Аннотация: Продолжение приключений попаданца Виноградова. Попаданец вступил на скользкую тропу прогрессорства. Поверит ему руководство СССР или нет? Удастся ли ему достичь своей цели - оттянуть начало войны?
Влад Тарханов
Проект "Вектор"
(Из серии "Игры в солдатики")
Книга вторая
Где найти Гинденбургов
Вы требуете, чтобы мы заменили Козлова кем-либо вроде Гинденбурга. Но Вы не можете не знать, что у нас нет в резерве гинденбургов. (из телеграммы И.В.Сталина Л.З.Мехлису от 9-го мая 1942 года)
Пролог
Автомобиль, чуть пофыркивая, медленно ехал предвоенной Москвой. Почему предвоенной? Невысокий сухонький старик, пассажир авто, никак не мог избавиться от именно этой мысли. Мирная, но все-таки предвоенная Москва. Вот, троллейбус рассыпал искры, поворачивая с Садового кольца, машина поворачивает за ним, вливаясь в неплотный строй легковушек, стремящихся к центру столицы. На улицах немного прохожих, усиленно укутанных в теплые одежды. В глаза бросилось несколько новых плакатов накануне 23-го февраля столицу украшали соответствующей агитацией. Обычная мирная жизнь в обычной мирной стране. Старик, как профессионал, прекрасно понимал, что войны не избежать. Понимал, что страна усиленно готовится к войне. Он уже несколько лет не держал руку на пульсе, но кое-какая информация к нему доходила. Сложив два и три, он получил однозначный вывод: войны не избежать! Поэтому называл про себя этот мирный город, присыпанный рыхлым февральским снегом предвоенным. Год? Два? Три? Не более трех лет, не более. И тогда германская орда снова нахлынет на российские пределы. Примерно так он оценивал мировую обстановку на конец февраля 1940-го года.
"Пять с половиной лет в отставке. И вот на тебе, понадобился! Можно, сказать, сподобился предстать пред ясны очи! Не ожидал, что старая перечница кому-то еще пригодится, чуток всего до семидесяти четырех, а вот тебе, батенька, пригласили"...
Легковое авто чувствительно тряхнуло на повороте, старик поморщился, сидящий около водителя капитан из наркомата обороны полуобернулся, попросил извинения за неопытного воителя, а машина уже выходила на финишную прямую - быстро приближались стены и башни Кремля.
В приемную вождя старичок вошел достаточно быстрым и энергичным шагом. Там никого из посетителей не было. За столом блестел лысиной невысокий круглолицый человечек, одетый в военный китель без знаков различия. Александр Николаевич Поскребышев бросил быстрый взгляд на вошедшего:
- Евгений Захарович? - он не столько спрашивал бессменный секретарь и помощник Сталина, сколько ставил галочку в протоколе.
- Так точно! - четко по-военному ответил генерал-майор царской армии, а ныне комбриг в отставке, Евгений Захарович Барсуков .
- Вы раньше на приеме у товарища Сталина не были? - опять не столько вопрос, сколько утверждение.
- Так точно. Не был.
- Обращайтесь к нему просто: "товарищ Сталин". Подождите две-три минуты, вас пригласят.
Если смотреть со стороны, то казалось, что сошлись два оперных персонажа, причем из опер с комическим уклоном: генерал Барсуков (я позволю себе так его называть, потом что очень скоро, в этом бурном сороковом году, после переаттестации командного состава РККА, он снова станет генерал-майором артиллерии), напоминал лицом дон Кихота, мелкие черты лица, крупный череп с большими оттопыренными ушами, гладко выбритый почти до зеркального блеска, а еще седая бородка-эспаньолка да мощные усы, почти прямые, выдающиеся усы, я бы даже сказал, усищи, в общем, иллюзия натурального дона Кихота, вот только посажена сия голова была на тело такого же натурального Санчо Пансы, который в мундир помещался с трудом - мешал появившийся животик, следствие отдыха в отставке. Генерал и в отставке продолжал работать, даже закончил весьма серьезный труд: "Русская артиллерия в мировую войну", первый том которого был уже напечатан, а второй вот-вот готовился появится на свет. Но все-таки возраст, уже не такой подвижный образ жизни, писательский труд... Вторым комическим персонажем мог показаться секретарь Сталина Поскребышев. Если нарастить Буратино живот и убрать длинный нос, оставив его таким, как был первоначально - пуговкой, то представление об образе товарища Поскребышева будет почти исчерпывающим. Удивительно другое - этот человек невыдающейся внешности обладал выдающейся памятью, его называли ходячей энциклопедией, он мог дать справку практически по любому вопросу, помнил абсолютно точно любого посетителя по имени-отчеству, никогда ничего не забывал... и никогда не лез на передний план. Как говорится, знал свое незаменимое место . Секретарь собрал в папочку какие-то документы, после чего поднялся, зашел в кабинет Сталина, через несколько секунд вернулся и обратился к генералу:
- Евгений Захарович, проходите, вас ждут.
Часть первая
Глава первая
Без выходных
Москва. Лубянка. 21 февраля 1940 года.
В феврале ночи все еще длинные. Банальность. Вся наша жизнь состоит из банальностей: банальной погоды, банальных людей, произносящих банальные глупости, совершающих банально-предсказуемые поступки. Ежедневная рутина была тоже банальностью. Но без этой рутины работа ни одного государственного деятеля невозможна. Лаврентий Павлович Берия работал. Привычка работать допоздна была самой вынужденной привычкой любого советского начальника: Сам ложился спать поздно и работал допоздна. И мог позвонить любому начальнику в самое позднее время суток, чтобы что-то выяснить, уточнить, получить справку или поставить важную задачу. Объем работы, которую поднимал нарком, была такой, что и без звонка Вождя и Учителя ему бы пришлось работать до часу-двух ночи, как минимум. В последние несколько дней работы у наркома прибавилось. Вот и сейчас лейтенант Гурам Нодашвили принес очередную стопочку папок от Писателя. Надо все отложить и разбираться, что с этим делать. Он никому не мог поручить эту работу. Пока что не мог. Уровень секретности - запредельный. А самое главное, надо было найти ответ на вопрос: с кем мы имеем дело. Пришелец из будущего? Гениальный мистификатор? Экстрасенс? Кто он такой. Фактический материал был даже избыточным. И это мешало больше, чем отсутствие доказательств. А еще у него были связаны руки. Связаны Хозяином. Была бы его воля, Писатель бы стал певцом и все, что надо пропел, да еще в таком темпе! Его следователи язык развязывать умели. И не только физическим воздействием. Система психологического подавления и ломки подследственного была отработана следователями теперь уже НКВД почти идеально. Но надо было пушинки с Писателя сдувать. С первой встречи и до сих пор Лаврентий Павлович не мог избавиться от ощущения, что этот тип, псевдокомдив Виноградов, его сильно раздражает. Раздражает всем. И тем, как он ловко уходит от ответа на некоторые вопросы, тем, как расставляет приоритеты вопросов, фактически, в этом неравном диалоге, ведущим пока что оставался новоиспеченный комдив. Берия не сомневался в том, что такая ситуация будет продолжаться не вечно. Рано или поздно, но он доберется до этого "попаданца", как себя называл Писатель. Хорошо вышколенный адъютант тихо, чтобы не помешать раздумьям наркома, принес чай, бутерброды и печенье - стандартный набор позднего ужина "всесильного наркома".
Лаврентий Павлович поправил пенсне, вспомнил с кривоватой улыбкой, какой характеристикой "наградил" его "попаданец". "Всесильный нарком" очень, не такого уж всесильного наркома, порадовало. В СССР даже Сталин не был всесильной фигурой, хотя и сосредоточил в своих руках очень серьезную власть. Но в своих решениях Сталин тоже руководствовался отношением с теми или иными группировками в партии, а, особенно, на местах. А что говорить про "тень Сталина"? - еще один интересный эпитет в сторону его, наркома, от попаданца. Ну с этими определениями еще куда ни шло, а вот это: "самый эффективный менеджер двадцатого века" - это что, такое тонкое издевательство? Или оценка его деловых качеств? Вот только оценка с какой-то неприятной для самого Лаврентия Павловича гнильцой, не нравилось оно ему, совершенно не нравилось.
Чай был хорошо заварен, но вкуса его нарком не ощущал. Переработался. Это правда. Время - самый быстроускользающий ресурс. Вспомнил он и про намек "попаданца" на его стол, за его "неудобство"... потом, нехотя вроде как Виноградов поведал, что сочинили про Лаврентия Павловича байку, и про байку поведал. Но все как-то обтекаемо, в общих чертах. Нет, чтобы сообщить: такой-то и такой-то пустил слушок, а сплетню подхватили такие-то и распространяли по городам и весям... Нарком перевел все это в шутку, но память у него хорошая. И явный намек Писателя на то, что много врагов, слишком много осталось у Берия был понят и принят. Дату смерти назвал, тоже как-то странно, неопределенно: "декабрь пятьдесят третьего года", а вот причина смерти... вроде как отшутился "бандитская пуля", а потом сказал уже совершенно серьезно: "Вам, товарищ Берия, при реализации атомного проекта поберечь себя надо. Не лезть во все дыры, как вы привыкли. Радиация очень опасна для здоровья". Вроде бы опять нахамил. Или все-таки предупредил. Лаврентий Павлович себя еле сдержал. Но... А сколько раз хоте спросить о дате смерти Самого. И не решался... Если, нет... КОГДА Хозяин узнает, чем Берия интересовался, да, реакцию его предугадать невозможно, но ничем хорошим такое любопытство обернуться не может.
Может быть, именно из-за этого и не передает Сталин Писателя в руки его дознавателей?
Мысль здравая. Вот! Еще одна мысль четко сформулировалась в голове наркома. Он понял, что Писатель раздражает его очень высокой степенью внутренней свободы. Так в наше время люди себя не ведут! Берия привык к людям, у которых мундир застегнут до самой верхней пуговицы кителя, и никак иначе. Расхлябанных, безответственных терпеть не мог, а тут даже не расхлябанность, а некоторая несобранность, такая внутренняя свобода, что хочу направо пойду, хочу - налево загляну! Такого Берия вообще не встречал в своем ведомстве, а из всех своих знакомых таких людей мог пересчитать на пальцах одной руки. Писатель придерживался дисциплинированного какого-то плана, но придерживался как-то своеобразно, выбрасывая то одну идею из области военной техники, то из организационной структуры, то еще отскакивая куда-то внутрь и в сторону. И это создавало "всесильному" наркому сильнейшую головную боль. Вроде бы появилась эта Маргарита Лурье, вроде бы какие-то отношения заладились, так на тебе - предупредил девушку на последнем свидании, что уезжает в командировку, длительную, и теперь никаких попыток связаться с ней не предпринимает. Берия признался сам себе, что согласился бы дать еще неделю Виноградову на бездельничанье, но вот чтобы его роман с Лурье превратился в что-то более значимое. Тогда бы была точка управления "попаданцем". А что сейчас? Ничего? Просто пшик. Может быть, игрался в отношения, может быть, нет, если это любовь, то оберегает ее от нас тщательно. Не ошибиться бы.
Печенье и бутерброды проглотил автоматически, даже не почувствовал вкуса. Да, раньше такого себе не позволял, в минуты еды отвлекался от работы, наслаждался вкусом простой сытной пищи. А что сейчас? Опять работы столько, что не продохнуть. Как сказал Писатель: "Сейчас самое срочное, остальное может и подождать". Сколько этого самого срочного! Поэтому начал работу после перекуса нарком с самого сверхсрочного.
- Трофим Николаевич, зайди ко мне, есть одно дело.
Начальник контрразведывательного отдела (III отдел ГУГБ НКВД) Трофим Николаевич Корниенко сделал в свои неполные тридцать четыре года головокружительную карьеру с чернорабочего на сахарном заводе до начальника всей контрразведки республики. Молодого неугомонного рационализатора производства руководство обувной фабрики "Парижская коммуна" командировало в январе тридцатого года в органы. Десть лет в органах - и уже начальник третьего отдела! Конечно, две серьезные чистки помогли карьерному росту, но и личных заслуг, умений и целеустремленности никто у Корниенко отобрать не мог. Один только факт, что в майоры госбезопасности он был произведен из младшего лейтенанта ГБ, минуя три звания, говорил сам за себя!
Как только Корниенко вошел в кабинет, тут же был прерван на полуслове доклада и быстро занял указанное наркомом место.
- Трофим Николаевич, есть одно дело, я бы даже сказал наметки одного дела. Есть такая молодая женщина. Маргарита Лурье, вот ее личное дело. Надо к не очень осторожно присмотреться. Но очень осторожно и очень незаметно.
Берия сделал на этом слове "очень" двойной акцент. Хотел было отпустить Корниенко, но заметил, что майор чуть-чуть задумался, что-то в его рационализаторских мозгах проворачивалось, это что-то нарком решил не вспугнуть и взял небольшую паузу.
- Маргарита Лурье, дочь Ханны и Наума (Артура) Лурье? - спросил Корниенко, получил утвердительный ответ наркома и продолжил:
- Она живет с матерью? - получив еще один утвердительный ответ, начальник контрразведки сказал:
- После развода с мужем Ханна Лурье с тридцать первого по тридцать шестой год сожительствовала с Шапиро.
- Нашим Шапиро? - уточнил Берия.
- Так точно, с Исааком Ильичем Шапиро, он тогда работал под Ежовым в Комиссии советского контроля при совнаркоме. Расстались они в тридцать шестом, а в тридцать седьмом Шапиро работал уже у нас.
- Я это помню. И что?
- Это еще сырая идея, товарищ комиссар госбезопасности, но можно попробовать вернуть Шапиро в семью.
- А что, мы его еще не расстреляли? - непритворно удивился Берия.
- Учитывая его помощь следствию, нет... но приговор расстрельный над ним висит. Разрешите переговорить с ним лично. Тогда смогу спланировать операцию и доложить детально.
- Разрешаю. Свободны.
Берия задумался. Могла выйти интересная комбинация. Но... решил подождать доклада Корниенко, а сам вновь взялся за неотложную работу. Взял верхнюю папочку из стопки, доставленной курьером. Полтора десятка листов. Интересно, нумерация не совершенно точная, значит, эти два листа он написал, когда писал о работе стратегической разведки, позавчерашняя нумерация. Вот эти листы идут подряд - взялся за тему и взялся сегодня утром. Эти два вразнобой - дополнял по ходу, что-то вспоминая, а тут нумерация вообще из "ночной папки" трехдневной давности. Ну что же, надо читать. Не смотря на некоторое раздражение и негативное восприятие своего подопечного, Лаврентий Павлович не мог не согласиться с тем, что документы, которые составляет комдив Виноградов толковые, составлены правильно, логично, аргументация мощная, хотя и не бесспорная...
"И умеет, гад, выстроить беседу, пытаешься его прижать, а он тебе выкладывает что-то такое, что как обухом по голове. Вот, как он сделал во время первого знакомства? Последняя бумажка, что он положил на стол, данные о залежах еще не открытых полезных ископаемых с их точными координатами. Где, что, и примерно сколько! Золото. Алмазы. Нефть. Бокситы. И еще несколько стратегических позиций. Знал ведь, мерзавец, что эта информация проверяется, пусть медленно, но проверяется точно. И ценность ее! Ой, какая ценность ее! И что теперь? Неприкасаемый! Писатель хренов! Пишет! Каждый день пишет стопку сверхсекретной документации и руки не отсохнут у него, болезного!" - на этой мысли нарком пометил просмотренную папку словом "техника". В графе "Важность" появилась пометка: Приоритетная!
Лаврентий Павлович аккуратно завязал матерчатые полоски завязок, после чего спрятал папку в сейф. Эти документы он пока что никому не доверял.
"Все сам. Все сам! Впрочем, работы его сотрудникам прибавилось. Бегают. Проверяют! Носом землю роют! Спать им некогда! Ничего! Не на пляже работают спасателями". - "всесильный" нарком с чувством непонятного сожаления осмотрел стол, на котором он, по легендам, насиловал несовершеннолетних девочек. И злобно усмехнулся. А ведь сам совсем недавно в разговоре со Сталиным ляпнул и про школьниц, и про стол...
"Что же это такое! Просто совпадение? Или какая-то хрень лезет в голову? Или кто-то пытается ему, наркому внутренних дел, в голову залезть? Додуматься надо! Насиловать! Девочек сюда тащить! Когда? Куда? Зачем? Без пропуска в режимное учреждение? Да! Напридумают. А ведь отдыха нет совсем. Поспать шесть часов подряд это уже огромное счастье! Застолья у вождя? Так это не отдых! Попробуй там расслабься! И пить надо, и веселым быть надо, и за языком следить надо! А стол этот я все-таки заменю! Подарю его "попаданцу", на свадьбу подарю, пусть любуется"!
Настойчивый звонок прервал размышления "всесильного наркома и лучшего менеджера по совместительству". В трубке раздался такой знакомый, чуть отдающий легкой хрипотцой голос:
- Как дела, Лаврэнтий? Ты уже готов дать мне ответ, Писатель наш друг или враг?
Да, тут юлить нельзя. Ответ должен быть четким и однозначным. Сталин не прощал двух вещей: обмана и ситуации, когда на его вопрос стараются ответить общими словами, то есть никак не ответить. Лучше признаться, что не знаешь, не в курсе, пообещать разобраться и доложить. И не дай Бог не разобраться, или не доложить
- Мое мнение, товарищ Сталин, что истинные мотивы своего появления Писатель еще не раскрыл. Он сам себе на уме. Не враг - это точно. Но и в друзья его записывать рано.
- Вот как? - голос Сталина спокойный, в такие минуты надо постараться максимально точно донести свою точку зрения.
- На мой взгляд, информации от Писателя можно верить примерно наполовину.
- И как ты прэдлагаешь эту половину отделять от другой? Монетку кидать будешь? Орел - вэрим, решка - нэ верим? Так?
- Никак нет, товарищ Сталин. Это не наш метод. Анализ. Проверка. Уточнение деталей. Ничего нового. Только я бы хотел привлечь для работы с Писателем несколько толковых следователей. Не сейчас. Пусть пока пишет. Когда отпишется. А сейчас ситуация такая: то одного ученого надо дернуть, то другого, то третьего, считаю, надо бы создать экспертную группу - так будет проще.
- А режиму секрэтности это не повредит? - спросил Вождь после небольшой паузы, обдумывал предложение своего соратника...
- На мой взгляд, лучше привлечь ограниченный круг лиц, чем сбрасывать кусочки информации то одному, то другому. Тщательно отберем товарищей, оформим им самый строгий допуск...
- Хорошо, подумаем, подбери кандидатуры, обсудим... На свидание нэ просится, с этой, Лурья?
- По документам Маргарита Лурье, товарищ Сталин. Нет, заявил, что предупредил девушку о возможном длительном отсутствии. Ни записки, ни звонка, никаких попыток контактов не предпринимает. Пишет.
- И что, много пишет? - в словах Сталина прозвучала настороженность.
- Так точно! Завтра в моем кабинете еще один сейф установят.
Лаврентий Павлович чуть перевел дух, вроде бы разговор близится к концу, но вождь его опять чуть огорошил.
- И где он у тебя работает? В подвалах Лубянки , да?
- В камере внутренней тюрьмы. Создали ему все условия.
- Лаврэнтий, ты же сам сказал, что он нэ враг. Говоришь, он сам согласился на клетку, сказал, что пусть будет желэзная, да? Хорошо. Подумай, чтобы клетка была удобная и просторная. А охрана самая надежная и самая нэзаметная. Лично подбери товарищей. За каждого головой ответишь. Понял? Детали до завтра продумаешь и все мне доложишь. В четырнадцать ровно.
- Слушаюсь!
Лаврентий Павлович опустил трубку и задумался. По его глубокому убеждению, выпускать комдива на волю было рановато. Но вариант с более вольным содержанием проработать было необходимо. Что же, еще один кусок работы на его бедную голову - пожалел себя нарком, но как-то неискренне.
"Вот завтра и попробую переубедить вождя, что выпускать птичку из клетки рановато" - решил он про себя и снова принялся за работу.
Глава вторая
Без отдыха
Самый комфортный подвал Лубянки. 23-24 февраля 1940 года.
Я сидел за столом в том самом страшном подвале самого высокого здания в Москве. Почему высокого? Потому что отсюда хорошо видна Колыма. Почему в подвале? Не знаю! Когда вели сюда по этим переходам, впечатление было, что точно в подвал ведут. Спуски, подъемы, бесконечные углы и повороты. Вроде бы вестибулярный аппарат говорит, что я над поверхностью земли, а не под нею, и ящик бетонный, а не деревянный, если верить пальцам, которые стены прощупали. Но все равно неуютно. С одной стороны, было хорошим знаком, что меня сюда привели, оставив ремень и знаки отличия никто не срывал. Следовательно, я не заключенный, и в правах своих не поражен. С другой стороны, меня тщательно обыскали, так что я был вроде как голый...
В чем тут комфорт? Думаю, это помещение в Лубянке предназначалось для особых гостей, которые и не враги, но которых надо содержать под надзором и (или) защитой. У меня была небольшая камера без окон (бетонный ящик), в которой я спал, там же располагался умывальник с зеркалом, тумбочка с туалетными принадлежностями и небольшой столик с настольной лампой под абажуром и стопкой пронумерованной бумаги. Последняя деталь: на столике красовалась ручка-самописка и пузырек с чернилами. Работал в другой камере, график работы соблюдался неукоснительно. В нужное время меня провожали в камеру напротив, такого же размера, но там был установлен хороший рабочий стол, в углу камеры - чертежная доска, несколько сейфов, шкаф со справочной литературой и набором атласов и карт. В соответствие с планом помещали обратно: на еду, сон и отдых. Перекуров не было. От курева отказался с огромным облегчением. А для паузы использовал несколько коротких комплексов физических упражнений или небольшие медитации. Один раз в день - прогулка на полчаса в тюремном дворике. Еда только в "домашней" камере. И кто накрывает и убирается в камере - неизвестно. Но всегда чисто и опрятно. Было в этом что-то от лаконичной чистоты морга, но что поделать! А этот небольшой столик в домашней камере, никак язык не поворачивается назвать его "журнальным", хотя, по сути, это был журнальный столик еще дореволюционной работы, с витыми искусными резными ножками, с богатой инкрустацией, абсолютно инопланетный предмет в моей простой обстановке, этот столик с лампой предназначался для того случая, когда имяреку, то есть мне, захочется какую-то срочную мысль зафиксировать. А у меня каждая мысль срочная! Так что, как там у Пастернака еще не написано: "февраль, набрать чернил и плакать" ? Изъятие использованной бумаги и пополнение пачек листами - утром и вечером. Все материалы педантично (лично) разложены по папкам. Но постоянного доступа к папкам нет. Недоработанные материалы выдаются по моему требованию. В рабочей камере был установлен сейф. Сейчас два. Все эти дни спал всего четыре часа в сутки. Мне этого достаточно - подправили при подготовке что-то в мозгах так, что стал спать меньше.
Извините, забыл представиться. Меня звали Андрей Толоконников. И было это восемьдесят лет тому вперед. Я - инвалид с детства, страдающий от неизлечимого заболевания ДЦП. Конечно, чего-то медицина достигла, но в моем случае у меня было совершенно бесполезное тело и вполне рабочие мозги. Когда не стало родителей, ухаживающих за мной, мне предложили работу. Сначала была усиленная подготовка, большая часть которой проводилась на тренажерах, под усиленным психологическим воздействием, под гипнозом. Меня готовили к миссии и было это более чем серьезно. Был один козырь - феноменальная память. Текст любого размера запоминаю с одного беглого взгляда. Ничего, на самом деле, сверхобычного. Если тело слабо - мозг старается стать сильнее, а память тренируется в детстве, если родители уделяют этому должное внимание. Мои - уделяли. Эксперимент мозговедов оказался успешным. Так я оказался в теле сорокалетнего комбрига Алексея Ивановича Виноградова, командира 44-й стрелковой дивизией. Моим заданием было (и осталось) оттянуть наступление Великой Отечественной войны на год - примерно на май-июнь сорок второго года. Можно спорить, были их выкладки правильными или нет. Проверить это можно только на практике. И вот практика началась: получил здоровое крепкое тело, живи, двигайся и наслаждайся жизнью! Вот только моя "Щорсовская" дивизия двигалась на фронт Зимней войны. И до разгрома ее на Раатской дороге, с последующими оргвыводами в отношении меня в виде расстрела перед строем, оставалось всего ничего. Выкрутился. Очень помог майор Чернов, которого удалось сосватать на должность начальника штаба дивизии. Получилось удачно разбить финнов, деблокировать 163-ю дивизию, а потом прорваться к Оулу, перекрыв важную железную дорогу, по которой Финляндия получала помощь из Швеции. События Советско-финляндской войны 1939-1940 годов изменились. Маршал Тимошенко раньше принял командование фронтом, и в самом начале января успешно прорвал линию Маннергейма. А после этого был процесс над военным преступником полковником Ялмаром Сииласвуо. Зачем понадобился этот процесс? Так тренировка перед Нюрнбергом должна была быть? Вот я ее и устроил нашим ответственным органам. Но дело не только в тренировке, а в том, что в англосаксонской юриспруденции называется "созданием прецедента". Нужен первый процесс, в котором военного осудят за военные преступления. Реальные, а не выдуманные, самым тщательным образом запротоколированные, подтвержденные свидетельскими показаниями и актами экспертиз. И очень важным было, что на процессе прозвучали такие юридические определения, как "геноцид", "военные преступления", "преступления против мирного населения".
Мог ли этот процесс стать "профилактикой" зверств оккупантов на нашей земле? Конечно же нет. Я не такой наивный. Точно знаю: они придут сюда, уверенные, что идут побеждать, имея право насиловать, грабить и убивать. Их главной целью будет уничтожение славян и народов СССР, носителей гена большевизма. А в живых они планируют оставить только небольшое количество рабов, которые должны будут безропотно обслуживать своих хозяев. Это количество уже подсчитано со всей немецкой педантичностью и экономически обосновано. Голод, болезни, массовые репрессии должны помочь оккупантам в исполнении нечеловеческого плана "Ост". На Западе в мое время поднимали вой, что русские солдаты насиловали немок, забывая при этом, что такие преступления - считались именно преступлениями. А насильников судили военные трибуналы. И ни одного осужденного немца за массовые изнасилования женщин на оккупированной территории. Унтерменши, зачем их жалеть? Но когда дела у истинных арийцев пойдут не так хорошо, они обязательно задумаются над тем, что своя шкура может вот-вот подгореть. Может быть тогда, когда получат по зубам и начнут катиться назад, зверствовать станут меньше.
А дальше, награждение, встреча с интересной девушкой, любовь, которая вспыхнула то ли из-за многолетнего простоя, буйства гормонов, то ли от того, что пришла пора и он влюбился. И был разговор с товарищем Берия. Когда я не писал, не работал, в немногочисленные часы отдыха и одноразовой прогулки в абсолютном одиночестве в тюремном дворике, я размышлял над тем, правильно ли я все сделал, а, может быть, надо было продолжать юлить и скрывать свою сущность? Ну да, от таких людей, как Берия и работники его конторки многое скроешь! Конечно, меня готовили к противодействию психологическому давлению, гипнозу, были поставлены какие-то ментальные блоки, в которые я не особо верил. Ну, не тот уровень науки пока что! И сейчас пока что, и тогда пока что. Снижение болевого порога? Это я умею. Но всякому умению есть свой предел. Так что при правильной работе - и этот барьер взяли бы. А говорю я это потому, что при попытке скрыть правду, никто бы меня от сотрудников этого уважаемого заведения уже не прикрыл бы, так что достали бы они меня до самого копчика, нутром чую. То есть возможность поиграть в молчанку-то была. И ее не было на самом-то деле. Объясняю: я лично считаю того "попаданца", который не пытается донести информацию о войне руководству страны - последним мерзавцем. И совершай ты подвиги на фронте, ломай историю под себя, старайся просто выжить в страхе перед ужасной машиной принуждения, именуемой государством большевиков, не имеет никакого значения. Ты обязан попытаться донести информацию! Потому что на одной чаше весов твоя жалкая жизнь, на другой - двадцать семь миллионов тех, кто погибнет потому что кто-то промолчал. Это как у Галича: "Промолчи - попадешь в палачи". Говорите, Галич наоборот? Нет, как раз все точно. Можно по-разному относится к Сталину, Берии и сталинизму. Можно осуждать Октябрьскую революцию и Гражданскую войну. Суть не важна. Важно то, что перед лицом Врага они - руководители ТВОЕЙ страны. Они поведут наш народ к Победе. А главная цель любого психически адекватного человека - сделать так, чтобы наш народ потерял как можно меньше людей. И сели бы для быстрой Победы Сталину нужна была бы атомная бомба - я бы ее дал Сталину. Потому что он на моей стороне. А на той стороне - Гитлер и все его приспешники. Вот только атомная бомба победу в этой войне не принесет. Это оружие сдерживания, а не нападения. Основная проблема была в том, что самые большие потери понесло мирное население! Значит, чем сильнее мы будем, чем меньше территории отдадим врагу, тем меньше погибнет ни в чем не повинных людей. Вспомните, что было в Белом движении: когда Гитлер напал на СССР, была позиция генерала Краснова, который пошел служить нацистам, и генерала Деникина, который сотрудничать с врагом отказался. Для меня единственно правильным остается решение Антона Ивановича.
Поэтому вывод о том, что надо раскрыться и начать работать с властью, был для меня простым и элементарным. Главным было раскрыться так, чтобы не вызвать у руководства отторжения, с летальным исходом или таким же реальным содержанием в застенках. Нет. Я морально готовил себя к тому, что могу стать чем-то вроде "железной маски". Вечным узником, в знаниях которого слишком много печали. И который своими знаниями и полезен, и опасен одновременно. Но... Не мне устанавливать правила этой игры. Железная маска - так железная маска. Бетонная клетка - так бетонная клетка. Может быть, тут по-другому не могут и не умеют. Кисмет !
Когда же попал в самое начало Зимней войны, то составил себе примерную программу действий: выжить, утвердится, стать заметным, вызвать к себе интерес, дать ценную информацию, которую легко проверить, раскрыться, а дальше как повезет. Самое важное - не условия существования и даже не время моего существования, а уровень доверия к той информации, которую предоставлю. Да, я манипулировал информацией, давая ее небольшими дозами и только так, чтобы можно было легко проверить и быстро подтвердить. Но это первый массив информации, первоначальный уровень, очень простой, подобный прием может применить любой шарлатан, обладающий аналитическим чутьем. Но уже при первом контакте с руководством страны пошли и фрагменты второго уровня: стратегическая информация, которая имела громадную ценность. Те же залежи полезных ископаемых с их точными координатами! Это экономия времени, денег, людских ресурсов, это создание экономической прочности государства. Понимаю, что этого мало, чтобы встретить врага во всеоружии, но как-то к себе доверие надо было вызвать? А этот прием показался мне самым надежным. Во время подготовки мне в мозги вбили аксиому: темпоральный шок лечится временем. То есть - чем дольше руководство страны будет работать со мной, тем больше будет мне со временем доверять (если я буду все делать правильно и доверие смогу заслужить). И главная проблема, которая стояла и передо мной, и перед руководством СССР была в том, что страна действительно не успевала подготовится к войне. Это даже не "туман войны"... Ах, как я жалел, что со мной не перенеслась во времени спутниковая орбитальная группировка с центром управления, а в кармане не завалялась бумажка с кодами допуска! Но с подготовкой к войне было еще сложнее: это не туман войны, это столкновение мнений, концепций, борьба за ресурсы, и при этом каждый из мудрых стратегов и руководителей тянул одеяло на себя! Так появились тысячи легких танков с бумажной броней, пробиваемой даже из пулеметов, не говоря о противотанковых ружьях, так появились монстры - механизированные корпуса, в которых не хватало автомобилей и доставку топлива командиры решали, привлекая конскую тягу... Так не были доведены до ума Т-34 и КВ, получившие очень маленький моторесурс и проблемную трансмиссию. А самая наступающая армия в мире отказывалась от применения противопехотных и противотанковых мин! И не только это требовало исправлений! Быстрых и решительных.
До сих пор сомневаюсь, все ли я делаю правильно. Так ли я поступаю, как должно... И понимаю, что надо продолжать, потому что не могу иначе.
Неожиданно провалился в сон, и спал все пять часов без перерыва, крепко, так что проснулся свежим и готовым к работе. Умылся. Привел себя в порядок, сделал комплекс физических упражнений, пусть не такой уж сложный, как хотелось, места было маловато, но что позволяли условия. Хороший комплекс упражнений можно и в камере делать, вспомните легендарного комбрига Котовского.
Пятнадцать минут в медитации. Мало? Вполне достаточно, чтобы зарядить мозги и поставить себе новую задачу.
Сейчас как раз время - появится порученец Берии в чине лейтенанта госбезопасности. Появился. Собрал листы, исписанные этой ночью. Обычный утренний ритуал: идем в камеру напротив, листы лично раскладываю по папкам, указываю на две из них, которые уже можно забрать. В камере уже меня ждет завтрак. Пища была простой, но обильной и вкусной. На завтрак каша, хлеб, масло, чай. В обед обязательный суп или борщ, жаркое с гарниром и компот. На ужин кроме нехитрой еды мог появится алкоголь. Я не пил. Но алкоголь все равно появлялся.
Ну что же, у меня было сорок шесть минут до начала "рабочего дня", поэтому страничку еще можно успеть написать. Я сел за столик, взял ручку и лист бумаги. Первая фраза далась легко и просто: "21 августа 1940 года в городе Мехико (Мексика) агентом НКВД Меркадером будет убит Троцкий. Операция группы Конь под руководством Сикейроса 24 мая 1940 года провалится из-за недостаточной подготовки исполнителей". Я собирался разобрать причины провала группы Сикейроса, тем более, что они были очень близки к тому, чтобы устранить Троцкого, но...
... но тут промелькнул неожиданный вопрос: а не был ли мой "провал" запланирован заранее? Может быть, готовили именно с таким прицелом, чтобы рано или поздно на меня вышли те, кому надо? Если смотреть на подготовку на базе проекта "Вектор", то очевидно, что в ней зияют не только дыры - бреши! Делался упор на множество бытовых мелочей, которые были необходимы, чтобы не засыпаться. И как пользоваться опасной бритвой, и зубным порошком, и порядок утреннего умывания в походных условиях, и как пользоваться радиоточкой, и многое-многое другое. И основы субординации, и чинопочитание и погонобоязнь - это мы прошли. Но в плане психологической подготовки! Вот! Психологически я выделялся! Я отличался от хроноаборигенов, был вроде бурого медведя на Северном полюсе. Бросался в глаза, ха! Большая часть усилий и нервов как раз и шла на то, чтобы стать как все. И все равно это не получалось! Значит, рано или поздно, но на меня обратили бы внимание независимо от того, пытался бы я скрыть свою сущность или нет. В том, что в ведомстве товарища Берия умеют анализировать, я не сомневался. Значит, мой провал был делом скорого времени. Поэтому меня сначала засунули в стрессовую ситуацию, в которой моему окружению будет не до того, чтобы гадать, от чего комбриг Виноградов так переменился! Снимаю шапку! Мудрый ход. А я тогда психанул сдуру. Они все рассчитали верно! А в итоге все равно бы засыпался! Неизбежно. С маленькой поправкой: за моими плечами было бы какое-то более-менее удачное решение на Финской войне... Так, а что еще говорит за версию о том, что меня на самом деле готовили к провалу, а не к длительному внедрению? Например тот факт, что комбриг, даже комдив, даже комкор могут изменить за год чуть-чуть и трошки! И не на самом важном направлении. А от комплексного решения проблемы подготовки к войне не будет допущен - это стопроцентно ясно.
Но времени проанализировать ситуацию до конца уже не было. Дверь открылась, в камеру вошел все тот же порученец Берии, он привычно всмотрелся в помещение, окинул взглядом-прицелом меня, простого и незаслуженного попаданца, после чего произнес:
- С вещами на выход!
Я несколько злорадно усмехнулся в ответ. Из вещей тут было только то, что на мне, и то, это были не мои вещи, а выданные моему телу во временное пользование в данном, простите за тавтологию, времени.
Глава третья
Артиллеристы, Сталин дал приказ!
Москва. Кремль. Кабинет Сталина. 22 февраля 1940 года.
Этот день для Сталина начался непривычно рано. Обычно раньше одиннадцати утра или полудня приема посетителей не было, но на сегодня было запланировано множество серьезных вопросов, поэтому вождь прибыл на рабочее место к десяти, а уже через четверть часа в его кабинете появился первый посетитель: пока еще командарм Тимошенко.
Высокий, статный кавалерист после Зимней войны стал входить в число "любимчиков" Сталина. Называть их так было, конечно же, глупостью: "сталинский любимчик" - это человек, которому поручались самые сложные и почти невыполнимые задания. И если с ними справлялся, получай задание еще сложнее. Зато провал - и ты уже в опале, и из числа избранных безжалостно вычеркнут. Тимошенко, еще не привыкший часто посещать кабинет вождя, тем не менее, не тушевался, четко доложил о своем прибытии по приказу товарища Сталина, чем вызвал у вождя легкую улыбку: он приказать командарму ничего не мог, потому что не являлся его прямым начальником, но понимал, что подчеркивает своим обращением высокопоставленный им военный.
- Как вы себя чувствуете в роли замнаркома обороны? - задал первый вопрос Сталин. Всего неделю назад командарм Тимошенко стал заместителем Ворошилова и по всем признакам, смена руководителя наркомата обороны должна была произойти с дня на день.
- Осваиваюсь, товарищ Сталин, спасибо за доверие! - маршал отвечал четко, но без подобострастия и угодничества, которое нет-нет да пробивалось в некоторых посетителях. Особенно этим грешили некоторые чиновники еще старой, дореволюционной закалки.
- Я прочитал ваш доклад, посвященный итогам Финской кампании. Скажите, записки комдива Виноградова вам пригодились? - Сталин читал те материалы, которые были отправлены Тимошенко, небольшая проверка командарма на вшивость.
- Так точно, товарищ Сталин. Очень многие мысли и выводы были интересными и своевременными. Некоторые тезисы мне показались слишком поспешными, некоторые не бесспорными. Сейчас группа моих помощников занимается их анализом.
- Жаль, что вы нэ успели проверить их до 23-го февраля.
Сталин жестом указал Семену Константиновичу на место за столом для совещаний.
- Если бы совещание проходило 28-го февраля, успели бы, несомненно. У меня пока еще небольшой аппарат помощников, а привлекать людей, которым я не могу доверять, считал нецелесообразным.
- Да, переносить день Красной армии ради записки комдива Виноградова мы не будем. Это нэ наш мэтод. Я жду вас в последний день февраля ... ах, какой вы хитрый командарм, товарищ Тимошенко, я жду вас 28-го фэвраля с выводами по предложениям товарища Виноградова.
Сталин подал сигнал Поскребышеву. В кабинет вошли двое. Впереди шел командарм Григорий Иванович Кулик, возглавлявший Артиллерийское управление Красной армии - это было управление, которое ведало разработкой и внедрением новых видов вооружения. В царской армии ГАУ (Главное артиллерийское управление) ведало не только этими вопросами: оно отвечало за снабжение русской армии вообще, за создание мобилизационных запасов, за своевременные поставки оружия и снаряжения в действующую армию, это кроме того, что все новинки в вооружении и для армии, и для флота проходили через это управление. В РККА справедливо решили, что надо разделить функции. Так Артиллерийское управление по-прежнему занималось новыми видами оружия, а управление Начальника артиллерии - вопросами снабжения, поставок оружия, в первую очередь, артиллерийского, обучения и практического применения артиллерии в бою. Поэтому неудивительно, что сразу за невысоким, но массивным командармом Куликом возвышалась долговязая, похожая на веретено, фигура комкора Николая Николаевича Воронова, Начальника артиллерии РККА.
Между Вороновым и Куликом намечалось серьезное противостояние . Оно началось давно. Кулик, делавший головокружительную карьеру: фактически, с 1926 года возглавлял ГАУ РККА, с того времени на высших и важнейших постах в РККА, с 1939 года - заместитель наркома обороны СССР, отличался безусловной храбростью, вместе с небезызвестным генералом Павловым и Павлом Аллилуевым в 1938 году обратился с письмом к Сталину, указывая на вред от репрессий в командном составе РККА. Он был известен своей храбростью не только в годы первой мировой и Гражданской войн, он был хорошо известен в Испании, где командовал фронтом под Мадридом, но... Но с вместе с карьерным ростом стали проявляться и такие черты характера командарма Кулика, как зазнайство, не желание учиться, самоуверенность, граничащая с самодурством. Если добавить к этому, мягко скажем, злоупотребление алкоголем, то... На Халкин-Голе начальник ГАУ КА умудрился поссориться с Жуковым, во время Финской немало крови попил и у Воронова, и у Тимошенко. Он не был глуп, он перестал воспринимать критику. А это для фигур такого уровня часто заканчивалось трагедией. Но было одно "но", которое пока что держало командарма на плаву: он познакомился со Сталиным во время обороны Царицына, когда был замом по артиллерии у самого Ворошилова. Гражданскую закончил начальником артиллерии 1-й конной армии, так что имел за спиной поддержку еще одного видного кавалериста - маршала Буденного.
Николай Николаевич Воронов выдвинулся также во время Гражданской. Вот только он воевал против Юденича, где сумел проявить себя решительным и храбрым командиром, на артиллерийских курсах в Петрограде учился вместе с самим Матвеем Васильевичем Захаровым, который потом помогал и поддерживал талантливого артиллериста. Кстати, именно на этих курсах читал лекции бывший царский генерал Барсуков. Во время боев с белополяками Воронов попал в плен, потом вернулся в СССР, отличился на маневрах, после чего был награжден путевкой на учебу в академию им.Фрунзе. А потом была Испания, где впервые столкнулись волонтер Вольер (он же комбриг Воронов) и генерал Купер (комкор Кулик). Вот только Кулик был советником при командующем Мадридским фронтом, а Воронов руководил артиллерией республиканской Испании. Еще один момент противостояния двух артиллеристов произошел уже на Халкин-Голе, где Кулик пытался вмешиваться в решения Жукова, даже хотел отдать приказ отвести артиллерию с плацдарма за реку, Жуков взбесился, рискнул и победил, а уже командарм Кулик был отозван Ворошиловым в Москву. Воронов же координировал работу артиллерии во время всего конфликта, но при этом сам ни с кем не конфликтовал! История почти в таком же виде повторилась и в Зимнюю войну, когда Кулик отвечал за работу всей артиллерии РККА в зоне войны, а вот Воронов работал вместе с Тимошенко над артиллерийским обеспечением прорыва линии Маннергейма . И львиная доля в удачном преодолении финского укрепрайона была заслугой Николая Николаевича Воронова.
Сталин не забыл поинтересоваться у Воронова состоянием здоровья. На это были серьезные причины. Завидным здоровьем Воронов не отличался. Во время плена дважды переболел тифом, ему должны были ампутировать ноги, но выкрутился, а в 1939 году, во время польского похода РККА, стальной карандаш, подаренный Воронову Долорес Ибаррури, отклонил от его сердца металлический осколок. Воронов скромно поблагодарил Сталина за заботу - пару дней назад ему было действительно плохо, и бригада скорой помощи еле сняла сердечный приступ.
- Товарищи, я взял на себя смэлость пригласить на наше небольшое совещание еще одного специалиста, я бы сказал, что это большой специалист в отставке, но это нэ помешает нам его выслушать. А пока у меня вопрос к товарищу Воронову, скажите, сколько у нас сэйчас есть мин заграждения?
- Запас сухопутных мин заграждения составляет 9,2 млн единиц, в том числе 500 тысяч противотанковых мин , - почти мгновенно отреагировал начальник артиллерии РККА.
- Как вы считаете, в будущем конфликте с Германией, при вероятной протяженности линии боевых действий от Балтийского до Черного моря, это количество будет достаточным?
- Я считаю это количество совершенно недостаточным. А учитывая возрастающую роль танков в боевых действиях, особый акцент необходимо сделать на производстве противотанковых мин.
Воронов отвечал спокойно и уверенно. Он знал позицию командарма Кулика, который не уделял минной войне особого внимания, уверенный в том, что при быстрых прорывах танков, главной останавливающей силой должна стать мобильная противотанковая артиллерия. Но Николай Николаевич имел свое мнение и не стеснялся его отстаивать на самом высоком уровне.
- 29-го февраля мы проведем большое совещание по этому вопросу, я прошу вас, товарищ Воронов, подготовиться к нему. Посмотрим, что скажут компетентные товарищи.
В кабинет неслышно вошел Поскребышев, который положил перед Сталиным папку с несколькими документами. К каждому из них прилагалась небольшая записка, составленная секретарем Сталина лично. Иосиф Виссарионович увидел вопрос во взгляде своего помощника и легонько кивнул головой.
Уже через минуту в кабинет Сталина вошел невысокий старичок с лицом дон Кихота, Евгений Захарович Барсуков. Сталин находился у своего стола, но сразу же пошел навстречу отставному военному.
Генерал вытянулся, насколько ему позволял возраст, начал рапортовать:
- Товарищ ... замялся, смутившись наличием военных, старших его по званию, но быстро одернул себя, вспомнив Поскребышева, - Товарищ Сталин! Комбриг в отставке Барсуков по вашему приказанию прибыл!
Сталин улыбнулся. Небольшое смущение царского генерала не ускользнуло от его внимания.
- Здравствуйте, Евгений Захарович! Как ваше здоровье?
- Спасибо, товарищ Сталин, здоровье мое старческое, но бодрости духа не теряю. - энергично ответил отставник.
- Ну что же, будем надеяться, что и ясность мысли вы нэ тэряете. Нам с товарищами, - он указал на собравшихся за его столом военных, - понадобилась ваша консультация. Не откажете в помощи? Хотелось бы разобраться с нэкоторыми вопросами.
- Я, собственно говоря, не готовился, но помочь готов.
- Вот и хорошо. Присаживайтесь и начнем.
Видимо, из чувства симметрии и порядка генерал выбрал место рядом с начальником артиллерии РККА, комкором Николаем Николаевичем Вороновым, оказавшись напротив другого артиллериста, Григория Ивановича Кулика. А вот с новоназначенным заместителем наркома обороны Семеном Константиновичем Тимошенко Барсуков лично знаком не был. Не довелось. Появление такого "динозавра от артиллерии", которым был Евгений Захарович Барсуков, командарма Кулика удивило, но не потревожило. Это был весьма самоуверенный человек, который, к тому же, был хорошо знаком со Сталиным еще со времен обороны Царицына. Судьба слишком высоко вознесла командарма, которому еще предстояло стать маршалом, во всяком случае, если проект слияния Артиллерийского управления и Управления начальника артиллерии будет одобрен, к чему сам Кулик никаких препятствий не видел и активно этого добивался.
Сталин медленно прошелся вдоль стола, почти что вернулся на свое место, вновь развернулся, после чего обратился к генералу Барсукову:
- Евгений Захарович, вы были знакомы с генералом Головиным?
- С Николаем Николаевичем Головиным я хорошо знаком, особенно по его работе в штабах 9-й и 7-й армии. Насколько я знаю, он после поражения белогвардейцев бежал за границу, находится, предположительно, в Париже.
Сталину по-военному четкий и честный ответ понравился.
- А вы знакомы с его двухтомным трудом "Военные усилия России в мировой войне"?
- Не имел такой возможности. Последнее, что мне удалось прочитать из его трудов - доклад генерала Головина "О социологическом изучении войны" в Брюсселе, считаю его очень дельным. В свое время присутствовал на защите его диссертации . Так же оцениваю ее очень высоко.
Генерал Барсуков отвечал, практически не задумываясь, это тоже понравилось хозяину кремлевского кабинета, он любил людей, которые в своих вопросах хорошо ориентируются.
- Я пришлю вам экземпляр для ознакомления. - Сталин указал на два невзрачных тома с закладками, которые находились на его столе.
- Генерал Головин часто ссылается на труд генерала Маниковского "Боевое снабжение русской армии в мировую войну". Насколько я знаю, именно вы заканчивали этот труд послэ безвременной гибели Алексея Алексеевича. Поэтому мы и обратились к вам за консультацией.
- Я имел честь отредактировать и немного дополнить капитальный труд Алексея Алексеевича, - четко отрапортовал Барсуков. Но в этом вопросе он немного кривил душой. На самом деле труд генерала Маниковского был значительно расширен и переделан именно Евгением Захаровичем, как минимум, половина текста принадлежала ему.
Сталин опять мягко, почти неслышно развернулся, подошел к окну, на несколько секунд задумался. Он в это время вспомнил первую встречу с генералом Алексеем Алексеевичем Маниковским, состоявшуюся 7 августа 1917 года. Все договоренности с Временным правительством были тогда уже невозможны. Страна катилась в пропасть, уверенно направляемая рукой главноуговаривающего Керенского. Они встретились в неприметном трактире недалеко от Васильевской заставы. Маниковский, с его военной выправкой, не стал рядится гражданским штафиркой, он пришел в потрепанной форме поручика-фронтовика. Они говорили под горькое пиво, которое Сталин терпеть не мог, но когда было надо... Тогда и возникла самая большая тайна большевиков, Сталин усмехнулся, вспоминая, как Троцкий приписывал своим пламенным речам главную роль в Октябрьском перевороте. Смешно. Антонов-Овсеенко? Да вы что? У Революции был штаб. Он располагался в редакции "Правды", как раз напротив нее и стала "Аврора", которая нужна была не для того, чтобы из пушек по Зимнему палить, а потому что обладала одной из лучших радиостанций во флоте. И переворот получился таким успешным потому, что им руководили профессиональные военные: военный и морской министры правительства Керенского, руководители разведки Российской империи. Это они сделали ставку на слабенькую тогда организацию большевиков, оценив ее внутреннюю дисциплину и властный потенциал. А Сталин? Сталин не произносил речей с поездов, броневиков трибун или телег. Он был тем связующим звеном, которое и соединило военный план вооруженного переворота с политической платформой своей партии. Сталин не руководил революцией, он был у непосредственного руководства переворотом и сделал для революции намного больше чем все Троцкие и Антоновы-Овсеенко вместе взятые. Даже немножко больше, чем великий теоретик революции Ильич. Сталин часто называл Ильича "чистюлей"! Уж очень тот любил делать все грязные политические дела чужими руками: с Парвусом Ганецкий, с Маниковским Сталин, с Ротшильдами Пешков, а сам чистенький, сам не у дел. В своих мыслях Сталин почти вплотную подошел к окну, пауза, как он почувствовал, затянулась, поэтому вождь сделал несколько движений, как будто собрался набить трубку, да передумал и продолжил:
- Вот у нас тут возник вопрос: вот, командарм Кулик считает, что новая война потребует более мощного полевого орудия для РККА, скажем так, 85 или даже 90 миллиметров. Я вэрно уловил вашу мысль, товарищ Кулик?
- Так точно, товарищ Сталин, я считаю...
Остановленный движением руки Сталина вскочивший с места Кулик грузно сел на место.
- Но в тоже время мы нэ можем перейти на этот калибр потому что на складах скопилось огромное количество боеприпасов под трехдюймовое орудие образца 1900 года, накопленных в годы Мировой и немного, Гражданской войны. Поэтому нашим основным дивизионным орудием останется трехдюймовка. Это так, Николай Николаевич?
Комкор Воронов поднялся с места, не так быстро и энергично, как Кулик, ровно на пару секунд задумался, подбирая более точную фразу и произнес:
- Так точно, товарищ Сталин. Мнение товарища Кулика имеет под собой серьезные обоснования: с тактической точки зрения массовое использование новых орудий повышенного калибра имеет положительный эффект. Переход на другой калибр мы посчитали нецелесообразным по экономическим причинам: у нас недостаточно мощностей по производству пороха, чтобы оперативно перейти даже на калибр 85 мм, при этом возникают вопросы хранения и утилизации запасов трехдюймовых патронов. Совместно с Артиллерийским управлением мы считаем возможность улучшения мощности патронов к трехдюймовым орудиям. Это будет более целесообразно.
Воронов считал командарма Кулика человеком бестолковым, зазнайкой, умевшим брать нахрапом и силой крика, но вот в деле своем путавшимся и не способным к серьезной организационной работе. Но в открытую конфронтацию с любимцем Сталина не вступал, относился к нему на людях подчеркнуто лояльно, и свое мнение высказывал только в очень-очень узком кругу людей, которым мог доверять.
- А тэперь скажите, Евгений Захарович, как так получилось, что в царской армии был страшный снарядный голод всю мировую войну, а на складах у нас сэйчас огромный запас выстрелов к трехдюймовым орудиям образца 1900 года?
- Самые главные ошибки, товарищ Сталин, были сделаны на этапе подготовки к войне. Мы не готовились к такой войне: масштабной, длительной, войне на истощение. Мы не учли опыт Японской войны, продолжая недооценивать значение пулеметов. В представлении некоторых руководителей страны воевать лучше было путем массовых штыковых атак, чтобы экономить патроны и снаряды, которых наша экономика давала крайне недостаточно. Не было накоплено достаточного количества мобилизационных запасов по основным видам вооружения. Парадокс со многими снарядами заключался еще и в бардаке, и в полном отсутствии правильного представления, что нужно делать. Так, для генштаба и военного министерства оказалось неожиданностью, что практически весь запас снарядов был израсходован в первые три месяца войны. А руководители ГАУ упрекали командиров за перерасход снарядов, которыми те старались уменьшить потери пехоты! Но истинная роль артиллерии как раз и состоит в том, чтобы уменьшить потери своей пехоты и увеличить потери врага.
Барсуков немного закашлялся, достал платок, вытер платком губы и пот с головы. Он сильно нервничал, стараясь говорить по существу, но максимально доходчиво, понимая, что главный его слушатель не профессиональный военный.
- Бардак проявлялся и в том, что при нашем традиционном способе хранения выстрелов - раздельном, патроны перед отправкой в части надо было собрать воедино: в гильзу засыпать порох, поместить капсюль и боевую часть. Но возможности сборочных мастерских были совершенно недостаточны! Нам пришлось в конце пятнадцатого года расширить их, а в шестнадцатом запустить 6 сборочных заводов, после чего снарядный голод немного уменьшился. Кроме того, наша промышленность должна была сразу перейти на военные рельсы, но это сделано не было. Пришлось срочно строить завод по производству трубок к запалам - еще одно узкое место снарядной проблемы. А производство порохов вообще было совершенно недостаточным всю войну. Надежды на то, что союзники нам выделят выстрелы к орудиям так же себя не оправдали. К началу семнадцатого года большая часть проблем со снарядами была худо-бедно решена, мы производили более полутора миллионов 76мм снарядов в месяц, в тоже время их использование на фронте стало резко падать - не более полумиллиона в месяц, иногда и меньше, но это уже не имело никакого значения. Кроме того, не было планирования поставок снарядов на фронт в соответствии с их реальными задачами и потребностями. Снаряды распределялись почти всю войну равномерно по фронтам. Вот и получалось, что в одном месте был их избыток, в другом - дефицит.
Пожилой генерал почувствовал, что в горле пересохло и потянулся к воде. Воронов опередил Барсукова и налил ему стакан воды. Сталин воспользовался этой паузой, что-то записал в своем блокноте. Когда генерал готов был продолжить, Сталин произнес:
- Мне понятны ваши мысли, товарищ Барсуков, самое главное по-вашему, что?
Ответ последовал мгновенно:
- Неправильная оценка будущей войны и ее потребностей в вооружениях и боеприпасах, отсутствие плановой продуманной системы снабжения, которая соответствовала потребностям армии, поздний перевод экономики на военные рельсы. И привычный русский бардак.
Глава четвертая
В приказном порядке
Старые Горки. 24 февраля 1940 года
Зима все еще хозяйничала в Старых Горках. Лютых морозов, за которые этот месяц славяне и прозвали "Лютым" не наблюдалось. Было холодно, но как-то в меру. Ветер, вчера еще терзавший одиноких прохожих, стих. Субботний день выдался солнечным, с температурой всего-то пару градусов ниже нуля. Снег, уже плотный, покрытый коркой и готовый вот-вот таять, все еще сверкал, но было ясно, что снег уже не тот! Это на солнце еще сверкает плотной сбившейся массой, а ткни под корку - он уже там рыхлый, с буроватым оттенком, еще чуть-чуть и начнет таять, хочет уже превратиться в талую воду и уйти в благословенную землю, напоив ее влагой, чтобы зерна дали всходы нового урожая. В такой день человека тянет на природу. Хотя бы для того, чтобы надышаться этим чуть морозным воздухом, в котором проскальзывают тонкие флюиды весны. Вроде и одеться можно не так плотно, заняться хозяйственными делами, прокопать дорожку к даче, отбросить лишний снег к деревьям, им водичка по весне не помешает. Этот выходной многие жители Старых Горок работали у себя на участке. Даже в двух домах, где жили военные, вчера праздновавшие день Красной армии, гулявшие допоздна, с выпивкой и музыкой с самого утра происходило шевеление "по хозяйству". Сонный защитник отечества в домашней одежде и шапке-ушанке, сбившейся набекрень уставшим взглядом проводил машину, которая тряслась по кривой улице, направляясь на северную окраину села и продолжил ладить покосившуюся изгородь.
Довольно большой дом на окраине Старых Горок был дачей, поэтому в нем жизнь на зиму затихала. Но в такой день грех было не приехать с утра пораньше и навести на участке хоть какой-то порядок. Этот дом был поставлен недавно, ему и года еще не исполнилось. Яков получил этот участок только в тридцать восьмом, а строительство дома закончилось по весне тридцать девятого. Как только дом был построен, сюда зачастили гости, чему способствовала и гостеприимная натура хозяина, и кулинарные изыски его жены, которая умела и любила готовить, и просто млела от удовольствия, когда гости отмечали ее искусство.
Хозяин приехал рано утром, в сумерках. Машину он водил уверенно, добрался до дома без приключений, загнал авто во двор и принялся за работу. Задач было две - главная и второстепенная. В первую очередь надо было расчистить подъезд к дому и подходы к веранде. Большая застекленная веранда была гордостью хозяина дома. Она была сделана с широкой дверью, была просторной, рассчитана на солидную компанию гостей. Большую часть веранды занимал большой стол, за которым проходили посиделки и чаепития. Правда, были в доме и небольшие круглые легкие столики, которые можно было вынести и расставить в саду, чтобы в жаркое время дня спрятаться в тени деревьев. На участке был неплохой сад с роскошными яблонями и какой-то редкой грушей, дававшей чуть вязковатые, но очень сочные крупные плоды. Часть деревьев удалось сохранить. Вот ими и надо было заняться во вторую очередь: а для этого предстояло добраться до сарайчика с инструментом и сделать обрезку деревьев. Февраль - как раз самое то, да и погода благоприятствует.
Время быстро приближалось к полудню, когда к дому, подходы к которому уже были аккуратно очищены от снега, подъехал легковой автомобиль. Яков, который только-только закончил очищать дорожку к веранде, смотрел на приближающуюся легковушку с нехорошим предчувствием. Он прекрасно осознавал, что четыре года над ним висела угроза осуждения из-за особого благоволения расстрелянного маршала. Сколько уже толковых инженеров и ученых пропали только потому, что их одобрял Тухачевский? "Неужели это за мной? А все это дурацкий язык, который ляпает что ни попадя. Думать надо, прежде чем говорить! Вот, надо было перечить большому начальству? Знаешь ведь, что оно чужое мнение не ставит ни в грош, так нет, вылез, высунулся. Да еще накануне праздника". Яков Григорьевич вздохнул. Свое детище он отстаивал со всей страстью неофита, а в дискуссиях мог сказать много чего нелицеприятного. Машина остановилась как раз напротив ворот его дачи. Договорился! Это за ним. Сомнений не оставалось. Оставалось только понять: дадут ему собрать вещи или нет...
Из машины вышли двое - одного из них он знал, этот сотрудник НКВД курировал его ОКБ, а вот второй, явно по выправке военный, в шинели без знаков отличия, был ему неизвестен. Хозяин сделал еще один бросок деревянной лопатой, окончательно освободив дорожку к веранде от осколков ледяной корки, и оперся на нее, наблюдая за приближающимися гостями.
- Добрый день, Яков Григорьевич! - первым подал голос лейтенант Сергей Маркович Хрунов, курировавший ОКБ-16, которое возглавлял Яков Григорьевич Таубин. - А я к вам с гостем пожаловал! Не откажите нам в любезности и уделите немного времени.
Начало разговора вроде бы никакой тревоги у Таубина вызвать не могло, но внутренняя тревога конструктора не отпускала: знал, что разговор может в любой момент повернуться так, что и вещей собрать не дадут, и в машину загрузят, как повязанного барана. Но Яков собрался с душевными силами, и обряд гостеприимства выполнил со всей тщательностью. Улыбка получилась искренней, радость на лице точно искренняя (по поводу того, что сразу не арестовали), широкий приглашающий жест:
- Добрый день, Сергей Маркович, и...
- Это наш военный консультант, так сказать, - поспешил представить гостя гэбэшник, - Алексей Иванович, прошу любить и жаловать.
Таубина высокое звание военного не смутило: на его даче и Ворошилов бывал, как-никак маршал, но интерес сразу же возник не шутейный. Раз тут военный, да еще в таком чине, значит разговор пойдет серьезный, и это не чекист-следак по его душу пожаловал. Уже хорошо.
- Пройдемте, вот только у меня не топлено. Дача. Я приехал немного порядок навести, да деревья обрезать. Но чай у меня вот-вот закипит. Прошу вас.
Он прошли через веранду, на которой стоял большой стол и несколько маленьких, стулья были сложены на столы, чтобы занимали меньше места, На небольшой кухоньке стояла печка-буржуйка в которой потрескивали дрова, на печке грелся чайник, а на столе лежал кулек с домашним печеньем, который Яков привез с собой на дачу. Чайник вот-вот был готов закипеть. Таубин всполоснул заварник горячей водой, посмотрел на скромные печеньки, чуть поморщился, развернулся, вытащил из буфета банку яблочного повидла, несколько блюдечек, выдвинул из-под стола табуретку, так, что теперь все могли рассесться, а вот кухня оказалась заполненной так, что и не повернешься.
- Вы уж извините за скромное угощение, но я не готовился, а печенье хорошее, Клавдия Леонидовна пекла. - чуть смущенно произнес хозяин дачи, продолжая русскую чайную церемонию в несколько урезанном виде. На столе появилась сахарница с кусочками рафинада. Через пару минут чай был заварен, разлит в стаканы, которые покоились в красивых подстаканниках, скорее всего, серебряных. Но тут прояви себя лейтенант, артистично доставший бутылку с прозрачной жидкостью, заклеенную сургучом и три металлических стаканчика, как сказали бы ранее, походный набор джентльмена. Но, поскольку джентльмены остались в Лондоне, про походный набор никто ничего не сказал, а лейтенант Хрунов привычными движениями разломил сургуч, вытащил пробку и аккуратно разлил содержимое по стопочкам, каждая из которых вмещала ровно по семьдесят грамм спиртного.
- За знакомство, товарищи! - предложил тост, так, со значением, усмехнулся, приободряя упавшего духом хозяина дачи, а после того, как выпили, продолжил:
- Яков Григорьевич, наш гость прошел Финскую, отличился. Так что вам будет о чём поговорить. А у нас, в смысле, у органов, к вам огромная просьба. Внимательно прислушайтесь к идеям Алексея Ивановича. На наш взгляд, интересные у него идеи.
Конечно, закусывать печенькой вроде бы не порядок, поэтому ничем ее, беленькую, и не закусывали. Таубин смог чуть-чуть расслабиться, понял, что этот визит ему ничем не угрожает, а то, что его гость был на Финской войне его сильно заинтересовало, ведь там, в войсках, испытывали его автоматический гранатомет, одно дело, читать сухие протоколы испытаний, совершенно другое - поговорить с человеком, который мог быть причастным к испытаниям, иначе зачем его сюда притащил Маркович-то?
- Скажите, Яков Григорьевич, вы вчера не были на торжественном собрании?
Этот вопрос Хрунова Таубин воспринял как маленькую издевку, приглашения шли через Хрунова и то, что из их ОКБ никого на собрание, посвященное 22-летию Красной армии не пригласили, было для Таубина плохим знаком. Вот только безопасник сделал вид зачем-то, что запамятовал, ну-ну...
- Нет, к сожалению, не был приглашен. - Яков ответил максимально спокойно, все еще ожидая от разговора какого-то неприятного подвоха.
- Так вот, Яков Григорьевич, там был интересный доклад командарма Тимошенко, который прорывал линию Маннергейма. И по его выводам, укреплять мощь вооруженных сил необходимо самым срочным образом! А тут идеи есть у Алексея Ивановича. Есть ведь идеи? - это лейтенант Хрунов произнес, глядя в глаза комдива Виноградова.
- Есть идея! - поддержал лейтенанта комдив, разлил по стопочкам и произнес:
- За товарища Сталина!
Выпили. Опять не закусывая. Потом пили чай с печеньем. И только после чаепития, чуть согревшийся Виноградоа начал свой разговор, из-за которого и напросился к Таубину в гости.
- Яков Григорьевич, давайте сразу перейдем к делу. Я ведь знаю, о чем вы хотите меня спросить: о вашем детище. Скажу сразу, вещь нужная. Огневая мощь подразделения, у которого на вооружении такая штуковина, сразу же возрастает многократно. Опять-таки, можно вести стрельбу боеприпасами как по настильной траектории, так и по навесной.
- И это огромный плюс по сравнению с минометом! А на вооружение решили ставить 50-мм миномет! Не смотря на его небольшую силу воздействия. Там боеприпас не позволяет его усилить! А скорострельность! У АГ-2 намного выше. Это имеет значение! Еще и какое!
Тубин вступил на привычную дискуссионную колею. Его лично принятие на вооружение 50-мм миномета вместо АГ-2 очень било по самолюбию.
- Вы не горячитесь так, Яков Григорьевич. Я преимущества АГ-2 увидел и оценил. Но у вашего изделия есть серьезные противники. Тот же командарм Кулик. И не говорите, что в его основе личная неприязнь. Давайте сравним ваш АГ-2 и 50-мм миномет.
- Давайте! - с вызовом произнес конструктор.
- Скорострельность, многофункциональность, огневая мощь - это у АГ-2 вне конкуренции. И боеприпас можно сделать мощнее - конструкция позволяет. Про возможность работать по движущимся целям и не говорю - быстро изменить прицел 50-мм миномета невозможно в принципе. А вот в надежности, простоте при изготовлении, стоимости - тут преимущество на стороне 50-мм миномета. Пока что у АГ-2 слишком много поломок, а во время боя остаться без огневой поддержки для стрелкового подразделения почти всегда угроза уничтожения. Вы скажете, что это проблемы роста и они решаемы. Да! Я даже скажу, как вы ее решаете. Улучшением качества деталей за счет применения лучших сплавов и материалов. Но это ведет и к удорожанию изделия! И к большему числу человеко-часов, необходимых для его производства!
- Так вы предлагаете дать войскам негодное изделие только потому, что оно дешево в производстве? - вспылил Таубин.
- Яков Григорьевич, скажите откровенно, сколько нужно времени, чтобы наладить на том же Ковровском заводе массовый выпуск АГ-2? Избавив его при этом от детских болезней?
- Примерно полгода, максимум восемь месяцев.
- Считаем девять месяцев. А сколько изделий сможет выпускать завод в месяц?
- Ну, за эти восемь или девять месяцев мы уже выдадим несколько сотен изделий. А далее планировали от трехсот до пятисот штук в месяц! - это Таубин произнес с гордостью.
- Значит, к лету сорок первого мы будем иметь максимум четырех с небольшим тысяч изделий. На одну стрелковую дивизию штатного состава нам надо до 200 штук АГ-2 если брать по одному на взвод, это получается, что вооружить можно порядка двадцати - двадцати трех дивизий. А если враг нападет следующим летом, чем будут сражаться остальные дивизии? Еще три четверти дивизий по вашей милости пойдут в бой без огневого прикрытия. А 50-мм минометы получат в достаточном количестве к концу этого года. И хоть какая-то поддержка лучше, чем никакой.
Таубин задумался. С такой точки зрения он этот вопрос не рассматривал.
- Но для этого надо быть уверенным, что...
- Что враг нападет следующим летом. - Виноградов перехватил неуверенный вопрос конструктора. И стал его развивать.
- Как вы понимаете, я не медиум. Поэтому даты начала войны назвать не смогу. Вероятность войны в ближайшие год-два достаточно велика. Поэтому никто в здравом рассудке не может себе позволит проект, который растянет перевооружение армии еще на три-четыре года. Потому что планы планами, а реальность всегда откорректирует все не в самую лучшую сторону.
- Значит так мой АГ-2 и похоронят. - с грустью в голосе произнес Таубин.
- Ну не все так плохо, хотя могло бы быть намного хуже. Если можно, я продолжу. Еще один серьезный недостаток АГ-2 в его относительной сложности освоения бойцами. С минометом все просто - бросил мину, зажал уши и бросай следующую. Более-менее подготовка нужна только наводчику, но там вся система примитивно-простая, освоить ее легко человеку без особого образования. Для вашего АГ-2 нужен технически грамотный боец! Подготовленный! Который будет следить за изделием, обслуживать его, правильно применять. Хорошо, сейчас, в мирное время можно подобрать на роту несколько технически грамотных бойцов или обучить их этому делу. А в военное? Начнется массовый призыв и в армию пойдет призывник из села, люди, которые совсем недавно были абсолютно неграмотными. Да! Читать-писать советская власть их научила. А техника? В МТС-ах еще есть технические грамотные ребята, так их сразу оторвут с руками танкисты! Вот! А ваш АГ-2 предстоит осваивать людям без особой подготовки. Следовательно, времени на их обучение надо будет потратить непозволительно много! Поговаривают об внедрении в войска автоматической винтовки. Дело-то нужное! Но с нашим призывником произойдет та же история! Для подавляющего большинства необученных ребят Мосинка окажется наиболее удобным оружием! Быстро осваивается. Неприхотлива к уходу. Применять в бою просто. В ситуациях массового призыва лучшим оказывается не то, что лучше, а то, что проще! Я не говорю о стоимости изделия!
- Вот как грустно все выглядит со стороны профессиональных военных. - вроде как подвел итог разговору Таубин.
- А тут вы, Яков Григорьевич, категорически не правы. - заявил Виноградов. При этих словах конструктор немного оживился.
- У нас есть войска, в которых АГ-2 найдет хорошее применение даже сейчас. Моряки. Они постоянно дело с техникой имеют, им разобраться в вашем АГ-2 будет проще, чем сухопутным пешкодралам. Но это разве что на судах речных флотилий, сторожевиках, не так много объектов, но все-таки им будет приятно получить такой инструмент. И еще пограничные войска НКВД. Там служат отборные кадры. Не на всякой погранзаставе можно разместить артиллерию, особенно в горах. АГ-2 будет прекрасной альтернативой, легче пушки, работает и как миномет, дает удовлетворительную плотность огня. Им и освоить АГ-2 будет проще. И применение найдут! - комдив вспомнил, как первую атаку захватчиков встречали пограничники, не имея тяжелого вооружения. И держали врага, сколько могли! А как хорошо было бы им иметь такую вот машинку в помощь! Еще больше кровью умылся бы захватчик, как только вступил бы на нашу землю!
Таубин опять приободрился. Испытания у моряков АГ-2 проходил, и моряки остались гранатометом довольны. Но особого энтузиазма от них конструктор не заметил и больших заказов от флота не ждал. А вот пограничники! Во-первых, это не наркомат обороны, там могут себе позволить получить в свои руки более совершенное оружие, пусть и по большей цене!
- Но самое главное, Яков Григорьевич, в том, что АГ-2 можно улучшить уже сейчас. - Виноградов кивнул Хрунову, который достал несколько листов с эскизами автоматического гранатомёта. На эти рисунки Виноградов грубо перенес на бумагу конструкцию АГ "Пламя" - дальнего родственника АГ-2, его логическое продолжение, простое и технологически совершенное, по местным меркам, изделие. И вот тут Таубин завис! Он впился в эскиз так, как впивается клещ в кожу ничего не подозревающего человека. Было впечатление, что взглядом он прожжет в чертеже дыру или испепелит его вовсе!
- Кто... это... сделал? - с трудом выдавил из себя конструктор.
- Чертежи нарисовал ваш покорный слуга. - чуть иронично выдал Виноградов. - А в их основе лежат идеи небольшой группы военных и инженеров-техников.
- Я бы мог... с ними... - Яков Григорьевич еще не отошел от потрясения, вызванного этими набросками.
- Для этого я тут, с вами и беседую, - пожал плечами Виноградов. - Вы можете сократить работы по пуску, скажем так, АГ-3, в производство и начать к осени выдавать более-менее приемлемые партии изделия.
- Да... да, я могу взять это с собой? - уже более связно проговорил конструктор.
- Чертежи получите завтра утром у меня в секретной части, - вмешался в разговор лейтенант Хрунов.
- Жаль, хотелось бы ночку над ними поработать! - искренне сказал мгновенно забывший об обрезке деревьев хозяин дома. Хрунов только пожал плечами в ответ, мол, секретность, сами понимаете!
- Если это изделие, АГ-3, заинтересует погранвойска НКВД, то работать будем в авральном режиме. - задумчиво произнес конструктор.
- Думаю, вам так и так придется работать в авральном режиме. Есть только небольшое пожелание - включите в свою группу несколько толковых технологов. Вы себе не представляете, как это упростит внедрение вашего детища в жизнь! А я хочу предложить вам еще одну идею, которая, несомненно, заинтересует всех. И затребована будет намного больше, чем АГ-2. Я назвал бы ее похоронным звоном по 50-мм миномету.
Вот тут Таубин встрепенулся окончательно. Противостояние с минометчиками выпило у него много крови.
- Яков Григорьевич, вам хотят предложить разработать авиапушку, верно? Откажитесь. Очень прошу. Это не ваше. Ваше в одной идее. Судьбу маневренного боя решают танки - основа подвижных соединений. Противотанковая оборона становится основным элементом противодействия. Противотанковые ружья - массивные и громоздкие. При усилении брони станут бесполезными, потому что не имеют резерва по модернизации. Тут и появляется идея, как эту проблему решить.
Очередной кивок. Очередной эскиз появляется на столе.
- Пусковая труба. Простейший прицел. Граната с реактивным двигателем. Дальность будет определяться свойствами двигателя. Можно делать одноразовым, еще более упростив конструкцию. Можно пусковой механизм сделать перезаряжаемым. Тогда и разные гранаты. Причем калибр гранат может значительно превышать калибр трубы. По себестоимости будет однозначно дешевле миномета. Возможности те же, правда, настильная траектория, в основном, но против танков, да из окопов - супероружие получается!
Таубин смотрел на мой эскиз, слизанный с РПГ-2, домашнюю заготовку из другого времени. На втором чертеже был изображен наиболее удачный вариант - РПГ-7 с ее усовершенствованной гранатой. На третьем чертеже - гранаты к РПГ-2 и РПГ-7 с кумулятивной боевой частью и к РПГ-7 с осколочной. Наверняка думал о том, почему ему это простое решение не пришло в голову... Продолжалось это недолго, от силы минуту-две.
- Я хочу над этим работать! - твердо произнес конструктор.
Глава пятая
Когда размер имеет значение
Москва. Кремль. Кабинет Сталина. 22 февраля 1940 года.
Тяжелое совещание артиллеристов подходило к концу. Вопрос 76-мм орудий и выстрелов к ним был только затравочным. При общем запасе более тысячи выстрелов на орудие, обеспеченность снарядами среднего калибра не выглядела острым вопросом. А вот положение с артиллерией крупного калибра, особенно с тяжелой артиллерией особого назначения (ТАОН) беспокойство у Сталина вызывало. И человек, который создавал в российской императорской армии части ТАОН, как раз в этой части совещания вынужден был отдуваться по полной программе. К концу совещания Евгений Захарович Барсуков выглядел подуставшим, вопросами его терзали все участники совещания, а не только вождь. Генерал держался пока еще бодро, на вопросы отвечал четко и позицию свою по тому или иному вопросу аргументировал кратко и логично. Надо отдать Сталину должное: он заметил состояние отставного военного, поэтому предложил тому покинуть совещание:
- Товарищ Барсуков, мы выслушали ваше мнение. Ваш опыт представляет для нас значительный интерес. Спасибо. Вы можете быть свободны.
Отставной военный скромно попрощался и вышел из кабинета. Там его встретил Поскребышев, который обратился к генералу:
- Евгений Захарович, товарищ Сталин просил вас сегодня отдохнуть, а завтра посмотреть один документ и высказать свое мнение. Вас разместят в гостинице, а завтра в десять часов за вами заедут.
Старый артиллерист ехал в гостиницу в приподнятом настроении. Осознание того факта, что он еще нужен, что к его мнению прислушиваются придавало ему и сил, и энергии. В номере гостиницы Барсукова ожидал двойной сюрприз: кроме обещанной Сталиным книги генерала Головина, на столе лежал второй том его работы "Русская артиллерия в годы мировой войны". Взяв отпечатанный труд, он почувствовал, что руки дрожат, такого подарка никак не ожидал, его уверяли, что ранее лета второй том из издательства не выйдет. Генерал смахнул непрошенную слезинку, но еще долго на душе у него было неожиданно тепло и спокойно.
Сталин дождался, когда генерал Захаров покинет кабинет и продолжил, подводя своеобразный итог совещания:
- Бытовало такое мнение, что век ствольной артиллерии подходит к концу. Война с белофиннами показала, что артиллерия остается богом войны. Особенно тяжелая артиллерия. Но именно с тяжелой артиллэрией у нас серьезные проблемы . Особенное беспокойство партии и правительства вызывает положение с запасом снарядов к этим орудиям. Вторым узким местом остается низкая мобильность тяжелой артиллерии. Я попрошу товарищей Воронова и Кулика сосредоточить свои усилия над поиском путей решения освещенных на совещании проблем. 28 февраля мы проведем большое совещание по поводу состояния с боеприпасами в Красной армии. Четвертого марта мы встретимся в расширенном составе для того, чтобы рэшить вопросы с тяжелой артиллерией. Вы свободны. Товарищ Кулик, задержись.
Командарм Кулик на этом совещание был на удивление сдержан. На его удивление, мысли царского генерала во многом совпадали с его собственными мыслями и идеями, вот только так четко и просто их изложить у командарма не получалось. Основную часть совещания внимание было сосредоточено на Барсукове и Воронове, ну что же, Кулик был уверен, что свое еще возьмет.
Сталин подошел к стоящему навытяжку командарму. Не смотря на довольно грузную фигуру, военную выправку Кулик сохранил. Вождь уставился глазами в глаза, от его взгляда Кулик внутренне содрогнулся.
- Григорий, я тебя знаю с Царицына. И я могу тебе довэрять. Могу?
Сталин сделал паузу. У командарма перехватило от волнения горло, голос пропал, поэтому он смог только кивнуть головой и выдавить из себя хриплое и еле-еле слышное:
- Так точно, можете...
Удовлетворённый произведенным эффектом, Сталин продолжил, уменьшив психологическое давление.
- Ты мне сейчас нужен. В ближайшее время мы произведем слияние двух управлений, как ты и хотел. Но Главное артиллерийское управление возглавит Воронов. Тебе я поручу новое дело. Настолько важное, что поручить могу только тебе.
Вождь опять сделал паузу, закурил трубку, сделал несколько затяжек, отставил трубку и продолжил разговор:
- Есть мнение сосредоточить все разработки по ракетному оружию в одних руках. Это перспективное направление. Мы знаем, что ты высоко оценил установку МУ-1. Надо сделать так, чтобы у нас через год были работающие дивизионы таких установок. К тебе 1-го марта обратиться человек от меня. У него будет постановление о создании нового вида войск. Ракетных войск. Все подробности он тебе изложит. Справишься - быть тебе маршалом! Первым и единственным маршалом ракетных войск СССР. Нэ справишься, сам понимаешь... У тебя есть две минуты. Иди, Григорий, подумай в приемной. Решим сам справишься или нэт! Через две минуты хочу услышать твой ответ.