По возвращении в клуб мы с Вадимом сухо попрощались и разошлись в разные стороны. И хотя он не произнес это вслух, я чувствовала: встреча была последней, а секс прощальным. Оно и к лучшему, избавил меня от тяжелого разговора и нелепых объяснений.
Вадим не тот человек, от которого можно так просто взять и уйти. Он собственник, и, если уж посчитал что-то своим, несомненно, так оно и будет. Надежда и опора для любимой женщины, про таких как он говорят: "как за каменной стеной". Но, видимо, это не моя стена. Он отпустил меня - сам, и я благодарна ему за это.
Я смотрела на его удаляющийся силуэт и чувствовала облегчение. Я словно освободилась от тяжкого бремени, каких-то невидимых оков, удерживающих меня рядом с ним. Если бы я только знала, чем обернется моя ложь...если бы только знала.
Этот мужчина никогда по-настоящему не был моим. Между нами всегда была преграда, и Вадим при любой возможности старался напомнить об этом. Социальный статус, положение в обществе - вот его основные критерии. Вадим принадлежит к категории людей, которые не смотрят на внутренний мир, не оценивают человека как личность. Им плевать, что у тебя в душе; если чего-то нет, стоит только захотеть, и купить. "Все в этом мире продается и покупается!" - главный принцип Вадима Константиновича Соболева. Он мнит себя высшей кастой, элитой общества. Людишек вроде меня, честно зарабатывающих на жизнь своим горбом, искренне считает неудачниками и отребьем. Мусором, который захламляет его любимую столицу одним своим присутствием. Каждый раз, когда я пыталась завязать с ним разговор на эту тему, Вадим бесился и жестко затыкал мне рот, считая собственное мнение единственно верным.
За те несколько месяцев, что мы были вместе, я пыталась изучить его, понять, что же у него внутри, однако Вадим держал дистанцию. Даже будучи прилично пьяным, он не позволял себе расслабиться - следил, что и кому говорит. Каждый последующий шаг делал осознанно - никакой спонтанности, никаких эмоций, только холодный расчет, выгода, власть. Он буквально помешан на ней, а еще на "чистоте крови". Вадим не единожды упоминал, что в его жилах течет благородная кровь аристократов - древнего рода Соболевых. Такое самовосхваление не могло не раздражать, так же как и зацикленность на этом - не вызывать любопытства.
Как-то раз, когда он был в довольно приподнятом настроении, не без помощи алкоголя, я решила рискнуть и напрямую спросила о причинах такой ненависти к простым смертным. К моему удивлению, Вадим поведал "тайну, покрытую мраком" с большой охотой. Как я и предполагала, скелет был зарыт в далеком детстве.
Вадиму было семь лет, когда его родители развелись, и отец скоропалительно женился на стриптизерше - распутной провинциалке, которая вскоре родила ему ребенка. Мать Вадима, не выдержав удара, начала пить и безрассудно менять партнеров. Последний из них в пьяном угаре приревновал ее к дружку и зарезал кухонным ножом. Так, в десять лет Вадиму снова пришлось вернуться в отцовский дом и жить там с младшим братом и мачехой, которая, кстати, недалеко ушла от его собственной матери. Она никак не могла отказаться от прежней жизни, сутками напролет, даже после рождения сына, пропадала в барах и ночных клубах, а потом и вовсе подсела на героин. В то время отец Вадима еще не имел такого состояния, он только-только начинал раскручивать свой строительный бизнес. По всей вероятности, он действительно любил новую жену, ведь вместо того, чтобы ставить фирму на ноги, он забросил все дела и начал таскать женщину по врачам и клиникам.
В начале девяностых многие более-менее успешные предприниматели подверглись рейдерским налетам, и отец Вадима не стал исключением. За одну ночь он потерял все - жену (та скончалась в туалете ночного клуба от передозировки), бизнес, но самое главное - уважение старшего сына. Каким образом отец поднялся на вершину власти и достиг таких успехов, Вадим до сих пор не знает, однако детская обида грызет его и по сей день. Сложив тогда два и два, я нашла ответы на все свои вопросы. Поняла, почему он не хочет, чтобы нас видели вместе, а также его отношение к бедности и провинциалам в столице.
Вадим до сих пор считает отца предателем и единственным, кто виноват в смерти матери. Когда он закончил свой рассказ, его глаза источали холод ненависть, выражение лица стало жестким, пугающим. Это был всего лишь миг, но я увидела его настоящим. А потом он взял себя в руки и снова нацепил маску. В тот вечер я поняла: все, что говорит и делает Вадим Соболев, ненастоящее. Он сам ненастоящий. Внутри него сидит все тот же обиженный собственным отцом мальчик, только с обликом взрослого состоятельного мужчины.
Как же бывает обманчива внешность! Тридцатипятилетний красавец средней комплекции, даже, скорее, худоват, обаятельный, богатый и успешный - все это хорошо сформированный и отточенный образ. На самом деле, это озлобленный на весь мир, жаждущий власти и мести мужчина. Он словно бомба замедленного действия, и мне страшно представить, что случится, когда она сработает, а ведь рано или поздно это произойдет. Человек не может вечно держать в себе негатив, обиду и прочие разъедающие душу чувства. Со временем он начнет выплескивать их на окружающих и близких людей, в этом случае гнев Вадима будет направлен прямиком на отца и брата.
Я ни разу не видела Соболева в окружении друзей - он всегда один. В моей голове он ассоциируется с волком-одиночкой. Жизнь кипит внутри него, и лишь малая часть выходит наружу. Он живет в своем четко выстроенном мирке, где действуют только его законы и правила.
Когда Вадим скрылся за дверью своего кабинета, я облегченно выдохнула и пошла в гримерку. Взглянула на часы: те показывали половину четвертого утра. Официальная программа клуба давно закончилась, поэтому я без страха, что меня увидит кто-нибудь из девочек, толкнула дверь и вошла в комнату. К моему глубочайшему разочарованию, она была не пуста: на маленьком кожаном диване в углу, спиной к выходу, укрывшись одеялом, кто-то лежал. Подойдя ближе, я разглядела копну разлетевшихся по подушке белых волос, а затем и лицо.
- Крис? Ты теперь решила и спать на работе?
Сестра повернулась, и я увидела заплаканные глаза и красный распухший нос - показатель того, что плачет она не один час.
- Маленькая моя, ты чего ревешь? Опять Олег накосячил?
Она дернула плечами и, шмыгнув носом, закрыла лицо руками.
Я села на край дивана и слегка приобняла ее, положив голову на грудь. Я чувствовала - ей больно; знала, что она очень устала, но так же, как она недавно, не стала успокаивать. Решила дать время все обдумать и поплакать, как следует.
Я лежала на ее груди и размышляла о том, что же будет дальше. Мы будто стоим на мертвой точке, застряли на этом нулевом километре. Жизнь постоянно пинает нас, попадая по самым уязвимым местам, а мы даже не успеваем принять обезболивающее. У всех нормальных людей бывают взлеты и падения, черная и белая полосы, а мы как-будто зарываемся вглубь, и полоса у нас эксклюзивная - серая.
Со смертью родителей все изменилось: из молоденьких восемнадцатилетних девочек, привыкших к любви и ласке, мы превратились во взрослых, вынужденных самостоятельно решать любые проблемы девушек. В душе я давно чувствую себя сорокалетней женщиной, молодость и красота только снаружи, но не внутри. Совсем скоро мне предстоит стать матерью-одиночкой; до сих пор не могу смириться и принять тот факт, что беременна. Дети должны появляться на свет пусть не запланировано, то хотя бы по любви, а ни того, ни другого у меня нет и не было. За свои двадцать пять лет я ни разу не влюблялась - детские влюбленности в начальных классах не в счет, ни когда не испытывала ничего похожего на это чувство. Почему-то так складывалось, что мужчины, которые липли ко мне, были слабее - не физически, конечно нет, морально. Я брала всё, что они давали: кто-то деньги и подарки, кто-то чувства и заботу, но, в основном, обыкновенные плотские удовольствия - хороший, качественный секс. Хоть и не всегда, но обычно такие отношения заканчивались после первой же ночи.
Говорят, что любят ни за что-то, а вопреки. Никогда не понимала и не принимала этого выражения. Нельзя любить вопреки - это то же самое, что сидеть на пороховой бочке: рано или поздно вы обе взлетите на воздух. Однако и любить за что-то нельзя. Красивые глаза не защитят и не согреют в ненастный день. Я пыталась любить вопреки, но не смогла справиться с амбициями. Пыталась любить за что-то, но и это не было любовью. Любовь должна быть всеобъемлющей, всепоглощающей, стирающей берега и грани. Такой, чтоб до мозга костей, до дрожи в пальцах. Чтоб давала силы, а не ломала судьбы.
Парадоксально, я рассуждаю о великом чувстве под названием любовь в тот момент, когда моя сестра страдает от этого самого чувства.
Кристина слегка поуспокоилась и, вытерев растекшуюся по лицу тушь, попыталась принять вертикальное положение.
- Может, расскажешь, что стряслось?
Она кивнула головой.
- Мы договорились встретиться вечером, здесь, в клубе, но он так и не появился. Я кое-как дозвонилась до Олега, но он послал меня, обозвав шл*хой.
- Странно, я видела его машину на стоянке возле черного входа. Я не могла ошибиться, это точно был он.
Крис задумалась, глядя куда-то в пространство, а потом перевела взгляд на меня.
- Жень, ты была одна?
- Нет, с Вадимом. А что? - я не понимала, к чему она клонит.
Сестра нервно хмыкнула и, запустив руку в волосы, убрала падавшие налицо пряди назад.
- Кажется, я догадалась, почему он назвал меня... ну ты поняла.
Я кивнула и недоумевающе уставилась на Крис.
-Ну?
- Что "ну"?! У тебя что на голове?
Я положила руку на голову, но ничего не обнаружила.
- Волосы. Кристин, я ни фига не понимаю...
- А цвет твоих волос белый? - я снова кивнула. - Олег видел тебя с Вадимом, когда вы выходили из клуба, но он решил, что ты - это я, из-за парика. Поняла?
- Кристиночка, прости, ты же знаешь, я не специально. Блин, у вас и так полная ж*па в отношениях, а теперь еще и это.
- Я знаю где он живет! - Кристина заметно приободрилась и даже повеселела.
Она метнулась к своему столику и, схватив влажные салфетки, стала стирать потекший макияж. Я потянулась и хотела, было, снять неудобный парик, как она тут же заверещала на всю комнату:
- Вещдок не снимать!
Я чуть не подпрыгнула на диване от испуга.
- Такими темпами я рожу раньше срока.
Я невесело засмеялась и, положив ногу на ногу, откинулась на спинку.
- Жень, ты сказала Вадиму?
Я отрицательно покачала головой.
- Он ведь имеет право знать...
Я понимала, что этого разговора не избежать, поэтому решила обговорить все на месте и больше к этому не возвращаться.
- Сегодня ему принесли записи со скрытых камер, на которых меня несколько дней подряд выворачивает. Он предположил, что я беременна, и сказал сделать аборт. Ему не нужен этот ребенок, Крис, понимаешь? Не нужен. Я соврала и сказал, что отравилась. Крис... обещай мне...
Ей не нужны были лишние слова и объяснения, сестра и так поняла о чем я.
- Это твой выбор, Жень. Я просто хочу, чтобы ты знала - я люблю тебя и всегда буду рядом.
Она подошла и крепко обняла меня.
- Но если ты возьмешь в крёстные Сашку...
Я не смогла удержаться и засмеялась, а на глаза выступили слезы, вот только причиной радости или сожаления они были, я так и не поняла.
***
Дальнейшие события происходили с космической скоростью. Свет фар. Визг резины. Кровь, а потом реанимация и долгие часы под дверью в ожидании чуда. Уже второй раз в жизни я стояла под дверями этой страшной комнаты и молилась, чтобы дорогой и любимый мной человек остался жив.
"Бог любит троицу!" - некстати подумалось мне, но я тут же одернула себя и выкинула дурные мысли из головы. Взглянула на сидящего на кушетке Олега, и мое сердце еще сильнее сжалось: за одну ночь он постарел на несколько лет. Впалые от усталости и похмелья глаза провалились, а лицо будто почернело от переживаний и тоски. Он буквально светился болью и сожалением.
Я видела, как начинались их с Кристиной отношения, как они продолжались, и несмотря ни на что, я была уверенна - это настоящая любовь. Сильное, способное разбить любые стены и преодолеть все жизненные трудности чувство.
Когда вышел врач и, наконец-то, сказал, что жизни Крис ничего не угрожает, у нас обоих один камень с души свалился, но остался другой - желание справедливости и мести. Попытки Олега найти хоть какую-нибудь зацепку не увенчались успехом, и он всё сильней испытывал вину за случившееся. У меня не было выбора. Оставался только один вариант, и несмотря на все возможные последствия, я набрала на телефоне номер человека, которого ненавидела всем сердцем. Человека, который сломал и растоптал меня, унизил и выбросил. Я не могу назвать это изнасилованием, скорее, столкновением характеров двух сильных духом людей, ведь он не сделал ничего такого, чего бы я не хотела.
Мне больше не к кому было идти - Вадим даже не стал бы меня слушать. Хоть я и не надеялась, что он станет. Но, невзирая на все страхи и противоречия, я стояла и слушала в трубке длинные гудки.
- Да, - его грубый и, по всей слышимости, сонный голос болью отозвался где-то в области сердца.
- Это Женя, надо поговорить.
Он долго молчал, но потом все же ответил:
- Понравилось? Хочешь повторить?
Если бы я сейчас стояла рядом и у меня в руках был пистолет, не задумываясь, выпустила бы всю обойму прямо в сердце этому ублюдку.
- Мне очень нужна твоя помощь. Моя сестра попала в аварию, сейчас она в реанимации.
- И какого хрена ты мне звонишь? Потеряла номер Вадима?
Господи, этого мужчину можно хоть чем-нибудь пробить?!
- Мы расстались. И, на всякий случай, не из-за того, что случилось. Он не знает, так что можешь не париться.
Мужчина громко засмеялся в трубку, но мне показалось, что это было наигранно.
- Не сомневаюсь. Из-за такой как ты он никогда не стал бы разбираться со мной. Ты всего лишь игрушка и то временная. От меня-то тебе что нужно? Предупреждаю сразу, я не добрый самаритянин, за просто так напрягаться не буду.
Я рассказала ему все, что знала, и стала ждать его ответа. Прошло всего несколько секунд, но мне они показались вечностью.
- Я сделаю все, что скажешь, только найди его.
- Я тебя за язык не тянул. Твоя проблема будет решена в течение двадцати четырех часов. И не стоит благодарностей, лучше помни, что я умею и люблю собирать долги. Адьёс, детка, я спать хочу.
Я даже не успела ничего ответить, как он сбросил вызов.
Вернулась к Олегу и сказала, что проблема будет решена за сутки, в его глазах промелькнуло какое-то успокоение и благодарность. А потом он ушел. Сжёг все мосты. Сбежал, испугавшись только одному ему известных трудностей.
Целый месяц Кристина провела в больнице. Многочисленные травмы и переломы еще долго будут напоминать о себе. Вернувшись на съемную московскую квартиру мы обе пришли к одному мнению: пора возвращаться домой. И, собрав все свои вещи, недолго думая ,сели в старенького " Федьку" и поехали.
***
На следующий день после приезда я встала на рассвете и отправилась на кладбище. Желание быть хоть чуточку ближе к родителям было невыносимым. Может быть, это была крайняя степень отчаянья, а может, что-то другое, но я собралась с духом и пришла к ним на могилку.
Сентябрьское утро веяло легкой осеней прохладой. Я шла по широкой дороге между еловыми посадками и вдыхала полной грудью приятный хвойный аромат. Было тихо. Мертвенно тихо, но меня это нисколечко не пугало, даже, наоборот, появилась какая-то внутренняя умиротворенность. Солнце только-только начало показываться из-за горизонта и весело играло в переглядывания между ветками деревьев. Я свернула направо и, пройдя несколько метров, остановилась возле большой мраморной плиты, с которой на меня смотрели два самых родных человека. Ну здравствуйте, что ли!
Тихонько села на лавку и стала внимательно разглядывать их, всматриваться в знакомые черты, вспоминать. Мысленно разговаривать с ними, просить прощения и спрашивать совета. Знала, что они не ответят, но так мне было легче. Только им я могла все рассказать, только они знали, что я в действительности думаю и чувствую.
Я встала, взяла лежащие рядом с памятником бутылку с водой и тряпочку. Намочив ее, я стала протирать пыль с плиты, в то время как мои собственные слезы застилали мне глаза. Что же мне делать теперь со всем этим, мамочка?
Я все сильнее до блеска натирала отполированный мрамор, как вдруг почувствовала внутри какой-то толчок. Потом еще один, но уже сильней. Тряпка выпала из моих рук, и я, обхватив слегка выпирающий живот, стала ждать, затаив дыхание. Снова шевеление. Я не выдержала и стала смеяться, как ненормальная. Мне так хотелось кого-нибудь обнять в этот момент, поделиться своей радостью, но кроме могильных плит и деревьев кругом не было ни души.
Присев на корточки напротив фотографии родителей, коснулась руками высеченного изображения лица. Я поняла, мам. Я буду жить и растить малыша, назло всем - буду счастлива. Встану с колен, на которые меня поставили, и отомщу.
Попрощавшись с родителями, я отправилась в ближайший салон красоты и сменила черный цвет волос на прежний. Теперь я буду играть по своим правилам. Месть холодное блюдо, и мне нужно время, чтобы остыть, охладить свой пыл и утихомирить гнев. Мне нужно набраться сил и все хорошенько обдумать. Я заставлю его пережить то же, что пережила, чего бы мне это ни стоило. Клянусь!