Пылает огнедышащее солнце, мои видения подобны тающему айсбергу, они искрятся, плывут гонимые вечными волнами океана во власти неведомой судьбы. Восход испепеляющего дракона, преисполненного ярости, огня и монолит студёного полюса, ведомый, навстречу обречённым людям, чтоб принести миру их грёз холод, страх, боль.
Ночь ушла, ее шаги стихают, мои видения растворимы в предрассветных сумерках до следующего сна. Я проснулся, отбросив поволоку снов, открыл глаза. Тишина исчезает в фоновом звучании радио, варю кофе, за окном высотного дома визжит жизнь вперёд без компромиссов. Там бойко торгуют необходимыми желаниями и пробегают бесконечные ряды чисел. Простые, кратные, номерные, порядковые, вереницы чисел, определяющие практически все. Я курю, допиваю кофе, выхожу за порог.
Миллионы разных лиц заполняют улицы города. Стены домов, знаки и слова, номера опустевших квартир, где припрятанные, нерешенные, проблемы ждут вечера, зреют. Остатки завтрака, забытый сон, смятая салфетка, слово на стикере. (Не будите меня до второго пришествия). Миллион человек и вот кто-то есть. Не первый герой в очереди, но может второй, я вспомнил о словах и числах.
Этот человек, его словно новорожденного обернут в тесную тогу страдальца, нарекут мессией, выдадут звёздный карт-бланш, начнется история. После потеряют, перепишут и слова, и даты, сотрут из памяти оригинал, вынут из рукава дубликат. Скоро редакторская правка коснется и смерти, она перестанет быть аналоговой.
Мир фарисеев не чествует праздности, каждый день, это траур для памяти. Каждый день, это пепел агнца, жуткое жертвоприношение пущенного на убой скота. Море иллюзий, слова лицемеров и коровье бешенство, все это как-то уживается. Бесконечные ряды порядковых чисел, пугающие объемы которых легко поглощает огонь и вода.
Выкладки, расчеты, статистические огрехи, провалы в погрешности. Числа и цифры, удушливая петля времени, затем ночь и сон. Время изжёвано, съедено, крошки минуток оставлены словно мелочевка. Прошлая ночь, сладкие сны. День вынуждает выйти на улицу, встретить жизнь, измазаться в крови, как в мазуте. Что человек ждёт тебя там?
Вот святые коровы их вечная жвачка, изумрудные луга. Счастье, эти нелепые, комичные, куплеты определяющие смысл жизни и дифирамбы личной тщете. Передовые лица эволюционной гонки, глянцевые портреты убийц выживших в нелегкой борьбе. Они тают, как упавшее мороженое.
Все на продажу. Комфортабельный рай ограниченных субкультур, измеряемый квадратным метром роскоши. Одушевленные кошечки, собачки, мохнатые тотемы с родословной в медальках. Декоративные театры для блох. Все это милее сердцу, чем уничтожаемый человек. Несчастные люди, пируют, назло остальному миру. Разговоры о равенстве. Паритетные заблуждения, злые митинги. Рядятся в пурпур и золото, беснуются под радугой, а нутро их темно.
Любовь существует, но сука всегда под рукой, с женщиной древней профессии легче найти общий язык. Размытое удовольствие потребления, приходы от поглощения просто рвут рассудок в клочья. Ты не в себе до первых вспышек гнева, а после. Сирены служб опоздания, телефоны одноразового спасения, трупы, итог вырвавшегося бешенства и отстреленной головы. Город удовольствий, миллионы железобетонных башен до горизонта, в нас химеры и бесы, анонимные голоса.
Сегодня день мрачных ангелов, который продлится ещё тысячу лет до четверга. Жизнь от бога или обыкновенное существование, где каждый день полон тоски и лени, инертное шевеление от мечты к клозету. Счастье, клеть золотая набитая до краев жизненно важным барахлом, чтоб была возможность откупиться, еще болезни, война.
Море слов, этот шторм поглощает горизонт, чистое небо, тебя и разум твой. Мысли редеют, их съедают проплешины, ты ждешь ответов на берегу, боясь пучины. Слова накрывают словно волна, и наступает отрезвление, собственный страх перед бурею станет противен тебе.
До скончания дней в ушах и мыслях будет только гул морской, словно там навечно приросла раковина, которую ты нашел в детстве на пляже. Столь притягателен и чарующ этот звук, ты хочешь навсегда остаться в волшебной стране детства. Беззаботно играть всю жизнь, перед сном слушая свою раковину. Вот и мое ухо навострилось, и услышал я не шум убаюкивающий, а шепот из темноты поведавший историю. Голос, повествующий о рождающемся мире, в коем желанных видений сомкнут круг.
2 ЮНЫЕ БОГИ И ЗЛЫ, И СТРАШНЫ.
Кругом беспричинная пустота наполненная отсутствием видимого содержимого. Темно, холодно и страшно. Откуда всё возникло? Естественно или по воле разума? Что скажешь мудрец? Чем удивишь, хранитель обители двенадцати башен, песочных часов луны и солнца. Ты безымянный, проживающий бесконечность в тени своих знаний? Молчаливый лунный призрак, утративший беспокойство в размеренном движении по кругу переходящему в самокотящееся колесо истории. Молчишь, уходя в тень звезд, тихими шагами, не беспокоя пространство и время. Будь по-твоему, ты станешь тенью.
Лучше начну с истоков реки времени, где затерялись и исчезли камни с преданиями обо всём произошедшем, былом и идущем навстречу тому, кто решился выйти из пустоты кокона шелкопряда. Ведь никто не говорил, тем более не утверждал, что пустота не может быть благодатной почвой для рожденья. Тишина и личное беззвучие, молчание, еще не выдуманы слова, в этом таинстве нет ничего, хотя ловишь себя на мысли, что...
Только начало пути. В бескрайнем пространстве незримо протекает тягучее, долгое, неощутимое действие. Пустоту заполняет тишина, после беззвучие и молчание, которые обозначат границы и станут далёким едва различимым шёпотом пульса.
Вот он я, не былое беззвучное, ветхое я. Теперь звонкое с пульсом, настоящее, осязаемое, практически сущность. Путь от мысли к рождению пройден, впереди ждут дебри парадоксальных реинкарнаций, соль и пепел.
Бьется живое сердце, разгоняет материю до световых скоростей. Беззащитный пульсар вскипает алым цветом, поглощая туманный фантом кокона. Живое сердце становится нетерпеливым, превращается в кость и плоть желающую вырваться из уютной тюрьмы закономерностей.
Принять крещение холодом и темнотой, исторгнуть огонь крика в пустоту. Ведь там, за стенами околоплодного мира есть большее и безграничное. Вселенная, бездушный вакуум, пролитые чернила на белый лист истории. Я чувствую это расстояние, в нем существуют сердца и мысли. Рождаются имена идущих странников. Дорога, которую интуитивно чувствуешь, ведет к началу и возникает бытие.
Утроба, теплая субстанция в которой живешь, свыкся с порядком, шепот и голоса извне искажены, потусторонни словно тени. Молчаливый плод, поглощающий границы собственного мира. Крупный, голодный, крадущийся со спины. Он обособлен, в нем сосредотачивается глухая ко всему первичная чернота. Хищная отчужденность, холод и сырость. Плотоядность, проникающая и определяющая суть. Холодная кровь поглощает этот вид, и он растворяется.
Дрожь, вползающая в нутро сыпучим ознобом, странное время возникновения нервной системы, ползущей во тьме бледно серыми нитями обжигающего тока. Безнадежная реальность, безмерного пространства опутавшей мир паутины. Хаос, причинно-следственные связи, бог, числа. Горизонт уже не подвластен мысли, она в петле, чувствует боль и нервы. Замирает, вздрагивает, лучи света исчезают в тени неопознанности, словно там бесконечная черная дыра. Прорва.
Нервы будут сейчас и до скончания после. Правдивость вырвавшегося крика в пустоту, ускорился сонный метаболизм. Агония, конвульсии, боль и страх, ты один, как крик лишенный эха. Таинство, где материя перетекает в круговорот и движение, испаряется, исчезая в облаках и мысли подобны молниям. Таинство появления существа, в ком человек и зверь, гибрид из плоти и крови. Дикий, голодный с острыми клыками, когтями, готовый вступить в эту игру без правил.
Мы начали эту войну, наполняясь желанием вкусить плоти и крови, еще не созрев жаждали смерти. Темнота стала липкой и вязкой, пахнущей требухой, глотки породили рык, и пространство заполнилось множеством звуков гудящих словно рой. Смешалось все в невидимых пределах, и ужаса картина вдруг ясность обрела. Мы открыли глаза, переходя в иное состояние.
Пройти этот путь, чтоб прийти к черте исчезновения ещё не успев осознать лицедейство рождения, когда не обрёл доспех наследия, когда нет понимания, выжить и победить. Это схватка слепцов, внутриутробная резня эмбриональных богонаследников. Если мы совершаем подобное, незряче ставя на кон жизнь, и проливаем кровь легко, словно сплевываем, мы слепцы, не знающие ничего о мире. Ведомые лишь инстинктами личинки, во что превратимся после?
Рвётся призрачная теснота тюрьмы, которая уже мала, в ней нет комфорта и спасенья. Ты вырываешься из кокона на волю, ввергаясь в пучину настораживающих звуков, манящих запахов, холод обжигает и разгоняет кровь. Охота, поиск, предчувствие и после не остановиться. Победа сладостна, вкушаешь плоть сырую, и поверженный враг растворяется в смерти, слюна стекает по клыкам и она насыщена ядом. Холод мира обостряет чувство одиночества и войны.
Убийства приносят рост и прибавляют веса, ярость зажигает кровь. Когда-нибудь все обязательно вспыхнет, или в ком-то особенном, или где-то рядом. Малая искра в скрежете зубовном, просто наизнанку вывернет весь мир. Взрыв, вспышка, может просто яркий слепящий свет, что плавит восковые веки и ожогами уродует бледную кожу.
Впервые ты видишь врага, странное уродливое существо готовое на все, как и ты. Гортанный рык, напряжение мышц, убийство приобретает иную цель, это новая ступень в развитии. Разорвать врагу глотку, выпустить наружу его требуху, пьянея от выпитой крови, видеть угасающую ярость и бессилье, зачатки страха перед тем, что будет после. Сейчас вкус победы особенно сладок, а её горечь затеряна в веках.
Наступает тьма, которая ближе, понятней, родней. Отказаться от видимого, усомниться в присутствии неба и звёзд, этот свет нового дня обжигает и уродует, он одушевляет наши корявые тени, которые преследуют нас, оставляя кровавые следы. Свет проникает в темное нутро, плодит вопросы и сомненья. Философствует время, иначе течет, от пролитого света меняет смыслы. Секрет бессмертия скрыт в темноте, а на свету любая тайна, тщета и прах.
Юные боги от рождения падкие на каннибализм и убийство, это титаны, поедающие гигантов, их невинные, кровавые забавы еще пусты и сути лишены. Тьма придает им величие, загадку, размер, а при свете юные боги безрассудны, жестоки, страшны.
Обречённые бьются до победы, и осталась их горсть пепла. Покинувшие поле боя обречены навсегда. Страх перед светом, вид чернеющей крови отвратен, им в темноте убийство легче совершить. Свет, от которого дрожат руки, и хочется раствориться в собственной тени. Выход в иное, пятиться в бездну, они стали, трусами пасуя перед неведомым света лучом. Глубокое логово из черноты чернил и могильной сырости, в нем дом обрели безымянные боги.
Обречен быть безумцем бесстрашным, залитым кровью врага, восторгаться и жить в этой битве юных богов. Мир пропитан до исподнего горячею кровью, ярость и жажда убийств, это жизнь от сих и до сих. Нас становилось меньше, но мы вырастали в большее, и темнота с тяжёлым дыханием отступала, в ней прятались те, чьи раны страшны и заполнены ядом. Проливаемая кровь залила мир до горизонта, и мы жили войной, не слыша предчувствий, близкий враг, простое бытие.
Тьма моя колыбель, тьма моя уютная утроба, тьма дала бессмертие, силу, свирепость хищника, она в каждом кто есть, был и будет. Мы сражаемся во тьме, с тьмой себе подобных орошаем мрак горячею кровью, заполняем пустоты требухой и трупным ядом, не щадим никого и прежде себя. Мы подлинные юные боги, бесстрашные и бессмертные. Славим себя, славим только себя! Вспыхнуло небо, запылала звезда, и пришел огонь пожирающий тьму, достойная награда в виде пепла.
Выжившие исполины, подобные мне, чьих имён, как и своего, я не знал, исчезали в этом голоде великих перемен. Алая звезда пылала, она была предвестником новой эры, знаком нашей скорой погибели. Кто мог, бежал, скуля, трусливо во тьму, чтоб там скрыть остатки древней магии и уродство ожогов. Именно там они вкусившие сполна силы огня и света, войдут в родство с существами остывшей крови, и заключат презренный союз, они станут пожирателями тлена.
3 ВОЛШЕБНИК.
Глаза слепые, налитые кровью, вылазящие из орбит, чувствую яд в крови. Доза громадна, вошла глубоко, уже ожила, словно новое сердце. Пульсация, переходящая в озноб и испарину, сиплое дыхание. Отравлена каждая клетка, после занемог душой. Глаза пусты, слепы от крови, что-то ищут в лихорадке. Мысли, разорванные в клочья, отзвуки эха и где-то пылает новая звезда, рождающая огонь и свет. Я боюсь, я полон липких страхов, еще предчувствия свежи, как рваные раны, дымящиеся ожоги.
Остался живым. Уцелел, сохранился частично. Теперь предстояло принять новые условия жизни. Огонь поглотил старый мир, превратив его в пепел, и пустота наполнилась светом. Вакуум, неисчислимое пространство без меры рассеченное пронзающими иглами лучей и вспышек. Местами страшный жар, обжигающий лютым холодом, на ощупь живое, но оку не доступно. Одушевленность медлительна в громаде расстояний и время, его робость, словно боится нас слепых, тычущихся во все стороны. Безродных, безымянных, пустых.
Один в океане бездушия, с набором откровений и верных амулетов, чередуя боль с криком, долго, долго в бесконечность и до хрипа. Память пуста, но есть время. Изучить слепоту, познать сей недуг. Раскрыть глаза, сбросить кровавую пелену. Увидеть животное, собственноручно натравленное на зверя иного, узнать его вкус, запах. Убиваешь и это ты, ненавидишь и снова ты. Слепой раб жестокости, сеятель смерти и вот наступает время, когда берега видны.
Узнать страх в лицо, прикоснуться к этому цепкому существу, что всегда за спиной. Его холодные руки, ледяные пальцы у сердца, сковывающий голос бродит в мыслях, он действует как яд. Начинается бег, безрассудный по кругу, вихри поднятой пыли и звенящая тишина, в которой судорожно вздрагивает сердце. Ищешь спасительный угол и находишь себя.
Еще темна вселенная, в оной тлеет и гниет, начало всех грядущих дел. Тень оконченного дня скрывает деянья первых, их имена пусты и преданы забвенью, долой во тьму их сыгранные роли. Забившись в угол темный, я время страху посвящаю. Ищу истоки сущности и сути, бывает разум, по крупицам собираю.
Невидимые нити осязаемого существования скованные холодом липкой черноты, пересекаются с кручеными линиями жизни, возникает образ, после узор. Тканое бытие. От подобного дыхание замирает. Грезишь, а может бред мечется в бескрайнем просторе скоплений звезд. Лихорадит, пробивает озноб, стараешься овладеть собой, упорядочить ритм сердца, синхронизировать мысли, унять страх и боль. Клокочет магма, взрыв грядет, а после фейерверком искр, мир накроет пестрое многообразие чудес.
Шипят голоса из темноты, нелепые слова в которых вздор и страхи. Они уже до очевидности стары, бестелесные, бессмертные сущности. Высохшие ручьи призрачного существования, на дне которых прах и тени. Духи из непроглядного мрака их далёкие голоса обманчивые огоньки в ночи. Они говорят, пророчествуя обещанным-сбывшимся, где истина от начала пуста.
Они еще не зло, безумцы. Теряющие дар обожествлённые безумцы. Бормочут языками собственноручного приготовления из глубины черных дыр. Темнота, тот, кто в ней обитает, всегда тебя видит, это самое страшное. Твоя слепота преумножает его могущество, твое неведение превращает его в божество.
Они, именуемые (первые) гуру лицедейства и фокусов, боги иллюзиона, а может все просто, кочевой балаган сумасшедших. Споришь с безумцами и исчезаешь навсегда, ни лица, ни души. Смешно от того, что боги тоже сходят с ума. Словно буйные духи, кочуют в пустоте, завывают, бормочут, ищут пропитания. Они всегда голодны и деятельны.
Яд не только убивает плоть, он проникает в душу и вьет подобно черной птице гнездо. Ветвь за ветвью и вот готова ядовитая сущность, терпеливо копящая злобу в холодной крови. Это раковая опухоль съедающая жизнь до корок, это память прожорливых, бездушных существ, чьими руками, медленно со скрипом запускается игрище вселенское, самокотящееся колесо истории.
Законы просты, они воспроизводят однажды пройденный путь. Колея полна крови, колесо повторяет виток. Хлещет в бока безумие и ненависть, память обнулена забывчивостью и страхами. Борьба, это противостояние упрямства. Вчерашний день похож на грядущую кровопролитную войну или тотальное истребление. День пройден, его труды завершены, остынут трупы и исчезнут ночью в норах, где обитают плотоядные кроты, круг завершен.
Беспощадно громить все живое, после собирать останки бренные в народы кочевые. Воспевать в гимнах, неумолимые законы эволюции. Вершить жизнь, делая это приговором в исполнении. Простые понятные слова, сродни животным инстинктам, им придают окраску только правых дел, в сухом остатке, бесконечные кресты на завтра, элемент растопки очередной войны. Голос крови согласен с мнением со стороны. История приемлет жертвы и массовые жертвоприношения всегда вкусны.
Вышел из строя, навсегда без вести пропал для тех, кто вместе. Сошёл с течением в сторону, растворившись каплей в воде. Перебрался на другой берег, не оглядываясь, впереди ждет обычное волшебство, которое гармонично уживается с любым настроением, в любую погоду. Я оставил безумных в их отравленной темноте, залечил свои раны. Божественный дар превратил в волшебство и сделал первый шаг.
Пора начинать историю моих странствий. Раскрыть потаённую шкатулку, где пустота полна загадок, в ней оживает волшебство и не пророщенные зерна мыслей, истин, мечтаний, в которых пробуждается замысел, рождаются планы и видны чертежи. Звезда манит, а в мире пусто не бывает, всяк чудной путник бродяжит от звезды к звезде, ему по сердцу чудеса во всяком виде. Они, пока лишь дети, страх из глубин неведом им.
Окружающее безмерно, громадно и сколько чудных открытий ждёт впереди. Солнечный ветер наполнил паруса моей лодки, расправились крылья полета, от неизведанного прошлого мира к неразгаданному чуду бытия. Сквозь пустоту, оставляя следы и творенья без имени, за звездою алою, что пылает на шаг впереди, убыстряя мерный поток текущего, сонного времени. Поспешай, жизнь начинает бурлить, не зевай, нет такого времени.
Закружилось, завертелось, рвануло галопом слепым в простор к звездам моё чудачество и волшебство, следом я, после тень моя. Шум, гам, пыль столбом, это хаос, в нем же закипает сила готовая перевернуть мир. Бушуют стихии, огненными искрами населяя пространство. Почему бы не возникнуть ярким, кочевым кометам, ведь не порядок они должны быть! Пусть странствуют, пусть ведут разум к вдохновению и открытиям. Великие задумки пробуждают аппетит.
Вошел во вкус, азарт, кураж, поймав, куда там сон и отдых. В карманах пылятся россыпи чудес, и заклинанья знаю я такие, что дуну-плюну, вуаля! Млечный путь, и черный глаз в водовороте страстей сверхновой. Силач, головастик, принцесса и облако в шляпе, пусть удивление ваше не знает границ, в том есть чуда природа.
Среди туманностей парных-молочных просыплю я жемчуг мерцающих звезд, воздвигну дворцы белокаменные наполненные сиянием и серебром. Острозубые башни солнечной цитадели будут пылать в отражениях набегающих волн, сумрачного моря, в пучине которого притаилось неизвестное без имени, тайное. Пусть ждет своего часа, который пробьет, дав пробужденье, имя, дело и цель.
Далее только в глубины коими заполнена не потревоженная тишина, где от пустоты ещё жутко и интересно, ты крадешься, тени подобный, просыпаешь в безмолвие эхо и смех. Идти увлеченным дорогою избранной, сердце бьется в груди, торопится жить. Идеи, задумки искрами сыплются, вертлявыми змейками, ползут в черноту. Жизнь поглощает незыблемость пустоты и времени песочные часы, роняют первую песчинку.
Вот забава да выдумка, зажечь огромное солнце и запустить вращение планет. Созерцая миг миллионов лет прорастающие семена буйной зелени, в какую красотищу досель неприметную, превращаются молчаливые скалы, и как вода искрами разлетается в невиданные океаны да моря с узорами островов диковинных. Тихо там, не шумит птица иль зверь лесной, нет погони с лаем собак, свиста стрел, крови, весёлого пира. Ждёт мать природа идущих детей.
Дорога зачаровала меня, каждый шаг в нем новизна чудес, время фантастической истории, которое ощутимо. Прикасаешься, думаешь, творишь. Фантазии их глубина и безначальность, размытые грани, путь к предвечному. Игра, которой разум поглощен навечно. Уходишь с головой, забыв команды застыть и выжить, замереть в тени, далёких, мёртвых звезд, которых нет уже в природе.
Свет их, отчасти вечен, но после чернота и монотонное ничто. Ты же волшебник попросту жив, с мыслями змейками замышляешь творение на века скроенное. Звонкий ручей текуче перекатный, в заре восходящего дня. Будет солнце и сплошное бесконечное облако тающей ночи, прольется дождем превращений. Чистые формы наполнятся жизнью, их дух пока лишён начальной сути. Оживает мир, где изначально истина утопична на мелководье и порогах, она словно лёгкий эфир, дрожь утреннего тумана, сонный шёпот космоса, всего лишь сказка. Эскиз.
Холодные звёзды окружили меня. Мертвый мир, пространственных тюремных клеток и глубоких лисьих нор, там тошнота родит поступки, существ без душ, набитых требухою с червем сомнений. Слепым, ужасным сужденьем обо всем.
Свет мертв и звезды холодны, в норе глубокой и сырой остывает солнце, испуская дух в кольцах гигантского червя, он времени могильщик. Роет мрак, червоточин сонм плодя. Тоска там повседневна, угрюмость норма, нелюбовь-душа. Они суют ошейник и молят этот дар принять. Подумал, всё чаще вижу, ощущаю чуждое на своём затылке, как бы не пришибли, их рукам не привыкать убийство совершать.
Звёзды заполняют небо, бесконечные гирлянды мерцающих огней тянутся в бесконечность. Мертвые звёзды, падшие светила, разлагающиеся трупы, испускающие губительный свет. Тусклые импульсы слабой надежды, секундные вспышки в этой темноте сулят погибель. Эти звезды лживы, я чувствую за всем этим, голод неведомого и прожорливого, обыкновенную скорую смерть.
Мертвое не станет путеводным, незачем морочить головы будущим, это просто охота существа проживающего в глубине. Свет в темноте всегда опасен, если ты не больший по размеру хищник. Гирлянды мерцающих огней оживляют бесконечность, и сметь там чей-то ужин.
Я расхохотался, до совершенства путь далек, и не нагнать то время быстрым шагом. Неужели все так невыполнимо и сложно, ты вязнешь в мокром песке, когда простота кругом во всем? Я отрекся от прошлого, что в крови и смертях, оправданных предопределенностью, природой, мраком. Обойдя стороною, колесо истории, вышел в неопознанность и безвременье. Волшебства намудрил без начал и конца, а оказался снова в себе, зализывающим очередную рану или же все закручивается в обратную сторону?
Лучше придумать эдакий эликсир дурманящий и плевать, что нарекут злом мирским. Бесстрашно погрузиться в это шаткое пространство размазанных теней по небу, потерять себя во времени. Разорвать связующую нить, и иным путем идя, отыскать мудрость в озёрной тине, заглянуть в глубину цвета речных камешков. Новый язык прост, как и мудрость, для остального мира это ересь и абракадабра.
То, что пришло ко мне извне, было моим сомнением, которое породило моё же сознание.
Туман, скрывающий звезду, он чудесами полон. Ожидание не станет долгою дорогой, ты щуришь глаз и верно подмечаешь, подходящий час. Огоньки нитевидного пульса хаотично мечутся, наполняя пространство призрачным свечением. Колыбель покачивается, беззвучно рассекая черноту словно маятник. Тишина загадочна и пустота символична. Время пришло, в дверь постучало.
Паутина дремлет, вздрагивает во сне. Следствие первопричин, поджидает действие. Простое дуновение и ветер увязнет, выдохнется в отчаянных попытках вырваться. Паутина обволакивает, поглощает, туман скрывает смерть и перерождение. Звезда загорается, оживает, ее присутствие в небе ощутимо кожей.
Средь миллиардов бесплодных вселенных, чуда парадокс порождает ту единственную средь бесконечности неповторимых. Звезду путеводную дарующую жизнь. Твори жизнь. И страхам нет и страху да, начни с нуля и ничего не бойся. В несотворенной жизни, что сможешь потерять? Миры, где потери не известны, полны ошибок, заблуждений и идей, но страху места нет там.
Вот не взрыхленная пашня, чисто поле, ровная поверхность, ожидающая чьей-то руки. Внешне ничто, где песок, лёд, ультрафиолет и многое без имени, еще не утерянное. Круто заварить первым молекулярную фантасмагорию, чтоб буйно всё в абстракцию, наперекор времени, забродило и пролилось. Буеростом и огнями горячечного бреда, гортанным рыком, словно гром и дождь. Столкновения порождают искры, пожухлая трава благодарно принимает огонь. Зарево, жизнь и пепел.
Танец зовущего ветер, чтобы после вскормить бурю, голодную и страшную для глаз. Удары посоха о землю ритмичные раскаты грома, тень солнца сползает в мир. Клубятся тучи, молнии рвут в клочья черноту. Огонь кружит в танце с пеплом.
Хаос, жуткое смешение мертвых ингредиентов, чудовищная энергетика столкновения небесных тел, заполняют собою пространство, сползающее в пылающее горнило. Скоро обжиг придуманных форм из глины. Они наполнятся содержимым и одушевленным смыслом, определяющим их скорое существование.
Забрался я выше на скалу острозубую и смастерил себе гнездовище прочное для седалища непоседливого. Замок волшебный воздвиг среди туч грозовых, башнями остроконечными уходящий в звездное небо. После корни пустил в твердь земную. Нор кротовьих нарыл глубоких, тайны просыпав, словно клады, ждущие часа.
Миры подземные я в камне рассмотрел и отсек лишнее, вскоре жизнь предъявит право на здешний трон. Хитросплетениями узлов и лабиринтов, молитв, заклинаний, верных формул, я печать наложил на врата, связав крепко накрепко небо и землю.
Увлекся ремеслами, чешутся руки, и силищи хоть отбавляй. Кипит работа и сам словно ветер, был только что здесь и вот, змей хрустальный о двух головах. Шепчет, шипит, речи осмысленной не ведая вовсе. Просыпал инструментарий, и вдруг ожило все, молотки да гвозди, ножи, топоры, рваный ботинок и дырявый, грязный носок. Вчерашние вещи преображаются в сегодняшнее творение, меняют формы, приобретают лица, создают маски, прячут истинное содержимое словно стыд.
Вдруг понял, что работы то не початый край, фантазия разбушевалась и требует всего, сейчас, без промедлений. Бескрайний мир каменных ваяний недвижимых живых, бескровных, замерших в игре теней и солнца. Я создал и далее помчался, позабыв в тех идолов вдохнуть наиглавнейший дар, казалось если не сейчас, то позабуду, и не увидит свет очередное сказочное чудо. Тень беспризорная лениво замерла, провожая солнце к горизонту, после выпрямилась, заколыхалась, заглянув в глаза пустые каменного лика. Нашла свой дом и породила душу.
Вот дева любовь, обязателен мрамор, украшения, каменья и злато, поклонников сонм, кружащих восторженным роем. Она совершенна пока и холодна, богиня, не знавшая молитвы и ласки, я покрыл ее лик эфира тончайшею тканью. Не время ей радовать мир своим благолепием, строимся мы, дни сотворенья идут.
Далее тени сумеречного леса, некто с бородою ходит, бродит, солнца луч ища. Разномастные творенья разбежались, кто куда, мечутся, не видя края, время катит циферблата колесо. Жизнь идет, то в бред, то в праздник, не долеплена, глупа, разметалась по простору. Молча, бродит меж тенями, в небе ищет след себя. Солнце катит к горизонту, бесконечен этот бег. Обжигает сохнущую глину на подходе безымянный человек.
Грядущее, нарисованные планы разноцветных городов, в бесчисленных гирляндах волшебных огней. Я всмотрелся внимательно в суть нового камня, каким ему быть на стенах и башнях, чтоб время, как мрак отступило, оставив не тронутым это великолепие и красоту. Мечтал, заблуждениями надежды питая. Окостенели и высохли мои города, превратившись в гул морской раковины. Бесконечная история прибоя убаюкивает, завораживает накатывающей волной.
Тогда отчаяния ещё не было. Законов упорядоченной, оседлой жизни не ведали мои аборигены. Они взрослели, совершенствовались, не отставая от мной придуманных причуд. Летят клочья, щепки в разные стороны да концы света, указывая, лепим, творение мира. Попутно лентяев кривых да косых обращая в мастеровых деловитых. Они глину податливую не живую, превращают не хитрым движением рук, в гармонию и порядок, а только моргайте глазами, разевая рты пошире. И не только грозным богам да добрым царям в этом мире найдется приют.
Вот там, за далью горизонта, вспыхнуло багровое зарево, и тучи там стали черны. Чудовищная победа лишенная всех ужасов войны. Скрывает в угарном чаду каменные лики идолов. Багровое небо, липкий дождь, их пустые глазницы наполняются волчьим голодом, их злобные хищные темные души, требуют отмщения и кровавых жертв.
Змий о двух головах, ему еще не приделали хвост. Ползал себе на брюхе, шипит голова, другая дело говорит. Что ему до гранита злых гигантов, ждущих часа мести в круговороте вещей от природы. Его дух, что ветер, рождается, уносится, исчезает, достаёт до звёзд, в нём нет природы вулкана, не бурлит клёкот магмы, сеющей серу сжигающих идей. Две головы и простота без хвоста. Он волен поневоле ползать, не беда. Свобода жить, как и где угодно, просто причуда, эталонный камень не примет этого никогда.
Бессмысленность любой свободы освобождает ото всего и всех.
Время, когда отсутствует царь горы и давка за вакантные должности, не имеет названия, оно неизвестно, призрачно, как белое пятно в летописи вселенной. О нем не сохранят преданий и в миф не обернут, озаглавят "был хаос" после вовсе сотрут. Потому что придут другие, которых поставят в пример, их подвиги, мысли и чувства нас к величию с легкостью вознесут.
Милость гранитных идолов, всегда тяжела на земле. В небесной стране так сладко жить и спать, что нет желания проснуться, ступая на тернистый путь. Вот мир создается, есть в нем приплод, армия глупых ножей и их грозный вождь. Страшная силища вырастает за твоею спиною, готовая резать, колоть, ты же спешишь за мечтою. Тебе невдомек, что рукоять обзаведется своею рукою.
Думаешь на день, мечтая о большем. Закаты, рассветы определяют лишь состояние ночи, темноты, где не сильно желание творить. Изначально страхи там правят балом, темнота это замкнутый круг. Шорохи, звуки, все время у тебя за спиной, неизвестный, желающий смерти и зла, ты слепнешь, он же крепнет. Страх, как паутина и кокон, неизбежное столкновение с собой, перерождение, трансформация, убийство прежнего тебя. Свобода.
Свобода без наказаний, одно баловство. Найти смысл, вырваться за пределы этого круга. Вызвав оскал улыбки хищных властелинов страха, которые умеют отлично дергать за нити заблудших детей, пугая чудовищами коих нет. Без страха вас не сдержать и голова змия с этим согласна. Это житейская мудрость, иначе мы всколыхнем и разбудим бездну, призвав безымянное древнее зло. Страх, какой там разум, сны несотворенного человека, шепот грядущего из темноты.
Умолчим о сказанном, смерть в жизнь не обернешь, это не капище идолов, а кладбище богов моей юности, которых убивая, я в себе хоронил. Слова заклинаний волшебных, предали их смерти форму мученичества окропленного неподдельным чувством вины. Тень дня подарила им приют в каменных городах-кладбищах. Пока ты пьешь вино вины и истина видна пятном луны на небе, кроме воя ты миру ничего не дашь. Плодя лишь страхи и кошмары.
Готово поле и земля, ждут посева. Широким размахом брошу я вдаль зёрна далеких, туманных миров, что в карманах даром место занимали. Наверчу клубящихся туч свинцовых с барабанной дробью грома в плясках слепящих молний. Пусть дождь прольется и камень мертвых городов, вдруг оживет, он станет первородной колыбелью бытия для многих, кто идёт по следу. Сейчас же лезет буйный свист зелёный, молодой, он крепнет, пуская глубже корни в землю.
Тень сумерек скрывает новорожденного, а утром, узнаю ли, тот прежний мир?
Упрямая, упорная жизнь вползает во сны оживающего мира. Ползет травой, корнями, могучими древами в ветви к листьям, чей шелест призывает шум дождя. Беззвучное цветение благоухающих цветов, дурманит, клонит в сон. Плоды, вкусив которых понимаешь, из всех даров просыпанных на землю, жизнь невероятно хороша, щебечет и хохочет в бестолковой голове. Эйфория пьянит, живое в вальсе кружит, бытие в радости банально.
Вот краски в палитре смешались, бродяжные тучи, древний хаос, ветра. Гремело, полыхало, пролилось дождем, взошло, чтоб окрепнуть, остаться навсегда. Легко дышать после грозы и радость бытия, вновь повторюсь, банальна.
Сердце живое в нем кровь кипит и льется, словно рана кровоточит. Преображается замок мой, словно хамелеон перенимает краски нового дня, становится неотъемлемой частью практически сотворенного мира.
Красота в саду, все свежо благоухает. Змий не злой шипит в пол свиста, языком, лишенным искушений. Он далек от образа канонического дракона, мудрого и коварного, поглотителя мира. Булатные вояки преисполненные наглости, их гордыня, алчность, еще не достигли предгорий, ножи не готовы резать плоть. Красота поутру вспыхнула росою, врассыпную бросилась, теплыми лучами пробудила мир.
Народ зашевелился в сумерках лесных, грубоватой лепки, не совершенный, но живой и любопытный. Глазенки разумные, пытливый ум, познающий тайны древа мира, идущий от корневой основы к небу, они сотворены для роста. Не быть им сеятелями и жнецами нивы тучной, не стать отарою жертвенных овец, и до убийств ни снизойдут они, пусть будут странными. Обыкновенными любителями тенью махнуться, покорителями глубин и пространств.
Топот донёсся издалека, где степь бескрайняя, ветер жгучий и ковыль, кому там быть живым? Подумал, может новое племя грядёт, мало ли глины, лепи, обжигай. Босоногая орда, обветренные лица в морщинах пыль, их дети грязны и голодны, в руках подобных есть всегда игральные кости, фальшивые на ощупь, как глаза блудливых с хвостами. Кто они такие, чьих кровей? Идут себе кочуют, подминая землю под себя. Бездонные темные бусины глаз, в которых тайны, кровь и обман, там мрак холодный края мирозданья.
Взобрался на гору и ждал степных костров, прохаживался, вымеряя шагом ленивое время, затылок чесал. Многоликое будущее, в котором пыль и (ничего) лишь упреждающая черта горизонта. Кочует незримая орда, оставляя следы на зыбучем песке и поглощая время, ищет рай. Жадность дел мирских, череда судеб и жизней, кочевье в пустоту бескрайних белых песков, там воют ветра и бушуют песчаные бури. Этому нет положенного начала и конца не видно.
Девственный мир еще не пролита кровь и не рожден тот первый убийца, но за спиной возникает фантом обретающий плоть. Книжный глупец, победитель дракона. Брошенный клич на поединок до смерти. Эй, тёмный колдун чёрной скалы! Принимай вызов. Быть бою кровавому, если не трус ты! - затрубил рог, и эхо запоздало подхватило звук.
Исполин раздутый от мифов, вылепленный на задворках из отживших идей, тряпок, сломанных игрушек. Ожившее чучело, страшила пришедшая в мир стезёю заблуждений еще не познавшая крови. Какой победитель дракона? просто во славе искупан. Глупец острием копья ударил в раскрытую летопись вечности, привнеся в строки грязь и гниющую плоть. Вызов брошен и принят.
Что ж, нашелся ряженый герой, пора дракону появиться. Слово моё вырвалось пламенем яростным, и мигом испарился исполин. Обуглился глупец и в пепел обратился, секундою я осознал. Драконов побеждают те, кто их в глаза не видел, они с легкостью убеждают остальных в своей отваге, силе, храбрости и въезжают в рай на чужой спине.
Лжецы деятельные люди, они признанные драконоборцы, их руки лепят героев и превращают их в миф. Первозданный мир и вот пожалуйте, откуда червоточины и ложь? Ты, здесь волшебник, ты, придумал и воплотил такое, целый мир, живой, местами разумный и оказался в дураках.
Пусть время застрянет в пыльной паутине, и замрут ветра. Зачарованный тишиною путник оставит надежду куда-то прийти. Существо в саване сером лишенное век, без имени. Величие беспристрастности, траур, озноб в предчувствии. После вспыхнут яркие звёзды, холод коснётся иглою сердца. Одинокая фигурка и бескрайняя пустошь, белый песок.
Видения и миражи, откроются взору твоему. Миллиарды златых врат и звезды с твоим именем, шёпот голосов будет звать, манить, затягивая вглубь, начала начал иллюзиона. Твоя скрытая сущность станет видимой, осязаемой, и ты поймёшь, что её заберут, просто вытянут жилой и навсегда спрячут в пещере с золотом, где бодрствует настоящий дракон.
Плоская земля, небо водянистое в нем кружат листья. Жёлтые, красные или же печальные улыбки. Странный день, когда в бессмертии некто умудрился нелепо умереть. Всего лишь раз и навсегда. Выходит и в волшебстве, есть свой изъян и сбой, зачастую любой обман сойдет за чудо, была бы публика, голодные глаза и уши.
Ожидал в степи я повстречать вороватые народы. Выпить ночью у костра, проиграться серебром да златом в незнакомых играх, спор затеяв вздорный, волшебством их удивить. Сладок сон с барышом в кармане, утром росы зажигает солнце, превращая в бриллианты. Нет в степи живых, только ветер одичало, завывает. Водянистое небо, странный день, когда печаль проснулась.
Стаи каменных ворон сидят на крестах предстоящих сражений, глазёнками, пуговками пропуская, мимолётного времени бег. Их любопытство ощутимо холодом на затылке. Гром, молнии, не спугнут серые стаи. Они ждут пролитой крови и трупы. Не живые, но в тоже время воскресшие, готовые стряхнуть зыбкое оцепенение с крыл своих, чтоб насытиться мертвечиной освежеванного дня.
Буря, где мир полон молний и пылает в огне. Пир воронья, мертвая плоть. Степь, умытая кровью и вот в краю свинцовых туч, вдруг отыскался молодец, ловец небесного огня. Презрев, он жизнь свою и пришпорив коня, помчался неизбежности навстречу. Острые сабли сверкнули в руках, которые по его разумению грозное оружие в правой борьбе с грядущим разгулом стихий. Страшный герой, из той когорты безумцев, что покоряют мир ветряных мельниц, они бьют оловянное войско и пугают бумажных чудовищ.
Нелеп крик безумца идущего с презрением навстречу мнимому бессмертию. Глупая смерть, вспышка молнии в раскатах грома, безумные глаза галопирующей лошади, обугленный седок. Подвиг ловца молний оставит только память забытую и след его ветром сотрется.
Мир героев, царствие заоблачное, где бесконечная битва перетекает в смерть и пир. Забвение сродни волшебному заклинанию, человек забывает, чтобы не вспомнить. Проза сегодняшнего дня умирает, а завтра возникает магия и творится чудо, мертвое становится живым и наполняется смыслом. Мы склонны верить миражам и видеть то, чего не видим.
Тупые, жующие глаза, дородной, юной девы краснощёкой, прародительницы мира принаряженной в красотищу тленную, она поглощает все и кого-то родит. Очередное солнце, что хнычет и темноты боится, сжигает день и прожигает жизнь, а ночью стынет, цепенея на луну как в зеркало глядится. Лицемерие жизни, каждодневность смерти, короткая память века, забвение.
Дорога желаний, которой, увы, не будет конца. Ежедневно она начинается снова. Неизведанная от широты предложенных щедрот и до расценок раскаяния, ты платишь времени, и хочешь остановить его бег.
Дорога или путь, скольким пожертвовать до рассвета? После вдалеке придумают огонь, сигареты, роскошь, вечного милостивого бога и далее по циферблату. Крупицы, числа, цифры. Ступаю поступью осторожной, смехом бы разным наполнить здешние места. Заразить округу весельем потешным бестолковым, просто хохотом да плясками. Все время за спиной или в ноздре балаганный зуд и просится как чих. Представьте ночь наполненную смехом, где каждый темный угол содрогается от хохота и страхи там малы, невидимы, ничтожны.
Волшебство надумал, значит, дунул и плюнул под ноги, пыль прибил дорожную, дождями звонкими и пошло, поехало. Всяк чудо-диво закопошилось по обочинам. Резво метнулось в непроглядную веселую ночь, и смех подхватив, заразилось безудержным весельем.
Дева страсть, она огнем сжирает сердце, разум, мысли. Все отдашь, любая жертва на алтарь ее пойдет. Жаждешь танцев и горячих поцелуев, обещаний, клятв, кровь вскипает, и ты уже пылаешь. Страсть прожорливый огонь. Сгинешь навсегда и снова мертвый пепел, ее дыхание вновь раздувает пожар.
Началось действо плёвого заклинания, расцвела пестрыми красками унылая округа. Весна в рост пошла, и вот цветение настало, затем дожди и звонкая капель, ветра все начисто выдули, до звона в тишине. Весна, игривое вино в крови, неведомо мне было, как далее всё обернётся, каков я урожай пожну.
Пляски среди полыхающих молний, ропот переходит в топот и вот рокочет вулкан в нутре. Хотим! Смелее и громче. Хочу! Давай нам жить, быстрее, сейчас, сию минуту! Завтра ужасно, в нем забвение, небытие и смерть. Сплошные страхи, мы то знаем! Эта ночь, в которой страсть пылает, пируем мы и оживает мир. Слова приходят и порождают мысли, искры кружат, выгорая в секунды удовольствий, счастья, эйфории. Радостные, возбужденные существа забываются, путая смерть и сон.
Пылает страсть, сыплет искры и загораются огни в сердцах. Прекрасна ночь, её желания, в которых чары, колдовство, сладкий дым, пьянящая вода. Одолевающая, неутолимая жажда желанных удовольствий, наслаждения. Пожар и безумие животного, которое мечется и погибает в огне.
Огнь его аппетиты, земля в пожарище, далее пепел и прах заполнят сосуды, веселье выгорит и останется помпезная скорбь. Весна в сердцах непокорных, диких пугает и вызывает беспокойство. Вопят истошно, переходя на визг и исчезает смех ночи. Головы становятся буйными, неладное зарождается в них, скорее к замку и запереть замки. Явь. Осознание последствий невинной затеи и обыкновенного волшебства, давшего злые корни прекрасным деревьям.
Мир некогда огромный теперь их злит. Солнечный день вызывает раздражение, обнажая мелкие желания и внутреннюю пустоту. Нам мало данного! Нам скучны чудеса бытия! Нам мало чувственных утех и того существенного, что необходимо обернуть в искомое! Они хотят поглощать и боятся смерти.
Бредят и требуют. Отдай мир, он наш по праву! Дай всё и сверх того! Расширь горизонт и вздуй солнце, сделай мрак тёплым. Нам надоело вечное превращение вникуда! Уничтожим в памяти завтрашние крылья и прошлое бессмертие. Наше потомство превзойдет тебя и опровергнет твое волшебство! Бушевала буря хриплых, озлобленных голосов, призывая духов страданий и боли, кормящихся кровью и вкушающих плоть.
Пустился в бег, вжав голову в плечи, а следом полетели пробные камни новой метафизики, алхимии, морали. Свобода легко осуществляемых желаний тяжело дышащей толпы, твой путь, слепая агрессия преследователей, бесконечная дорога. Бег от разбрасываемых камней, поиск своего места и вневременных рамок, твоя не долгая жизнь.
К замку, за крепкие нерушимые стены истоков, на недосягаемую высоту, заоблачных башен духа. Стать деспотичным властелином чернильных пустот, смотреть на землю тысячами стрел купидона, и это ожидаемое предчувствие исходящего времени. Бред самокотящейся жизни, пожирающей сырую плоть, безумные города заполненные одиночеством и сумасшедшими. Мечты о базарной красоте и роскошь, среди которой не в кого плюнуть. Царство химер и блеянья.
Сгустились грозовые тучи или дым от пожарищ скрыл землю. Стаи воронья собрались стервятниками на стенах, им время. Пусть будет тьма беспросветная, и придут желанья с виденьями существ уродливых, любящих крови и плоти отведать на пирах кладбищенских. Нет звёзд! Есть хаос! Маскарад бурлит болотною жижей и там всепрощение тонет без крика, чтоб на дне забродить вседозволенностью. Всё есть хаос, и звёзд нет!
Что было после? После только сны в которых сплетены года и опий. Замок грёз и волшебства, покрылся мхом и обратился в древний склеп, где магия уснула. Мир иллюзорен в глазах мертвеца, призрачно время, пыль и прах еще далекая луна. Комнаты времён года наполнены пеплом и пожухлой листвой. Струится горьковатый дым, в котором мелькают тени.
Молчание среди тишины, внимаешь зову могил, считая кресты. Пуст кубок и нет боле вина, головокружение, хмель, удаль, бравада, просто кресты. Может ночью темной страх заглянет в душу, да придушит горло костлявой пятернею. Это долгий и глубокий сон, в котором разум порождает яды новых истин.
Настала пауза перед пробуждением. Скорбное молчание переходит в не доброе предчувствие. Так всегда, среди общего неугомонного шума, мы ловим исторический момент и запускаем культы пожирания жизней невинных. Льем реки крови и рукописный бог говорящий устами сыновей, дочерей, друзей семьи, согласен с духом времени и жертвы не берет, а просто ест. Катится жизнь из круга по кругу.
Стена отчуждения, оскалы жизненных форм, реки пролитой крови чистят Авгиевы конюшни эпохи, пророки ведают, предопределяя существование видов. Свободолюбив ли разум? Приемлет ли он обещанную свободу? Молоко матери, нам скармливали мертвечину и цепной лай собак, а далее за затмением рассудка и потерями прижизненных почестей, ждали голодные хохотуньи гиены. Твой пир окончен, теперь ты чей-то пир. Девы валькирии брали лучших из нас в опровергнутый рай.