Аннотация: рассказы о внутреннем мире ребенка, его понимании мира
Елена Григорьева
Талант
Терпеть не могу, когда при мне кого-нибудь хвалят! А те еще нос задирают. У меня настроение на весь день портится и вообще...
...Домой идти не хотелось, и я свернул на речку. Дядя Коля сидел один, - Тузик уже третий день болел, и его держали дома.
- Ты чего смурной? - спросил дядя Коля.
- Да так...
- Ты не такай, а отвечай толком! Что стряслось?
Ну, я и рассказал, как Анна Григорьевна похвалила Перцева: у него, говорит, по математике - определенный талант!
- Ну, так и что? Талант - он ведь от Бога. Вовка тут при чем?
Во мне все прямо вспыхивает:
- Почему Перцеву - талант, а мне нет?
- Да не кипятись ты, дурья башка, - успокаивает меня дядя Коля. - То дар математический, а у тебя - какой-нибудь еще. Каждому человеку талант даден, даже твари любой. Вон Тузик - какой нюх имеет! А терпение? Ведь бывает, по целому дню ждет меня, поскуливает, а приду - ни слова обиды. От радости не знает, в какую щеку лизнуть!
- А у тебя какой талант? - спрашиваю. - Рыбу ловить?
- Я свой талант в землю закопал... - дядя Коля нахмурился и задымил папироской.
"А может, и не сгнил? - думаю. - Может, лежит себе в земле и дядю Колю дожидается!"
Раньше он был мастером по дереву, - "по красному, по белому и по сосне!" Дома ставил красивые: с фигурными коньками на крыше, резными ставнями, крыльцом. А потом у них какое-то несчастье случилось, на стройке, дядя Коля переживал очень, запил и дома больше не строит - не может.
"Интересно, - думаю я, - где он свой талант закопал? И на что он похож? Может, это какой-нибудь инструмент, ну, без которого никак нельзя?" Я стал перебирать в уме топоры, рубанки... Потом вспомнил стамески... Вот! Про стамески он часто говорил. Только что, не помню...
По дороге домой я заглянул к дяде Коле во двор: в конуре было пусто, в доме - тихо. Я огляделся.
Двор у дяди Коли большой, а места свободного нет: везде какие-то сараи, пристроечки...Под березой стояла скамейка с резной спинкой, - дяди Колина работа. Я сел на нее, закрыл глаза и прислушался... Это мама меня научила: если что потерял, надо закрыть глаза, и тогда внутренний голос подскажет, где искать... И вот перед мной возник небольшой плоский ящик... Я увидел его так ясно, как будто уже держал в руках, как будто это было что-то знакомое. Я снова прислушался к себе: ящик лежал под землей. Совсем близко. "А что, если под скамейкой?" Я нагнулся и стал шарить руками - земля подавала сигналы...
Вечером я как бы невзначай сказал:
- Пап, а знаешь, дядя Коля свой талант в землю закопал...
- Знаю, - ответил папа, - к сожалению, не он один.
Потом он выглянул в окно, поглядел направо, налево и добавил: - У нас, почитай, каждый третий свой талант похоронил... А есть и такие, что по два, по три в землю зарыли!
- А если откопать?
- Подобная идея мне в голову не приходила, - сказал папа и как-то странно посмотрел на меня.
"Отлично! - подумал я. - Значит, я первый!" А что? Разве это справедливо: у кого-то ни одного таланта, а у других - вон сколько? Да еще в землю прячут! Нет, надо восстановить справедливость: таланты все откопать и всем раздать поровну!
Наконец папа сел смотреть футбол, а я - тихо, незаметно оделся и вылез в окно. Телевизор работал вовсю, так что можно было не опасаться. Я схватил лопату, большой папин фонарь и побежал огородами...
Собаки в тот вечер были тихие - не лаяли, на улице я тоже никого не встретил, - видно, все болели за наших, которые со шведами играли. Вот и дом дяди Коли. Я осторожно раздвинул висевшие на одном гвозде доски и оказался во дворе. В доме горело только одно окно - на кухне.
"Значит, дядя Коля спит, а тетя Галя сериал смотрит", - решил я и направился к скамейке. Было еще не очень темно, но все равно страшно - ведь я собирался откапывать чужой похороненный талант!
Копать под скамейкой было неудобно, - приходилось то и дело нагибаться. К тому же землю я старался откидывать подальше, - чтобы не вызвать подозрений. У меня скоро заныла спина, а руки с непривычки стали гореть, как ошпаренные. Незаметно стемнело, и разом, точно сговорившись, высыпали на небо звезды. Они опускались все ниже и ниже, будто следили за мной. Я стал копать быстрее, и вдруг моя лопата стукнулась обо что-то твердое и противно заскрипела ...
Я посветил фонарем и увидел кусок жести. Неужели нашлось? Я поддел его лопатой и вытащил... тот самый ящик: плоский, прямоугольный! И тут послышались чьи-то шаги...
Я сиганул под скамейку и затаился: дядя Коля!.. Никогда в жизни не испытывал я такого страха, как в тот вечер. Я прижался к земле и закрыл голову руками.
Дядя Коля сел прямо над моей головой и закурил. У меня защекотало в горле, в носу...Чтобы не чихнуть, я зажал нос двумя пальцами и задышал ртом. И тут как назло у меня заурчало в животе! Я весь покрылся испариной, вдавился поглубже в ямку и зажал живот руками. Я лежал, почти не дыша, и думал только об одном: скорей бы, скорей! А дядя Коля не спешил: покряхтывал, вздыхал, бормотал что-то неразборчивое... Наконец он затушил папироску и собрался уже уходить, как дверь в доме заскрипела и в полоске света появилась тетя Галя. - Ну, иди, иди к папе, - проговорила она, выпуская Тузика. Я понял, что пропал...
А Тузик неспешно потрусил к скамейке и, не добежав до нее, злобно зарычал.
-Ну, будет тебе! Что, папу не узнал? - дядя Коля потрепал его по ушам. Однако Тузик увернулся и по-пластунски пополз в мою сторону...
Я приложил палец к губам: мол, тсс, это я! Но вышло только хуже, потому что Тузик узнал меня, залился радостным лаем и, схватив зубами за рукав куртки, потащил на себя.
Через минуту я стоял перед дядей Колей, весь перепачканный, а Тузик прыгал вокруг меня, виляя хвостом и норовя лизнуть в щеку.
-Ты что тут делаешь? - спросил озадаченный дядя Коля.
- Я... я твой талант откапывал...
Дядя Коля закашлялся. Он кашлял так долго и так громко, что я даже испугался.
- Ну и что, - спросил он сквозь слезы, - откопал?
- Вот! - и я протянул ему свою находку.
- Ба! - проговорил он, разглядывая аккуратный прямоугольный ящичек. - Да это никак... Ну-ка, посвети фонарем!
Он щелкнул замочком, раскрыл ящик и даже крякнул от изумления.
- Мать честная! Стамески!..
Вы бы видели дядю Колю! Он радовался, как ребенок: доставал стамески из ящика, светил на них фонарем, прищелкивал языком и все приговаривал: "Мать честная, мои стамески!"...
А потом рассказал, как лет пять назад потратил всю свою получку на этот набор - "импортный, с деревянными ручками!" И уже подходя к дому, вспомнил, что у тети Гали день рождения, а он ей даже цветочка не принес. Он представил, что она наговорит ему, когда узнает об этой покупке (40 рублей по тем временам - деньги большие!) и, не заходя в дом, закопал его под березой, - тогда еще скамейки тут не было.
- Гале-то я сказал, что деньги у меня украли. Соврал, значит. Ну, она поругалась и утихла. Потом все думал: вот сегодня откопаю, вот завтра, а тут эта неприятность случилась, я запил, и видать забыл...
- Значится, ты мой талант откопал? - закончил он свой рассказ. - Дурачок, я ведь фигурально выразился, в том смысле, что способность свою загубил, пропил...
И дядя Коля рассказал мне старинную байку о талантах, от которой, мол, и пошло это выражение "закопать талант в землю".
- Ну, понял теперь, что талант - не деньги, не инструмент? Талант - это, брат, способность! Бог его даром дает, от всей души, а мы не ценим, мое - что хочу, то и ворочу! Ан нет! Ты потрудись над ним, развей, тогда и толк будет!
Назавтра все уже знали о моих приключениях. Когда проходил мимо, смеялись: - Заходи, может, и у нас чего откопаешь! В школе даже прозвище дали: "талантокопатель". Мне не жалко, пусть смеются. Зато у бабушки полочка для икон появилась. А вчера тетя Света похвасталась, что дядя Коля ей колыбельку мастерит, для внука.
Интересно, а у меня какой талант?
Мобильник
Когда мама рассказывала мне про Отелло, я еще не понимал, что такое ревность. А теперь знаю. Ревность - это когда только об одном и думаешь: как бы его уничтожить! Если вам не интересно, можете дальше не читать, а кто хочет - слушайте.
Все знают, что мы с Вовкой друзья, хоть он и старше меня на два класса. Мне с ним всегда хорошо, даже молчать вместе. А тут он совсем про меня забыл. Будто меня и нет вовсе, будто я пустое место. И все из-за мобильника! Он только о нем и говорит! Мол, гляди, чего в нем есть: и музыка, и часы, и игры всякие! Он с ним и в школу, и во двор, и спит с ним. Даже в туалет берет - как будто президент какой, а ему министры названивают.
Короче, я стал вынашивать план мести: или похитить мобильник и закопать в укромном месте, или поджечь, чтобы уже наверняка. Потому что терпеть этого издевательства я больше не мог.
На берегу дяди Коли не было и я побрел к нему домой. Он теперь все время в своем сарайчике сидит и что-нибудь мастерит.
- Гляди, какой я корень нашел? На что похож?- спросил он, когда я вошел.
- Не знаю, - буркнул я.
- А ты приглядись получше. Ведь это русалка - вышла из воды, легла на берегу и волосы свои сушит...
- Может, и русалка, может, и сушит, - сказал я сердито.
- Да ты чего - не в себе, что ли?
- Я-то в себе, а вот Вовка... - и я рассказал о мобильнике, который меня с ним разлучил.
Дядя Коля внимательно выслушал мои мстительные планы и покачал головой:
- Да ты, брат, кипишь, как чайник! Так и до беды недалеко...
- До какой?
- А такой: видел, как чайник кипит? Сначала бульканье, потом пар выходит... А дальше, что? А дальше, если не выключить, он сгорает.
- Ну и что? - разозлился я. - Я-то тут при чем?
- А при том! Что сгоришь, как тот чайник. Если не выключить вовремя...
И дядя Коля начал рассказывать мне страшные истории: как люди заживо сгорали, если ими завладевала какая-нибудь порочная идея, вроде мести или ревности. Просто сидели перед телевизором, и сгорали.
- При чем, что интересно, одежда оставалась целехонька! А людей как не бывало - одни угольки.
- Ты бери пример с дельфинов, - сказал дядя Коля,- эти всегда улыбаются. Я сам видел, в дельфинарии. И что с ними только не делают: выпрыгивать заставляют, рыбу на лету хватать, а они все одно - улыбаются во весь рот! И ведь в неволе живут, могли бы озлобиться, так нет же: улыбаются! А ты мстить надумал...
- Что же мне, улыбаться как дураку? Он на меня ноль внимания, а я улыбайся? Ну, уж нет! - я даже вскочил.- Сам улыбайся, если хочешь, а я его мобильник подожгу!
- Ну, подожжешь, а мать ему новый купит. Ты, брат, не в том направлении думаешь, не на то энергию свою тратишь. Ведь если подумать, что такое мобильный телефон? Это быстрая связь на большом расстоянии! Вот до чего человечество додумалось! К примеру, заблудился твой Вовка в лесу, не знает, куда идти. Все, думает, пропал! А тут - мобильник! Он звонит 02: помогите, говорит, заблудился! И его находят! А не было бы мобильника, погиб твой Вовка с голоду или от волков. А ты говоришь!..
Дядя Коля взял стамеску и начал обтесывать свою русалку. - Ишь, как корень-то изогнулся! Прям талия, а тут будто рука...Вот, к примеру, дельфины, - продолжал он, - им мобильники не нужны. А почему? Потому что у них слуховой аппарат почище твоей мобильной связи! На таких расстояниях звуки улавливает! И что интересно: не все, а только сигналы о помощи...
Дядя Коля продолжал что-то говорить, а во мне будто что-то звякнуло: вот же оно! Надо мне стать, как дельфин! Ну, в смысле, таким же чутким! И я представил, как это здорово: я стою посреди улицы и ловлю сигналы о помощи. Без всяких мобильников!
И я побежал на улицу, остановился на полдороги и стал прислушиваться... Где-то далеко гудели машины, ветер посвистывал, а рядом со мной, в траве, громко стрекотали кузнечики. "Нет, так ничего не поймаешь, никакого сигнала", - решил я и взобрался на небольшой пригорок. С него было видно далеко-далеко, до самого горизонта. Земля казалась плоской, как блюдце, а небо накрывало его большой голубой чашкой. Я закрыл глаза и раскинул руки...
Сначала ничего не было, а потом на меня со всех сторон понеслись волны... Они были разные - горячие и холодные, нежные и царапающие, и каждая что-то говорила, сигналила: "Эге-гей, сюда! Скорей!", "Беда, беда, скорей сюда!" Меня раскачивало, как антенну на крыше, меня прямо разрывало на части! Я не понимал, куда бежать, кого спасать. И вдруг меня потянуло вперед, точно толкнуло. Я помчался изо всех сил, потому что чувствовал, что это сигнал о помощи, что кому-то я очень, очень нужен. Я бежал и бежал, пока не уткнулся... в какую-то незнакомую девчонку. Она стояла на обочине дороги, раскинув руки и подпрыгивая на одной ножке. - Ты чего, - удивился я, - тоже сигналы ловишь? - Какие сигналы? Я голосую! Мне помощь нужна! Скорая!
Я посмотрел, как она стояла, руки в стороны, и сказал: - Голосуют одной, а ты двумя.
-Это я для равновесия, видишь, чего с ногой? - и она показала на разбитую в кровь коленку. Рядом, в траве валялся велосипед.
- Упала, что ли?
-Ну! Ногу подвернула. А мне на станцию надо! Срочно!
У меня бешено заколотилось сердце: "вот же оно, сработало!" Чтобы не выдать себя, я нагнулся, сорвал подорожник и велел приложить ей к распухшей коленке. Девчонка поднывала, но сдержанно. - Садись сзади, подвезу, - сказал я. Она обхватила меня руками, и мы поехали.
- Слышь, а ты про какие сигналы говорил?- спросила она.
Я только сильнее надавил на педали...
Сырные дырки
- Слушай, - спросил я Вовку, - а сырные дырки отличаются от других? Ну, например, от бубличных?
Вовка покрутил пальцем у виска, мол: совсем, что ли?
- Дырка - она и есть дырка, хоть от сыра, хоть от чего...
-А я думаю, отличаются. Сырные - они аппетитные, меня к ним так и тянет!
- Да тебя к сыру тянет, а не к дырке!
- А ты не говори, чего не знаешь! Для меня сыр без дырок - не сыр, а так, одно название. А чем больше дырки, тем вкуснее. Когда мама сыр покупает, я прямо их выискивать начинаю, и есть, есть!
- Дурак! Ты же сыр ешь, а не дырки. Дырка - это что? Ничего, пустое место.
Тогда я пошел к дяде Коле. Тот послушал и говорит:
- Тут я, пожалуй, с тобой соглашусь. Потому что пустота - она разная бывает. Например, сырная - она совсем другая, нежели от баранки или там от сушки. У сушки и пустота сухая, голодная, а у сыра - сытная, ты ее нутром чуешь, какая она - сырная. Или вот у бублика с маком, - там своя пустота, духовитая... А в земле дырка? Ты думал там ничего, пусто, сунул палец, а оттуда - мордочка: здрасьте вам, мышь полевая! Выходит, нора эта, а не дырка! А колодец возьми? Там, какая пустота?
И я вспомнил, как нагнулся над колодцем и увидел свое лицо: оно качалось на воде, как смешная лепешка с глазами, и я крикнул ему: - Эй, ты там! И услышал эхо. Оно неслось ко мне с самого дна и звенело в ушах: - Бам-бам! Там-там-там!
И я сказал: - Там пустота страшная, по ней эхо ходит.
- Вот! Или вот хоть руль у машины - тоже пустота, а какая другая? Сколько в ней всего: и запах дороги, и бензина, и беспокойства всякого... А колесо на дороге - там своя пустота, пыльная, усталая... Или возьми обруч этот, хулахупа называется, ну, что Анка крутит...Там, что за пустота?
- Ну, железная...
-Нет, брат, - космическая! Потому что хулахупа эта к небу стремится, в полет! Видал, как Анка ее на руке крутит? Так она и набирает обороты, скорость, значит, так и норовит сорваться и улететь в космические просторы!
Дядя Коля задумчиво помолчал. - Пустота... она, брат, разная. Вот когда ночью сидишь, глядишь - пустота кругом. А сколько в ней всего! Весь мир умещается!.. Люди, звери...
Дома я отрезал кусок сыра с дыркой, приложил к глазу и стал смотреть. Я смотрел из сырной пустоты, и весь мир казался мне новым, таинственным. Я будто впервые увидел и нашу комнату, и занавески на окне, и почувствовал, что и они тоже смотрят на меня. Мы разглядывали друг друга! Каждый, из своей пустоты. Интересно, а что думает обо мне шкаф? Цветок на подоконнике? Лампочка под абажуром? Может, и они увидели меня сегодня словно впервые. Смотрят и думают: кто это такой, глядит на нас через сырную дырку? И, правда: кто я такой?
Райская жизнь
По весне, когда червяков еще нет, дядя Коля ловит на живца.
- Щука, она карася любит. Привлекает он ее! А еще на ратана хорошо идет! В прошлом годе я на него щуку поймал, так на три кило потянуло. Помнишь?
- Помню. Тебя же в газете печатали.
-Ну! А нынче что-то мелкая...
Мне не терпелось поговорить с дядей Колей, а он словно не замечал этого. Все талдычил про своего карасика, про терпеливость - "она для рыбака самое важное!"... Наконец, сам спросил:
- Куда твоя мамка-то ездила?
-В Архангельское. С тетей Ритой. Прямо, говорит, как в раю побывала! А чего они в этом раю нашли? Не понимаю! Вот и бабушка чуть что, сразу: смотри, в рай не попадешь! А чего там особенного?
Дядя Коля аж присвистнул: - Эк тебя! С чего бы это?
- А с того. Что почитал я Библию с картинками этого, Доре...
- Ну? - дядя Коля опять. - И что?
- А то. Что совсем я в этом рае разочаровался. В раю-то хорошо должно быть, а им там плохо!
- Это кому же?
- Известно кому, Адаму с Евой. На первой картинке они посреди рая стоят. Кругом них звери незлобивые, цветы, деревья, все хорошо вроде, только без одежды они совсем, и жилища никакого не видно. А если зима? Ну, это ладно... Потом уже этот змей появляется, это в раю-то! Обвился вокруг дерева, как у себя дома и давай Еве разные слова нашептывать. А на другой картинке Ева уже с яблоком, и Адаму его протягивает, мол, попробуй, вкусное. А на следующей, где Бог спрашивает: Адам, где ты? - они уже испуганные такие, прикрываются листьями, плачут. И все, выгоняют их, и у входа - ангел с огненным мечом. Мол, вход воспрещен.
- Ну? - дядя Коля опять.
- А то и ну: что это за райская жизнь, если там так страшно? Если их за здорово живешь, выгнали! Я понимаю еще, если б они все яблоки обобрали, а то одно только и взяли-то! И потом: первый раз не считается, на первый раз прощается!
- Эк ты разошелся! Прям... Смотри, смотри - никак клюет! - зашептал дядя Коля. Он привстал и начал поваживать удочкой...
- Нет, показалось. Так что ты про рай-то говорил?
- А то, что никакое это не лучшее место, а наоборот, очень даже страшное, полное опасностей. Место, где им плохо, стыдно стало.
Тут дядя Коля даже крякнул: - Вот это ты верно сказал: место, где им стыдно стало! А где это место, знаешь?
- Где-где... Там где-нибудь! - И я показал наверх.
- А вот тут ошибочка вышла! Не там оно, а здесь, - и он так громко стукнул себя в грудь, что там даже что-то звякнуло.
Мы помолчали. Картинки Доре стали как-то блекнуть и уходить в сторону. Я вдруг понял, что меня обманули, рассказали как-то не так и показали что-то не то...
- Не клюет, - констатировал дядя Коля. - Надо было на карасика...
Потом он задымил. И дымил долго, будто вспоминал что-то.
- А слыхал ты про такого поэта, Омар Хайям называется?
-Не-а...
-А мамка твоя знает, читала мне наизусть. Так вот, он писал:
ад и рай не на небе, это, мол, думают разные ханжи. Ад и рай, он говорит, это две половины души!
И снова задымил: - Ты вдумайся: две половины души! У каждого - у тебя, у меня, здесь вот, в самой середке: и ад, и рай, все вместе.
- Ага!- сказал я с сомнением. - И змей тоже здесь?
-А как же! Он хитрый, змей этот! Это ж, образно говоря, червь сомнения! Он так и норовит древо райское подточить, подначить на что нехорошее. А душа - она ведь как Ева, женского рода, легко на обман идет. И в раю-то, Ева первая соблазнилась, а потом и Адама за собой повлекла. Не захотели, значит, жить по-хорошему, вот и лишились рая.
- Тебя послушать, так выходит, они сами себя из рая выгнали?
- Вот! В точку попал! Ты-то пока чисто живешь, никого не обманываешь, в раю пребываешь. А чуть где не по совести, - соврал, обманул, - так тебе сразу плохо. Какой уж тут рай! Белого свету не взвидишь! Помнишь, когда ты Вовку оговорил? Ну, что это он небольшой взрывчик устроил? Как тебе плохо было: сам не свой ходил, от всех прятался, пока не признался.
...Картинки Доре снова появились передо мной. Они выстроились в ряд, одна за другой, но теперь я увидел их будто заново. Будто вся эта история произошла не когда-то давно, а здесь, со мной!
Я думал про Адама и Еву, про себя, про Вовку, которого я подставил, и внутри у меня что-то переворачивалось.
- Ты Библию-то снаружи читаешь, глазами, - говорил дядя Коля, - а ее надо изнутри, сердцем. Тогда и смысл уловишь...
Он долго еще говорил про Библию, что не для каждого ума она, про каких-то там ловцов человеков...потом насаживал колюшку, проверял поплавок... А у меня перед глазами стояла картинка: испуганные Адам и Ева в кустах и голос с неба: "Адам, где ты?"..
Скажи мне, кто твой друг...
После уроков ко мне подбежал Вовка:
- Скажи мне, кто твой друг?
-Зачем?
- Ну, скажи!
- Ты.
- Ха! Значит, ты - это я!
- Почему это? - не понял я.
- А потому что! Один великий человек придумал: "Скажи мне кто твой друг, и я скажу кто ты!" Значит, ты - это я!
"Так, значит...Ага..." Я сначала растерялся, а потом тоже спросил:
- А ты скажи, кто твой друг?
Вовка опешил, а потом выпалил: - Ты!
-Значит, ты - это я! - победно заключил я.
После этого мы уставились друга на друга, как два барана. Сначала я разозлился: я - это я, а не Вовка! Во-первых, он старше меня на целых два класса, во-вторых, у него уши оттопыренные, в-третьих - он картавый, а в-четвертых... И тут я увидел Вовку, как никогда раньше не видел: его глаза, волосы, маленький шрам над бровью, и эти уши его... все такое знакомое, родное. "А что, если я не только я, но и немножко Вовка? Даже словечки его наизусть знаю...Не зря же папа говорит: думай своим умом, а не Вовкиным! Может, оттого, что мы всё время вместе, я стал похож на него?"
Я снова посмотрел на Вовку и почувствовал, как он плавно перетекает в меня: его глаза - мои, его волосы - мои, его шрам - мой...Между нами открылся какой-то невидимый шлюз. Я прямо животом чувствовал, как в меня идет волна от Вовки, а потом от меня - к нему. "Интересно, а он чувствует это?" И тут кто-то крикнул: - Вовка, пошли!
Он привычно боднул меня головой в живот и сказал: - Да ладно, не бери в голову!
А я уже взял. Я не мог успокоиться: "А что, если бы Вовка весь в меня перетёк? Неужели бы я стал Вовкой?" "Нет, - рассудил я, - с кем бы я тогда дружил? Значит должен быть Вовка и должен быть я!" И я подумал: А может, этот "великий" совсем не то хотел сказать?
И я побежал на речку, на наше любимое место. На берегу было пусто, только у воды сидел дядя Коля-рыбак. Рядом с ним лежал Тузик и пристально смотрел на поплавок. Я пристроился рядышком:
- Дядя Коля, а что это значит: скажи мне, кто твой друг и я скажу, кто ты?
- А то и значит, - почему-то сердито ответил дядя Коля, - что не водись с плохими товарищами, сам такой станешь!
-А я и не вожусь...
-Ну и молодец!
Дядя Коля закурил. - Друг - он соответствовать должен. Вон Тузик. Лежит себе смирно, сопереживает. А другой бы на его месте всю рыбу мне распугал! Твой-то смирный?
- Смирный, - соврал я. Потому что не хотел подводить Вовку. На самом деле он ни минуту на месте не сидит!
- И чтобы не заискивал перед сильными, не выклянчивал чего получше, - тянул своё дядя Коля. - Вон Тузик: он себе цену знает, не станет перед каждой псиной хвостом вилять, определят - кто достоин, кто - нет. Твой-то как: хвостом не виляет?
- Не виляет, - ответил я и не соврал, потому что Вовка никогда ни перед кем не заискивал. Он всегда был сам по себе, независимый.
- Это хорошо, - продолжал дядя Коля. - И чтобы не помыкал: принеси то, сё... сбегай туда, сюда!.. Если помыкает, значит, верх взять хочет. Твой-то не помыкает?
- Не помыкает, - сказал я, - даже помогает! Когда мамы нет, он меня к себе зовет и картошку жарит!
- Жарит он! - опять сердито сказал дядя Коля. - Сегодня жарит, а завтра скажет: "я тебя кормил, теперь ты меня"! Может, выгоду ищет: ты мне, я тебе... А друг - он на верность проверяется! Вон Тузик: ты попробуй его хоть котлетой примани - не пойдет.
Пока мы разговаривали, похолодало. Откуда-то налетел ветер и стал гнать волну.
- Кончилась моя рыбалка! - сказал дядя Коля. - Ишь, как речку-то зарябило! Ты глянь: вот одна волна, за ней другая. А теперь смотри внимательно - где одна? Где другая? И не разберешь. В одну слились. А почему?
Я не знал.
- Потому что обе к берегу шли! Вы-то как с другом: к одному берегу идете или в разных направлениях?
- К одному! - уверенно сказал я.
И мне так хорошо стало! Оттого что мы с Вовкой - одна волна...