Аннотация: Владыки морей тоже плачут. И кикиморам охота замуж :)
Широка земля русская да длинна, ни одним аршином не обмерить, глазами всей красоты не высмотреть. Садами цветиста, полями пышна, а лесами полна. Озёрами да реками полноводна и морями со всех сторон обласкана. И не только природой красна, но и людской добротой да отвагой знатна, а уж мастеров-кудесников тех и вовсе не счесть. Облака над родною землёю белее заморских, ветра буйные их не торопят, ить самим приятственно на таких-то просторах понежиться. Своей силой похвалиться да людей на сплоченность проверить. Как волны солёные о гальку прибрежную плещутся, так и сказ наш весенним ручейком журчит да корабликом берестовым плывёт.
Служил у одного князя кузнец. Собой не столь видный, сколь руками умелый. Чего ток заказчик не удумает, кузнец всё в металле исполнит. И погремушку детскую, и иголку тоньше волоса для рукодельниц в бисероплетении. Окромя украшений чудных мог и парчу золотой да серебряной нитью расшить, капельку росы на кованой розе изобразить, что уж говорить о воротах городских, калитках боярских да о петлях оконных. Каждый узор у него морскою волною загибается и кораблик поднимает. Всякая выкованная им вещица издали, а то и прямо море али скалу напоминает. Серёжки вот вродь и листок кленовый, а приглядишься - парус, каменья в кольцах да ожерельях, аки звёзды над океаном блестят. Потому ратники за кинжалами да сабельками острыми к нему не ходили, одни девицы-красавицы да барыни пышногрудые за обновками витиеватыми. Хоть и молод ещё кузнец, а самим князем ценим и уважаем, не иначе как "мастером" не называем. Ток время, как ветер, мимо пролетит, и не заметишь. Так и вышел срок службы кузнеца в княжеских мастерских. Князь его отпускать не хотел, уговаривал остаться, ведь жена с дочерьми да племянницами ему плешь упрёками так отполирует, что впору будет с самим солнышком яркостью мериться. Да сердце ретивое в родную деревню рвется, что на крутом берегу стоит у синего моря, от басурман лихих непреступными скалами оберегаемое. Делать нечего, проводил князь со слезами дорогого мастера... правда, через чёрный ход.
Кузнец по дороге не идёт, а бабочкой порхает, нигде подолгу не задерживается, но и в помощи встречному человеку не отказывает. Негоже добру молодцу мимо чужой напасти проходить, нос воротить, коль сила в руках есть да голова умом не обделена.
Долго ли, скоро ли, а ступил он на родимый берег, полной грудью вдохнул воздух морской, ароматами разнообразными насыщенный, от специй пряных до бурь горьких. Да по тропке не одним босоногим детством вытоптанной, в ласковые волны скатился. С ними аж до заката игрался, аки с котятками иль жеребятками. Вдоволь солёной воды нахлебался, тело бронзовым цветом украсил, ракушек затейливых для матушки набрал да с первой звездочкой в отчий дом наконец-то воротился. Родители единственному дитятко рады, расспросами не мучают, а домашними разносолами потчевают. В баньке тяготы столичные смыл и ко сну отошел. Поутру оделся опрятно и деревню под ручку с воспоминаниями обходить стал. Друзья-приятели по детству шаловливому кузнецу обрадовались, дела забросили и давай о службе выспрашивать: как у самого князя под крылом служилось, каковы собой столичные красавицы, чем люд городской скуку развевает, да много ль платили... Один вопрос другой перебивает, кузнец и отвечать-то не успевает, сам, конечно, рад, но говорит не много и по возможности кратко. Не ровен час удумают друганы на заработки в такую даль податься, что их жёнам кузнец скажет, ведь он же крайним и окажется. От женского гнева ни под водой, ни в пещерной скале, ни крысой корабельной не укрыться. Найдёт, за шкирку встряхнёт и компенсацию потребует, а коль откажешь, в раз женихом завидным быть перестанешь. Посему кузнец захмелевших друзей каждого на своём крылечке пристроил, лопушок им под головку положил и втихую смотался.
В небе ночном звёзды алмазами сверкают, своим сиянием душу счастьем наполняют. Снова вышел кузнец через лесок прибрежный к морю, присел на песочек шершавый только мечтательности предался, как принёс ветерок, плачь жалобный; завывающий подобно сквозняку, что меж скал живёт. Огляделся кузнец, ан нет никого. Большой валун огибает да в удивлении замирает. Сидит на перевернутой рыбацкой лодчонке морской царь, собственной персоной. Весь в морских звёздах, бороду кипенную дергает и слезами жемчужными обливается. Трезубцем янтарным по воде лупит, волны наматывает, сам того не примечает как бурю вызывает. Вода морская темнеет, ил со дна поднимается, горизонт молниями озаряется да волны с рифами на бой нарываются. Смекнул кузнец, что горе у морского владыки приключилось и коль его не успокоить, такая буря начнётся, ни одному кораблю её не пережить. Того глядишь волны стеною поднимутся, на высокие да отвесные скалы не глянут, как есть переступят и деревню погубят. К такому лицу, над всей морской стихией власть имеющему, оно, конечно, до смерти страшно подходить, однако ж ... Осмелел кузнец, осторожненько так к царю по скользким камушкам подкатывает, культурно представляется и осведомляется, какова причина столь буреломной печали. Владыка морей и океанов очи свои зареванные на молодца поднимает, в охапку сгребает и пуще прежнего в слёзы ударяется. Кузнец едва не утоп от объятий тех, на силу из них выплыл. А повелитель вод глубоких даром времени не терял: всю свою потребность выговориться реализовал. Покуда говорил, буря и улеглась, ток месяц со звёздочками от такого душеизлияния хмарью прикрылись; мол, сам кузнец выкручивайся. Да и на деле всё незатейливо оказалось, виновником царской печали был обычный водяной. Как его в море занесло, никто не знал, да и что речному али какому водяному в пучине морской понадобилось, тож не понятно. Известно одно, шалит гадёныш по крупному. Русалок до визгу испугал, без голоса оставил; на лазурные бухты тину навел; на корабли бури смертельные без разбору насылает. А уж сколько людей без винных шальной смертью сгинули, сколько слёз вдовами да сиротами пролито?! Его же, хозяина подводного царства, во всём обвиняют. От его проделок морскому царю хоть вешайся, всё испробовал, а выдворить из своих владений водяного не может. Кузнец всей душой ему сочувствует и от всего сердца помочь обещает. Обрадовался морской владыка, и в свой подводный мир уплыл. Об том, как обещанное слово сдержать, кузнец запоздало подумал. Но мастер горевать не стал, а пошел к лесному болотцу, у кого как не у кикимор о водяных спрашивать, поди, одного болота жители. До места дойти не успел, как встречает на пути искомую личину, не то рыба, не то баба. Вся из себя слизкая, камышом обросшая, чем видит, чем слышит, не разобрать. Кузнец не долго думая, её напрямую вопрошает; дескать, не нужен ли ей жених - внучатый племянник самого морского царя. Кикимора, не будь дурой, согласно кивает, знамо дело на кузнеца перепонки раскатала. Кузнец её пыл остужает да о перспективном женихе ярко бает: парень тот видный, трёхсот лет ещё нет, да к тому же, не простой водяной, а морской. Ток недостаток у него имеется: упрямый он аж до смерти. Не всякая невеста гордеца устроит, а лишь та, что выкрасть его из глубокого моря сумеет. Дурость несусветная, но пока что, все претендентки смотрины провалили. Кикимора в голос расхохоталась и в море погрузилась.
Кузнец на тёплый камушек присел, морским пейзажем любуется, что сделал, осознать не пытается. Долго ждать не пришлось, выползает на берег кикимора, а на спине у неё в сетях рыбацких водяной, трепыхаться не смеет, ток зенками моргает, со свободой прощается. Болотная нечисть кузнеца благодарственным словом не одарила, скорей добычу в логово потащила, ить женихи-то с хорошей родословной такая редкость. А морской царь в долгу не остался. Со дна всяческих даров наподнимал: ларцы с дорогими каменьями да золотыми монетами. Но кузнец от всего отказался, эти сокровища смертью пахнут, пускай же рядом со своими хозяевами остаются. Поблагодарил тогда морской владыка молодца словами простыми, но от всей глубокой да широкой морской души, и пеной растворился. Мастер сию историю занятную никому не рассказывал, ток внукам своим поведал, а то, что изредка житейские беседы с грозным властителем морских просторов вел, и вовсе умолчал.
