В моих руках маленькое жало с тупым наконечником, которое уже покрыто кровью невинных жертв. Оно не раз убивало, вонзаясь в сердце, становясь невыносимо острым мечом. Оно уже давно требует новой крови, будто звеня в моих цепких пальцах от нетерпения. И в этот момент мои губы становятся сухими, будто покрытыми коркой крови. Я облизываю их и хищно усмехаясь и глядя на своё жало. Сейчас мне плевать, что это всего лишь обычная булавка с голубой головкой. Для меня это острый кинжал, способный убивать. Главное правильно использовать его!
Толкнув тяжёлую дверь, я увидел серые ступени, ведущие вниз, в темноту, и в нос мне тут же ударил затхлый запах подземелья и звук капающей воды. В этом подвале я провожу большую часть своей жизни. Мне нравятся тёмные помещения, где можно побыть наедине с моими девочками, когда приходится выполнять очередной заказ. Да-да, я пользуюсь популярностью у людей, имеющих врагов или тех, кто успешнее их самих. От них требуется только вещица того человека, волос, испражнения или капля крови. И, за мешочек со звенящими монетами, я и мои девочки готовы покалечить того человека или убить. На ваш вкус.
Чиркнув кремнем о камень, я зажёг факел. Моему взору предстало тёмное маленькое помещение. Возле стены слева стоял стол, на котором было множество маленьких пробирок и колбочек. Я любил смешивать разные ингредиенты. Это увлекательно и интересно. Интереснее, чем препарирование. Я подошёл к столу и нажал на один из склизких кирпичей в стене. Стена напротив входа двинулась и повернулась вместе со столом так, что я оказался по ту сторону. Тайный ход -- хорошее изобретение моего дедушки-чернокнижника, которым я пользуюсь по сей день. По ту сторону стены находится просторная комната, в которой тесными рядами лежали мои девочки. Каждая -- на отдельной подстилке. И все они ждали меня. Не потому что так любили, отнюдь. Я даже уверен, что каждая из них ненавидела меня, если умела. Просто они уже поняли одну забавную вещь: стук моих каблуков по каменным ступеням предвещает мучения одной из них. И никто не знает, какую из них я выберу в этот раз. Я оглядел большое пространство. Ммммм... Кого же из пятидесяти выбрать на этот раз? Может быть длинноволосую сорок вторую? Я бросил на неё взгляд и та испуганно сжалась, подобрав под себя длинные худые ноги. У кукол нет глаз, но они всё видят. Они не могут говорить, но порой я слышу их шёпот. У них нет никаких задатков привлекательности, но порой я вожделею каждую из них. Порой, мне хочется наброситься на них, но вот незадача! У них нет даже намёков на половые органы. Они выглядят просто, как пустые куклы. Иной раз я завидую моему дедушке. Он сумел создать куклу, точь-в-точь похожую на женщину. И регулярно совокуплялся с ней. А я пока не могу достигнуть этого счастья! Но так хочется...
А может быть выбрать эту, красноволосую восемнадцатую? Она так красива... Или лучше девятую, блондинку, подстриженную под мальчика. О, нет, иначе мне станет казаться, что это молодой парень, а этого бы не хотелось. Я обвожу глазами съёжившиеся тела напуганных кукол. Что же делать? Заказ нужно выполнить, да и кровь быстро сворачивается. И вдруг мой взгляд остановился на синеволосой. Тридцать седьмая! Да! Вот, кто мне нужен. Девушка, которой нельзя дать больше восемнадцати лет, с коротковатыми синими волосами, покрывающими шею, и длинной, беспорядочно свисающей чёлкой, закрывающей пустоту без глаз. Она сидела на подстилке, обхватив себя руками и немного покачиваясь из стороны в сторону. В ней есть что-то такое, что просто не позволяет мне так часто называть её по номеру. Тридцать седьмая... Как сухо это звучит для такого создания! Иногда я даю своим куклам прозвища. Желтоволосую девятую я называю Плохим Мальчиком. Самую первую, безрукую с пепельной головой я зову Старушкой. А тридцать седьмую называю Куми-Куми. Почему? Я не знаю.
Кукла повернула голову в мою сторону и испуганно мотнула ею туда-сюда, насколько ей позволяли шарниры. Нет, детка, я уже выбрал тебя в качестве орудия убийства. Я подхватил тридцать седьмую на руки и понёс к операционному столу. Она слабо дёрнулась и ударила меня по рукам. Удар этот был несильным, как она сама и я только крепче прижал её к себе. Опустив куклу на операционный стол, я вытащил из кармана пузырёк с кровью жертвы и осторожно вылил её в стеклянную колбочку. Куми-Куми наблюдала за моими действиями и дрожала от страха, понимая, что произойдёт дальше.
Под операционным столом я хранил некоторые вещи, в том числе и коробку с моими любимыми жалами. Сейчас я достал эту коробочку и открыл её. Иглы и булавки зазвенели, требуя крови. Потерпите, милые мои... Скоро! Скоро вы насытитесь страданиями! Я вытащил булавку с золотой головкой и осторожно обмакнул в кровь. Где-то в глубине моего сознания послышался тихий и долгий томный вздох и я понял, что пришла пора действовать!
Высоко подняв руку с окровавленным жалом, второй рукой я прижал тридцать седьмую к столу и с размаху вонзил булавку в её предплечье с внутренней стороны. Кукла вздрогнула. Из предплечья полилась струйка крови. Не её крови. Крови жертвы. Тогда я понял, что действие началось. Как можно быстрее я обмакнул новое жало с завитой головкой в кровь и вонзил его в область рядом с подмышкой. С большой точностью и осторожностью. Ведь уже много лет занимаюсь этим и успел набить руку. Тридцать седьмая под моей рукой дёргалась, глухо билось вдалеке сердце жертвы. Дрожащими пальцами я выудил из коробочки очередную булавку и, снова напитав кровью кончик, вонзил её в мягкое тело куклы, в грудную область, ближе к правой руке. И снова кукла выгнулась, и я прижал её к операционному столу, а сознание отравило ядовитое чувство страха жертвы. Снова я достал тонкую булавку и воткнул её в место на правой руке, где у нормального человека проходит вена. Конечно, я уже давно не рисовал куклам тонкие синие вены и красные артерии, потому что сам стал разбираться в строении человеческого тела. Замечательно! Чувство страха, как большая ядовитая волна, плеснуло в голове и отдалось тупым зудом в задней стенке черепной коробки. Ах, как славно! Жертва боится сильнее! Так давай же помучаем её ещё немного и доведём дело до конца!
Снова обмакнуть кончик в кровь. Резкое движение - и струйка крови льётся из правой части груди тридцать седьмой, а сама кукла бьётся в конвульсиях. Терпи... терпи... недолго осталось...
Я вытаскиваю из коробочки новую булавку с завитой головкой и долго смотрю на неё, прежде чем воткнуть. Это жало особенно кровожадное. Поэтому очень долго служит мне. Обмакнув его в кровь, я размахиваюсь... И жало входит в место, где у людей расположена печень. Perfecto! К ядовитой волне страха в моей голове примешивается запах крови.
Наконец, последняя булавка для завершения ритуала оказывается в моих руках. Что ж, куколка, нелегко тебе придётся. Да только все через это проходят! Макнув в остатки крови вибрирующее жало с голубой головкой, я как-то чересчур медленно воткнул его в место смерти. Место, где расположено сердце не только у людей, но и у моих девочек. В мою голову внезапно ударили множество звуков и ощущений. Предсмертные крики жертвы, стихающий стук сердца; волна страха захлестнула всё моё сознание, смешиваясь с волной адской боли. Не только умирающего человека, но и моей девочки. Кукла билась в агонии под моей рукой, её синие бескровные тонкие губы раскрылись и до меня донёсся её тихий стон. Терпи, девочка моя, терпи! Скоро всё кончится! Скоро всё-всё кончится!
Кукла внезапно стала очень сильной. Мне едва хватало сил, чтобы удерживать её на столе. Моего подсознания достиг шёпот сорока девяти сестёр синеволосой Куми-Куми. Куклы умоляли меня за их сестру...
Я шатнулся. Впервые импульсы, поступающие в мою голову были так сильны. Тридцать седьмая вырывалась из-под контроля. Швы, стягивающие её своеобразную "кожу" начали трещать, грозясь разойтись. Запылал алым её номер, нацарапанный ей на груди. Подчиняйся! Подчиняйся же!
Но вот удары сердца вдалеке стали медленно стихать. Затихли стоны жертвы и куклы. Куми-Куми со свистом втянула воздух и перестала дёргаться. Я вынул булавки из её тела, вытер спиртом кровь на их кончиках и на теле куклы. Спрятал коробочку обратно под стол. Тихий шёпот донёсся до моего расшатанного подсознания. Шептала кукла. Тридцать седьмая. Я улыбнулся, провёл рукой по её синим волосам и швам на теле. Красивая ты, Куми-Куми... Будь у тебя половые органы, я бы даже полюбил тебя. Но, увы, не судьба.
Я снял куклу со стола и положил на её подстилку. Кукла в человеческий рост, не имеющая глаз, не умеющая говорить, похожая на остальных. Единственное, что отличает их всех друг от друга, это цвет волос, да номер. И всё-таки, последующая кукла в чём-то отличается от предыдущей не только внешностью. Я подошёл к стене и, положив ладонь на кирпич, неожиданно для себя обернулся. К тридцать седьмой, бессильно сидящей на коленях, подползла зелёноволосая пятидесятая. Куми-Куми уткнулась ей в грудь, а пятидесятая неуклюже, едва двигаясь, обняла её. Я улыбнулся и. нажав на кирпич, очутился в маленькой лаборатории.