Аннотация: сказка о старушке, которой надоело жить в одиночестве, и что из этого вышло
Посвящается всем одиноким старушкам,
а также кошкам, живущим при храме
Жила-была одна старушка. Вообще-то, она не старая была, просто так называлась - 'старушка'. Жила она в деревне недалеко от станции, в домике с садом и огородом. И не было у этой старушки никого-никого: ни дочки, ни внучки, ни кошки, ни собаки, ни паучка, ни сверчка - ну просто-напросто ни одного живого существа...
Что делать бедной старушке? Вот умрет она, и кому все это достанется: и дом, и сад, и огород, и цветы на подоконнике? А еще - записки в старом комоде, шкатулка, запертая на ключ, читанная-перечитанная книжка в кожаном переплете? Да мало ли что!..
Разные мысли проносились в голове нашей старушки, разные голоса она слышала, но однажды... Однажды будто кто нашептал ей: 'время пришло-о-о!' 'Что бы это значило? Откуда этот голос?' Старушка посмотрела сначала в зеркало, словно надеясь увидеть кого-то, кроме себя, потом в окно, где стрекотали кузнечики, а рука уже сама потянулась к ручке и листку бумаги, и непонятно как, написалось вдруг объявление такого вот содержания: 'Одинокая старушка нуждается в хорошем обществе'.
Раньше бы наша старушка ничего такого себе не позволила, но это было РАНЬШЕ! А ТЕПЕРЬ... теперь старушка прикрепила объявление к двери местного магазина, перечитала его несколько раз и весьма довольная собой подумала: 'Как тонко, как умно сказано - 'хорошее общество!' Конечно же, его прочтут люди достойные, а не какие-то там пьянчужки, дворняжки, гулящие кошки...'
Но внутренний голос посоветовал ей остановиться...
И правильно сделал! Потому что первым 'живым существом' оказалась именно...ну, правильно, вы уже догадались, а теперь послушайте, как это было.
Утром, чуть свет, в дверь кто-то поскребся... Старушка накинула свой любимый халатик (тот самый, голубой, с оборкой внизу) и пошла открывать. На пороге стояла кошка, трехцветная, не сильно худая, но и не то чтобы упитанная, очень симпатичная.
- Что Вы хотели, милочка?
- Я по объявлению, - важно ответила кошка и смело вошла в дом.
- Простите, а как вас зовут?- спросила старушка, семеня следом.
- Лизавета. Я раньше при храме жила, а потом батюшку убили, иконы разграбили, и осталась я без места.
'При храме жила, - подумала старушка, - это хорошая рекомендация. Значит, ничего лишнего себе не позволит. И котов приводить не станет...'
-А характер у вас какой?
-Покладистый, - ответила Лизавета.
- Ну что же, давайте я вам покажу кухню и все остальное. И старушка повела Лизавету знакомиться с Домом.
...Вторым 'живым существом', которое появилось ровно на другой день, оказался пес (его старушка тоже поминала у магазина), немолодой, но с хорошей осанкой и весьма достойной внешностью.
- Вам что?- спросила старушка.
- Я собственно по объявлению, насчет общества...
Лизавета, которая из осторожности пряталась за спиной хозяйки, вышла вперед:
- Как звать? Какого роду-племени?
- Филимон я, из простых, дворняга...
- А правила приличия знаете? Дом охранять можете? - поинтересовалась старушка.
- А как же! - завилял хвостом Филимон. - Я всю жизнь у сапожника служил, клиентов принимал, в еде неприхотлив, скромен...
Старушка переглянулась с Лизаветой. За прошедшие сутки они уже научились понимать друг друга без слов.
-Ну вот что, дружок, - сказала старушка, - конуры у меня нет, будете жить в доме. Где Вам удобнее?
Филимон осмотрелся.
- В прихожей, за занавеской.. чтобы вас не стеснять - дамы все-таки...
И Филимон остался у старушки.
Надо сказать, что с появлением Лизаветы и Филимона статус нашей старушки в деревне резко повысился. Теперь это была не просто 'старушка', а хозяйка с жильцами. Если раньше ей отпускали одну буханку хлеба, то теперь - целых три. 'Нас ведь трое, - словно оправдываясь, объясняла старушка.
Пенсию приносила почтальонша Лида. Старушка расписывалась в ведомости и беспрекословно отдавала все Лизавете. Та раскладывала 'малое пожертвование', как она называла пенсию, на три кучки. Первая - за квартиру, вторая - на еду, третья - прочие расходы: на покупку мыла, бумаги для заклеивания окон к зиме и других мелочей.
Была у Лизаветы и так называемая 'заначка' для нужд трудящихся, которые Лизавета выполняла по мере необходимости. Так, по просьбе Филимона ему была куплена специальная миска для косточек, которую можно было гонять из угла в угол. Самой Лизавете - теплая подстилка и домашний туалет розового цвета ('я давно о таком мечтала!'), хозяйке - боты, которые завезли в магазин. Из этой же заначки заплачено было Филимону за починку обуви и тех самых часов с кукушкой, что валялись в чулане.
Надо сказать, что Лизавета сразу невзлюбила эту 'выскочку', которая каждые полчаса открывала дверцу своего домика и громко кричала 'ку-ку, ку-ку!' Для Лизаветы, которая спала чутко и просыпалась от малейшего шороха, это было подобно удару грому среди ясного дня! Первый раз она отделалась легким испугом. Дело было так: Лизавета села возле часов, которые стояли на телевизоре, и как только кукушка высунулась из своего домика, хватила ее лапой. Вслед за этим последовало дикое 'мяу!', и Лизавета замертво упала на пол.
-Боже мой! - запричитала старушка и, схватив Лизавету, стала приводить ее в чувство. Подбежавший Филимон сразу определил 'место поражения' и начал вылизывать раненую лапку. Придя в себя, Лизавета стала поносить ни в чем неповинную кукушку, в то время как виновата была вовсе не она, а дверца, которая захлопнулась в самый неподходящий момент.
Второй - и последний раз - случился примерно через неделю. К тому времени часы переставили повыше, на буфет.
- От греха подальше, - как сказала старушка.
Но Лизавета забралась и туда. Сначала она несколько раз царапнула позолоченного человека, словно говоря: дождетесь вы у меня! Потом, когда дверца открылась, с быстротой молнии сунула лапу в домик, надеясь навсегда покончить с выскочкой, но не удержалась и вместе с часами полетела вниз...
Казалось, что от грохота и душераздирающего крика, переходящего в визг, от которого лопаются самые прочные барабанные перепонки, проснулась вся деревня...Лизавета неделю пролежала с опухшей лапой, а часы - часы сломались навсегда и нашли свое место на помойке, куда их торжественно отнес Филимон. Порой туда наведывалась Лизавета - царапала черного человека и безуспешно пыталась вытащить кукушку из ее укрытия, чтобы воздать по заслугам.
Казалось, жизнь нашей старушки наладилась, но - это только казалось... От зорких глаз Филимона и Лизаветы не укрылось, что она порой то прикладывает платочек к глазам, то задумчиво смотрит в окно, словно ожидая кого-то.
- Кто-то у хозяйки был, - заметил многоопытный Филимон.
- А может, и есть, - поддержала его Лизавета.
Однако старушка хранила свою тайну, как драгоценную жемчужину, пока однажды... Однажды постучалась к ним соседка, баба Варя, и попросила у старушки ванночку.
- Внука привезли, а купать не в чем, корыто прохудилось, - раскудахталась она. - Я помню у тебя оставалась от Лялечки...
Лизавета с Филимоном переглянулись.
- Сейчас принесу, - заспешила старушка, но... - слово уже было сказано, и жемчужина, которую она тщательно скрывала от посторонних глаз, выскользнула из раковины, ударилась о железные стенки ванночки, и эхом пронеслась по всему дому: 'Ля-леч-ка!...'
Так вот по кому тосковала их старушка! Так вот кого выглядывала в окно! А они... они так надеялись стать для нее 'хорошей компанией'...
-Душа душу ищет, - глубокомысленно заметила Лизавета.
Но больше всех расстраивалась сама старушка, потому что какой-то противный голос все время нашептывал ей: 'Какое убожество, жить на старости лет в компании дворняги и бродячей кошки!' Старушке было очень стыдно за этот голос. Она спорила с ним: 'Лизавета - кошка не бродячая, а храмовая. Мало того, что она носит имя великой княгини Елизаветы Федоровны, принцессы Гессенской, так еще и готовит, и убирает за всеми нами...А Филимон - да такой преданности, такой любви я во всю мою жизнь не видела...'
После ужина старушка обычно включала телевизор, Лизавета прыгала ей на колени, а Филимон уходил за занавеску и недовольно ворчал оттуда:
- Опять этого бездельника включили! (так он называл телевизор).
- Ну почему же бездельника? - удивлялась старушка. - Только от него и узнаешь последние новости, а какие душевные фильмы он показывает!..
- Да-да, - поддакивала Лизавета, - до слез душевные...
Но однажды - однажды случилось событие, которое в корне изменило отношение нашего пса к 'говорящему ящику'. В тот вечер бездельник передавал обычные новости, как вдруг Филимон, случайно проходивший мимо, остановился как вкопанный. Лизавета, которая было задремала, приоткрыла один глаз, затем другой и мигом спрыгнула с колен хозяйки.
... С экрана на них смотрели сотни, - нет, тысячи! - их сородичей. Они восседали на коленях у своих хозяев в благоговейном молчании, словно участвуя в какой-то важной церемонии. А потом произошло вообще нечто невообразимое: хозяева стали подносить своих питомцев к священнику в белом облачении, и тот благословлял каждого, не пропуская никого из пришедших - ни морскую свинку, ни кошечку, ни собачку...
- Боже мой! Что это было? - всплеснула руками наша старушка.
-'Это была ежегодная церемония благословения животных в кафедральном соборе Иоанна Богослова в Нью-Йорке, - ответил 'бездельник'. - Благословение в этот день получили орел, сова, гусь, пони, несколько дюжин мышей и хомячков, верблюд, черный козел, около десятка попугаев, сверчок и целый сонм принаряженных кошек и собак'.
Трудно передать, что произошло после этих слов с Филимоном! Он стал носиться мимо бездельника с огромной скоростью, тормозя на поворотах и грозя разнести вдребезги все, что попадалось ему на пути...
-Где это? Где этот Нью-Йорк? - спрашивал Филимон. -Я хочу немедленно туда. ..
Лизавета тоже была в смятении: сколько лет она жила при храме, но ничего подобного не видывала!
Старушка с сожалением посмотрела на своих постояльцев:
- Ну дорогие мои, Нью-Йорк - это ведь за океаном!
Филимон притормозил и уставился на хозяйку:
- Значит, мы туда не добежим?
- Ну, разве что каким-нибудь чудом!..Впрочем...
И старушка направилась в прихожую, откуда вернулась с огромным старым глобусом. Отряхнув его от пыли и ткнув пальцем в какую-то точку, она сказала:
-Кажется, это здесь...
Филимон встал на задние лапы, и обхватив глобус передними, начал раскручивать его, словно желая как можно скорей попасть в благословенный город Нью-Йорк, но потом не удержался и вместе с глобусом покатился по полу. Подбежавшая Лизавета попыталась было остановить вращающийся шарик, но поскользнулась и распласталась рядом...После недолгой возни, глобус, наконец, водрузили на стол, и старушка, превратив сахарные щипчики в указку, прочертила линию - от места их проживания - через полглобуса - к пункту назначения, где виднелась маленькая женская фигурка в короне и с факелом.
Проследив за щипцами, Лизавета безнадежно махнула хвостом:
- Ах, и говорить не о чем... а самолетом лететь - да у нас и справок прививочных нет...
Филимон тоже оценил расстояние и уже поплелся было за занавеску, чтобы вовсю предаться своему горю, как вдруг бездельник снова заговорил:
'В день памяти святого Франциска, покровителя всех животных, защитники 'братьев наших меньших' привезли на церемонию собак из городских приютов, в надежде, что благословение Божие поможет им обрести собственный дом'.
Лизавета с Филимоном снова кинулись к 'говорящему ящику' и увидели тот же собор с высокими сводами, принаряженных кошек и собак, священников в белоснежных облачениях, и длинную терпеливую очередь... На этот раз Филимону удалось рассмотреть стройных поджарых борзых в подштанниках, завитых пудельков и маленькую лохматую собачку с такими печальными глазами, что хоть сейчас бросайся в воду...
- Ты слышал, что сказал бездельник? - спросила Лизавета.
- Что-то про собак из городских приютов...
- Он сказал, что их привезли за благословением, чтобы они обрели собственный дом!
- И что? - удивился Филимон.
- А то, что мы с тобой его уже обрели!
Филимон с удивлением воззрился на хозяйку, словно впервые осознав ее благодетельную роль в своей жизни. Потом трижды обежал ее, лизнул в щеку и улегся, положив голову на старые войлочные тапки...
Филимон вспомнил свою жизнь бродяги, всеми гонимого и презираемого...
- Когда спился мой сапожник, я остался один, жил на помойке, трясся от холода...- начал подвывать он.
- И я... я тоже спала на кладбище, - подтянула Лизавета, - мерзла в разрушенном храме...
- Меня не пускали даже на порог... выставляли миску с остатками еды, как подачку...
- Надо мной издевались мальчишки... поджигали хвост...
Воспоминания чуть не кончились всемирным потопом, но Лизавета вовремя опомнилась:
- Зато ТЕПЕРЬ мы живем в доме, и у нас есть теплая постель и сметана к завтраку!....а это означает, это означает... что мы уже получили Божие благословение!
- Получили? Но когда?
- Божие благословение действует невидимым образом... - загадочно произнесла Лизавета, и Филимону пришлось ей поверить - уж в чем в чем, а в этом она разбиралась куда лучше его!
Наконец, когда Филимон осознал, что ему незачем лететь в далекий город Нью-Йорк, он успокоился и пошел спать за свою занавеску, Лизавета улеглась на привычное место, а старушка ... старушка все бродила и бродила - с кухни в прихожую, из прихожей - в комнату и обратно.
Дело в том, что в тот вечер изменилась и наша старушка!..
'И как это РАНЬШЕ я не задумывалась, что благословение распространяется на всех - кошек, собак, и даже свиней! А это значит, что все одинаково заслуживают любви и внимания...'
Старушка неслышно подошла к Лизавете, увидела как та вздрагивает во сне, улыбается и что-то тихо мурлычет...Потом проверила Филимона: тот лежал, свернувшись в клубочек, уши у него подрагивали во сне, и порой он быстро-быстро перебирал лапами, как будто куда-то спешил...
Наконец и старушка улеглась, заснула почти мгновенно и увидела сон: будто сидит она в огромном храме с цветными витражами, на руках у нее - принаряженная в чепчике Лизавета, рядом - Филимон в вязаном комбинезоне и галстуке вместо поводка. Кругом - такие же люди со своими питомцами- козликами, овцами, попугаями, и все улыбаются друг другу, и никто не лает и не кусается. И будто подходит к ней священник, кладет руку на голову и говорит: 'За твои благодеяния ты будешь вознаграждена...'
Старушка проснулась ни свет, ни заря и сейчас же бросилась к старому комоду. Она выдвинула самый нижний ящик и достала оттуда... маленькую вязаную кофточку. Подержала ее в руках, а потом решительно принялась распускать. Смотав клубок, она достала из буфета старые спицы и уселась в кресло вязать.
'Наступают холода, - думала она, - а у Лизаветы нет ничего зимнего, да и у Филимона...'
К полудню обновки были готовы, и старушка, спрятав все под подушку, отправилась по каким-то важным делам...
Скажу по секрету: она решила побывать в разрушенном храме, том самом, где жила Лизавета. Зачем? Кто знает, но вернулась старушка не с пустыми руками. В сумке у нее лежала маленькая иконка и слегка помятая, обгоревшая книжица о чудесной дружбе святых с животными, которую старушка тут же и принялась читать.
Первый рассказ был про оптинского старца Нектария, у которого жил кот, понимавший его с полуслова. Затем старушка узнала про отца Виталия, у которого была особенная кошка: во время поста она не брала колбасы, а когда все садились на молитву, тихо высиживала все правило. 'Совсем как моя Лизавета!' - подумала старушка.
На обгоревшем листочке удалось прочитать ей и присказку, из которой следовало, что именно кот спас Ноев ковчег, когда нечистый вошел в мышь и пытался прогрызть дно. В последнюю минуту кот поймал эту зловредную мышь, и по этой причине все кошки будут в раю.
Старушка искренне порадовалась за Лизавету, но опечалилась за Филимона: про собак ничего такого сказано не было. Однако пролистав несколько страниц, она узнала удивительную историю про врача, который по совместительству был еще и священником. Однажды он увидел на дороге больную собаку, взял ее к себе и вылечил. В благодарность, собака осталась у доктора, преданно служила ему всю жизнь и порой приводила больных собак, как будто просила: помоги и им тоже!
'Вот, - убеждала кого-то старушка, - собаки не только благодарны, но и сострадательны! Они обязательно должны быть в раю!'
С этого дня старушка стала внимательнее относиться к своим постояльцам. Она заметила, что Лизавета словно предупреждает каждое ее желание: если она собиралась сесть на тахту, Лизавета уже заранее перебиралась туда и согревала для хозяйки место. Если старушке было душно, быстрее молнии вспрыгивала на подоконник и открывала форточку.
То же и с Филимоном. Казалось, он находится в постоянной готовности исполнить любое ее поручение. Если хозяйка собиралась на улицу, он бросался открывать ей дверь, в дождь подавал зонтик и сапоги; когда она возвращалась - приносил тапки, тащил сумки на кухню, где их разбирала Лизавета.
'Да-да, - рассуждала старушка, - книг они не читают, институтов не кончают, но порой кажется, что знают гораздо больше нашего!'
Именно, именно! И знают, и понимают, и чувствуют!..
День, о котором я хочу вам рассказать, был особенным. Старушка пригласила Лизавету и Филимона... на примерку. Лизавета получила в подарок чепчик и попону, а Филимон - теплые штанишки.
- Я совсем как королева кошек! - говорила Лизавета, разглядывая свое изображение в зеркале.
Филимон не ожидал, что ему так пойдут штанишки.
- И тепло и элегантно! - радовался он, крутясь на задних лапах.
В общем, все были счастливы и решили обмыть обновки чаем с ароматом земляники и 'Юбилейным' печеньем, которое берегли к ноябрьским праздникам.
После чаепития Филимон с Лизаветой перемигнулись и уединились за занавеской...
Странные слова и междометия, доносившиеся оттуда, были понятны только посвященным: 'она для нас... а мы?...то-то!....видел?... ну!... а в комоде, на нижней полке? - да... - а детскую кофточку?.. ага...ниточка от нашей хозяйки...какая? ....надо разнюхать.... заметано!'
Да, с этого дня жизнь в доме пошла совсем по другому сценарию! Старушка вдруг почувствовала себя совершенно изолированной от 'хорошей компании'. Зато Лизавета с Филимоном были спаяны как никогда! Они постоянно шушукались - то в коридоре, то за занавеской, а при появлении старушки начинали говорить о погоде, как принято в хорошем обществе. Но самое странное и непонятное было связано с постоянными отлучками Филимона из дома. Сначала на день, потом на два, на три, а однажды он пропадал целую неделю!
Наконец, терпение старушки лопнуло, и она задала Лизавете вопрос, что называется, в лоб:
- Куда отлучается Филимон?
Лизавета, не моргнув глазом, ответила:
- Он решил навестить своего дедушку.
'Странно, - подумала старушка, - он никогда о нем не рассказывал!'
Когда вечером Филимон явился домой с высунутым от усталости языком, старушка полюбопытсвовала, как здоровье его дедушки. Но Филимон был подкован не хуже любого Штирлица, и ответил, что так он называет своего сапожника, которому служил верой и правдой.
- А бегал я на могилку его, - говорил он, слегка кося глазом, - снег расчистить, и так, прибраться...
Парировать старушке было нечем, но тайное так и не стало явным.
После этого случая Филимон сделал небольшую паузу в своих похождениях (чтобы успокоить старушку), а потом отправился в длительную командировку.
Во время его отсутствия старушка попыталась выведать у Лизаветы, уж не ищет ли Филимон нового хозяина, но та была неколебима как скала.
- Да как можно!.. Дружка своего ищет, с которым в один двор бегали...
Однако старушка явно чувствовала, что за ее спиной что-то готовится! Помимо шушуканья, таинственного перемигивания и странного молчания, она замечала у комода то одного, то обоих сразу, семенящих прочь с виноватым видом...
Сколько времени продолжались так называемые 'командировки' Филимона, сказать трудно. Во всяком случае, прошло никак не меньше трех месяцев, начиная с того дня, как он получил задание от Лизаветы что-то 'разнюхать'.
Итак, начиналась весна. Потекли первые ручьи, и земля показывалась во всей своей красе - с пожухлой прошлогодней травой, розоватыми камушками, глиной и черными кочками.
Солнце выглядывало несмело, отчего в воздухе все плыло и трепетало в ожидании птичьего гвалта, капели и зеленых почек. И вот настал день, когда Филимон прибежал домой с такой неописуемой радостью на физиономии, что скрыть ее было просто невозможно, как не скроешь весну, пожар или наводнение! Новость, которую он сообщил Лизавете, повисла в воздухе, но не удержалась и плюхнулась прямо в хозяйскую чашку! Брызги от нее полетели во все стороны, и старушка поняла, что случилось нечто необыкновенное...
Да-да, именно в тот день в дверь кто-то постучал...
-Кто там? - спросила старушка.
- Вы тут написали, ну, на листочке... в общем, вам еще нужно 'хорошее общество?' - спросил испуганный детский голос.
-Я, право, не знаю, - растерялась старушка, обращаясь за поддержкой к Лизавете и Филимону.
А те стояли, сложив лапы на груди, и умильно кивали головами: мол, да, да, нужно!
- Ну, заходите, - ответила старушка и открыла дверь.
Перед ней стояла девочка лет 12-ти, грязная, как весенний снег, но веселая, как первые весенние лучи. Старушка заметила, что на ней было довольно легкое платье, старая и не по размеру маленькая куртка, а на ногах - замызганные кеды.
-Ты кто?
- Я - Коля...
-Коля? - переспросила старушка. - Но ведь ты девочка!
- Просто у меня фамилия Колова, а зовут Оля, ну вот в приюте и прозвали - 'Коля'...
- Так ты из приюта?..
- Ну...
- А родители?
- Нету. Папка ушел, когда я еще маленькая была, а мама заболела и умерла.
Лизавета с Филимоном почему-то весело переглянулись, словно радуясь этому известию.
Старушка засуетилась, велела девочке переобуться, а потом... потом решительно сказала:
- Ну, такую грязную я тебя в дом не пущу, давай мыться!
Тут же Филимон с Лизаветой притащили ту самую старую ванночку, старушка нагрела воды, попробовала локтем, не горячо ли, и велела Коле садиться.
... Ах, посмотрели ли бы вы на эту картину со стороны! Разгоряченная, помолодевшая старушка, утирающая пот со лба; чистая до блеска - да что там до блеска, - до скрипа! - девочка в ванне, а рядом, с полотенцем на лапах и улыбками до ушей Лизавета с Филимоном... Да, ради такой минуты стоило все это вытерпеть - и одиночество, и худые мысли, и томительное ожидание...
Вытирая Колю, старушка заметила, что глаза у девочки синие-синие, а за правым ушком - родинка. 'Точь-в-точь, как у моей...' - мелькнуло у нее в голове.
- А как звали твою маму? - спросила она неожиданно.
- Ляля, - ответила девочка.
'Ляля, Ляля!'- хором подхватили Лизавета с Филимоном. А старушка... старушка схватилась за сердце и стала тихо садиться на пол...
...Как вы уже догадались, Коля оказалась прямой наследницей старушки - ее дома, сада, огорода, цветов на подоконнике и всего прочего, включая комод, буфет с посудой, старый глобус и т.д. и т.п. Говоря простым языком, Коля была той самой - да-да, произнесем, наконец, это слово! - внучкой, которой старушка могла передать все, чем владела - не только в прямом, но и в переносном смысле, то есть свое тайное тайных, в котором ничуть не меньше комнат, чердаков, тайных подвалов, но и светлых террас, пронизанных солнцем мансард, распускающихся цветов и занавесок...
За чаем старушка поведала, наконец, свою тайну: в молодости она влюбилась в цыгана и родила от него дочку...
- Золотые волосы и голубые глаза - вот такая была наша Ляля...А потом... потом мой цыган украл Лялю и ушел с табором...
- Бабушка, а ты? (Коля уже называла старушку 'бабушкой')
Почему ты не пошла вместе с ним?
- Потому что на мне оставалась мама... ну, не могла же я ее бросить - одну, больную?..
- Да. - согласилась девочка. - А ты искала мою маму?
- Ну конечно! И в городе, и в деревнях, но цыган как след простыл!
Слушавший эту печальную историю Филимон наклонял морду то влево, то вправо, и по ушам его текли слезы... Бедный пес все понимал, но не вмешивался - он-то знал, куда ушли цыгане, стоявшие табором у деревни, знал он и отца бедной девочки...
- Но как ты оказалась здесь? Ведь это почти чудо!- спрашивала старушка, все еще не веря своему счастью.
- Когда мама заболела, она сказала: у тебя есть бабушка, запомни - бабушка в деревне... А потом - появилось это объявление 'одинокая старушка нуждается в хорошем обществе'...
- Но как оно попало в приют? Ведь я повесила его на двери магазина?..
Коля повернулась к Филимону и подмигнула ему:
- Вот он... Он и принес, и дорогу показал...
Филимон...о, как скромно он потупился, как завилял хвостом, как попытался скрыть свою радость!
- Иди сюда, - позвала его старушка. - Она обняла Филимона, этого верного рыцаря, этого скромнягу, который совершил почти невозможное!.. ('Он точно будет в раю!')
- Но как? Как вы все это проделали?- спросила она, глядя на свое 'хорошее общество'.
-Ах, это наши маленькие тайны... - пролепетала Лизавета и скромно легла на телевизор, прикрыв его пушистым хвостом.
И тут старушке припомнилось все: шушуканье по углам, ответы невпопад, странная фраза 'напал на след', а еще - выдвинутые ящики, где лежала единственная фотография, книга, в которой хранилось прощальное письмо, шкатулка с локоном...и потом! - этот сон! Священник и обещание, что она скоро будет вознаграждена... - все сошлось, как в пасьянсе и стало ясно, как белый день!..
Скажу честно, мне жаль расставаться с нашей старушкой и ее компанией. Мне бы хотелось узнать, как жила Ляля в таборе, почему осталась одна, вспоминал ли цыган нашу старушку и что будет дальше. Кто еще поселится в этом гостеприимном доме, какие еще тайны откроются... Но, увы, приходится ставить точку. Вот она - .
Вместо послесловия
Если вы случайно окажетесь в нашей деревне и увидите на двери магазина объявление 'одинокая старушка нуждается в хорошем обществе', милости просим, заходите! Кто знает, может и Вы обретете здесь дом и неплохую компанию, как это случилось со всеми его обитателями.