишь с сильным противостоянием к одним каким-то факторам и со слабыми сторонами в других плоскостях их изначально дикой натуры.
  Можно конечно и такое сказать, что при своем рождении человек совершенно чистый лист бумаги, но, однако она бывает в корне различного качества и одно на ней пишется легко, а другое совсем ведь непросто.
  Окружающие люди оказывают на каждого из нас буквально всестороннее влияние и именно их недостатки или же наоборот достоинства в преломлении на недостатки и достоинства данного индивида и формируют человеческую сущность во всех ее свойствах и проявлениях.
  Человеческие качества - это отнюдь не кисель красивых чувств, а скорее твердая почва под ногами, под которой скрываются гнев и инстинкты противящихся тому звериных черт, чем наделила нас сама природа.
  Такой твердой почвой желательно считать один лишь разум, что сильнее чувств и подавляет их, когда к тому его принуждают жестокие внешние обстоятельства.
  Но он же может дать им полную волю, когда к этому окажется вполне ведь стоящая причина.
  Причем этот светлый ум никакая-то там холодная рассудительность плохих людей, а умение возобладать над своими сильными чувствами со стороны по-настоящему хорошего человека.
  Отличным тому примером может послужить поведение генерала волей злого императора низведенного до положения гладиатора на арене.
  Автор имеет в виду фильм 'Гладиатор' 2000 года выпуска.
  Император, смакуя собственные речи, рассказывает бывшему генералу своего отца, как нанятые им наемники насиловали его жену в расчете, что тот все-таки сорвется и вот тогда и будет удобный повод раз и навсегда от него избавиться.
  Генерал при этом выглядел, так как выглядел бы палач, стоящий перед своей жертвой, которому вдруг на ухо шепнули, что ровно через минуту, он по своей собственной прихоти, добровольно поменяется с ней местами.
  Все же человек обладающий разумом всегда сможет обделить зверей на их злобно урчащую радость.
  Вопрос лишь в том, а сколько ж таких людей вообще живет на этом белом свете?
  Не очень ли часто люди, хотя и нехотя исподволь, но во всех всевозможных смыслах доказывают свою полнейшую несостоятельность в процессе мышления, связанную с тем, что они вовсе не умеют побороть свои чувства и желания при помощи элементарного здравого рассудка.
  А ведь, коли так этому и не научиться, то человечество обязательно ведь вымрет не от одного то от другого.
  Хотя может быть и выплывет, но за старое дерьмо, так или иначе, еще долго будет сурово расплачиваться.
  Человеку вообще свойственны самонадеянность, беспечность и наивность суждений, а причина тому высокие чувства без всяких признаков высокого разума, который не имеет абсолютно ничего общего с каким-либо высшим образованием.
  Причем цивилизованность иногда идет путем уничтожения всевозможных правильных и хорошо продуманных ходов в жизненной головоломке.
  Дело тут в том, что ее создавали, как возможность спрятать все звериное так, чтобы его ну совсем же не было видно.
  Потому-то высококультурные люди, если им к тому же всецело свойственно ханжество не смогут высказать свои претензии, конкретным, логическим образом.
  Да, правда простые обыватели тоже ведь далеко не всегда с чего-то вдруг станут это делать, а будут держать все внутри про себя, пока оно оттуда не вырвется, но это так только по отношению к тем к кому у них нет никаких больших дружеских чувств.
  Но подобное излияние души для некоторых рафинированных интеллигентов вообще, в принципе, совершенно критическим образом невозможны.
  Для них это было бы ударом по их нежно, трепетной душе.
  Красивые чувства - это часто следствие удобного и ласкового к человеку бытия.
  Кто же посмеет произнести хоть слово против того, чтобы кто-либо из нас был, и в самом-то деле, счастлив?
  Но счастье оно ведь для всех нас одно и то же лишь в наиболее общих его контурах, как пути, так и представления о нем у людей зачастую довольно-таки во всем разные.
  И иногда идти к нему не то чтобы по своей собственной доброй воле, а лишь по одному только велению случая приходится зачастую сторонними и окольными путями.
  Да и камни, вместе с корягами на этой дороге могут быть до полного их непонимания чьему-либо стороннему взгляду во всем совершенно иными, чем у всех иных людей.
  Бывают же еще и опасения, когда человек думает, что его приняли за кого-то другого, и он начинает срочно заниматься корректировкой своего внешнего облика, дабы он хоть немного, но походил на то, что о нем в действительности думают.
  А как же этого добиться кроме как при помощи интеллектуального общения?
  Для того у кого почти никогда не было задушевных дружеских бесед другого выхода, простите нет.
  А потом он начинает выражать внешне, возможно, что даже и в несколько утрированной форме то, что составляло часть его повседневного бытия, опасаясь так сказать, что его принимают за того, кто сознательно притворяется и не хочет быть тем, кто он есть на самом-то деле.
  Вообще Чехов в своей повести 'Дуэль' привел хорошую фразу, очень ярко освещающую суть проблемы взаимопонимания между разными людьми.
  '- Ты - старый ребенок, теоретик, а я - молодой старик и практик, и мы никогда не поймем друг друга'.
  
  Фраза замечательная в ней слышится реальный жизненный опыт, и обыденный здравый смысл коих некоторым так ведь его не хватает. Как заметил когда-то друг автора Владимир Струнский 'молодые дураки со временем становятся старыми'.
  Но есть еще и люди во всем умные, которые никогда не откажутся от своих мыслей о том, что они во всем правы, поскольку мировоззрение их построено по тем же принципам, как и у Канта или большевиков... то есть имеется у них в наличии манера гоняться за своим собственным коротеньким поросячьим хвостиком.
  'Учение Маркса истинно, потому что оно верно'!
  
  Вполне соответствует ИХ представлениям обо все окружающем нас мире.
  Поэтому их никогда и не убедишь, что они в чем-то ошиблись, делая из человека мишень для стрел, метая в него как Зевс, черными молниями, своей к нему ненависти.
  В то время как, уж коли грязь и темень в чьей-либо душе являются неотъемлемым внутренним фактором, то человек, обладающий подобными душевными задатками, постарается их как можно глубже припрятать, дабы их и вовсе не было заметно.
  Как правило, им это очень даже хорошо удается и до конца узнать, кто есть, кто предоставляется возможным лишь при самых чрезвычайных обстоятельствах.
  Или же случайно они все-таки себя все-таки обнаруживают, но далеко не всегда оказываются в чем-то действительно виноваты...
  Ведь даже если некая информация и всплывет на поверхность, такому человеку будет очень даже легко, затем всецело доказать, что все это дерьмо не имеет к нему лично - ровно никакого отношения.
  То есть все у них получается с точностью до наоборот, по крайней мере, пока серьезно не нарушен уголовный кодекс в более менее правовом государстве.
  ДА, и то многие из друзей человека пользующегося вполне заслуженным почетом и уважением склоны все объяснять кознями его врагов.
  Это, когда, человек никто и звать его никак, то можно же про него любую чушь наплести типа, что он украл в музее шкуру тигра и по ночам пугал одиноких прохожих и все такое в том же духе...
  И вот этому нелепейшему бреду (как бы это ни было странно и до чего же непонятно) вполне всерьез поверят вполне взрослые люди, имеющее весьма достойное высшее образование.
  А тот, кто более всех других кричит о некоем диком зле, мог и сгнить душевно от чрезмерных удобств его жизни и до конца удовлетворенных амбиций.
  Ведь даже главное в человеке непостоянно и зависит от многих вещей, но доверять ли человеку сегодня или завтра - это всенепременно фактор сегодняшний, а не вчерашний.
  И тот, кто когда-то давно ходил в разведку уже может совсем не тот, что раньше скрутила его система элитарности и возвышенности над всем этим миром.
  И потому он судит о нем как древний жрец, что готов принести идолу в виде кровавой жертвы того святотатца, что покусился на самое что ни на есть для него святое.
  А людей как бы это ни было странно гораздо легче подбить на какую-либо гадость, чем на риск своей собственной и весьма так драгоценной жизнью.
  Когда надо собой рисковать, а не языком чесать и чьи-то яйца из внешней 'приличной' скорлупы выколупывать желающих маловато найдется.
  За шкурку больно боязно!
  Вот поэтому и было придумано такое выражение: 'Ты бы пошел с ним в разведку'?
  И не потому что, каждый второй тут же сдался врагу или обязательно струсил, убежал бы назад просто у всех есть свои слабости, а потому как именно на них жизнь-то надавит так ведь себя человек в дальнейшем и проявит в самом подлинном на то смысле.
  Правда - это не оправдывает негодяев, но слабости человеческие, они вовсе не от негодяйства происходят.
  Так зачем же это на кого-то при ни во всем до самого конца выясненных обстоятельствах - напраслину так уж долго-то возводить?
  Ведь, действительно, вот в чем собственно беда, нам до того ведь иногда сложно по-человечески объясниться друг с другом, что, даже придя с миром и любовью некто натыкается на нож того, кого он больше всех в этой жизни любит.
  Это реальность, и в книгах ее не опишут потому, что - реальность эта крайне неприятная, а никто не любит диких развязок, даже когда и сам не раз сталкивался с этим в жизни.
  А вся вот жизненная правда собственно уж выглядит именно так, что тот, кто желает одарить всеми возможными благами, всех жителей своей страны, всеми фибрами души жаждет, чтобы общество отвечало ему той же самой взаимностью.
  А человеку надо все делать самому, потому, что когда он перекладывает на чужие плечи свою боль и, кивает на того, кто ее ему причинил, он тем самым втискивает в сердца людей ненависть, которая обязательно затем найдет выход против многих людей, а не съест со всеми потрохами кого-то одного всецело лишнего в природе.
  С самого начала трудностей в общении с человеком надо ставить во главу угла разум, а не чувства, потому что только он один и сможет подсказать, что можно, а что нельзя сделать в данной абсолютно непростой ситуации.
  Делая же это на уровне чувств, лишь усугубляешь ущерб уже причиненный человеку плохими людьми в его темном прошлом.
  А былое может быть темным, по самым различным исходным обстоятельствам, приведшим к конечному плачевному итогу.
  Далеко не всегда - это вина самого человека, поскольку та манера сопротивления злу, которая свойственна изначально не очень хорошим людям, получившим должное воспитание совершенно не присуща ребенку, чьи изначальные качества, были безмерно прекрасны.
  Хорошие книги - это действительно учебники морали, но вот все же хотел бы автор хотя бы мельком взглянуть, как самый ярый идеалист ляжет на самую простейшую операцию к хирургу, который учился исключительно по одним лишь медицинским справочникам.
  Это было бы вершиной всяческой человеческой глупости!
  И вот ни один человек не сможет при помощи самой наилучшей художественной литературы овладеть теми фактическими знаниями, которые дают ему практика и живые учителя, проверяющие, то, как именно он выучил свой урок.
  Никто не обязан брать на себя функцию быть кому-то учителем?!
  Но уж тогда, хоть как-то все-таки взявшись за дело, надо внимательнейшим образом следить, а внемлет ли чему-то ученик или же слова его учителя для него как об стенку горох.
  К примеру, уж коли вышло так, что человек, навсегда эмигрировавший в чужую страну, живя в ней, решил для себя, что учить язык местных аборигенов просто ниже его достоинства... и, однако какое же у него тогда вообще может быть будущее?
  Вот какими бы академическими знаниями он не обладал, как же он вообще сумеет найти им хоть какое-то вообще применение?
  Другое дело, что стариков обладающих хорошими знаниями в важных областях науки государство может, умело задействовать, если конечно у него мозги не в заднем проходе.
  У них образование высшее, законченное и для студентов понимающих их речь они просто клад, поскольку даже для того, кто язык учил все равно тяжело до конца хорошо понимать все тонкости и нюансы речи, а это усложняет восприятие знаний.
  Небольшое количество уроков на родном языке было бы очень даже полезно.
  Однако если государству совсем 'невыгодно' создавать еще более хищнический захват теплых и прибыльных рабочих мест пришлыми людьми оно такую возможность отвергнет с диким отвращением.
  Уж, какое ему вообще дело до всеобщего процветания?
  Но если вернутся к теме основного повествования, то возникает естественный и здравый вопрос, а имеют ли вообще значение душевные качества человека к его профессиональной деятельности?
  Если человек не хочет ничего учить, то его надо к этому силой тащить?
  А кого-то наоборот оттаскивать за уши от учебы, чтобы он не смел, учить то, что ему вполне по силам?
  А если через несколько лет тому, кто так все устроил понадобиться срочная медицинская помощь и медбрат которому он дал зеленый свет ему чего-то не то вколет, отчего он впоследствии и загнется...
  Так ли это важно, что он будет говорить с правильным (что крайне важно для чьего-либо уха) акцентом?
  А уж если кто чего-то не так по жизни делал так с него только что кожу содрать и все!
  Раз он из своих первобытных шкур вылазить отказался!
  А никто между тем из своей шкуры не вылезет!
  Однако содранная жизнью кожа и раны под ней могут зажить, но вовсе не так сразу.
  И если кто не может ждать, то пусть проходит мимо и не растравляет человеку раны своими короткими пассами в его сторону.
  В конце концов, люди, что попросту минуют человека, который им в чем-то понравился, но его минусы все это перечеркивают, всего лишь не имеют такой привычки совать свой длинный нос в чужие дела.
  Так и должен действовать человек тихо про себя сделать выводы и принимать веские решения.
  Для примера, скажем, как с кем-то никогда более не сталкиваться.
  Если же это вызывает некоторые душевные затруднения, то надо уметь действовать быстро и решительно, Вместо того чтобы мутить воду во пруду, поднимая при этом всю бурую тину чьей-то нелегкой жизни.
  Хоть сколько-нибудь агрессивное лечение вывихов души должно протекать довольно кратковременным образом и быть весьма интенсивным, а иначе оно не имеет ни малейшего смысла и превращается в нудную боль в области чьего-то сердобольного и неугомонного сердца.
  Конечно, оно не может быть таким уж и кратковременным, как скажем лечение физических вывихов, но в случае неудачи важно настоятельно направить человека к специалисту в данной конкретной области.
  А еще важнее, ежели - это так уж нужно, обратиться к специалисту самому.
  Он может подсказать, что и как надо делать.
  Американцы давно поняли, что психолог - это лучший друг человека, столкнувшегося с жизненными трудностями и неприятностями.
  Причем, крайне запущенная душевная травма или тем более продолжение самого существования фактора ее существенно обостряющего, может заодно проявить себя и в кратковременной полнейшей потере самоконтроля.
  А ведь такие вещи могут привести и к жизни за решеткой в очень неприятной компании, от которой в таком случае уж, что тут поделаешь - никак нельзя будет хоть как-нибудь избавиться.
  А между тем квалифицированная помощь не оставила бы после себя рубцов на теле и не опустошила бы кошелек как это иногда бывает с адвокатами занимающимися уголовными делами.
  Ведь это же вполне реально могло бы помочь избежать дальнейших тяжелых душевных неудобств.
  А также могло бы посодействовать, приобрести знания о том, какие правильные вопросы, следовало бы задать.
  Такие, на которые кому-то будет проще всего найти самые легкие для взаимопонимания ответы.
  Длительное общение с плохим психологом и вправду может обойтись в немалую копеечку, а короткая консультация у хорошего, может быть дешевле лечения корня у стоматолога. Как говорится, когда внутри чего-то болит надо бы идти к врачу, а не оставлять это на потом, чтобы затем оно всерьез загноилось.
  Общение с человеком через дверь, вызывает в нем невротическую реакцию, и постепенно вместе с ухудшением к нему отношения, происходит и существенная обработка его крайне ранимой психики.
  Да и вообще многое может показаться идиотской чушью только лишь потому, что выражалось оно мгновенным выбросом, а не медленным, обдуманным и степенным изложением до конца созревшей мысли.
  Нельзя смотреть в сторону недоброго человека с добром в душе и при этом думать о нем самые разные вещи, наблюдая, как он распинается вынести из самого себя все накопившиеся в нем размышления.
  Нужно наводить его на радостные открытия, поощряя его к раскрытию своего ума, а не затворять перед ним большое окно своей души, оставляя одну лишь форточку через которую по-воровски доносится отдельные элементы логических построений.
  А значит мучения и длятся безо всякого перерыва и отдых от них приводит к одной лишь только еще большой тоске о том, что могло бы быть сказано или сделано хоть что-то, что переменило бы всю сущность явлений и наделило б добром и светом того кому это вроде было бы положено иметь из-за его во многом светлого духовного начала.
  Насмотревшись на его внешние проявления можно долго-долго отрыгивать от себя все свои прежние увядшие чувства, вновь и вновь вынося им свой окончательный вердикт.
  И так оно будет продолжаться в течение довольно продолжительного времени, причем без всегда сколь же необходимой связи с рассудком, а он между тем обладает способностью обыденной коррекции всех действий разумного человека.
  Иногда ведь бывает и так, что человек запутывается в сетях, которыми вольно или невольно накидывают на него те, кто был в нем в некотором смысле заинтересован, но он своими мыслями почти ни с кем не делился, а значит и думал только своей головой, а этого зачастую довольно таки мало.
  А кто-то другой, у кого было с кем посоветоваться, мог бы чего-то такое надумать, дабы не изводить свое сердце всегдашними душевными страданиями.
  Может, конечно, чьи-то речи и были сумбурными, порывистыми и неосмысленными, но это связано с условиями, в которые человека поставили.
  Если бы они были другими, он вел бы себя совершенно иначе, а когда у него непонятная роль и очень мало времени, то чего-то обдумывать ему было просто некогда.
  Вот как об этом написал в своем рассказе "Серый Автомобиль" Александр Грин.
  "Слушайте: лучше всего мы помним те слова, которые произносим сами. Если эти слова рисуют что-либо заветное, они должны совершенно отвечать факту и чувству, родившему их, в противном случае искажается наше воспоминание или представление. Примесь искажения остается надолго, если не навсегда. Вот почему нельзя кое-как, наспех, излагать сложные явления, особенно если они еще имеют произойти: вы вносите путаницу в самый процесс развития замысла".
  
  Но замысел еще может быть и невольным, как и противоречащим духу того что изначально собирались делать и какие именно действия так сказать собирались вообще предпринять.
  Ведь плохие люди не могут буквально все проделать и осуществить сами, ну так добродушные интеллектуалы дружно взялись им помочь!
  Кроме того, автор хотел бы пояснить, что проявлять благоволение к человеку с низов можно только лишь в некой личной форме.
  А если даже и обращаться к его начальству, то тогда более чем важно придерживаться совершенно сухого тона, и отзываться о нем, как о некоем рабочем инвентаре, в котором просто есть такая нужда.
  Выскочек их ведь нигде не любят, и в случае, когда от человека не удается избавиться, поймав его на профессиональном уровне, то тогда в ход идут иные - обходные пути.
  А иногда это может привести и к смерти того кого кто-то по всей доброте душевной решил всецело облагодетельствовать!
  При этом по всей на то видимости, пострадал бы один лишь злобный исполнитель чьей-то чужой воли, а зачинщик и организатор преступления задрав ножку, добавил бы свою струйку в общий котел.
  У таких же собачий нюх на серьезные неприятности, а лучшие друзья - это одни только свои два яйца и если им чего-то там грозит то любой друг уже не друг, а так в попе крюк.
  А между тем "унтер Пришибеев" просто ограниченный и недалекий человек, а вот его друг и есть этакая грязная сволочь и мразь из тех, что способны если надо переступить через любой труп даже своего любимого брата, не испытывая затем никаких серьезных угрызений совести.
  А сколь ведь еще долго после того как обоих уже как ветром сдуло так и продолжилось то же самое вечное ожидание, с какой это только еще стороны опять начнутся опять дикие наезды!
  Правда, кто-то может сказать, что некто, мол, и сам об том когда-то попросил, чтобы ему так сказать помогли остаться на его собачьей должности.
  Однако - это было лишь в третий раз, когда уже все происки практически прекратились, а война с мелкой сошкой начальником никакой большой беды не сулила, а до этого все это происходило без малейших просьб с его конкретной стороны.
  Именно так оно и было никаких просьб и в помине-то не было, а внимательное и серьезное отношение к работе может считаться подхалимством исключительно лишь в том случае, коли, кто-то тратил на это серьезные деньги или прикладывал к тому большие физические усилия.
  Честнее и куда порядочнее было бы рассматривать ситуацию с непохожим ни на кого человеком, как жизненный казус со всеми вытекающими из него слезами и огорчениями, неприятных последствий.
  Никто ж себе путь не прокладывает сквозь льдины диких неудач и невезения, при этом оставаясь точно таким же теплым и жизнерадостным.
  А некоторые виды везения до чего только довольно сильно подтачивают нервную систему.
  Так что то, что может удерживать такого человека на ставшей для него весьма и весьма опасной работе, начинает вызывать совсем иные чувства, чем те, что были в самом начале.
  Круг ненависти к выскочке имеет свойства расширяться, а особенно после того как с ним не удалось разобраться вот так по-быстрому.
  Оказывается, что в этом вопросе общество прямо-таки монолитно, и автор в том уверен, что это не зависит и от того о каком именно государстве идет речь.
  А, кроме того люди, не имеющие и понятия о существовании друг друга вполне могут попросту сообща заниматься одним на всех мерзким делом, превращать человека с тяжелым грузом за плечами всех его прошлых унижений в скотину, умеющую только мычать и гавкать, а не разговаривать по-человечески.
  А между тем нахождение между двух или более огней зачастую губит в человеке последние хорошие чувства.
  Да и вообще люди помните опыт Герды - она растопила лед в сердце Кая при помощи слез.
  Великий сказочник был весьма основательно осведомлен о великих невзгодах жизни. Никакими светлыми чувствами не разбудить замерзшее сердце.
  Ведь у такого человека оно полно застывшей на холоде боли!
  Дыша на него своими прекрасными чувствами, приятных ощущений никак не создашь!
  Лишь явно выраженная чужая боль может привести его в состояние внимания к другому человеку!
  В тоже время, как не бросайся в ноги к тем, кто убивает людей как физически, так и морально, испытывая при этом величайшую злобную радость из-за их грязной изначально испорченной натуры - эффекта от этого не будет никакого.
  В таком случае единственное, что остается, так это вспомнить завет Айболита 66.
  "Друзья, если кругом враги, умейте умереть достойно, а не так как он" - тут он показал на Бармалея.
  
  Бармалеи, иногда очень даже внешне притягательные люди и их внутренняя сущность становится понятна, лишь по их черным делам, но это происходит, как правило, в одной только политической жизни демократической страны.
  Уж слишком все на свету, как тут крысиный хвост спрячешь?
  А в простой (не политической жизни) еще попробуй, найди его, они ж все свои дела до чего же умело прячут, а главное с величайшей хитростью переводят все стрелки на других.
  Причем одни из них лгут от одного лишь малодушия, а другие, вознеся руки к небу в позе до чего изысканной кривды, во имя высшей правды в своем низменном ее понимании.
  И поскольку они верят, что творят добро, у них нет никаких ограничений совести, и им ничего не стоит стравить людей достойных, обвинив кого-то из них в неких грязных махинациях.
  И не так уж редко хорошие люди дерутся между собой, а злодей, стравивший их, втихомолку ухмыляется, где-то в сторонке.
  При этом все его считают хорошим и положительным человеком.
  Во всем светлые и праведные личности вообще не так уж и редко за время существования цивилизации, объединялись с отъявленными негодяями, дабы затравить того, кто взял моду ярко выделяться своим поведением в той или иной сфере человеческой деятельности.
  Потому что это неизжитый в нас звериный инстинкт.
  Стая чувствует чужого, ненавидит его и при случае разорвет в мелкие клочки.
  Человек, выделяющийся своими душевными и интеллектуальными качествами и одновременно с этим являющийся крайне асоциальным типом, сам по себе вызывает крайнее раздражение?
  Вопрос, только кто в этом виноват?
  Природа, жизнь или человек, который может и вовсе-то не знать, что он причина страданий для других людей.
  Ведь на разных уровнях общества и в различных социальных группах эмоции выражаются, иногда в совершенно уж отличных друг от друга формах и проявлениях.
  А в особенности это так вне близко знакомых друг с другом людей.
  Да и то, что также не менее важно, так это то, что с такими людьми попросту нельзя разговаривать, даря им цветы хороших чувств.
  С ними надо как-то иначе, давить на самолюбие, требовать опомниться и не превращать свою жизнь в жуткий свинарник.
  Вот только делать - это надо обращаясь к лучшим чувствам, ничем при этом, не унижая их человеческого достоинства.
  Вот в этом и нужно проявлять какие-либо эмоции, делая же это как-либо иначе, лишь орошаешь кипяченой уриной - бесплодный песок.
  И для того чтобы вышел стоящий оазис надобно откопать постоянно бьющий вверх источник.
  Именно в этом и может заключаться основная задача по осушению болота чьего-либо одиночества.
  А для того чтобы этого добиться, необходимо уметь искусно направлять беседу в нужное для этого русло.
  Люди, которые на это хоть как-то вполне способны никогда не будут страдать от потока ненужной и неинтересной им информации.
  Потому что, несмотря на всю свою безмерную интеллигентность, они ясно дадут кому-то понять, что данная тема их попросту не интересует, и автор считает, что в том числе им также будет доступно как-либо выразить, о чем именно им было бы крайне любознательно и всерьез интересно бы поговорить с таким человеком.
  Кроме того, в беседе между женщиной и мужчиной вовсе так неважно, что это именно еще поспособствует их сближению, а главное, это намерения, а не сама беседа, о чем бы она ни велась.
  Уж коли мужчина так хочет разговаривать на интеллектуальные темы - это не отметает саму возможность сближения.
  Просто не все же умеют вести задушевные беседы - это требует опыта, да может быть и другая причина: когда например, человеку нужнее всего было бы выбраться из своего затхлого мирка и сделать это он сможет, задействовав одни лишь свои сильные стороны.
  Никто уж не будет выбираться из своей косности и серости, используя то, что у него слабо развито или вообще атрофировано в силу сложившихся жизненных обстоятельств.
  Женщина может подстроиться под мужчину и, ведя с ним совершенно непривычный для нее интеллектуальный, а не задушевный разговор совсем не обязательно должна при этом выглядеть, так как будто ее вознамерились изнасиловать посредством ушей.
  Да и в принципе никто не сможет навязать кому-либо общение, если, конечно, он не держит кого-то на мушке, и не является тюремщиком на службе, начальником в той же роли и все такое остальное прочее.
  Получается, что когда общение протекало без всех этих жутких факторов, то ответственность за него вольно или невольно несут обе стороны.
  Тот, кто находится в позиции, которая дает сугубо большие полномочия, должен (или должна) принимать правильные и разумные решения по поводу таких бесед.
  Также они должны обращать внимание на внешний облик собеседника, допустим, что он не выражает какую-либо серьезную ущербность, то, как раз таки тогда и можно действительно сказать, что человек прикрывал свою порочную натуру под благовидной маской.
  Речь с надрывом и без той неторопливости и всесторонней продуманности, которая столь ярко выделяет людей умеющих рассуждать, и давать правильные оценки происходящему - тоже фактор указывающий, что данному человеку нужны не хорошие чувства, а, прежде всего, нотации в том стиле, в котором говорили профессор Преображенский и доктор Борменталь с очеловеченным псом Шариком.
  Вот только с таким безмозглым и низколобым типом такие разговоры - это все равно, что папуасу людоеду, растолковывать принципы квантовой механики.
  На его мозги тоже ведь вполне возможно воздействовать!
  Но это должны делать люди, которым, это вроде как положено по долгу их официальной службы!
  Это может, например: совершить с большой пользой дела хороший, любящий свое дело участковый, и Шариков действительно станет совершенно нормальным членом общества.
  А вот человек, который в отличие от Шарикова обладает достаточным на то интеллектом, дабы образованным людям вообще имело смысл делать ему хоть какие-либо серьезные замечания морального свойства, может быть ими отчитан и не впустую, как тот самый бывший беспризорный пес, ставший на две ноги вместо привычных ему четырех.
  Причем манера воздействия, что была использована Булгаковым, а потом была еще раз подкреплена в фильме, может быть прекрасным эталоном того, как именно надо отчитывать такого человека. Они ведь почти ни разу не сверкнули на него глазами, и не говорили, что и как ему следовало бы делать.
  А дали скупую характеристику его мыслей, предложили применить их к нему лично, отчитали его за плохое поведение, имевшее место в прошлом.
  А когда профессор Преображенский вперился в Шарикова гневным взглядом и сказал про кота - это было нечто иное, чем обвинение в том, что он (Шариков) вот такой, а должен он был быть каким-то совсем другим. Он же фактически снизошел до его уровня.
  Вещь совершенно невозможная для всяческого рода рафинированных интеллигентов.
  Можно подумать, что для этого надо говорить всякие нехорошие слова!
  А для этого надо всего лишь спуститься на несколько ступенек вниз от своего я к животному миру и все!
  Больше ничего для этого не потребуется!
  Но все же людям образованным спускаться до уровня Шарикова и его блестящих аналитических способностей, дозволительно лишь, при самых крайних к тому обстоятельствах.
  Но люди высшего света сами по себе в чем-то так до сих пор стая диких хищников и они разорвут в клочки своего раненного товарища, если он будет сильно скулить, взывая к ним о помощи.
  Вот как написал об этом Лев Николаевич Толстой в его романе 'Анна Каренина'.
  'Он знал, что за это, за то самое, что сердце его истерзано, они будут безжалостны к нему. Он чувствовал, что люди уничтожат его, как собаки задушат истерзанную, визжащую от боли собаку'.
  
  А хотите быть выше, так и будьте и это вовсе не трудно надо только суметь взглянуть прямо в глаза действительности, какова она на самом деле есть, а не смотреть сквозь лупу, сначала на добро, а потом в еще большую лупу на зло.
  Ведь что касается заблудших душ - людей обладающих, значительно, так большим интеллектом чем какая-то беспородная дворняжка, то тут все не так и вовсе-то совсем иначе.
  Главное, на что-то все-таки решаться, а не ходить вокруг да около такого человека!
  Не отогнать его вовремя от себя и своего высокого сознания является преступной халатностью, как по отношению к себе, так и по отношению к каким-либо другим людям.
  Ведь всегда есть опасность пересечения судеб также и у иных людей самым трагическим для обеих сторон образом лишь из-за того, что не все могут понять друг друга и этот камень на шею может и в омут утянуть.
  Эмоции не могут управлять мозгом, не навредив ему в самом главном, умении принимать жесткие решения, причем, прежде чем в душе накопится достаточно яда, дабы это произошло на уровне чувств.
  Человек на это неспособный многим в этой жизни рискует.
  Конечно, все взаимосвязано, но гордиевы узлы жизни книжным опытом не перерубить.
  Литература не может породить живую духовность, она создается в одной лишь неразрывной связи с природой и обществом.
  Скажем, даже совместными прогулками по парку.
  Связана она также и с живым общением, но не только на уровне обсуждения прочитанных книг, а в животрепещущей беседе в такт стуку сердца обо всем, что относится к жизни во всех ее многозначительных проявлениях.
  Однако - это не должно быть связано с повседневной суетой. Поскольку тогда она приобретает признаки тривиальности и пустого мудрствования.
  Судя потому, что автору известно, о той былой дореволюционной России, тогда любой житейский разговор мог перейти в некий философский диспут, что крайне вредно для здравого состояния житейского рассудка.
  Если течет крыша надо думать о том, как ее чинить, а не устраивать диспуты по теме, почему же Бог не создал мир иначе, дабы вода с потолка не капала.
  Но в те времена болтовня являлась частью обыденного существования привилегированного класса российской империи.
  Власть вожжи отпустила в этом смысле, а свобода самовыражения - это вовсе не говорильня, а логически обоснованное понятие о влиянии слов на практическую сторону жизни.
  Но надо еще знать о том насколько сильно влияют на невежественных людей те или иные могучие проявления человеческой души.
  А потому надо осознавать, что просто так чего-либо делать вовсе нельзя, и это касается всех участников драмы, а не только кого-то одного.
  Наивность людей свято верящих, что при помощи интеллектуальных бесед можно достичь полного взаимопонимания может сочетаться в нехорошем смысле с наивностью других людей думающих, что того же самого получится добиться при помощи каких-то светлых чувств.
  Эффект что от того, что от другого уже всецело заранее определен. Не может выйти ничего путного без откровенного разговора.
  Допустим, человек в силу каких-либо личных обстоятельств своей жизни не способен провести его сам.
  Но может же он обратиться к кому-то другому, кто сумеет сделать - это за него и вполне надлежащим образом?
  Но конечно все эти утонченные сложности нужны лишь в случае своего собственного сильного неудобства, а не для того чтобы тащить какого-то бегемота из его гиблого болота.
  Занятие - это почти всегда совершенно напрасное, в том самом случае, когда человек естественная часть и продолжение той топи, в которой утонула его душа.
  Но это еще надо бы познать на опыте, а чистыми руками его никак не проведешь.
  Истинная чистота и неприятие грязи могут проистекать разве что только от близкого, но как оно и понятно непродолжительного с ней серьезного знакомства.
  Поскольку, лишь зная чего бы надо опасаться, становится, возможно, утратить наивность и никогда более не приближаться к нему близко.
  Причем никакие общие образы тут ничем не помогут.
  Тот, кто бежит от грязи как черт от ладана, совершенно не приспособлен к тому, чтобы обратить самое стоящее внимание, на то, что та грязь, что таится у него самого глубоко внутри соразмерно с его духовным развитием, трансформируется в некие новые более утонченные формы. Однако при этом она сохраняет все те первоначальные свойства, которые были ей столь изначально присущи.
  Между двух зол всегда нужно выбирать меньшее, а не изыскивать легких путей, скажем пассивного выжидания, пока весь этот мир подстрелится соломкой и тогда станет возможно взять, то, что должно было быть рафинировано добрым уже исходя из самой его естественной природы.
  Человек - это звучит гордо только тогда, когда его воспитывают люди с младых ногтей внушающие ему данную мысль.
  Да и вообще люди - это не манекены, выставленные в магазине так сказать, показать свой товар лицом.
  Внутренние свойства человека - и внешние формы его лица далеко не всегда идентичны в самом главном, духовном смысле.
  Но для того чтобы задумываться о таких вещах мало обладать высоким интеллектом надо еще уметь им, как следует, пользоваться.
  Намного же легче не задаваться тяжелыми вопросами бытия, а жить себе помаленьку, будучи без ума от своего духовного отражения в зеркале большой литературы.
  А ведь пока мир переполнен скверны, надобно стараться получить, как можно более полную картину даже когда она больно бьет по сетчатке своим убожеством и примитивом.
  И тогда принимать решения не на чувственном уровне, а на основе логического подхода берущего чувства в скобки, но находящегося куда выше холодных рассуждений о долге, праве и целесообразности.
  Живое сердце не надо делать мертвым, чтобы победить его глупость, а надо уметь быть выше его, когда нужно увидеть окружающее с более высокой позиции, чем его местонахождение в теле человека.
  Если же человек смотрит на свои ноги, как они ведут его туда, куда им вздумается по зову сердца, то они запросто могут привести его во вражеский лагерь, а не к своим братьям по крови.
  Злоба нищих духом она ведь ничто по сравнению с гневом сытых духом, когда они уже никак так не сомневаются, что кто-то им истинный враг.
  Максимализм, возведенный в жизненный принцип, ведет к рекордам глупости, а не к добру и счастью всего на свете.
  Именно так и получается в результате анализа свойств идеализма сплющенного в твердые догмы жизненных принципов.
  А для торжества разума и справедливости надо нести в душе свет рассеивая тьму, а не поглощать тьму для того чтобы рассеивать вокруг себя свет.
  Добру надо научиться сеять семена мудрости, а не крушить и низвергать в пропасть грязную и глупую в своих действиях тупость безыдейности, поскольку, чем ее на самых низах накопиться больше, тем вернее в случае чего ее вознесет затем наверх.
  В России именно исключением из университетов большевикам столько соратников наплодили, что потом захлебнулись в огне смуты, а вели людей в бой за их мифические права именно эти исключенные и выброшенные за борт недоучки - фанатики.
  Для того чтобы исправлять в людях тупость и невежество есть другие методы не эти бритвой подчищающие чью-то зачетку лишь бы вышвырнуть на фиг того кто не угоден, но хитер и так просто его не вышвырнешь.
  Дружить надо с разумом, а не со шпаргалкой, но тот, кто кого-то заваливает по чьей-то большой просьбе сволочь, куда большая, чем самый нерадивый студент.
  В строго определенном случае человек мог всех достать лишь только потому, что он не такой, каким бы его хотели видеть, но это вовсе не повод для гигантского потока грязи на чью-то голову, во всяком случае, пока все это происходит в рабочей атмосфере, а не в условиях личностных взаимоотношений.
  И конечно над всем надо ставить жирную точку лишь тогда когда ничего иного уже попросту нельзя сделать!
  Вещь - эта вполне естественная и тривиальная. А вот иррационально тратить все силы своей души, пытаясь хотя бы вскользь обнаружить в другом человеке, то чего в нем вовсе нет - это та фантазия, за которую кто-то сам лично несет всю полноту ответственности, и никто другой в этом вовсе не виноват. Подобным образом только лишь поднимаешь внутри себя из глубин подсознания противоестественную ненависть к тому, у кого вот так оно в жизни вышло, что совсем не сложилось у него приобрести то, что есть у культурных, и хорошо воспитанных людей.
  Этот факт надо бы понимать как можно конкретнее, и задолго до того как уже кем-то проглочены все старые добрые эмоции.
  Звучит, оно может быть и неприятно и всегда тянет сказать, мы не в чем таком не виноваты, мы просто живем как люди, и нам просто хочется верить во все хорошее.
  Но именно поиск виноватых и приводит иногда к преступлениям алиби, которых, надежнее просто и не бывает.
  А между тем Лев Толстой в его 'Войне и мире' вывел универсальную формулу для любого вида взаимоотношений.
  'Когда два человека ссорятся - всегда оба виноваты'.
  
  Кто-то может проявить ум и гибкость и не доводить дело до крайностей, а также и помочь заблудшей душе отыскать путь к свету.
  Но вот только как же это реально осуществить?
  Одним лишь воздействием на интеллект взрослого человека, поскольку до его души никак так сразу не добраться.
  Не искать почем зря и зазря внутри сердца человека, того что в нем нет, а опираться именно на то, что у него просто обязано было иметься.
  Ведь вырос-то он не в лесу среди волков и средства расширить свой интеллектуальный багаж и кругозор у него должны были быть.
  А иначе, какой же вообще может быть во всем этом смысл?
  Конечно, как то было у Шекспира в его пьесе 'Двенадцатая ночь' в одном из самых удачных переводов 'Лучше мозговитый дурак, чем безмозглый мудрец'.
  
  Но это еще вопрос кто есть кто!
  А то ведь безмозглые мудрецы видят этот мир в других тонах, чем он существует на деле и потому им претит логика там, где она противопоставляет себя их представлениям о всякой сущности добра и зла.
  А человек обыденный живет по законам муравейника, и знать не знает прекрасных сказок о том, что хорошо и красиво на одной лишь бумаге, а не в переполненной плотью и кровью реальной действительности.
  Некто, оказавшись как рыбка в аквариуме собственного я, и не имея возможности соотношения своего житья бытия с людьми на него хоть как-то схожими, становится Анахоретом не способным принимать в своем узком пространстве никого другого без долгой или не слишком-то долгой прелюдии простого знакомства.
  Вот этим-то и надо было бы сразу же заняться!
  Никак не утруждая себя значительным временем на просто подготовительное общение.
  А вот зачем же так безответно расточать свои чувства?
  Подчеркивая тем самым разницу между собой и им обделенным на все это в течение всей его серой и захламленной серостью жизни.
  Однако совершенно так при этом естественным фактом является то, что сказать взрослому человеку, что и как нельзя более трех раз.
  Причем, если на первый же раз он отреагирует на обращенные к нему слова с детским выражением лица, спрашивая, а почему?
  То все сразу с ним становится тогда в принципе ясно.
  Люди не живут целую тысячу лет, чтобы тратить восемнадцать лет своей недолгой жизни, дабы объяснить так и не повзрослевшему недоумку, что и как ему делать, и как себя правильно вести.
  Взрослый, хотя и ущербный в чем-то человек детских вопросов задавать не станет. Он либо примет совет, либо не примет, а уж отразиться ли это на его поведении, облике и образе действий, может показать одно только время.
  Но и оно никак не может быть столь длинным.
  Иногда люди просто тешат себя иллюзиями, что кто-то почему-либо немного заблудился и надо ему как следует посветить в его удушающую тьму фонариком, и все он уже выйдет на свет божий.
  Предположить, что они светят своим мощным прожектором в склеп иной по всему своему устройству души, для них вещь совершенно невозможная потому, что их приучили, что тьма - это следствие злого духа, а свет всегда светел, потому что он свет.
  Всякие Канты и иже с ними внушили человечеству мысль о том, что ничего не стоит доказать что дважды два четыре уже исходя из того что как не складывай, а другого результата никак не получишь.
  В общем, своем значении оно так и есть, но существуют, однако и другие альтернативные методы исчисления и вот про то те кто, смотрит на мир через кривое зеркало своих о нем представлений собственно и не догадываются.
  Во всяком случае, вне каких-либо алгебраических построений, которые являются для них профессией, а не мировоззрением.
  А между тем всякие взаимоотношения должны привести к быстрому пониманию сторон, а иначе они должны были быть, как только можно скорее всецело прекращены.
  И уж во всяком случае, люди, которые затягивают подобные взаимоотношения на целые лета, сами тоже отчасти виноваты во всех тяжелых для них последствиях. Надо же уметь обрывать нехорошие контакты и иногда делать это достаточно жестким способом.
  Вот только осуществлять это надо было весьма аккуратно, не страшась более всего на свете за свои несчастные, красивые чувства, идя по линии им наименьшего сопротивления.
  Так вполне возможно и других избавить отчего-то плохого и ужасного.
  Во взаимоотношениях с таким человеком, надо всего лишь помнить, что вполне возможно, что элементарные принципы поведения в культурном обществе чрезвычайно далеки от его души. Поэтому необходимо уметь в первую очередь высказать, что именно в его поведении является самым раздражающим фактором.
  Если же человек после нарочито сделанного ему замечания, продолжает вести себя также как и раньше, то это означает, что он, либо туп и глуп, а значит, до его сознания нельзя достучаться, выразив эмоционально всю проблематичность с ним общения, либо он уже слишком глубоко испорчен в самом сердце своем...
  Ну а в том, или ином случае с ним вопрос ясен и нечего тогда огород городить.
  Кроме того, именно в этом случае и можно во всей полноте до конца осознать, насколько ему вообще понятна чужая боль, ежели он начнет над ней откровенно издеваться, то какие тут могут быть еще сомнения в одноплановой направленности всей его натуры.
  Но есть факторы мешающие подобным разъяснениям чьих-то душевных качеств.
  Поскольку цивилизация уж очень постаралась приучить людей, прятать под благовидной маской острые клыки, причем именно этак оно выходит, что поскольку нет вот отдельных принципов культуры для хороших или же плохих людей, то получается, что ведут они себя в этом случае, довольно схоже.
  Чехов в его рассказе 'Несчастье' описывает это так.
  'Не ставлю я вам в вину вашу неискренность, - вздохнул Ильин. - Это я так, к слову пришлось... Ваша неискренность и естественна и в порядке вещей. Если бы все люди сговорились и стали вдруг искренни, то всё бы у них пошло к чёрту прахом.
  Софье Петровне было не до философии, но она обрадовалась случаю переменить разговор и спросила:
  - То есть почему же?
  - А потому, что искренни одни только дикари да животные. Раз цивилизация внесла в жизнь потребность в таком комфорте, как, например, женская добродетель, то уж тут искренность неуместна...'
  
  Действительно, но не только одни лишь дикари искренни, как там было у Высоцкого в его песне 'Маски'
  'Вокруг меня смыкается кольцо,
  Меня хватают, вовлекают в пляску.
  Так-так, моё нормальное лицо
  Все остальные приняли за маску'.
  
  Но лицо без маски все равно таит в себе закрытость вот только закрытость подсознательную!
  Человек просто не может переступить через самого себя в этом вопросе.
  А значит, что как бы он того не хотел всецело выразить, что именно у него внутри оно всегда останется запертым, если конечно из него не вытащить наводящими вопросами, то что касается самого его нутра.
  Направив психическую энергию в нужную сторону можно было бы добиться хороших результатов.
  Но цивилизованные люди решили, что они настолько культурные, что им это никак не подойдет.
  Хорошо бы было, если б это вполне соответствовало реальной окружающей нас действительности!
  Но это вовсе не так!
  Современный культурный человек также дик в глубине своей натуры, как и его далекий предок.
  Причем именно потому, что главное устремление культуры в последние два столетия развития человечества было направлено почти целиком на превращение его внешней стороны в фасад высокого духа, а это довольно-таки просто. Намного сложнее вычистить, все 'окаменелости', что находится на задворках его естества.
  Как же туда удастся проникнуть, с той брезгливостью и щепетильностью, которые столь тщательно прививает людям современная высокая цивилизованность?
  Можно подумать, что она не способна утроить, а то и удесятерить все низменные качества человеческой души?
  Будто бы все на свете зло, может быть, идти только лишь от человека невежественного и грязного.
  Да только даже если из-за какого-либо грубого невежды и случается беда, то элемент сознательных усилий, дабы причинить кому-то вред у людей нецивилизованных по отношению к людям цивилизованным никогда не перейдет хоть сколько-нибудь значительную грань.
  Потому что такие усилия с чьей-либо стороны станут очень скоро понятны или будут разъяснены кем-то еще.
  Все-таки в области социальных взаимоотношений цивилизованные люди собаку съели и, следовательно, знают, где именно зарыты ее бренные обглоданные косточки.
  А вот невежественный во многих вопросах внешне проявленной интеллигентности человек легко ориентируется среди знакомых ему вещей и понятий, а среди незнакомых теряется и начинает порой от растерянности пороть всякую собачью чушь!
  Свойство ли это одного человека или же человечества в целом?
  Как это было удачно сказано в фильме 'Огни' снятого по Чехову, но у Антона Палыча этого не было.
  'Женщины без мужского общества блекнут, а мужчины без женщин глупеют, впадают в пессимизм и врут об умном'.
  
  Это автору думается самое что ни на есть универсальное положение вещей!
  Конечно, люди бывают разные и есть такие, у кого хватит понятия чего-то не делать, но ведь большинство все-таки найдя себе, то о чем им мечталось, явно затруднятся сами уйти...
  Но люди, которые столкнулись лоб в лоб с таким человеком, должны или всерьез помочь ему, либо оказать ему помощь иного рода, скажем так, быстро исчезнуть из их жизни.
  Если же слов для этого не хватит, то можно и физически, так оно точно вполне дойдет.
  Но сначала все-таки должны быть правильные и разумные слова.
  Человек не может сам сориентироваться в чуждой ему среде и никакие книги не вовсе моделируют реальность, а являются лишь весьма бледным, хотя и прекрасным ее отображением.
  И именно в этом их задача и есть!
  Нельзя рассматривать мир книг, как чистейшее озеро высокой духовности.
  Скорее речь может идти о духовном зеркале, в котором человек может найти свое отражение, улыбнуться ему или же наоборот ужаснуться своему поведению.
  А, допустим, взять такого литературного персонажа как Печорин.
  Он-то все заранее знал, все до конца понимал и желал от одной только скуки слегка поразвлечься. А вот Евгений Лукашин ничего не знал, и никому не собирался причинять вреда.
  А ведь хороший конец - это в одном только кино, как впрочем, и во всякой красивой сказке, правда жизни в нем в чем-то довольно таки окрашена в несколько совсем иные тона, чем она есть в реальной действительности.
  А вот предположим на секунду, что такое произошло бы на самом деле, вот тогда-то все, скорее всего, выглядело бы ну совсем же иначе.
  Вы скажите, ерунда, слишком невероятно.
  А автор скажет вот и нет, он может и не знает как именно оно сейчас, а в Советском Союзе было принято прятать ключ под коврик. Иногда там прятали и запасной ключ, дабы забывчивый член семьи мог бы его там, в случае чего обнаружить.
  Особенно так оно было в небогатых интеллигентных семьях, где воровать было особенно нечего. Значит зашел такой Лукашин в подъезд спьяну ключ не нашел и полез под коврик за запасным.
  В результате две несчастные женщины и одна из них вскрывает себе вены. А кто же виноват?
  Случайность и не более того!
  Причем дело одной единственной ночи в некоторых случаях, может быть целиком виной отдельного индивида, которого трудно назвать человеком и никого кроме него.
  Ведь никто же ему при поступлении на работу не обязан был объяснять, что этого и этого делать ему нельзя.
  Тут и дурная слава личная его заслуга и гнев жертвы вполне уместен и объясним.
  Причем желание смотреть на все происходящее со стороны, потому что как-то иначе это будет, видите ли, слишком болезненное дело в него как-либо серьезно вглядываться происходит от одного из наихудших проявлений эгоизма.
  Идеализм, к сожалению столь явственно проявленный в литературе девятнадцатого начала двадцатого столетия фактически отметал выбор между двух зол. Человеку предлагалось всегда выбирать добро, как будто жизнь на то сама по себе способна - подстелить соломку, для того чтобы чай был сладким, сердце мягким, а душа была свободна сделать верный шаг к своему великому счастью.
  Люди очень любят находить во всем лишних или на свободе, а то и в этой жизни вообще, а найдя их вешать на них всех дохлых собак своих несостоявшихся душевных мечтаний.
  А все оттого, что для некоторых людей необразованные массы состоят из одних лишь насекомых, а они, видите ли, творцы будущего светлого мира, а на самом-то деле, они-то те еще жрецы старой, как всякое шаманство веры в собственную значимость.
  Да, действительно некий малообразованный и нескладный человек вполне может достать самим собой до самых печенок и то единственное, в чем Чехов был прав в своем более чем диком по своему идеалистическому содержанию рассказе 'Дом с Мезонином'
  Так это вот в этом:
  'Сотни верст пустынной, однообразной, выгоревшей степи не могут нагнать такого уныния, как один человек, когда он сидит, говорит и неизвестно, когда он уйдет'.
  
  А можно еще заметить как капитан Жеглов из книги 'Эра милосердия' Братьев Вайнеров.
  'Первое: даже "здравствуй" можно сказать так, чтобы смертельно оскорбить человека. И второе: даже "сволочь" можно сказать так, что человек растает от удовольствия'.
  
  Может оно и так, но эта правда в сочетании с чьими-то напрасными иллюзиями являет собой нечто общее неразумное и неосмысленное, а не единоличную вину кого-то одного.
  Хотя несчастье знакомства друг с другом при весьма неподходящих к тому обстоятельствах может сделать врагами людей, что в другой ситуации, оказались бы друг другу всецело приятными.
  Ситуация в которой оказались два чеховских героя в его рассказе 'Враги' сама по себе развела их по разные стороны каната, но это не было естественным положением вещей, а лишь несчастьем в их судьбе.
  Вот что из этого получилось.
  'Абогин и доктор стояли лицом к лицу и в гневе продолжали наносить друг другу незаслуженные оскорбления. Кажется, никогда в жизни, даже в бреду, они не сказали столько несправедливого, жестокого и нелепого. В обоих сильно сказался эгоизм несчастных. Несчастные эгоистичны, злы, несправедливы, жестоки и менее, чем глупцы, способны понимать друг друга. Не соединяет, а разъединяет людей несчастье, и даже там, где, казалось бы, люди должны быть связаны однородностью горя, проделывается гораздо больше несправедливостей и жестокостей, чем в среде сравнительно довольной'.
  
  Но может ведь быть и иначе, а потому люди всем довольные могут вдруг почувствовать сильный нервный зуд от того, что им встретился человек, который вызывая в них яркие дружеские чувства, при этом создавал в них дикую со временем только лишь возрастающую степень отвращения от его всецело низменного сознания.
  Это оказывается причиной для их горя и в нем они также презрительно эгоистичны, как и доктор, даже если у них никто из близких не погиб.
  А все это отчасти только лишь оттого, что человек смотрит в чью-то душу, то бросая на нее тень, то пытаясь осветить ее изнутри совершенно при этом, не замечая, что он нависает могильной плитой над чьим-то грязным сознанием, давно отвыкшим от общества себе подобных, а потому до самой последней крайности позабывшего все необходимые в нем ограничители.
  Но прекраснодушным субъектам не до того они насуплено глядят в глубь чьего-то интеллекта и воспринимают вербальные волны создающиеся им в качестве зловредного желания поранить их высокие сердца.
  А между тем человек, живя в атмосфере страха, приучается скрывать за низменной маской свои истинные, и вполне естественные для него чувства. А со временем она становится интегральной и ничем неотделимой частью его собственного лица. Виновата во всем этом одна лишь среда его обитания.
  Человеческое в СССР вообще вытравливали казенностью, дабы народ не смог вырваться из могучих лап высшей чиновничьей глупости главных заправил убого интеллекта ни черта, ни в чем не сведущих акромя закулисных интриг. Для этого и существовала дедовщина в советской армии, воспитывать последующие поколения будущих рабов. После того как вера в светлые мечты сменила апатия серости и неверия ни во что святое.
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"