Марат открыл дверь. Густой снег приглушал привычные уличные звуки, и все же это на мгновение сняло напряжение, разрушив стену отчужденности, воздвигнутую в моем сознании испугом. Но, выйдя, Марат плотно прикрыл дверь, и снова стало тихо. Тишина и неизвестность нагнетали внутреннюю панику, и разыгравшееся воображение рисовало мне жуткие картины непоправимой беды. Ну что за мука, черт возьми! Сжавшись, низко наклонив голову и обхватив себя руками, я уже не надеялась на хорошее известие, но теперь мне было все равно. Пусть что угодно, но только не эта выматывающая неизвестность. Открыть дверь, выйти и все узнать? Нет. Маленькая жалкая трусиха. Впрочем, стыдить себя было бессмысленно. Я знала, что это не поможет. Страх увидеть все собственными глазами был настолько велик, что никакие увещевания совести в расчет им не принимались. Мне оставалось только ждать. И когда я уже почти довела себя до истерики, распахнулась дверь, и в салоне показалась заснеженная голова Марата.
- Выходи.
- Зачем? - испуганно спросила я.
- Выходи, выходи... Все в порядке. Мы просто протаранили сугроб.
- Сугроб?..
- Я не намерен давать разъяснения, согнувшись в три погибели. Пойдем.
И он захлопнул дверь.
Протаранили сугроб... Чушь какая-то. Однако напряжение, секунду назад, готовое, как перезревший нарыв, лопнуть и затопить меня толстым слоем вонюче-гнойной жидкости, стало сдуваться, и я облегченно вздохнула. Сугроб так сугроб. Какая разница?
Обстоятельство, вызвавшее ДТП, на поверку оказалось довольно курьезным. Произошло собственно вот что.
Обильный снегопад, не прекращающийся несколько часов сряду, засыпал Москву весьма основательно. Сей факт владелец небольшого ресторанчика с забавным названием "Три поросенка", расценил как существенную угрозу своему бизнесу и не пожелал спокойно взирать на погодный катаклизм. Однако, расчищая территорию перед своим заведением, он не рассчитал и смел на проезжую часть огромный сугроб, в который мы из-за плохой видимости и врезались.
К счастью, ни физического, ни материального ущерба мы не понесли. Но!.. Моральные страдания, видимо, столь явственно отразились на моей физиономии, что хозяин, моментально оценив обстановку, предложил нам в качестве компенсации бесплатно пообедать в его ресторане. Не уверена, что им руководило сострадание, но необременительное для "Трех поросят" предложение нам с Маратом пришлось как нельзя кстати. Объясняю. Судя по всему, путь нам предстоял долгий. Рассчитывать на радушный прием хозяина не приходилось. Демьянов и ему подобные персонажи нашей современной истории не особенно задумывались, что нормальные, с точки зрения физиологии, человеческие потребности присущи не только ближнему кругу их окружения, но, вообще, всем представителям рода человеческого. Короче говоря, рано или поздно нам с Маратом пришлось бы решать проблему питания. Выходило, что, если посмотреть на "поросячий" сугроб с правильной точки зрения, столкновение с оным было везением. Народная мудрость, проверенная веками: что Бог не делает - все к лучшему.
Поглощая бесплатное угощение в приятной атмосфере уютного ресторанчика, мы наблюдали за посетителями, которых к нашему удивлению оказалось довольно много. Уж не знаю, были ли они все завсегдатаями этого заведения, но хозяин, переходя от столика к столику, общался со всеми очень приветливо. Мне особенно понравилось, что он ни разу не повторился, находя для каждого новые слова и шутки.
- Тебе это ничего не напоминает?
Я пожала плечами.
- В самом деле?
- Не знаю. Только мне здесь нравиться. Ты заметил, что он подходит не ко всем?..
- Физиономист.
- Ну да, по физиономиям определяет, кто не расположен к общению. Нет, все-таки в скромных ресторанчиках есть определенное обаяние. А моя матушка обожает назначать встречи в дорогих модных ресторанах. Я с трудом переношу их, всю тамошнюю атмосферу...
- Почему?
- Только не говори, что чувствуешь себя там уютно.
- Разве они существуют для этого?
- Нет, конечно... Но, с другой стороны, разве уют ничего не значит? Ну, я имею в виду, для тех, кто любит туда ходить. Неужели все лишь сводится к показухе? Не понимаю...
- Не так.
- Что?
- Ты не понимаешь, потому что путаешь понятия... Мешаешь все в одну кучу, а мухи и котлеты всегда должны находиться отдельно. Сколько лет твоей матери?
- Сорок три...
- Правда? Я был уверен, что ей за пятьдесят...
- Разве она так плохо выглядит?
- Выглядеть сейчас, положим, совсем не сложно...
- Могу заверить, что к "пластике" она до сих пор не прибегала.
- Я не об этом... То есть я, конечно, об этом... Ты меня запутала.
- Я?..
- Ладно, я сам запутался. Собственно, я хотел сказать не о внешности.
- А мне кажется, что ее внешность заслуживает разговора...
- Ну да, она безусловная красавица...
- И актриса хорошая.
- Да. Почему ты меня все время перебиваешь?
- Сама не знаю. Язык "развязался" наверное.
- Как?
- Это моя нянька так говорила: "Привяжи язык и следи, чтобы не развязался".
- У тебя была няня? Ты не поверишь, но я впервые общаюсь с человеком, у которого была няня. Я не имею в виду работу...
- Странно.
- Мы из разных миров, детка.
- Не называй меня деткой.
- Что так?
- Меня так дед называл.
- Ну и что? Или тебя это расстраивает?
- Расстраивает. У нас с ним была весьма значительная разница в возрасте. Понимаешь?
- Что-то не очень.
- Ассоциации, понимаешь? Мне бы хотелось, чтобы наше общение было иным.
- А-а... Кажется понял. Ты подумала, что я воспринимаю тебя, как маленькую девочку...
- Ну, что-то в этом роде...
- Нет. Я вижу в тебе...
- Кого?
- Кстати, у тебя кто-нибудь есть?
- Что значит кто-нибудь?
- Сердечный друг.
- Марат, ты прелесть!
- Это намек?
- Это констатация.
- Жаль.
- Ты уходишь от ответа. Кого ты во мне видишь?
- В двух словах это не так просто выразить... Давай лучше сменим тему. Например, поговорим о твоей матери. Ты что-то о ресторанах начала?..
- О ресторанах?
- Ты сказала, что твоя мать любит дорогие рестораны.
- Да. Это правда. Но тема, по-моему, не слишком интересная.
- Почему ты не пошла в артистки?
- Просто не пошла.
- Часто об этом спрашивают?
- Нет.
- А друзей у тебя много?
- Приятелей и приятельниц много...
- А друзей?
- Не знаю. Почему ты спрашиваешь?
- Завидую людям, которые умеют дружить.
- А ты не умеешь?
- Похоже, что так. По крайней мере, даже если у меня и были когда-то друзья, то я их благополучно растерял в дороге...
- Меня это нисколько не удивляет.
- В самом деле?
- Это не то, что ты подумал. Последнее время ловлю себя на мысли, что те, кого раньше считала близкими людьми... В общем, все чаще остаюсь наедине со своими проблемами, стесняясь нагружать ими других.
- А хочется как в книжках?.. Ремарк и все такое прочее...
- Точно! В жизни так не бывает?
Марат неопределенно пожал плечами и отвернулся к окну.
За окном по-прежнему валил снег, за густой пеленой которого невозможно было ничего разглядеть. Неясные людские силуэты... Вот и все.
- Который час?
Марат нехотя взглянул на часы.
- Без четверти двенадцать.
- Ужасно не хочется ехать к этому Демьянову.
- А чего тебе хочется?
Я задумалась.
В самом деле, я не знала, что мне хочется, зато то, чего не хотелось, вырисовывалось достаточно четко. А не хотелось мне возвращаться в нашу контору. Не хотелось, вообще, ничего обыденного. Это от погоды. Вернее из-за снегопада. С осадками у меня всегда были особые отношения, но снег...
Зимние каникулы я всегда проводила на даче. Так уж повелось. Дед был слишком стар для всевозможных вояжей, а отпускать меня куда-то одну не решался. И если, летом, вспоминая о моем существовании, родители попеременно устраивали мой отдых, то зимой мы: дед, баба Лина и я, перебирались в нашу загородную резиденцию.
Окно моей комнаты выходило на участок, прозванный дедом "английским парком". В реальности же это был кусочек леса, сохранившийся нетронутым на облагороженной территории дачи. И само огромное окно, представляющее собой нечто вроде застекленной трельяжной решетки, и вид за ним всегда создавали у меня, урбанизированной девочки, какое-то неправдоподобно-сказочное ощущение. Зимой особенно. Просыпаясь по утрам, я видела высокие разлапистые ели, сверкающий на солнце ковер из нетронутого пушистого снега, не выдерживающий вес даже самых маленьких пичужек, которые, проваливаясь в него лапками, встревожено пищали и, смешно размахивая крылышками, в спешке улетали. А ранние зимние закаты, когда заходящее солнце наполняло комнату неправдоподобно-прекрасными красками, предавая обыденным вещам какую-то тайную непонятную значимость. Но и это было еще не то... Снегопад. Крупные белые хлопья, кружась за окном, бесшумно падали, очертания деревьев становили неясными... Вот это и было то время, когда ничто уже не могло сдержать разыгравшейся фантазии и приходило ощущение... Нет. Сильнее. Уверенность, что вот-вот должно произойти нечто необыкновенное, волшебное!..
- Так чего же ты хочешь?
- Не знаю. Может быть, забыв о предстоящей дороге сидеть в этом уютном ресторанчике и болтать с тобой о всякой ерунде?..
- В самом деле?
- А почему нет? Разве здесь плохо?
- Хорошо, я попробую дозвониться до Демьянова.
Попытка не удалась. Да я и не рассчитывала на удачу. Упорство Марата трижды набравшего номер и трижды выслушавшего равнодушный ответ о недоступности абонента, я, конечно, оценила, и, печально вздохнув, скорее из желания как-то выразить соучастие в его попытке спросила:
- Придется ехать?
- Извини, что втянул тебя в эту авантюру. Но...
- Эту стихию, - я кивнула в сторону окна, - ты не мог предвидеть... Хотел как лучше, ведь так?
- Утешаешь или утешаешься?
- А ты нуждаешься в утешении?
- В утешении?.. Да нет, я нуждаюсь не в утешении.
- В чем же?
Марат как-то не очень уверенно кивнул, и, опершись на сложенные, на столе руки, сильно подался вперед. Я непроизвольно тоже потянулась ему на встречу, но он почти тут же отпрянул, откинувшись на спинку стула.
- Не теперь.
- Расскажи, - упорствовала я, предвкушая возможность соприкосновения с тем сокровенным, что он, как мне казалось, тщательно скрывает от окружающих.
Он отрицательно помотал головой.
- Как-нибудь в другой раз. А теперь, если мы хотим засветло добраться до той чертовой дыры, где господину Демьянову заблажило устроить родовое поместье...
- Это так далеко? - перебила я.
- По хорошей дороге часа два, но... Ты сама видишь, что твориться. Одно приключение мы уже поимели. Дай Бог, чтобы этот курьез так и остался единственной помехой в пути. Знаешь, я все же чувствую себя виноватым...
- Ты обо мне?
- Да. В общем-то, тебе не обязательно ехать.
У меня и самой чуть раньше промелькнула подобная мыслишка. Так ли необходимо мне тащиться в непогоду к обросшему нехорошими слухами господину? Мое отсутствие вряд ли кого-нибудь огорчит, а патологической страстью к всевозможным приключениям я не отличалась и в более безрассудном возрасте. Но Марат... Будь на его месте кто-то другой, я, возможно, и отказалась бы от дальнейшего путешествия. Но напротив сидел именно он, и упустить возможность узнать его лучше я не могла. Была и другая причина, но я суетливо затолкала ее в глубину подсознания, чтобы разобраться в ней как-нибудь на досуге без свидетелей.
- Оставайся, - уже совсем определенно предложил он, не правильно истолковав мое молчание.
- Ну, уж нет! Я же изведусь, ожидая твоего возвращения!
- К чему такие эмоции?
Он улыбнулся, но как-то не очень весело.
- Оставайся. Эта затея мне все больше и больше перестает нравиться.
- Взять меня с собой?
Он промолчал.
- А давай никто не поедет?! Ну, какая необходимость, в самом деле?.. Не рабы же мы подневольные!
- Мы не рабы, рабы не мы...
- Ну?!
- Надо ехать, Агаша.
- Тогда я поеду с тобой.
Часть четырнадцатая.
На улице мне все показалось не таким уж катастрофичным как из окон "Трех поросят". Ветер стих, и мохнатые хлопья снега падали ровно и спокойно на довольно большом расстоянии друг от друга. Снежная пелена перестала быть беспросветной. Только снегу за эти часы навалило столько, что передвижение по тротуару давалось с большим трудом. На проезжей части, запруженной машинами, дела обстояли не лучше. Но радовало хотя бы то, что даже самым резвым и бесшабашным водителям приходилось тащиться также медленно, как и выехавшим на московские просторы боязливым новичкам.
- А хорошо, наверное, сейчас за городом... - вслух подумала я.
- Ты это о чем?
- Представь себе мягкий ковер перед камином, на нем дремлет большая лохматая собака... Дрова потрескивают, разбрызгивая искры...
- Нет.
- Что нет?
- Это когда за дверью моросит противный холодный дождь, дорогу развезло... Кто-то нехотя вылезает из застрявшей в грязи машины, подняв воротник куртки и вжав голову в плечи, шлепает к дому...
- А под ногами хлюпает отвратительная жижа, за воротник, как не увертывайся, затекают холодные струйки дождя... А дом... Милый уютный дом с камином и спящей собакой на мягком ковре еще в получасе ходьбы.
- Ты права.
- Да... А в чем?
- Одному всегда хуже.
Хорошо, что он так истолковал мои слова, хотя я не вкладывала в описание бредущего по раскисшей дороге человека никакого особого смысла. Всегда приятно, когда тебя считают чуточку мудрее, чем ты есть на самом деле. Тем более Марат.
Казалось целую вечность мы тащились в длинной веренице машин, не оставляющей на дороге хоть сколько-нибудь заметного следа, и каждому последующему транспортному средству предстояло прокладывать себе путь по практически непорочно-белой целине. Монотонность убаюкивала, разговаривать уже не хотелось, и Марат включил радио. Бодрые молодые голоса, несущие абсолютно одинаковую чушь на всех радиостанциях, только раздражали, но сонливость почему-то не разгоняли. Я бы, наверное, давно смирилась, и остановилась на какой-нибудь "Радио Максимум", например, где трескотни было все же поменьше. Но Марат упорно крутил "колесико" настройки, вследствие чего радиоэфир превращался в сплошной поток рекламы и многочисленных конкурсов, предлагающих дозвониться и поучаствовать в борьбе за какой-нибудь абсолютно бесполезный приз. Что он пытался отыскать? Но спрашивать было лень. Я засыпала. И только то, что я никак не могла выбрать положения, дабы поудобнее устроить отяжелевшую голову, кое-как связывало меня с действительностью. Но скоро и эта непрочная связь оборвалась, и я все-таки заснула.
Длинная абсолютно ровная дорога. Довольно широкая. Хорошо утоптанная, но не ставшая менее белой. С двух сторон по обочинам высокие сугробы, монолитностью больше напоминающие отвесно нависающие скалы. И только два цвета: белый и черный. Белый снег и черно-белое небо. Самое удивительное конечно - небо... Никогда прежде мне не доводилось видеть белую Луну и белые звезды. Такие белые: совершенно безжизненные, будто вырезанные из белой бумаги. Я одна. Почему? Оглянулась. Навстречу бежала собака. Огромная лохматая собака. Черная с большими белыми пятнами. Она бежала издалека и очень медленно приближалась ко мне, видимо, не слишком торопясь по своим собачьим делам. Тихо. Черно-белый мир и эта тишина... Но совсем не страшно. Только не понятно, почему белый и черный нигде не смешиваются, не дают никаких оттенков, полутонов? Черный - глубокий, мягкий, уютный... Странно?.. Но, в самом деле, уютный. Он теплый и будто плюшевый. А белый... Яркий, резкий, холодный. Он мертвый. Ни одна снежинка не сверкнет в лунном свете. Он рядом: под ногами, по бокам. А черный так высоко... И уже не спокойно. Я чувствую, как тепло тонкой струйкой вытекает из меня, а его место занимает нечто леденящее душу. Неправдоподобно как в дешевых фильмах ужасов. Самое время улыбнуться и стряхнуть с себя это наваждение. Улыбаюсь. Но ничего не происходит, не меняется. Холодно. Почему стало так холодно? Вокруг все по-прежнему. Дорога, снег, небо. Ведь еще минуту назад не было страшно. А теперь? Этот белый... Он явно таит в себе какую-то угрозу. Нельзя стоять на месте. Но куда идти? Впереди дорога и сзади дорога. Откуда я пришла? Не помню. А куда я шла? Не знаю. Самое главное - не паниковать. Паника сожрет все, оставив в душе лишь ужас. Нет-нет... Я здесь зачем-то, а не просто так. Собака! Ну, конечно же! Она бежит ко мне. И она черная. Да с белыми пятнами, но все же черная!.. Она уже совсем рядом. Это пес. Я неотрывно смотрю на него. И откуда-то: "Приехали". И не откуда-то вовсе, а рядом. Голос очень знакомый, теплый, почти родной. Пес? Но он пасть не открывал, я в этом уверена. И все же сажусь на корточки и внимательно смотрю в умные собачьи глаза. "Что?" - спрашиваю я у пса, потому что оказывается мне гораздо легче поверить в говорящего человечьим голосом пса, чем искать истинный источник этого "приехали". Он сел передо мной на задние лапы и зевнул. "Что?" - повторила я свой вопрос. Пес открыл пасть и голосом Земфиры запел: "Я искала тебя годами долгими, искала тебя дворами темными, в журналах "Кино", среди друзей... В день, когда нашла, с ума сошла"... И поверх Земфиры тот же мужской приятный голос: "Пора, красавица, проснись! Открой, сомкнуты негой взоры..."
И я открыла глаза.
Положив руки на руль и упершись в них подбородком, Марат рассеянно смотрел вперед через лобовое стекло. Из динамиков неслась "Искала" Земфиры. Стало быть, пел все-таки не пес.
- Мы стоим?
- Стоим.
- Приехали?
- Приехали, - согласно кивнул Марат.
- А почему сидим?
- Хочешь выйти? Дерзай.
Я посмотрела в окно.
- Снег больше не идет...
- Угу.
Я открыла дверцу, шагнула из машины и провалилась в снег.
- Тут какая-то яма.
- Это не яма.
- А что?
- Дорога.
Я барахталась в снегу, пытаясь выбраться, но только глубже проваливалась. Похоже, что мое стремление обрести под ногами твердую почву не имело перспективы.
- Зыбучие снега... Прямо как в твоей Англии!
- Что ты там бормочешь?
- Ты был в Англии. Видел зыбучие пески?
- Увы... Мое пребывание ограничивалось урбанизированной территорией. А с чего это ты?
Марат наклонился в мою сторону. Оценив мое положение, он обхватил меня обеими руками и буквально втащил в машину.
- В наших широтах можно наткнуться лишь на болотную трясину. Но это не твой случай.
- Ноги сухие?
- Вроде да.
- А без вроде?
- Сухие.
Сапоги я предпочитаю носить с высокими голенищами, а ноги у меня, слава Богу, не похожи на "ниточки" полупрозрачных красоток, которыми они нервозно подрыгивая, маршируют по подиуму. Это я к тому, что голенища всегда плотно облегают мои славные ножки, что с юных лет вызывало зависть Машки, у которой несоответствие размера стопы и стройности той части ноги, что повыше всегда требовало дополнительной подгонки. Правда с рождением Полины эта диспропорция выровнялась. Но теперь Машку это не устраивает. Подавай ей, видите ли, былой облик. Зачем? Модельный бизнес ей при ее росте не грозит. Да она и не помышляла никогда ни о чем подобном. А где еще можно демонстрировать кости обтянутые кожей? Машка считает, что на телевидении. Но Олька, наша "телепрофи", утверждает, что Машкины габариты очень неплохо впишутся в телеформат. В общем, очередная Машкина блажь. Эк меня: от сухих ног до Машкиной телекарьеры... Да. Между прочим, Людмила Станиславовна никогда не одобряла моего пристрастия к сапогам с высокими голенищами. Не знаю уж почему, но она уверена, что подобный предмет гардероба непременный атрибут исключительно проституток. К счастью, зимой я не ношу обуви на высоких каблуках, что в какой-то мере примеряет матушкину щепетильность с моим выбором. Хотя сам по себе отказ от высоких каблуков тоже не находит ее одобрения. Хорошо, что в период моего взросления ее мало занимало мое воспитание, иначе в дополнение к ныне имеющимся я бы нажила еще кучу комплексов, и это уж точно было бы вне всякой меры.
Часть пятнадцатая.
- Мы застряли? - спросила я, усилием воли прервав поток совершенно несвоевременных мыслей.
- В некотором смысле...
- Что значит в некотором смысле?
- Это значит, что теоретически мы в состоянии вернуться назад, но практически не можем этого сделать, потому что нам на выручку господин Демьянов выслал технику, которую мы должны дождаться, сколько бы ни пришлось ждать.
- Темнеет.
- Почти шесть.
- Так много? А далеко еще до Демьяновских угодий?
- Угодьями называют возделываемую землю, то есть землю, на которой что-то выращивают. Насколько я в курсе, на земле господина Демьянова пока ничего не растет. Да и вряд ли что-то будет расти.
- Не важно. Сколько нам еще добираться?
Марат неопределенно пожал плечами.
- Но что мы там будем делать? Мне как-то не улыбается ночевать в доме Демьянова.
Марат снова пожал плечами, что, вовсе не вселяло в мою душу оптимистических надежд.
- Да не переживай ты раньше времени.
- Глупо все это.
- Глупо?
- Неправдоподобно.
- Считай это приключением. Без приключений жизнь пресная.
- У меня уже было одно приключение прошлой ночью.
- Да ну? Рассказывай.
- Я пекла пироги. Всю ночь.
- И?..
- В квартире у подружки, которой в голову пришло, что этим угощением она сможет удивить каких-то важных гостей.
- Подружка, подружкина квартира, подружкины гости... И в чем приключение?
- Ты прав, не было никакого приключения. Могло бы быть, но не было. Я пекла пироги, а подружка в это время... В общем, судьба подарила мне встречу с одним человеком, а я собственными руками передала его в когтистые лапки своей подружки.
- Возможно, ты просто превратно истолковала это событие, и эта встреча предназначалась не тебе?
- Вот-вот... Что подобное я и пыталась себе внушить, когда по предрассветному морозцу трусила домой на Рождественский.
- Знаешь... У меня есть коньяк. Хороший коньяк не одному человеку помог примириться с невеселыми обстоятельствами.
Уже совсем стемнело, и коньяк едва слышно плескался на донышке эксклюзивной фляжки собственноручно сработанной Маратом, а мы по-прежнему сидели в машине, ожидая обещанной помощи. Сидели и ждали, лениво перебрасываясь ничего незначащими фразами, но, почему-то избегая единственно важного в этот момент вопроса - а почему мы собственно до сих пор здесь находимся? Лично я не видела причины (кроме, конечно, принятого "допинга") столь безропотного долготерпения. Возможно, об этом знал Марат? Несколько раз я порывалась было заговорить об этом, но слова уже готовые, что называется, слететь с языка, спотыкались и тормозили, будто зацепившись за что-то, и, открывая рот, я произносила совсем не то, что собиралась.
Я не знала, как далеко мы отъехали от Москвы, но казалось, что вокруг нас на многие километры нет никакой цивилизации. Ни огонька, ни звука. Только снежное поле и небо над нами. Ну, прямо как в моем сне. Хотя нет. Там была дорога. Ровная хорошо утоптанная дорога. А здесь... Мы словно оказались в снежной ловушке. Вынужденное сидение в машине действовало на психику. Я чувствовала, как внутри меня растет раздражение, которому необходимо было найти выход. И я потихоньку начинала злиться на Марата, обвиняя его в ситуации, в которой мы оказались.
- Глупо, глупо!.. Ничего глупее и придумать нельзя!
- Успокойся. Все будет хорошо.
Голос Марата звучал спокойно, и это только подлило масло в разгоравшийся огонь моего раздражения.
- Да?! А когда именно? Может, уточнишь?! И стоит ли это твое "хорошее" второй бессонной ночи?
Марат лишь улыбнулся и ничего не ответил.
- Почему ты молчишь?!
- А что бы ты хотела услышать?
И в самом деле... Что он может мне ответить? Гнев, внезапно вспыхнувший, также внезапно и затух. Видимо, его накопилось не так уж много и хватило нескольких возмущенно произнесенных фраз, чтобы его выплеснуть.
- Позвони Демьянову. Они, наверное, просто забыли про нас, - сказала я уже совершенно спокойно.
Марат ничего не ответил и отвернулся к окну.
- Позвони, - снова попросила я.
- Они приедут, - не поворачиваясь в мою сторону, ответил он.
- Ну, позвони. Разве трудно? Мне так будет спокойнее.
Марат как-то неопределенно покачал головой, продолжая "любоваться" видом из окна.
- Ну что ты там пытаешься разглядеть? Тьма ж непроглядная...
Он, наконец, повернулся ко мне, и выражение его лица мне показалось растерянным.
- Что? - спросила я, подозревая, что его ответ мне вряд ли понравится.
- Да ничего страшного.
Он обнял меня за плечи и, притянув к себе, чмокнул в макушку.
- Просто я не могу позвонить Демьянову.
- Почему?
- Дело в том, что я, вообще, не могу никому позвонить. У телефона аккумулятор сел.
- Ерунда! Подумаешь, какие пустяки... - радостно затараторила я. - Позвони с моего.
Я извлекла из вместительного кармана шубы свой мобильник и протянула его Марату.
По его снисходительной улыбке я сообразила, что радость моя, мягко говоря, преждевременна.
- Ну, что? - почти простонала я.
- Видите ли, милейшая, ваш аппарат с не меньшим аппетитом, чем мой проглотил бы ваттик - другой электроэнергии.
- Как? - машинально изумилась я, хотя уже сообразила, что еще вчера мой мобильный дружок подавал признаки разрядки.
Немая сцена.
Грустно осознавать, что никто не кинется тебя разыскивать, просиди ты здесь хоть неделю. Самое время себя пожалеть. Родители... Они гораздо больше заняты своими семьями. Моя жизнь и прежде протекала в стороне от них. В детстве они, с трудом договорившись между собой, выделяли для общения со мной по три-четыре недели своего драгоценного времени. Вывозили на курорты к морю, знакомили с мировыми достопримечательностями. Лет до двенадцати я каждый раз с нетерпением ждала этих поездок, со щенячьим восторгом бросалась в прихожую, когда в квартире раздавался долгожданный звонок, и повисала у них на шее, как только они переступали порог. Повзрослев, поняла, что они всего лишь выполняют условия договоренности с дедом, некогда обязавшим их организовывать летний отдых ребенка. Нет, они хорошо ко мне относились. Были внимательны, заботливы. Потакали моим детским прихотям. Но, осознав однажды, что не сердечная привязанность заставляет их проводить со мной время, я уже не могла отделаться от мысли, что с гораздо большим удовольствием они потратили бы это время на другие, более важные для них дела. Особенно явно это стало, когда у мамы родилась Нина. Не то, чтобы мне было как-то особенно обидно... Просто... Думаю, мало кто способен радоваться, если знаешь, что человек с тобой только потому, что так надо. Ответственность, обязанность... Хорошо, конечно, когда для человека это не просто слова. А любовь?.. Говорят, что люди, не дополучившие в детстве родительского внимания, потом всю жизнь маются в поисках идеальной любви и, не находя ее, мучаются сами и мучают тех кто рядом. По-моему так не честно. Да ладно. Наверно, я все слишком упрощаю. Вот Олька... Она сбежала из дома от непомерной родительской любви, и теперь общается с ними только по большим праздникам и в случае крайней надобности. Правда, в отличие от меня она, в самом деле, не зацикливается на романтике отношений с противоположным полом.