Все дальнейшие описываемые события будут иметь такую же направленность, что и предыдущие, то есть - никакой чёткой хронологии событий и никакой мемуаристики. Ибо, как я считаю, хроника событий и мемуаристика - это прерогатива историков и, пардон, выдающихся исторических личностей, таких как Г.К.Жуков, А.М.Василевский, И.С.Конев, М.Е.Катуков и прочая, прочая, прочая... Хотя я, почти со стопроцентной уверенностью могу заявить, что произведения, вышедшие из под их пера (а из под их ли пера?), не представляют собой никакой исторической и, уж тем более, литературной ценности (как, впрочем, вполне вероятно, и мои), так как содержат в себе голые (не всегда проверенные и доказанные) исторические факты и абсолютно сухую статистику, и более того - насквозь пропитаны идейным духом ВКП(б) и КПСС, теснейшим образом связаны с проводимой в те героические (и не совсем героические) годы партийно-политической работой (аббревиатура - ППР, в простонародной армейской среде мы это расшифровывали несколько иначе: посидели, поболтали, разошлись). А иначе они (мемуары) никогда бы не увидели свет и не нашли своего благодарного читателя. Без "ума, чести и совести нашей эпохи" никто даже вякнуть не смел, не говоря уже о написании и издании всякого рода мемуаров. По этому поводу вспоминается советский анекдот (одна сволочь рассказала) времён застоя, вернее будет сказать: заключительная часть анекдота (целиком я его просто не помню). "... В одном исправительном трудовом заведении не для сильно злобных нарушителей закона проводился смотр-конкурс художественной самодеятельности. Конферансье объявляет очередной номер: А сейчас перед вами выступит сводный хор пьяниц, хулиганов и проституток, который исполнит кантату "Партия - наш рулевой". Можно смеяться? Да, наверное, можно.
Но пока не об этом, а именно о неутомимых работниках партийно-политической работы и идеологического фронта.
Эпизод 3. "Сухой закон" в армии по-коммунистически.
Совсем скоро, а именно 16 мая исполнится 40 лет Указу Президиума Верховного Совета СССР "Об усилении борьбы с пьянством и алкоголизмом, искоренении самогоноварения", который подкреплял борьбу с алкоголизмом административными и уголовными наказаниями. Так, в мае 1985 года, в СССР началась печально известная антиалкогольная кампания, или по-другому "сухой закон".
Антиалкогольная кампания периода 1985-1987 годов началась спустя два месяца после прихода к власти М. С. Горбачёва и получила название "горбачёвской". Она была организована в самом начале, так называемой, Перестройки.
Инициаторами кампании выступили члены Политбюро ЦК КПСС
М. С. Соломенцев и Е. К. Лигачёв, которые наивно полагали, что одной из причин стагнации (застой в экономике, производстве, общественной жизни и т. п.) является общий упадок морально-нравственных ценностей "строителей коммунизма" и халатное отношение к труду, в которых был повинен массовый алкоголизм.
Произошло резкое сокращение производства алкогольных напитков; впервые в истории государство было готово пойти на значительные убытки, которые представляли снижение государственных доходов от реализации спиртных напитков и стало резко сокращаться само производство алкоголя; стали массово закрывать ликеро-водочные магазины и водочные отделы в продуктовых магазинах; вводились серьёзные санкции по отношению к противникам антиалкогольной кампании: принимались жесткие административные меры к любителям распития алкогольных напитков в общественных местах, в купе поездов дальнего следования и пьянство на рабочем месте.
Началось всё это, само собой разумеется, в Москве, а затем плавно дошло до других регионов страны. Не оказалась в стороне от "эпохальных" свершений и могучая Советская Армия с её, не менее могучим, партийно-политическим аппаратом. Сколько достойных людей пострадало в то время - одному Богу известно.
В контексте описываемого, расскажу вот такую реальнейшую историю, которая произошла с моим сослуживцем, хорошим моим приятелем майором Пашиным, занимавшим, по иронии судьбы, воинскую должность заместителя командира танкового батальона по политической части. Произошло это действие в танковом полку, в котором мне довелось проходить офицерскую службу, всё той же новочеркасской танковой дивизии, не то осенью 1985 года, не то весной 1986 года, уже точно и не вспомню.
Товарищ майор был абсолютно на своём месте, к исполнению служебных обязанностей относился без особого рвения, но, вполне себе так, добросовестно. Нареканий не имел, в конфронтацию с начальством не вступал, а чин-чинарём добирался до заслуженной пенсии, сроку до которой оставалось чуть больше шести месяцев. Ничто не предвещало беды. Как вдруг,.. ох уже это "вдруг".
Как вдруг наш танковый полк решением сверху лежащего штаба подвергается внезапной проверке. Опять же все составляющие суровых армейских будней: - поднятие по учебно-боевой тревоге; - постановка задачи; - погрузка на эшелоны; - прибытие в заданный район, ну и так далее, и тому подобное. Одним словом - полковые тактические учения. Но это не главное в настоящем повествовании, ибо разговор идёт о майоре Пашине и его судьбе-судьбинушке в свете требований этого самого Указа Президиума Верховного Совета СССР "Об усилении борьбы с пьянством и алкоголизмом, искоренении самогоноварения" (далее - Указа).
Второй танковый батальон, где, как вы понимаете, заместителем командира по политической части был товарищ майор Пашин, успешно покинул расположение полка и осуществил погрузку на воинский эшелон. Дежурным по эшелону в этот злополучный день погрузки и отправки батальона был назначен, вы не поверите, майор Пашин. Ну и, казалось бы, ничего особенного, обычное дело, дежурный по воинскому эшелону (всегда назначались наиболее ответственные и подготовленные офицеры), задача ясна - прибыть в пункт назначения, осуществить разгрузку техники и своим ходом в указанный район сосредоточения. Эшелон отправился в путь, до станции разгрузки времени целая ночь и ещё до обеда. Товарищи офицеры по-старинке (как было заведено до выхода в свет Указа) собрались в своём вагоне на ужин. Ну ужин есть ужин, в дали от чересчур зорких глаз,.. а у каждого с собой, как минимум, пол-литра сорокаградусного дезинфицирующего раствора, а ехать ещё прилично, а зоркие глаза остались на перроне... Ужин прошёл на ура, все довольны, никаких эксцессов.
И надо же было дежурному по воинскому эшелону принять самое непосредственное участие в этом приёме пищи. Но, кроме приёма пищи, принял майор товарищ Пашин грамм эдак триста "на грудь". А что? Дорога дальняя, марш осуществляется в ночное время, пока доедут, пока разгрузятся,.. не то что следа, даже запаха не останется. Так думал бедолага Пашин, предвкушая скорый уход в запас со всеми почестями. Ан нет, опять же этот "вдруг".
На одной из станций, где эшелон задержался минут на сорок, воинов-танкистов решил осчастливить своим визитом не кто-нибудь, а сам член военного совета (сокращённо ЧВС; а по офицерски или по простецки - чрезвычайно вредное существо) - начальник политического управления Северо-Кавказского военного округа генерал-майор (фамилию не помню, ибо не орёл). Вот вам и нежданчик.
Подошёл строевым шагом майор Пашин (на ногах держался уверенно, опыт не пропьёшь) с рапортом к высокому "лампасному" должностному лицу, рапортанул и, естественно, самопроизвольно выдохнул. Выхлоп - свежачок.
- Как это понимать, товарищ майор? - возопил ЧВС и его багровая от возмущения физиономия озарила платформу, как утренняя заря. Ор стоял знатный. Труженики железнодорожного узла удалились от греха в здание станции и оттуда лицезрели суть происходящего.
Что-то пытался растолковать майор Пашин товарищу (а товарищу ли?) генералу, что-то намекал на простуду и внезапную зубную боль, что-то говорил про "больше не повторится", но тщетно. Решение партии и лично Самого́ надо выполнять неукоснительно. Хочу заметить, что ни один начальничек, включая командира батальона майора Сёмкина, даже не попытался вступиться. Вот значит как.
И решение, само-собой разумеется единственно правильное, было принято в самые кратчайшие сроки. Майора товарища Пашина немедленно отстранили от исполнения служебных обязанностей и отправили своим ходом в расположение полка. А утром следующего дня, когда эшелон ещё был в пути и только-только добирался к станции разгрузки, представление к увольнению означенного майора за совершение проступков, дискредитирующих высокое звание советского офицера, уже было в Главном управлении кадров Министерства обороны СССР, которое дислоцировалось в городе-герое Москва. А в графе "Основания к представлению" этого, с позволения сказать, документа было одно лишь предложение: "Майор Пашин, будучи дежурным по воинскому эшелону, добровольно привёл себя в состояние алкогольного опьянения, грубо нарушив тем самым требования Указа". И, естественно, с ходатайством об увольнении этого "разгильдяя в офицерских погонах" с воинской службы в запас за совершение проступков, дискредитирующих высокое звание советского офицера без права ношения военной формы одежды и знаков различия. К слову сказать, за всю свою богатую и многогранную жизнь я не много видел офицеров, уволенных с воинской службы в запас (в том числе и по положительным основаниям) носящих военную форму и знаки различия, ну разве что на встрече с допризывной молодёжью или в качестве случайно приглашённых на какие-нибудь мероприятия по случаю.
Где-то дня через три пришла выписка из приказа Министра обороны СССР об увольнении майора Пашина об увольнении с воинской службы в запас за совершение проступков, дискредитирующих высокое звание советского офицера без права ношения военной формы одежды и знаков различия. Печально. Очередной перегиб, или загиб, или прогиб (Горбачёв, кстати, впоследствии признал ошибочность принятия этого Указа) в решениях власть передержащих аукнулся исковерканной судьбой вполне порядочного офицера (далеко не единичный случай). Сам же этот "лампасник" (по проверенным сведениям или, совсем даже наоборот, по мало проверенным сведениям), и иже с ним такие же вершители судеб человеческих, наверняка очень охоч был до выпивки, особенно халявной.
А житие-бытие майора (уже запаса) всё-таки сложилась вполне удачно. Черед год после описанного события ему была начислена полнокровная офицерская пенсия и жил он вполне прилично, но без права ношения военной формы одежды и знаков различия. Всё.