Аннотация: Многострадальный рассказ, который был написан уже почти полгода назад. Но как часто бывает, руки дошли только сейчас выложить. Прошу прощения за знаки препинания, никто не идеален.
Листья этого чая свёрнуты, очень своеобразным способом. Их называют изумрудными спиралями, но мне всегда больше нравилось их сравнение с улитками. Действительно, похоже, если вы видели, то я думаю, будете согласны. Заваривать их надо не в кипятке. А в воде, которая только-только подала первый признак начала кипения. Вода должна быть насыщенна кислородом, поэтому не нужно доводить её до сильного бурления. Мне это как-то раз рассказал один индус. Когда чай заварится, по-хорошему надо слить воду и заварить снова. Листья чая должны быть промыты водой.
По окончанию заварки, получается бледно зеленоватый напиток, прекрасного качества. Правда если листьев чая положить чуть больше чем надо, цвет будет бледно-оранжевый.
Описывать вкус не имеет большего смысла, любая попытка описать его является лишь попыткой обмана ваших же рецепторов. Вкус дело настолько индивидуальное, что споры о подобном может приводить не к лучшим психо-физическим реакциям.
Хотя выделять лишь качество вкуса среди мериада человеческих принципов познания, в корне не правильно. Человек всегда проецирует на окружающую себя среду образы и как радар принимает их обратно. Это так сказать не сложная система сознания передачи информации самому себе.
Есть определенный баланс, в рамках которого существует человек и его реальность. Жизнь это нахождения в одних координатах, смерть нахождения в других координатах. Координаты эти существуют лишь для людей, что естественно, увидеть это с другой стороны очень сложно.
Камень не будет обрастать мхом, пока не попадет в обозримую для человека часть вселенной.
Стало холодно. Точнее холодно видимо было и до этого. Но только после того как сон сместился на второй план, внимание обратилось к более важным нарушителям спокойствия.
Дима повернулся на другой бок и надвинул полотенце на голову. Простыня сбилась к его ногам, он лежал на голом матрасе. Я резко обнаружил, что лежу на двуспальной кровати, под одеялом. Только мои ноги, ниже колен, были открыты прохладному воздуху. Рядом на кровати лежали мои джинсы. Ещё чуть поодаль на спинке стула весела спортивная сине-белая куртка.
Приподнявшись на локтях, я понял, что всё тело жутко зудит. В целом я чувствовал себя вполне терпимо, но сильно хотелось побыстрее встать под струю тёплого душа и не только обдать водой своё два дня не мытое тело, но и смыть все последние два дня из своей памяти.
Я встал на холодный деревянный паркет и зажмурился. Вдохнув холодный воздух и покачнувшись, быстрыми шагами я направился к окну. Захлопнув его, я пошел в туалет.
Через минуту я стоял в ванной. После этого вернувшись в комнату, я сел на кровать и начал одеваться.
Взяв из пачки пару сигарет, я пошёл в прихожую. Диму я будить не стал. Вчера еле получилось уложить его.
Я вышел из подъезда и ещё с минуту стоял и пытался привыкнуть к свету. Было не очень светло. Но даже этой небольшой смены спектра хватало, чтобы я начинал чувствовать себя как бы, не в своей миске. Всё как бы становилось немножко чужим. Вчерашнее чувство отрешения и спокойствия оставило после себя только отрешение и прочие симптомы сильной прострации. Хреновый знак. Но все равно было лучше, чем после крепкого. В такие моменты и в правду, кажется что всё что находится у тебя за спиной не имеет никакого смысла в твоей личной физике. Что никакой Дима уже не лежит там в своей постели, не исчез, просто больше нет постели в которой он бы лежал.
Интересно, а что Дима сейчас видит. Для него ведь сейчас не существует никакой кровати и никакого полотенца, которым он накрылся. А как только откроет глаза, сразу всё появится. Это как привилегия на создание и уничтожение субъективной реальности. Есть у всех людей, но опять же всё здесь сугубо субъективно. А субъективно потому что без наблюдателя попросту не будет того что можно было бы назвать объективным или хотя бы даже объектом. Потому что глагол "назвать" не будет, в данной ситуации применим и возможен. Материя не будет знать, что существует в соответствии с законами физики, пока человек их не придумает. Природе вообще не нужно слишком человеческие вещи. Природа никак не названа сама по себе, не оформлена, не подчиняется чему либо. Идеальная первозданность.
Как и человек. Он ведь, наверное, тоже когда-то таким же был. Просто в своих многолетних дрязгах людям пришлось позабыть об этом. Винить никого нельзя конечно, да и смысла никакого нет.
В поезде вчера было душно и пахло потом. Теперь было холодно и не пахло ничем. Ну почти. Улица это смешение лиц людей, бамперов машин, звуков перфораторов, запахов от ларьков с шаурмой. Симфония. А у симфонии всегда есть слушатель. Интересно, какого тем кто находится в vip ложе и с высока наблюдает за оркестром. Я вспомнил, как один раз смотрел на Москву с крыше высотки, возле нагатинского метромоста. Просто красивейший вид, но человек, к сожалению, выберет не его, а плазменный изогнутый телек, в нем вид будет в HD.
В магазине я купил хлеб, овощей, грейпфрут, четыре банки пива и две пачки сигарет. Потом сходил до мясной лавки и взял пару килограмм свиного фарша. Хоть свет, пробивающийся через облака, и был желтоватым, улицы все равно были сумрачными, даже утром. Я быстро дошёл до дома. Мне всегда нравился этот подъезд. Уютный и небольшой, отсутствие лифта только придавало аутентичности этому месту. Из-за двери на втором этаже раздавался женский кашель. На третьем пахло варёной курицей. Так сильно, что сложно было бы разобрать из какой именно двери. Когда я вошёл в квартиру я понял, что Дима ушёл на работу. Я достал из холодильника пару яиц. После завтрака я вышел на балкон покурить. Напротив, была точно такая же пятиэтажка. Между двумя домами тянулась узкая бетонная дорога. Тут было много мусора. Очень много полиэтиленовых пакетов.
Как-то давно, в одном психологическом тесте мне встретился вопрос. "Станет ли мир мрачным, если смотреть на него через грязное стекло?". Краткий вопрос. Явно требует краткого ответа. Но если задуматься, что явно мало кто делал, встречая этот вопрос в психологическом тесте, то ведь тут всё очень прозаично. Главное стоит понять, а изменится ли мир вообще, если смотреть на него через стекло, не важно, чистое, грязное. Да, нет. Мир для тебя всегда будет оставаться тем же самым. Ну, точнее он будет для тебя таким, каким должен быть в этот момент, в угоду различных факторов. Мы всегда видим мир абсолютно разным, потому что рисуем его теми красками, которые в эту минуту для нас будут дешевле. А уж грязное стекло не будет влиять на качество тех красок, которые мы нанесли на холст в своей голове. Художник просто дорисует эту грязь на стекле и кинет холст в тот долгий ящик, которому люди напридумывали много разных названий, душа, личность, память. Но вот уже когда разношёрстная публика в черепной коробке посмотрит на холст, и будет выносить свою цену на аукционе, тогда полетят головы. Но у каждого резиденты этого аукциона свои и сугубо однодневные. Так, что подобные срачи из-за качества продукта визуальной деятельности происходят в головах людей ежесекундно. То выносится решение по свежему материалу, то проходит переоценка старого загашника. А на основе этих срачей мы и выносим наше пустословие "я так думаю" или "по моему мнению".
Выкурив сигарету, я понял, что жутко хочу спать. Дойдя обратно до холодильника, я почти залпом выпил две бутылки амстела. После, уйдя в комнату, разделся до футболки и трусов и упал на постель.
Заснул я очень быстро. Хотя наверняка не скажешь. Момент того насколько быстро мы уходим в гости к морфею всегда пропадает от нас как будто мы перескакиваем через ступень игнорируя логичный алгоритм природы человека. Хотя скорее игнорируем его совсем не мы. Если конечно он вообще существует.
А вот момент того как я проснулся я очень хорошо помню. Мне снился не самый приятный сон. Мне снилось, что, я стою недалеко от своего подъезда. Переда мной знакомая футбольная коробка, а за ней кирпичная девятиэтажка. Все, как и было в привычной жизни. С томным шумом где-то пролетали трамваи.
Я смотрел вверх. Во сне не очень понятно как осуществляется контроль за, извините за выражение, астральным телом. Но в тот момент я точно видел небо. Оно балансировало на грани серо-синего оттенка. Было мрачно. Вдруг меня за доли момента охватил не то ужас, не то сомнительное озарение. Я почувствовал нечто до жути странное. Клянусь, ни разу в жизни, до этого я не испытывал подобное. Нечто что своей ментальной массой вытесняло любые мысли и помехи эмоционального фона.
Это чувствовалось как огромный человек, который расставил свои ноги по разным концам Москвы и с ухмылкой гулял взглядом по улочкам города. Он был здесь хозяином и прекрасно был об этом осведомлен. И был он здесь всегда, просто обычно его никто не замечал. А теперь, когда взгляд его был направлен точно на меня (по крайней мере, мне так казалось), он открылся моему сознанию. Причем открылся только потому, что сам этого захотел.
И таким мелочным всё оказалось в тот момент. Стало ясно, кто здесь главный. Понятно, что этому гиганту куда проще разобраться с конструктором, который человек называет действительностью. Вот он, ток, кто владеет главенствующей ролью. Обладатель постоянного vip места.
И так страшно стало мне. Я был как на ладони. Доступный и не чем не защищенный. Мне захотелось как можно быстрее убежать и спрятаться от этого исполина. Где угодно. Подъезд, подвал, хоть что-то, что скрыло бы меня от его взора. Но нутром я чувствовал. Как глубоко не спрячься, в этом городе, я всё равно останусь в его власти. И метафорические щупальца окутают меня и вернут к моему господину. Наверное это даже естественно. Потому что, не понимаю как, но я знал, что тоже самое происходит абсолютно с каждым человеком. На секунду в моей голове всплыло забытое слово "эйдос", но оно быстро смылось прибоем моих эмоций.
Я резко понял что уже продолжительное время ощущаю странное чувство. Оно было неразрывно связанно с исполином. Именно он был его причиной. Это можно было сравнить с тем как вода несётся по водопроводной трубе. Огибая её и принимаю ту форму которую имеет сама труба. Я понял что эмоции в данный момент, были не совсем моими. Но они были логичны, последовательны, зародится они могли только благодаря мне. Но сейчас я чувствовал что эмоции ко мне пришли протоптанной дорожкой и лишь потом стали моими, войдя в лоно моей души. И было так всегда, но только теперь мне дали посмотреть в замочную скважину, и хоть немножко понять как реально обстоят дела.
А потом всё кончилось. Как будто кто-то погасил свечу и могучие крыла тьмы закрыли собой всё до чего могли дойти глаза. Вот только от свечи обычно остаётся тоненькая струйка еле беленького дыма. Но тут не было даже ничего подобного.
Я понял что лежу в полутьме не своей кровати. Было сумрачно, оказывается я достаточно долго спал. С работы Дима ещё не вернулся. Он всегда возвращался поздно.
В квартире было очень темно. Но нагнетало не это. Нагнетало то, что светлее и не могло быть. Проводка сгорела. Ещё за несколько дней до нашего отъезда. Я дошёл до кухни и осветил небольшой участок тьмы единственным источником света, открыв дверцу холодильника. Есть не хотелось. Открыв окно я понял что на улице не очень то и холодно. Во мне сразу возгорелось желание куда-нибудь пройтись.
Я достал из холодильника ещё пива и так же залпом осушил две банки.
Выйдя я почувствовал что улица явна стала спокойнее, чем была днём. Конечно гул машин и трамваев все ещё бил из-за домов, но вот погода была спокойной и безветренной. Но было уже достаточно прохладно. Закурив сигарету, я не глядя куда иду устремился вперёд. Я часто бродил так, уходя в пессимистичные размышления, а-ля Родя Раскольников. Вот он, извечный русский трип. Семенить неспешной походкой у подножий панельных домов устремив, взгляд то ли в потрескавшейся асфальт то ли в потрескавшегося самого себя.
Когда я проходил вдоль проспекта, возле ларька с прессой, из темноты на встречу мне выплыл (а лучше сказать выпал) бомж в помятом ватнике традиционного коричневатого цвета.
В одной руке он сжимал чекушок дешёвого джина а в другой нёс старый кассетный плеер, из которого тихо доносилась какая-то мелодия.
Бомж прошёл мимо, щедро дыхнув на меня перегаром. Вдруг в темноте над мною вспыхнул большой прямоугольник. На ярко красном фоне проступила надпись "Givenchy". Я долго смотрел на рекламный щит. Потом картинка начала сменятся другой рекламой, тогда я выкинул в сторону давно потухшую сигарету и пошёл дальше. Мне стало так грустно.
Грустнее чем было перед выходом из дому. Потрескавшейся не я, потрескавшиеся мир. Да хотя, к чёрту, какая разница, если это всё одно и тоже. Ведь не будь этих трещин, где существовал бы человек со своим бытом, не было бы вообще ничего.
На поверхности то нас бы сдуло ветром и размозжило градом. Вот и по забирались в эти пещеры а со временем и во все позабыли где находимся. Нарисовали себе на стенах прекрасную жизнь и теперь сидим спиной к выходу из этого горнила и улыбаемся в нарисованный монитор.
В мои серые размышления вдруг врезался громкий электрический голос "глава генштаба Великобритании назвал Россию большой угрозой чем исламское государство." Потом сделав значительную паузу, голос быстро как скороговоркой прибавил "организация запрещённая на территории российской федерации". Это дало встряску. После услышанного я даже улыбнулся. Гораздо лучше когда понимание стагнации ведёт к ухмылке нежели к меланхолии.
Голос раздавался из радио припаркованной машины, у которой было наполовину приоткрыто окно.
Я бодро пошёл дальше, смело ступая ногами во тьму, которая в свою очередь была ко мне очень гостеприимна. Снова наступало безмолвие, мысли затихали. Как будто собачка начала дёргать во сне лапами, а потом резко успокоилась.
Уже через несколько минут я был возле метромоста. Рядом стояла длинная, девятиэтажка. Я прошёл в сквер, который находился за домом и выходил к набережной. По дороге я купил бутылку портвейна, которая маятником покачивалась в большом кармане моей куртки.
Посреди скверика находилась беседка из белого бетона. По сути это была круглая платформа, над которой, опираясь на четыре колоны, возвышался коричневый купол. Кто-то заботливо затащил на платформу две лавочки, они стояли напротив друг друга. Я присел на ту с которой открывался вид на набережную, и открыл бутылку. Вкус жженого сахара волной прошёлся по рту. Я поставил бутылку на бетон и закурил. Было приятно смотреть на огоньки пролетающих рядом со сквером машин. Как будто я сидел на берегу, какое-то бурной, быстро текущей реки, и в отличие от Москвы реки, эта двигалась куда более интенсивно. Всё в жизни имеет свою направленность, а совокупность этих направленностей и образует русло в котором нам приходится, существует, подумал я. В следующий момент я схватил бутылку и совершил несколько больших глотков.
Русло, трещины, человек всегда будет сравнивать жизнь со странными абстрактными метафорами. Как будто мы всю жизнь видим кубик, но когда нас просят его описать мы рисуем шарик. И вот после этого становится непонятно, что мы, кубик или всё таки шарик. Крыла тьмы немного приоткрылись и на меня как будто ударил прожектор. Ведь какой смысл в этих представлениях, кубиках, шариках или трещинах. Мы никогда не называем вещи своими именами, а попытки исправить это лишь уводят нас ещё дальше от истины. Главное понять что смысла тут попросту нет, не в словах не в размышлениях о этих словах. А когда уходит всё это лишние остаётся лишь настоящее.
Я чувствовал, что это было, это была та самая струйка дыма от затушенной свечки. Била из тьмы и рвалась ко мне.
Вдруг раздался громкий стук прямо у моих ног. Я резко опустил голову вниз. Это из моей руки выпала бутылка портвейна. Тонкая струйка выливалась на бетон. Я поднял бутылку допил её приложив явные усилия и выбросил в стоящую рядом мусорку.
Эх, правильно пела группа Наив, "есть только свет фальшивых звёзд и отражение".
Я пошел домой. На моём нетрезвом лице сияла улыбка. Я знал, чего я хотел, больше всего на данный момент. Я хотел чаю.