Здесь ветер странствий, смех друзей и розы на кустах,
А где-то там, во тьме горы - гранитный каземат,
Внутри - бессонница, тоска, и костолома мат...
Тот опыт узника, забыть, хотелось мне, поверь,
Но это трудно для того, кто открывал ту дверь...
Допрос с пристрастием: клещи, иголки и угли,
Болит истерзанная плоть, а в мыслях - журавли...
Часть 1: Сожжённые мосты
Вчера и позавчера шёл довольно сильный дождь. Не стал исключением и день сегодняшний. От предыдущих, его разве что отличали шквальные порывы ветра, с завидной неутомимостью бросавшего в окна щедрые пригоршни воды. Я сидел в кресле за письменным столом и наблюдал за нескончаемыми ручейками, торопливо стекающими по стеклу. Но в отличие от них, я имел сомнительное счастье никуда не спешить. И не из-за скверной погоды, нет. Просто... Мной был утерян смысл жизни.. По крайней мере, так казалось сейчас, по прошествии полугода, как я принял решение распрощаться с военной службой королю Гутлеру Первому. Конечно, я заранее понимал, что после двадцати с лишком лет посвящённых ей, будет...туговато. Однако реальность превзошла ожидания. Тем не менее, мне и в голову не приходило вернуться назад. К тому же, моё возвращение было б делом довольно сложным. Пришлось бы подключать старые влиятельные связи. А я это не люблю. Да в принципе, если подумать, куда возвращаться? Ведь армия, наша, уже совсем не та, что была ещё три года назад при короле Эране. Теперь, увы, в ней в чести другие порядки. И среди них такие как: неоправданная жестокость по отношению к мирному населению во время военных действий, презрение к собственным простолюдинам, пашущих землю и занимающихся ремёслами, поборы с них же, доносительство друг на друга и прочие, прочие подобные гнусности. Но я - сотник Пятого Штурмового легиона Его Величества, так не могу! Я, в стройные ряды нашей доблестной армии - Родину пришёл защищать, а не становиться во имя её палачом, грабителем и подонком. Вот так то вот... И никак иначе. Конечно, не только мне новые порядки пришлись не по душе, только не у каждого ведь есть возможность безбедно, хоть и без особого шика жить в собственном, добротном доме, не заботясь о хлебе насущном. У меня к счастью подобная возможность имелась, благодаря отцу и деду, тысячникам королевского войска, скопившим в своё время довольно неплохое состояние. Я же, не будучи транжирой, его, приумножил, исходя, из более скромного денежного довольствия сотника. Прибавкой к нему, правда, послужили и мои довольно солидные гонорары за десять книг на приключенческую тематику, плюс к ним сборник стихов, вышедших в свет в одном из лучших столичных издательств. Кстати они же и спасли меня от верной смерти на плахе. Воспоминания о сорока семи днях в камере смертников в ожидании, казалось бы, неминуемой казни, невольно заставили меня зябко поёжиться. Ох, и много же я передумал тогда о жизни своей прошедшей! Да только и тень сожаления не посетила меня по поводу поступка, приведшего к столь плачевному результату. И был бы он действительно таков, не вступись за меня одна особа, считавшая себя почитательницей таланта писателя Ральфа Тайндара. Внешность она имела карикатурную, за что ещё с юных лет за глаза получила прозвище Цапля. Тем не менее, влиятельность её была в стране огромной, ибо являлась она принцессой Галарой, родной сестрой короля Гутлера Первого. А тот, очень любил свою младшенькую и во всём оной потакал. Не отошёл он от данной привычки и в моём вопросе, несмотря на бешеное противодействие Тарайи, Верховного Предводителя Радетелей всего королевства Далидор, и по совместительству главного советника нашего плюгавого, невзрачного монарха. А уж как Тарайя мечтал отправить меня под топор палача, я себе отлично представлял. Хотя и не особо понимал, как можно лелеять в себе подобную жгучую ненависть со столь давних пор. Правда, незадолго до смерти прежнего короля достойного Эрана, я её подпитал, основательно расквасив Тарайе нос вместе с губами. Но всё равно, разве это повод сводить счёты подобным образом? Впрочем, формально, его стремление меня уничтожить, имело под собой прочную основу: ведь там, в подземных казематах столичной тюрьмы я имел статус государственного преступника. Наверное, все мои воители предки, служившие во славу государства Далидор, перевернулись тогда в своих гробах.
Начало же, неприятностям, постигшим меня, да и всю страну, положил поганец Тарайя. Но ни о чём подобном я естественно и подумать не мог в нашу с ним первую встречу, произошедшую лет тридцать назад. Мне в то время было годков одиннадцать-двенадцать, а ему, наверное, на пару больше. Росточком он тоже меня заметно превосходил. Да и умением драться зло и беспощадно. Я даже в мелких деталях помню день, когда он со своим отцом появились на Виноградной улице, ведя в поводу двух рослых, крепких лошадей запряжённых в большой, крытый грубым брезентом фургон.
- Будут жить почти в конце улицы, - деловито попыхивая короткой, глиняной трубкой сообщил тогда дядюшка Тимм, старый приятель моего бати. - Они... я слышал, откуда-то из дальних краёв. Ну, по крайней мере, не из Тарии или Гринфаля.
- А-а-а, - протянул я, - так вот значит, кто купил дом, ранее принадлежавший Фильзе Броксу, умершего четыре месяца назад.
- Ну да, - кивнув головой, подтвердил дядюшка Тимм, - родственников-то у старика вовсе не нашлось, потому мэрия и выставила его на торги. Кстати, говорят, новым хозяевам он обошёлся в весьма круглую сумму. Впрочем, дело того стоит. Ведь это ж целая усадьба!
- Больше всего жилище Фильзе напоминает большой мрачный склеп, - хмыкнув, высказал свою точку зрения я.
- Не без того, - вынужден был согласиться мой собеседник, невольно оглянувшись вверх улицы, на серую черепичную крышу, едва различимую среди дубовых крон, прикрывавших приземистое гранитное здание со всех сторон, - но зато оно, парень... уж очень основательное.
- Тут ты, дядюшка, в точку попал, - без особого восторга признал я, вспоминая узкие окна-бойницы, внушительные каменные стенные блоки и толстенную входную дверь из кованной стали.
Уже упомянутые, да и прочие детали данного сооружения, я неоднократно имел возможность рассматривать в компании приятелей, после того как вышеупомянутый нелюдимый Брокс отошёл в мир иной. Потом, правда, мы забросили это занятие. Чему поспособствовала некоторая... мягко говоря, странность исследуемого нами дома и прилегающей к нему территории, окружённой высоким забором, состоящим из плотно пригнанных дубовых досок. В чём она выражалась? Ну, порой мы слышали из недр пустого жилища, то плач, то заунывный вой, а то и безумный хохот, от коего волосы на голове начинали шевелиться сами собой. Конечно, всё это было едва различимо, но не могло же нам всем казаться одно и тоже? Ещё... как-то я, оторвавшись от группки сверстников, самостоятельно обходил загадочное здание с западной стороны, и что-то, уж не помню что, привлекло меня в ближайшем стрельчатом окошке. Я подошёл, заглянул... И тут шторы его раздвинулись, и я увидел лицо необычайно прекрасной женщины. Однако, несмотря на всю совершенную красоту, оно источало такой ужас истинного первозданного Зла, что я содрогнулся и опрометью бросился прочь. Не знаю почему, да только я никому про тот случай не рассказал. А вот про зловещие синие огоньки знали все: порой в полнолуние те появлялись на ветвях деревьев, расположенных внутри ограды. Впрочем, исследовать их природу, охотников почему-то так и не нашлось. Но как оказалось, новых жильцов, эти, мягко говоря, странности, нисколько не испугали. По крайней мере, по ним совершенно не было заметно, что они недовольны своим приобретением. Старший - Талох, тихо насвистывая себе под нос незатейливый мотивчик, постоянно возился на своём участке в обширном цветнике, где преобладали розы самых различных видов. Младший - Тарайя, его сын, помогал ему, хотя чаще сидел в беседке и читал большую, толстую книгу в кожаном переплёте. Однажды мы решили выяснить её название и, вооружившись подзорной трубой, засели в кроне дуба росшего на другой стороне улицы, напротив интересующей нас усадьбы. Всё же, тайна сия, так и не была нами раскрыта, ибо как оказалось, обложку солидного фолианта не украшала ни единая надпись. Более того - пожелтевшие, по всему видно древние страницы тоже были совершенно пусты. То есть, в них напрочь отсутствовала не только письменность: от руки или шрифтом, но и какие либо рисунки. Признаться, мы были в большом недоумении. Ведь чего спрашивается целыми днями пялиться в чистые листы бумаги? О чём мы однажды и спросили Тарайю, возвращающегося вечером домой с полупустым мешком за плечами. Услыхав наш вопрос, он нехорошо улыбнулся, и вместо ответа достал из недр своей ноши - человеческий череп с трещиной посредине. Мы испуганно отшатнулись, а он, презрительно сплюнув себе под ноги, молча продолжил путь к своей калитке. Глаза у него при этом были... какие то застывшие что ли. Такой взгляд, мне ещё тогда показалось, мог присутствовать у трупа, если ему вдруг раскрыть веки. И смотреть в них ну совсем не хотелось. Словом всё бы ничего, но после этого случая Тарайя будто открыл для себя наше существование. И это было отнюдь не благо. Потому что этот тип поставил своей целью подчинить нашу сплочённую уличную компанию. А так как никто не стал ему повиноваться добровольно, то он принялся добиваться желаемого грубым физическим насилием: ловил нас по одному и жестоко избивал. Но мы, собравшись все вместе, с лихвой отплатили ему за побои. Тогда Тарайя кардинально изменил тактику. Теперь, встречаясь, он буквально светился дружелюбием и желанием облагодетельствовать. Подтверждением его самых лучших намерений служили раздаваемые направо и налево мелкие монетки. К сожалению, большинство моих товарищей, не устояв от подобной 'щедрости', с радостью признали его верховенство. А я, Георг и Марий превратились в настоящих изгоев. И всё бы ничего, но Тарайя вознамерился покарать непокорных, то есть нашу троицу. Для этого он использовал свою недавно образовавшуюся свиту, буквально за считанные дни воспылавшую к нему прямо таки собачьей преданностью. Мы худо-бедно отбивались, несмотря на то, что силы были ощутимо не равны. Война длилась несколько месяцев, затем нас неожиданно оставили в покое. Что послужило причиной? Не знаю... Возможно, затеянная Тарайей возня отвлекала его от чего-то более важного? В общем, прежняя разудалая братия, разделённая на две неравные части, в упор перестала замечать друг друга. Но, понимая, что перемирие в любой момент может окончиться, мы упросили старого Эйхо живущего в самом конце улицы, научить нас умению действительно хорошо постоять за себя. Тот сначала не соглашался, однако когда Георг спас его любимого кота от своры бродячих собак, растаял душой и сменил гнев на милость. А надо сказать Эйхо знал толк во всякого рода единоборствах, ибо большую часть своей жизни он провёл в разведывательных рейдах, как по Великой Равнине Поющих Ветров, так и в Запретных горах. Лана - моя мать, узнав про наши занятия, здорово рассердилась, заявив, что наличие в семье и одного вояки лично для неё многовато. Я понимал, в какой то степени она права, учитывая, что мой отец Ингвар, тысячник королевского войска, дома появлялся не часто. И тоска по нему была знакома нам обоим. К тому же я хорошо знал, что в мечтах она видит своё единственное чадо идущим по мирной жизненной стезе в роли богатого торговца или владельца обширной плантации. В отличие от отца, не представлявшего сына в роли человека, чуждого армейской жизни. По этому поводу у них порой случались ссоры, к счастью неизменно заканчивающиеся тем, что оба родителя приходили к выводу: решать в итоге мне. Впрочем, это не помешала матери послать отцу письмо, с жалобой на моё начинание. Однако, тот, в скорости прислал ответ, в котором справедливо замечал, что навыки умелого бойца ни кому не будут лишними.
По прошествии года с небольшим, Эйхо заявил, что мы знаем всё, что нам следует знать на данный момент. И теперь наша троица представляла собой, маленький сплочённый отряд, способный успешно противостоять превосходящему количеству сверстников. Преподал нам Эйхо, и кое-что сверх этого. Касались же дополнительные навыки, действий разведчика оказавшегося на вражеской территории. Зачем старик, потратив лишние усилия, всунул в наши юные головы ещё и это? Точно не скажу... но мне кажется, таким образом, тот вновь соприкасался со своим прошлым, в котором был известной, даже легендарной личностью.
Вскоре, после того как Эйхо перестал давать нам уроки, он умер. Задремал, покачиваясь в гамаке среди цветущих вишен, и не проснулся... Неожиданно, для нас троих это оказался сильный удар. И мы ещё долго вспоминали беседы с ним на веранде его дома, после очередной тренировки. Старик, тогда, всегда находил, чем нас угостить, хоть и был совсем не богат. Теперь, в его жилище поселились какие-то родственники, раннее невиданные ни кем из нас. Проходя мимо, я всегда ощущал в горле подступающий комок, да и глаза порой влажнели, чего скрывать. Но жизнь шла своим чередом и боль утраты постепенно отступила.
Как мы и подозревали, в один прекрасный день, Тарайя вспомнил о существовании непокорной тройки. Его компания, заметно возросшая со времени нашей последней стычки, вдруг нагрянула на пустырь, где мы играли в городки. И была безжалостно избита дубинками. Конечно, они тоже пришли не с пустыми руками, но качество, победило количество. А мы потом добрым словом помянули старого Эйхо за преподанную им науку, выручившую наши головушки.
Незаметно окончилась учёба в школе. Я - шестнадцатилетний юнец, рвался в армию, чем омрачал настроение матери и помимо воли становился причиной участившихся ссор между ней и отцом. А потом мамы не стало... И меня уже никто не удерживал, от сделанного выбора. Наша неразлучная троица вступила в Пятый Штурмовой легион. И едва успев закончить шестимесячное обучение, мы оказались на войне, вспыхнувшей с королевством Тария из-за какого-то спорного островка на реке Синеглазке.
Первый бой, оказался для моих друзей последним... Помнится, я плакал сидя возле их окровавленных, неподвижных тел. А мой первый командир, седоусый десятник Бэрт, присев рядом, сказал:
- Сынок, потери друзей, неотъемлемая часть военной службы. Ты должен или привыкнуть к этому, или уйти.
И я привык...
Та, самая памятная для меня война, начавшись в середине весны, закончилась в конце осени. Наш легион бросали в места самых жарких схваток, поэтому на отдых его распустили раньше остальных подразделений. В числе прочих, я получил отпуск на сорок пять дней и приехал домой. Там меня никто не встретил. Отец обещал вернуться только через две-три недели, а пристанище матери теперь находилось в ином месте. Едва переодевшись, я навестил её. На кладбище было тихо, безлюдно. Землю щедро устилал багрянец шуршавшей под ногами палой листвы. Припорошила она и памятники. Я долго стоял возле маминого, ощущая в душе тоску и опустошение. Что и говорить, прошедший год, выдался самым тяжёлым в моей ещё юной жизни. Потом я зашёл к дедушке и бабушке, чьи могилы находились неподалёку. А после... после заставил себя пойти к родственникам друзей, не зная, смогу ли посмотреть им в глаза. Конечно, моей вины в их гибели нисколько не имелось. Но, всё равно... Я то был жив, а они нет... Неведомая доселе тяжесть, придавила душу. И я чувствовал, мне не сбросить её никогда.
Похоронные уведомления пришли на нашу Виноградную улицу наверняка уже давным-давно, однако вряд ли это делало мою миссию легче.
У Мария меня встретили его мать и отец. У Георга - бабушка и мать. Я пытался рассказать им о нашей жизни в армии, да только вышло не ахти как. Волнуясь, я перепрыгивал с пятое на десятое, запинался, и в итоге ушёл и от тех и от тех, мысленно проклиная себя за неуклюжую, маловразумительную речь. В глаза слушавшим меня, я так и не посмотрел...
В тот же вечер я посетил таверну 'Кабанчик', расположенную на соседней Яблочной улице. Перед уходом в армию мы втроём, как уже взрослые парни, иногда приходили сюда выпить немного винца. А присаживались обычно за один из самых дальних столиков. Сейчас он был пустой. Я его занял и стал ждать Лири, дочь Толстого Николса, хозяина заведения. Обычно ей делали заказы, и она же их разносила. Посетителей было ещё мало, и девушка подошла ко мне почти сразу.
- Рада видеть тебя, Ральф, - приветливо воскликнула она, и слегка почему-то застеснявшись, добавила, - молодец, что остался в живых.
- Просто повезло, дураку, - пожав плечами, ответил я, - а вот Георгу и Марию - нет.
- Да, я знаю, - Лири опустила глаза, - и... мне очень жаль твоих друзей.
- Хочу помянуть их, - сказал я, непроизвольно скользнув взглядом по её стройной фигурке, - принеси, будь добра, стоящее вино на свой выбор.
- Один момент, - прощебетала она, уловив мою заинтересованность.
Когда мы учились в школе, Лири была на класс младше меня. Однажды, ещё на заре юности мы даже тайком поцеловались. Но кто-то, увидев, наябедничал её и моим родителям. И ремень, безжалостно погулявший по нашим мягким местам, отбил дальнейшую охоту искать, какого ни будь, продолжения.
Вскоре передо мной стояли: бутылка красного Ардэ, большое блюдо с сыром, ветчиной и тушёной картошкой, три здоровенных куска ржаного хлеба, а так же маленькая мисочка с красной икрой пузань-рыбы.
- Куда столько? - поразился я. - Мне столько не съесть!
- Кушай, кушай, - запротестовала она, - на войне, небось, разносолами не баловали?
- Это да, - согласился с ней я, - в армии основной рацион питания - пшеничная каша. Да и ту не всегда получалось приготовить.
- Вот и навёрстывай, - уходя на зов нового посетителя, молвила она. - А то был худощавый, а теперь ещё больше подхудал. Вон, погляди одни кожа да кости.
- Так это главное, - уже вдогонку бросил я ей, - а жир куда денется - нарастёт.
Я успел, неспешно смакуя, выпить едва полстакана, как в таверну ввалилась большая толпа. Расположилась она неподалёку, через три стола от меня. И в самом шумном из её парней, я узнал Тарайю. А тот, и ранее не обиженный физическими данными, стал ещё шире в плечах, да и выше ростом. Но вот глаза... те, как и прежде, оставались на удивление мёртвыми. Я всегда поражался, как у живого человека может быть такой жуткий взгляд. Внезапно, почувствовав обращённое на него внимание, Тарайя посмотрел на меня. Я постарался сделать вид, что не узнал его. Да только Тарайя уже вставал со своего места и направлялся ко мне.
Подойдя вплотную, он неожиданно дружески похлопал по плечу и громогласно объявил:
- Вот как ведут себя настоящие герои вернувшиеся с лютой войны где не щадя живота своего защищали Отечество! Сидят себе скромно, и не бахвалятся подвигами! Честь и хвала Ральфу Тайндару и всем парням, вставшим на защиту славного королевства Далидор!
- Почёт! Почёт! Почёт! - стали с готовностью скандировать все члены его компании.
Я отреагировал на оказанные почести, пожатием плеч, продолжив своё молчаливое общение со стаканом вина.
Это не смутило 'друга' детства. Тяжело опустившись на стул, он, развязно развалившись, поинтересовался:
- Сколько же врагов ты убил лично, достойный Ральф?
- Достаточное количество для того, что бы сидеть сейчас пред тобой, - подивившись выказанной почтительностью, грубовато бросил я. Затем и дальше не церемонясь, добавил: - А теперь иди, откуда пришёл. Я хочу побыть один.
- Ну, дело твоё, - Тарайя извиняюще развёл руками, изумив меня ещё больше, - и не сердись, если я был назойлив. Но в наших краях ты вернулся с войны одним из первых, вот я и не сдержал эмоций. И почему собственно не восхититься настоящим героем? Это патриотично!
- Да о чём ты? О чём речь? - не без злой насмешки вопросил я.
- Э-э, поясни свою позицию, - слегка растерялся Тарайя.
- Ведь на войне как? Ну, если по честному? - с плохо скрываемым презрением, отозвался я. - То мы драпаем словно зайцы, то они. Вот и всё геройство. К тому же Мраморный остров, мы так и не смогли отобрать у тарийцев.
- Ничего, дай срок не только он будет нашим, но и много-много большее, - туманно посулил Тарайя, проигнорировав мою нелицеприятную тираду. - Может, не так скоро как хотелось, но обязательно будет.
- А он стоит того? - я в упор посмотрел в его страшные глаза.
- Опять не понял, - действительно недоумённым тоном ответил Тарайя.
- Этот ничтожный клочок суши разве равноценен всем тем сотням парней погибшим за него? Как по твоему?
- Да разве дело в острове? На карту поставлен престиж государства! А за него можно принести абсолютно любые жертвы, - снисходительно похлопав меня по плечу, провозгласил Тарайя.
- О как! Любые! - 'восхитился' я. - А ты, однако, стратег...
- Я! - наконец уловив в моём голосе издёвку, Тарайя встал, едва не опрокинув стул, и ударил себя в грудь кулаком. - Я - патриот! Я радею за милое сердцу Отечество! Тебе же вижу, сиё чувство почему-то не ведомо.
- Ты бы лучше о своих чувствах к родине говорил, находясь в армии, на передовой: где вши, тиф и костлявая старуха с косой, а не в безопасном уюте хорошей таверны, - я бросил эти слова словно хлёсткую пощёчину, хотя и понимал что в случае возникновения потасовки, дело мне придётся иметь не только с Тарайей, но и со всей его сворой.
Впрочем, ничего подобного не произошло. Удивив меня ещё раз, 'друг' детства натянуто улыбнувшись, лишь проронил уходя:
- Всему своё время, солдат, всему своё время...
Затем, он вразвалочку вернулся к своим, где все дружно выпили по стакану вина во славу Далидора. Вскоре после этого, зычный голос Тарайи заполонил довольно просторный главный зал. Поначалу я пропускал мимо ушей всё, что он говорил, однако потом сам не знаю почему, стал вдруг прислушиваться. И надо сказать, речи Тарайи мне сильно не понравились, но, не смотря на всю бредовость, они обладали какой то странной убедительной силой. Суть же сводилась к тому, что в перспективе следует превратить Тарию, Далидор и Гринфаль в одно целое территориальное объединение.
- Ведь вспомните, во времена Древнего Мира мы были единым государством - могущественным Улимаром. Почему сейчас нельзя вернуться к истокам? Ведь тогда, позабыв распри, мы станем втрое сильнее! А значит и отпор нелюдям с Запретных гор сможем дать, как следует. Да что там! Мы их вообще отвадим соваться не только к нашим пограничным поселениям, но и вообще высовывать нос на просторы Великой Равнины Поющих Ветров. Тех же, кто станет на пути сей, великой цели, ну то есть несогласных, придётся убеждать в неправильности их позиции, - энергично жестикулируя, с пафосом вещал он.
- Это, каким образом? - поинтересовался один из посетителей таверны, пожилой мужчина с обвислыми длинными усами, делавшими его похожим на моржа.
- Мы поместим заблудших в исправительные лагеря, где они будут принудительно работать на благо общества. После года пребывания там, специальный комитет будет решать, достойны ли те освобождения. Если нет, то им предстоит продление срока до трёх лет и только затем опять очередное рассмотрение дела. Если же... Обманув воспитателей, они возьмутся на свободе за старое... В таком случае, их имущество будет конфисковано, а сами враждебные Великой Идее элементы будут повешены.
- В общем, то, Идея твоя сынок, может и хороша, - озадаченно почесав затылок, подал голос вислоусый, - но не сильно круто ты забираешь?
- А в самый раз! Иначе порядка не будет! Единства не будет! Могучего государства не будет! А будет разброд и не понятно что! - отрезал Тарайя, рубанув воздух, ребром мощной длани.
- А с детьми повешенных и лишённых имущества, что станешь делать? - не в силах слушать весь этот бред дальше, громко спросил я, успев вклиниться в небольшую паузу. Одновременно я встал, собираясь покинуть таверну.
- Для них мы создадим Школы Пристального Внимания, в которых за оными присмотрят преданные Великой Идее учителя. И они сделают из этих потенциальных врагов, достойных членов общества, - охотно поведал Тарайя.
- Лихо... А может проще тоже их вешать рядком с родителями? - с горькой иронией полюбопытствовал я. - Не так затратно будет. Да и надёжней. Для 'Великой Идеи' и 'Могучего Государства'.
- Нет, нет, солдат, - Тарайя отрицательно замотал бычьей головой, - мы же не звери, в конце концов. Мы ведь... Патриоты. Радетели то есть. О всех гражданах заботой проникнемся. Даже о самых худших.
- Если в будущем твоя затея полной мерой воплотиться в жизнь, прольются реки крови, - вдруг заметил до этого тихо возившийся за своей стойкой Толстый Николс. - Не боишься в ней утонуть? Тарайя Радетель?
- Я хорошо плаваю, - весело оскалился тот, - а потому - нет, страха не ведаю.
- Да ты бы в любом случае не утонул, - заметил я, расплачиваясь с подошедшей Лири.
- Это почему?
Даже со своего места я увидел, как у Тарайи опасно сузились глаза.
- Сам догадайся, если не дурак, - произнёс я, прикидывая чем из окружающей обстановки эффективней всего будет отбиваться от почитателей 'друга' детства.
Но даже и в этот раз тучи, сгущающиеся над моей головой, в бурю так и не сформировались. Возможно, Тарайю отвлёк довольно каверзный вопрос вислоусого. Тот спросил:
- А ежели король наш Эран, проведает о замыслах твоих? Ведь ты, сынок, почитай, собираешься трона его лишить? Ой, и недоволен же он будет! А государь нравом крут.
- Напротив! - услышал я, уже уходя. - Мудрейший Эран не только ничего не лишиться, но наоборот - приобретёт! И этим приобретением станет императорская корона Улимара!
- Да здравствует Великая Идея! - с энтузиазмом выкрикнул кто-то из окружения Тарайи.
- Радетелям Почёт! - грянул в ответ нестройный хор.
Что там дальше нёс Тарайя, осталось мне не ведомо. Впрочем, впечатлений хватало и так. Невольно грязно выругавшись, я медленно пошёл по улице как всегда скудно освещённой редкими тусклыми фонарями. На душе было довольно гадко, к тому же томило предчувствие - в будущем поганец Тарайя таки сможет реализовать свои мечты идиота. Что поделаешь, люди падки на подобное. И большинство без зазрения совести станут строить своё счастье на беде других. Да и даже на их костях...
Дома я залез в погреб и из запасов отца взял бутылку коньяка 'Злато Томана'. Сны мне в ту ночь, не снились...
А утром я проснулся от звона бьющегося стекла. Кто-то усердно швырял в наши окна, судя по всему, увесистые камни. В мгновение ока, натянув штаны, я выскочил на улицу через чёрный ход, на ходу прихватив из сарая черенок от лопаты.
Погромщиками оказались трое здоровенных лбов одетых в одинаковые коричневые плащи с капюшонами. Свои действия они производили весьма уверенно, и без какой бы то ни было, боязни последствий.
Я зашёл к ним со спины и предложил:
- Ребята, может вам помочь?
- Вали отсюда, придурок, сами справимся, - не оборачиваясь, буркнул самый плечистый из них, сосредоточенно прицеливаясь в почти не пострадавшую раму кабинета, расположенного на втором этаже.
А вот стоявший, слева от бугая, не поленился обернуться. Наши взгляды встретились, и он выдохнул:
- Ё моё... Клиент во плоти...
- А?
- Что?
Двое его подельников в свою очередь дружно воззрились на меня.
Я же, лучезарно улыбнувшись, спросил:
- Ребятки, а как насчёт добрых дел? Я про дрова. Вы случайно на зиму мне их не наколете?
Эти два довольно простых, хотя и неожиданных вопроса поставил их в тупик. Они замялись, стали оглядываться по сторонам, но потом, всё же бросились на меня. Держа черенок двумя руками на ширине плеч, я успешно парировал им, градом посыпавшиеся удары, а затем, сам, молниеносно нанёс три: под дых, в челюсть и по коленной чашечке. Результат мне лично понравился. На земле скулили и корчились три тела. Я подошёл к быковатому и грубо со всего маху пнул ногой под рёбра. Тот охнул, оставив в покое конечность. Теперь его больше заботил бок.
- Ну, тварь, ты за всё заплатишь, - по бабьи тонко заголосил он. - В реке утоплю, живьём закопаю, на костре спалю, на ремни порежу! У-у-у, тва-арь!
- Не хорошо ругаться, приятель. - Укоризненно пожурил я грубияна, после чего назидательно произнёс: - А с угрозами ты определись. А то они у тебя какие-то взаимоисключающие. Если ты, конечно, понимаешь, о чём я. Ну, в смысле, если интеллект позволяет осмысливать, что болтает твой язык.
- Да что ты о себе возо... - начал бугай, перейдя на свистящий шёпот.
Но я не дал ему договорить, наступив ногой на горло. Тот захрипел и умолк, тараща на меня круглые от бешенства глаза.
- Дальше вы трое только внимательно слушаете. Потом убираетесь прочь и больше не попадаетесь на моём пути. Иначе в следующий раз так просто не отделаетесь. Слово даю! - продолжил я общение с незваными гостями самым любезным тоном. - Теперь, что касается пославшего вас, совершить, сиё, хулиганское деяние. Передайте ему... нет, не так. Передайте сукиному сыну Тарайе, что если мне к вечеру не застеклят окна, то он тоже будет искать специалиста. Только им окажется зубных дел мастер. Очень хороший мастер по особо сложным случаям. Опять же упомните - слово даю. А оно кой чего стоит. Впрочем, ваш предводитель это отлично знает. Уразумели?
- Вот и прекрасно! - Я даже вежливо поклонился вослед ковыляющей троице. - И будьте всегда здоровы, господа!
Уже в полдень явилась целая бригада стекольщиков из пяти человек. Они споро, со сноровкой ликвидировали все следы утреннего погрома и удалились, сказав, что их работа, достойно оплачена парнем очень крепкого телосложения.
Мне осталось лишь удовлетворённо усмехнуться.
Помнится, остаток дня я тогда провёл в семейной библиотеке, представлявшей из себя, средних размеров уютную комнату, три стены которой, занимали книжные стеллажи. На четвёртой красовались картины талантливого художника Галана Бригса. Много лет назад отец спас того от верной смерти и благодарная знаменитость с завидным постоянством, раз в год присылала свои полотна. В основном на них изображались красоты природы, но были и несколько портретов.
Выбранный мной небольшой томик гринфальского писателя Малена, был не случаен. Перед уходом в армию я не успел дочитать его три главы. Теперь упущение оказалось исправлено. А следующим утром, попивая на веранде крепкий, душистый чай, я вдруг подумал: - А почему бы и мне, как Малену, не попытаться описать всё, что я пережил на войне? И если даже из этого ничего не выйдет, то, что я теряю? Да ровным счётом ничего!
К возвращению отца мной был набросан черновой вариант книги. Немного постеснявшись, я предъявил её на его суд. К моему удивлению, тот весьма одобрительно отозвался о моём начинании, но посоветовал, непременно отнести оное, более сведущим людям.
Так я и поступил, на следующий день, впервые переступив порог 'Радуги', лучшего издательства нашей столицы - Илаты. После получасового ожидания меня принял редактор Тари Май. Он долго листал рукопись, а потом ошарашил словами:
- Я берусь это издать, молодой человек. Правда, с одним условием. Вы немножко переработаете текст. Он... Видите ли, крайне интересен, но вместе с тем - сух. Оживите его, какими то забавными, а то и захватывающими событиями. И совсем не беда, если те, окажутся вымышлены. Ведь вы же представляете на взыскательный суд читателей художественное произведение, а не скрупулёзный отчёт о прошедшей военной компании.
- Но, господин Май... как можно весело писать о страданиях и смерти? - поразился я. - Да это, пожалуй, просто неэтично. Понимаете?
- Молодой человек! Поверьте, без этого ваши книги не будут популярны. А зачем мне заведомо влазить в расходы, которые не только не дадут прибыль, но даже и не окупятся? - голос редактора прозвучал с доброжелательными, наставительными нотками. Впрочем, было в нём и нечто похожее на лёгкую укоризну.
Текст с учётом пожеланий Тари Мая, я переделал, уже вернувшись в свой легион. И действительно моя первая книга 'Стальные Слёзы' имела огромный успех. А потом пошло-поехало как по накатанной. Но к своей нахлынувшей известности я относился спокойно. Где-то, даже негативно. Ведь мне было главное что? Осознание того факта, что я тружусь на литературной ниве не впустую. А восторженные, 'писающие кипятком' дамочки только отвлекали от главного, в редкие периоды пребывания дома. Да и элементарно мешали отдохнуть, своей непомерной назойливостью.
Тарайя тоже стал знаменит. И даже много более чем я. Возле него постоянно крутился народ. Зачастую он выступал, ратуя за объединение трёх стран Междуречья в единую империю, или призывая к истреблению всех нечеловеческих рас Нового Мира, а начать, предлагал с Далидора. Но иногда вместо громогласных призывов Тарайя таинственно шептался с людьми в серых либо коричневых плащах. Как я слышал, эти типы были его подручными, с готовностью исполнявшими порой, самые мрачные поручения своего хозяина. Причина подобной преданности, по моему крылась не в Великой Идее, а в щедрой оплате золотом. Тарайя вообще не скупился на финансовые затраты в своей не всегда законной деятельности. В итоге большинство высокопоставленных чиновников государства оказались не столько на службе у короля, сколько у Тарайи. И никто не знал, откуда у того берётся, такое количество презренного металла. Правда, ходили упорные слухи... что финансирует Великого Предводителя Радетелей - Братство Чёрного Черепа, загадочный магический орден, неоднократно уличённый в человеческих жертвоприношениях. За эти и иные жуткие деяния Братство давным-давно было запрещено практически во всех странах Нового Мира. Тем не менее, оно процветает и ныне, прочно обжив острова Гилльского архипелага, расположенного в водах Свирепого океана. Там эти 'милые' парни понастроили замки, крепости да гавани. А самое главное - обзавелись отличным флотом, неутомимо пополняющим казну посредством пиратства, грабежа прибрежных городов и гнусной работорговлей. Впрочем, мне думается, никого из власть имущих особо не волновало происхождение золота, осевшего в карманах. Для них была важна теперешняя его принадлежность. А остальное... Да какая разница? Ведь деньги не пахнут, смеясь, говаривали они.
Единственной досадой Тарайи оказался король Эран, не купившийся на посулы стать императором возрождённого Улимара. Он же, единственный и не позволял моему 'другу' детства окончательно распоясаться. Словом, худо-бедно, но держал его в узде. Почему Тарайя имея такие огромные ресурсы, не убрал неугодного короля? Про то можно было гадать, да и только. А лично я в данном искусстве не силён. Всё же три с половиной года назад Тарайя вздохнул свободно. Государь Эран погиб на поле брани геройской смертью. Вот уж действительно кто никогда не прятался за спины подданных. Хотя конечно и святым его вряд ли можно назвать. Король бывал груб, порой несправедлив, но вместе с тем храбр, отходчив и милосерден. Его сын, Гутлер... Тот... словом, даже в подмётки ему не годился. Зато он сразу исправил 'упущение' отца, назначив своего закадычного дружка Тарайю главным советником. После чего началась 'весёлая жизнь' уже упомянутая мной. Нда-а... Вот так то вот.
В первый раз мои убеждения пошли в разрез с этой самой 'жизнью' во имя Великой Идеи во время последней пограничной войны с королевством Гринфаль. Наш ударный корпус захватил небольшой, но хорошо защищённый городок милях в двадцати от наших рубежей. И... был отдан небывало жестокий, даже для нашего времени, приказ - все дома спалить, а жителей от мала до велика, уничтожить. Моей сотне поручили расправиться с крестьянами одной из девяти близлежащих деревушек. Прибыв на место, я распорядился собрать народ, тщетно пытавшийся укрыться в погребах, на горищах да в сараях. Набралось душ двести пятьдесят-триста, трясущихся от страха и подвывающих на все лады.
- Жить хотите? - громко вопросил я, предварительно призвав толпу к тишине поднятой вверх рукой.
- Да, господин! Хотим! Пожалейте... Деток хотя бы не трогайте! Создателем умоляем! Пощадите... Ведь ваш же человеческая мать родила, а не дикая волчица! Пожалейте... - вразнобой донеслось в ответ.
- Тогда быстро берите самое необходимое и уходите, - велел я, прекрасно осознавая возможные последствия подобного поступка. Выражались же они примерно в трёх видах казни: повешении, отрубании головы или в четвертовании. Ибо по нынешним меркам моё деяние тянуло на государственную измену. Но я понадеялся, что среди моих ветеранов стукачей не найдётся, и не ошибся в том.
Вскоре крестьяне были в ближайшем лесу, расположенном неподалёку, за уже убранным пшеничным полем. Вместе с собой они пригнали и всю, какую ни есть скотину.
Это был максимум, что я мог для них сделать. Только, увы, жилища в него не входили... Но, я попытался утешить себя мыслью, что их можно отстроить, а вот загубленные жизни - не вернёшь никогда...
Тем не менее, команда - 'Жги'! - брошенная вроде бы уверенным, твёрдым тоном, внутренне далась мне не легко. Ведь дом... Это святое! Это то, что напрямую связано с внутренним миром человека, с его чувствами, с его душой, с его предками...
Последующий второй раз не сошёл мне так легко с рук. Да я на это и не рассчитывал. Случилось сиё событие в Илате, когда народ, возмущённый непомерными налогами и тотальным разворовыванием казны государственными мужами, вышел на главную площадь перед монаршим дворцом и потребовал справедливости. И её ему немедленно явили, в лице нескольких тысяч солдат, среди которых находились пятьсот лучников и пятьсот арбалетчиков. Что они способны были сотворить с практически безоружной толпой, я себе представлял очень хорошо. Поэтому, предваряя вот-вот грядущую команду произвести залп, я вышел из рядов своей сотни и призвал солдат не становиться палачами собственного народа. Насколько помню, я сказал примерно следующее:
- Братья! Вам сейчас наверняка отдадут преступный приказ! Не выполняйте его! Ведь вы никогда потом не смоете со своих рук эту кровь! Кровь отцов, матерей, братьев и сестёр!
Дальше шёл чёрный провал. Как мне потом сказали, сзади подошёл сотник Брэго, фанатичный приверженец Тарайи и Радетелей и ударил боевой палицей по затылку.
Очнулся я уже в столичной тюрьме Гранитная Могила, в камере-одиночке для смертников. Сорок семь дней проведенные в ней, мне не забыть никогда... Потом, по протекции уже упоминавшейся высокородной особы, я был не только помилован, но и восстановлен в прежней должности. И тут же написал рапорт об увольнении с военной службы, ибо не видел смысла в её продолжении.
- Уйду с головой в творчество, - успокаивал себя тогда я, - напишу очень много новых, интересных книг, нужных для людей. Для действительно хороших людей.
Но время показало всю ошибочность этого мнения. Доказательством, служил лист бумаги, который, я достал пол года назад. Он так и остался девственно чистым... Почему я так ничего и не создал? Да потому что мне пришлось познать одну неприятную истину. А заключалась она в том, что я всегда великолепно описывал события произошедшие со мной лично. Более того, мне под силу было сделать захватывающим, историю даже похода, запомнившегося лишь мелкими стычками да раскисшими от непрестанного нудного дождика, дорогами. Но выдумать что-то, так сказать, с нуля, я так и не сумел. Это оказался тяжёлый удар для человека, уже лишившегося одного смысла жизни.
Погружённый в грустные мысли, размышления и воспоминания, я не заметил, как наступила ночь. Только на дождь это не повлияло. Он по прежнему хлестал с прежней силой. Я уж было собрался идти спать, как внизу у калитки, энергично постучали специальным молоточком в бронзовую пластину. Невольно нахмурившись, я прихватил со стены кабинета первый попавшийся меч из коллекции отца, и, накинув на себя плащ-дождевик, пошёл посмотреть на источник беспокойства. А надо сказать в наше время поздние визиты не несли в себе ничего хорошего. И не только из-за участившихся случаев нападения разбойных людей. Частенько под покровом ночи орудовали безжалостные Волки - карательная гвардия Радетелей. Порой эти твари исполняя приказ вышестоящих руководителей уничтожали целые семьи, не щадя ни старого, ни малого. Поводом для подобной расправы даже могла послужить высказанная привселюдно хула на Радетелей. Ведь на словах, одетые в серое либо коричневое 'братья', только и делали что пеклись о благе народа. Будучи в государственном парламенте представлены почти половиной делегатов, они якобы издавали законы, облегчающие жизнь простых людей. А так же, в особо сложных случаях отстаивали его права, в лице Верховного Предводителя Тарайи, перед королём и власть имущими. Но на поверку... Радетели сами стали власть имущими богатеями. И зачем спрашивается им бороться самим с собой? Мотив не просматривается...
- Уважаемые, после полуночи я благотворительностью не занимаюсь, - без особой приветливости бросил я трём фигурам, маячившим в темноте по другую сторону калитки.
- Мы пришли не за подаянием, - ответил холодный, бесстрастный голос.
- Тогда чего надо?
- Мы явились по важному поручению от своего ярла к Ральфу Тайндару, воину и писателю, - с хрипотцой поведал ещё один из незваных визитёров.
- Хм-м, ну он собственно перед вами. И только что собирался делать баиньки. Но кто-то ему помешал! Проклятье, вы раньше не могли прийти? - в сердцах бросил я, поворачиваясь, что бы уйти.
- Мы и думали утром нанести визит, - пояснил, не проявляющий эмоций, - но нас выгнали из гостиницы. А ночевать под дождём занятие малоприятное даже для столь опытных путников как мы.
- Чем же вы заслужили такую немилость? Небось, что-то украли? - насмешливо поинтересовался я, застыв на месте.
- Нет, мы не воры, господин! - густым баском вспылил третий. - Просто отказались сделать пожертвование двум придуркам в коричневых балахонах. За что хозяин заведения тут же и выгнал нас взашей. В эдакую-то, блин, непогоду...
- Пожалуй, вам ещё повезло, - как мог, постарался я 'приободрить' пришельцев. - А могли ведь элементарно отравить. Или зарезать спящими. Или... Ну, в общем, много ещё чего. Фантазия то у Радетелей богатая.
- Господин! Давай поговорим на эту... нет, на любую угодную тему, под крышей твоего дома, - взмолился басок. - Потому как мы, промокли до нитки, пока добирались сюда.
- Ага, - я насмешливо хмыкнул, - а тут вас непременно ждёт ужин с подогретым вином и тёплые постельки. Ну, вы и губу раскатали!
- Нас устроит ночёвка даже на голом полу, - устало ответил хриплый.
- Пустой разговор, - оборвал я, - у меня тут не приют для проходимцев. В общем, ребята, валите отсюда подобру-поздорову.
- Но мы не такие! - возмутился басок. - То есть не проходимцы. Мы посланцы от вашего дяди Драко!
- Чего ж раньше молчали, чудилы? - проворчал я, уже без колебаний отодвигая засов и распахивая калитку настежь. - С этого надо было и начинать. Заходите.
В прихожей гости разулись и, повесив плащи для просушки на специальные деревянные плечики, проследовали за мной на второй этаж в гостиную. Там я быстро разжёг камин, усадил их у огня в удобные мягкие кресла, а сам спустился в погреб. Чуть поколебавшись, взял вино многолетней выдержки из коллекции отца. За три с лишним года после его гибели, мной не было тронуто ни бутылки. А теперь вдруг подумалось, что это глупо. Ведь его нет, и уже не будет. А собственная моя жизнь в нашей быстро сходившей с ума стране могла оборваться в любой момент: от руки сбрендившего фанатика, подосланного наёмного убийцы или заранее науськанной, разъярённой толпы. И кому тогда достанутся раритеты из погреба? Агрессивному серо-коричневому быдлу? Простолюдинам, оправдывающим все деяния своих поводырей и подобострастно рукоплещущих им? Обидно...
- Ральф Тайндар! Ты внесён в чёрный список Радетелей, как враг государства и предатель народа! - Поставила меня об этом в известность делегация из пяти мордоворотов в коричневых одеяниях, месяцев примерно пять назад. В подтверждение своих полномочий парни передали мне свиток, где, по сути, было сказано то же самое, но в более велеречивой форме. Внизу стояла размашистая подпись Тарайи. Этим шагом 'друг' детства наверняка пытался посеять в моей душе страх и ощущение обречённости. Да только я давным-давно перестал дрожать за свою жизнь. А посему я порвал тогда послание в клочки, кои затем полетели в лица посланцев. Помнится, те настолько опешили от непривычной ныне наглости, что молча и быстро убрались.
- Проклятье! Питиё взял, а закуску забыл, - спохватился я, уже вернувшись в гостиную.
- Да мы совершенно не голодные, - успокоил меня тот, что говорил с хрипотцой.
Он был высокий и длинноногий. Нос имел орлиный, черты лица резкие, тёмно-русые волосы на висках серебрила седина.
- Нам бы немного погреться у огня, глотнуть чуток вина, поведать о самой сути дела, да на боковую, - поддержал его мужчина лет тридцати пяти, изначально державшийся невозмутимо. Этот... Выглядел вроде вполне обычно, даже невзрачно. Единственное, чем он выделялся б из массы подобных ему людей - ярко-синие глаза. Всё же, несмотря на свою серость, он был весьма опасен. Подобные вещи я чую сразу. Суровая штука жизнь научила.
- Ну, как вам будет угодно, не стал настаивать я. - Так значит так.
- Ох, мама, моя мама! - тем временем восхитился басок. - Это ж настоящий нектар Высших Сил Вселенной! Ой-ё-ё-ё-ё!
Третий представитель явившейся ко мне компании оказался толстяком невысокого роста, с улыбчивым, добродушным лицом, на котором красовались блондинистые щегольские усики и аккуратно подстрижена бородка. Ещё в его внешности привлекал внимание животик, наводивший на мысли о чревоугодии владельца.
- Ты прав, 'Слава Каэры' тридцатилетней выдержки, действительно замечательное вино, - охотно согласился я и добавил: - Но для людей, прибывших от дяди Драко, оно будет в самый раз.
- А где твой отец - достойный Ингвар? - вдруг поинтересовался высокий, говоря тише. - Наверное, уже спит? Как бы нам не разбудить старика.
- Вы его не потревожите, - помрачнев, ответил я. - Он погиб три с половиной года назад. Случилось, сиё, на просторах Великой Равнины Поющих Ветров, неподалёку от Змеиного озера... Короля Эрана и бывший при нём Седьмой Железный легион, тогда окружили превосходящие силы троллей, спустившихся с Запретных гор. Батя в числе прочих добровольцев, прикрывал отход государя, и по свидетельству очевидцев, был сражён стрелой в сердце. И знаете что обидно? Этим походом он решил завершить свою службу Далидору. Вот и завершил. Теперь у него даже могилы нет... Позже, я ездил на место сражения, но тела, увы, мне так и не удалось обнаружить...
Три мои гостя, посерьёзнев, выразили свои соболезнования в краткой форме. После чего повисла тягостная тишина. Её вскоре нарушил толстяк, предложив:
- Давайте помянем славного воина, пусть земля ему будет пухом.
- Пусть земля ему будет пухом...
- Пусть земля ему будет пухом...
Эхом откликнулись его товарищи.
Я разлил вино по стаканам. Мы выпили. А потом они вспомнили, что ещё не представились и тут же исправили оплошность.
Толстяк носил прозвище Колесо. Невозмутимый, назвался Призраком. Высокий попросил называть его Журавлём.
- Можно и по свойски, сокращённо: Кол, Жура и Приз, - с лёгкой улыбкой сообщил затем толстяк.
- И что хотели мне передать Журавль, Призрак и Колесо? - испытующе оглядев каждого, поинтересовался я.
- Твой дядя Драко умер, - обойдясь без предисловия, огорошил меня Призрак. - Своей смертью, в собственной постели, не болея. Просто вечером крепко уснул, а утром не проснулся...
- Когда это случилось? - немного помолчав, спросил я.
- Через двадцать дней ровно год, - ненадолго задумавшись, произнёс Журавль.
- Точно.
- Так и есть!
Вслед за ним подтвердили Призрак и Колесо.
- Проклятье... - только и смог пробормотать я, с острой силой осознав, что лишился последнего, родного мне человека пусть и жившего чрезвычайно далеко.
Будучи юношей шестнадцати лет от роду, Драко Тайндар - старший брат моего отца, сбежал из дому. По словам моего бати, его с детства томила жажда приключений и манили чужие неведомые края. Десять лет о нём не было ни слуху, ни духу. Вся наша семья тогда решила, что Драко уже нет в живых. Но в начале одиннадцатого года, он подал о себе весточку через воина, сопровождавшего торговые караваны по всему нашему неспокойному миру. В довольно короткой записке дядя сообщал, что обосновался на северо-западе материка, в краях известных как Руинные Пустоши. Вернее не в них самих, а в преддверии оных, в обширной местности, где располагались хутора и небольшие поселения. Состояли они в основном из искателей древних артефактов, ремесленников, скотоводов, фермеров да прочего люда необходимого для самодостаточности этой затерянной страны, которую все называли - Пристань. Имелся здесь так же единственный город, носивший гордое имя - Форпост. По свидетельству отца никто тогда в семье не поверил в правдивость полученного сообщения. И не потому, что дядя Драко слыл лгуном. Напротив тот с раннего детства отличался воистину кристальной честностью. Просто... Принято было считать, что после Мести Йара, положившей конец Древнему Миру и давшей начало Новому, там не возродился ни один мало-мальски культурный центр, ни одной из разумной расы. Воин, передавший тоненький свиток, тоже утверждал, будто затерянный в необозримой дали клочок цивилизации реален. Но он был совершенно незнакомым человеком и поэтому слова его, по сути, не много стоили. Однако по прошествии ещё года, о Пристани заговорили. Источником поползших по столице невероятных слухов, являлся небольшой отряд авантюристов якобы побывавших в тех сказочно богатых и вместе с тем чрезвычайно опасных землях. Они рассказывали, будто даже простые крестьяне, едят с древней фарфоровой, серебряной, а то и золотой посуды. И что у каждого есть полным-полно магических штуковин, а листы старинных бесценных книг идут на растопку домашних печек. Ещё эти лихие ребята упоминали необычайное плодородие здешней почвы, позволяющее снимать по два отменных урожая за сезон. Нахваливали они искусные изделия: кожевенников, гончаров, ткачей, сапожников; резчиков по камню, дереву и кости. Особенно же им понравилась работа оружейников. Тут их восторгу вообще не было предела. Они уверяли, что качество стали откованной в Пристани намного лучшее, чем в недрах Золотой Горы. Конечно, данное заявление у большинства вызывало скепсис, однако во всё остальное народ охотно верил. Наши столичные купцы, загоревшиеся идеей действительно серьёзного обогащения, снарядили хорошо защищённый торговый караван, призванный проторить путь к их заветной мечте. Но тот как в воду канул. Посланный потом ещё один - повторил результат. И о Пристани быстро забыли. Вроде, как никогда и не слыхали, о таком потаённом уголке. Всё же, впоследствии мы убедились, что авантюристы не сильно покривили душой. По крайней мере, в той части, где утверждалось само существование страны со столь странным названием. Живым доказательством этого послужил дядя Драко, явившийся к нам, когда мне едва минуло пять лет. Я помню этот день в малейших деталях, несмотря на то, что воды с тех пор утекло немало. Он появился у нас во дворе, где я играл с забежавшим соседским щенком и удивлённым тоном спросил:
- Малый, ты чей?
- Мамин и папин, - серьёзно поведал я.
- А отца твоего зовут Ингвар?
- Да-да, так, - я охотно закивал головой и гордо докончил: - маму - Лана, дедушку - Ольгерд, бабушку - Дари. Вот!
- Хм-м-м... - незнакомец вдруг замялся, оглядел меня с головы до ног, затем поинтересовался:
- А дядя есть у тебя? Дядя Драко?
- Не знаю, - протянул я, смутно вспоминая какие то обрывки разговоров взрослых, где упоминалось это имя.
- Ладно, пробел исправим, - бросил тот, неожиданно усаживая меня к себе на плечи. - А тебя то самого как зовут?
- Ральф, - радостно рассмеявшись и заболтав ногами, сообщил я, всегда любивший погарцевать на отце или деде. - Но-о, лошадка!
Так мы и появились в гостиной, где как раз находилась вся, что-то весело обсуждающая семья.
Вмиг повисла гробовая тишина. Потом бабушка тихо заплакала. А дед встал и, окинув старшего сына тяжёлым взглядом, ушёл, демонстративно громко захлопнув за собой дверь.
Став постарше, я узнал, тот хотел, дабы оба его отпрыска, продолжили многовековую традицию, связав свою судьбу с армией Далидора. Дядя же не только пошёл против отеческой воли, но и вообще без спроса умотал неведомо куда. В общем, так они тогда и не помирились. А вскоре, после отъезда дяди восвояси, дед умер. К летальному исходу привела обычная вроде бы простуда, от лечения которой больной поначалу категорически отмахивался. Когда он таки согласился на осмотр лекарем, было уже поздновато, тот констатировал двухстороннее воспаление лёгких. И все попытки его спасти, успехом не увенчались...
В следующий и последний раз, дядя Драко приехал спустя лет девять. Я за это время успел вытянуться вверх и превратиться в подростка, пытающегося отстаивать своё мнение пусть даже наперекор тем, кто намного старше. Из-за этого, естественно, конфликты возникали и с родителями. Нда-а, признаться частенько я тогда получал от них взбучки... Но вот диво, с дядей я находил общий язык во всём. И за три месяца, что он гостил, у нас не возникло, ни одной конфликтной ситуации. А так как отца отпустили со службы лишь под самый конец дядиного пребывания, то мы проводили с ним вдвоём дни напролёт. Ходили на рыбалку, охотились, посетили три живописных городка расположенные неподалёку от Илаты. Даже побывали на ежегодной ярмарке, где представляли свои товары купцы со всех концов Далидора. Её традиционно проводили в сутках пути от столицы, в специально оборудованном месте именуемом - Круглое Поле. Ещё мы с дядей разговаривали. Он рассказывал о суровой жизни на просторах Пристани, я - о своих проблемах, победах и поражениях. Вопросов разного рода, я тоже задал немало. И на каждый получил честный ответ. Это было мной оценено... Ведь взрослые частенько увиливают от правды, когда она им, чем-то, доставляет какие либо неудобства. Однажды на закате, мы стояли на крутом обрыве. Внизу раскинула свои привольные воды Синеглазка. Свет солнечных лучей в прощальном порыве ласкал её поверхность, и река походила на расплавленный золотой поток. Дядя долго молчал, потом спросил:
- У тебя есть желание заглянуть за таинственный горизонт? Узнать что там, за дальними далями и ещё дальше?
- Ну не знаю... - несколько растерялся я. - Конечно, я бы хотел немного попутешествовать... Но, вообще то, я мечтаю стать воином нашей армии. А через чур, длительные странствия, поставят крест на этом желании.
- Понятно, - дядя заметно помрачнел и немного помолчав, добавил: - Всё же если ты почувствуешь подобную потребность, приезжай ко мне. Я со своей Дружиной за горизонт частенько заглядываю. Вот и ты с нами за компанию. Договорились?
- Хорошо, - я задумчиво покивал головой, - твои слова мной не будут забыты.
Больше мы к данной теме не возвращались.
Впоследствии, когда дяде удавалось с редкой оказией передать послание, он всегда внизу приписывал лично для меня:
- За горизонтом тебя ждут. Приезжай...
Это всегда раздражало и беспокоило мою маму, а у отца вызывало лёгкую улыбку. Уж он то в отличие от неё был твёрдо уверен, что сын не свернёт с намеченной стези.
Экскурсия в прошлое, молнией промелькнувшая в голове, оставила после себя ощущение острой тоски. Но я, не подав виду, пустился в дальнейшие расспросы:
- А что там вы упомянули про поручение? И как сие, вообще, возможно, если он умер?
- Ну, так это... - спохватился Кол, торопливо вытаскивая из-за пазухи, тонкий кожаный футляр, - После кончины ярла Драко, мы, его ближайшие друзья, вскрыли завещание. Традиция у нас понимаешь такая. И кстати вот оно, - толстяк протянул мне предмет, о котором шла речь. - В нём... Впрочем, ты всё прочитаешь сам.
Я взял футляр, впрочем, не спеша открывать.
Наступившее затем молчание, прервал Журавль. Он предложил:
- Давайте наши дела лучше оставим на утро. Не такие уж они спешные. А там отдохнувшие, со свежей головой обсудим их в лучшем виде.
- Я не против, - согласился я, невольно покосившись на завещание.
- Тогда мы добиваем волшебный нектар оставшийся в бутылке и идём на боковую, - обрадовался Колесо.
Призрак, поддерживая его, кивнул головой, вновь наполняя опустевшие стаканы.
Тогда я поднял свой и произнёс:
- Выпьем за Драко Тайндара. Оставившему в моей душе неизгладимый, светлый след. Мир его праху...
- Вечная память ярлу Драко...
- Слава его благородству... Не много ныне на свете, осталось таких достойных людей.
- Счастливых ему посмертных снов...
Присоединились ко мне гости.
- А почему вы называете дядю ярлом? - вдруг заинтересовался я. - Ведь так, насколько я знаю, называют походных предводителей у морских рыцарей Найтмарского Ордена.
- Так мы в нашей Пристани тоже частенько бороздим водные просторы на своих драккарах, - едва заметно улыбнувшись, заявил Журавль. - Дело в том, что у нас полным-полно рек и озёр. Есть даже пресноводное море весьма солидных размеров.
- Дядя никогда не упоминал что он... Ну словом, имеет какое то положение в вашем обществе, - задумчиво произнёс я.
- И не удивительно. Ведь ярл Драко, несмотря на всеобщее уважение и известность, всегда оставался чужд, малейшим проявлениям бахвальства, - бесстрастно заметил Призрак.
- Да, наш Драко был таков, - тяжко вздохнув, с явно ощутимой печалью пробормотал Колесо. - И теперь его нет...
- Дружище, он ушёл туда, откуда не возвращаются, - с нарочитой грубоватостью бросил Журавль. - Поэтому оставь бесполезные сожаления. Жизнь то она продолжается.
Колесо, опустив голову, буркнул в ответ нечто маловразумительное.
Мне не терпелось поскорей открыть футляр и узнать последнюю волю дяди. Дяди, который меня так и не дождался... Подгоняемый этим желанием, я отвёл троих путников во флигель. Там располагались четыре довольно комфортные гостевые комнаты. Потом я зашёл в кабинет, зажёг канделябр на столе и, наконец то, извлёк свёрнутый в рулон пергаментный лист. Быстро пробежал глазами текст, затем прочитал вдумчиво.
Там говорилось о следующем:
- Дорогие мои Друзья! Если сии строки, покинув конверт, вновь увидели белый свет, значит, меня на нём уже нет. Увы... Но, что поделаешь, все мы смертны, все когда-то ступим за тот загадочный порог, за которым или новая жизнь или конец всему - вечное ничто. Понимая это, я как водится, заранее делаю необходимые распоряжения, касающиеся моего достояния, да и не только его. И так:
Первое.
- Каждому из Вас я приготовил что-то о себе на память. Упомянутые предметы находятся под моим жилищем, в первой комнате сокровищницы. Кому что предназначается, указано на прикреплённых бирках. Полагаю, разберётесь.
Второе.
- Свой замок, имущество в нём, (кроме оговоренного выше) и принадлежащую мне территорию, я завещаю своему племяннику Ральфу Тайндару, проживающему в Илате, столице королевства Далидор.
Третье.
- Дабы, упомянутый мной племянник, мог вступить в права наследования, (или отказаться от оного) Вам придётся найти его и обо всём уведомить. Если он пожелает отправиться в Пристань, Вы сопроводите его до самых дверей Вороньего замка. На этом Ваша миссия будет окончена. И Вы будете свободны, от каких либо обязательств предо мной.
А это уже лично для Ральфа:
- Прощай племянник. Теперь, если мы и встретимся, то за горизонтом другого мира...
Вот вроде бы и всё...
Ваш Драко Тайндар, ярл и друг.
Прочитанное завещание повергло меня в замешательство. И не потому, что у дяди во владении оказался целый замок, (про который он никогда почему-то не упоминал) и кое-что ещё в придачу. Нет. Я ведь сам был далеко не беден. Причина моей растерянности крылась в другом. Внезапно я оказался поставлен перед выбором: или резко меняй свою жизнь, или продолжай плыть по течению давно знакомой реки. И пусть меня довольно сильно не устраивали нынешние порядки, но всё же... как не крути, Далидор - моя Родина. Где прошло моё золотое детство. Минула пьянящая голову юность, оставившая щемящие воспоминания о первой настоящей любви. Под посвист вражьих стрел пролетела лихая молодость, ознаменовавшаяся рубцами на теле и душе. Ещё тут полным-полно дорогих моему сердцу могил друзей, павших на поле брани. Здесь вышла моя первая книга. Стоит дом видевший не одно поколение Тайндаров. Растут деревья, помнящие меня совсем малышом. А там... Там всё чужое, пусть и принадлежащее дяде.
Так ничего и не надумав, я отправился спать. Утро вечера мудренее частенько говаривал мой дед. Да и мой гость Журавль ратовал за то же. Едва добравшись до кровати, я мгновенно уснул.