Григорьев Юрий Гаврилович : другие произведения.

Залив моей молодости

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Эта повесть рассказывает о драматизме людских судеб, неразрывно связанных с защитой дальних рубежей нашей Родины.

   ЗАЛИВ МОЕЙ МОЛОДОСТИ
   Повесть
   Содержание
   Вступление стр. 1
   Часть 1
   Выйти замуж? Легко! стр. 2
   Попутчик стр. 5
   Штабы везде одинаковы стр. 8
   Конкурс стр. 10
   Здесь живут Колька, Белка и другие стр. 12
   Дед Кузьмич и его дети стр. 16
   Часть 2
   Во сне и наяву стр. 17
   Экскурсия стр. 21
   Стальной "Альбатрос" стр. 27
   Часть 3
   Ремонт подвала стр. 29
   "Осенняя" бабушка стр. 32
   Блудный сын стр. 35
   Бандит стр. 38
   Подвиг, еще подвиг! стр. 39
   Кара стр. 42
   Эпилог стр. 44
  
   Вступление
  
   Залив вдавался далеко в сушу и был похож на язык. У широкого и беспокойного его основания горбатился скалистый остров. Он принимал на себя удары волн и прятал от посторонних глаз неожиданные для многокилометрового пустынного ландшафта пирсы, светлокирпичные дома гарнизона, темные избы бывшего рыбацкого колхоза Туманного, принявшего название от залива и передавшего его военному городку.
   По одну сторону от пирсов тянулась отвесная каменная стена. Ее вертикально торчащие из воды бастионы были испещрены мрачными вековыми морщинами, густо замараны следами птичьих базаров и имели дикий вид. Там, где стена обрывалась в море, высовывались из двадцатиметровой глубины четыре кекура - четыре вскинутых к небу обветренных каменных пальца.
   По другую сторону лежал роскошный песчаный пляж. За ним далеко, до самого горизонта мягко перекатывались вечнозеленые от кедрача и пихтовника сопки. Пляж был настоящим украшением залива, он так и просил себе толпы курортников. Тщетно. Некого было радовать чистейшим кварцевым песком, белым кружевом пены и ласковым плеском волн. Откуда взяться в глуши любителям беззаботной жизни? Они обитают там, где многолюдье, цивилизация, обилие соблазнов.
   В залив любили вползать ленивые туманы, они отсыпались здесь подолгу, до тех пор, пока всю их тяжкую сырость не впитают земля, камни, строения из дерева и завозного силикатного кирпича. Остров исчезал в плотной пелене, ею, мокрой и холодной заволакивало жилье, корабли, пустующий пляж. Автоматически включался тифон, туман глушил хриплые вопли, похожие на предсмертный рев доисторического морского животного. По ночам было видно, с каким испугом мигал едва различимый в густой мороси налитый кровью глаз маяка.
   В военное, да и послевоенное время колхоз процветал, он назывался рыбокомбинатом Туманным. Вовсю работали засолочные цехи с огромными цементными резервуарами, клепала бочки бондарная мастерская, в колхозе даже имелся свой механический цех для ремонтных нужд. Каждый год рыбокомбинат набирал сезонников, их вербовали в западных районах страны, куда они и возвращались после окончания срока договора. Но были и такие, кто оставались на год-два, а то и на больший срок.
   К рыбокомбинату с ранней весны до глубокой осени спешили наполненные рыбой доры и кунгасы. Сельдь, горбушу и кету солили, наполняли тару и доставляли в районный центр, где имелась железнодорожная станция.
   Бочки с фирменным трафаретом дальневосточного Туманного можно было встретить в любой торговой точке страны. Оживление закончилось, когда встали на ноги разрушенные войной рыболовецкие хозяйства западных районов страны. На примере все более хиреющего Туманного дальневосточные колхозники старшего поколения вдруг с ужасом увидели, что рыбацкий их труд теряет былую ценность. Во второй половине пятидесятых годов в кабинетах Генштаба решили, что географически лучшего места для вновь создаваемой военно-морской базы Тихоокеанского флота не найти. Наверное, давшую согласие чью-то светлую голову чиновники министерства рыбного хозяйства даже обласкали, потому что некому было, а благодаря мысли военных не нужно стало ремонтировать помещения отошедшего на второй план рыбокомбината, и тем более что-то созидать для его работников.
   Военные строители поставили на берегу залива пятиэтажки домов офицерского состава сокращенно ДОСов, дощатые причалы заменили на добротные пирсы. Предприятие закрыли, ставший бесперспективным поселок медленно доживал свой век. Впрочем, жилья для семей военнослужащих не хватало, считалось в порядке вещей офицерам и мичманам снимать, по крайней мере до появления первенца комнату у частников. У них же население гарнизона приобретало зелень, овощи, молоко. Время шло, на смену торпедным катерам поступили ракетные, появились и единицы покрупнее, а для прибывающих лейтенантов служба по-прежнему начиналась с поисков крыши над головой. Для старожилов этот вид дохода стал основным.
   Ни колхозный поселок, ни тем более гарнизон не были помечены ни на одной карте страны. Главной причиной засекреченности стало удобство залива для стоянки военных кораблей. Небольшие, с пеналами неуклюжих контейнеров, катера и красавцы малые ракетные корабли совместно с горбатыми противолодочниками типа "Альбатрос" охраняли обширный морской район, они находились здесь для того, чтобы в любой момент внезапно оказаться на оперативном просторе.
   Зимой и летом военные моряки аккуратно выскальзывали из-за острова и бороздили свои владения. Упредить и взять на сопровождение супостата, выпустить и направить на него всю ярость чутко дремлющих в контейнерах огненных зверей... Ради святой этой задачи здесь несли службу в том числе и в конце восьмидесятых годов советские люди в черной флотской форме, жили члены семей военнослужащих.
  
   Часть 1
   Выйти замуж? Легко!
  
   Светлане сделали предложение. Нет, она чувствовала, что это обязательно произойдет, и даже ждала втайне такого разговора, подсчитывала дни до окончания Виктором военно-морского училища, но все же... Одно дело целоваться, гулять с парнем в дни увольнений. Так делали все знакомые с курсантами девчонки. Но немногим из них задавали завтрашние лейтенанты вопрос, готова ли подруга выйти за него замуж. А ей, честно, всегда хотелось связать с ним всю свою жизнь. Витя Соколов, он с первых дней знакомства показался ей таким надежным, а позже, по мере развития отношений и вовсе стал своим, родным. Может, потому, что она из семьи морского офицера? Подруги назвали бы такую тягу проявлением кастовости - яблоко от яблони, то, се... А каково отношение папы или даже мамы, узнай они о тайном увлечении дочери?
   Хотя, во-первых, при чем тут родители, у них с этим парнем разные характеры. Во-вторых, Светлана ни разу не приводила своего курсанта домой и разговоры о нем с ними не заводила. Но вот такая штука, она почувствовала, что делать это придется. В конце концов, будущий товарищ лейтенант не сводит с нее глаз и ждет ответа.
   Ничего Света не сказала. Она приподнялась на цыпочки, подставила для поцелуя губы. Витя понял ее движение как ответ. Они слились в нежнейшем поцелуе. В этот вечер их любимая скамейка в уединенном уголке ближайшего от КПП парка стала свидетельницей обсуждения далеко идущих планов. Они сидели, взявшись за руки, склонив друг к другу головы. Сначала обсуждали, как провести ближайшую операцию. Нужно было поставить в известность домашних Светланы. Решили не откладывать и сделать это в воскресенье. Звонить его родителям на Кубань следовало в понедельник, уже зная мнение одной стороны. Света засмеялась:
   -Да ладно, переживем эти моменты. Интересно, как дальше сложится жизнь. У нас ни кола, ни двора, лично я ни дня не жила без мамы и папы. Вот о чем думать надо.
   -Ты что, светлячок! Знаешь, какая жизнь у нас будет...
   И долго, до самого окончания увольнения звучали очень даже убедительные, на взгляд будущего офицера и его подруги слова, перемежаемые поцелуями.
   Подошло воскресенье. Курсант Соколов, как было решено, отправился к родителям Светланы объявлять о принятом решении.
   Смотрины начались уже в передней. Виктор четко представился, мама подплыла, чопорно промолвила, что ее зовут Верой Михайловной, мужа - последовал величавый жест в направлении появившегося после дочери и жены хозяина - Александром Васильевичем. Папа благодушно хмыкнул, похлопал кандидата в зятья по спине. Парень произвел, по крайней мере на него, положительное впечатление. Светлана впервые при родителях поцеловала своего избранника. Все прошли в комнату.
   Офицерские семьи могут быть разными по уровню обеспеченности. Это аксиома, так сказать, правда жизни. Обязательно другое - у тех, кто долго прослужили и тех, чья военная жизнь только началась, должны быть четко распределены права и обязанности. Оно бросается в глаза любому мало-мальски наблюдательному человеку. Витя заметил, что Александр Васильевич потакает своей жене.
   Глава семьи утонул в глубоком, уютном кресле. Вера Михайловна присела на пуфик, молодым кивнула на диван. Наступила длительная пауза. Так бывает, когда в устоявшийся ритм жизни вдруг включается кто-то извне. Обстановку не разрядил даже включенный Александром Васильевичем телевизор. Сидели молча. Конечно же, Света известила домашних, о подготовке к предстоящей встрече свидетельствовали вкусные запахи специально приготовленного обеда, а разговор не завязывался. Вите даже стало несколько неудобно, он с опаской покосился на Свету. Вера Михайловна поджала губы и собралась было демонстративно удалиться на кухню, но избранник ее дочери громко, и, пусть спустя уже минут пять явно затянувшегося молчания радостно заявил:
   - У меня же, Вера Михайловна... Сейчас... Сейчас!
   Несколько взбудоражив столь необычным способом общее внимание, гость вытащил из оставленного в прихожей пакета поникший букет роз и добавил, обращаясь сразу ко всем:
   - В моей родной станице о цветах вспоминают в двух случаях: весной, когда их высаживают да еще осенью, когда чистят огороды. Сегодня я нечаянно открыл еще один, третий.
   Света засмеялась, мама милостиво улыбнулась, папа пошел еще дальше. Он со стуком выставил бутылку водки, красноречиво крякнул, потер ладони и выразительно посмотрел на открытую дверь кухни:
   - Где скатерть-самобранка?
   Началась женская суета, которой обычно сопровождается накрытие торжественного, так скажем стола. Вполне понятно, держались еще скованно, но движение в нужном направлении началось, очень скоро Витя убедился в этом. Когда он с явным удовольствием принялся уплетать борщ и даже вспотел от усердия, Вера Михайловна промолвила:
   - Доченька, первое тебе удалось как всегда на пятерку.
   Папа посмотрел на зардевшуюся дочь:
   -Она, Виктор, такая. Всегда говорил и говорить буду, что у меня жена далеко не повариха. Не дано. А вот дочь родилась настоящей поварешкой. Типа, на кухне мы королева, да, Света?
   И добавил:
   -Ну, молодой человек, зачем пожаловали, знаю. Как дальнейшее планируете?
   Прозвучало негромко. Но таким тоном, будто разговор шел не за воскресным столом, а в командирском кабинете. В ожидании ответа он даже ложку отложил в сторону. В этот момент супруга надменно подняла голову, и так получилось, будто Виктор обращался только к ней:
   -Мы со Светой женимся. Я нынче летом выпускаюсь, Света заканчивает университет. Поедем служить.
   Не удержался, добавил с вызовом:
   - Надеюсь, вы не против?
   -Мама, папа я согласна. Начнем, как и вы. Помнишь, ты рассказывал, что у вас когда-то была только пара ложек и одна суповая чашка на двоих.
   -Да, разве забудешь? Я жил на корабле, дома почти не появлялся. Когда приходил, мы с матерью ставили один чемодан на попа, второй плашмя сверху. Получался стол, а когда надо, то и гладильная доска.
   - Это что за воспоминания! Немедленно замолчите. Что там несчастная пара ложек? У нас несколько лет домом была комнатушка в общежитии. Саша, ты мемуары собрался писать или решать судьбу дочери? Хотят пожениться - пожалуйста, они взрослые люди, мы не против. Но прежде надо встать на ноги.
   В ответ на резонное замечание о том, что еще вчера вечером на семейном совете было решено согласиться, она вспыхнула:
   -Тебе не дорога дочь! Тебе лишь бы в море удрать!
   Место холеной дамы заняла совершенно другая Вера Михайловна. Она придвинулась к Виктору и Светлане, и со слезами на глазах поведала о загубленных по милости этого вечно невезучего неудачника молодых своих годах. По ее мнению, сослуживцы мужа всегда имели больше сходов на берег, чем он. Многие уже получали места в штабах, а он все еще торчал на корабле в должности командира боевой части и даже не помышлял о служебном росте.
   Сколько мук пришлось испытать из-за полной непрактичности такого, с позволения сказать, отца семейства. Ей приходилось самой колоть дрова и выносить помои, топить печь, выгребать золу и заниматься массой других дел, о существовании которых она никогда не знала. Пришлось подсуетиться за горе-мужа. Хорошо, что жена командира бригады оказалась землячкой, в свое время они даже окончили одну и ту же школу. Помолчав, мама Светы сделала заключение:
   -Привык сидеть на корабле, таким и остался. Все должна решать я сама.
   И тут же выдала свой рецепт дальнейшего устройства жизни. Дети могут хоть завтра подавать заявление в ЗАГС. На новое место службы Виктор уезжает один. Свидетельство о браке дает ему право на получение более-менее подходящего семейного жилья и после этого к нему приедет Светлана.
   -Витенька, не переживайте, пока вы устраиваете быт, со мной ей будет лучше. И один вы сможете спокойно служить без всяких волнений за жену.
   Сам из сельской местности, Соколов посмотрел на будущую тещу другими глазами. От ее слов веяло вековой крестьянской обстоятельностью. И то правда, ни к чему этот дешевый романтизм с чемоданом вместо стола. Он представил свою Светку, светлячка с колуном в руках, почему-то в подшитых валенках на босу ногу и невольно поежился. В конце концов, не два-три года, даже не год ждать квартиру, обеспечат в течение нескольких месяцев и они снова будут вместе.
  
   Попутчик
  
   -Сколько времени займет путь отсюда до железнодорожного вокзала?- переспросил беседующую с дежурной парочку вышедший в вестибюль флотской гостиницы капитан-лейтенант. Он окинул взглядом молоденького лейтенанта, задержал взгляд на его подруге, почесал кончик носа и предположил:
   -Ты выпускник училища и у тебя чемоданы с лейтенантским приданым, тащить тяжело, значит, потребуется десять минут. Но надо прибавить еще минут пять на то, чтобы не отставала твоя половина. Если, конечно, она тоже нагруженная.
   -Верно! Вещей хватает. Но нам надо сначала в билетную кассу.
   -Капитан-лейтенант Усольцев, Николай Иванович. Пошли, я тоже без билета. Давайте, что там у вас, я налегке.
   -Лейтенант Соколов. Виктор, а это Светлана, жена.
   Очередь в воинскую кассу оказалась небольшой. Места имелись. Соколовы и неожиданный попутчик капитан-лейтенант Николай Усольцев приобрели билеты в одно купе и, как оказалось, ехали они в гарнизон Туманный.
   Владивосток проводил уходящий экспресс маршем "Прощание славянки". Медленно проплыли мимо окна зеленый железнодорожный вокзал, черный паровоз-памятник. Потом поезд неожиданно нырнул в тоннель, вынырнул, торопливо пробежал по морскому берегу и снова ушел в подземную темноту. Светлана и Виктор невольно ахнули, когда состав окончательно вырвался на простор. Слева нестерпимо синел Амурский залив с небольшим каменистым островом посередине. В глубине залива белым поплавком застыло судно. Справа менялись картины города. Когда потянулся богатый зеленью пригород, она тронула Виктора за рукав:
   -Просто здорово, что мы все это видим вместе. Пошли в купе.
   По правде говоря, Виктор собирался, как было обговорено ехать на Дальний Восток один. Но Светлана сначала напросилась поехать в отпуск к его родителям, а там решительно заявила:
   -Я домой не вернусь!
   Вчера кадровики поздравили лейтенанта Соколова с назначением в гарнизон Туманный и в один голос заверили, что Виктор Петрович может сразу же получить должность командира боевой части.
   -Да, да, - говорили они, - на МРК (малый ракетный корабль) или, скажем, на МПК (малый противолодочный корабль) в этом отношении много проще чем на больших противолодочных, где он начинал бы службу с командира группы. Потом надо пройти еще ступень командира дивизиона, а на кораблях третьего ранга такого нет и вообще, на них много, много проще молодому лейтенанту, если он не лишен здравых амбиций!
   Лейтенант Соколов пока как-то не думал о служебном росте, здравых и не очень амбициях, но на всякий случай поблагодарил, получил документы, отдал честь, четко развернулся и прикрыл за собой дверь. Кандидат в командиры БЧ, он снисходительно посмотрел на группу томящихся в неведении выпускников училищ, хлопнул очередного входящего по плечу: вперед, не дрейфь! Резвым козликом проскакал по двору штаба, увидел стоящую за воротами Светлану и вскинул руку с оттопыренным большим пальцем. Во место оторвал! Встречай, жена, супруга своего!
   -Гарнизон, ребятки, не ахти, честное слово. Я там с училища служу, знаю. И чего ты поторопился соглашаться, зачем в эту дыру сунулся? Ну, я еще где-то, как-то допускаю тягу к Камчатке. Хоть далеко, но все же выслуга, двойной оклад, то, се, есть за что страдать.
   В купе пахло свежезаваренным чаем. Попутчик аккуратно помешивал в стакане ложечкой, говорил тихо и, поглядывая в окно, вздыхал.
   Виктор обрадовавшийся было первому знакомству в своем новом, офицерском уже звании, притих и виновато посмотрел на сидящую рядом жену. Ему не хотелось, чтобы из-за в общем-то незнакомого этого человека у жены сложилось нехорошее мнение о Туманном. Военно-морские базы преимущественно стоят в укромных местах, для всех желающих мест в цивилизованных городах попросту не хватит.
   Он отвернулся, стал подчеркнуто внимательно следить за меняющимся приморским пейзажем. Негромко постукивали на стыках колеса поезда, из соседнего купе доносились пьяные голоса.
   Помолчали. Капитан-лейтенант сделал глоток, вздохнул:
   -Мало сахару, я люблю, когда сладко.
   И он сосредоточенно принялся разворачивать еще одну обертку. Виктор продолжал гипнотизировать оконное стекло. Теплым котенком прильнувшая к плечу мужа Светлана подняла голову, спросила:
   -Простите, Николай Иванович, я что-то не пойму вас. Людей пугаете, а сами в этой дыре служите.
   Виктор обрадованно повернулся:
   -Да-да, почему?
   Попутчик размешал сахар, вынул ложечку, поискал, куда бы ее положить. Светлана пододвинула салфетку, он кивком поблагодарил, сделал глоток, довольно улыбнулся:
   -В самый раз. Почему, говорите? А дурость подвела, романтики хотелось. Кадровики спросили, как я отношусь к рыбалке, охоте, стали рассказывать про тайгу нехоженую, которая сразу же за бухтой. Я уши и развесил. Потом понял, да поздно, назначение уже вот оно, в кармане. Какая уж там охота, ребятки, если ты все время на корабле. С палубы посмотришь на сопки, они от кедрача прямо сизые такие, представишь, как по ним мишки косолапые лазают и опять в свою каюту, как в берлогу, лапу сосать. Честное слово.
   Все трое засмеялись. Виктор переглянулся с женой, подсел поближе к Николаю Ивановичу.
   Гомон за переборкой стих, в приоткрытую дверь заглянул подвыпивший бородатый парень, обрадовано заорал:
   -О! Елки-палки, тут мореманы! Милости просим к нам. Мы с путины, сейчас кто домой в Хабару, кто дальше на материк, в Расею!
   Хорошо, душевно прозвучало "Хабара", "Расея", сразу видно, что парень наскучался там, в море, и ему приятно видеть новых людей, разговаривать с ними. Но Светлана испуганно вздрогнула, щеки ее побледнели, пальцы крепко вцепились в рукав новенькой офицерской тужурки мужа.
   Усольцев лениво процедил:
   -Спасибо за информацию.
   -Не хотите, значит? Дело ваше.
   Парень задвинул дверь. Усольцев произнес:
   -Теперь не отстанут. Ребята с морей, сейчас у них душа широкая. Да вы, Светлана, не пугайтесь, есть у меня на такой случай верное противоядие.
   С этими словами он вытащил из-под полки чемодан, вынул бутылку водки, поставил на стол. Лейтенант и его жена в один голос запротестовали:
   -Нет, нет. Мы не пьем. Спасибо, не надо.
   В купе постучали. Вошли бородатый и еще один, плечистый, загорелый. Он только собрался было открыть рот, как капитан-лейтенант кивнул на бутылку, на своих попутчиков и широко развел руками. Плечистый понимающе крякнул и с сожалением сказал:
   -Все понятно. Вася, кругом марш!
   Они вышли. А зачем мешать, люди едут своей компанией и у них есть, им тоже весело, все честь по чести.
   Светлана хихикнула в сжатые горстью ладони. Николай озорно подтолкнул Виктора:
   -Дело сделано!
   Виктор спросил:
   -Неужели больше не придут?
   Столько удивления прозвучало в его вопросе, что попутчик даже обиделся:
   -Я людей знаю. Парни хорошие, правда, молодые, во взрослых, самостоятельных мужчин они еще играют.
   Швырнул бутылку в чемодан, задвинул его ногой на прежнее место. Поезд не спеша катил мимо заросших полынью полей. Кое-где виднелись маленькие копны сена, чахлые перелески, прогнувшиеся крыши старых построек.
   Светлана с интересом наблюдала за уставившимся в окно попутчиком.
   -Николай Иванович, у вас дети есть?
   Капитан-лейтенант отрицательно покачал головой. Он посмотрел на ее широко раскрытые глаза, тонкий носик с едва заметными конопатинками, покрутил стакан в алюминиевом подстаканнике с аббревиатурой министерства путей сообщения "МПС", обрамленной витиеватыми завитушками. И ответил:
   -Не женат. Что я, дурной, человеку жизнь портить? Туманный, он не для белых женщин.
   -Да вы еще совсем ребенок, раз такое говорите. Вы большой, взрослый ребенок.
   Николай Иванович промолчал, а Виктор покраснел, предупреждающе кашлянул - зачем лезешь в чужую жизнь. Светлана сделала вид, что не поняла мужа, мягко улыбнулась:
   -Витя повез меня в Тьмутаракань, и я еду с удовольствием. А что такого? Люди везде живут. Я уверена, что мы на новом месте быстро привыкнем, правда, Витюша? Этот гарнизон будет у нас первым по счету, но не последним, и не думаю, что он самый плохой. Будут хуже. И лучше тоже будут. Человек вы хороший, еще все впереди, встретитесь с кем-нибудь. Вот поедете в следующий отпуск, или в командировку и обязательно встретитесь. Дайте заранее слово, что познакомите нас со своей женой.
   Голос молодой женщины лился плавно, звучал по-детски наивно, но с такой трогательной убежденностью, что Усольцев почувствовал зависть к Виктору. Худенькая, больше похожая на ребенка, жена молодого лейтенанта ему с первого взгляда не понравилась. Он даже пожалел парня. Ну, зачем везти такую пигалицу, она обязательно сбежит под родительское крылышко или замучает его упреками. Собственно и разговор о трудностях он завел только из-за нее. Теперь эта отчужденность растаяла.
   Та почувствовала перемену в спутнике и бесшабашно тряхнула короткой прической:
   - Знаете, как мы познакомились? Наши девочки ходили в училище на танцы и заманили меня. Сказали, что там замечательные парни, все скромные, не то, что наши институтские. А самый скромный вот он, мой Витюша. Танцует и молчит. Потом в институт раза два приходил, тоже молчком. У нас на курсе было много красивых студенток, почему заметил именно меня, не знаю.
   Она на две-три секунды умолкла, вспоминая этот неожиданный для себя эпизод и продолжила:
   -А как предложение сделал? Я стою, не знаю, что сказать. Он молчит, ждет ответа. Чувствую, что еще немного, повернется жених мой и уйдет...
   Виктор вмешался:
   -Там, дальше, неинтересно. Поженились и поженились, что такого особенного?
   -Нет, не встревай. У них в станице, оказывается, целая теория насчет женитьбы...
   -Света...
   -Витя...
   Николай Иванович поспешил переменить тему:
   -Ребятки, почему бы нам не выпить по капельке? За вас, за меня, за службу нашу. Не водки, так вина. У меня и вино есть, заграничное, дефицит первой категории, честное слово.
   -Вы что, возите с собой винный погребок? Прямо старый пират какой-то.
   -Ага, из Туманного...
   Теперь пришел черед делать круглые глаза Усольцеву:
   -В гарнизоне сухой закон. Су-у-хо! Э, да что объяснять, все равно не поймете, по крайней мере, пока не испытаете.
  
   Штабы везде одинаковы
  
   ...В гарнизоне, у небольшого продовольственного магазина с уцелевшими от некогда полного своего названия рекламными буквами "НОМ" капитан-лейтенант рассказал Виктору как пройти к штабу, попрощался, на миг задержал Светланину ладонь в своей, круто повернулся и зашагал вниз, туда, где за деревьями свинцово отливало море.
   Виктор огляделся, пробурчал, что можно было бы и проводить людей, потом подхватил чемоданы:
   -Вперед, мадам Соколова, мы люди не гордые, сами дойдем.
   К штабу вела аллея коротко подстриженных тополей. Было безлюдно, лишь в конце ее, у ворот с якорями маячила фигура матроса. Подошли. Тот кивнул Светлане на небольшой скверик, лейтенанту предложил пройти в двухэтажное здание красного кирпича:
   -Дежурный там, товарищ лейтенант. Командир тоже на месте.
   На крыльце Виктор остановился, помахал Светлане, коротко выдохнул и открыл дверь. По курсантской привычке доложил дежурившему по штабу высокому капитан-лейтенанту четко, громко, да еще при этом щелкнул каблуками. Тот сделал кислую мину и зашипел:
   -Не шуми, чего ты разорался.
   Бледный от бессонной ночи, хмурый, он проверил документы, взялся за телефон.
   Виктор с любопытством посмотрел по сторонам. Обшарпанный коридорчик, за плексигласовой перегородкой с вырезанным окошечком небольшая рубка дежурного, в ней стол, сейф для пистолетов. В глубину помещения вел коридор побольше. Там виднелся ряд обитых дерматином дверей. В общем-то, знакомая по стажировкам картина, штабы везде одинаковые.
   Единственное отличие в том, что это теперь и его штаб. Он будет приходить сюда равным среди других офицеров. Здесь будет участвовать, нет, принимать участие в решении задач и обсуждении планов. Виктор представил, с каким независимым видом козырнет он любому дежурному, когда будет проходить мимо этого окошечка. Черт дернул рапортовать как на параде, вроде не курсант уже.
   Он еще раз представил, как будет приходить в штаб. Со временем, может быть, дослужится до того, что займет здесь какой-нибудь кабинет. Пусть тогда попробуют шикать на него, как на мальчишку!
   -Командир ждет. Последняя дверь направо.
   У командира, пожилого капитана первого ранга он пробыл всего пять минут и вышел от него с назначением в ракетно-артиллерийскую боевую часть малого противолодочника. "Старикан ничего, - подумал Виктор. - Посмотрим, каков замкомбрига".
   Заместитель командира по работе с личным составом предложил сесть, пристроил поближе сияющую хрустальную пепельницу. Он даже нераспечатанную пачку сигарет выкинул из ящика стола, подвинул ее лейтенанту и, узнав, что тот не курит, похвалил:
   -Молодец, товарищ лейтенант, правильно делаете. А как насчет спорта? Да вы не вскакивайте, сидите, чувствуйте себя свободно, у нас пока неслужебный разговор. Фамилия моя Иванов, зовут меня Виктор Васильевич.
   -Лейтенант Соколов. Можно просто Виктор.
   -Тезки, значит. Вот и прекрасно. Ну, так, Виктор, как насчет спорта?
   Узнав, что новый офицер занимался в училище боксом, заметил:
   -В гарнизоне возможности ограниченные, даже спортзала хорошего нет.
   -У меня еще разряд по плаванию.
   -Забудем про плаванье. Здесь летом на дне лед лежит.
   Он встал, походил по кабинету, повернулся к Виктору:
   -Бокс не забрасывайте, перчатки много места в каюте не займут. Организуйте на корабле секцию, вот вам и общественная нагрузка. Корабль ваш неплохой, люди дружные, общий язык найдете как с офицерами, так и с личным составом. В общем, сдавайте зачеты по специальности, обживайтесь. Женаты?
   Одобрительно кивнул, хлопнул по столешнице и дал сутки на обустройство. "Ничего, зам тоже нормальный человек, - подумал Виктор. - Энергичный такой". Он встал, хотел было уже повернуться налево кругом, но спохватился и спросил:
   -Товарищ капитан второго ранга, а как насчет квартиры? Где мы будем жить?
   -Так я только что выделил вам целые сутки. Вполне достаточно двух часов обойти весь поселок и поселиться где душе будет угодно.
   Вот так номер, подумал лейтенант. Виктор Васильевич вздохнул. Ничего не поделаешь, свободных квартир в гарнизоне нет. Может, эта хроническая болезнь заставила пожалеть новоиспеченного, только что из училища лейтенанта, может, вспомнилась своя, тоже без крова на берегу офицерская молодость. Он подошел к окну, посмотрел на одинокую женскую фигуру в сквере, на два новых чемодана и походную сумку у ее ног, спросил:
   -Жена из городских?
   -Наша. Отец офицер.
   -Морской?
   Виктор кивнул. Замкомбрига заметно повеселел:
   -В таком случае можете не переживать. Как снимете в поселке у какой-нибудь старушки угол, это здесь, недалеко, идти всего километра два и можете спокойно отправляться на корабль хоть сегодня.
   Сказал так, будто тяжесть с плеч свалил. Виктор с недоумением посмотрел на него. Тот рассмеялся:
   -Я - в смысле, что не сбежит она. Офицерские дочери, это, дорогой товарищ лейтенант, золотой запас, это надежно. К тяготам привычные. Найдете угол, дадите знать, зайду, посмотрю. Оно, конечно, лучше, когда лейтенанты приходят холостыми. Понимаете, пока не хватает на всех квартир, люди жен с детьми на запад вынуждены отправлять. Как видите, обстановка самая боевая. Ну, привыкайте.
   Проводил до выхода, крепко пожал руку.
   В коридоре Виктор подумал, что надо бы на время оставить чемоданы у дежурной службы, потом махнул рукой. До этого Гадюкино или, еще чище Непросыхаево тащиться два километра, потом что, специально из-за вещей возвращаться? Попросить машину он не рискнул. Что-то насторожило его в капитане второго ранга. У такого попросишь машину, а он запросто скажет, что пешком ходить много полезней.
   Светлана встретила вопросительным взглядом. Он изобразил ладонью волны. Насчет квартиры буркнул что-то нечленораздельное, взялся за чемоданы. Она подхватила объемистую сумку, повесила ее на плечо:
   -Куда?
   -Сказали, что тут поселок недалеко. Пойдем потихоньку, светлячок?
   Пошли. Вышли на аллею.
   -Витюша, мы что, квартиру снимать будем?
   Виктор кивнул. Он еще не знал, как это делается. Наверное, придется походить от дома к дому, поспрашивать... Ну хорошо, размышлял он, сдадут им комнату, а где взять посуду, например, белье постельное? Права была теща, следовало бы послушаться, оставить Светлану у отца с матерью. Смалодушничал, не настоял, пошел на поводу у легкомысленной девчонки. А "легкомысленная девчонка" продолжала:
   -Когда я еще в школу не ходила, мы год жили на квартире. Хозяева попались злые. Я у них чашку нечаянно уронила, знаешь, сколько крику наслушалась. А еще меня хозяйкин сын бил за то, что его игрушки брала. Витюша, давай найдем каких-нибудь старичков одиноких, ладно?
   Он переменил чемоданы, ничего не ответил.
   -Хорошо бы с палисадничком дом, чтобы цветы росли. Мама всегда астры сажала, бордовые, мохнатые. Ты что молчишь, может, тебе одному надо было приехать? Жил бы прямо на корабле, в каюте, а я у мамы. Не молчи, скажи что-нибудь. Хочешь, я могу помочь тебе чемоданы тащить?
   -Нет, не надо, я сам. Сумка тоже тяжелая. А молчу потому, что тебя слушаю.
   Ему стало жалко маленькую, светленькую свою Светлану. Посуду и все остальное они купят. А домик он обязательно найдет с палисадником и чтобы хозяева были добрые. Даже цветы поможет посадить. Пусть растут, раз ей нравится. А дальше что? Найдется ли в школе место? Где эта самая школа, в деревне или в гарнизоне? И пальто ей на зиму надо купить, вдруг вспомнил он. Шапку меховую...
   -Витюш, вон КПП, видишь? Давай спросим, как нам лучше пройти.
   Селение было за полем, за рощицей, за хлипеньким мосточком через узкую речонку. Если выйти за ворота гарнизона и свернуть направо, на протоптанную в траве дорожку, то до поселка можно дойти всего за полчаса. Дежурный по КПП так и сказал:
   -Вы, товарищ лейтенант, по шоссе не ходите. Пыль, машины. Лучше напрямик, по вольному воздуху, наши все так ходят.
   Виктор при словах мичмана горделиво посмотрел на Светлану, он еще не привык к приятно ласкающему ухо обращению по званию, нахмурил чистенький, без единой морщинки лоб и как можно озабоченней спросил:
   -Товарищ мичман, там можно будет снять квартиру?
   Мичман неопределенно пожал плечами:
   -Кто его знает, попробуйте. Лично я человек холостой, не интересовался еще. Люди находят, а вы что, рыжие?
   Он постоял у ворот, посмотрел вслед уходящим по полю молоденькому офицеру и жене его, больше похожей на одетую во взрослое, с открытыми плечами легкое платье девочку. Она то и дело наклонялась, наверное, собирала цветы, а может, камешки попадали в босоножки и их приходилось вытряхивать. Было видно, как лейтенант останавливался, облегченно опускал чемоданы, ждал свою подругу.
   Мичман долго наблюдал за парочкой, потом неизвестно от чего вздохнул, вернулся в комнату с неизменными для всех контрольно-пропускных пунктов стендами и плакатами на темы из воинских уставов. Убил свернутой газетой назойливо жужжавшую на оконном стекле муху, сел за обшарпанный стол, на котором лежали журналы приема-сдачи дежурства, учета проходящего транспорта и помещались коричневый полевой телефон, да косо срезанная снарядная гильза-пепельница.
  
   Конкурс
  
   А Виктор и Светлана шли себе и шли. Прекрасны на Дальнем Востоке предсентябрьские дни. На смену затяжным дождям и туманам, наконец, приходит благодатная пора. Еще недавно сиротливо сгорбленная мокрая растительность расправляет свои стебли, ветки, тянется к теплу и, распаренная, умиротворенная, замирает в сладкой истоме. Синевой исходят васильки, белым кружевом сверкают ромашки, желтыми огоньками тлеет пижма. Воздух густ, запахи трав и переувлажненной земли достигают, кажется, самого неба.
   Светлана, больше привычная к асфальту и отработанным газам автомобилей была ошеломлена.
   А в роще, светлой, березовой, насквозь прозрачной и радостной свои прелести. Между кустами мягко колышется тонкая паутина и так сверкает на солнце, такими радужными кольцами переливается, что хочется подойти и проверить, из чего сплел ее крупный, сидящий тут же паук.
   Серенькая птичка-овсянка села на длинную соломинку и та упруго раскачивает невесомое тельце. Кто-то счастливый и охмелевший от полноты чувств протяжно уговаривает на птичьем своем языке остаться, разделить радость земного бытия, да и растаять в солнечных ощущениях.
   Светлана остановилась на полянке, машинально поправила натерший плечо ремень тяжелой сумки, влажно потемневшими глазами посмотрела по сторонам. Это ликующее бормотание доконало ее. Она тряхнула головой, разметала аккуратную свою прическу, засмеялась и подбросила собранный букет кверху. Крупные и мелкие, красивые и не очень, цветы рассыпались в воздухе, дождем окатили ее с головы до ног. Она зажала ладонями уши, зажмурилась, закружилась и завопила:
   -А-а-а-а!
   Один цветок, синий, с ворсистым толстым стеблем упал Виктору на плечо. Он опустил чемоданы, изумленно оглянулся на жену и восхищенно прошептал:
   -Дурочка...
   Помолчал и громче поддразнил:
   -Светка дура, в лес подула.
   Она остановилась, открыла глаза, поляна плавно поплыла вокруг и застыла на месте, выдвинув на первый план, как декорацию, облитую солнцем березку. Тонкий ее ствол был окружен ромашками, они покачивались.
   -Уже осень началась, а на ней ни одного желтого листочка. Почему? Березы рано желтеют, помнишь, в Домодедово ехали?
   -Дальний Восток. Здесь лето позднее.
   -Ты очень скучно объясняешь. Я так не хочу. Придумай что-нибудь другое.
   Светлана, стройная как эта растущая на поляне березка, попрыгала по-девчоночьи на одной ножке, улыбнулась Виктору, остановилась перед ним, собрала рассыпанный букет:
   -За лучшее сочинение лично вручу этот приз!
   -Не сумею я.
   -Ну, Витенька, ну что тебе стоит. Ты прямо сухарь какой-то. Посмотри, такой лес, такое солнце. Расшевелись.
   Она подбежала к березке, обхватила ее свободной рукой, лукаво прищурилась:
   -Даю минуту для вдохновения. Итак, время пошло, время вышло!
   Виктору, по натуре немногословному нравилась непосредственность всего каких-то два месяца назад еще чужой ему Светланы. Он почти каждый день открывал в ней все новое, находил в ее причудах милую шаловливость и был счастлив тем, что у него такая непохожая на всех жена.
   Он откашлялся, по его мнению это было необходимо, встал, подыгрывая ей, в позу, что тоже счел нужным, сделал вдохновенное лицо, вскинул руку и продекламировал:
   -Потому что она знала, что сегодня ее увидишь ты.
   Получилось тяжеловесно и неуклюже, но улыбающаяся Светлана отделила от букета три цветка и царственным жестом протянула их Виктору:
   -Номер первый награждается ромашками. Конкурс продолжается.
   Новоявленный артист, придерживаясь им же придуманных правил игры, засмеялся, поскреб в затылке. Потом нахмурил брови. Приложил к переносице палец. Посмотрел на небо. Потом заложил руки за спину, постоял и скрестил их на груди. Наконец, ставший на этот раз поэтом, Виктор воскликнул:
   -Ага! Есть! Слушай прекраснейшие стихи.
   И с подвывом продекламировал:
   Во поле березонька стояла,
   Во поле кудрявая стояла.
   Она, она зеленая всегда.
   Он широко раскрыл объятия, как бы благодаря публику за аплодисменты и поклонился.
   Светлана закричала:
   -Ура великому пииту! Номер третий, вам ничего не остается, как сдаваться. Приз вручается победителю.
   -Нет, номер третий будет бороться. На трибуну приглашается ученый муж. Ему слово.
   Виктор сгорбился, погладил несуществующую, но, видимо, очень пышную бороду, оперся на поднятую из травы палку и зашамкал:
   -Интерешующее ваш штоль э-э-э, необычное явление выжвано э-э-э, вышоким шодержанием в лиштьях вещештва, ижвештного под нажванием э-э-э, хлорофилловое жерно. Светка, гони букет, он честно заработан!
   -Дорогой профессор, вы гений.
   Виктор отбросил палку, подошел в Светлане:
   -Если серьезно, она просто-напросто похожа на тебя. Для тебя осень тоже наступит позже всех.
   -Она для меня не наступит никогда, потому что я не хочу и никогда не буду старой.
   С этими словами она повисла у него на шее, прижалась в крепком поцелуе и побежала по дорожке. Он - за ней.
   Чемоданы сиротливо дожидались там, где их бросили. Один, из желтого кожезаменителя, был перепоясан солидными ремнями с блестящими пряжками. Непомерно раздутый, из тех, что называют "радость оккупанта", он грузно завалился набок. В нем чета Соколовых везла к месту службы лейтенантское придание, начиная от практичных хлопчатобумажных носков до тяжелых, добротного флотского сукна шинелей. Правда, все не вошло. Оставшееся обмундирование должны были выслать по почте Светины родители. Они сидели в Севастополе и каждый по своему оценивали решение дочери все-таки ехать на неподготовленное место службы. Мама была очень огорчена. Папа молчал. Он не считал поступок Светы скоропалительным.
  
   Здесь живут Колька, Белка и другие
  
   Поселок начинался сразу за мостками. Вдоль заросшей улицы бегали, вывалив языки собаки. Некоторые порядка ради брехали разок-другой и, посчитав свою задачу решенной, смотрели по сторонам с чувством выполненного долга. Возле калиток лежали на лужайках разномастные коровы, лениво перетирали жвачку, отгоняли взмахами хвостов мух. Пара чумазых мальчишек дошкольного возраста бомбардировала плавающую в луже деревянную щепку. Каждый бросок сопровождался выкриками матерного содержания. Убогостью веяло от дико звучащей из детских уст этой ругани, и, само собой от прогнувшихся ветхих крыш да натянутых на покосившиеся колья вместо изгороди отслуживших свой морской век старых рыбацких сетей. Когда-то ими промышляли, потом пристроили для того, чтобы в огороды не лазали свиньи и куры. Впрочем, кое-где вместо картофельной ботвы буйно росла полынь.
   Виктор озадаченно посматривал по сторонам.
   Где-то за огородами слышались пьяные голоса, из которых выделялся крикливый женский, задиристо повторявший:
   -А что мне Колька? Что?
   Неизвестный этот Колька, видимо, присутствовал там же, потому что через минуту послышался пронзительный визг, перешедший в крики:
   -Ой, родненький, ой больно, не надо, не надо!
   Молодая чета миновала колодец, поравнялись с небольшим базарчиком под навесом из рваного рубероида. Светлана притихла, шла, стараясь не наступить на коровьи лепешки. Переход от лесной идиллии к обыкновенной действительности был настолько резок, что настроение ее изменилось.
   -Устала?
   Она виновато улыбнулась:
   -Есть немного.
   Ей хотелось пожаловаться, что эта кучка древних строений никак не может нравиться, что здесь никаких астр в палисадниках не видно, да и нет этих самых палисадников, кругом голо, серо, грязно и неуютно.
   У ближайшей калитки курил на лавочке бородатый лысый дед в безрукавке, комнатных тапках на босу ногу. Он обрадованно посмотрел на появившихся, затянулся сигаретой и словоохотливо пояснил:
   -Гуляют. Гуляют, говорю. У нас часто гуляют. Любят это дело.
   Дед еще раз затянулся и покрутил головой, то ли осуждая "гуляющих", то ли завидуя им.
   -Вы, стало быть, из гарнизону, квартиру небось ищете. Это можно, это пожалуйста. Враз. Вон напротив Семениха живет, пустит. Одна дак, че не взять квартирантов. Возьмет. Токо не советую я вам к Семенихе, нет. Дурная баба, одно прозвание, что Семениха.
   Остановились. Разговорчивый старик полез под просторную безрукавку, громко поскреб сухую свою спину, подвинулся на отполированной множеством задов лавке, расставил прочнее ноги. Светлана снова повеселела, проворно села рядом, тронула его за руку:
   -Дедушка, миленький, а к кому посоветуете? Может, к Кольке порекомендуете?
   Тот рассмеялся, показал полный рот стальных зубов:
   -Эть девка, какая ты. Че тама делать? Бражку с его Нинкой пить? Вы лучше идите к Матвевне, она ниче, приветливая, хорошая. Леха, сын ее сейчас или снова сидит, или уехал куда, этого я не знаю, давно не видать. А сидел Леха, сидел, три года давали ему. Она, Матвевна-то, Назариха-то, ниче, точно вам говорю. Я бы вас к себе взял, да не могу. Чего не могу, того не могу. Бабка у меня болеет, язви ее, такое вот дело. А если молока, али еще чего, покалякать там, дак я тута всегда, на лавке сижу. Вы идите к Матвевне, вон ее дом в проулке, с синими окнами. А вон, на базаре, тама она и есть, та, что яйцами торгует, в платке сидит. Сейчас я ее крикну вам. Эй, Матвевна! Тута тебя спрашивают, подсылать, али как?
   Виктор оглянулся. За дощатым прилавком небольшого базарчика с горками бурелых помидоров, огурцов, пучками укропа сидело с пяток старушек. Из-за большой эмалированной чашки, в каких деревенские бабы обычно моют посуду, доверху наполненной крупными куриными яйцами, поднялась щупленькая Назариха-Матвевна, как назвал ее старичок. Она призывно махнула рукой: идите сюда.
   Ее подружки во все глаза смотрели на подходивших Виктора и Светлану. Скупыми своими новостями старушки обменялись еще утром, наиболее заслуживающие внимания обсудили во всех подробностях, а никудышные, из тех, что так себе, выслушали и тут же забыли. Оценку концерта с участием Кольки и бестолковой его бабенки Нинки несчастной они перенесли на потом по случаю появления нового объекта.
   Сельские языки, известно, быстрее пламени, тем более у скучающих бабулек. Одна подложила растопку:
   -Мала девка-то, дробненькая.
   Другая уже наготове, добавила:
   -Зато парень орел!
   Третья сделала такой вывод:
   -Худые девки всегда смотрятся недомерками. Возьми мою внучку, шешнадцать только, а как взрослая, все при всем, потому что кушает хорошо.
   Заключение было общим:
   -Оне в городах все такие поджарые...
   Светлана услышала, покраснела, пропустила мужа вперед. Виктор как можно вежливей поздоровался:
   -Здравствуйте бабушки. Мы хотим узнать насчет квартиры.
   На приветствие ответили чуть ли не хором. Потом замолчали, получше приглядываясь к подошедшим. С удовлетворением посмотрели на офицерскую форму. Оценивающе покосились на новенькие чемоданы. Не обошли взглядами по-летнему легкое, со вкусом сшитое платьице - красивое. Кажется, осмотром остались довольны. Суровая на вид торговка помидорами сказала:
   -Бери Матвеевна, все равно одна живешь, будет с кем словом перекинуться.
   В бывшем рыбацком Туманном военные квартиранты не редкость, гарнизон-то под боком. Это давало одиноким пенсионерам немалый прибыток.
   Матвеевна улыбнулась Светлане, скороговоркой кокетливо ответила:
   -Может, мой дом им и не понравится вовсе. Может, я сама не придусь квартирантам по душе. Посмотреть надо.
   -Да чего там, сговоритесь, тащи сразу и яйца домой. Постоялицу будешь откармливать, ее муженек заплатит.
   Кандидатка в квартиросдатчики, а внимание теперь полностью переключилось на нее, согласно кивнула:
   -Пойдемте, посмотрим, изба у меня хорошая, теплая, зимой не замерзнем.
   Свой товар она все же оставила на попечение соседки и, со словами - "Вдруг кто подойдет, ты распорядись, я ненадолго, вернусь мигом" - шустро двинулась в сторону дома с голубыми наличниками. Виктор подхватил порядком надоевшие чемоданы, Светлана перекинула сумку на другое плечо и они гуськом пошли вслед за хозяйкой.
   Собаки снова было загавкали, но скоро умолкли, лишь одна, вислоухая, не собиралась ни молчать, ни отставать от шедшей позади Светланы. Старушка остановилась, с ласковой укоризной сказала:
   -Тихо, Белка, ты чего, своих не узнаешь? Не стыдно тебе, ай, какая ты, Белка!
   Та вильнула хвостом, выбежала вперед и, часто оглядываясь, потрусила, возглавила движение.
   -Это ваша собачка?
   -Нет, деточка, ничья. У меня собак нет, не держу.
   Светлана удивилась:
   -А она вас хорошо знает.
   -Эта собачка уличная. Дети зовут Белкой, играют с ней. Есть еще Дружок, Бим. Собак хватает.
   -Кусаются?
   -Не бойтесь, они все смирные у нас. Так, гавкают от нечего делать.
   Виктор шел молча. Бабка пришлась ему по душе, ну прямо как из родной станицы. Надо бы дипломатию поддержать, но у жены это получится лучше. Он задержал шаг, подмигнул ей - давай, мол, действуй дальше в том же духе. Матвеевна продолжала:
   -У нас деточка собак на привязи вообще никто не держит. Вот они и бегают себе. Ну, местные-то видят, где чья псина. Да и ты научишься узнавать их.
   -Смотрите, Белка знает, где вы живете.
   Белка остановилась у калитки из побуревшего штакетника, украшенной металлическим кольцом вместо ручки. Матвеевна повернула его, пропустила неожиданных гостей вперед. К дверям дома вел узенький тротуарчик из полусгнивших досок. Когда-то доски были проложены и к кособокой от времени летней кухне, их остатки валялись возле толстой колоды для рубки дров. За углом в зарослях полыни ржавела прогоревшая железная печка. Над ней топорщила ветви засохшая береза. Веяло запустением и, конечно же, не было никаких цветов, да и палисадника не было. Только свежевыкрашенные наличники с ромбиками и тонкими планками в виде расходящихся лучей говорили, что здесь еще живут.
   Хозяйка сокрушенно вздохнула:
   -Нет мужского догляда. Муж умер, а сын... Сын где-то в городе.
   Она махнула рукой:
   -Все валится, поправить никого не допросишься, а алкашам бутылку вперед надо ставить или бражкой поить. Какая там работа.
   Она прошла к дому, погремела замком, отворила скрипнувшую дверь. Виктор вопросительно посмотрел на Светлану: ну как? Та неопределенно пожала плечами и направилась вслед за вошедшей.
   Внутри было чисто, прохладно. На кухне нарядно топорщились белые накрахмаленные занавески, возле покрытого яркой клеенкой стола отливал эмалью холодильник, блестел стеклом посудный шкаф.
   Матвеевна достала что-то из холодильника, поспешила к выходу. Светлана спросила:
   -Куда вы, бабушка?
   -Пойду Белку угощу, заждалася наверное.
   Она вынесла терпеливо сидевшей у калитки Белке кусок вареной рыбы. Собака прямо тут же, возле ее ног съела угощение, благодарно помахала хвостом и деловито затрусила назад, к базарчику.
   -Беги по своим делам, беги, милая. Да не забывай, заглядывай.
   Постояла, посмотрела вслед собаке, вернулась в дом, включила радио, выдвинула из-под стола табуретки:
   -Что же вы стоите, садитесь, познакомимся. Как меня зовут, уже знаете, а кто вы?
   -Виктор.
   -Света.
   -Ну и вот, и хорошо. А то ведь мне, кроме радио, поговорить дома не с кем. Одна. Кругом одна. В доме взяла ремонт затеяла, так возни на месяц получилось, уж не знаю, как вытянула. Посмотрите, выберите себе комнату, у меня их три, селитесь в любой, вот хотя бы в этой, она маленькая, зато отдельная и теплая. Пройдемте, пройдемте. Потом чаю поставим. Я воду сегодня утром принесла. Свеженькая, колодезная, как чуяла, что гости будут. Еле дотащила ведро-то, а раньше, когда помоложе была, цепляла два ведра на коромысло, третье в руке, идешь и хоть бы тебе что.
   Она шла следом, рассказывала, потом неожиданно всхлипнула, сказала, обращаясь к Светлане:
   - Ты, деточка, случаем не врач? Здоровья совсем не стало, давление замучало, прямо так и скачет, так и скачет, за двести доходит.
   От ее недавней бойкости не осталось и следа. Быстрый говорок сменился на тягучую старческую речь:
   -Не жизнь, а мука сплошная... Вот так и коротаю свой век. Все одна и одна.
   Виктор подумал было, что Матвеевна притомилась, но вдруг понял наивное ее стремление выглядеть перед возможными квартирантами более беспомощней, чем есть на самом деле. Ему даже неудобно стало перед этой извечной уловкой крестьянских старушек, которую даже хитростью не назовешь, они так поступают безотчетно, просто на всякий случай.
   Перемену уловила и Светлана. Она рассеянно ответила, что ничего в медицине не соображает, прошлась по комнатам, задумчиво постояла у выходящего на огород окна, негромко, как бы про себя сказала:
   -Такой большой участок, а почти ничего не растет.
   Матвеевна с готовностью заохала:
   -Было, было время, и садила, и следила, сейчас поясница мучает, ноги еле ходят. Вот картошку еще сажаю на еду, да на продажу немного. Если вы весной возьметесь, я бы уступила грядку-другую. Дорого не возьму.
   -А за квартиру сколько?
   -Деточки, у нас все берут по пятьдесят в месяц, да сразу за два года вперед. Я возьму за год. Если сейчас денег нет, то ничего, отдадите потом, подожду, не расклеюсь. Прошу недорого, ведь ребенка заведете, он по ночам плакать будет, мне лишнее беспокойство на старости лет, сами понимаете.
   Виктор опять поймал себя на мысли, что хозяйка цену за квартиру на всякий случай наверное завысила, но торговаться не стал, раньше надо было думать, проконсультироваться у того же замкомандира. Пятьдесят рублей в месяц, значит, шестьсот в год, это, конечно, сумма для лейтенанта, а и таких денег у него не было. В училище выдали по выпуску четыреста, из них осталось рублей около двухсот. Ну, на корабле дадут подъемные из расчета оклад плюс звание, это будет рублей триста. Пятьдесят процентов подъемных начислят за Светлану. Получку получит... Светик на работу устроится... В общем, выкрутиться можно. Тем более бабушка обещала подождать. И он согласно кивнул.
   Матвеевна снова стала хлопотливой и говорливой бабушкой. Она напоила теперь уже ставших чуть ли не родными дорогих своих постояльцев и заторопилась на базарчик.
   Прежде, чем взяться за обустройство первого своего семейного угла, молодые посидели на крылечке. Где-то орали петухи, гавкали собаки, слышалось квохтание хозяйских кур. Светлана заикнулась было насчет скоропалительного согласия, но Виктор так развел руками и сделал такую уморительную рожу, что она засмеялась и решила к этому вопросу больше не возвращаться. Счастливым, да неопытным все кажется просто. Ближе к вечеру они решили прогуляться по поселку. Собрались, да и пошли.
  
   Дед Кузьмич и его дети
  
   Ходили, ходили, ничего интересного не заметили. Все избы были одинакового серого цвета. Под окнами не проглядывалось ничего, пусть отдаленно похожего на палисадники с насаждениями. Виктор приуныл. В уличной пыли все также купались куры. Место куда-то ушедших малышей на краю лужи заняла чья-то, по предположению Виктора может даже дикая, свинья. Клуб оказался похожим снаружи на сарай, таким он, был наверное, внутри. Подошли к двери и натолкнулись на большой висячий замок. Когда дошли до магазина, не сговариваясь, прошли мимо. Возле базарчика Виктор и Светлана снова увидели деда-весельчака, решили подойти. Дед привстал с лавки, обрадованно зачастил:
   -Ну как дела? Устроились, нет ли? Откуда такие усталые идете?
   Он подвинулся, затушил и выбросил недокуренную сигарету, помахал перед собой рукою, как бы разогнал табачный дым.
   Присели. Представились друг другу. Дед, отрекомендовавшийся Кузьмичом, при словах Светланы, что устроились именно у Матвеевны, поднял кверху указательный палец и удовлетворенно заявил:
   -Во, меня послушались. Молодцы. Говорю, правильно сделали, я плохого совета не дам. Тем более военному человеку, сам воевал. Матросом, да. Ух, как вспомнишь. Доставалося от нас японцам в хвост и в гриву.
   Светлана кивнул Виктору, - давай, мол, посидим, отдохнем от ходьбы - обратилась к уже вынимавшему новую сигарету из пачки "Прима" радушному собеседнику:
   -Дед Кузьмич, вы, наверное, здесь родились?
   -Да, и мать, и бабушка здесь родились, здесь и померли. Деревня наша раньше была очень богатым селом. Рыбу имали, солили, коптили. Икру делали. Считай, в каждом доме невод был, а то и два. Потом колхоз сделали. Я в море на сейнере ходил. Так и дожили до сегодняшнего дня.
   -А сейчас?
   -Сейчас? Что сейчас, сейчас ничего нет. Колхоз закрыли, теперь правление в районе. Вот и остались мы, деды-то, одне.
   -Дети, внуки есть?
   -Ну как же. Двое их у меня со старухой. Оба в городе. И жены, и дети, то есть внуки мои тоже с имя. Живут.
   Он улыбнулся, видно затронули приятную для него тему. Склонив голову набок, продолжил с теплотой в голосе:
   -Недавно приезжали. Полный месяц жили тута. И порыбалили мы, и попили, а чего? Моя ба воля, я хоть одну колхозную бригаду здесь обязательно оставил. Жили ба мои Петька и Васька в Туманном, че тама они хорошего видят, скажите вы мне?
   Виктор неуверенно протянул:
   -Ну как, отец. Все-таки асфальт там, кино, театры.
   -Поэтому не зову, что в городе легче. Кажный родитель своему дитю не враг. Здесь имя ни работы, ни денег... Ни этих ваших асфальтов да киятров тоже нет.
   Он помрачнел, и длинно, смачно выматерился.
   Светлана и Виктор поднялись:
   -Мы пойдем. Хозяйка не знает куда подевались, беспокоиться будет.
   И медленно побрели по заросшей подорожником улице вдоль драных рыбацких сетей.
  
   Часть 2
   Во сне и наяву
  
   На востоке разгорелась алая полоска, из-за горизонта показалось красное солнце. Легкий ветерок пошелестел листьями, скрипнул створкой открытого окна, выгнул горбом легкую тюль. Светлана проснулась от свежести, хотела было захлопнуть окно, но для этого нужно пробежать босиком по холодному полу. Она посмотрела на мужа, тот сладко спал. Ничего не оставалось, как придвинуться к нему, теплому и уткнуться носом в плечо, что и было сделано ею с превеликим удовольствием. Когда все устроено, тогда живется спокойно, безмятежно. Почему бы не поваляться в мягкой постели! И вот уже закрылись глаза, откуда-то прибежала Белка, призывно помахала хвостом. Они превратились в голубей, вдоволь накувыркались в небе и вдруг увидели Виктора, оказавшегося летчиком.
   Смеясь, он протягивал ей с пролетающего самолета длинный солнечный луч - цепляйся! Как ни пыталась, она не могла взять предлагаемый буксир крыльями, оставалось непрерывно махать, работать ими, изо всех сил догонять его, снова и снова хватать ускользающий луч клювом.
   В иллюминаторы виднелись лица отца и матери. Они что-то советовали ей, показывали пальцами на землю. Мама в ужасе закрывала лицо руками и непрерывно выговаривала слово: "Спасайся!" Она посмотрела и увидела исчезающую в водном потоке землю. Оставалось всего ничего, небольшой клочок. Напрасно она кричала, что ей совсем не хочется быть голубем, что Виктор должен, обязан помочь собственной жене, что, наконец, он военный моряк, а никакой не летчик. Реактивные двигатели неотвратимо унесли самолет, скоро он превратился в точку. Виктор умчался, где-то среди облаков потерялась Белка. Света осталась одна. Ветер свистел в крыльях и было страшно высоты. Сон прервали звуки со двора.
   -Куть-куть-куть-куть! - Светлана с облегчением услышала голос Матвеевны. Видение еще не исчезло окончательно, как бы этого ни хотелось. Но уже бежала по тропинке вновь обретшая четыре собачьи лапки Белка, бороздил морской простор корабль со стоящим на палубе Виктором. Она поморщилась, несколько раз вздохнула, и, наконец, проснулась окончательно. В памяти не осталось ни секунды кошмара.
   Хозяйка кормит кур, значит, уже утро. Будильника в комнате не было, ходики тикали на хозяйской половине, сколько времени не узнать. Интересно, чем сейчас занимается мама, наверное, тоже проснулась и уже готовит завтрак. Тут она вспомнила, что в Севастополе не утро, а еще ночь, все спят.
   Завозился Виктор, посмотрел на наручные часы, отвернулся, натянул одеяло на голову и снова затих. Светлана поднялась, накинула халат, прошла-пробежала к окну, выглянула во двор.
   Матвеевна, продолжая хриплым спросонья голосом сзывать кур, прямо с крыльца сыпала им мелкую крупу. Первым степенно приблизился громадный рыжий петух, осмотрелся, разок-другой клюнул корм, и, энергично разбрасывая его лапами, принялся хлопотливо скликать подружек. Те набежали, торопливо затюкали по плотно утрамбованной почве, загомонили. Петух отошел в сторону, покосился на хозяйку, сильно захлопал крыльями и кукарекнул так, что несколько находившихся рядом кур шарахнулись от неожиданности в сторону. Матвеевна осуждающе попеняла:
   -Ну чего, чего ты орешь? Ишь, какой атаман нашелся.
   Светлана переступила по свежевыкрашенному полу, ногам было зябко.
   Петух посмотрел еще раз, склонил гребень набок, подумал, взлетел на колоду и трижды ликующе оповестил мир о своем существовании. После этого он удовлетворенно пококал, присоединился к общей куче и усердно замолотил богато украшенной своей головой. Матвеевна кинула последнюю пригоршню крупы прямо перед ним, продолжая вполголоса отчитывать куриного султана:
   -Дурак ты Петька, дурак. Соседские петухи услышат, прибегут и отчехвостят тебя, как пить дать отчехвостят, а жен уведут к себе. Ешь-ка, да помалкивай, так оно лучше будет.
   Светлана представила, как во двор врываются Петькины недруги, как уводят они кур в полон и засмеялась. Нет, этот не даст, он, такой задорный, быстро поставит обидчиков на место. Здесь им делать нечего, пустой номер.
   -Доброе утро, бабушка!
   -Здравствуй милая. А я вот с бестолковым петухом разговариваю. Орет, прямо как радио.
   -Так громко кукарекает ваш Петька, наверное, пол-деревни разбудил.
   -Народ уже давно проснулся, деточка. А ты бы еще поспала, не на работу.
   -Выспалась я, бабуля.
   -Ну и как на новом месте?
   -Прекрасно. Сейчас выйду, схожу за водичкой, вскипятим чаю, позавтракаем.
   -Не надо деточка. Я сама по воду схожу. Люди увидят тебя, да скажут, что запрягла старая квартирантов своих. Неудобно получится.
   Она подошла к калитке, поднесла ко лбу руку с козырьком, оглядела улицу.
   Светлана взяла в сенках ведра, осторожно, чтобы не звякнуть дужками и не распугать кур, направилась к выходу из двора. Матвеевна промолчала. Потом уже, когда молодая женщина появилась с водой, заохала:
   -Зачем такие полные? Надорваться можно.
   По голосу было понятно, что очень даже довольна.
   Чай пили на кухне. Старушка нарезала свой хлеб, пользовались ее посудой. Она пододвигала ближе к молодым сахарницу, потчевала яичницей с яркими желтками. Светлана впервые видела такие, обычные магазинные были много бледней. Она не замедлила сообщить об этом, хозяйка польщенно улыбнулась и, укрепляясь в мысли, что с жильцами ей повезло, время от времени радушно приговаривала:
   -Кушайте детки, кушайте.
   После завтрака Светлана проворно убрала со стола, попросила Матвеевну рассказать, где находится магазин:
   -Купим продуктов, а вот холодильником пока вашим придется попользоваться, можно?
   Хозяйка насчет холодильника промолчала, сделав это весьма искусно - она завела речь о другом:
   -Магазин у нас один, смешанный. И промтоварный и продуктовый сразу, очень удобно. Только нужны талоны, у нас сейчас так. Без этого ни чаю, ни сахару не купишь. На мыло и стиральный порошок тоже требуют талоны. Бери мужа, пойдем вместе в сельсовет, там их и выпишут вам.
   Пошли. В поссовете их встретил худощавый мужчина средних лет. Он поздоровался с Матвеевной, посмотрел на Виктора, Светлану, полистал документы и сказал:
   -Меня зовут Василий Иванович, фамилия Светлов, здешний председатель. Я понял так, что вам нужно прописаться. Хозяйка не против? Сейчас сделаем это. Талончики выпишем, только нужна справочка от командования. Так, мол, и так, лейтенант Соколов действительно проходит службу в такой-то войсковой части и на иждивении у него находится жена, Соколова, имя, отчество, дата рождения. Справку принесли, или забыли?
   -Погодите, как это? У нас насчет прописки уговора не было. Нет, нет, я так не согласная.
   Василий Иванович развел руками:
   -Это, Матвеевна, дело твое. На нет и суда нет.
   Виктор успокаивающе произнес:
   -Бабушка, не волнуйтесь, как вы скажете, так и будет.
   Матвеевна решительно повторила:
   -Живите без всякой прописки. Ни к чему она. У нас насчет прописки уговора не было.
   Она решительно поджала губы, но в это время хлопнула дверь, появилась растрепанная женщина и с порога визгливо закричала:
   -Что это делается, товарищ председатель поссовета! Сколько можно мне, бедной да горемычной терпеть такие мытарства? Вы только посмотрите, люди добрые, ведь побил меня вчера Колька, всю как есть побил муженек!
   От вошедшей разило перегаром, под глазом лилово светился результат мужниной работы. Женщина некрасиво сморщилась, громко, с подвывом заплакала.
   Василий Иванович откинулся на спинку стула, хлопнул по столу ладонью и захохотал. Та вытерла слезы, подбоченилась, открыла было рот, но председатель опередил:
   -Дорогая моя Ниночка, но еще вчера утром ты сама, на этом самом месте требовала у меня талоны, в том числе и на водку. Я тебя, Нина Карева, предупреждал, что именно так получится, что вы напьетесь и обязательно будет драка. Не первый уже раз, а? Предупреждал или нет?
   -Ну и что, ну, предупреждал. Я не чужие талоны просила. Нам положено за этот месяц - отдай. Имеем право. Наше. А Кольку моего вызовите и дайте ему по мозгам. Или, может, мне в район, в милицию ехать?
   -Езжай. А езжай хорошая моя Нина Карева, сделай милость. Между прочим, на это ты тоже имеешь право. А я, наверное, вас обоих с твоим разлюбезным Николаем лишу родительских прав. Хватит ваших скандалов на весь поселок. У меня других дел вот так, предостаточно. Матвеевна не даст соврать, на той неделе вы пили? Пили. Бражку. Скандалили? Скандалили. Ты и вчера нетрезвая приходила. Где у вас Надька? В больнице ваша Надька. С желтухой. Лучше бы за ребенком смотрела. Давай, уходи с моих глаз подобру-поздорову и больше в таком виде здесь не показывайся. У меня здесь люди.
   Женщина ничуть не смутилась. Она откинула упавшие на глаза нечесаные волосы и снова пошла в наступление:
   -Товарищ председатель поссовета, я к вам официально. Раз ты, Василий Иванович, советская власть, то должен помогать. Вот за что меня Колька обидел, жену свою?
   Матвеевна вмешалась:
   -Ой, Нинка! Как такую жену муж не побьет? Я ведь тебя еще девчонкой помню, такая аккуратная да хорошая была, а кем стала? Ну посмотри на себя. Ты наравне с мужиками пьешь. Думаешь, я не знаю, почему у тебя синяк под глазом? Все знаю, вся деревня вчера слышала, что вы за огородами вытворяли. Пройдем-ка на крылечко, поговорим.
   Она взяла вошедшую под руку, вывела ее за дверь. Василий Иванович ожесточенно потер подбородок, посмотрел, ища сочувствия на посетителей:
   -И таких чуть ли не пол-поселка. Что творится, непонятно. Пьет народ. Давно хочу плюнуть, уехать отсюда, а куда? Где сейчас по другому...
   Виктор и Светлана дипломатично переглянулись. Им ничего не оставалось, как поддакнуть или промолчать. Принять первый вариант как-то неэтично, они здесь всего второй день. Василий Иванович махнул рукой:
   -Ну ладно. Это наши проблемы. Давайте решать насчет вас. Если есть прописка, то часть денег за поднаем жилья вам выплачивали бы по месту службы. Наши бабки прописывать к себе боятся, это у них в крови, такая старческая болезнь. Ну, а справку давайте сюда, сейчас мы соорудим талончики.
   Виктор сбил фуражку на затылок. О талонах никто не предупреждал ни в училище по выпуску, ни в части по прибытию. Он посмотрел на Светлану. Кажется, для второй его половины эта весть стала известна только от Матвеевны. Насчет справки понятно, надо идти в штаб.
   -Ладно, выпишу я эти талоны. А вы, товарищ лейтенант сегодня же сходите к командиру. Прогуляйтесь за бумагой перед обедом туда-обратно. Я здесь допоздна, прощаться не будем.
   Вышли. На крыльце женщина с синяком - Нинка Карева, изливала душу их хозяйке:
   -Так ведь обидно. Свой муж, а при чужих побил. Ладно бы, другой кто, я бы, может слова не сказала, а то свой, родной муж. Я ему этого никогда не прощу.
   Светлана уже сошла было по ступенькам, но при этих словах остановилась, прислушалась. Виктор поморщился, прошел мимо. Она заспешила следом.
   Странная логика местной жительницы, может, кого и удивила, но только не старшее поколение Туманного в лице Матвеевны.
   -Муж - не муж. Что топором, что топориком, все равно больно. Ты о семье подумай, нельзя так жить. Дочка у вас в больнице, ей бы передачу какую, а вы праздник устроили. Нехорошо это.
   Возле калитки Светлана еще раз оглянулась, крикнула:
   -Бабуля, мы в гарнизон!
   Та кивнула и продолжила выговаривать стоящей перед ней женщине:
   -Ох, Нинка, Нинка. Ни коровы у тебя, ни кур, ничего нет. Живешь как... я прямо не знаю, честное слово не знаю. Ты даже за огородом не следишь. Мать-то твоя какая хозяйственная была, а ты в кого? Лентяйка. Главное, Кольку с пути сбиваешь, сопьется он с такой женушкой. Тогда и тебе конец и всей семье твоей.
   На улице как и вчера, бегали собаки, визжала ребятня. Возле базарчика сидел веселый уже дед Кузьмич в безрукавке. Светлана, боялась, что Виктор оставит ее дома. Что там делать, выглядывать в окно в ожидании когда он вернется? Со скуки умрешь.
   -Вить, ты обратил внимание на хозяйку?
   -Да, бабуля серьезная.
   -Столько с нас денег потребовала, где мы их возьмем? Я думала, что к спекулянтке устроились. Но сегодня она мне понравилась. А вообще, Витя, она себе на уме. Помнишь, как она заявила насчет прописки, ты даже побелел весь.
   -Да не белел и не бледнел нисколько. Живет одна, помощи ждать не от кого, поэтому всего боится. Деньги мы найдем, я прикидывал что к чему. Подъемные там, получку дадут. В крайнем случае на корабле у кого-нибудь займем, потом отдадим.
   -Помнишь, дед Кузьмич говорил, будто сын у нее в тюрьме.
   -Я бы спросил, но неудобно, обидеться может. Да и какое нам дело до ее сына, пусть.
   -Может, он правда в городе живет.
   -Может.
   Все ее тревоги рассеялись, когда они снова вошли в зеленый, насквозь пронизанный солнцем березовый лесок.
  
   Экскурсия
  
   В штабе вместо сменившегося долговязого капитан-лейтенанта дежурил другой, цыганистого вида, но тоже с посеревшим от бессонной ночи лицом. Командира не было, он доложил заместителю, кивнул в сторону покорно сидящей в скверике Светланы:
   -А главную ударную силу зачем оставил на улице?
   Виктор не понял:
   -Какую главную силу?
   -Жену. Квартиру, наверное, пришли просить? Дохлый номер, скажу вам точно. Нет квартир. Нет и не предвидится.
   Капитан-лейтенант вздохнул, сожалеюще посмотрел на наивного лейтенанта:
   -Я здесь уже пять лет. За это время сдали только один дом.
   По его словам, для полного решения квартирного вопроса надо бы возвести еще три шестидесятиквартирных дома. Понимаешь, негромко говорил он, эта зубная боль родила своего рода правила поведения нуждающихся. Молодые получают жилье только после того, как появится потомство. Офицеры и мичманы постарше могут рассчитывать на улучшение условий только лет через пять-шесть, а то и позже. Ну, а если в гарнизон перевели уже послуживших, то рассчитывать на новоселье такая семья имеет право, только пройдя двухгодичный съем угла в поселке.
   Виктор промолчал. Любопытствующий капитан-лейтенант усмехнулся, сухо проговорил:
   -Желаю успеха. Проходи, Иванов свободен.
   Капитан второго ранга говорил по телефону. Он показал Виктору на стул и, потирая подбородок, сказал в трубку:
   -Не забудь посолить. Столовую ложку, больше не надо. Ну, давай, готовь, я к обеду буду. Действуй, Санек.
   Бросил трубку, вздохнул:
   -Мать у нас приболела, сын сам хозяйничает. Вот уже неделю холостякуем. Как устроились, рассказывайте.
   Лейтенант пожал плечами:
   -Нашли комнату. Я к вам насчет талонов.
   -Моя промашка, забыл вчера, извините. Надо было сразу направить к командиру корабля... Знаете, пойдем вместе. Мне по пути.
   Он энергичным движением надел фуражку. Вышли. В коридоре Виктор Васильевич сказал дежурному:
   -Вот, товарищ капитан-лейтенант, прибавление у нас. Лейтенант Соколов, назначен в боевую часть два-три к капитану третьего ранга Максимову. Сейчас мы ознакомимся с гарнизоном, а вы тут сами, рулите без меня. Командир будет к вечеру. Полагаюсь на дежурную службу целиком и полностью. Буду на месте часа через полтора.
   -Есть, понял, товарищ капитан второго ранга!
   Виктор Васильевич открыл дверь, пропустил Виктора, подошел вслед за ним к Светлане:
   - Ну что-ж, здравствуйте. Вижу второй раз, но еще не разговаривал с вами.
   -Здравствуйте. Вы - заместитель командира по воспитательной работе капитан второго ранга Иванов. Витя рассказывал. Мы, можно сказать знакомы, заочно. Меня зовут Светлана, если полностью - Светлана Александровна, окончила филологический факультет университета. Думаю, в школе место преподавателя русского и литературы найдется? На худой конец, согласна в детский садик.
   Иванов кивнул, улыбнулся:
   - Вот теперь я полностью убедился, что ты наша. Приятно слушать. Четко доложено, все предельно ясно. Папа давно уволился? Нет, еще служит? Ну, молодцы родители, хорошую дочь воспитали.
   Он кивнул, пожал руку, сделал жест в сторону КПП:
   -По дороге успеем поговорить обо всем. Для начала заглянем в Дом офицеров, потом в детсад, он рядом. Школу посмотрим обязательно, магазины, ну, и стройку не обойдем. А потом на пирс. Маршрут устраивает?
   Светлана засмущалась:
   -Мы сами со всем познакомимся, товарищ капитан второго ранга.
   -Виктор Васильевич.
   -Мы сами, Виктор Васильевич, гарнизон небольшой, время есть.
   -Пошли, времени и у меня достаточно.
   -Спасибо.
   По дороге замкомбрига расспрашивал ее о Севастополе, какое впечатление произвел Владивосток, Виктора - об училище, кивал, соглашаясь с тем, что море и набережная городов чем-то похожи.
   Светлану не смущала его манера вести разговор в командном, не терпящем возражений тоне. Ей, выросшей среди военных, показалось бы странным, если офицер в чине и должности этого, по всей видимости властного человека, вел себя иначе. Она охотно поддерживала беседу, рассказывала обо всем так, будто знала Виктора Васильевича с детства.
   Виктор по своему обыкновению больше помалкивал и открывал рот лишь тогда, когда надо было отвечать на вопросы.
   На небольшой площади возле Дома офицеров несколько молодых мам чинно катали коляски. Виктор Васильевич поздоровался и, сбив фуражку на затылок, заглянул под голубой козырек ближайшей колесницы:
   -Ага, да это никак старшего лейтенанта Лавренева сынок. Ишь, какой серьезный, весь в папу.
   Малыш сосредоточенно смотрел в одну точку и сосал пустышку. Мамаша поправила ему сбившийся на ухо чепчик, польщенно подтвердила:
   -Лавренев-младший. Гуляем вот.
   -На очередь в садик записались?
   Женщина безнадежно махнула рукой:
   -Записались, но очередь подойдет, когда нашему Димочке будет нужен паспорт.
   Что оставалось делать начальству? Оно вздохнуло, помолчало немного, потом с надеждой спросило, оглядываясь на остальных:
   -К маме поедете, да?
   -Там, Виктор Васильевич, без нас хватает. Так и будем гулять неприкаянными возле Дома офицеров, да папу выглядывать. Все равно работы нет, времени много. Что еще остается делать. Не мы первые, не мы последние.
   Лавренева качнула туда-сюда коляску, озорно посмотрела на подруг:
   -А что Виктор Васильевич, если мы вот все женщины скооперируемся, да и откроем садик на дому. Прекрасный выход. Хотите, вас председателем изберем.
   -А ничего Лавренева. Я с удовольствием. Лет этак через семь, когда выйду на пенсию.
   -Через семь лет Димочка уже во втором классе будет.
   Она снова склонилась над малышом и заворковала:
   -Через семь лет мы будем уже большими. Нам нужно будет место в школе.
   Капитан второго ранга скис. Да и что сказать? Играть далее роль этакого неунывающего бодрячка Иванов не мог. Впрочем, молодые матери его не обвиняли и не требовали вот взять, да немедленно предоставить просторный детский сад. Каждый житель военных гарнизонов прекрасно понимал - слова о том, что Вооруженные Силы имеют все необходимое, как бы этого ни хотелось, вовсе не относятся ни к жилищным условиям, ни к социалке военных.
   Подошедшим ничего не оставалось делать, как продолжать дальнейшее знакомство с гарнизоном. Прямо от площади шла широкая бетонированная улица. Местный Бродвей, поняла Светлана. Только тротуары, проезжую часть и скамейки занимала не праздно гуляющая толпа, а, как обратила она внимание, больше было молодых мамаш с детьми младшего школьного и дошкольного возраста.
   Виктор Васильевич поправил фуражку, направился ко входу в Дом офицеров. Виктор и Светлана пошли следом. В вестибюле он подвел их к доске объявлений: смотрите, у нас работают Народный театр, хоровой кружок, есть кружок макраме. Само собой, функционирует кинозал, есть видеосалон, об этом свидетельствовали афиши. Такой вот очаг культуры. Библиотека у нас в гарнизоне очень даже богатая, вставил лыко в строку приунывший замкомбрига Иванов. Он тут же сделал уточнение - это помимо матросского клуба, где тоже обязательно надо побывать.
   Со второго этажа доносились звуки пианино, детский голосок прилежно выводил гамму. Тихонько, стараясь не шуметь, гости поднялись, заглянули в приоткрытую дверь, порадовались за крошечное, от горшка два вершка дарование с серебряным горлышком.
   -Преподаватель сольфеджио своя, жена офицера, высшее музыкальное образование. Давно просили прислать, даже в область обращались, а тут приезжает лейтенант, оказывается женатиком и кто его супруга? Вот она, молодец такой. Уже который год самая сильная художественная самодеятельность по всему району наша. Да, чуть не забыл, режиссер Народного театра тоже своя, муж теперь уже капитан третьего ранга, давно здесь служат. По срокам надо бы переводить на запад, да жаль, ну, и они не настаивают.
   На очереди была школа. Просторный двор ее заканчивался с одной стороны спортивной площадкой, с другой - футбольным полем. Двухэтажная, она скрывалась среди посаженных лет тридцать назад теперь уже взрослых высоких елей. О точном их возрасте свидетельствовала помещенная на фронтоне резная деревянная вывеска со знаменами, Государственным гербом, раскрытой книгой и датой постройки здания. Тысяча девятьсот пятьдесят девятый год, ахнула Светлана. Она еще не родилась, а здесь, на Дальнем Востоке уже соорудили учреждение, где ей суждено, ну, может быть доведется работать. Хорошо бы исполнилось, питать иллюзии насчет вакансии преподавателя в местах, где почти каждый женат на выпускнице пединститута, значит, быть неисправимой оптимисткой. Быстро-быстро поплевала незаметно через левое плечо, и прибавила шаг, нисколько не удивляясь своему суеверию. Наоборот, загадала - если спросят кто она, то обязательно примут.
   Как во всех общеобразовательных заведениях страны в августе, вошедших встретил густой запах краски. Здесь же, в вестибюле возле бидонов хлопотали несколько женщин в синих халатах. Одна из них приветливо улыбнулась:
   -О, Виктор Васильевич пожаловал! Берите самую большую кисть, а группу сопровождения - она так и сказала с улыбкой - группу сопровождения сдавайте нам в помощники.
   -Неужели не успеваете, Нина Петровна? Не верю. С вашим энтузиазмом и вашими работницами никакие трудности нипочем.
   -Спасибо на добром слове, а еще спасибо за мичмана, которого вы присылали. Золотой парень, всю сантехнику привел в порядок. Обязательно поощрите его. Директор пока еще в отпуске, но тоже здесь, на втором этаже со старшеклассниками стулья перед покраской проверяет. Найдете его в десятом классе.
   Пока дошли до директора школы, Виктор и Светлана узнали от Иванова, что Нина Петровна работает завхозом, у нее в подчинении шесть техничек и один рабочий по обслуживанию. Он и сантехник и плотник, а в основном специалист только по одному делу. Виктор Васильевич выразительно щелкнул себя по горлу. Вот и пришлось выделять с кораблей специалиста с электромеханической боевой части, а молотками и ножовками орудует Леонид Семенович с ребятами-добровольцами из будущего выпускного класса.
   Леонид Семенович оказался плотным мужчиной уже в годах. Он обмахнул полой халата стулья, широким жестом предложил присесть.
   -И чего вам не отдыхается, - воскликнул замкомбрига. - На рыбалку бы ходили. Как учебный год начнется, уже не вылезете, а? Надеюсь, Лидия Александровна занимается грибами-ягодами, или уже наложено суровое мужнее вето на тайгу и действует директорский указ не брать до первого сентября в руки ничего, кроме малярной кисти?
   -Ну что я, домостроевец какой? Еще на рассвете взяла она две корзины, и айда, только ее и видели. След простыл.
   Они посмеялись и завели скучный на взгляд молодых разговор. Обсуждали ход ремонта, говорили о необходимости найти подходящего сантехника. Перед тем, как распрощаться, Виктор Васильевич придержал директора за рукав:
   -Да, что я хотел-то! Закрутился и даже не познакомил с новыми кадрами. Это лейтенант Соколов, а это его супруга, Светлана Александровна. Между прочим...
   -Можешь не продолжать, знаю я все твои уловки. Ты сделал это специально. Что-ж, видел я, как вошла в класс, как осматривалась.
   -Выпускница педвуза или филфака университета, так? - Он повернулся к зардевшейся женщине. - И, конечно, русский язык и литература. Штаты у нас заполнены полностью. На очередь, конечно, поставим, но, скажу я вам, текучки кадров нет. Ну, ну, не огорчайтесь, причины расстраиваться нет. В поселке функционирует неполная средняя школа. Есть детские садики у них и у нас. В конце концов можно пойти на военную службу, я смотрю, в последнее время женский персонал в воинских рядах увеличивается.
   После школы долго шли по обсаженной пушистыми голубыми елками аллее, упирающейся в ворота детсада. Светлана молчала. До посещения школы ей в голову не приходило, что может остаться без работы. Похоже, мужчины думали о том же. Виктор Васильевич пообещал зайти в поселковую школу. Виктор шагал молча, его ладонь сжимала ее кулачок чуть крепче обычного.
   Сразу за воротами росли клены, они уже начали по-осеннему желтеть и краснеть. Двор садика встретил разноголосым гомоном одетых в цветные куртки детишек. На густом фоне кленов они напоминали стайку декоративных птиц, невесть как оказавшихся в дальневосточных краях.
   Виктор Васильевич о чем-то негромко спросил заведующую, та отрицательно покачала головой:
   -Завоза сметаны нет уже второй день. А с молоком неплохо, всегда свежее, не беспокойтесь.
   -Холодильник?
   -Работает, починили, вчера мичман приходил.
   По дороге к магазину Виктор Васильевич рассказал, как организовывали подсобное хозяйство:
   -Долго не разрешали держать дойных коров. Свиней можно, а молочко должно быть привозное. Помогло то, что гарнизон отдаленный, дороги плохие, то, се. Купили в поселке коровушек, а доить никто не умеет, все враз оказались городскими. Так мы специально подбираем среди молодых матросов ребят из деревень. Тоже надо. У нас молока хватает еще и на госпиталь. Вы думаете, раз Туманный, так ничего здесь нет?
   Виктор шел и размышлял над тем, какой бы найти предлог для того, чтобы закончить неожиданную экскурсию. Ходи тут, понимаешь, чуть ли не под ручку с командованием, неудобно, честное слово...
   К Светлане вновь вернулось хорошее настроение, она чувствовала себя прекрасно, ловила каждое слово Виктора Васильевича, убедилась, что такому человеку можно и нужно верить. Тот, как радушный хозяин старался ничего не пропустить.
   Проходили мимо военных строителей, копошившихся в каком-то котловане. При виде Иванова навстречу заспешил майор в выгоревшем френче, пыльных сапогах, представился, с любопытством посмотрел на Виктора и Светлану.
   -Вот-вот, товарищ майор, вы правильно угадали, это самая высокая и самая требовательная комиссия. Выпускник военно-морского училища, его жена, будущие жильцы дома. Чем порадуете?
   Тот, давая понять, что по достоинству оценил шутку вышестоящего начальства из числа заказчиков, показал на стройку:
   -На каком этаже соорудить вашей требовательной комиссии квартиру? На первом или девятом? Прямо скажу, работаем ударными темпами. Проектом предусмотрено многое: горячая вода, лоджии, мусоропровод, правда, мы его заварим...
   -Договаривайте до конца. Горячую воду отключите, лифт тоже. Как-никак первая наша девятиэтажка, должна она иметь недоделки? Так?
   Майор нахмурил белесые брови, посмотрел на пыльные свои сапоги, перевел взгляд на котлован и вдруг широко улыбнулся:
   -Не все так, но есть и прямые попадания.
   Он заговорил о плохом подвозе блоков, цемента, о простоях автотранспорта. Светлана украдкой шепнула Виктору:
   -Ой, Витюша, боюсь, пока они закончат дом, Димочка на пенсию выйдет.
   Виктор сначала не понял, о каком Димочке речь, хотел переспросить, потом вспомнил разговор с мамашами у Дома офицеров. Светлана комично подняла брови:
   -Зато Матвеевне радости!
   Виктор Васильевич услышал и тут же переспросил, о какой Матвеевне речь, и почему она должна радоваться выходу Димочки, первенца старшего лейтенанта Лавренева на пенсию.
   -О нашей хозяйке. Ей ударное строительство ни к чему. Невыгодно.
   -Ничего ребятки. Еще немного и не будем мы снимать углы. Народные депутаты на Съезде, на заседаниях Верховного Совета вели речь о наших бедах. Скажу вам по секрету - в хорошее время начинаете службу. Снова ввели деньги на квартирные, скоро добавят зарплату, льготы введут. Пока достаточно, а там, глядишь, жилищную программу народ наш выполнит. Пусть к двухтысячному году, но обеспечат каждую советскую семью отдельным жильем. Нам остается только служить старательно.
   -Виктор Васильевич! Вот бы еще насчет работы для жен офицеров депутаты позаботились.
   -Что так? Может быть женщинам лучше отдавать все силы на воспитание детей, чем работать наравне с мужчинами. Что важнее, семья или большие заработки? Ну-ну, не хмурьтесь, Светлана, в моих словах есть резон и немалый. Жене военнослужащего надо создавать необходимые условия для отличной службы мужу и воспитания детей, чтобы формировать личность в полном смысле этого слова. Далеко не каждая это может. Детсад и школа, конечно же, развивают ребенка, но основная нагрузка ложится на семью. Тут вы мне не спорьте, это мое крепкое убеждение, подтвержденное практикой.
   Майор давно хотел вернуться к своим солдатам, про него забыли. Иванов продолжал:
   -Я считаю, что погоны носит муж, а их тяжесть ложится и на его боевую подругу. Вы из офицерской семьи, вам это должно быть ясно.
   -Мама так же считает, но деньги тоже нужны. У нас их, между прочим всегда не хватало.
   Виктор Васильевич засмеялся. Улыбнулся и майор. Светлана, похожая на взъерошенного воробышка, упрямо подняла голову:
   -Что вы на это скажете, Виктор Васильевич?
   -Сдаюсь. Пожелайте товарищу майору успехов и пойдемте в магазин. Там, я вижу, порядочная очередь собралась. Никак, дефициты привезли.
   Продавали вареную колбасу. Очередь собралась большая, люди толпились даже на улице. Виктор Васильевич сокрушенно поцокал языком, поискал глазами телефон-автомат:
   -Сейчас позвоню сыну, пусть придет постоит, может, достанется.
   Светлана широко распахнула от удивления глаза, протянула:
   -Вам только директору магазина сказать, этого достаточно, чтобы оставили...
   При виде вдруг помрачневшего лица спохватилась, неуклюже стала оправдываться:
   -Пока сын ваш подойдет, пока очередь, здесь все расхватают, я это имела в виду.
   Виктор Васильевич тихо, но жестко ответил:
   -Вот именно, попроси я, обязательно оставят. А надо, чтобы отношение ко всем было одинаковым. Будь после службы, занял бы очередь сам. Сейчас это сделает сын.
   Он вынул из кармана монеты, пошел к телефону-автомату. Светлана посмотрела ему вслед, повернулась к мужу:
   -Странно, иметь такую возможность...
   Тот резко перебил:
   -Гарнизон маленький, все на виду, это тебе не город, где каждый крутится, как может и делает что хочет. А-ай, ничего не говори, не надо. Еще поругаемся.
   Иванов вернулся и таким тоном, будто ничего не произошло, предложил:
   -Светлана, если хотите, оставайтесь здесь, все-таки колбасу завозят очень редко. А мы с вашим мужем спустимся к кораблям. Через полчаса он вернется.
   Она безропотно заняла очередь и еще раз посмотрела вслед уходящему вниз по дороге, ведущей к морю уже не раз удивившему ее сегодня человеку. Подумала, как бы поступил на его месте папа. И уверенно ответила сама себе - так же. От этого полегчало.
   Когда спускались к пирсам, капитан второго ранга обернулся к Виктору:
   -Видел, удивилась ваша жена. Мы начальники и командиры на службе, а в обычной жизни должны быть просто людьми. Между прочим, сила армии зависит от чистоты офицерского корпуса. Вопросы есть? Вопросов нет. И это хорошо. Сейчас я покажу вам наши корабли. Не бог весть какие крупные, но в ракетных катерах ценится другое. Мощь, вот что в них главное. Одна единица способна отправить на дно корабль первого ранга. Такой, как крейсер. Гордитесь, товарищ лейтенант. А вот и ваш, второй справа.
   Командир корабля капитан третьего ранга Максимов, естественно, удивился появлению нового члена экипажа в ипостаси гостя, да еще в сопровождении второго человека по иерархии бригады, но виду не подал. Он выписал столь нужную лейтенанту справку, заверил ее печатью. Он вызвал посыльного, чтобы тот принес традиционный чай и заодно передал в кают-компании накрыть обед на две персоны больше, но замкомбрига мягко остановил:
   -Извините, Николай Семенович, за чай спасибо, обедать как-нибудь в другой раз обязательно останусь. А лейтенанта Соколова ждет жена у магазина, сегодня им необходимо решить хозяйственные дела. Если не против, он приступит к службе с завтрашнего дня.
   Что оставалось делать капитану третьего ранга Максимову? Он коротко кивнул, невозмутимо приказал Виктору завтра прибыть на службу к подъему флага, проводил посетителей до трапа, четко вскинул руку к пилотке. Потом направился в каюту, размышляя примерно так - не иначе, лейтенант приходится заму родственником. Хорошо ли это, плохо ли для экипажа, скоро будет видно. На всякий случай надо быть готовым к худшему варианту, решил он и заглянул к старшему помощнику капитан-лейтенанту Усольцеву. Пронеси, господь, от такого подарка, но вдруг корабль действительно получил недружного с дисциплиной офицера, или неграмотного специалиста, а, может, того хуже, и вовсе избалованного белоручку. Пусть тезка Николай Иванович знает об этом.
   Николай Усольцев, а это был он, развеял опасения командира, рассказал о нечаянной встрече с Соколовыми во Владивостоке:
   -Я их сам, можно сказать вот этими руками привез в Туманный. Парень во, не переживайте, командир.
  
   Стальной "Альбатрос"
  
   До подъема флага оставалось еще часа полтора, когда Виктор пришел на берег залива. Мелкая волна старательно катала камушки, играла покрывающей подводную часть бетонных пирсов зеленой тиной и смачно шлепалась о борта кораблей. Среди спящих малых противолодочных кораблей он увидел свой, на который сегодня поднимется полноправным членом экипажа и начнет на нем морскую службу.
   Рядом, на смежном пирсе располагался отряд ракетных катеров. Современной постройки, они все же уступали по красоте соседям, похожим с их стремительными обводами и сгорбленными надстройками на изготовившихся к полету альбатросов. Может, поэтому корабли проекта 1124 получили такое красивое второе имя, их называли альбатросами даже в справочниках.
   Виктор впервые увидел МПК еще на стажировке. Курсанты выходили на них в море, ощущали все прелести от грохота мощных двигателей и запаха отработанного соляра, их лица секли соленые брызги от легко залетающих на палубу волн. Завтрашние командиры, понятно, видели полет стартующих реактивных бомб, зенитных ракет, на их глазах за кормой взрывались глубинки, вставали у самого горизонта фонтаны от артиллерийских снарядов двуствольной 57-миллиметровой установки АК-725 и вспарывал морскую поверхность кинжальный огонь 30-миллиметровой шестиствольной АК-630. Естественно, они сами исполняли обязанности стрельбовых расчетов, начиная с так называемых приписных, занимающихся выполнением простейших задач. К концу стажировки каждый действовал уже за офицера. Такое не забывается, возвращались в училище не мальчики, а влюбленные в морскую службу молодые люди.
   Конечно, находились, которые использовали все возможности, чтобы после выпуска оставаться на твердой земле. Были такие. Игорек Благинин, с которым Виктор дружил с первого курса, заявил:
   -Не знаю, но по приезду на флот надо будет проситься в комендатуру. Еще, может, в спортивную роту возьмут... Обоих.
   Этим он намекал на то, что Виктор страдал от морской болезни, да так, что лежал пластом при малейшей волне. Кандидаты в мастера спорта по боксу, да вдобавок пловцы-перворазрядники, они могли рассчитывать на береговые места, где спортсмены пользуются авторитетом большим, чем на кораблях.
   А если ты еще дошкольником осваивал пруд на мамином корыте и до двенадцати лет считал самой лучшей книгой "Детей капитана Гранта" Жюль Верна? Виктор усмехнулся совершенно не к месту пришедшим воспоминаниям, а у самого душенька похолодела. В станице моряков не было, в существование морской болезни лично он долго не верил, считал, что такую напасть придумали для пущего антуража писатели. Как можно страдать от качки, удивлялся мальчишка если так приятны качели, карусели, волны пруда наконец!
   Черт, надо было проситься на большой противолодочный корабль, а еще лучше на тяжелый авианесущий крейсер "Киев" или "Новороссийск".
   Поздно. Здесь залив Туманный и самый большой местный корабль вот он, перед ним, длина его 71 метр, ширина 10, осадка около 4 метров. Будет тебе мамино корыто, вспомнятся и Игоревы разговоры. Оставалось надеяться на настоящий шторм. Он слышал, говорили, что после крепчайшей болтанки вестибулярный аппарат как-то сам собой укрепляется и после этого человек страдает лишь повышением аппетита. Попадать в сложную переделку на стажировках не приходилось, но уж здесь, на Тихом океане, считал Виктор, за этим дело не встанет, за остров взглянуть страшно, гребни волн сплошь в седых космах.
   Успокоив себя таким образом, Виктор снова продолжил любоваться силуэтом боевого корабля. Он забыл, что наиболее плодотворно вести поиск подводных лодок в более-менее спокойных водах. Когда на море сильная качка, эхо посылок гидроакустических станций хаотично, в непогоду противолодочников швартуют к пирсу.
   Проект 1124 очень красив. По бортам хищно прижались к верхней палубе поворотные двухтрубные торпедные аппараты для стрельбы самонаводящимися торпедами. Там же, на носовой надстройке в качестве вспомогательного оружия противолодочной обороны размещались две двенадцатиствольные установки для стрельбы неуправляемыми реактивными глубинными бомбами. Они способны лупить на расстояние до 6 километров и навеки оставлять в глубинах моря подводные лодки всех типов. При необходимости можно применять кормовые бомбометы. В кино о флотской жизни любят показывать вздымающиеся в кильватерной струе противолодочных кораблей фонтаны взрывов. Нынешние подводные лодки находятся от поверхности за несколько сотен метров, вместо выброса от подрыва виден быстро вырастающий как от атомного взрыва белый круг, весь покрытый мелкой рябью. Даже непосвященному становится ясно, что для тех, кто оказался внутри него количество всплытий будет на одно меньше, чем погружений.
   Средства самообороны представляли несколько комплексов вооружения. Гордость небольшого корабля составлял зенитно-ракетный комплекс модификаций "Оса-М" или "Оса-МА". В обычном, походном положении он скрыт в специальном контейнере под палубой бака. Перед стрельбой установка выдвигалась наверх с двумя, как говорят специалисты БЧ-2 изделиями уже поданными на направляющие. После старта ракеты управлялись полуактивной радиолокационной системой на скорости полета более 700 метров в секунду, а пусковая установка вновь убиралась под палубу, где производилась перезарядка. Виктору показалось, что он даже слышит шум четырех вращающихся зарядных барабанов в подпалубном погребе с двадцатью имеющимися изделиями.
   Артиллерийский комплекс на первых корпусах "Альбатросов" состоял из спаренного АК-725 башенного типа. Считалось, что двух орудий калибра 57 мм с полной автоматизацией процесса заряжания и ведения огня вполне достаточно для уничтожения малых кораблей, катеров, вертолетов, а также слабозащищенных береговых объектов. Позже конструкторы установили одноствольную АК-176 более крупного, 76 мм калибра. Это позволило увеличить дальность стрельбы без малого на три километра.
   Для поражения противокорабельных крылатых ракет в ближней зоне обороны разработчики удачно нашли в завершении верхней надстройки место для недавно взятой на вооружение 30-миллиметровой шестиствольной установки АК-630. Оба комплекса наводились на цель стрельбовой станцией, но имелась еще и визирная колонка для наводки вручную. Комендоры предпочитали палить из шестистволки именно вторым, резервным способом. Понятно, антенна наводит орудие точнее, но уж очень приятно видеть не на экране телевизора, а воочию как пущенный твоими руками шквал огня буквально режет мишени пополам. Главное, правильно выбрать упреждение, для этого прицел снабжен визирными кольцами. Выбрал нужное кольцо, навел, нажал. Тут же раздается, нет, не грохот автоматического оружия, а буквально рык подчинившегося тебе могучего зверя, кромсающего все в радиусе четырех километров.
   -Эге-ге, а кто это тут?
   Виктор оглянулся и увидел капитан-лейтенанта Усольцева. Тот с улыбкой продолжал:
   -Никак Соколов! Да, он. Не иначе получил назначение к нам, в охрану водных рубежей!
   -Точно, буду служить в ОВРе, вон на том корабле.
   -Нам по пути. Давай, двигай, видишь, народ подтягивается.
   Со стороны гарнизона шли сошедшие вчера на сход офицеры и мичманы. Некоторые здоровались с Усольцевым, с любопытством бросали взгляд-другой на молодого лейтенанта и спешили дальше. Причину повышенного внимания он не понял, спросил у попутчика: что, может, лицо испачкано?
   -Все нормально, просто это ребята с нашего экипажа, а я старпом, они видят со мной ты, значит к нам.
   У Виктора поневоле вырвалось:
   -Иди ты!
   Он чуть не поперхнулся, кашлянул и поправился:
   -То есть я хотел сказать: ого! Извините Николай Иванович, я от неожиданности...
   -Ого, что я старший помощник или ого, что попал к нам?
   Он ткнул Виктора кулаком в бок:
   -Молодой человек, извольте уважать старшего помощника командира корабля! Ну, привет, дорогой, как дела?
   В кают-компании его представили присутствующим, а после подъема флага всему экипажу. Полдюжины офицеров, десятка полтора мичманов и несколько десятков срочников кто с интересом, кто испытующе смотрели, как он отпечатал шаги на середину палубы, как повернулся и застыл по стойке "смирно". Капитан третьего ранга Максимов выразил надежду, что молодой офицер постарается найти должное место в строю. Соколов вскинул руку к козырьку фуражки:
   -Есть, товарищ командир!
   Тот пригласил Соколова и старпома к себе, экипажу резко скомандовал:
   -Командирам боевых частей дать указания согласно распорядку дня!
   В каюте он расстегнул китель, давая этим понять, что разговор будет хоть и служебный, но в общем-то не протокольный. Через полчаса Виктор имел представление о том, какие зачеты и в какой срок ему предстоит сдать командиру, старпому и флагманским специалистам. Список получился солидный, но он ожидал этого и теперь сидел, размышляя, с чего начать.
   -А начните товарищ лейтенант с того, что через два месяца заканчивается учебный год. Будем сдавать курсовые задачи за летний период. Слушайте, я понял так, что устройство корабля Вам знакомо. Прикиньте, сколько времени потребуется для восстановления забытого и смело преодолевайте первый барьер. А там Николай Иванович подскажет, что делать дальше. Верно говорю, старпом?
   -Конечно, Николай Семенович. Товарищ лейтенант, ну-ка навскидку, перечислите спасательные средства корабля.
   -Один шестивесельный ял, пять плотов спасательных надувных, десять спасательных кругов и индивидуальные спасжилеты.
   -О, это не выпускник Черноморского училища, а энциклопедия. В таком случае сегодня же отправляйся к флагманам, бери задания у них и параллельно готовься к сдаче зачетов по специальности. Задача такая, надо будет войти в строй за один месяц и в экзаменах за учебный год принимать участие со всеми наравне, без скидок. Ничего, выдержишь. Знай, матросы называют наш корабль стальным альбатросом. Вникаешь, стальным.
  
   Часть 3
   Ремонт подвала
  
   Виктор приходил со службы раз-два в неделю. Не густо, но молодые были и этому рады. В такие вечера обычно ходили в кино. Матвеевна оставалась дома, ставила чайник, и перед сном они втроем пили на кухне чай.
   Чаще приходилось женщинам коротать вечера одним, Виктора не было. Матвеевна после удачной распродажи на базарчике заходила в магазин, в таких случаях на столе появлялся кулек дешевеньких конфет - она угощала.
   -Балуете вы меня, - говорила Светлана донельзя довольной старушке. Хозяйка привязалась к постоялице, и каждое доброе слово радовало ее. Иногда они заводили тесто и пекли пышные, прямо-таки воздушные пирожки.
   Как ни старалась, Светлана так и не нашла работу ни в поселке, ни в гарнизоне, ей было скучно. Матвеевна ободряла, говорила, что весной, когда обитательницы гарнизона разъедутся "по своим западам", работа обязательно найдется.
   Наступил сентябрь. Хозяйка стала чаще посматривать на тощенький свой огород, а за столом, угощая Светлану горячим свежим картофелем с мелко нарезанным укропчиком, рассказывала о том, какие урожаи выращивались в прежние годы.
   -Мы, деточка, - умильно пела она, - богато жили. Корова была, хозяйство, все при всем, не как сейчас. Такая картошка крупная, а огурцы, а помидоры росли - люди диву давались. В огород каждую весну навоз вывозили, муж потом аккуратно его раскидает, сожжет и такая земля получалась, он ее вспашет, посадим все, что надо и себе и на продажу, раньше я в силе, не то, что сейчас. Прополоть, и окучить, все могла. Как вспомнишь ранишние-то времена... Сейчас не то.
   Она растирала темные, со взбухшими жилами руки, смотрела прямо перед собой, словно видела картинки из прошлого, вздыхала, потом рассказ продолжался:
   -Молоко свое, мясо. У нас недалеко отсюда покос был, трава густая, пахучая. Или вот свиней держали еще... А нынче... Чего там, стара стала. Не знаю, как эту-то картошку убирать буду, что нынче уродилась. И подполье ремонту просит, вот еще одна заботушка. Зима на носу, насчет дровишек решать надо пока еще не поздно.
   -Бабуля, вы говорили, что у вас сын есть. Где он, почему с вами не живет?
   Матвеевна, все так же глядя перед собой, вздрогнула, замолчала. Светлана поняла, что ее вопрос почему-то не понравился, она хотела было перевести разговор на другую тему, но Матвеевна тихо ответила:
   -Сын не живет со мной, в отъезде он.
   Язык не поворачивался рассказывать, что после колонии Лешка запил, переменил несколько работ, а потом взял и вообще уехал из Туманной. Вот уже два года, как не пишет, может, сгинул где, умер пьяный и чужие люди похоронили его, непутевого, в чужой земле.
   Она вздохнула, посмотрела на квартирантку и оставила свою боль в сердце.
   Светлана привыкла к тому, что любила Матвеевна поохать, постонать по случаю, а то и просто без причины. Она положила себе в тарелку еще одну крупную, рассыпчатую дышащую паром картофелину, раздавила ее вилкой, принялась неспешно есть. Если замолчала хозяйка, значит, надо подождать, не лезть с расспросами в душу человека. А еще лучше переменить пластинку.
   -Бабуля, знаешь, сколько этой картошки я студенткой перекопала? Подвалов в деревне не хватит. А ваше подполье Виктор посмотрит.
   Она хорошо изучила бабулю и отложила вилку, отодвинула тарелку, подперла кулачком щеку - приготовилась выслушать ее.
   -Деточка, люди скажут, что заездила старая квартирантов, неудобно. Мужику нелегко на службе, ему побольше отдыхать надо. Ты это брось, я сама потихоньку все сделаю. Руки-то еще слава Богу, двигаются.
   Но в тоне слышались радостные нотки надежды. Светлана вдруг подумала о том, что вот, даже не догадывались они с Виктором о существовании Матвеевны, а теперь, кажется, нет человека ближе. И она улыбнулась:
   -А если будем работать втроем? Тогда никто ничего не скажет.
   Матвеевну такие слова обрадовали. Она не забыла обещанного и напомнила о сказанном Светланой в ближайший приход Виктора. Молодые собрались было в кино, но Виктор посмотрел на хозяйку, потом на жену и без слов натянул старое трико.
   Матвеевна засуетилась, достала из одной ей ведомого дальнего угла шкафа большой огарок свечи, принесла топор, клещи, гвозди. Она проворно обулась в стоптанные кирзовые сапоги с порыжевшими головками, натянула выцветшую кофту:
   -Без меня не спускайся. Покажу, что надо сделать, ты один там не разберешься. Вот в одном месте настил надо перебрать, в другом, где стенка, нижнюю доску пора заменить.
   Голос ее, несколько минут назад просительный, зазвучал по-хозяйски деловито:
   -Управиться бы сегодня, завтра утром на службу.
   Виктор проверил инструмент, молча вышел во двор, вернулся с забитым в топорище новым клином. Матвеевна увидела в этом хороший знак. Парню цены нет, подумала она с уважением. Не смотри, что офицер, сельскую работу знает, хваткий такой парень. И девочка учтивая такая, вот каких квартирантов Кузьмич накликал.
   -Ну прямо все у тебя горит, - похвалила она Виктора. - Сейчас пойду доски принесу. Крепкие, лиственничные, давно уже держу про запас, как знала, что пригодятся таки.
   Виктор с удовлетворением повертел топор, ответил:
   -Пока не надо. Потом скажете где, я сам схожу.
   Матвеевна согласно закивала, быстро скатала половики, открыла крышку погреба. Светлана с любопытством заглянула в темноту, понюхала воздух:
   -Я думала, там сыростью должно пахнуть.
   -Нет, деточка, у меня в подполье сухо, только ты не залазь туда, там пыль, паутина. Сто лет не убиралось. На вот лучше, подержи свечку, подашь.
   Виктор спустился первым, поднял руку. Пальцы едва достали до половиц. Погреб оказался неожиданно глубоким. Ничего себе трюм, солидный, - удивился он, принял зажженную свечку, подождал, пока спустится по скрипучей лестнице Матвеевна. Слабый огонек высветил дощатую, на три четверти перегороженную для хранения картофеля коробку, какие-то полки, наверное, для солений и варений.
   Хозяйка уверенно двинулась в дальний угол, послышалось легонькое похлопывание ладонью по доскам, притопывание.
   -Что вы молчите? Что там? - Светлана не утерпела, торопливо спустилась в подвал. - Ой, как здесь интересно! Ни разу не была в подземелье. Бабуля, ау, где вы? Я вас не вижу.
   -На, посвети.
   Виктор передал ей свечку, хотел было обстучать обухом обшивку, но Матвеевна опередила, сказала из темноты:
   -Вот здесь надо поменять, здесь и здесь. Светите сюда. Да еще придется выкинуть парочку, поставим новые доски и все, и пусть стоит еще хоть сто лет, выдержит. Хороший, надежный будет настил.
   Длинные гвозди без единого следа ржавчины выдергивались легко. Обломать и вытащить подгнившие плахи для Виктора тоже особого труда не составило. А с нижней доской в стенке пришлось повозиться, мешали боковые перекладины. Светлана звонко, раз за разом чихнула от поднявшейся пыли, засмеялась. Виктор пробурчал :
   -Домового заикой сделаешь.
   Она втянула шею, через плечо посмотрела в темный угол, в тон Виктору сказала:
   -Как бы не укусил.
   Матвеевна успокоила:
   -Его здесь нет, он в подпечке живет.
   Светлана прыснула в сложенные ковшиком ладони:
   -Военно-морское училище закончил, а такой простой вещи не знаешь. Подвал не может быть подпечком. Тяжело мне с тобой товарищ лейтенант, темный ты человек.
   -Ну и сиди здесь, раз такая умница. Пойдемте бабушка, покажете, где у вас хорошие доски лежат.
   Они поднялись и ушли в сарай. Светлана присела на нижнюю ступеньку лестницы, сжалась в комок, уперлась подбородком о колени и широко раскрытыми глазами уставилась на свечку. Огонек завораживал. Язычок пламени застыл в неподвижном воздухе, как вырезанный из жести. Прошла минута, другая. По телу разлилось легкое оцепенение, двигаться не хотелось. Шевельнулась было мысль вернуться в комнату и тут же пропала. Было тихо, даже лай собак не долетал сюда. Стены коробки зияли на месте вырванных досок темными провалами. В углу поблескивало лезвие оставленного Виктором топора.
   Светлана продолжала смотреть на огонек, она не могла оторвать от него взгляд, боялась лишний раз моргнуть, но глазам не было больно.
   Она вдруг подумала, что время навсегда остановилось и теперь придется сидеть здесь целую вечность, всю жизнь, что никогда не было и не будет ни бабули, ни Виктора. Может, крикнуть? Но и рот не открывался. Стало страшно. Показалось, что сзади кто-то стоит и пристально смотрит на нее. Оборачиваться было боязно. От ощущения чьего-то взгляда закружилась голова.
   Она продолжала сидеть, зачарованно раскрыв глаза, слыша громкий стук своего сердца, с ужасом ощущая, как стынет кожа на затылке.
   Даже скрип двери, топот и голоса вернувшихся не могли вывести Светлану из этого состояния. Виктор крикнул, чтобы она посторонилась, не получил ответа, опустил доски по одной, осторожно, спустился сам. Лишь когда он, обеспокоенный продолжающейся ее молчаливостью, положил на плечо свою большую, теплую ладонь, она лениво зевнула и, еле ворочая языком, сказала:
   -Спать хочу.
   Утром Светлана впервые не встала приготовить мужу завтрак. Не поднялась и проводить его. Матвеевна зашла, посмотрела на ее бледное лицо, всплеснула руками:
   -Деточка, да ты, никак, вчера испугалась! Что видела во сне, расскажи.
   -Не знаю, не помню. Кажется, был огонь... Пожар... Нет, точно не помню.
   -Ну и не надо, не вспоминай. Это я так спросила. Полежи чуток, я сейчас вернусь. Полежи.
   Она вышла и скоро вернулась с кружкой воды.
   -Давай-ка я тебе, деточка, личико омою. Это святая вода, не бойся.
   Она трижды прыснула Светлане прямо в лицо, плеснула себе на руку и, прежде чем та опомнилась, крепко отерла лоб, щеки. Влага подействовала освежающе. Потом, когда они завтракали, Светлана, с аппетитом уплетая салат, спросила:
   -Бабуля, что это вы с водичкой? Да еще святой. Я комсомолка, не верующая.
   -Говорила не лазить в подпол. Целых полчаса сидела одна.
   Светлана передернула плечами:
   -Тихо там, жутко.
   Скоро это происшествие с ремонтом подвала забылось. Так бывает, когда набегает тучка на солнце - вдруг потемнело, а вот и опять все засияло.
   Подвал починили, картошку выкопали, неделей позже Виктор попросил на службе грузовую машину и привез дрова. Их напилили, накололи, сложили в длинную поленницу. Все это делалось под руководством бабули, при ее обязательном участии, без малейшего нарушения хозяйских прав. Виктор усердно махал колуном, согласно кивал в ответ на указания Матвеевны и все делал так, как считала нужным она.
   Светлана крутилась рядом, ни в чем не желая отставать от мужа. Она даже попыталась было подменить его, но бабуля властно вырвала колун из рук и выговорила Виктору:
   -Это еще что за новости. Дождешься, тяпнет она себе по ноге.
   Виктор посмеивался, Светлана делала обиженное лицо и сокрушенно разводила руками. Ее участие в работе заканчивалось командой Матвеевны идти готовить есть:
   -Не мешай нам. Лучше иди деточка на кухню.
  
   "Осенняя" бабушка
  
   Бабуля вдруг стала ворчливой. Другая продолжала бы радоваться столь прилежным неожиданным помощникам, а ее будто испортили, подменили и вместо всегда приветливой такой домашней Матвеевны подсунули молодым сварливую старуху. Вдобавок она и по хозяйству стала хлопотать без прежней милой суеты, пропало даже казавшееся постоянным ее стремление вкусно угостить "деточку", как она все же продолжала называть Светлану.
   Молодая женщина было оскорбилась. Потом заметила, что в комнате хозяйки по ночам долго не гаснет свет, в доме все чаще стало пахнуть валерианкой и уже с раннего утра слышались вздохи, переходившие во вздорные упреки. Виктор, которому она рассказала однажды за завтраком об этом, предположил, что, может, хозяйке просто нездоровится.
   -Осень, что ты хочешь от старого человека, - философски сказал он, накалывая на вилку жареную картошку и нацеливаясь при этом на соленый грибок. - Осень, такова природа.
   Он аппетитно захрустел шляпкой небольшого груздя и дал совет не обращать на причуды Матвеевны ни малейшего внимания. По его разумению, ничего страшного не происходило. Как прекратятся эти набеги внезапных осенних дождей и ветра, так и перестанет бабушка капризничать. Известно, старые люди, они очень зависимы от погоды, в частности от перепадов давления.
   -Вот поправится наша Матвеевна и снова будет все как раньше, - успокоил он жену, доел картошку и потянулся налить себе чаю. Виктору нравился горячий, только что вскипевший, такой, чтобы обжигало рот. На корабле вечно передавали от стола к столу порядком остывший чайник, поэтому только в редкие сходы на берег и можно было побаловать себя, отвести душеньку.
   -Пройдет. Ты не переживай.
   -Нет, - возразила она. - У нее какая-то неприятность, я чувствую.
   -Думаешь, дойдет до того, что придется съезжать?
   Светлана пожала плечами. Поведение бабули серьезно беспокоило ее. Слова Виктора, как она ни надеялась, не утешали.
   Вскоре после этого разговора она проснулась от осторожного поскрипывания половиц, услышала, как стукнула на кухне дверка посудного шкафа, звякнула о стенку стакана ложка. Светлана подняла голову. Послышался плеск воды. Матвеевна выпила лекарство, вздохнула, все так же осторожно направилась в свою комнату.
   Стало страшно, а вдруг надо вызывать врача. Посоветоваться не с кем, Виктор на службе. Что ни говори, со старым человеком все может случиться.
   -Бабуля!
   -Что, деточка?
   -Вам плохо? Может, за врачом сбегать? Давайте, я быстро.
   -Какой у нас врач, спи, это я так, устала.
   В комнате хозяйки щелкнул выключатель, стало тихо. Светлана хотела было пройти к ней, но передумала. Матвеевна назойливости не потерпит, еще возьмет, да обругает. Что делать, что делать-то?
   Она распахнула дверь в соседнюю дверь, чтобы все было слышно. Полежала в раздумье, потом отвернулась от стенки, поджала колени к подбородку, сунула под щеку ладонь и решила бодрствовать, чтобы в случае надобности сразу оказаться рядом.
   Матвеевна тоже не спала, лежала молча. Вот уже около недели не знала она покоя. Все началось с того, что сын Лешка прислал письмо. Второе с тех пор, как уехал. Молчал-молчал и вдруг сообщил, что собрался вернуться назад в Туманный. В том, что весточка пришла, в этом ничего плохого нет, наоборот, надо бы радоваться - жив, значит, сыночек ее. Но с чего бы ему возвращаться? После заключения сам, никто его не неволил, решил уехать в город, работу там нашел, ведь получала письмо, что понравилось, все у него хорошо. Радоваться хотелось, надеяться, что, наконец, у Лешки все сложится и будет она жить хорошо, спокойно.
   Знала мама, что ничего похожего на ее желания не будет никогда.
   Лешка едет назад, значит, ничего у него не получилось. Теперь опять за старое, пить будет и тунеядствовать, тянуть из ее кошелька. Мало она намучалась, мало слез выплакала, наверное, еще надо...
   Было от чего переживать старенькой. Хотелось, чтобы нашел сыночек свое место в жизни, вот уже тридцать пять лет ему, а он до сих пор беспутный. С работы его, наверное, выгнали, кто пьяницу держать будет, поэтому и вспомнил о матери. Да и кому он больше нужен и кому жаловаться на ее месте. Выслушать, конечно, выслушают, а поймут ли, чужое не свое, душа не болит.
   Матвеевна вздохнула, перевернула нагревшуюся подушку прохладной стороной наверх, хотела было всплакнуть, но покосилась в сторону Светланиной комнаты и сдержалась. Эта-то, чужой человек, а как птичка малая, так над ней и порхает и трясется в переживаниях, места себе найти не может.
   Вот есть на свете хорошие девчата, почему бы Лешке не найти одну из таких. Пусть без квартиры, пусть с ребенком, лишь бы сердцем была ласковая, мужику больше ничего не надо, мужик добром жив.
   Она тут же отвечала сама себе: зачем, зачем пусть самой разнесчастной, судьбой обиженной, но сердцем ласковой и вдруг понадобился бы такой, как ее Лешка? Нет горше доли быть женой беспробудного пьяницы и лоботряса.
   Она даже в мыслях не допускала, что сын, как делают это другие, может приехать просто в отпуск. Она слишком хорошо знала, что никогда не будет такого. С тех пор, как сын уехал, никому никогда о нем не рассказывала. Когда знакомые встречали наезжавших издалека детей, Матвеевна старалась не выходить на улицу. Она боялась расспросов, ей было больно при виде счастливого сияния глаз родителей, их детей и внуков.
   Все уезжавшие в поисках лучшей жизни возвращались немного чужими и казались ей удачниками. Может, потому, что отпускники были нарядно одетыми и веселыми. Может потому, что никто из них не шатался по поселку пьяным. А Лешка обязательно будет шарахаться из дома в дом и потом валяться где-нибудь под забором, чего там. Стыдобушки, боли не оберешься.
   Сердце остро кольнула длинная, остро отточенная игла. Не сдержалась, натянула на голову одеяло, прикусила уголок подушки, всхлипнула. Ей было жаль себя, беспутного своего Лешку и пришедшихся по душе квартирантов.
   Как быть с этими, с молодыми? Придется прощаться, сойдут они со двора, жить в таком доме нет никакого интереса. Эх, Леша-Лешенька...
   Она встала, прикрыла дверь, чтобы не разбудить Светлану, включила свет, подошла к тумбочке и достала тощенькую тетрадку, где лежали оба его письма. Матвеевна наизусть знала каждую строчку, но ей показалось, что на этот раз она обязательно поймет что-то важное, что не сумел донести корявым своим почерком не охочий до писанины сынок.
   При виде одинаковых, неровно оторванных листков в клеточку душу до такой степени заполнила жалость к нему, что снова кольнуло сердце. Пришлось лечь и полежать без движения, подождать, когда пройдет боль и лишь после этого перечитать оба письма, чтобы заново осмыслить их содержание.
   Утром, глядя в отекшее лицо Матвеевны, не выспавшаяся и измученная Светлана, едва не плача от жалости к ней, решилась спросить:
   -Бабуля, что с вами? Вы скажите.
   И та, уставшая от бессонных ночей, от своих тревог, безвольно опустилась на табуретку, по извечной крестьянской привычке положила руки на колени, вздохнула и покорно ответила:
   -Сын приезжает.
   Потом спохватилась, теребя ситцевый, в мелкий коричневый горошек передник, добавила едва слышно:
   -Соскучился, наверное.
   Этой ночью Матвеевна укрепилась в мысли, что каким Лешка неисправимым был, таким и остался, и уже не пыталась обманывать себя пустой надеждой. Да просто язык не повернулся говорить Светлане правду.
   Задай этот вопрос кто-нибудь другая, из своих, поселковых, имеющих таких же непутевых сыновей, она пала бы собеседнице на грудь, не выдержала, запричитала в голос, что нормального человека хотелось вырастить, что готова сердце вынуть из груди и отдать его, лишь бы не губилась заблудшая Лешкина душа, изменилась его жизнь к лучшему. Но она представила, с каким презрением отвернутся от нее квартиранты, если сказать, что сын пьяница и уголовник. Хотелось встать и уйти в свою комнату, она уже сделала было движение, чтобы подняться. Светлана обняла ее, порывисто прижала к себе:
   -Бабуля, так это просто замечательно. Надо начинать готовиться. Когда точно он приезжает?
   -Написал, что скоро, - тихо ответила Матвеевна.
   -Не волнуйтесь, приедет. Знаете как тяжело с билетами?
   -Знаю.
   -Он едет один или с семьей?
   -Один.
   -Тогда очень быстро приедет. Одному в дороге легче.
   Больше вытерпеть Матвеевна не смогла. Она уткнулась растерявшейся Светлане в плечо и дала волю слезам:
   -Несчастный он, не было никогда ни жены, ни детей, ни даже угла своего, всю жизнь перекати-поле. Что делать, что делать, как помочь, не знаю! Пьяница он, пьяница распоследний, там в городе жизнь не получилась, а здесь тем более не выйдет ничего. А ведь сын родной, единственный он у меня.
   Бабуля разволновалась так, что ее пришлось отпаивать водой и укладывать в постель. Испуганная, притихшая Светлана взяла табуретку и села у изголовья. Несколько минут прошли в тишине, потом Матвеевна слабым голосом спросила:
   -Теперь наверное съедете, да?
   -Не знаю... Как-то неожиданно все это. Может, он не такой... Просто соскучился наверное, вот и решил проведать.
   Матвеевна промолчала. В этот день на базар она не пошла.
  
   Блудный сын
  
   Светлана с утра затеяла уборку, потом нужно было написать письмо родителям. Она домывала полы, когда у калитки неуверенно тявкнула Белка.
   -Сейчас-сейчас, - крикнула Светлана. - Вот сейчас закончу и так уж и быть, вынесу тебе чего-нибудь вкусненького.
   Но не успела даже выпрямиться, как в дверь кто-то толкнулся. Вошел небритый, с зачугуневшим похмельным лицом мужичишко в видавшей виды болоньевой куртке явно с чужого плеча. Молодая женщина опешила, торопливо одернула подоткнутое платье. Матвеевны дома не было, сегодня после завтрака она молча собрала яйца и ушла на свой базар.
   -Вам кого, вы кто такой?
   -Где мать? Вот, это, приехал я.
   Вошедший прислонил к стене когда-то бывшую спортивной драную сумку. Поздороваться, видимо, забыл, или, может, растерялся при виде незнакомки в родительском доме. Стоял, мял в руках замызганную пляжную кепчонку с поломанным прозрачным козырьком. Следом ввалился еще один, почти двухметрового роста, тоже нетрезвый. Он вылупил глаза, ткнул первого в спину и прогудел:
   -Это кто такая, Леха?
   Тот суетливо натянул головной свой убор, потер ладонями востроносое лицо, неопределенно пожал плечами:
   -Да вот...
   -Сеструха, что ли твоя? Чего молчишь? Познакомь.
   Светлана отступила на шаг, испуганно пролепетала, что они с мужем снимают здесь квартиру.
   -На квартире, значит. Где муж, где хозяйка?
   Этот, второй, держался свободно, вел себя нагло, бесцеремонно прошелся по кухне, снял со стола перевернутую вверх ногами табуретку, сел, оперся о колени кулаками и с нескрываемым интересом уставился на Светлану. Потом откинулся, оперся спиной о стенку, побарабанил пальцами по столешнице. Ей бросилась в глаза густая татуировка на руках. Когда он удостоверился, что навел страха более, чем достаточно, заявил:
   -Водичка найдется? А ну, дай попить, в горле пересохло.
   Опорожнил кружку двумя глотками, повернулся к товарищу:
   -Квартирантка у тебя девка ничего, только молчит почему-то.
   Тот подобострастно хихикнул, переступил с ноги на ногу. Светлана выжала тряпку, подтерла за вошедшими следы грязи, сказала, обращаясь к востроносому:
   -Значит, вы Алексей, ваша мама рассказывала. Она сейчас придет. Я за ней сбегаю. Вы здесь посидите, я быстро... Пожалуйста...
   Бежать никуда не пришлось. На крыльце послышался торопливый топот, открылась дверь, вошедшая запыхавшаяся Матвеевна бросилась к сыну, обняла его, прижала к себе и, почувствовав запах спиртного, горько запричитала:
   -Как всегда пьяный... Так и чувствовала, так я и знала, что по другому не появишься.
   Обернулась к сидящему, спросила, поджав губы:
   -Это кто, Леша?
   Лешка снял и снова надел свой картузик, сунул было его в карман куртки, вынул, сделал жест в сторону спутника:
   -Это Колян. Мы с ним.
   Колян громко, так, что Матвеевна поморщилась, сказал, тряхнув при этом головой:
   -А принимай, мать, своего сына. Ничего с ним к едрене фене не случилось, в целости он и сохранности.
   Она сухо проговорила:
   -Что может с ним случиться?
   -Я и говорю, вот он стоит. Давай, накрывай поляну к чертям собачьим.
   Лешка растянул в улыбке покрытые белым налетом губы, притопнул и ударил себя в грудь кулаком:
   -Смотри, тута я. Сыт, пьян и, это, нос в табаке. Верно говорю, Колян? Ты не стесняйся, чувствуй себя как дома. Сейчас мы с устатку сообразим. Все будет это, тип-топ. Мать, что у тебя есть на стол, тащи.
   Не успела Матвеевна рот открыть, как Колян зверовато глянул на нее:
   -Заткнулась. Делай молча, что сказано.
   Перевел взгляд на Лешку, скрипнул зубами.
   Светлана вынесла ведро с грязной водой, вернулась, прошла в свою комнату, плотно прикрыла за собой дверь, задвинула шпингалет. Из кухни доносилось звяканье посуды. Матвеевна накрывала на стол. Светлана представила состояние хозяйки, зябко передернула плечами. Ну и сынок. А дружок у сыночка еще лучше. Ухватки самые тюремные.
   Забренчал умывальник. Кто-то, не иначе тот, с татуированными руками громко отфыркивался. Было не по себе. Подумала, что надо немедленно съезжать отсюда, но куда? Назад, в Севастополь? Искать квартиру у других людей?
   -Мамочка! -Взмолилась она, - куда я попала, что за жизнь будет с такими под одной крышей. Ведь они самые настоящие алкаши, бичи самые натуральные. Хоть бы Виктор скорей пришел, что-ли.
   Светлана прошла к столику, села на недавно купленный в гарнизонном магазине стул, посмотрелась в зеркало, увидела горящие сухим блеском глаза.
   Из кухни донеслось:
   -Хозяйка, квартирантку позови, чего она там спряталась? Мы не кусаемся, правда, Леха, скажи ей.
   И послышался грубый, какой-то нутряной смех.
   Ответ прозвучал грубо:
   -Ее не трожь! Нечего вам. Сидите жрите. У женщины муж есть и не лезьте к ней.
   Чувствовалось, что Матвеевна далеко не в восторге ни от приезда сына, ни от его собутыльника Коляна.
   -Ну и ладно. Леха, бутылку. И матери налей.
   -Не наливай, я не пью. А ты здесь не командуй. Не то возьму вот кочергу, да и погоню обоих в шею отсюда.
   -Молчу нафиг.
   Потом было слышно, как звякнули друг о друга стаканы. Лешка сказал матери:
   -Это, не шуми, мы ненадолго, дня на два.
   Тот, второй, подхватил:
   -Не загостимся. На север поедем, на заработки. Там хорошо платят. И за Леху будь спокойна. Он мой кореш, этим все сказано, я его в обиду никому не дам.
   -Из-за таких как ты, мил-человек...
   -Колян.
   -Зовись хоть колуном, мне все равно. Из-за таких он и страдает. Сам езжай куда хочешь, хоть сегодня, скатертью дорога, а Алексея не тронь. Вот и весь мой сказ.
   -Ты чо, ты чо, мать. Да Колян мой лучший друг. Если хочешь знать, мы с ним это, во как корефаним. Скажи, Колян... Ты зря на него, мать. Ты это, бочку не кати.
   Громила захохотал. Послышался крепкий шлепок ладонью по спине.
   -Ценю!
   Сидели недолго. Поели и куда-то ушли. Светлана слышала, как стукнула калитка. Залаяла Белка, ее поддержали несколько собак с разных дворов.
   Матвеевна сердито громыхала на кухне посудой. Через некоторое время она постучалась к Светлане, горестно покачала головой и запричитала:
   -Ну вот, как в воду глядела, как в воду. Ой, деточка, что делать, не знаю. Собьет его этот с пути, чувствую, добром поездка на Север не кончится. Ты видела, какой он? Такой прибьет и не поморщится, если что не по нему.
   Светлана зло сверкнула глазами, вспылила:
   -Мне какое дело до них? Может, думаете ваш Леха лучше? Оба алкоголики, одного поля ягоды. Мне сегодня же надо съехать отсюда.
   Матвеевна дернулась, как от удара, хотела было возразить, но поникла, прошептала:
   -Да, оно конечно, Леша не подарок, нет, не подарок.
   И вышла.
   В доме установилась затяжная тишина.
   До самой темноты просидела Светлана у окна. Ждала Виктора. Муж не пришел, наверное был в несходной смене. Голодная, она ужинать не стала, разобрала постель, взяла книгу, но не читалось. Где-то недалеко лаяли собаки, пиликала гармонь, слышались пьяные выкрики.
   В поселке гуляли. Наверное, праздновали Лехино прибытие. Но в вызванной спиртным искусственной радости не чувствовалось идущего от сердца веселья. Понятно, перепились. Мужики безобразно кричали, бабы неистово визжали, даже в звуках гармошки слышался хмельной надрыв.
   Светлана натянула одеяло на голову и закрыла глаза.
   В соседней комнате покопошилась Матвеевна и тоже легла.
  
   Бандит
  
   Глубокой ночью раздался грохот от упавшей в сенках цинковой ванны, в дверь сильно забарабанили. Матвеевна отозвалась:
   -Сейчас открою.
   Она не спала. Приезд сына радости не доставил, она лежала и думала об одном - о том, как сложится дальнейшая его жизнь. Судя по тому, что Лешка связался с этим татуированным, впереди ничего хорошего его не ожидало. Вот ведь, даже с матерью не посидел, сразу подался пьянствовать, в первый же час приезда. Теперь явились.
   Включила свет, прошла на кухню, откинула дверной крючок, пробурчала:
   -Пришли. Я тебя уже не ждала, думала, пропал со своим распрекрасным другом на все три дня. Заходите давайте, да потихоньку.
   Зашли. Колян, тупо уставившись перед собой оловянными глазами, громко икал. Лешка едва стоял, на губах играла блаженная улыбка:
   -Вот, это, мы дома.
   И рухнул у порога, как подрубленный.
   -Ну-ка поднимайся. Я вам в комнате постелю.
   Лешка храпел. Колян перетащил его на кровать, разул, придвинул к стенке и, как был, в грязной одежде повалился на простыню. Матвеевна поморщилась.
   -А что, мать, квартирант-то у тебя военный?
   -Военный, военный, спи давай.
   -Уважаю их. Тоже как у нас, жизнь не сахар. Я с ним покорешуся.
   И заснул.
   Матвеевна постояла, горестно вздохнула и направилась к себе.
   Свет погас, но у Светланы сон пропал. Вдруг этот возьмет и начнет ломиться в ее комнату, что тогда? Кричать, звать на помощь? Решила сунуть под подушку утюг и в случае чего биться до последнего.
   Утюг нисколько не принес смелости, она сжалась в комок и со страхом прислушалась к громкому дыханию спящих за тонкой перегородкой. Время от времени кто-то принимался скрежетать зубами, от этого кожа покрывалась частыми пупырышками. Все же Светлана задремала. Проснулась от неясной возни. Было слышно, как заскрипели половицы, щелкнул выключатель. Потом послышалось:
   -Ты, Леха, спишь, собака! Леха, гад, тебе говорю или нет?
   Лешка промычал что-то нечленораздельное.
   -Спишь, сволочь... Ух, сволочь.
   Послышались удар о что-то мягкое, затем шаги. Светлана обмерла, обеими руками схватилась за край одеяла. Колян, сопя, направился, нетвердо ступая на кухню. Он копошился там минут пять, потом затих. Внезапно тишину прорезало журчание. Светлана сначала подумала, что опрокинулась кружка с водой, но догадалась, в чем дело. Колян прямо на пол справлял малую нужду. Он еще рыгнул при этом, несколько раз стукнулся о стенку, но тут вспыхнул свет и раздался голос разгневанной Матвеевны:
   -Ты что делаешь, ирод! Есть у тебя стыд или все пропил?
   -Зткнис-сь, поняла? Закрой к черту дверь!
   -Я тебе заткнусь, я тебе сейчас так заткнусь, что не захочешь. Ты где находишься?
   -Пшла отсюда сказал. Ну?
   И он грязно выругался.
   Матвеевна завелась:
   -Меня материть? В моем собственном доме, меня...
   Ее крик прервал хлесткий удар, послышался шум падающего тела и на кухне стало тихо.
   -Убил! Негодяй! - Светлана, не помня себя, как была, в длинной ночной сорочке выскочила из комнаты на свет. При ее виде Колян перешагнул через пытавшуюся подняться старушку и с расстегнутыми штанами, широко раскинув руки, пошел пьяною покачивающейся походкой прямо на нее:
   -Цыпа-цыпа-цыпа! Ох ты к-кая пт-тичка.
   Светлана вдруг отчетливо увидела, какой маленькой, беззащитной выглядит перед ним. Даже если бы в руках был утюг, он не представил для этого здоровенного лба никакой угрозы. Испуганно захватила в горсть ворот рубашки и попятилась назад.
   -Куда? Ты куда, а? Цып-цып-цып.
   -Не смей бандит! Беги деточка, ой, беги скорее! Леша, сынок, спаси. - запричитала-заплакала Матвеевна и, получив пинок в живот снова опустилась на пол.
   Колян, нехорошо улыбаясь, надвигался на Светлану. Она в ужасе закричала...
  
   Часть 4
   Подвиг, еще подвиг!
  
   Рано утром МПК отдал швартовы и вышел в район отработки боевых задач. За островом посвежело. Виктор со страхом прислушивался к себе, ожидая первые позывы рвоты. Но, или организм все-таки привык к качке, а, скорее всего сказалось нервное напряжение, чувствовал он себя неплохо. На корабле готовились к сдаче очередной, самой важной курсовой задачи, к практическим стрельбам. Зачетным, артиллерийским и ракетным. При подходе к месту назначения залились-забились в непрерывной трели колокола громкого боя.
   -Учебная тревога!
   И началось то, что непрестанно отрабатывали, находясь у пирса.
   -Цель надводная! Дальность... Скорость... Курсовой угол... Принять целеуказания!
   В помещении было жарко, пахло перегретой резиной, а у Виктора еще с утра разболелась голова, он почти всю ночь просидел над техническими описаниями и схемами, толком не выспался. Сегодняшний день тоже, судя по затянувшейся тренировке, отдыха не сулил. Мигание разноцветных лампочек, гудение аппаратуры и этот металлический бесстрастный голос офицера боевого информационного поста уже порядком утомили, но до перерыва - прежде, чем взять микрофон Виктор кинул взгляд на часы - было еще далековато.
   Он коротко бросил в подвешенный на толстом витом проводе микрофон:
   -Есть!
   И тут же поправился:
   -Есть принять целеуказания!
   Недавно вполне успешно сдали первую курсовую задачу на знание обязанностей по специальности. Экипаж торжествовал. Лиха беда начало. Конечно, знали, впереди будет еще труднее, но хороший зачин обещал такое же продолжение. Дело было в кают-компании, люди прекрасно пообедали и находились в благодушном настроении, когда командир корабля попросил минуту внимания. Старпом строго сдвинул брови, разговоры мгновенно стихли.
   -Я, - произнес капитан третьего ранга, - сказал на совещании в штабе, что в море выйду на стрельбы с лейтенантом Соколовым и от помощи лица, которого в таких случаях выставлять не возбраняется, отказался.
   Он помолчал, посмотрел на лейтенанта и, взвешивая каждое слово, добавил:
   - В Соколове я уверен, это грамотный и упорный офицер. Допуск получил раньше срока, как и хотелось.
   Минер, сидевший за столом напротив Виктора, негромко перевел:
   -Труба тебе дорогой товарищ лейтенант, если завалишь стрельбы.
   И скорчил кислую рожу.
   Ошалевший от экзаменов на допуск к самостоятельной работе, молодой офицер сразу после сдачи последнего из них совался к капитан-лейтенанту Усольцеву. Он хотел попросить об отстранении от годовой проверки, как-никак на корабле недавно, в летнем периоде обучения участия не принимал. Добровольно принявший негласное шефство над Виктором товарищ старший помощник командира корабля сунул ему кукиш под нос, да еще и попросил покинуть каюту:
   -Шлепай отсюда, не в детском саду, сопли тебе подтирать не буду. Как каждый самостоятельный человек ты сейчас должен жить с одной единственной песней. Ее содержание выучить легко. Ходи и пой: "до чего же я мало работаю".
   Хорошо, что Усольцев не сказал командиру о визите к нему. Ну и если цель, а ее изображала крылатая ракета, сбрасываемая с самолета, не будет во время экзаменов сбита, то, естественно, кое-кому не поздоровится. В первую очередь командиру корабля Максимову так достанется на орехи, что мало не будет. Соответствующие выводы появятся и в отношении его, лейтенанта Соколова...
   Во время перерыва Виктор поднялся на верхнюю палубу, с наслаждением вдохнул полной грудью свежий, густо пахнущий морем воздух. Он потянулся, вскинул кверху руки, присел, встал, снова присел, встал. Хорошо! И, главное, не тошнит. Он уже собирался возвращаться в душные недра корабля, как услышал: "Человек за бортом!"
   Ух ты! Боцмана тоже готовятся к экзаменам. Наверное, сбросили за борт чучело, сейчас будут спускать шлюпку...
   -Держись, браток, мы сейчас!
   -Вон он, вон он, голову видно!
   -Круг, кидайте в спутную струю круг!
   Виктор ринулся к корме. На расстоянии метров в пятьдесят кто-то отчаянно барахтался. Понятно, какая-то растяпа выпала за борт. Он, не раздумывая, прыгнул в воду. Обожгло, как кипятком. Подхватил конец волочившегося за сброшенным спасательным кругом троса и мощными саженками рванул к потерпевшему. Тот вцепился в круг мертвой хваткой.
   -Где твой спасательный жилет, матрос?
   Ответа не последовало, лишь широко раскрытые от ужаса глаза красноречиво свидетельствовали, что тот ничего не слышит.
   Эх! Под нами глубина, пять километров до дна, пять километров до дна да двадцать пять акул! Конечно, никаких здесь акул и в помине нет, но холодно, братцы! От остановившегося корабля отвалил ял, весла согласно нырнули в воду, блеснули на солнце мокрыми лопастями, снова окунулись в море.
   -Ты как? Главное, не отцепляйся от круга, держись обеими руками. Сейчас нас подберут.
   Именно обеими, иначе схватишь меня свободной рукой и пойдем рыб кормить. Это хорошо, что круг сбросили. Ну, подплыви он к матросику с пустыми руками, тот как все утопающие полез бы, подмял спасателя под себя. Виктор представил картину и еще раз порадовался спасательному кругу.
   Он с удивлением почувствовал, что ботинки нисколько не мешают держаться на поверхности и не тянут на дно. Может, им надо как следует намокнуть? Будь это обувь образца пятидесятых годов, ее можно было бы легко снять, там не шнуровка, а резинки по бокам. Специальные ботинки для корабельных офицеров. А вот одежда хоть и тянет на дно, но снимать нельзя, она и мокрая греет.
   Так, где ял? Что-то очень уж холодно. Замкомбрига говорил, что в этих краях летом дно льдом обрастает. В училище тренировался, занимался плаванием, думал, моряку без этого нельзя. Оказывается, умение чувствовать себя в воде как дельфин, в холодных морях ни к чему. Сколько, минут пятнадцать-двадцать еще продержишься, а потом все, крышка. Судорогой всего сведет, никакие там брассы и кроли не спасут. И баттерфляй тоже не поможет.
   Смотри, матросик хочет что-то сказать. Чего тебе? Опа! Это он увидел, что подоспел ял. Оттуда сбросили круг. Ну, все правильно. Сейчас руки как крюки, трос не удержать, а засунешь в круг руку по локоть и все, пусть тянут. Так они и делают, ну молодцы ребята со стального Альбатроса. Лихо это все сработано. Интересно, сколько прошло минут. Надо будет потом спросить, чтобы знать на будущее возможности своего организма.
   На палубу подняли обоих посиневшими, дрожащими. Идти, как оказалось, не могли ни тот ни другой, ноги в коленях согнулись. Зубы дружно отбивали чечетку. Мокрую одежду долой, отжали и отнесли в сушилку, самих сунули в самую маленькую каюту, натащили калориферов и четыре дюжих матроса стали натирать тела шерстяными тельняшками. Терли так, что скоро оба завопили. Что, дураки? Дорвались, наяривают, больно же. По-другому лечить нельзя?
   О их реакции тут же радостно сообщили командиру, тот прислал старпома. Николай Иванович пришел не один, а в обнимку с литровой бутылкой спирта. Каждому налили почти по кружке, упросили выпить до дна, остальное щедро лили на ноги, грудь, живот, спину и наводили лоск надетыми на руки шерстяными носками. Потом, уф, запеленали в простыни и укрыли одеялами.
   Перед уходом четверо переглянулись, с сожалением обозрели пустую бутылку и ушли. Этого ни матрос, ни Виктор не видели. Они уже спали.
   Штаб стоял на ушах. Максимову приказали немедленно возвращаться на базу и прибыть для доклада. На пирсе стояла "таблетка", машина из госпиталя, куда отвели пытавшихся петь "Варяга" одетых по-зимнему в ватные штаны, полушубки, шапки-ушанки и валенки спасенного и спасителя. Впрочем, никаких отклонений в организмах не нашли, даже насморка ни у того, ни у другого не было. Точно таким же образом, на "таблетке" вернули к вечеру на корабль.
   Народ встретил их выход из микроавтобуса и подход в зимней форме вахтенного к трапу корабля бурным восторгом, криками: "Полярники вы наши!", "Моржи вернулись!", а командир лично пожал каждому руку. Матросу тут же объявили краткосрочный отпуск на родину за стойкое поведение на воде. Виктор помялся, попросился на сход, получил отказ и весь вечер просидел в своей каюте возле электрической грелки.
   Перед отбоем в дверь постучали. Пришел спасенный матрос. Он смущенно поблагодарил товарища лейтенанта, сказал, что выскочил из машинного отделения травануть, перевесился за борт, ну, и кувыркнулся. Виктор спросил, как его зовут, сколько служит, есть ли девушка. Поговорили-побеседовали таким образом и матрос, пообещав рассказать о нем в отпуске, еще раз поблагодарив, собрался в свой кубрик.
   -Нет, скажи, а здорово мы с тобой покупались, товарищ матрос!
   -Ага. Только ребята смеются. "Варяга" надо было петь раньше, там, на волнах...
   Служба продолжалась так, как обычно. Через два-три дня разговоры стихли, продолжилась упорная подготовка к годовым экзаменам. Выходили в море. Тренировки расчетов вели с секундомером, добивались перекрытия нормативного времени и наивысшей слаженности. Одни и те же команды отрабатывали по нескольку раз. Естественно, на сходы с корабля была наложена "дробь". Поскольку экипаж присутствовал на корабле круглосуточно, то пронзительная трель учебной тревоги звучала, и с этим было согласно подавляющее большинство, по малейшему желанию командира.
   Молодого офицера дружески окружили опекой и натаскивали, учили и тренировали, хотя он действительно сильно устал за последние дни. Ракета - оружие коллективное, но именно от него, вернее от его действий зависело куда пойдут "Осы" - в цель, или полетят в белый свет до тех пор, пока не сработают самоликвидаторы. Последнего никто, в том числе сам выпускник-краснодипломник допустить не могли.
   Нервничать ни к чему. Капитан третьего ранга, конечно, мнит себя чуть ли не Макаренко, считает, что за оказанное доверие каждый подчиненный из штанов выпрыгнет. По правде говоря, оно приятно, черт подери, очень даже приятно выйти на стрельбы в самостоятельной роли. А что? Зачеты на допуск он сдал, имеет право.
   Знал командир, на каких струнах следует играть.
   Виктор внутренне собрался. Нужна спокойная работа. Тогда все будет в порядке. Он кашлянул, поудобней устроился в кресле и начал ввод данных. На индикаторах быстро замелькали светлячки неоновых цифр.
   Командир и старпом по вечерам любили попить чайку, побеседовать о том, о сем. Оба были донельзя довольны лейтенантом Соколовым.
   -Николай Иванович, - сказал Макаров. - Николай Иванович, а ведь он подвиг совершил, наш Соколов. В ледяную воду, не раздумывая!
   -Да, Николай Семенович, - ответил Усольцев. - Да, а как готовится к экзаменам. Не каждый выпускник готов выдерживать такую нагрузку. Тоже подвиг! Хорошего офицера привез я нам, разве не так?
  
   Кара
  
   После перерыва Виктора вызвали в каюту командира. Малый противолодочник далеко не крейсер, тут спустился по трапу и вот она, дверь по левому борту, секундное дело.
   -Товарищ старший лейтенант, - крикнул он в глубину БИПа, так для краткости называют боевой информационный пост. - Командир вызывает, я мигом.
   И легко, почти не касаясь ступеней, скатился вниз.
   В каюте помимо Николая Семеновича сидел капитан второго ранга Иванов. Что-то не понравилось Соколову в их лицах, и, приветствуя заместителя командира бригады, он подумал: "наверное, набезобразили мои матросы, сейчас за них шкуру сдирать будут".
   Виктор Васильевич кивнул, поднялся навстречу, тихо произнес:
   -Мужайся, сынок.
   Виктор вскинул брови. Нет, такие слова перед карательными действиями не говорят. Вопросительно посмотрел на одного, другого. Командир вздохнул, взял со стола шариковую ручку, стал пристально рассматривать ее. Замкомбрига старательно придвигал к переборке кресло, оно, видимо, зацепилось ножкой за ковер, не давало выйти из-за стола. Наконец, кресло откатилось.
   -Большое горе у тебя, - голос капитана второго ранга звучал мягко, он тоже отводил взгляд от Виктора.
   -Что, с мамой плохо?
   Иванов отрицательно покачал головой, подошел, обхватил за плечи, повторил:
   -Мужайся...
   В душе у Виктора шевельнулось раздражение, он хотел было сказать, чтобы не тянули, говорили что-то определенное, потом подумал: "с мамой все в порядке... Может, что со Светланой?". Потом легко отбросил эту мысль. Глупо даже предполагать, у Матвеевны она как у Христа за пазухой.
   Но что еще могло случиться?
   Недавно в Армении было землетрясение, может его Краснодарский край тряхнуло? Но об этом он слышал бы по радио или увидел по телевизору.
   Пожар у родителей, дом сгорел?
   А, наверное, просто-напросто его не хотят допускать к самостоятельным стрельбам. Нет, не то, при чем тут Иванов, об этом мог сказать и командир.
   Мысли кружились роем, он еще не вник в смысл слов замкомбрига, стоял, теряясь в догадках, недоуменно хлопал глазами.
   Вдруг страшно, как обухом по голове ударил голос кого-то из них, кажется Максимова, или Иванова, не все ли равно, кто произнес:
   -Светлана. Сегодня под утро. Крепись.
   По спине пробежал холодок, ноги сначала стали ватными, потом в кончиках пальцев сильно, до боли, запульсировала кровь. Виктор Васильевич шумно вздохнул, придвинул разножку. Он машинально сел было, дернулся, медленно поднялся, расстегнул крючки вдруг ставшего тесным ворота кителя:
   -Светлана? Как Светлана?
   Он хотел было добавить, что с ней ничего плохого произойти не может, но сдержался, инстинктивно хватаясь за неполноту сказанного ими, используя в своем желании не верить оставшийся самый малый шанс. Что угодно, только не это, скользнувшее в глубине сознания.
   Мозг заработал с быстротой компьютера, стараясь отогнать, обойти недосказанное. Наверное, он не так понял, наверное она просто уехала. Ну да, уехала. Сегодня утром взяла и уехала к матери. Очень просто. Поссорились с Матвеевной, ведь она, Светлана, даже жаловалась на испортившийся характер хозяйки, а он сидит здесь на корабле и думает, что жене распрекрасно с чужим человеком.
   Обычно спокойный, обладающий выдержкой молодой офицер засуетился, с надеждой и опаской заглядывая в глаза Иванова, то и дело оборачиваясь в сторону капитана третьего ранга Максимова, зачастил:
   -Уехала к матери? Ну что-ж, пусть едет, здесь ей, правда, тяжело без квартиры, у матери будет легче. Кстати, мать так и хотела. Я ничего, я подожду.
   Говорил и в глубине души уже знал, что это не так, но ждал утвердительного ответа, молил о нем. Только не таяла жалость в глазах этих старше его возрастом и званием послуживших уже офицеров. И он почувствовал, как лопнула последняя спасительная нить. Его затрясло, он усилием воли подавил дрожь.
   Замкомбрига прижал ладонью свою вдруг задергавшуюся щеку, невнятно сказал:
   -Она уехала очень далеко, сынок. Назад больше не вернется.
   Виктор все еще не веря, спросил:
   -Светлана никогда не жаловалась на здоровье, как она могла умереть?
   Командир корабля тихо положил на край стола листок бумаги. Виктор прочитал неровные, крупно выведенные строчки: "Хороший мой! Не могу после такого, я не могу жить, прости меня".
   Николай Семенович вдруг резко вскочил, махнул рукой, достал из стола бутылку, налил полстакана, все так же отводя глаза, протянул Виктору. Тот покорно взял, выпил и нисколько не задохнулся от обжегшего рот спирта.
   -Под утро к дежурному пришла хозяйка. К ней вчера приехал сын и с ним еще один. Ночью напились и... Вахта сразу на машину, но не успели, вынули из петли уже мертвой. Врачи в госпитале ничего сделать не смогли. А тех поймаем. Или мы, или милиция. Уже все оцеплено. Не уйдут.
   -Где она? - устало, бесцветным голосом спросил Виктор.
   -Сейчас поедем. Крепись, сынок.
   В поселке Матвеевна повалилась в ноги, плакала и просила прощения за то, что не уберегла деточку, сгубила в своем собственном доме. Светлану похоронили на гарнизонном кладбище. Все эти дни Виктор провел как во сне. Естественно, МПК выполнял стрельбы без него. От перевода на другое место службы он отказался наотрез, жить стал на корабле. Часто ходил на могилу и к той березке, у которой Светлана еще недавно говорила, что никогда не будет старой.
   Лешка и тот татуированный Колян далеко не ушли. Их взяли уже на второй день, а судить привезли в Туманный. Весь поселок собрался в том клубе-сарае, на дверях которого Виктор и Светлана видели огромный амбарный замок. Среди пришедших было много из гарнизона, особенно женщин. Виктор сидел во втором ряду, сразу у прохода. Судья, усталый немолодой мужчина с лысиной, задавал вопросы обвиняемому и свидетелям - Лехе, Матвеевне. Поочередно выступали общественный обвинитель из гарнизонных, защитник. Виктор сидел отрешенный, осунувшийся. Сзади сочувствующе шушукались в его адрес, женщины всхлипывали. Матвеевна после очередного вопроса судьи сомлела, потеряла сознание. Ее увезли в больницу.
   Всего этого Виктор не слышал и не замечал. Он сосредоточенно смотрел в спины тех двоих, рядом с которыми сидел милиционер. Объявили перерыв, Виктор вышел на улицу. Внешне он был спокоен, руки держал глубоко засунутыми в карманы черной шинели. Стоял, ждал, когда снова позовут в клуб. С неба сыпался мелкий осенний дождик.
   Подошел Кузьмич, старичок, который когда-то в те ставшие далекими счастливые дни словоохотливо вел разговоры со Светланой. Кузьмич плакал, бормотал о том, что насильника убить мало, надо закопать, причем обоих в землю живьем или разорвать на
   кусочки. От него разило перегаром. Виктор поморщился, отошел в сторону.
   Он все обдумал в отношении тех, он сам вынес им приговор и дожидался своего часа. Суд может и приговорить одного из них к смерти, но за Светлану рассчитываться нужно перед ним. Во внутреннем кармане шинели еще с вечера лежал полученный в училище новенький офицерский кортик. Он плотно прилегал к груди и, казалось, успокаивал сильно бьющееся сердце.
   Позвали в зал. Виктор прошел на свое место, снова увидел тех, стриженых наголо. Один из них, здоровенный, развалился на стуле так, будто пришел на представление. Другой, остроносый, с маленькой и неровной в шишках и ямках головой то и дело проводил ладонью по макушке.
   -Встать, суд идет!
   Люди встали, загремели откидные сиденья и установилась тишина.
   То ли неотрывный взгляд Виктора стал причиной, то ли неосознанно, но здоровенный оглянулся. Он с усмешкой стрельнул глазами по задним, потом передним рядам, заметил лейтенанта в военно-морской шинели, сощурился. Видимо понял, кто перед ним. Виктор не выдержал, решил, что незачем ждать объявления приговора. "Ну, гад, пришел твой последний миг" - холодно подумал он, сунул руку за пазуху, отжал на граненой рукоятке запорную кнопку и, не спуская с него глаз одним прыжком вымахнул вперед. Здоровяк хотел было вскочить, но Виктор левой рукой нажал ему на плечо, придавил к стулу и ударил сверху в основание шеи, за ключицу. Двадцатисантиметровый обоюдоострый клинок вошел в тело по самую рукоятку. Тот захрипел и сразу обмяк.
   В зале поднялся шум, завизжали женщины, но все перекрыл вопль остроносого, с маленькой головой. Он бросился к оцепеневшему от неожиданности милиционеру, обхватил его и в животном ужасе закричал:
   -Родненький, спасай, сейчас меня убивать будут!
   Виктор за шиворот дернул его к себе, вогнал кортик в живот, вынул и ударил в сердце, наверняка.
  
   Эпилог
  
   Взять и напечатать карту с адресами безвестных гарнизонов, обитатели которых вынуждены снимать жилье у окрестных жителей. Взять и перечислить фамилии и имена тех, кто подобно Светлане Соколовой лежат в земле, ушедшие так, как она - в расцвете сил отправленные в могилу выродками. Взять и попросить прощения у тех, кто мечтал всю сознательную жизнь честно служить Родине и сломал судьбу только потому, что не могла эта самая Родина обеспечить само собой разумеющимся. Жильем, разнесчастной комнатенкой, пусть даже с общим коридором.
  
   Владивосток, 1986 год.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

4

  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"