"Пройти миллионы дорог, чтобы однажды найти сердце Вселенной в океане бездонных глаз..."
DarkHell
Громко хлопнула дверь, а потом послышались шаги на лестнице. Кто-то спешно поднимался наверх, и от него веяло холодом.
Зима в этом году выдалась на редкость морозная, каких давно уже не было. За первый месяц холодов уже трое обмороженных, один из которых умер, а двое других все еще находились в больнице. Больше, чем остальным, не повезло бомжам, живущим во дворе - еще летом двери во всех подъездах заменили на кодовые с домофонами, и просто так войти было невозможно. Ежедневно в новостях передавали об очередном замерзшем насмерть бомже, тело которого направлено в городской морг.
"Кого принесло в такую ночь?" - подумала Настя, и поежилась. - "И главное - как он вошел?".
По молчаливому согласию этой зимой никто из жильцов не покидал дом надолго - только купить самое необходимое.
Поддавшись любопытству, Настя подошла к двери и посмотрела в глазок. На площадке никого не было. Настя хотела открыть дверь, как вдруг снова раздались шаги снизу, только на этот раз они звучали гулко, словно человек с трудом передвигал ноги. Девушка накинула цепочку и приоткрыла дверь. Человек продолжал подниматься, и уже слышалось его прерывистое дыхание. Через пару минут показалась его голова с копной черных волос, припорошенных снегом, а потом спина в черном пальто, также в снегу. Снегопад шел уже добрых два дня беспрерывно, но мороз не спадал, словно природа решила спрятать город от его жителей и всего мира.
Человек шел медленно, покачиваясь из стороны в сторону. Вот он достиг лестничного пролета и повернул налево, чтобы подняться дальше. Настя увидела его лицо - бледное, уставшее, с густой бородой, покрытой инеем. Встретив взгляд его черных, в цвет волос, глаз, Настя чуть не задохнулась от того, что в них увидела.
Это не описать словами. Настя смотрела в его черные глаза непрерывно, затаив дыхание, а он медленно поднимался на ее площадку, и вот уже поравнялся с нею. Тяжело вздохнув, мужчина сел на верхнюю ступень, прислонившись спиной к перилам. Он поднял синие от холода, обмороженные ладони к лицу и подышал на них, пытаясь согреть. Но тщетно - пальцы все так же не желали двигаться. Опустив руки на колени, заснеженный гость пустого подъезда снова вздохнул, и закрыл глаза. Он прошел уже десять этажей, и никто не открыл ему двери. Теперь он здесь, на одиннадцатом. Выше только элитное жилье, а таким людям наплевать на других. Но и здесь никто не пожелает впустить его к себе, и оставит умирать на лестнице. Такие уж тут люди... Ему повезло, что дверь замерзла, и не закрылась. Правда, он ободрал себе отмороженные руки, отлепляя металлические створки друг от друга, и теперь вообще их не чувствовал, но это не беда. Беда в том, что он сделал это только для того, чтобы умереть в чужом подъезде, а не на улице. Но умирать так не хотелось...
Настя захлопнула дверь и отдышалась. Родители велели никого не впускать, тем более - вечером. Потом уехали в Москву по рабочим делам. С тех пор прошло более месяца, а они так и не вернулись и даже не позвонили. Впрочем, телефонные линии кое-где были повреждены, так что их молчание вполне объяснимо. Настю отсутствие родителей не сильно напрягало - они часто оставляли дочь одну, считая ее достаточно взрослой. "Все-таки девочке шестнадцать лет", как говорила мама.
Человек за дверью умирал, и он уже почти смирился с этим. Настя не могла решиться - впускать или нет? Попытаться спасти или оставить умирать там, на лестнице?
Скинув цепочку, одним рывком Настя распахнула дверь, которая ударилась о стену. Этот звук заставил мужчину открыть глаза. Он посмотрел на нее, и она прочла в его глазах еще кое-что: он хотел жить. Настолько сильно, что готов был пойти на что угодно для этого. Настя застыла на пороге, глядя на него неотрывно. Он не сдвинулся, только во взгляде появилась мольба. Нет, он не пойдет на все, чтобы выжить. Он еще не перестал быть человеком.
Эта мольба решила все за Настю. Быстро подойдя к мужчине, она подхватила его подмышки и резко рванула вверх. "Боже, какой он тяжелый", - пронеслось у нее в голове. Она тащила его волоком и уложила в коридор, после чего заперла дверь.
"Надо его раздеть", - подумала Настя. Действительно, мокрая от снега одежда не только усугубляла положение мужчины, но и делала его тяжелее. Расстегнув все пуговицы, Настя кое-как стащила с него пальто, потом - ботинки. Схватив его за руки, стараясь не касаться кистей, девушка потащила его в ванную. Открыв горячую воду, она продолжила стаскивать с мужчины мокрую одежду. Он обмяк и позволял ей делать все, что угодно. От этого ей легче не стало.
Наконец, груда мокрой одежды лежала отдельно от ее владельца, а он сам в одних трусах покоился в ванной, набранной наполовину. Вовремя сообразив, что в кипяток его опускать нельзя, Настя набрала ванну на две трети холодной водой. Но даже такая температура для него оказалась слишком высокой, и он застонал от боли. Видимо, пострадали не только руки. Радовало только то, что он еще чувствовал боль.
Пока он лежал в ванне, Настя вскипятила чайник и согрела щи. Вернувшись в ванную, она долго колебалась, прежде чем снять со своего нежданного гостя трусы. Он не сопротивлялся, словно вообще ничего не чувствовал, но ей все равно было неловко и стыдно. В основном, перед собой.
Он ел с большим трудом, но все-таки ел. У этого человека была великая любовь к жизни. Он съел почти все, и даже не отказался от чая. Махровый халат сохранял тепло, полученное от воды, и щеки наливались румянцем. Он уже был не таким бледным, как пару часов назад.
Настя помогла ему дойти до спальни родителей и лечь в постель. Он уснул тотчас же, а она долго сидела рядом. Потом, уже к утру, ее разбудил его стон - он снова замерзал. Подумав немного, Настя забралась под одеяло и обняла его, согревая своим теплом. Он быстро успокоился и снова уснул.
Он спал беспокойно. Просыпаясь, он часто вскакивал и испуганно озирался. В эти минуты Настя обнимала его и шептала что-то на ухо, отчего он успокаивался, и через некоторое время вновь засыпал. Чтобы опять быть разбуженным очередным кошмаром через несколько часов.
Так прошли сутки.
Он проснулся ночью и захотел есть. Она это почувствовала, хотя он ничего не сказал. Пришлось готовить, но почему-то она восприняла это нормально, словно постоянно готовила для него. Поев, он снова лег спать, и она легла с ним. Ей нравилось чувствовать его тело своим, касаться руками его плеч, слышать его дыхание. В страхе перед самой собой Настя вынуждена была признать, что у нее появилось желание. То самое желание, которое рано или поздно появляется у всех девушек в присутствии мужчины. Почувствовав, что краснеет до корней волос, Настя прогнала эти мысли и призвала сон, который не спешил приходить, заставляя ее задержаться в объятиях своих желаний.
Такой ритм жизни сохранялся около пяти дней. Сколько точно прошло времени, Настя не знала, поскольку сбилась со счета. На шестой (или седьмой?) день он проснулся рано и разбудил ее своим взглядом. Они долго смотрели друг другу в глаза, все еще помнящие тепло сна, прежде чем проснуться окончательно. Он нежно провел рукой по ее щеке, и гримаса боли отразилась на его лице - кисти еще не успели зажить, и любое прикосновение причиняло острую боль. Все эти дни Настя кормила его с ложки, словно ребенка, что он сносил молча. Впрочем, молчал он всегда, будто бы вовсе не мог говорить. Но это не мешало девушке понимать все, что он говорил ей - глазами, жестами, мыслями...
Когда он стал ходить по квартире, в его глазах появился новый огонек, которого она еще не видела, но который - и она была в этом уверена - был присущ ему всегда. Он был молод - не старше двадцати-двадцати трех, но у нее возникало чувство, что его возраст исчисляется тысячелетиями. Есть такая категория людей, которые всегда молоды и всегда древни. И эта древность отражается во взгляде, который невозможно передать словами. Подобным взглядом обладал и Настин гость, разве что к древности в его глазах примешивалось нечто не совсем понятное, но прекрасно ощутимое, словно в них отражалось сердце Вселенной.
"Ты живешь одна?", внезапно услышала она однажды утром, когда он держал ее, еще не отошедшую ото сна, в своих объятиях. Не успев удивиться, Настя ответила: "Нет". И только потом поняла, что ни он, ни она сама не произнесли ни слова, а общались на мысленном уровне. До сих пор она видела такое только в кино.
"А где они?" - он продолжал смотреть в ее васильковые глаза. И, не дожидаясь ответа, вздохнул так, словно уже знал его. Даже взгляд его глубоких черных глаз стал печальнее. Она прикусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться. Он думал слишком громко. В нервном порыве она попыталась выскочить из постели, но он не позволил, крепко обняв.
"Не надо", услышала она. "Это не поможет". Он словно понял, что она хотела сделать. "Все будет хорошо. Я ведь рядом". Он гладил ее по волосам и по лицу, стирал слезы губами. И она, наконец, разрыдалась в голос.
Они привыкли друг к другу и к жизни без слов. Да и зачем были им нужны слова, если они итак прекрасно понимали друг друга? Они ощущали невероятную духовную близость, словно были знакомы уже давно, и только встретились после долгой разлуки. Он медленно шел на поправку, а она так же медленно привязывалась к нему. И не было ощущения, что она предает кого-то в лице погибших родителей или будущей любви. Просто все шло так, как должно было идти. А с ним она чувствовала единение, которого не испытает уже ни с кем другим, ибо только он сумел открыть ей ее "я", и только он способен был понять ее.
Сколько раз, обнимая его во сне, она желала принадлежать ему. Сколько раз он мог бы - стоило только захотеть - обладать ею. И сколько раз обоих сдерживала какая-то сила, непонятная им, несмотря на то, что многое в этом мире стало ясно, как день. Почему-то не было грусти, словно духовной близости им обоим хватало с лихвой.
Однажды она сидела на подоконнике, когда он встал за ее спиной. "Я прошел долгий путь", - услышала она его мысли, - "и только вечность была моей попутчицей. И вот, наконец, я пришел к тебе. Не знаю, кто вел меня сюда - бог или дьявол, но я благодарен ему за нашу встречу". Ей не понравилось его настроение, и она обернулась. "Но время неумолимо", - продолжал он тем временем, - "и уже настала пора идти дальше. Скоро и ты двинешься в свой путь, и мы снова встретимся. Но сейчас я должен идти один, как ни хотелось бы остаться с тобой. Кто бы ни руководил нами, я хочу, чтобы они знали: на всем пути я не встречу больше ни одну женщину, которую смогу полюбить так, как люблю тебя".
Она взглянула в омут его глаз, и они снова отразили сердце Вселенной. Он пришел в ее мир не просто так, поняла Настя. Он пришел потому, что они погибли. Пришел затем, чтобы быть рядом с ней вместо них. Но не смог отказаться от своей человеческой сущности. Так же, как она не смогла отказаться от своей.
Она обняла его за шею и обхватила ногами за талию. "И я люблю тебя" - поцелуй был долгим, как сама жизнь. Когда они снова увидятся, да и увидятся ли? Она не была уверена, несмотря на безграничную веру в него. Отпустив его, она долго стояла у окна, прежде чем пойти следом. Он уже переступил порог, когда она окликнула его - впервые за все это время.