Гришина Ирина Николаевна : другие произведения.

Москва. Март. Пятница

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  .
  
  
   - О! Да ты красавица! Нет слов...
   - Не стоит преувеличивать...
   - Нет, реально... Ты очень красивая. Я бы сейчас... Нет, лучше промолчу, а то наговорю лишнего...
   Я вздохнула и застучала по клавишам клавиатуры.
   - Спасибо за столь лестную оценку, но мне пора убегать... Пока. До завтра.
   Не дожидаясь ответа, я нажала на крестик и вышла с сайта.
  
   Откинувшись на спинку стула, огляделась. Все как обычно. Рабочий день близился к завершению, и народ смиренно дожидался, когда большая стрелка на часах доберется до цифры шесть.
   Настроение не блистало, переливаясь радужными красками. И с этим нужно было что-то делать. Сколько уже можно пребывать в депрессивно-тоскливом безразличии? А в голове как назло крутились слова из песни: "Ты только себе не лги, только не надейся и не проси...".
   А я? Лгала? Как бы мне хотелось ответить - нет! Но это было бы очередным самообманом.
   Да, я всеми силами пыталась убедить себя, что уже смирилась, и теперь осталось только забыть. Забыть!
   И все эти новые виртуальные знакомцы мне и нужны были, чтобы забыть... Но каждый новый человек, выходивший на контакт, лишь напоминал... Напоминал о том, чье сообщение лишь и могло меня обрадовать, разогнать сгустившийся туман, в котором я плутала вот уже столько времени. Туман... Белый, густой, непроницаемый... Отделивший меня от реального мира плотной пеленой.
   Господи, когда же все это закончится? Когда? Сколько можно?
  
   Вздрогнув от телефонного звонка, я встряхнула головой, заставляя себя, протянула руку за лежащим на столе телефоном. Взглянув на окошко дисплея, печально вздохнула и нажала кнопку приема.
  
   - Привет.
   Бодрый мужской голос под сопровождение специфических звуков, говоривших о том, что звонивший едет в машине, вызвал лишь очередной приступ отчаяния. Я взглянула на часы. Уже минут через двадцать, много, если через полчаса, он войдет сюда, пройдет по узкому проходу между столами, сядет на этот вот стул, закинув ногу на ногу.
   - Алло... Ты меня слышишь? Маруся...
   - Да, слышу. Привет.
   - Что у тебя с голосом?
   - А что с ним?
   - Шмыгаешь, голос неровный...
   - Слушай, не придирайся... Все в порядке. Ты скоро?
   - Да. Я уже почти доехал. Сегодня на удивление свободно...
   - Вот и хорошо...
   - Ну, не вздыхай ты так...
   - Уж и вздохнуть, когда захочется нельзя...
   - Все, Марусь, минут через пятнадцать буду. Собирайся потихоньку.
  
   В трубке зазвучали короткие гудки. Бросив телефон в сумку, висевшую на спинке стула, я достала из ящика стола зеркало и расческу. Отражение в зеркале не слишком порадовало. Плевать. Чем хуже, тем лучше.
   - Бред, вообще-то, - вслух сказала я. - Нельзя так... Нельзя.
   И для пущей строгости, погрозила отражению пальцем.
   Достала косметичку и принялась поправлять на лице то, что осталось от утреннего макияжа, доводя свою природную красоту до полного совершенства.
   Вспомнив восхищенный отзыв о своей внешности нового виртуально знакомца, улыбнулась.
  
   Нет, я вовсе не считаю себя уродиной. Вполне себе милая мордашка. И что особенно радует - не выгляжу на свой возраст. Практически все, кто видит меня впервые, не дают мне больше двадцати пяти... Приглядевшись, прибавляют мне два-три года, не больше... А я и не спорю. Зачем? Нужно ли всем знать, что на самом деле мне уже три года назад перевалило за тридцать? Пусть себе...
   Но эти восторженные вопли, начинают потихоньку раздражать.
   Это уже который с тех пор... С тех пор... Нет, об этом нельзя. Так который? Один, два, три, четыре, пять... Вышел зайчик погулять... Какая разница? Как же все это глупо. И так грустно... Потому что совсем не нужно. Ну и зачем тогда я продолжаю отвечать, да? Сама не знаю... Но зияющая пустота после ухода... Нет, нет и нет!.. Не буду о нем. Нельзя. А про пустоту можно. Да. Такая огромная дырка, даже дыра! Я не могла каждый день, просыпаясь, утыкаться в нее мыслями. Вот и отвечала почти всем, кто писал мне, желая познакомиться. Надо же чем-то занять мысли, чтобы не скатываться все время к той теме, которая теперь под запретом.
   И все в один голос одно и то же - красавица. Реальный комплимент или желание польстить? Нет, правда, раздражает. Есть же масса других слов: симпатичная, интересная, привлекательная... Сексапильная, в конце концов, хотя и терпеть не могу подобного определения. Так нет же! Красавица и все!
  
  
   Одев наушники, я нашла на музыкальной страничке вальс из "Маскарада", закрыла глаза... Какая же все-таки чудесная музыка... Повышает градус моей эмоциональности до максимума.
   Да, я человек эмоциональный. Можно сказать, живу эмоциями. Порой так захлестнет, что мозги полностью отключаются. Хорошего в этом, конечно, мало. Но себя не переделаешь... Слабое утешение. Сколько наломанных дров лежит на моем пути, если оглянуться назад... Кошмар и ужас! Вижу, понимаю... Но почему не делаю правильных выводов? Пора бы уже научиться себя контролировать. Не девочка уж, несмотря на моложавый вид.
  
   Кто-то тронул меня за плечо. Вздрогнув, я открыла глаза.
  
   - Ты что такая нервная?
   Улыбаясь, на меня смотрел Олег.
   - Повышенная эмоциональная чувствительность...
   Судя по выражению лица, он ждал от меня продолжения.
   - Эмоциональные люди всегда несколько нервозны...
   Он кивнул, демонстрируя понимание. Хотя, на мой взгляд, я сказала какую-то ерунду. Просто первое, что пришло в голову.
   - Что слушаем?
   Он нагнулся, облокотившись на стол, бесцеремонно вынул из моего уха один из наушников и вставил себе в ухо. Брови его удивленно взлетели вверх.
   - Тебе это нравится?
   - Не-а... - покачала я головой.
   - Тогда зачем слушаешь? - не уловив иронии, пожав плечами, спросил он.
   - Склонность к мазохизму...
   Не опуская бровей, он собрал на лбу морщинки, видимо, демонстрируя раздумье по поводу моих слов.
   - Ага, - кивнула я. - Ты со мной поаккуратней...
   Олег улыбнулся, сообразив, наконец, что я шучу, вернул мне наушник, сменил позу: развернувшись ко мне лицом, пристроил попу на моем столе и сложил руки на груди.
   - Марусь...
   - Ну?..
   Подняв голову, я заметила, двух подружек-хохотушек, уже давно и безнадежно преследовавших своим вниманием, нашего "мачо".
   - Фанатки твои пожаловали..
   Он оглянулся.
   - Достали, блин... Курицы...
   - Поговорил бы с ними...
   - Я уже пытался...
   - И что?
   - Говорю же, курицы... Глазами хлопают и молчат...
   - Больно ты строг. Сводил бы их в кино, что ли?...
   - В кино, говоришь?.. Так их, судя по развитию интеллекта, на детский сеанс нужно вести, а я по утрам люблю поспать...
   - Ну, тогда не знаю... - развела я руками.
   - Не обращай внимания.
   - Очень надо было!.. Только они ведь не отвяжутся... Я тут мозгами пораскинула: скучно им. Вот и придумали себе игру.
   - Думаешь?
   - Да, знаю за собой такую привычку...
   Он снова улыбнулся.
  
   Хлопнула входная дверь. Мы оба посмотрели в ее направлении.
  
   - Ну вот... Явился твой рыцарь без страха и упрека... Пойду я...
   - Олег, - окликнула я его, уже удалявшегося к своему рабочему столу. - Ты чего хотел-то?
   - Да так, поболтать, - отмахнулся он, не оборачиваясь.
  
   Я смотрела на приближающегося ко мне Арсения, чувствуя, как к горлу снова подкатывает комок. Сглотнув и глубоко вздохнув, я улыбнулась.
   Мой стол стоял в самом конце, и ему предстояло пройти через весь зал в сопровождении взглядов моих сослуживцев. Особого любопытства в этих взглядах уже не было: успели привыкнуть к его частым визитам. А я? Да, тоже привыкла. Какое скучное слово - привычка... Почему этот интересный молодой мужчина, шагающий уверенной походкой ко мне, не вызывает во мне большего, чем привычную симпатию? Почему?! А тот... Далекий, принадлежащий другой женщине... Одно только воспоминание о нем пронизывает все мое существо такой острой болью, что так трудно сдержать слезы... Господи, Боже мой!.. Когда же?! Когда это пройдет?
  
   Он сел, откинув полу элегантного пальто, закинул ногу на ногу. Серьезный такой.
  
   - Неважно выглядишь, - произнес приятным баритоном.
   - Да ты что? - с наигранным беспокойством удивилась я.
   Он, молча, кивнул.
   Я снова достала из стола зеркало и внимательно посмотрела на свою физиономию.
   - Ну, не знаю... - пожала я плечами. - А вот некоторые утверждают, что красавица.
   - Этот что ли? - небрежно кивнув в сторону Олега, равнодушно спросил он.
   - Причем тут Олег?
   - Кто в таком случае?
   - Да мало ли... - снова пожала я плечами.
   Он долго, молча, смотрел на меня.
   - Они просто не знают...
   - Чего они не знают?
   Прищурившись, он склонил голову набок и, вытянув губы трубочкой, продолжал молчать.
   - Сень, прекрати...
   Наконец-то в его глазах сверкнули искорки, и он широко улыбнулся.
   - Они просто не знают, какой ты можешь быть, когда чувствуешь себя счастливой.
   - А ты знаешь? - горько усмехнувшись, спросила я.
   - Я это видел.
   - Когда же? - вполне искренне удивилась я.
   - На Новый год... - улыбка исчезла с его лица. - Ни раньше, ни потом я не видел тебя такой.
   Я отвернулась к окну, чувствуя, что сейчас точно расплачусь... Господи, ну сколько можно?! Дура, дура, дура... Кусая губы, я рассматривала снежные вихри, кружащие за окном, из всех сил сдерживая подступавшие к глазам слезы.
   - Целый день метет... Вот тебе и весна...
   - Да, замело все... Дороги еще кое-как расчищают, а по тротуарам пройти невозможно. Ты, надеюсь, не передумала?
   - Нет, - покачала я головой.
   - Тогда, что мы сидим? Смотри, все уже почти разошлись...
  
   Я отвернулась от окна. В самом деле, народ бесшумно, но в довольно быстром темпе потянулся к выходу.
  
   - Подожди, я сейчас...
  
   В туалете перед зеркалом крутилась Женька.
  
   - Дай сигаретку.
   Не отрываясь от созерцания отражения собственной персоны, Женька, молча, протянула мне пачку сигарет и зажигалку.
   - Ну? - спросила она, все с таким же вниманием рассматривая себя в зеркале.
   - Что ну? - не поняла я.
   - Разуй глаза, Марья...
   Я пожала плечами.
   - Серьги... Как тебе?
   В Женькиных ушах сверкали два камушка, переливаясь всеми цветами радуги.
   - Красиво. Ванька подарил?
   - Ага, как же... Дождешься от него...
   - Тогда даже гадать не стану. Только душевный покой дороже...
   - Ты о чем?
   Отвернувшись, наконец-то, от зеркала, она вытянула пальцами с длинными ногтями, разукрашенными причудливым узором, сигарету.
   - Так о чем ты? - выпустив тонкую струйку дыма изо рта, снова спросила она.
   - Смешная ты, Женька, нашла чему радоваться, - кисло улыбнулась я.
   - Неужели? У самой-то что в ушках сверкает?
   Я вздохнула.
   - Легко тебе рассуждать... Вон какого мужика оторвала. Где ж такие только водятся?
   - Не знаю я... Подружка сосватала...
   - Вот где таких подружек берут?
   - В детском саду на горшки рядом посадили... С тех пор она меня и опекает. Ладно, Жень... Пойду я...
   Метко отщелкнув окурок в унитаз, я развернулась и вышла.
  
  
  
  В зале уже никого не осталось. Лишь одинокая фигура Арсения...
   Притормозив, я остановилась.
  
   Вот сидит человек, ждет меня... Хороший ведь человек. Замечательный даже. Что уж скромничать? Хорош собой. Без материальных и жилищных проблем, как пишут на всевозможных сайтах знакомств. Абсолютно свободен. Даже детей в предыдущем браке не нажил...
   А сколько раз я уже ловила себя на мысли, что ничего путного у нас не получится. Не один и не два... И скорее всего из-за меня. Почему я такая дура? А ведь дура! Натуральная, стопроцентная!
  
   Арсений оглянулся. Долгий внимательный взгляд. Как часто он теперь на меня так смотрит...
   Совершенно бессмысленно вот так стоять и думать, чтобы значил его взгляд. Надо идти... Натянув на лицо улыбку, я пошла к нему.
  
   Длинный узкий проход между столами... Чуть раньше он шел ко мне, а я сидела и смотрела на него...
   Интересно, о чем он думает? Сколько мы уже знакомы? Четыре месяца? Больше? Ну да... В самом конце ноября... Или нет? В начале декабря?.. Вот, я даже этого не помню. А тот, которого надо забыть и сделать это как можно скорее... А помню... Прекрасно помню, что первое письмо от него получила четырнадцатого ноября. Коротенькое послание: четыре слова, двоеточие, скобка и еще два слова... Прощаясь, он просил стереть из памяти компьютера все следы нашей переписки... А что в этом толку, если все, что касается его, храниться внутри меня самой? Снова захотелось обозвать себя дурой, но, пожалуй, хватит на сегодня самобичеваний.
  
   Заметив, что за раздумьями снова остановилась, я улыбнулась еще шире и ускорила шаг.
  
   Он поднялся со стула и сделал несколько шагов в сторону шкафа, где мы, раздеваясь, вешаем верхнюю одежду.
   Облачаясь в шубу, которую Арсений, как истинный кавалер, держал на вытянутых руках, усилием воли заставила себя переключить направление мыслей на нужную волну, выразив дежурную благодарность.
   Но Арсений не сразу убрал руки, задержав их у меня на плечах.
   - Ты в самом деле не здорово выглядишь... Может, не поедем к Валентине?
   Я повернулась к нему и, высоко задрав голову, посмотрела в глаза.
   - Поедем. Все нормально. Последний снег... Представляешь, как там сейчас хорошо... Мотька уже третий день весь в мечтах и фантазиях...
   - Так много слов и сразу...
   В его глазах снова сверкнули веселые искорки, и мне стало легче. Да, теплее как-то стало...
  
  
   Уже сидя в машине, я снова пустилась в размышления. Арсению было не до меня; в такую погоду дорога занимала все его внимание. Из динамиков звучал голос Елки... "Около тебя"... К счастью, это не навеяло ненужных воспоминаний. Я думала об Арсении. Я все же не очень хорошо его понимала. Не понимала наших отношений. Не понимала и себя. Мне ведь хорошо было рядом с ним? Похоже, что так. И он мне симпатичен? Да. Искоса взглянув на него, встретилась с ним взглядом.
   - Что? - тут же откликнулся он на мой взгляд.
   - Ничего, - улыбнулась я.
   Он снова перевел взгляд на дорогу.
   Хорош собой? Да. Можно даже сказать, красив. Большие серые глаза. Взгляд не пустой... Что в них? Да все! Все, что я искала. Ум, внимание, доброта... Над ними широкие брови, высокий лоб, густой ежик коротко стриженных волос... А ниже красиво очерченный рот, и такой крупный, прямо-таки плакатный, подбородок... И к фигуре не придерешься. Высок, широкоплеч, подтянут... Так какого черта! Что не устраивает? Все меня устраивает. Все! Кроме того, что он это он, а не тот, который, возможно, уступает во внешней эстетике, но так волнует! Волнует настолько, что не смогла бы вот так трезво и спокойно описать его. И не нужны мне никакие фотографии, если я так хорошо все помню. Каждую морщинку, родинку, каждую ямочку, оставленную на его лице ветрянкой...
   Блин! Все, хватит! Хватит! Нет его для меня... Он далеко и не один... Счастлив и любим... И все у него хорошо... Да, хорошо! И пусть так и будет... Пусть у него все будет хорошо...
   Что ж мне-то так хреново? Ведь дурь это... Дурь одна...
  
   Отвернувшись к окну, я с большим вниманием принялась рассматривать, что происходит на улице. И что интересного? Кружит мелкий колючий снег... Конец марта... Весна... А там... Солнце, высокое голубое небо, море...
   Господи, так и свихнуться недолго...
  
   - Сень...
   - Что?
   - Поставь какую-нибудь музыку... Я сейчас от этой бесконечной рекламы взвою...
  
   Он молча нажал на кнопки, и из динамиков загнусавил Лева Би-2. Я откинулась на спинку и закрыла глаза.
   Би-2 одна из самых любимых мной групп, но под настроение и Леве досталось...
  
   Мы уже въезжали в наш двор, когда мне все же удалось взять себя в руки.
  
  
   Я только успела вставить ключ в замочную скважину, а дверь уже распахнулась.
   На пороге стоял Мотька с обиженно оттопыренной губой.
  
   - Мам! - начал он возмущенный монолог. - Ну, сколько можно ждать! Ты же обещала, что придешь пораньше! Я уже все вещи собрал и десять раз успел перепроверить!
   - Десять раз, говоришь, - чмокнув сына в макушку, и, старательно пытаясь придать своему голосу строгость, задала сакраментальный вопрос. - А уроки сделал?
   - Десять раз уже сделал!
   - И уроки десять раз? Это уж, пожалуй, и слишком...
   - Так я одеваюсь? - проигнорировав ехидство моей интонации, спросил он.
   - Погоди, дай хоть отдышаться...
   - А ты что? Своим ходом? Где Арсений?
   - Внизу твой Арсений... Сейчас поднимется...
   - И от чего тебе тогда отдыхиваться?
   - Во-первых, не коверкай родной язык...
   - А, во-вторых?
   - А, во-вторых, не груби матери.
  
   Повесив шубу, и сменив сапоги на тапки, я прошла на кухню. Здесь царил практически идеальный порядок.
  
   - Мотька, - крикнула я из кухни, - посуду ты тоже десять раз вымыл?
   - Не считал, - отозвался из прихожей мой ребенок.
  
   Заглянув в холодильник, я неожиданно обнаружила, что, задремавший было аппетит, просыпается. Однако не ко времени как будто... А, наплевать... И налив в пустой чайник воды, я поставила его на плиту.
  
   - Мотька!
   - Что?
   - Не штокай, а подойди, когда тебя зовут.
  
   - Ну? - недовольно пробурчал он, войдя в кухню и прислонившись к стене.
   - Ты обедал?
   - Десять раз.
   - Тебя зациклило что ли? Чай будешь?
   - Мам, ну какой на фиг чай?!
   - Матвей! - одернула я зарвавшегося сына.
   Он уже открыл рот, чтобы что-то ответить и, судя по выражению лица, что-то не слишком лицеприятное, но звонок у входной двери изменил его намерение. Махнув рукой, он оторвался от стены и удалился.
  
   Я слышала голоса в прихожей, но слов разобрать не могла.
   Вот еще один жирный плюс Арсению. Он как-то сразу нашел с Мотькой общий язык. А что может быть важнее этого?
   Вздохнув, я села на стул, облокотившись на стол и подперев рукой голову, тупо разглядывала суматошное мелькание снежинок за окном.
   Как же я устала от себя... А куда от себя денешься?..
  
   Арсений вошел, когда чайник на плите начал насвистывать.
  
   - Чай - это хорошо, - изрек он и выключил газ.
  
   Деловито достал из шкафа вазочку с печеньем. Поставил на стол чашки, сахарницу.
   - Чай заварить или обойдемся пакетиками?
   - Как хочешь...
   - Ну... Какой смысл заваривать, если мы уезжаем?
   - Зачем тогда спрашивать? - лениво огрызнулась я.
   Он вздохнул, но промолчал.
  
   Разлив кипяток по чашкам, он сел напротив. Мы молчали. И, как говорится, в воздухе повисло напряжение.
   Я понимала... Ох, как я понимала, что веду себя неправильно. Но не было ни малейшего желания разговаривать.
  
   - Ну, сколько можно болтать ложкой в пустом чае? Ты хоть сахар положи, - не выдержал Арсений.
   Оторвав взгляд от чашки, я посмотрела на него.
   - Может, варенья хочешь?
   - Нет, спасибо.
   - Марусь... Я всегда считал себя терпеливым человеком. Не в моих привычках лезть человеку в душу... Но, может, ты все же объяснишь, что с тобой происходит в последнее время?
  
   Я и сама прекрасно понимала, что нужно объясниться. И проще всего было все рассказать именно Арсению. Он один только и знал о существовании того, о ком я, помимо собственного желания, все время думаю. Но именно с ним говорить об этом было нельзя. Все-таки я была еще в состоянии трезво мыслить и понимала, насколько неуместны были бы мои откровения. Одно дело выпалить сгоряча про какую-то там любовь к человеку, с которым, возможно, никогда не встречусь в реальной жизни... И совсем по-другому это будет выглядеть, если я сейчас, размазывая по щекам слезы и сопли, начну рассказывать о своих душевных терзаниях.
  
   - Не знаю... Наверно, реакция на затянувшуюся зиму? Слышал шутку, которая бродит по интернету? Переживи три месяца зимы и получи четвертый в подарок...
   - Хорошо. Будем считать, что это так, и весной ты оттаешь...
   Я согласно кивнула.
  
   В самом деле, когда-то же все это закончится... Нужно время...
  
   - Вам там чаю, что ли не нальют?
   В проеме коридора, отделяющего кухню от прихожей, появился разобиженный вне всякой меры Мотька.
   - Все, все... Едем, - засуетился Арсений. - Марусь, ты иди, переоденься, а я тут сам все приберу.
   Я встала, подошла к нему и, наклонившись, поцеловала в щеку. Обняв за талию, он притянул меня к себе.
   Мотька, недовольно фыркнув, удалился.
   Уткнувшись лицом мне в грудь, Арсений еще крепче обнял меня. Не могу сказать, что это было мне неприятно, вызывало отторжение, желание вырваться и убежать, но ведь не было и желания ответной ласки. Я лишь принимала, ничего не давая взамен. И мне это не нравилось.
   - Ладно, иди, собирайся, - отпустив меня и даже слегка подтолкнув к выходу, сказал он немного сдавленно.
   Я развернулась и пошла. Мне было стыдно.
  
   Да, мне было стыдно. Меньше всего мне хотелось обманывать его. И какое-то время мне удавалось считать себя абсолютно честной с ним. Я ничего не скрывала. И тогда, в январе, когда... Когда извела себя всевозможными домыслами, не зная истинной причины исчезновения того, другого... Господи, как же я тогда себя вела!.. Это было отчаяние... Настоящее отчаяние, почти сумасшествие... Сколько это продолжалось? Чуть больше недели?.. Да. И в один из этих дней я все рассказала Арсению. Все? Разумеется, нет. Даже, если бы я захотела тогда рассказать все, не смогла бы. И сейчас не смогу. Сама себе не смогу внятно все объяснить... Да. Я сказала тогда Арсению, что люблю другого и не хочу, чтобы он строил на мой счет какие-то планы. И не был это приступ откровенности. Он спросил, я ответила. А он просто не мог не спросить... В то время я находилась в гораздо худшем состоянии, чем теперь. Неизвестность кого угодно доконает не то, что меня с моей эмоциональностью, зашкаливающей и при менее значимых для меня событиях.
   Позже все как-то пришло в относительную норму, устаканилось. Тот, которого теперь нужно забыть, вернулся. Вернулся... Но ничего толком так и не объяснил... Впрочем, тогда мне было это не так уж и важно. Я была счастлива. И мои эмоции снова зашкаливали, но теперь уже в другую сторону.
   Господи! Опять меня занесло туда, куда нельзя возвращаться. Нельзя!
  
   Дверь в комнату приоткрылась и показалась Мотькина физиономия.
   - Мам, ты готова? Сколько тебя ждать?
   - Закрой дверь, я сейчас...
   Сердито фыркнув, Мотька захлопнул дверь.
  
   Я села на кровать, бессильно опустив руки. Ничего не хотелось. Ничего... Только тупая ноющая боль... Почему? Как в пустоте, наполненной лишь противно липким холодом, может что-то болеть? Хотя, этому, кажется, есть даже какое-то название... Фантомная боль?..
  
   - Мам! - крикнул Мотька из-за двери.
  
   Все. Это уж черт знает что... Я встала. Быстро переоделась и вышла.
  
   - Ну, поехали уже?!
   Я кивнула.
  
  
  
  В начале пути весело болтавший Мотька, в конце концов, скис и, когда мы въезжали на участок Валентины, оглянувшись, я увидела, что он спит.
   - Ну вот, - вздохнула я, - уморила детеныша своими сборами.
   Арсений, взглянув на меня, промолчал.
  
   Я вышла из машины, а Арсений, со спящим на заднем сидении Мотькой, проехал дальше, чтобы поставить машину под навес.
  
   - Чего так рано-то? - громогласно поприветствовала меня подруга,кутаясь в накинутую на плечи шубу. - Еще и одиннадцати нет!
   - Валь, не зуди... - огрызнулась я, чмокнув ее в подставленную для поцелуя щеку.
   - Пашка уже собирался на ваши поиски. Уже и лопату в машину забросил.
   - Зачем? Лопату-то зачем?
   - Необходимая вещь... Сначала из сугроба вас откопать, а потом ей же и отходить по мягким местам, - совершенно серьезно объяснила подруга.
   Я нехотя улыбнулась.
   - Чего улыбаешься? Смешно? Он там сидит злой-презлой... Так что готовься...
   - А телефон на что? Позвонили бы, раз волновались...
   - А сама не могла догадаться? Мы вас с восьми часов ждем...
   - Ты бы еще с самого утра начинала ждать...
   - А ты бы помолчала пока... У нас с тобой разговор еще впереди...
   - Догадываюсь... Сколько уже можно меня воспитывать?
   - До тех пор пока не поумнеешь.
  
   У меня не было ни малейшего желания пререкаться, и я решила пропустить ее последнюю фразу мимо ушей.
  
   На расчищенной дорожке, ведущей к дому, показался Арсений со спящим Мотькой на руках.
  
   - И мать ты, Маруся, никудышная, - не удержалась от комментария Валька.
  
   Это был удар ниже пояса. Здесь, Валька была, пожалуй, права. Вышибло меня из колеи... А повод... Разве это повод? Все время думаю о неком виртуальном человеке, которому и не нужна вовсе. А маленький, родной человечек... Самый минимум забот и внимания. Скоро конец четверти, а я уж не припомню, когда по-настоящему интересовалась его учебой. Загляну в дневник, двоек-троек нет - и ладно... И, вообще, мы так давно нормально не разговаривали... У него привычка за ужином болтать без умолку: рассказывать, как прошел день. Теперь слушаю его рассеянно... И он чувствует это. Обижается...
  
   Но Арсений, расслышав последнюю фразу, неожиданно решил меня защитить.
   - Не тебе, Валентина, рассуждать на эту тему, - сказал он довольно сердито. - Насколько я в курсе, ты даже не очень хорошо помнишь, в каких классах учатся твои дети.
   От удивления Валька открыла рот и возмущенно запыхтела.
   - Не пыхти...
   - Нет, ну надо же, как вы спелись...
   И громко хлопнув дверью, Валентина ушла в дом.
  
   - Зачем ты так? В чем-то она права...
   - Прекрати. Что за странная привычка к самоуничижению.
   - Мам, - с трудом разлепив веки, Мотька протянул ко мне руки.
   Я наклонилась к нему. Он обхватил меня за шею.
   - Мам, - зашептал он мне на ухо, - ты у меня самая лучшая. Я тебя очень люблю.
   Отстранившись, я посмотрела в его сонные глаза.
   - Ты что, Мотик?
   - Я слышал, что тетя Валя сказала... Это неправда... - невнятно пробормотал он, и снова, прижавшись к Арсению, закрыл глаза.
   - Устами младенца глаголет истина, - улыбнулся Арсений. - Открой дверь...
   Я открыла дверь. Развернувшись боком, Арсений просочился в дом, а я осталась на крыльце.
  
   Конечно, меня растрогали Мотькины слова... Не хотелось так сразу заходить, вступать в пустые разговоры...
   Облокотившись на перила, я смотрела на снежные вихри. Снежинки так красиво сверкали, освещенные уличным фонарем.
   Вспомнился Новый год... Вернее один из вечеров новогодних праздников. Тогда тоже шел снег... Но не мелкий и колючий. Он спокойно падал крупными хлопьями. И было тихо, безветренно... Я не спеша брела по дорожке вдоль дачных участков. Одна. И было мне тогда так хорошо... Перед тем, как выйти на улицу, прослушала, уж не знаю в который раз, звуковое письмо. И в ушах звучал его голос, радостно выкрикивающий: "Я люблю тебя!". Там, далеко-далеко, он сказал это, повторив несколько раз, под сопровождение барабанившего по крыше машины дождя, а я, здесь, шла по хорошо утрамбованной снежной дорожке и улыбалась...
  
   Дверь с тихим скрипом отворилась.
  
   - Ну что? Всю ночь здесь стоять собралась? Ляпнула я и ляпнула... Чего, прям так сразу, обижаться-то?
   - Да не обиделась я... Так, подышать захотелось...
   - Пойдем. Завтра еще успеешь надышаться... Холодно.
  
   Пропустив меня вперед, Валька вошла за мной следом, что-то бормоча себе под нос.
  
   - Что ты там бубнишь?
   - Ничего. Раздевайся и проходи. Все уже за столом.
  
  
   Компания сегодня собралась небольшая, поэтому стол был накрыт без особых церемоний - на кухне.
   Когда я вошла, из-за стола поднялся Пашка... Несмотря на довольно просторные размеры кухни, ему хватило пары шагов, чтобы подойти ко мне и, схватив своими огромными лапищами, приподнять и расцеловать в обе щеки, дыхнув на меня приятным ароматом дорогого коньяка.
   - Ну все, Пашка... Раздавишь. Поставь, где взял...
   - Я уж извелся весь, - не опуская меня на пол, густым баритоном, чуть ли не басом, заговорил он. - Где, думаю, моя Маруська? Уж не случилось ли что? Хотел ехать, искать вас, да Валька не пустила...
   - Ага, - поддакнула подружка. - Видишь, как назюзюкался, снимая напряжение.
   - Пашка, отпусти... Мне уже дышать нечем.
   - Не обуздан и не воспитан, - снова выступила Валька, критикуя мужа.
   - Вот, слышала? И так весь вечер... Зудит и зудит...
   Я посмотрела на Валентину. Досадливое с долей брезгливости выражение лица, не предвещало на сегодня ничего особенно хорошего. В какой-то степени я понимала ее, будучи посвящена в некоторые перипетии ее тайных страстей, но все равно решила, не засиживаться за трапезой, а пораньше отправится в опочивальню.
  
   Но как это частенько бывает, намерения мои так и остались намерениями.
   Застолье затянулось. Много пили и много ели. Из кухни наша компашка, уж не помню как, перекочевала в гостиную. Где мы еще выпили и не раз.
   Павел притащил-таки гитару и, сунув мне ее в руки, сказал:
   - Спой, Маруська... Люблю в твоем исполнении жалостливые песни... И сейчас как раз такое настроение...
   Петь я сегодня не собиралась, но, наиграв несколько аккордов, проверяя звучание, неожиданно почувствовала, желание спеть.
   - Ну, чтобы вы хотели услышать?
   - Да все равно... Про несчастную любовь что-нибудь... У тебя здорово получается, проникновенно...
   И я запела:
  
   Рисует небо кистями дождя
   В душе твой портрет.
   И слезы по моим щекам скользят.
   Тебя рядом нет.
  
   Ты и я,
   Как ночь и день, небо и земля...
   Без тебя мне нелегко,
   Но и вместе быть нельзя.
   И последние штрихи
   На картине, где мы далеки.
  
   Будет снова слушать дождь исповедь мою.
   Лишь ему я расскажу, как тебя до сих пор я люблю.
   Знаю, эта боль пройдет...
   Только ночь мою печаль поймет.
  
   Рисует небо кистями дождя
   В душе твой портрет.
   И слезы по моим щекам скользят.
   Тебя рядом нет.
  
   Знаю, эта боль пройдет...
   Только ночь мою печаль поймет.
  
   Я смолкла и все молчали...
   И я уже пожалела, что спела именно эту песню, но мирный храп Пашки, разрядил обстановку.
   - Вот, что значит, здоровая психика, - не без ехидства, но все же неожиданно по-доброму сказала Валька, погладив пышную светлую шевелюру мужа. - Кому комок к горлу подкатывает, а ему - колыбельная...
   - Спать уж давно пора... Давай, я его что ли попытаюсь транспортировать наверх...
   - Не сходи с ума, - махнув рукой, сквозь зевок, остудила она пыл Арсения. - В нем сто двадцать килограммов живого веса... Пусть уж здесь спит...
   - Ну, была бы честь предложена, - вставая, тоже сквозь зевок, проговорил Арсений.
   - Да. Вы идите спать... Я сейчас принесу ему подушку и плед, и тоже - баиньки...
  
  
   На лестнице я оступилась, съехав пяткой на предыдущую ступеньку.
   - Блин!
   Арсений, шедший впереди, остановился.
   - Больно?
   - Терпимо... Однако, хороша я завтра буду...
   Спустившись ко мне, он взял меня на руки и понес дальше на руках.
   Голова кружилась. И в пустоте, образовавшейся в моей голове, одиноко шарахалась из стороны в сторону только одна мысль: "А не придется ли мне эту ночь провести в обнимку с фаянсовым другом?" Но мы все ближе приближались к двери моей комнаты, а организм не подавал никаких настораживающих сигналов.
  
   Толкнув дверь ногой, Арсений вошел в комнату. Уложил меня на кровать и сел рядом.
  
   - Ну, как ты?
   Голова по-прежнему кружилась, но, в общем и целом, не ощущалось ничего криминального.
   - Нормально.
   - Честно? - склонившись надо мной, спросил он недоверчиво.
   - Да.
   Лицо его медленно приближалось к моему. Вот уже совсем рядом... Контуры стали расплываться...
   - Маруся...
   Я не ответила.
  
   Легкое прикосновение его губ... Нос, глаза, лоб... Когда его губы коснулись моего лба, стало так приятно... Даже головокружение больше не беспокоило. А соприкосновение с моими губами полностью привело меня в чувство. Я подняла руки, обхватила его за шею и закрыла глаза.
  
   Поцелуй... Долгий, нежный, влажный...
  
   И все... Что было дальше? Сколько прошло времени? Ничего не знаю...
  
   Он целовал меня... А это были его губы... Он обнимал меня... А это были его руки... Нежные, ласковые... Такие красивые... Я не просто чувствовала их прикосновение, я видела... Теплые, родные... Они бережно расстегивали мои пуговицы, молнии, крючки, кнопки... Что там у меня было?.. Снимали, отбрасывая в сторону, совсем ненужную сейчас одежду... Господи, как хорошо было ощущать собственную наготу в его присутствии... Проводить руками по его обнаженной груди, спине, плечам... Его поцелуи, ласки... Мои поцелуи, ласки... И томление, переходящее в судорожное наслаждение... Его губы... Все ниже, ниже.. Я что-то бормотала... Несвязное, наверняка глупое... И когда его губы коснулись места, столь напряженного сейчас и столь страстно желающего этого прикосновения, я почти вскрикнула...
  
   И все оборвалось...
  
   Я открыла глаза. Арсений лежал рядом, откинувшись на спину.
   Повернувшись на бок, я попыталась погладить его, но он отвел мою руку.
   - Сень, ты что?
  
   Не глядя на меня, он резко поднялся.
  
   - Извини, но я так не могу...
   - Как Сеня? Что случилось?
   - Я ни в чем тебя не виню... Но не могу...
  
   Он сидел, закрыв лицо руками, я смотрела на него, начиная понимать, что сделала что-то совершенно недопустимое...
  
   - Сеня...
   - Сеня? Ты уверена?
   - Я не понимаю...
   - А я, кажется, понимаю... Понимаю с кем ты сейчас была.
   - С кем? - уже серьезно испугавшись, тихо спросила я.
   - С Тимуром... Именно этим именем ты меня назвала...
   - Нет, - почти простонала я. - Тебе показалось, послышалось...
   Он отвел руки от лица и посмотрел на меня.
   - Три раза, Маруся... Ты назвала меня Тимуром три раза...
  
   Он встал, собрал свою одежду и вышел из комнаты.
  
  
   А я сидела на кровати, сложив руки на коленях.
   Весь день я собиралась заплакать... Теперь уже не было нужды сдерживать себя. Слезы текли по лицу, я не вытирала их, и они беспрепятственно капали на руки, на колени...
  
   Я не думала о том, как получилось, что я вслух произнесла его имя... И плакала не об этом.
   Я плакала о том, что его нет рядом и никогда... Никогда! Никогда не будет рядом со мной...
  
   А в голове крутились строчки из песни: "Я твержу: ты только себе не лги, только не надейся и не проси"...
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"