Разорванная цепь (часть 3)
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Загнанный волк в центре Москвы. Наверное, человек может найти временное укрытие, особенно если постарается, но герою надо найти не просто укрытие, ему надо найти Выход. Говорят, что все беды от женщин, но кто еще может спасти мужчину, если не они, женщины?
|
Часть третья
Московская кольцевая
Глава двенадцатая
Трехдюймовая история
Москва. Метро. Станция ВДНХ. 28 марта 2010 года.
Беглец, который уходит от погони, должен делать что-то такое, чего погоня не может от него ожидать. Понимаю, что меня отслеживают примерно полгода, тогда, когда я начал активно работать в библиотеке.
Беглец, который уходит от погони, должен хотя бы немного понимать, кто за ним гонится. Я знаю только одно: они наняли профессионалов. Но кто эти загадочные ОНИ я не представляю себе, совершенно не представляю, я могу только гадать, и даже не на кофейной гуще.
Беглец, который уходит от погони, не имеет права гадать на кофейной гуще. Да, как способ гадания кофейная гуща себя не оправдывает. Тем более не оправдывает себя ромашка, потому что вопрос, который меня интересует, имеет слишком много вариантов ответов. И, самое главное в том, что один из этих вариантов сводиться к простому утверждению: неизвестный конкурент решил меня убрать.
Беглец, который уходит от погони, должен хотя бы изредка спать. Бессонница притупляет твои инстинкты, забирает твои силы, увеличивает шанс преследователей тебя догнать и убить.
Откуда я все это знаю?
В библиотеке есть много интересных книг. Некоторыми из них я когда-то читал, и даже перечитывал, пользовался ими в качестве источника информации.
Я отсекаю все свои знакомства и контакты последних месяцев в Москве. Если меня пасли серьезным образом, ни в одну из точек, в которых я бывал в этот период, мне приходить не следует. Но и гостиницы, съемные квартиры и прочие места, где можно переночевать, заплатив не самую большую сумму денег, как-то сами собой отпадают. Сами понимаете, если ищут меня серьезно, а я почему-то льщу себя тем, что ищут меня серьезно, то... То остается совсем мало вариантов. Почти нет никакого простора для фантазии, импровизации, нет... импровизация, это как раз то, что мне сейчас необходимо. Вот только хорошую импровизацию надо тщательно готовить. Прочитайте Александра Грина - он убеждает в том же.
И вот я стараюсь вспомнить, с кем же из своих знакомых я не встречался так долго. Всплывает несколько имен. Нет, не это им, и не это, и, конечно же, не это имечко, от них помощи нечего ждать... отбрасываю одно за другим, как ненужную шелуху, как протухшие семечки, среди них нет того, кто дал бы мне пристанище хотя бы на одну ночь. Это имя я отгонял от себя трижды. Точнее, не имя, ник, под которым познакомился с нею. Трехдюймовочка. Вот черт... а ее телефон? Благо, память у меня еще не девичья. Вспоминаю с первого раза. Вот только с мобильного лучше не звонить. Покупаю карточку, иду к таксофону. Номер мобильный. Карточка кончится быстро. Так что надо успеть все сказать за такое короткое время.
- Кто это? Слушаю... - а ее голос ничуть не изменился, все такой же, с легкой хрипотцой, от которой мозг мгновенно скручивается калачиком...
- Трехдюймовочка? Это Король Смеха говорит. Ты меня помнишь? - я говорю, с трудом подбирая слова, чтобы не проколоться.
- Это ты? - она удивлена, но трубки не бросает. Хороший знак.
- Я...
- Странно... тебе что-то нужно? - тон холодный, как ледяной душ, но мне сейчас и такой сойдет.
- Мне очень нужна твоя помощь. Очень. - Делаю на слове "очень" особое смысловое ударение.
- Раз нужна... - чувствую, что она колеблется.
- Действительно нужна, иначе я не осмелился бы позвонить...
- Ты так говоришь, как будто дело идет о жизни или смерти. - она включает иронию - свою обычную реакцию.
- Именно так. - Мне не до иронии. Она чувствует это по тону, поэтому нехотя откидывает обычный спасительный для себя тон.
- Хорошо, что я могу для тебя сделать?
- Мне нужно спрятаться. Всего на одну ночь. Потом я уйду. Клянусь.
- И больше не появишься?
- Если ты скажешь...
- И больше не появишься?
Понимаю, что сморозил глупость.
- Не появлюсь.
- Понимаешь, я на работе, а дома... Артем с невестой... это будет неудобно... Да и ты знаешь, как он к тебе относится...
На мгновение у меня замирает дыхание. Но мозги работают, выдавливая искорки спасительных мыслей.
- А ты можешь спрятать меня прямо на работе?
- На работе? - она задумывается, а я чувствую, как убегают копейки с карточного кредита.
- А что, Король Смеха (опять с массивной дозой иронии), это будет оригинально, у меня на работе... Ты место не забыл? Как подъедешь, набери меня, я выйду и проведу тебя. Фейс-контроль, думаю, тебе сегодня не пройти.
С облегчением ложу трубку.
Она на пятнадцать лет старше меня. Кому-то это всего на пятнадцать, кому-то на целых пятнадцать. Для меня это было просто констатация факта. Извините, я отвлекусь от темы, которую вам обещал, мне надо чуть-чуть рассказать об этой женщине.
Ее зовут Лина. Мы познакомились в довольно специфическом чате. Я тогда активно интересовался темой боли и унижения. Почему? Наверное, был слишком пресыщен всем, в том числе обычным сексом. Пресыщен не количеством, а качеством, а тут кстати открылось море информации, причем, довольно специфической. Извините, я ведь обещал быть откровенным. Ну вот я и искал себя... в этом искал, а что делать? Вот, кто-то ищет себя в собирательстве бабочек, а я искал себя в боли. Перед этим я прочитал большую книгу по биохимии боли, мне показалось, что я знаю об этом все. Но вот с людьми, которые получают от боли удовольствие, мне сталкиваться не приходилось. Это был довольно-таки закрытый сайт, со сложной системой паролей и идентификации личности входящего. Но люди, которые на нем собирались, могли говорить на самые разные темы более чем откровенно. Он не был в первых топ-десятках поисковиков, из-за своей специфичности он отзывался на довольно сложную комбинацию поисковых слов, не имел никакой рекламы в сети, но его знали. Мне рассказали о нем при общении в обычном чате. Благо, я тогда работал в институте, и времени, "торчать" по чатам, у меня было в избытке.
Вот, просмотрев кучу ничего не значащих материалов, я захожу на чат, где общаются исключительно извращенцы всех мастей и категорий. В интересующей меня комнате набралось людей под сотню, понимаете сами, в то время это был почти единственный ресурс, предоставляющий возможность спокойно и откровенно общаться на любые темы сексуального характера.
Ник "Трехдюймовочка" привлек меня сразу. Я поздоровался, что-то пошутил, уже не помню, что и как, но очень осторожно, чтобы не слишком привлекать к себе внимание модератора. Затем заглянул в приват, меня не отвергли. Так началось общение. Я почувствовал, что чем-то симпатичен этой "Трехдюймовочке". Посмотрел инфу - она искала властного господина. Вошел в образ. Правда, играл, скорее плохо, чем хорошо. Она тоже играла так себе, точнее, подыгрывала мне, но что-то в ее подыгрыше было неестественное, неправильное, чуть более наигранное, чем требовала обстановка. Иногда жизнь подсказывает самые необычные решения. Вот я и решил "углубить" наше знакомство. Прислал ей парочку своих фотографий, назвал настоящее имя, а не ник Король Смеха (я предпочитаю в любых чатах такие ники, чтобы без пошлости, но с определенной долей вызова). В ответ получил короткое сообщение "Лина". И штук десять фотографий на почтовый ящик. Я открыл фотографии и обомлел... Я увидел самую красивую женщину в мире. Наверное, всему виной самая первая ее фотография. На ней она была в роскошном белом брючном костюме, сфотографированная в полный рост. У нее была идеальная фигура - стройная, изящная, тонкие черты лица, правильные, чуть хрупкие, но такие завораживающе прекрасные, что я взгляда не мог от них оторвать. Я не могу рассказать точно, что произвело на меня такой сногсшибательный эффект - не зеленая прорва ее глаз (я тут же увеличил лицо и смог наслаждаться выражением ее зеленовато-серых очей), даже не ее густые, темно-коричневые, кудрявые волосы, уложенные в аккуратную прическу, нет, знаете, что меня поразило больше всего? Она была сфотографирована в огромной ослепительно-белой шляпе, точнее, в шляпе с огромными полями, такие носили в самом начале уже прошлого двадцатого века. И весь ее брючный костюм, та классическая строгость линий, постановка тела, изящность, тонкие длинные кисти рук, треугольником спускающиеся к миниатюрной белой же сумочке, все это создавало поразительный эффект вневременья. Казалось, что она пришла из совершенно другого времени. Помните, Елену Соловей в фильме про звезду немого кино Веру Холодную? Ну как же этот фильм называется. Забыл... вот глупость, взял и забыл... Ничего, потом обязательно вспомню - само всплывет в памяти, я себя знаю. Так вот, она была в точности как та дива немого кино, только в сто раз прекраснее. И я понял, что влюбился. Нет, не ВЛЮБИЛСЯ, а так, мелкими буквами влюбился... можно еще более мелко: влюбился, мол, влюбился...
Да... этот фильм назывался "Раба любви", странное название, в тему, тем более, что я оказался в этой ситуации в положении настоящего раба любви. Такой вот юмор со стороны старушки-Фатума.
Мне почему-то захотелось провести ладонью по нежному овалу ее лица, с подбородком, который мог показаться чуть тяжеловатым, но на ее лице, несколько удлиненном, он только придавал овалу ту самую законченность, после которой и скульптор любой, и художник, воскликнули бы в один голос: идеально!
Мне удалось выпросить у нее номер мобильного телефона. Разговоры на Россию в то время стоили достаточно прилично. Не было еще придумано тарифов, которые позволяли бы говорить более-менее экономно. Но я тогда и не подумал о том, что мне не мешало бы экономить. На чем? Мне так захотелось услышать ее голос. И я сразу же ее набрал, она тогда сразу же подняла трубку.
- Да?
- Ну, здравствуй, это я...
Процитировал я ей, в надежде, что она сразу же включиться в игру, которую мы вот только-только закончили.
- Кто это я?
Ее голос оказался мил... Очень милый, достаточно звонкий, но когда происходило придыхание, в конце слов или фраз появлялась легкая манящая хрипотца, почти неуловимая, придававшая ее голосу нотки какого-то особого интимного звучания.
- Павел из Украины, тот, который Король Смеха, помните, мы только что общались в чате?
- Помню, странно, что вы позвонили.
- Почему странно? Я ведь писал Вам, что Вы самая красивая женщина, которую я только видел, говорил?
- Да, писали, но не говорили...
- Теперь говорю.
Сквозь трубку я почувствовал, что она улыбается. А это уже пол дела.
- И что вы хотите?
- Я хотел бы встретиться с вами.
- Но ведь вы так далеко, на Украине, как вы себе это представляете?
- Очень просто. Я приеду. Я ведь на Украине, в Чернигове, а не в Йоханесбурге.
Отпуск можно взять хоть завтра - сейчас такое время, зима, никто в отпуска не спешит. Две недели у меня есть. Почему же не взять. Деньги? А сколько я скопил? Плюс отпускные. Должно хватить.
Слышу в трубке вздох. Мол, вцепился, как бы сделать, чтобы отстал...
- Приезжайте. Тут, недалеко от моей работы есть небольшой пансионат, там можно снять недорого номер. И нам никто не будет мешать.
Она говорила это немного устав, даже не говорила, а тарабанила бесцветным голосом, как тарабанят бесполезную, но крепко заученную мантру.
- А где Вы работаете?
- У Госпожи Элеоноры.
- Кем?
- Так госпожой и работаю...
Тут кусочки пазла у меня в голове сложились, я наконец понял, до чего же я был туп, надо же думать, на каком сайте ты ее встретил!
- Тем лучше. Совместим приятное с полезным. Целую. Жди.
- Жду.
Она сказала это с облегчением, мол, хорошо, что отстал.
Глава четырнадцатая
На тропе войны
Москва. Метро. Между станциями ВДНХ - Шоссе Энтузиастов. 28 марта 2010 года.
Ему надо было проехать еще четыре остановки подряд. Он задремал, во время сна нижняя челюсть отпала, мужчина начал достаточно громко посапывать. Именно это, вместе с улыбкой мадам Фортуны спасло его снова. Тот, кто искал его, не мог предположить, что беглец спокойно посапывает в углу вагона метро, тем более, что сидя человек кажется ниже своего роста, а все это вместе в совокупности сыграло с Павлу на руку. Он проскочил самую опасную станцию, Проспект Мира, как проскакивает пуля между пластинами бронежилета. Теперь он летел к цели - к спасительному убежищу. А пока он дремлет, почему бы мне не рассказать историю его бизнеса? В конце-концов, эти его постоянные отступления от темы меня просто утомили, еще точнее, задрали, сори за непростительную резкость. Но авторское право позволяет мне, как автору, пару раз употребить в тексте не совсем нормативную лексику, когда я считаю это к месту. А тут оно как никогда кстати.
Первый раз он приехал в Москву на разведку полтора года назад. Точнее, он проскочил с первого раза Москву почти насквозь: с Киевского вокзала направился прямиком на Щелковскую. Оттуда можно было сесть на автобус, который шел в Черноголовку, а там - сорок минут, и он был на месте. Черноголовка - это типичный университетский город. Небольшое село имело хорошие угодья, а эти угодья прекрасно подходили для полигонов, которые были, как воздух, необходимы научно-исследовательским институтам российской академии наук. Рановцы оккупировали Черноголовку с энергией, неведомой даже немецким оккупантам: институты рвали друг у друга землю, строители возводили корпуса офисов, лабораторий и полигонов как будто замешивали дрожжевое тесто, вскоре рановцы стали основными обитателями Черноголовки, впрочем, туда же стали ездить и студенты, которые занимались на базах вновь созданных институтов, тут делали серьезную науку, даже в советские времена создали уникальное предприятие, которое выпускало нестандартное оборудование, так необходимое для испытаний.
Даже в самое тяжелое время Черноголовка не умерла. Кое-какие деньги на науку отпускали, кое-как ученые учились выживать за счет собственных сил и умений. Павел ехал к человеку, который не только выжил, но и стал профессором, и даже метил в академики! Его недавно представили в членкоры, а это было уже что-то. В общении Георгий Кондратьевич Марушинский был обычным простым человеком, не зазнавался, не мнил себя гуру, не воображал из себя скалу науки. Он был каким-то слишком уж непредставительным, если не сказать, что непрезентабельным: миниатюрного сложения, слишком суетливый, с бегающими глазками, он был настоящий холерик-непоседа. Не мог долго оставаться на одном месте, не мог спокойно сидеть на длиннющих многочасовых заседаниях: на такие "форумы" он брал папки с бумагами и постоянно что-то делал: черкал, писал, рассчитывал. В своем институте он был "передовиком" по защищенным под его руководством диссертациям. Однажды он работал с крупной нефтедобывающей компанией, с тех пор все ее руководство обзавелось степенями в своей отрасли. Примерно семьдесят процентов диссертаций, прошедших защиту под его руководством, им же самим и были написаны. Еще один проверенный способ продержаться на плаву. Квартиру в Черноголовке он получил не так давно. После того, как институту оплатили лицензионные за сделанный по проекту Марушинского завод в Македонии. Помнится, что он бурчал себе под нос, что его институт заработал на нем уже пять миллионов долларов, а ему кинули "с барского плеча" трехкомнатную квартиру в Черноголовке.
Вот именно к этому человеку и ехал Павел. Почему-то они сразу нашли общий язык. Наверное, поэтому, Георгий Кондратьевич сразу же предложил Павлу и его руководителям стать у себя диссертантами. Павел тогда от прямого ответа ушел, но пообещал подумать. Он точно знал, что Марушинский доводит своих диссертантов до логического завершения -получения документов на звание со стопроцентной гарантией. Материалов его лаборатории хватило бы еще на добрых десятка три диссертаций, если не более. Павел-то был не против, тем более, что его собственная диссертация лежала дома бесполезным грузом, а вот шефу это было бы... как зайцу Стоп-сигнал, приблизительно...
Марушинский, как всегда, прятался в недрах лаборатории. Собственный кабинет, заваленный бумагами, был длинным и крайне неуютным, напоминал пенал, выкрашенный в серый неприглядный цвет. Павел вытащил привезенное сало: копченое и свежее, только-только пережившее не самую ближнюю дорогу. При виде любимого лакомства глаза профессора загорелись особым огоньком с оттенком неприкрытой жадности. Георгий Кондратьевич был родом из-под Одессы, так что толк в хорошем сале знал. Павел увидел, что не ошибся в выборе. Теперь он набрался смелости и выложил профессору, что его интересует больше всего.
Тот задумался. Сказал, что сначала ему не помешало бы заехать в научную библиотеку, покрутиться у патентного отдела, посмотреть, как это происходит. В общем, рассказал ему все, что знал об этом бизнесе, как его участник (получающий за изобретение деньги), но остальные секреты оставались для него тайной за семью печатями.
И чтобы эти тайны раскрыть, необходимо было предпринять какие-то нестандартные действия.
- Да никакие они не нестандартные. Самые обычные действия. Кстати, мне сейчас выходить. Потом расскажешь. Мне пора.
Павел, как всегда, набрался наглости и перебил автора. Показались широкие колонны станции Шоссе Энтузиастов. Действительно, было пора. На этой станции Павел должен был выйти. Именно отсюда начинался его путь к месту ночлега, месту, где работала его старая знакомая с веселым ником "Трехдюймовочка".
Глава пятнадцатая
В гробу я их всех видел. В гробу!
Москва. Шоссе Энтузиастов, 88. 28 марта 2010 года.
Из метро он выходил весь на взводе. Почему-то ему казалось, что опасность прячется за каждым углом. Но это было скорее чувство тревоги из-за недосыпания. Шутка ли! Третьи сутки он уходил от погони. Павел перепробовал все. Он был на даче у старого друга. Он не хотел подвергать его опасности. Просто это была первая мысль: переждать у Сереги на даче. Но там ему не спалось - и не зря. Когда он увидел, что к даче подъезжает автомобиль, ему хватило мозгов перепрыгнуть невысокий плетень и спрятаться во дворе у соседки. Овчарка у сарая уже и так рвала глотку, охаживая непрошенных гостей. Те осмотрели дачу, Павел видел, что они разобрались, что он был на даче всего ничего. Наверняка, даже чайник остался теплым. Они оставили там одного человека - засаду, а сами ушли. Заходило трое, вышло двое. Простейшая арифметика. Он успел отмыться и поужинать, чай ему попить уже не дали. На выезде из дачного поселка его тоже ждали, но он пошел через лес, который весь прочесать не могли. Тут можно было выйти к трем селам. Он вышел к дальнему, ему опять повезло. Он шел наугад, постоянно вбрасывая шарик судьбы на скорую руку, гадая, какой бок выпадет: белый или черный, но шарик упорно поворачивался к Паше светлым боком.
Так было и сейчас: они вышли из одного вагона, но пошли в разные стороны, уносимые не самой большой толпой. Его преследователь пошел направо, ему показалось, что он кого-то увидел, скорее всего, того, кого надо. А тот, кто надо, в счастливом неведении шел по перрону в противоположную сторону, еще через несколько минут Паша был за турникетом. Тут можно было пройти пешком, можно было проехать на маршрутке, Павел не хотел идти пешком, он уже набегался, поэтому теперь старался экономить силы там, где только мог. Маршрутка с яркой политической рекламой на весь борт напоминала о том, что народ и партия все еще едины. К агрессивной политической рекламе Павел давным-давно привык, особенно на Украине, где выборы были делом обычным, и часто проходили в немыслимом количестве туров. А вот для России политическая нескромность была Павлу внове, ему нравилась определенная сдержанность населения, хорошо знавшего кто и почем сейчас у власти.
Водитель обычного нагловатого вида уже ерзал, ожидая, когда пассажиры, наконец, упакуются, сегодня он торопился больше, чем обычно торопился среднестатистический водитель московской маршрутки. Людей в маршрутке было маловато. Трое ехали вместе - семья, еще двое молодых студентов да Павел, согласитесь, для вечернего, точнее, почти ночного улова, маловато будет.
Павел нервничал, но старался этого не показать, не показывать было сложно, но Павел действительно старался. Он впился взглядом в девушку, которая курила на остановке: ничем не примечательная девушка, ничем не примечательное курево, одета без фантазии, средне, выглядит тоже средне, до скукоты средне, но он заставлял себя рассматривать девушку, запоминает ее лицо, прическу, одежду, то, как она набирает эсэмэску, морщится, только для того, чтобы не гадать, кто из пассажиров маршрутки может быть его преследователем. Это становилось почти маниакальной привычкой, разглядывание попутчиков, а что, в такой ситуации и более крепкие люди с катушек съезжали, а о Павле нельзя было сказать, что он был человеком, закаленным житейскими трудностями. Но в сложной ситуации и мышь, говорят, бросается в атаку, вот Паша и старался быть как можно неприметнее. И делал это так, как понимал, пусть понимал плохо, пусть делал плохо, но пока ему везло, то... везло... И он все еще был жив.
Они доехали до перекрестка, там дальше была остановка. Водитель притормозил, Павел попросился, вышел, перебросил сумку через плечо, вытащил блок "Честерфильда". Настоящего. Не того, что производят у нас на наших фабриках из нашего же табака по нашей же технологии, потом наклеивают красивую этикетку серьезного производителя. "По лицензии и под контролем качества". Ага! На контроль если что и попадает, так только то, что должно. Она любит курить именно "Честерфильд". Именно этим нехитрым презентом Павел рассчитывал снова завоевать ее легкое признание. Что-то вроде моральной компенсации... Блин! Как проклятые капиталисты развратили нас! Окончательно и бесповоротно! Мы мало того, что требуем разнообразия, красивых этикеток и знакомых всемирных брендов, мы стали требовать еще и качество, постоянно натыкаясь на его отсутствие. Впрочем, денежный дефицит обещает все поставить на свои места. Нечего от жиру беситься.
Он старательно сделал вид, что его кто-то позвал, повернулся... и чуть было не побежал. Просто потому что увидел человека, похожего на его преследователя. С бритой головой, в кожаном плаще, он походил на бандита с большой дороги... Павел тут же отругал себя, нельзя же так! Он-то знал, что его ведут вполне обычные неприметные люди, а такая "бандитская" внешность вполне могла принадлежать какому-то клерку, врачу, даже учителю (о, кошмарный сон!).
Паша уже был на нужной стороне проспекта. Тут тянулись обычные панельные многоэтажки брежневской застройки. Но надо было пройти между дворами, вот оно - высотка особого качества. Когда-то такие дома строили по элитным проектам для элитного населения. Он быстро прошел мимо этого элитного здания, свернул за угол, прошел еще немного, пока не вышел к тому, что искал. Это был небольшой особняк - редкое явление архитектуры в сверхгустозастроенных спальных районах столицы. Впрочем, это был комплекс особняков, большинство из которых оказались разобранными под офисы, что для этого района было скорее правилом, чем исключением из правил. Этот особняк был перестроен и полностью принадлежал непонятно кому. Этих, анонимно выкупивших сладкие помещения, было достаточно в столице раньше, достаточно остается и сейчас. Московская недвижимость всегда самая сладкая. Последних несколько лет этот особняк полностью снимала Госпожа Эльвира, та самая, которая и работала госпожой. По вторникам и четвергам устраивала приемы, причем довольно многолюдные, попасть на эти приемы было не только дорого, но и сложно: за тебя должен был кто-то поручиться. Причем кто-то, кому госпожа Элеонора полностью доверяла, случайные люди в этом особняке исключались. Тут люди предавались своим страстям, пусть и извращенным, с полной свободой, для этого тут были созданы все условия. В остальные дни Госпожа Элеонора занималась воспитанием кадров, обучением персонала, работала с индивидуальной клиентурой. Короче, в ее небольшом мирке жизнь кипела ключом. Сегодня был обычный воскресный день, не столько день приемов, сколько день обильной частной элитной клиентуры.
Лина встретила Павла на углу, немного не доходя до особняка. Она была по-прежнему хороша собой, высокая, стройная, она производила потрясающий эффект на любого мужчину, даже импотента. Вот только импотент сразу же осознавал свою бесполезность, а настоящий, еще деятельный мужчина впадал в что-то вроде ступора, потому как гормоны начинали так бушевать, что подвижные части тела становились колом, и из-за этого движения оказывались сразу же какими-то скованными, да и пошевелить языком (который, собственно говоря, колом и ставал) не было никакой возможности. Лина знала, какой эффект ее появление производит на мужчин. Когда-то это ее забавляло, потом напрягало, потом стало раздражать. Потом она научилась воспринимать это как данность. Потом научилась пользоваться этим для собственной выгоды. Потом примирилась с тем, что это рано или поздно пройдет. Она была в сапогах на высоком каблуке, а все ее тело закрывал не по весенней погоде длинный теплый плащ, он скрывал униформу, в которой Лина работала обычно. Увидев Павла, она постаралась ничего не почувствовать, и ей это не удалось. Тогда она просто подошла к мужчине, как на автомате, подставила губы для дежурного легкого поцелуя, когда же Павел попытался вложить в поцелуй что-то большее, аккуратно отодвинула его спокойным, но властным движением руки. Павел решил не переходить границу, которую сам когда-то и построил, протянул приготовленный блок сигарет. Лина без эмоций взяла предложенный подарок, после чего просто взяла мужчину под руку, как берут старого проверенного друга, или как берут под руку состоятельного любовника, или состоятельного папика... в чем-чем, а в эскорт-сервисе Лина разбиралась в совершенстве. Выйти с такой дамой в свет - любой свет, даже самый высший, было не стыдно. Павел почувствовал прикосновение ее руки, почувствовал легкий толчок ее губ... и ничего не почувствовал. Обычное возбуждение, которое вызывала в нем эта женщина, куда-то исчезло, а еще говорят, что опасность обостряет сексуальные инстинкты, наверное, врут.
На входе им открыл привратник, он же охранник. Их у Госпожи Элеоноры было двое. Оба накачанные негры (простите, русско-африканцы). Иметь шоколадных привратников Элеонора считала за особый шик. Дерек был сыном какого-то африканского министра и учился в Патриса Лумумбы, пока папу не свергнули. Он не смог выехать из России - это было слишком опасно, вот и стал стриптизером. А потом пошел на повышение. На каком-то девичнике его подобрала Элеонора, а дальше он получил хорошую зарплату и более чем приличную роль вышибалы. Вторым афрорусским товарищем был Вася. Просто Вася. Он был наполовину русским. Мамаша оставила его в детдоме. Драться он умел лучше, чем танцевать стриптиз. Говорят, пытался поступить в школу милиции. По каким-то причинам его не приняли, скорее всего, биография подкачала. Пришлось заниматься альтернативной деятельностью. Случайная встреча с Госпожой произошла, когда Вася убегал от милиции, сотрудником которой ему не суждено было стать. Открытая дверца ослепительно-белого Лексуса оказалась как нельзя кстати. Вася был по уши влюблен в Госпожу Элеонору, на что та не обращала никакого внимания. Сегодня на дверях был именно Вася. Он был одет в строгую лиловую ливрею (еще один призрак особого шика), и посмотрел на Павла с сомнением. Нет, конечно, он его узнал: Павел бывал на работе Лины несколько раз, более того, он уже получил разрешение от Самой пропустить "гостя", но внешний вид Павла, самый обычный в толпе мешковатый спортивный костюм, тут выглядел просто каким-то нонсенсом. Сюда приходили только респектабельные джентльмены. И даже джинсы, а тем более, спортивки, считались таким нарушением негласного дресс-кода, что клиента в джинсах разрешалось без предупреждения толочить в дыню. Правда, Лина ТАК посмотрела на Васю, что тот спрятал рефлекторно сжавшиеся шоколадные кулаки за спину и открыл дверь. Он бы проверил и сумку, но металлодетектор, который был вмонтирован в прихожую, молчал. Где раздобыла Элеонора это чудо техники, которое отличала полная незаметность, и сколько могло стоить такое чудо, наша история умалчивает.
Они прошли по лестнице вверх, сразу в приемную, которая открывалась после небольшого зеркального прохода. Госпожа была в приемной, она готовилась к рабочему дню, а потому была озабочена сверх всякой меры.
- Ну что там? - недовольно бросила она, как только Лина с Павлом показались в дверях, - Привела? Ах, да, вот он... твое ванильное прошлое.
В последнюю фразу Элеонора вложила все презрение, на которое была только способна.
- Да. - Лина ответила с максимально возможной кротостью, потупив глаза.
- Ну, Бог с тобой. В шестой никого сегодня не будет.
- Только в шестой? - тон Лины стал просительно-умоляющим.
- Только. Макс приедет с товарищами. У меня все расписано. И приведи себя в порядок. Ты мне сегодня нужна в боевом настроении.
Лина склонила голову. Я тоже поклонился, сохраняя остатки мужского достоинство, впрочем, это по достоинству не было оценено, моего знака внимания Госпожа Элеонора просто не заметила.
Ей было под пятьдесят уже. Ее можно было бы назвать красивой, если бы не слишком вытянутое лошадинообразное лицо, и слишком явно римского профиля носик. Она была излишне худощавой, но руки ее были крепкими, сильными, а чтобы скрыть возраст, она носила длинные перчатки, почти до середины предплечья. Она прекрасно знала, что именно кожа кистей рук и шеи легче всего предательски выдает женский возраст, а потому старалась быть в стильном всеоружии. У нее была большая крепкая молодая грудь - удача пластических хирургов. Впрочем, не позавидовал бы я тому хирургу, который бы сделал Элеоноре неудачную пластику. Что меня всегда восхищало в Элеоноре, так это ее ножки. Форма ног у нее была совершенной, тут любой ценитель женской красоты меня поддержит. А что-что, но подать свои красивые ноги, она умела весьма и весьма эффектно.
- В чем тут подвох? - спросил Паша Лину, когда они поднимались на второй этаж, который был занят "рабочими" комнатами.
- Это угловая. - коротко бросила Лина.
- Ну и что, мешать никому не буду... - спокойно пробормотал Павел.
- Пришли уже, заходи. - Лина толкнула дверь.
Паша вошел в комнату и тут же понял, в чем подвох: кроме обычных девайсов, развешанных по стенам в качестве украшений и нескольких картинок садистского содержания, в комнате не было никакой мебели - кроме роскошного гроба приличных размеров.
- Так это тут спать мне предлагаешь? - Павел старался быть ироничным, да, юмор у Госпожи Элеоноры весьма специфический.
- Больше негде. - Лина пожала плечами. Тут тебе никто мешать не будет. Остальные комнаты заняты, а внизу... сам знаешь, какой там будет до утра кавардак. Слишком много людей. Короче, не подходит - выметайся...
- Если выбирать в каком гробу - кладбищенском или этом, я выбираю этот. - С потугой на юмор ответил Павел.
- Ну и ладно. Вот что, пошли, пока гостей нет, примешь душ. Немного времени у тебя есть.
- А у тебя? - Павел спросил это без надежды, просто так, на автомате.
- У меня времени для тебя нет. - женщина говорила сухо и жестко, фразами, которые, чувствовалось, она долго загодя подбирала.
- Хорошо, хорошо, иду, только переоденусь, надо с себя же скинуть этот хлам, в таком тут не покажешься... - Павел потянулся, чтобы начать снимать одежду. Лина жестом остановила его:
- Помнишь, самый правильный стиль одежды тут ходить без одежды.
Немного подумав, добавила:
- Если услышишь, что там толпа бродит, можешь ошейник нацепить, тебя никто не тронет, если не знает, чей ты. И еще. Душ - крайняя дверь напротив, туалет следующая дверь, сразу же за душем.
- А это ваш специфический туалет?
- Душ тоже.
- Я там не наткнусь на человека в унитазе?
Павел шутил, но Лина поддерживать шутки не собиралась.
- Если и наткнешься, то какое тебе дело? Каждый развлекается так, как может.
И она вышла, оставив Павла наедине со своими мыслями.
Глава шестнадцатая
Горькие мысли господина Полянского
Москва. Шоссе Энтузиастов, 88. 28 марта 2010 года.
В душ я, конечно же, успею, хотел вам тут дорассказать всю свою историю, да не получается как-то у меня по порядку. Понимаете, неприятности начались ровно две недели назад. Я так хорошо помню этот день. Я работал в библиотеке. День был сносным. У меня в кармане уже лежал приличный патент. Вообще, если быть точным, у меня дела пошли в гору примерно месяц к тому дню. Очень долго было затишье - мне ничего не удавалось урвать, патенты шли мимо меня косяками, оно и понятно, те ребята, что работали тут давно, клиентуру к себе "прибили" и прикормили. Ко мне же подходили, интересовались, меня эта академическая братия пробовала раскусить, но до крови так и не покусала. За почти полгода у меня в руках оказалось пару стоящих патентов, и не более того. Это были случайные бонусы, результат удачного совпадения целого ряда случайных факторов, я это рассматривал именно так. Босс на меня наседал в телефонном режиме, постоянно песочил, но где-то внутри себя понимал, что моя задача достаточно сложная. А потом как прорвало. Я заметил, что на меня стали искоса поглядывать конкуренты. Сначала было, что мне пытались всучить всякую ерунду, перелицованные патенты годов шестидесятых, наверное. Но я уже хорошо изучил патентную базу, а в своей области (химии) меня вообще трудно было провести вокруг пальца. После того, как я отверг добрый десяток заявок ко мне стали приносить только стоящие вещи. Возможно, точнее, скорее всего, первые принесенные мне патенты были пробой пера, первыми происками конкурентов. Но меня они не волновали - ко мне пошла волна! Почти каждый день мне приносили патент, а то и два-три. Я вот-вот должен был добрать тот лимит, который надо было переправить на Украину, и уже там начинать их продвигать. Конечно, мой босс был человеком прижимистым, причем не просто прижимистым, а весьма и весьма прижимистым. Он экономил на всем, чем мог, в том числе и на этом новом бизнесе. Задумывал он широко, но хотел слепить пулю буквально из гавна. Я считал (и не потому, что был в Москве, и работал, а потому, что так видел этот бизнес), что в одной упряжке со мной должна работать в Москве толковый патентный поверенный, чтобы всю информацию, которую я приношу, тут же оформлять в виде патентных заявок. Это были дополнительные затраты, но они имели смысл. Идея босса заключалась в том, чтобы патенты оформлять на месте, в Чернигове, там тоже был патентный поверенный, и его услуги, по мнению босса, обошлись бы намного меньше. Потом он хотел меня самого обучить на патентного поверенного (не такие большие затраты), чтобы все делать самим на фирме. Я от этого не отказывался, работа патентного поверенного меня достаточно сильно привлекала. Да и заработки у них были приличными. Во всяком случае, в городе Киеве. Кроме того, нужна была схема реализации патентов. Но ее у моего босса, как выяснилось потом, этой-то схемы и не было. Он думал, что когда я наберу достаточное для реализации оптом количество патентов, то он поедет в гости к своему знакомому (по отдыху в Турции) и тот, за красивые глазки, либо за долю в бизнесе, либо еще каким-то образом, все у него купит, или покажет дорожки, по которым бегают патентные деньги, или вместе организуют что-то подобное в городе Киеве. Если говорить точно, что делать ДАЛЬШЕ с этими патентами босс не имел никакого представления. Скорее всего, он хотел, чтобы я сам нащупал те дорожки, по которым бегают его будущие доходы. С этой целью он торопил меня, чтобы я как можно быстрее приобрел оговоренное количество патентов и вернулся в офис фирмы. Что мешало ему запустить патенты в работу на месте? Несколько причин. Во-первых, единственный патентный поверенный города Чернигова была женщина - пожилых лет, предпенсионного возраста, она работала крайне медленно и заявки брала на оформление в порядке живой очереди. Очередь была обычно большая, а мой босс начал терять терпение. Я должен был вернуться, поехать на курсы патентного поверенного, с этих курсов вернувшись, работать практикантом год у этой дамы, параллельно оформляя наши заявки, и уже получив право работать патентным поверенным, и сдав последний экзамен, приступить к самостоятельной работе. За эти год-полтора босс надеялся, что схема бизнеса как-то да выстроиться. Если не получиться у него с тем турецким гамбитом, почему же тогда не попробовать запустить меня снова, но уже на поиски другой информации. Тем более, что у меня все так хорошо получалось. Второй причиной было то, что босс катастрофически не имел времени. Он отхватил какой-то госзаказ на металлолом, связанный с утилизацией барахла военных частей. Там было как развернуться, деньги капали в карман ежедневно, если не ежечасно, и он мотался по всей Украине, занимаясь своим основным делом. Мне потом рассказали, что его прижимистость его же и погубила: он что-то там не поделил с одним из командиров, подмяв весь откат под себя, слухи о жадности достигли верхов, а в верхах не любят, когда табличка деления понимается подчиненными неправильно. Но когда у босса появилось достаточно свободного времени, я уже был вне пределов его досягаемости.
В этот роковой день ко мне подошел человек, которого я никогда раньше не видел. Это был щупленький парень в сером, немного мятом костюме. От него неприятно пахло какой-то сельской затхлостью, волосы были всклокочены, а через его очки с толстыми стеклами глаза почти не проглядывались. Какой-то вариант Нелли Уваровой в мужском переложении темы про не родись красивым. С первого взгляда этот тип мне не понравился. Знаете, про таких говорят "скользкий тип", так это вполне точное определение. Он был действительно скользким, как бывают скользкими саламандры или молоденькие лягушки, только-только выпрыгнувшие из водоема. Наверное, он обратился ко мне потому что никого из других скупщиков интеллекта не заметил, может быть потому, что наблюдал и видел, как я рассчитывался с предыдущим клиентом. Я не уверен, но суть дела остается все той же, скорее всего, это была череда совпадений, которая натолкнула этого человека именно на меня. А, может быть, это была моя судьба? А от судьбы, как известно, никуда не уйдешь, как не пытайся, черт ее подери!
Он подошел и сказал:
- Я принес.
- Превосходно, - отвечаю ему, - но я вас не знаю, хотел бы убедиться, что это то, что надо.
- Да, да, - он суетливо так оглядывается, я подталкиваю его в свой закуток, но он сопротивляется.
- Идемте в курилку, можно и там посмотреть. - это был с моей стороны неосмотрительный ход, но плюгавенький человечек затрясся головой, мол, нет, ни за что, потом говорит:
- Тут есть одно спокойное место. Идемте, я вам покажу. Там и посмотрите.
Мы вышли из этого зала и отправились куда-то вправо, потом по лестнице вниз, потом еще раз вправо-влево и очутились в небольшой подсобке, скорее всего, переплетной мастерской. Тут было много клея, готовые обложки без надписей, картонные листы, скрепкосшиватели самых разных размеров и мощностей.
- Смотрите.
Он вытащил стопку бумаг. Было видно, что бумага пожелтела и ей не один уже год. Конечно, меня мало интересовал подобный антиквариат, но я все-таки решился просмотреть: зря, что ли, сюда тащился? Может быть, лучше было оттуда уйти, но, думаю, было уже поздно. То, что я увидел, заставило меня внутренне сжаться. Это была удача. Причем не просто удача, а удача гигантская, солидная, настоящая. Я был готов взреветь от радости. Это был явный прорыв в области передачи энергии. И, насколько я понимал, это все было правильным. В любом случае, три листа с расчетами, даже при беглом их просмотре, убеждали в истинности основных выводов и утверждений.
- Беру. - Говорю я ему и отсчитываю тысячу долларов. Он, как увидел, что начался шелест денег, аж весь преобразился - глазки заблестели, ручки задрожали, стал похож на крысу, которая обнюхивает добычу. Протягиваю ему деньги, в принципе, стандарт. А он как зашипит, точно крыса в клетке:
- Это же стоит десять, разве вам не говорили?
Я немного напрягся, но надо было как-то выходить из ситуации, выкручиваться из нее. В принципе, стандартная цена за патент была тысяча, но, кто знает, возможно, такой, из ВИПовской серии, вполне тянул на пятерку, а этот, именно ЭТОТ мог тянуть и на все десять. Мне еще ничего такого масштаба не попадалось. Что это: удача, которая шла прямо в руки или... или серьезная подстава? Я решил почему-то, что имею дело со сказочной удачей, что мне поперло, так поперло... Чисто чтобы потянуть время и принять решение говорю:
- А что, здесь все?
Скорее всего, это была последняя проверка. То ли я что-то там угадал, то ли так звезды сложились, но мой ответ попал в точку. Он тут же глупо заулыбался, заморгал, мелко-мелко, склонил головку, свернув шейку влево, мол, я тут не при делах. Случайно получилось, не виноватая я, он сам ко мне пришел. Достает из кармана еще стопку листков. Я ожидал, что что-то должно произойти, я понимал, что этот патент куплю, не смотря на то, что записи достаточно давние. Но такого поворота я не ожидал. Приходилось действовать мгновенно, исходя из быстро меняющейся обстановки.
- Да, да, совсем забыл, тут еще чертежи. Полностью.
А в пачку денег вцепился, не отпускает, по мне только зыркает исподлобья, подвоха, видимо, ожидает. Я спокойно смотрю чертежи, для видимости пересчитываю количество страничек, наблюдаю, как глазки моего "клиента" наливаются злобой, испугом, а вдруг кину, не дам ничего больше, значит, теперь точно все. Тогда достаю деньги, вижу, как в его глазах начинает сиять алчность ярче, чем реклама памперсов сияет перед макдоналдсом. Пересчитываю. Ровно девять. Одну бумажку - двадцатку, которая мне немного не нравилась, когда еще деньги мне передавали курьером, откладываю на его глазах в сторону, заменяю другой, вижу, что его глаза все больше и ярче сияют, уже даже не алчностью, а каким-то таким вожделением, почти сексуальным, я такого и представить себе не могу. Он сгребает деньги и быстро начинает пересчитывать. Потом смотрит на меня, немного испытующе, говорит:
- Это все. Больше ничего нет.
Я равнодушно пожимаю плечами.
- На нет и суда нет. Но... если что-то найдете, то знаете, где я обитаюсь.
- ггыхм... точно ничего больше нет. И не ищите.
Он как-то по-кошачьи осклабился, бочком, бочком протиснулся к двери и быстро исчез, так, как будто боялся, что я немедленно брошусь отбирать у него деньги.
Я спокойно доработал тот день, но заметил, что среди патентных воротил наметилось какое-то волнение. Может быть, я в душе и осознавал, что это от того, что ко мне попал такой важный документ, конечно, его-то они и искали. Но никто из них предположить не мог, что это у меня оказалось, все уверены были, что я в этой профессии пока еще полный чайник. Они были уверены, что человек с этим изобретением должен немедленно делать ноги, если это изобретение к нему попало. Вот это меня тогда и спасло. Они просто подумали, что никто ничего не принес. А пока разобрались что к чему, прошло почти две недели.
Знаете, это был первый звонок. Человек с нормально развитым чувством самосохранения действительно, при таком знаке судьбы призадумался, да и бросился бежать, куда глаза глядят, без оглядки. Любой, кроме меня. Ну, так старуха-фортуна расписала, ей Богу, она.
Ладно.
Я подумал, одевать на себя ошейник, или нет. Вы понимаете, если не одеть, будет как-то неприлично. А то, что я не особа доминирующая, так по мне это видно в первого взгляда. Для пущей важности стоит одеть. Взял тонкое махровое белое полотенце, которое, видимо, Лина оставила мне для удобства и направился в душевую.
Глава семнадцатая
Все дело в привычке
Москва. Шоссе Энтузиастов, 88. 28-29 марта 2010 года.
У Госпожи Элеоноры всегда было многолюдно. При этом большинство ее посетителей в импровизированных масках, что, согласитесь, весьма удобно. Не все согласны афишировать свои не слишком приличные увлечения. Ну да ладно. Я выбрался в душ и отмылся до одури превосходно. Душевые кабины имеют тут два главных свойства: они открыты для обозрения, что есть, то есть, и они совместные: мужские и женские одновременно. Хочешь, не хочешь, а тут ты играешь по правилам, которые тебе диктует Элеонора. Или не играешь вообще. Строптивых и хронических жалобщиков тут обламывают быстро. Дисциплина и порядок ценятся превыше всего. В чем же тут секрет? Наверное в том, что кому-то именно такая форма самореализации кажется оптимальной. Если быть откровенным, мне все это было какое-то время интересно, но душу так и не зацепило.
Если посмотреть сайты и другие материалы, посвященные этой теме, то кажется, что на каждом углу тебя ждут садисты и прочие извращенцы, готовые использовать тебя для своих плотских утех. На самом деле их очень мало, свои необычные наклонности никто на обычных людях не испытывает, это довольно тесная тусовка, в которой почти все знают друг друга. Их в действительности не очень много, поэтому они так стремятся общаться и так активно продвигают свои материалы в единственном демократическом ресурсе планеты - Интернете, а если и собираются тесными коллективами, то так, чтобы никто их непосвященных не догадывался, что за маскарад происходит у них под носом.
Я был на работе у Лины раз пять - в качестве "ванильного" гостя. Меня постоянно вовлекали в их игры, и я не отказывался. Но очень быстро понял, что это не мое. Тут все просто - или тебе нравиться, или нет. Мне не нравилось... почти никогда.
Помню наше первое свидание с Линой. Я приехал в Москву, добрался до места, это называлось пансионат "Солнышко". Ирония в этом названии, несомненно, присутствовала. Пансионат сохранился на балансе какого-то ведомства еще со старых добрых советских времен, но и там пытались идти в ногу со временем и сделали несколько номеров с весьма приличным ремонтом. На рецепшене, представленном старухой-вахтершей я сказал, что от Лины, рассчитался, получил ключ от номера, поднялся довольно обшарпанной лестницей на второй этаж. К моему удивлению в номере было достаточно комфортно, телевизор можно было включить без риска быть взорванным, а в душе была горячая вода. У меня был запас времени - Лина освобождалась только часа через три-четыре, я приметил недалеко что-то похожее на супермаркет. В магазинчике отоварился продуктами, чтобы перекусить в номере на скорую руку, потом немного прошагал в поисках букета цветов, нашел цветочный киоск, выбрал букет роскошных белых роз (они должны были гармонировать с ее белым брючным костюмом, тем самым, что был на первой ее фотографии). Когда я поднялся к себе в номер - она уже стояла у дверей и переминалась с ноги на ногу. Она была в длинном платье, под погоду - с закрытой шеей, в красивой шляпке (шляпы были ее особым пунктиком), но платье так удачно подчеркивало идеальную фигуру, а шляпка - идеальный овал лица, что не залюбоваться не было никакой возможности. Вместо извинения протянул букет цветов.
- Ну, здравствуй, это я...
Люблю начинать знакомства, цитируя классиков. Она в ответ немного покраснела, взяла букет, в ее тонкой изящной руке с длинными пальцами цветы смотрелись так, как будто все это было высечено из каррарского мрамора. Я невольно залюбовался ею, она была еще лучше, чем на фотографии.
- Ты всегда заставляешь даму ждать? - спросила она, и я заслушался ее мелодичным голосом. Но опомнился вовремя, так, чтобы пауза не казалась слишком уж неприличной.
- Нет, я просто не привык, что дама приходит вовремя. А еще тут, в Москве, я никак не могу рассчитать необходимое время, чтобы попасть из точки в точку.
- Если ты не откроешь немедленно дверь, то попадешь из точки в большие неприятности. Мне в туалет надо.
Последняя фраза прозвучала так не в тему всей нашей беседы, что я невольно засмеялся, но, поскольку мозги у меня были на месте, смеялся я недолго. Быстро открыл дверь, насколько позволяла ситуация, галантно пропустил даму, гневно сверкнувшую очами, вперед.
- Это тут же, вторая дверь от входной.
Она ничего не ответила, вышла через несколько минут, прошла в комнату, где я уже поставил букет в вазу на столе, а вокруг букета выложил припасенную снедь, бутылку коньяка, шампанского, красного сухого вина. Я не знал ее вкуса, поэтому хотел не ошибиться.
- Интересное предложение, - заметила она. - Так что, надо наметить план мероприятий. Начнем с вина, тем более, если не ошибаюсь, ты выбрал французское (я утвердительно киваю головой). Потом следует перейти на коньяк. А полироваться будем шампанским.
Она между каждой фразой делала маленькие паузы, слегка, только кончиком языка лизала нижнюю губу, как будто там оставалось послевкусие только что выпитого напитка, потом села к столу, точнее, я бы сказал: присела, как-то догадалась снять шляпку, и ее густые красивые волнистые волосы волной спали по спине, докатившись по плечам почти до груди. Лина была из тех женщин, которые продумывают каждый шаг, каждый жест, и ничего не делают случайно. Они точно знают, как вырубить мозг у мужчины, и для этого им не надо даже раздеваться. Все происходит задолго до того, как они позволят себе что-то большее, чем случайное прикосновение рукой к руке. Мужчина в данном случае что-то вроде подопытного кролика, которого гипнотизирует удав. И когда съедят кролика: немедленно, или, отложив напоследок, не имеет никакого значения: он уже попался, он полностью под контролем.
Конечно же, я не кролик, но у меня, как у мужчины, все мысли перешли куда-то вниз. Точнее, сосредоточились в одной точке внизу живота, и эта точка начинала беспокоить меня все больше и больше, все больше и больше увеличиваясь в размерах. В таких случаях точно говорят, что мужик думает не головой, а головкой. А от правды не уйти, никуда не уйти, перед тобой пелена, сетка. Точка. Приплыли.
Мы говорим пока что пустое: кто как добрался, про погоду, про прочие пустяки, из которых и состоит большая часть жизни. Лина покусывает нижнюю губу. Она всегда покусывает нижнюю губу, когда нервничает. Открываю шампанское, пробка вылетает из бутылки с громким хлопком, Лина на мгновение вздрагивает. А потом протягивает ко мне руку - и я обо всем забываю...
Это же надо было - столько напиться!
Представляете, дамы и господа, я вообще не помню, или у нас вообще что-то было в тот вечер.
Я очнулся утром.
Очухался, это сказано точнее. На столе лежала записка: "Мне пора, завтра в восемь утра". Но завтра это было уже сегодня. Посмотрел на еду, ее было тошнотворно много, а вот опохмелиться было нечем, абсолютно, мы вылакали кроме запрограммированного еще две бутылки водки. Интересно, у нас что-то было или как?
Я задал этот вопрос Лине как только она вошла. Она была в состоянии том еще. Нет, красота никуда не делась, просто женщина была чуть-чуть подуставшей. Выпито было немало. А потом еще и работа.
- Еле успела. Элли сделала такой нагоняй, что я подумала, не избежать прилюдной порки. Обошлось. Сегодня был мой постоянный клиент. Да еще и не один. Я просто разрывалась между двумя кабинетами. Хорошо, что они рядом, не приходилось слишком много бегать. Но видок у меня был тот еще. Пришлось маску натягивать и в латекс себя затянуть. А я латекс не люблю. А ты?
- Думаю... Ты неотразима и в латексе, и без него. - Постарался выкрутиться.
- Все таки, у нас с тобой что-то было? - Спрашиваю не без опаски.
- Когда я очнулась, за четверть часа до работы, ты лежал рядом со мной с расстегнутой ширинкой. Извини, проверить, получилось у тебя что-то или нет, у меня времени не было.
- А я проснулся голым ровно пол часа назад. Душ принять успел.
- Я чувствую... - это она первый раз с момента нашего знакомства включила иронию.
- Вот только голова раскалывается.
- У меня есть таблетки.
- Лучше пиво. - я мотаю головой, но стараюсь при этом не слишком сильно двигать плечами, боюсь, что голова может отвалиться.
- Все мужчины одинаковы. Я взяла сухое вино и немного красной рыбы. Сейчас будет весьма в тему.
Она достает штопор и откупоривает бутылку красного вина с такой легкостью, что просто диву даешься.
- Это легкое итальянское вино, пьется, как компотик, особенно после перепоя. Поверь... Проверено, стоит знак качества.
Я нахожу в себе силы только немного хмыкнуть в ответ, в принципе, это что-то вроде знака одобрения. Лина разливает вино по стаканам, что делать, если с посудой в этом месте немного напряжно. Выручил комплект одноразовой посуды, которую я прихватил в суперминимаркете, когда выбирался за продуктами. Она пьет, почти не глядя на меня, потом спрашивает:
- Ты помнишь, что ты мне говорил, когда мы уже хорошо выпили?
Я выпиваю, ничего не понимая. Эти китайские ребусы женской логики не на мою бедную голову, тем более, не на мою голову непосредственно после перепоя, в ответ могу только пожать плечами.
- Понятно. - она все еще о чем-то думает, как будто сомневается в чем-то.
- А что? - выдавливаю из себя, вроде бы становится легче. Но не настолько, чтобы ощущать себя дееспособным человеком.
- Так, ничего, не имеет никакого значения. Следовательно, не помнишь?
- Не-а, точно... не помню... Ни бум-бум...
- Господи! Мужчины! Ни бум-бум не соображают! Помнить или не помнить бум-бум или не бум-бум невозможно, уловил?
Я подхожу к ней сзади и обнимаю за плечи, Лина вздрагивает. Не имеет значения, какой там был бумубум, или не было его вовсе. Имело значение, что она была тут, рядом со мной, и что я чувствовал запах ее волос, перемешанный с дорожной пылью, и запах ее тела, к которому примешивался острый резкий запах чего-то горелого, вроде бы жженой резины. Она почувствовала, как мои руки все крепче сжимали ее плечи. Лина чуть откинула волосы, так что уткнулась в мою голову, потом скинула плащ, почувствовав, как мои руки заскользили по одежде. Тут я понял, что это был за странный запах - она была в латексном комбинезоне ярко-красного цвета, в самых интимных местах комбинезон был неприлично открыт. Все для максимального удобства, но мне сейчас не до удобств ее комбинезона, мне даже не до головной боли, теперь я могу все! Легкое итальянское вино возвращает мне такую свободу мыслей и движений, что я действительно начинаю чувствовать себя всемогущим. Она прижимается ко мне доверчиво, устало, но она хочет, я чувствую, что она хочет любви и боится признаться в этом, нет не мне, при чем тут я? Она боится признаться себе самой.
Поднимаю ее на руки и несу на нетронутую кровать, Лина обнимает меня за шею, глупо, доверчиво, как девчонка, и я чувствую, что должен взять ее, взять немедленно, сейчас, что отступление будет признано самым позорным поражением всей моей жизни.
Ладно... чего тут вспоминать, пора пойти, только не ошибиться бы дверью, принять душ - в моем положении уже верх блаженства.
Странно, как опасность обостряет все чувства! Принять душ - что в этом особенного, но ощущение, нет осознание того, что этот прием душа может оказаться последним, делает ожидание мытья чем-то особенным. Ха! Как странно устроен человек, даже в самом плохом он ищет что-то хорошее.
Все-таки нацепил этот дурацкий ошейник. А что делать? Маскировка, иду. Все пока тихо. Захожу в душевую и начинаю быстро отмываться, соскребая с тела трехдневную грязь. Говорят, преследуемые делают фатальные ошибки именно на третий день - накапливается усталость, появляется депрессия, безразличие к своей судьбе. На этом фоне у человека опускаются руки, он перестает контролировать ситуацию, и тогда его проще всего достать. Сегодня у меня как раз такой день, и я уже несколько раз терял контроль над ситуацией, пусть и ненадолго. Поэтому тру себя так яростно, стараясь стереть из памяти даже намеки на то, что меня сегодня посещали уныние, безразличие и упадочные настроения. Сквозь шум воды внезапно осознаю, что уже в душевой не один - тут шесть кабин и ни в одной нет перегородок, только небольшие боковушки из прозрачного пластика. Как раз намылил голову, а шум воды раздается откуда-то слева. Протираю кое-как глаза - так и есть, это в душевой появился кто-то еще, судя по фигуре - девушка. Тело делает разворот, несомненно, это девушка, она нисколько не стесняется, следовательно, из постоянных клиентов. Вода струится по ее круглому симпатичному личику, стекая струйками по бело-желтым волосам, ох, уж эти ухищрения современного красительного искусства, попробуй, разбери, какие волосы подарила этой девушке мать-Природа. Она рассматривает меня тоже без особого стеснения. Это тоже тут в пределах обычной нормы общения, главное при этом не задавать лишних вопросов и не сунуть свой нос туда, где его могут прищемить. Она моется достаточно быстро, движения ее рациональны и энергичны, выключает воду и тут же стает под фен, потряхивая волосами. Я тоже подхожу к другому фену - ходить мокрыми тут не принято, после душа считается хорошим тоном полностью осушить тело, ну... разве только Игра не требует особой мокроты. Вытираюсь и подставляю тело под струи горячего воздуха, и тут слышу:
- Помогите мне. Пожалуйста.
Это в таких местах редкая просьба, более того, непристойная. Ах, нет, не то... Все в порядке, девушка натягивает на себя что-то вроде оболочки: ярко-белый латекс переливается, отражая свет ламп, я вижу, что у нее большие глаза, короткая стрижка, большие серые глаза и пирсинг почти во всех возможных точках тела. Я бы назвал ее не столь красивой, сколько симпатичной, тем более, что и фигурка у нее не слишком-то, но все же, латексная оболочка и высокий каблук должны исправить все дело. Она показывает на спину - не смогла справиться с молнией, понимаю, как раз такая точка спины, что достать рукой сложно. Молния поддается моим усилиям не сразу, но вот чувствую, как раздается легкий, почти неслышный скрип и застежка быстро и легко скользит вверх. Теперь все в порядке, девушка кивает головой, поправляет одежду, застегивает одну за другой молнии в самых интимных местах, затем натягивает латексный же шлем-противогаз того же белого цвета с огромными консервами очков, так что исчезает в нем полностью. Был человек - стало привидение.
- Спасибо...
Она бубнит уже сквозь шлем, так что голос ее, молодой и звонкий, раздается с глухим металлическим оттенком, как будто она говорит со дна большой консервной банки.
- Ты очень милый...
Понимаю, что она хихикает, но не совсем понимаю почему, хватаю направление ее взгляда, наверное, я возбудился, сам того не подозревая. Смотрю вниз, так оно и есть, а девица уже гордо шествует на выход из душевой, что же, мне тоже пора последовать ее заразительному примеру.
Я возвращаюсь в свою комнатку. Гроб, обитый дорогим черным бархатом, стоит на месте, а что с ним может произойти? Сумка с вещами тоже на месте, а что они могут в ней найти? Ничего ценного, даже если найдут меня. Все свое ношу с собой, ага, это почти что про меня.
Ладно, сколько можно оттягивать этот момент? Залажу в гроб, устраиваюсь, насколько могу удобно, придвигаю крышку. Нет, на спине лежать как-то не хочется, и руки почему-то сами по себе складываются на животе, неприятное ощущение. Поворачиваюсь на бок, чуть задевая крышку, все-таки оставил небольшую щелку, это хорошо. Конечно, спать тут будет удобно - ни стружек тебе, ни дешевой ткани, в гробу устлана нормальная постель. Да все равно... а чего кочевряжиться? В моем положении надо привыкать... Кто знает, что со мной случится дальше, и удостоюсь ли я даже такого пристанища? А если бетонный якорь? Отбрасываю грустные мысли в который раз за сегодняшний день, и сразу же проваливаюсь в сон, как в бездонную пропасть.
Глава восемнадцатая
Сны в интересном положении
Москва. Шоссе Энтузиастов, 88. 28-29 марта 2010 года.
И вот лежу я в гробу, и снится мне...
Я, вообще-то должен был рассказать вам о том, как тут, в столице, шел мой бизнес, и как я попал в передрягу. Но ничего похожего мне не снилось, а вот история наших отношений с Линой почти вся прошла перед моими глазами, интересно знать, почему?
Первым был момент нашего первого секса. Она, покрытая томной испариной, уставшая, уткнулась мне в плечо, готовая разрыдаться почему-то, а я глажу ее волосы. В ней есть что-то неестественное, как будто она пришла с другой планеты. Я не помню, было ли все так, в конце-то концов, это мой сон и все в нем может быть не отражением истины в зеркале, а всего лишь моим переосмыслением того, что происходило на самом деле. В таком случае зеркало оказывается кривоватым, во сне все не на самом деле, а все взаправду, так, как ты себе это представляешь. В несонной жизни мы постоянно лжем: себе, окружающим, незнакомым людям, Богу. Богу тоже лжем, не договариваем, не каемся искренне, не осознавая, что в наших мелких и глупых ухищрениях нет никакого смысла. На что мы надеемся? На то, что Бог глух, слеп, и ему нет до нас никакого дела? А вот сон - это совсем другое, сон - эта правда, и правда настолько порой болезненная, что мы называем ее только лишь сном.
Она устала, но пот катится и с меня потоками. Вот капелька падает ей на живот. Она как будто просыпается.
- Ну что?... Ты слезешь?
- Подумаю. Мне в тебе понравилось...
- Дай мне отдохнуть...
- Отдых?
- Поспать... Я очень устала... Потом продолжим... Ну?...
А что делать после такой просьбы? Я медленно опускаюсь на постель рядом с нею. Теперь могу любоваться ее телом во всей его ослепительной наготе. Интересно, когда я ее сюда нес, она была вся закована в латекс, как же получилось, что она теперь лежит нагая, как кусок мыла без упаковки? Все-таки сны умеют приятно удивлять в том числе.
У нее действительно божественная фигура. Удивляюсь... Она могла бы быть супермоделью, даже в свой возраст! Да, несомненно, все данные на лицо! Возраст выдают только кисти рук, шея просто превосходная, она выглядит намного моложе, примерно одного со мной возраста. Вообще-то она относится к тому типу женщин, которые возраста не имеют, а имеют природную красоту. И даже в семьдесят лет она будет восхищать. Такой уж у нее тип фигуры, лица, кожи, в конце-концов. Кстати, самые длинные ноги, которые были в моих руках... нет, скажу определенно, что женские ножки для меня особый пунктик, не объект фетишистского самоудовлетворения, а именно пунктик. Если у женщины ножки кривоваты, то ничего не получится, вот, совершенно не понимаю Сашку Пушкина, как так, писать: "у дамы Керны ноги скверны" и все равно лезть к ней в постель? Извините, я на такое не способен. У Лины настолько изящная стопа, с тонкими пальцами, чуть изломанными от постоянного хождения на высоких каблуках, точно такие же длинные изящные руки. При этом Лину нельзя назвать худышкой, у нее очень гармоничная фигура с тонкой талией и точными, роденовскими пропорциями тела. Пожалуй, только ножки чуть длиннее, чем принято в классической трактовке, но это весьма вписывается в современные стандарты неземной красоты.
- Разве я садист, чтобы не давать женщине спать?
Поняв двусмысленность произнесенной только что фразы, начинаю смеяться. Лина смотрит на меня немного обиженно, она действительно очень хочет спать.
- Все... успокоился. Спи.
Она красиво вытягивается, неожиданно зевает, ничуть не стесняясь, еще больше при этом напоминает изящную кошку сиамской породы. Потом нежно сворачивается по-кошачьи калачиком, устраивается у меня на левом плече, успевает еще что-то промурлыкать, пытаясь узнать, или не отдавит плечо, на что я молчу и улыбаюсь. Еще через мгновение она спит. В комнате тепло, она даже не пытается натянуть на себя простыню, но мне тогда было не до того, чтобы любоваться изгибами ее нежного тела, отнюдь. Я пытался проанализировать, что я испытываю при этом и ничего толкового придумать не мог. Я не думал, что это любовь, я не думал, что это чувство привязанности - еще не успел к ней привязаться, но я чувствовал, что нашел что-то свое, что-то дорогое мне до самых что ни на есть чертиков.
Это было уже на третий день. Она пришла с работы, кинулась в душ, потом появилась в комнате в ослепительной своей наготе. Я набросился на нее, как зверь, как альфа-самец, изголодавшийся альфа-самец опрокидывает самку и достигает немедленного успеха. Правда, успех стоило растянуть, и о немедленности дело не шло. Я был то немного груб, то предельно нежен, то совершенно энергичен, то показывал небольшую утомленность этой бесконечной игрой, она же раскрылась настолько неожиданно, позволила себе расслабиться, перестала что-то играть и стала сама собой, я впервые почувствовал это, почувствовал по тому, как доверчиво она закрывала глаза, как искренне отдавалась своим чувствам, как перестала что-то изображать, это легко ощутить, только если есть хоть какой-то опыт в жизни и в сексе.
- Что с тобой было? - спрашиваю ее, когда приношу стакан воды. После секса Лина всегда хочет пить.
- В смысле? - Лина пьет воду жадно, быстро, крупными глотками. Отрывается от стакана и смотрит на меня.
- Ну, ты сегодня какая-то другая. Особенная. Не такая как была эти два дня до сегодня.