Gross : другие произведения.

Все Исполнено Любовью

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Смышленную и вообще хорошую девочку Свету "одарили" проклятием. Это разбавляет ее самокритичное путешествие в поисках любви кровавыми событиями, которые завершаются вырывающимся на поверхность подтекстом.


ВСЕ ИСПОЛНЕНО ЛЮБОВЬЮ

  
   Эвфемизмы, заметила она, похожи на кантовские феномены. Это подстроенные под общество, под человеческое восприятие реальные вещи. Мы видим лишь феномены, но главное - просто знать, что под ними есть что-то иное.
   Летние дни и вечера идеально подходили для ее любимых занятий философией. Когда она лежала на балконе с видом на парк, а красочное платьице рассыпалось по всему гамаку, ее больше всего увлекали малоизвестные ее знакомым глубины бытия. Они, ее знакомые, все знали о том, что она читает книги, подписанные страшными фамилиями, да и к тому же, способна творчески переосмысливать великие идеи, которые она изучала, записывая на попавшиеся под руку клочки бумажек ее собственные мысли, плавно вытекавшие из идей знаменитых мудрецов.
   Подкладкой для записей ее служил томик Канта. Изредка она раскрывала его, чтобы уточнить что-то, свериться с отцом трансцендентальной философии.
   Грешно было желать лучших условий. Ей никто не мешал, она словно застыла в нирване, спокойно медитировала, мирно раскачиваясь в гамаке. В нирване ты отстранен от мира, тебе не нужен никто земной и не нужно ничто тленное, хотя с виду может показаться, что ты наслаждаешься ветерком из окна и спокойной музыкой, доносящейся с соседнего балкона, где сидел паренек и перелистывал журнал. "All is Full of Love" - доносилось оттуда. И эти волны гармонично подобранных звуков словно раскачивали девушку в гамаке, окутывали ее нежным и не душным покрывалом. Но Светлана не замечала этого под толщей философии. Когда ее взгляд улавливал зеленую обложку кантовской "Критики", в груди у девушки разливалось счастье; когда она скребла что-то карандашом, улыбка озаряла ее лицо. Это было ее любовью.
   Для ее 16 лет, для девочки это было довольно странным занятием. Ее маму, конечно, это удивляло, но, к счастью, маме было не до Светы. Ручейки их жизней текли параллельно.
   Мама могла лишь разрушать спокойствие девочки разной бытовой суетой. Все мы знаем, о чем идет речь. Но особенно девочку раздражали просьбы не вынимающей изо рта сигареты матери вроде сходить проведать деда, жившего метрах в девятисот от их двенадцатиэтажки.
   - Света, дед уже мне названивает! - хрипел из-за стеклянной двери надоевший Свете голос.
   Девочке пришлось оставить логическую башню философских мыслей и глубоко вздохнуть. Она перекатила голову на плечо, наблюдая как вырисовываются сквозь стекло убогие черты матери, как открывается дверь.
   - Сколько раз я тебе говорила, - начала она, держа в руке старенький мобильный телефон девушки, - бери телефон с собой на балкон!
   - Что-то случилось, мам? - спросила она, хотя знала что именно, грустно вздыхая.
   Мама схватила Свету под мышки, вытаскивая из ее аскетического гнездышка:
   - Бегом к деду! Он зовет тебя. Ты сколько у него уже не появлялась?
   - Ну мам, знаешь же как мне не охота!
   Девушка попала ножками в тапочки, лежавшие под ее гамаком.
   - Он старый одинокий человек, ему нужно внимание.
   "Ну, у меня тоже никого нет. Но внимания-то мне не нужно!" - подумала девочка, но сказала, возмущенно, другое:
   - Мне что с ним проблемы онтологии обсуждать?!
   Но дед был старый, понимала девушка, уже ничего не видел, даже книги, газеты и журналы не мог читать. Тяжко конечно, но почему надо мучить при этом других?! Дед в последнее время все чаще начал ей докучать, и готовность наконец-то сказать ему "нет" уже вызрела и с каждой просьбой теперь лишь наливалась жаркой неприятно щекочущей кровью.
  
   5. Она была само совершенство: ее нрав был мягким, чувство - нежным, дух отличался гладкостью и чистотой, а воображение - чувствительностью. Все в округе знали девочку, но она совсем не понимала, почему это кому-то нужно интересоваться ее жизнью, чуть ли не насильственно вмешиваясь в ее внутренний мир.
   Сегодня ей особенно не хотелось что-то делать. Она хотела возвратиться к своим занятиям как можно быстрее, поэтому в ее головку пришел план сократить путь и пойти по кривой грунтовой дорожке, через деревянные домики и подозрительные гаражи, сэкономив метров сто пятьдесят.
   Она свернула, шум машин заметно притих. Здесь ее также все хорошо знали, но, к ее спокойствию, обитателей этой улицы было не видать: никто не сможет похвалить ее заколку или платьице, вызвав в девочке-подростке смущение и ничего больше. Однако, уже на середине пути, Света заметила, что ветерок шевелит на тополе не только липкие зеленые листья, но и чью-то полосатую футболку.
   Да что чью-то?! Она отлично понимала, что это вампир Женя. Знала о нем она мало - больше догадывалась. Он был чудаковатый, или даже больной, хотя, странное дело, симпатичный паренек, который любил кусать людей за шею, вернее любил хотеть их укусить. Она точно не знала, удавалось ли ему когда-нибудь вытворить такое с кем-нибудь. Тем не менее, некоторые, хотя молодые и впечатлительные, товарищи верили, что он был настоящий вампир, поэтому они - в серьез, а остальные - в шутку, называли его Дракулой. Банально, но большего он и не заслуживал, хотя для него это было нечто вроде признания его величия.
   Если бы она не увидела его на дереве раньше, она, может быть, и испугалась бы таких слов:
   - Красная шапочка, ты знаешь, куда забрела?
   Ему было только пятнадцать, а он уже считал себя могучим волком, в любой момент способного порвать своими огромными клыками девчонку на куски. Если считать, что девочки быстрее взрослеют, то это был просто малыш, но бояться его все равно стоило. Кто знал, что от такого вампира можно ожидать?
   И вот, с ветки, откуда и раздавался голос, спрыгнул блестящий мускулами смазливый паренек. Девочка не хотела с ним контактировать и продолжила идти дальше, но Дракула, будто вагон, пристроился к Свете и, чтобы начать разговор, спросил:
   - Светка, а ты уважаешь Платона?
   Она глядела в его сторону с подозрением и ответила спокойно:
   - Как же его не уважать?
   Когда Дракула получил, чего хотел, он вдруг сжал своими чумазыми руками Светины плечи, от чего та словно полая игрушка, запищала, и потащил к своей калитке. Света поддалась стихии и сопротивляться не стала, хотя возмущение заполнило ее нутро и изобразилось на глазах. Чистая ткань платья уперлась в грязную дверь из заусенчатого дерева. Дракула сказал, нависнув над испуганным лицом девушки:
   - Я хочу тебя укусить, - он защелкал кривыми рядами зубов в полуоткрытом рте. - Помнишь, как Платон говорил: "Все живое стремится к бессмертию". Хочешь, я тебе помогу?
   Он еще раз звучно сомкнул кукурузного цвета резцы.
   Женя не глупый парень, но помешанный. Никто не знал, претворяется он или по-настоящему вампир. Света была девушкой доверчивой, к тому же, она не хотела вступать в конфликт с крепким как тополь парнем, когда вокруг лишь такие же тополя, поэтому она тихо спросила:
   - Ну Жень, а разве нет другого способа стать бессмертным?
   Света, экспериментаторша по своей натуре, в принципе, не отказалась бы узнать новую грань бытия, но страшилась неизвестности, особенно от таких не совсем, по-видимому, адекватных типов, как Женя.
   - Есть еще один, - неожиданно поднял брови Дракула. - Но повторить тот давний прецедент нереально. Легче укусом.
   Он говорил сладострастно-кровожадным голосом, будто пытаясь подражать своим лесным кумирам. Он смотрел на едва заметно бьющуюся жилку на светлой шее девушки, представлял бегающие в панике эритроциты, готовый наброситься в любой момент, когда бы и в какой бы форме Света ни дала разрешение.
   - После этого акта ты, конечно, подсядешь на кровь. Но это не всегда плохо. Даже приятно осознавать эту жажду.
   - Ну понимаешь, я боюсь самого укуса. Мне, наверное, будет больно, да и кровь побежит.
   - Ну, извини, это условие бессмертия. Можно, наверное, немножко потерпеть для этого?
   Света надеялась, что после такой игры парень, все же разумный, сжалится и отпустит Свету к дедушке. Но все пошло не так. Евгений мгновенно, как настоящий вампир, сдвинул девушку в сторону, распахнул калитку, и вот они уже стояли в пределах владений семьи дракул. Тут с Женей что-то произошло. Он почувствовал что курочка в его лесу, а значит, и в его власти. Света вовремя подняла глаза и увидела обезумевшее зубастое лицо с торчащими волосами; руки распростерлись, чтобы с силой сжать, как тиски, хрупкий скелет Светы. Она с криком, совершенно неизвестно как, выскользнула из рук Жени и побежала прочь. Калитка на пружине, поскрипывая, билась о деревяшку.
   - Светка, стой! - доносился сзади сожалеющий голос. - Прости, я не хотел!
   Может быть, Женя действительно не хотел, но ей теперь страшно вообще подходить к нему, тем более возвращаться в эту минуту.
   На самом деле Женя вовсе не был исключением. Здесь много кто хотел полакомиться кровью Светы. И все они здесь казались вампирами, людоедами, упырями: больными и не могущим себя контролировать людьми. Она жила словно в мире безумства.
  
   13.
   На осторожный звонок дед прибежал довольно быстро. Оставалось только догадываться, что было на его душе. Слабо слышимый старым ухом звонок был явно для него наиприятнейшим звуком, несмотря на то, что реальное его звучание вызывало обычно мурашки отвращения на спине любого другого человека.
   На ее подвешенную улыбку старик отвечал искренним дружелюбием, хоть глаза и направляли это дружелюбие чуточку мимо лица девушки, но сердце смотрело точно в цель; хоть на подкошенных, согнутых слабых ногах, обернутых в спортивные штаны в катышках, но любовь его держалась в сердце прочно.
   Света понимала, что в этом спектакле ей опять отведена роль пассивного объекта, вроде яблока на столе, но объекта, которого старый режиссер считал главным героем финишной прямой своей жизни.
   Объятия прогибали упругие ребра девушки и крепко насаживали ее ланиты на острые гвозди щетины. Спиной Света ощущала эти странные бусинки-камушки, обвивавшие дедушкино запястье, а к щеке вдруг прильнули его губы, выпустив запах перегара.
   В комнатах она покрывалась испариной от неловкости. Сидеть безвольной статуей она не могла, поэтому глядела на бессмысленные для нее кадры полуденных программ. Она не находила здесь абсолютно ничего для себя и лишь спускала, словно деньги в рулетку, свое время в небытие. Оставаясь здесь, она старалась единственно не обидеть своего деда. Это было нечто вроде странной неприятной обязанности, священного лишь гвинейскому племени ритуала для нее. Словно она выносила причуды помешанного садиста. Даже несмотря на то, что дед старался всячески за Светой ухаживать.
   Но для деда каждый ее приход превращался в особое событие, ведь случались они слишком редко для него. Он переживал, что Света чувствует себя скованно с ним, но ему по большому счету было все равно, что она будет делать у него. Он сам придумает темы для разговора, главное - чтобы она по-настоящему, а не лишь в фантазиях, находилась подле него. Потому что в своих мечтах, то есть в абсолютном, райском идеале, дед явно представлял себе гармоничную картину, как его молодая внучка со светлым, озаренным счастьем лицом, в атласном платье держит деда за руку, а он в пиджаке, который ему подарила семья (а значит и Света), и они вместе шагают по опавшим листьям в его любимом парке. Но конечно, не в этом городе, а в Крыму есть такое восхитительное место, где только такой рай и может быть.
   Как можно так любить? - вопрошала Света. Он продолжал говорить, что Света - его "звездочка", надежда. Да, он очень гордился своей внучкой. Вот задумаешься, что его заставляет так любить? Уж вряд ли же Эрос, который предпочитает молодых. Так вот что? Эта последняя, мистически чистая, а поэтому казавшаяся самой высшей, любовь, - к внукам; когда, кажется, что организм выведен из строя, совершенно не способный к каким-либо порывам. И тут откуда-то появляется она, как награда и последняя истина, приходящая только под финал жизни. И в этой любви он просто забывал себя - настолько она была безмерной. Но эта любовь несчастная, неразделенная любовь.
   Сама Света не могла найти в своей душе ничего подобного. Да она, в общем-то, и не считала, что ей нужно испытывать что-то такое. Она вообще людей не любила. Они являлись чем-то тленным, несовершенным, телесным для нее. Вот бессмертные книги и мысли - другое дело.
   В этом смысле, как бы страшно это ни звучало, Света в каком-то смысле презирала деда.
   Поэтому, может быть, когда просидела у него без дела около полутора часа, отвечая на поднадоевшие уже вопросы, съев для вида бутерброд, пытаясь выловить и соединить летавшие в голове обрывки философских мыслей-новинок, чему постоянно мешали бессмысленные расспросы деда, она на его слишком наглую просьбу на этот раз решила ответить грубо, проговаривая громко, чтобы тот расслышал все точно:
   - Деда, ты что себе позволяешь! Ты сдурел?!
   - Я? - растерялся дед: не часто внучка ему так отказывала. - А что такое? Свет... - он даже усмехнулся, не в силах подобрать слова для выражения растерянности.
   - Да ни за что! Ты знаешь уже как меня замучил?! Пока! Надеюсь, что приду не скоро! Прощай!
   И вновь она слышит позади себя умоляющие попытки связать в спешке какие-то вербальные куски. Дед гнался за ней, словно за ускользающим счастьем, но ее молодые широкие шаги уносили ее все дальше от отверженного естественным отбором организма.
   Света спустилась с лестницы и решительно зашагала по песочной дорожке, над которой стал образовываться еле уловимый слой пыли от поваливших с неба капель. От этого ее шаг стал еще более решительным.
   Может быть, она даже не говорила никогда за всю жизнь подобных слов, но его предложение не вписывалось ни в какие рамки. Переночевать с ним, в его доме, понимаете ли. Вспомни, понимаешь, как это было, когда была маленькой: сама просила у деда дома на диване поспать, потому что диван был мягким и можно было засыпать под яркие картинки телевизора. Это слишком большое покушение на ее свободу. Причуды старика теперь не должны были быть для нее законом.
   Не дСлжно человеку подчиняться причудам. Тем более старик был действительно странным. Ну вот зачем он ходит с этим дурацким ожерельем, намотанными на запястье? Его привлекают эти разноцветные полупрозрачные камушки, плотно прилегавшие друг к другу? Они напоминали ему обо мне, моем цветастом платье? - предполагала Света. Когда-то от скуки внучка спросила деда, где он взял эти бусы и почему он их носит, а он ответил, что нашел их на дне.
   Может быть, следовало ответить чуть мягче? Долгое ожидание и чувствительная душа разожгли в ней гнев, и она не сдержалась. Она представляла это своего рода отмщением за все часы в своей жизни, которые она скормила его аппетитам. Но все было уже сделано. Теперь она вернется, а дед пусть сам подумает о своей чрезмерной любви.
   Именно в такую рациональную конструкцию старалась верить в этот момент Света, лишь боковым зрением своей интуиции и страха замечая накрывающую всю хрупкую и не такую уж огромную конструкцию тень неизвестности...
  
   16.
   Ночью повалил дождь. Света заметила это, когда засыпала в своей кровати. Это показалось ей прекрасным.
   Когда ее разбудил взволнованный мамин говор в дали комнат, только тяжелые капли срывались с крыши.
   - Мертвый лежит?..
   Даже по отдельным фразам Света смогла понять, о чем идет речь, и это подействовало на нее не хуже холодного душа. Сердце в юной груди забилось отчетливей. А между тем шаги неумолимо приближались к спальне девочки. Мама застала дочь аккуратно накрытую одеялом и с раскинутыми по подушке волосами, да и сама мама только что с постели, не планировавшая просыпаться. Света поднялась на локтях и с дрожью в голосе спросила:
   - Мам, что-то произошло?
   Голос мамы был серьезным.
   Дед всегда считал, что умирать лучше неожиданно, не зная даже примерно, когда именно за тобой придет старуха с косой, - рассказывала мама.
   "Жди, Света!" - кричала мама из другой комнаты, в то время как Светлана со стеклянными глазами продевала руки в куртку.
   Дочка побежала без мамы, которая еще не знала, что никогда ей больше не суждено будет догнать Свету. Пятичасовая утренняя тьма. Лужи и мокрая трава пролетали под ногами девочки.
   Ночью соседи увидели открытую дверь, стали кричать, звать: "Максим Витальевич!", но ответа не дождались, вошли и увидели только лежащего деда, охваченного явно не сном.
   Света торопилась, и это напомнило ей события, произошедшие всего-то два дня назад, когда дед безнадежно догонял надменную внучку.
   Теперь, вспоминая все это, Света испытывала только боль и стыд, и, видимо, это будет преследовать ее теперь до самой смерти.
   Когда она поднималась по ступенькам восьмиэтажки, ее пробирал озноб. Уже на седьмом этаже были слабо слышны голоса, но на восьмом, к счастью, никого не было видно. Только соседская дверь отворена, откуда и шли голоса, и на площадку, схватившись за косяк, выглядывал маленький соседский карапуз. Обменявшись с мальчиком ничего не выражающими взглядами, Света зашла в также открытую квартиру своего деда.
   Зачем она пришла сюда? почему не дождалась мамы? Она хотела извиниться, что ли... Обнять деда самой, искренне, в первый и последний раз, жалея, что не отвечала взаимностью в последние годы.
   В комнатах везде горел свет, но Света, проходя по ним или мимо них, выключала его везде, в том числе и в спальне, где лежал он. Через эту комнату Света шла ссутулившейся, словно слуга, ведь он, неподвижный и особенно в этой темноте, казался ей таким величественным, а она была во всем виновата. Но даже если смерть и не связана с этим, в чем Света сильно сомневалась, то фраза, с которой они навсегда расстались, совсем не устраивала юную любительницу мудрости. Но теперь уже все бесповоротно и навеки записано в историю и память девочки; она жалела о своих словах, но их уже не воротишь. Она понимала это, поэтому припала на колени, сложив голову на белье. Она всегда была самой хорошей и правильной; теперь же она - чуть ли не причина смерти человека. Этот момент словно разрушал всю конструкцию ее жизни, вся ее судьба и деятельность потеряла смысл или даже хуже - приобрела демонические черты. Даже самые отпетые грешники теперь не могли сравниться с ханжеской жестокостью маленькой девицы. Развратники приглашали ее на свой трон, но Света отказывалась, обливаясь слезами. Она с запоздалой нежностью накрыла своей пятерней руку деда. Она бы сделала все ради него сейчас, что бы он ни попросил. Чмокнула бы его в нос, и с удовольствием, если б на то была его воля. Но дедушка был на сей раз жесток, его лицо сердилось, оно ничего не просило, словно у Светы не было ни единого шанса смягчить наказание для себя. Поэтому девочка отчаянно искала знаки, как бы это абсурдно не выглядело. В этот момент ее сердце встрепенулось. В дальней от девочки ладони деда было зажато ожерелье. Таинственной живой активностью светилось это мертвенное состояние. Она не только не усомнилась в том, что знак был для нее, она даже усомнилась в смерти деда. Света ожидала, что он вот-вот откроет глаза, и тогда девочка скажет слово, и дед все поймет, но кроме ладони с ожерельем больше ничего в Максиме не отсылало к идее жизни. Только последний бледнеющий отсвет, эти бусы; они не были на запястье. Дед снял их в последнем стремлении передать, и, конечно же, ей. Взять их - вот единственное, что Света могла сделать напоследок.
   Для нее эти бусинки на шее будут только украшением. Она застегнула на своей шее ожерелье, которое так хорошо на ней смотрелось, что казалось, будто дед только из-за того, что очень хорошо это понимал, нашел их и носил с собой.
   Но площадка стала полниться шорохами, поэтому Света быстро упорхнула под темным плащом квартиры и подъезда. Не один глаз так и не приметил ее, и она пустилась домой по обходному пути, потому что встречаться с мамой по основной дороге она не очень хотела.
   Домашняя пустота, уют и грусть посеяли в ней слабость. Она прямо в одежде упала на расправленную кровать, но еще долго не могла сомкнуть глаз.
   Когда неведомая жестокая сила выдернула ее из невнятных фантазий, она не сразу смогла восстановить сложившуюся ситуацию. Что же произошло? Было это или только приснилось беспощадным назидательным сном? Ведь часто в Светиных снах случалось что-то плохое, а когда она просыпалась, то с облегчением обнаруживала, что несмотря ни на что, все лучше, чем могло быть. Но нет, проклятые бусы словно прицепились к ней, выбравшись из мрачного и липкого кошмара. Реальное напоминание о трагедии. Но она не могла их отринуть, ведь это последнее слово деда. Ведь финалом их взаимоотношений стал не гневный Светин отказ от невинного предложения, а эти бусы, как такое же невинное предложение, на которое Света теперь ответила "да". Поэтому она не могла их бросить.
   Теперь они даже блестели еще ярче, будто в них расцветала жизнь (жизнь Светы), ведь солнце показывало свое тело из-за горизонта, хотя было все равно еще рано.
   Судя по тишине в квартире мамы не было. Девочка встала на слабые ступни. Она словно разучилась ходить от удара судьбы. Кошмар не ушел от пробуждения, но Свете надо было привыкать к этим реалиям. Привыкать, но отнюдь не смиряться. Напротив...
   Она вышла из спальни со спокойной решительностью, осторожно закрыла дверь. Ее глаза то и дело невольно увлажнялись, и она промокала их своим платком. Света перешагнула порог и вот она на свободе.
   Философия и даже ожерелье словно указывали ей, что надо уйти. Ее жизненная позиция дала трещину, теперь она осознавала, что ей надо научиться любить.
   Она не знала насколько уходит: на несколько часов, на день или на всю жизнь. И поэтому она не взяла с собой ничего, даже денег. Но даже если она уходит навсегда, то нечего было переживать, ведь когда-то ей все равно пришлось бы это сделать.
   Сначала вокруг проплывали места, которые уже успели ей надоесть, так что казалось, что она занимается будничной прогулкой до магазина или еще куда-нибудь. Потом пошли малознакомые места ее города, но высокие побуждения заставили ее пойти дальше, туда, где она мало когда бывала, особенно пешком, а не проездом.
   Раньше усталости ее одолела только болезнь. Солнце достаточно нагревало воздух, но Света была одета довольно легко и уже к середине дня стала ощущать как першит в горле, что уж говорить про сумерки, когда изрядно похолодало и прилетел ветер. Она подумала, что явно заболеет на следующий день скитаний, и станет совсем худо. Какое уж тут хождение по миру в легком платье! Но почему это материальное должно ее заботить? Нельзя было позволить прийти отрезвлению.
   К самому концу дня назло себе, идя вдоль наименее известного ей шоссе из города, она постаралась оказаться в совершенно незнакомом для себя месте вдали ото всех населенных пунктов. Голодная, уставшая, простывшая, под тенью звезд она совершенно заблудилась, но ноги продолжали ее нести в пучину неизвестности. Часто ее сутулую фигуру, проплывающую вдоль дороги, озаряли фары, но одна машина освещала особенно долго. Вскоре она поравнялась с девушкой, вряд ли полностью осознававшей свое положение и состояние.
   Из открытого окна вылетел здоровый мужской голос:
   - Красавица, пешком на своих ножках не тяжело? Ты не под кайфом случайно?
   Для Светы слышать чужой голос было неожиданно после долгого странствия. Еще непривычней ей было говорить самой. В ее рту едва набралось достаточно слюны, чтобы распечь губы и не своим (по ее слуху) голосом пролепетать:
   - Все в порядке, езжайте.
   Только после этого она посмотрела в сторону машины и водителя. Последний был довольно миловидный, да и авто у него было приличное. Парень улыбался, не хотел уезжать:
   - Я сильно сомневаюсь, что ваших сил хватит. Садитесь - подброшу куда вам надо.
   - Почему вы думаете, что я не справлюсь?
   - Вы знаете, сколько до ближайшего города? Двадцать пять кэ-мэ. И это при том, если вы пойдете назад. А в той стороне, куда вы идете, без меня вы вообще никуда не доберетесь, - он фыркнул в усмешке. - Или вы что, боитесь меня, что ли? Думаете, я сделаю с вами что-то плохое? - он наклонил голову, заглядывая ей в глаза.
   - Уезжайте, я никуда не иду.
   - Разве так вообще бывает?.. Ну, даже если так, думаю вам надо бы переночевать перед тем как решите, что же вы хотите или хотя бы передохнуть, если сон вы тоже отвергаете.
   Света еще раз внимательно оценила белую "хонду", улыбку молодого человека, после чего ответила:
   - Нет, спасибо, я как-нибудь обойдусь.
   Она продолжила идти, но парень и не думал отъезжать. А Света молчала, искоса испугано поглядывая на собеседника.
   Сначала она думала, что воспользоваться его услугами было бы отступлением, признанием своего поражения. Но постепенно ее все больше наполняло пониманием, что он-то и есть продолжение ее пути. Ведь ее холодность и самолюбие уже погубили одного человека, поэтому она вдруг остановилась, отчего водитель также остановил машину и даже отъехал немного назад, чтобы Света могла созерцать его белые зубы.
   Она ведь хотела научиться любить людей, а не продолжать одинокий путь непонимания. Даже если он окажется обманщиком, замышляющим что-то нехорошее, то, может быть, она того и заслуживает. Она вздохнула и сказала:
   - Ну, если вам не сложно, и если вы того хотите...
   С этими словами она направилась к "хонде". Водитель довольно усмехнулся и встретил ее открытой передней дверью. Его лицо светилось молодым весельем, которого так недоставало самой Свете.
   Машина была довольно низкая, а ногам Светы позавидовал бы и циркуль, поэтому коленки девушки в салоне доходили чуть ли не до уровня ее груди. Парень, представившись Валерой, резко тронулся, и белые прямоугольники замелькали для Светы удивительно скоро. Девушка тоже представилась, но, несмотря на уют машины, беспокойство не сходило с ее лица. Это заметил Валера:
   - Мне тебя жалко. Ты выглядишь такой несчастной. Мне кажется, тебе надо развеяться. Я искренне не понимаю, что заставило такую симпатичную девушку бросить действительности такой бессмысленный вызов. Может, поделишься своей болью?
   - Я совершила ошибку.
   - Знаешь, Света, даже лучшие из людей ошибались. И не раз.
   - Это была не просто случайность. Я была слишком невосприимчива к любви. Мне надо исправляться.
   - Я смотрю, ты уже на правильном пути. На пустой холодной улице ты бы вряд ли ее нашла, - смеялся Валера, и красный язык показывался из его рта.
   "Я была слишком нервной, что ответила так деду", - думала Света.
   Валерий свернул с большого шоссе, и теперь их машина одиноко неслась по бурым рытвинам. Голова Светы почти безвольно болталась на шее от слабости, а икры все пульсировали, хотя уже слабее. Она готова была забыться сном прямо здесь, не смотря ни на какие опасности. Только стихающий гул мотора заставил ее поднять веки.
   - Не бойся. Тебе надо передохнуть немного. А потом сама решишь: продолжить странствия или образумиться все-таки. Или еще чего. В любом случае нехорошо как-то оставлять девочек-подростков ночью, совершенно беззащитными вдали от цивилизации.
   Над ней, над машиной возвышались величественные два этажа дерева, обнесенных металлическими прутьями забора.
   - Моя дача. Не стесняй себя ни в чем. Хотя мне и нравятся застенчивые девушки.
   Пока Света поднималась по ступенькам к запертой двери, Валера ставил машину в гараж. Света дважды повернула в замке ключ, который дал ей Валера. Дверь со скрипом открыла Свете темное помещенье. Прошмыгнув внутрь, Света нарочно прикрыла дверь, чтобы глаза привыкли к темноте, которая не могла скрыть великолепие дома. Но для пущего эффекта девушка щелкнула выключателем, словно заставив взойти солнце, которое пробуждает великолепные цветы-предметы ото сна. В наслаждении Света заскакала по коридору, заглядывая во все комнаты, которые встречала по дороге и включая там освещение. Она радовалась дому, будто своему, и веселье завело ее на лестницу второго этажа, где она, завидев высокую дверь, вдруг притихла эмоциями и осторожно стала подходить к комнате, которая представлялась ей почему-то именно спальней. Комната была прикрыта, что, в общем-то, довольно логично для спальни. Девушка не хотела туда заглядывать, она только проверит, заперта ли дверь. Но только Света коснулась грубой массивной деревяшки, как голос снизу заставил девушку вздрогнуть:
   - Постой, не торопись с этим. Еще успеешь. Я тебе сейчас наберу теплую ванну. А пока ты будешь там, я смогу приготовить тебе ужин. Заварю хорошего крепкого чаю.
   От этого заявления Света повеселела, у нее разыгрался аппетит, и поэтому ей захотелось побыстрее искупаться.
   Ванная оказалась буквально в десяти шагах от спальни, на втором этаже. Внутри все, конечно же, сияло волшебством, которое Света видит впервые.
   Из крана струя с водопадным напором наполняла ванну, делая воду в ней еще зеленее. Света разделась, но чувство похожее на отчужденность овладевало ей, когда она глядела сквозь набранную субстанцию на дно ванны, поэтому ожерелье с шеи она решила не снимать. Так она чувствовала себя словно в обереге, хоть и довольно загадочном. Только она подняла ножку, чтобы вступить в воду, как вдруг опасность скрипнула со стороны двери. Когда она посмотрела туда, ее самые страшные опасения подтвердились: язычок задвижки напряженно двигался, стремясь в сторону от дверного косяка. Лицо Светы исказила гримаса ужаса; она подхватила большое полотенце, прижав его к телу, а ноги в это время начали бессмысленно пятиться тех пор, пока кожу не обжог холод раковины, словно дуло пистолета, от чего спонтанное движение ее руки сбило подвешенные на крючки предметы. Но и грохот бритв с ножницами и другими приборами, и открывающаяся дверь померкли по сравнению с тем, что сама ванная комната, ее стена позади Светы, приняв жидкий вид, стала своими ручищами принимать девушку в себя, протаскивая сантиметр за сантиметром ее тело между зеркалом и раковиной до тех пор, пока и кончики пяток не скрылись в стене.
   Света была целиком внутри этой жидкости, но держать дыхание больше не могла, поэтому она вынырнула, принявшись большими глотками вбирать воздух трубочкой рта, по которой в ритм с биением сердца стекала вода с головы и волос. Она отдышалась, с опаской осматривая плитки кафеля и ванну, в которой лежит. Она слабо припоминала, что произошло, но за закрытой дверью даже вода, в которой лежала девушка, замерла в спокойствии. Единственной странностью было коричнево-красное облако, разраставшееся вокруг шеи. Как только заметила, Света встрепенулась, щупая свою шею, даже нос, а потом и все тело, но ни одного пореза у нее не нашлось. А когда она присмотрелась внимательней, то поняла, что этот странный дух исходит от ее бус, прямо из промежутков между плотно приставленных полупрозрачных камешков, да и "кровь" была похожа скорее на скопление маленьких коричневых частичек, оседающих на Светиной груди и дне ванной. "Никогда больше не буду купаться с этим ожерельем" - решила Света. Оно ее все больше пугало, и она немедленно захотела вылезти, тем более что вода была уже неприятно остывшей.
   Когда она плотно затянула оставленный для нее халат, она осторожно открыла дверь. Ее сразу обдало холодом, а на полу стояли мягкие тапочки. Причем, они были почти как те, в которых она ходила дома, которые купила ей мама. Она недостаточно хорошо обтерлась, поэтому спускаться по ступенькам ей было холодно. Она по неясным причинам в этот момент чувствовала себя чужой в этом доме, не то что совсем недавно.
   Но все тут же переменилось, ведь она увидела улыбающегося Валеру внизу, на диване. В руке у него была алая роза. Он тянул ее спускающейся Свете.
   Расцветшая девушка игриво спросила:
   - Здесь что, неподалеку круглосуточный цветочный магазин? Или вы всегда в доме цветы держите?
   - Все намного проще, - без каких-то усилий отвечал Валера, вручив девушке свежий цветок. - Я минуту назад сходил на участок, и там сорвал этот цветок.
   Валерий передвинулся на другой конец дивана, предоставляя Свете насиженное место.
   - Выращиваете у себя розы? Невероятно. Одни цветы?
   Он довольно кивнул.
   - Но зачем?
   - Дарить женщинам вокруг.
   От ответа девушка обомлела. Ей вдруг вспомнилась в этот момент цель своего скитания. Тем временем Валерий встал и затопал на кухню, которая находилась неподалеку.
   Поражаясь удачливости парня, Света спросила громко, чтобы он слышал:
   - Это видимо ваша профессия?
   - Что вы! - донеслось с кухни вперемешку с шуршанием тарелок по столу. - Это любимое занятие. Этим я, конечно же, занимался бы всю жизнь беспрерывно, но это скорее для моего духовного удовлетворения, для лета моей жизни. Свою плоть же я питаю, создавая яркие образы на экранах, плакатах, мониторах и вывесках, - Валера вернулся к Свете с двумя тарелками еды, - которые завладевают сознанием людей. Это заставляет их идти прямо ко мне в руки, после чего я могу делать с ними все, что захочу.
   Валера поставил тарелки с фасолью и бифштексами на столик подле дивана, где уже находились две чашки и плитка шоколада. Света вдруг ощутила напряженность вместе со слабостью, ей совсем не хотелось есть. Да и боль все больше чувствовалась в горле от ночных скитаний. Когда он подвинул одну тарелку к Свете, она только сморщила нос, что очень удивило Валеру:
   - Неужто выглядит неаппетитно?! Ну конечно, какой уж из меня повар!
   - Нет, Валера, по виду очень вкусно, просто я есть не хочу.
   - Да? Странно, сколько ж вы бродили без еды? Ну а что хотите?
   - ...Спать, наверное, - ответила Света.
   - Ну подожди, подожди, - заторопился Валера, будто гостья собралась уходить, - ну шоколад хотя бы с чаем-то!
   - ...Ну хорошо, - согласилась Света, хотя ей и этого совсем не хотелось.
   Под напряженный взгляд Валеры, Света отломила себе большой кусок шоколада под косым углом и сразу же взяла другой рукой чашку чая.
   - Какой шоколад странный, горький, - сказала Света, продегустировав. - Это шоколад вообще?
   - Как раз самый настоящий. Странно, что ты никогда не ела горький шоколад. Молочный, наверное, у мамы-то ела все время. Настоящего не пробовала.
   Света качала головой, откусывая еще небольшой кусочек.
   - Мне казалось, что шоколад по идее должен быть сладким, - удивлялась она. - Разве горькое вообще может быть вкусным?
   Валера фыркнул, после чего сказал:
   - Ты просто ешь больше!
   - Интересно ты рассуждаешь! - пошла в атаку Света. - Ты предлагаешь мне просто привыкнуть к невкусному!
   - Нет, дело просто в том, что... м-м-м, если мальчик с первого взгляда тебе не понравился, это не значит, что ты никогда за него замуж не выйдешь. Я бы даже сказал, что наоборот, первый опыт, этот первый блин, всегда стоит выкидывать и не засчитывать его.
   Света со страхом вникала в его рассуждения; ее рука поднесла чашку с чаем ко рту, чтобы запить горькую разжеванную субстанцию.
   - Чай тоже какой-то необычный, - сказала она, с болью сглотнув.
   Света смотрела на улыбку Валеры, которая казалась ей издевательской. Однако вскоре ее настроение пошло в плюс, мысли о сне теперь не маячили перед носом. Они стали дружески и с удовольствием болтать. Света рассказала Валере о том, каким образом ее занесло на заброшенное шоссе. Причем она заметила, что ее депрессия по поводу смерти дедушки почти полностью прошла. Теперь ей было хорошо, она даже с удовольствием опустошила упаковку шоколада и попросила еще чаю.
   Шел уже четвертый час утра, а сознание Светы все хотело, чтобы праздник продолжался, она хотела просуществовать в этом моменте как можно дольше, но в то же время, как любительница мудрости, она понимала, что основы нового уже заложены в это мгновенье, в этом веселье, в его ядре. Да и Валера начал намекать смеющейся девушке, что час поздний. Он встал с дивана и торжественно протянул Свете руку. Она доверила ему свою ладонь, и он повел ее. По пути Света прихватила подаренную ей розу, которая за несколько часов не только не увяла, но и наоборот, словно стала еще алее.
  
   Они перешагивали с одной ступеньки на другую, становясь все выше, в то время как их ладони сжимали изумрудный стебель. Света толкнула дверь: лунный свет мягко ложился на стены и пол спальни. Она прошла внутрь и обнаружила ухоженную застеленную кровать. В ней она почему-то видела нечто большее, чем место для отдыха.
   Она легла в кровать, которая после каторжного дня показалась ей облаком. Белье даже в темноте виделось блестяще серебристым со сливовым отливом, так и хотелось снова и снова проводить ладонью по его теплому льду. Она накрылась одеялом и, пока она на всю длину вытягивала свои длинные ноги, их обдавало удовольствием таким, что у девушки от счастья заплавало сознание, в глазах потемнело, а сердце сжалось кулаком. Ее тело очень чувствительно реагировало на долгожданную мягкость кровати, что ее даже пугало. Но когда она замерла в позе, по ее телу прошлась спокойная волна нежности. "Валера все правильно сделал" - думала Света. Она благодарила его за все.
   Бусы все еще смыкались вокруг ее шеи, но Света о них больше не думала.
   В полузабытьи девушка перебирала в голове множество идей и вопросов, серьезных и глупых. Последней разборчивой мыслью было удивление, почему умирают именно с болью, а не с наслаждением?
  
   33.
   Светлана проснулась с осознанием, что ей хорошо. Когда она проглатывала слюну, горло больше не обжигало болью.
   Пружины кровати скрипнули, когда она встала на ноги, а когда Света потянулась руками вверх, хрустнули ее косточки. Любое ее движение улавливалось чуткими локаторами тишины. Фоновым звуком было тиканье часов на тумбочке, показывающих всего лишь девятый час утра. В этой тишине она, уже одетая, тихонько встала напротив двери. Небытийное молчание сводило ее с ума, и она осторожно приложила ухо к двери.
   "Где сейчас Валера?" - терзал ее вопрос.
   За дверью только слабое скрежетание разбавляло тишину. Оно-то и показалось Свете зловещим, и она, преодолевая страх, тут же захотела разгадать тайну. Она открыла дверь так осторожно, что воздух не наполнился ни единым скрипом, а потом так же бесшумно проложила путь мягкими тапочками к двери ванной, по дороге по мере возможности просматривая черными от зрачков глазами первый этаж. В ванной шумела только вода, капавшая из крана. Не успела Светлана повернуть ручку, как тут ей в голову ударил вчерашний кошмар, казавшийся одним из ужасных проявлений странного скрипа. Рука сама отдернулась от голубого клапана, а ноги вынесли Свету из ванной. "Что это за опасность?" - мучил девушку вопрос, и она, оглядываясь, заскрипела деревянными ступеньками. Но первый этаж также пустовал, даже диван был аккуратно застелен. "Не попала ли я в плен?" - витали в голове у нее странные подозрения. Туфли, как и все остальное в доме, терпеливо дожидались Светы.
   Ряды ухоженных цветочных грядок в стороне от крыльца зазывали к себе, но она, не обольщаясь, заспешила к тому месту, где вчера была калитка. Все ближе подступая к зарешеченной свободе, она начинала замечать, что опасность является, видимо, не более чем миражом, преследующим ее, но не в силах схватить. На калитке стояло массивное устройство, пробитое насквозь замочной скважиной. Сначала это ее испугало, но потом металлический забор в нужном месте отогнулся, и Света словно убрала с глаз темные и неудобные очки, открыв доступ к живительной силе удивительной зеленой страны за пределами Валериной дачи. В миг эта сила нашла выход, пролетая ветерком сквозь ноги Светланы. Кровообращение наладилось, бесконечное вылилось в конечное. Еще вчера эту бесконечность под сенью ночи было не разглядеть, а сейчас же можно было только дивиться открытому горизонту, на котором, возможно почти никогда не появлялись люди со своими машинами, чтобы осквернять идиллию, мешать целым поколениям маленьких существ купаться в зелени. На таких просторах не знающие страха перед человеком птицы могли затеряться в густом богатстве крон, а свежее утро щедро раздавало чувство воли всему живому, что сможет окинуть взором нежного, как мечта, цвета луга; даже Свете, которая ясно осознавала, что край свободы для нее открыт, что это не какая-нибудь ловушка, а самый настоящий рай, лоно любви. Тогда ей стало не хватать того, кто познакомил ее с этим сокровищем. Но где Валерий мог быть? Света не была еще в том прекрасном саду, в сердце красоты, где он сейчас мог набирать цветы или дожидаться ее. И действительно, завернув за угол дома, она увидела, как двигается полосатая рубашка в окружении тюльпанов.
   - Привет. Как утро? А почему так рано поднялась? - говорил он, взрыхляя землю палочкой между двух стебельков.
   Света, повеселевшая, приняла душ, и пока они поели, прибрались, наступил уже полдень. Солнечный свет заливал помещение со всех сторон, из всех многочисленных окон. Света лежала на диване и наслаждалась еще одним днем, стараясь раствориться в настоящем. Только увидев Валерия, спускающегося со второго этажа, она вспомнила о прошлом. В его руке были бусы.
   - Ты, кажется, забыла это надеть после душа.
   - Со мной часто такое бывает.
   - Знаешь, а они мне нравятся, - сказал он, поскрипывая деревянным полом.
   - Можешь себе их забрать в таком случае, - улыбалась Света, потягиваясь.
   Брови Валеры от этих слов вдруг полезли на лоб. Уставившись сверкающими глазами на Свету, он набросил ожерелье на запястье и скрутил их два раза для того, чтобы держались.
   - Спасибо, коли так, - сказал Валера.
   Ее все это удивило не меньше, ведь Валерий воспринял предложение Светланы явно не как шутку. Но эта странность не казалась исключением. Можно было вспомнить, как покойный дед точно таким же способом, на той же руке зачем-то носил эти бусы. Это таинственное совпадение заставила Свету спросить:
   - Тебе они и вправду так нравятся?
   - Да, они симпатичные, - не замечая ничего странного ни в своей приязни к бусам, ни в ее вопросе, ответил он.
   - А что тебе в них нравится?
   - Ну, трудно сказать, ты заставляешь меня думать...
   Света скинула ноги на пол, предлагая ему не торопиться с ответом, и Валерий сел на край дивана.
   - Они... красивые... Ну, да, они красивые, - подтвердил Валерий, метнув взгляд к Свете, но потом опять задумался. - Меня здесь окружает красота, ты ведь сама видела, но эти бусы кажутся словно идеальными. Может быть из-за своих размеров, может быть, из-за мутности камней. Они тебя гипнотизируют, заставляют всматриваться внутрь. Эти неровные камни кажутся пришедшими из другого мира. Ты понимаешь?
   - Да! - ответила она лишь от того что, почувствовала родную волну.
   - А ты что, хотела их себе оставить?
   - Нет, нет! Носи сколько хочешь.
   Он посмотрел на нее без слов, сказав потом:
   - Хотя, знаешь, тебе и не придется с ними расставаться, даже если я буду их с собой носить. Если ты, конечно, не против.
   Света удивленно посмотрела на него, размышляя о том, что же он хотел сказать.
   - Знаешь, даже двадцати четырех часов не прошло, как я к тебе привык. Здесь я предавался невообразимой тоске, а тут пришла ты. На той дороге даже не ты чувствовала себя больше брошенной, а я. Ты можешь уйти, конечно, и отправиться домой; по сути ведь это я тебя уговорил переночевать. Но я буду скучать по тебе, хотя и вспоминать эти пятнадцать часов как необыкновенные.
   Он смотрел на нее, надеясь услышать ответ. Ее выгнувшиеся уголками вниз губы заставляли его нервничать.
  
   Она сказала:
   - Путь домой для меня закрыт.
   Валерий глубоко вздохнул, а потом участливо поинтересовался:
   - Ты поссорилась с родителями?
   - Нет. Я сама во всем виновата. Я не достойна того, чтобы вернуться. Кто же я тогда, если бросаю планы и замыслы? Я не смогу жить чувством, что не сделала все ради своей цели.
   - Ты все еще хочешь найти любовь?
   - Наверное. Я сама точно не знаю. Но я знаю, что так относиться к людям, как я относилась раньше, я не могу. Нельзя так. Человек должен научиться любить.
   - Ну если так, милая, то можешь оставаться у меня сколько захочешь. Мне кажется, даже здесь ты, если будешь внимательно искать, найдешь ее обязательно. Я буду тебя содержать, а ты можешь делать, что тебе нравится.
   - Ты пойдешь на такое?
   - На моем месте, думаю, так поступил бы каждый, - поспешил он обрадовать ее. - Достаточно взгляда на такую милую добродетельную женщину как ты... Ну так что?
   Света улыбнулась, закусив нижнюю губу. Кровь от ее спины поднялась к шее и залила обе щеки. Она положила ладонь на бусы, намотанные на Валерино запястье. В ответ он, словно обожженный прикосновением, от которого у него загорелись глаза и вспыхнула улыбка, вспорхнул с дивана и, пошарившись в шкафу за спиной девушки, протянул в ее сторону в открытой ладони ключ.
   - Только у меня одно требование, - сказала Света.
   Она сказала, что хочет убираться у него в доме. Нет, она не любила бытовые заботы, но ее тянула к этому благодарность Валере, а также то, что неторопливые однотипные движения и действия отлично подойдут для обдумывания философских проблем. К тому же она, в общем-то, любит создавать предметную гармонию вокруг себя.
   Света ждала, что загадка, которая ее мучила, вскоре должна проясниться. И казалось, что это не могло произойти больше ни в каком другом месте. И, конечно, же, после того, как ее накроет понимание, к ней подкрадется и прощение. По крайней мере, ей так казалось.
  
   На практике же это смелое стремление девушки проявлялось в наслаждении волнами счастья, которые проникали в дом, щекоча ее ноги, разбиваясь бурунами о массив дивана, белесой ванны и ее кровати на втором этаже. Они созревали на лепестках цветов, в их пыльце, а потом сладостными цунами превращали деревянную постройку в невесомый дом любви, в котором зарождалось согласие, диктовавшее свои законы весь день. Причем счастье созревало не только на Валерином участке, но и в неиссякаемой дали зеленой свободы, о которой словно знала лишь внимательная душа девушки. Она не уставала открывать калитку и глядеть как каждый раз, сколько бы она ни подходила к границе Валериной дачи, перед ней рассыпалось сочное месторождение красоты и совершенства, попискивая безобидными еле заметными тварями. Снова и снова прилетала бесстрашная зарянка и, взобравшись на верхушку дерева, принималась петь гимн свободе. И Света была ей рада каждый раз, поражаясь ее верности этим полям, но покинуть участок Валерия не решалась.
   А сам он был только рад, что Света все еще у него и ей здесь нравится. Вот он захлопотал, когда Свете захотелось есть. А сама девушка в этот момент нарвала пионов, георгинов и лилейников под цвета своего легкого летнего платья. Сея коктейль запахов, она весело забежала в дачный дом и неожиданно для Валерия прыгнула прямо на кухонный стол, словно на кресло.
   - А если бы ты приземлилась прямо на огурцы? - резко повернувшись, произнес Валера. - А если бы я резал их прямо на столе?
   Света только беззаботно улыбалась. А он, нарезая на доске огурцы широким ножом рядом с ладонью девушки, говорил:
   - Почему бы тебе чем-нибудь не заняться?
   - Говори что надо. Давай порежу что-нибудь, - она озабоченно смотрела на труд Валерия.
   - Я имею в виду, - говорил Валерий, не отрывая глаз от своего занятия, - что тебе нравится. Обстановка располагает к чему угодно.
   На лицо Светы от этих слов спустилась тень. Еще день здесь, и она действительно не знала бы больше, что ей здесь хочется делать. Вот бы Канта сюда, думала Света. У Валеры и библиотеки-то в этом доме нет. К ней вернулась потребность читать философию, но ничего такого поблизости не было. Если не читать, то хотя бы пописать что-нибудь ей здесь было необходимо. И в этот момент, когда хруст огурца стал разноситься чуть ли не под пальцами девушки, Валерий ей предложил:
   - Напиши какой-нибудь рассказ. Напиши что-нибудь!
   Света аж ахнула от такого предложения:
   - Да, спасибо, я и вправду хотела этим заняться. Ты такой милый, что даешь мне все возможности для того, чтобы творить без забот...
   Валерий уже не нарезал овощи, а просто внимательно слушал девушку, стоя напротив нее с опущенным ножом.
   - Но только, - продолжила Света, - мне для этого надо то, в чем писать и то, чем это делать.
   Она улыбалась, а Валерий тут же положил нож на стол и через несколько секунд уже нес Свете большой, остро наточенный несколькими ловкими движениями карандаш и свеженькую искрящуюся на свету тетрадь. Внутри девушки пробудилось нечто вроде инстинкта при виде этих готовых к использованию и изнемогающих в бездействии инструментов. Покалывание в животе и желание пустить слезы ощутила она, предвкушая то, как она будет их использовать. Она захотела в этот момент обнять Валерия, стоящего напротив нее с выражением лица настоящего слуги.
   "Раньше я почти что только читала об этом, - думала она. - Теперь же я сама буду этим заниматься".
   Первые строчки она написала тут же, когда они раздвинули диван, от чего тот увеличился в два раза. Эти строчки были про эвфемизмы. Она их сравнивала с кантовскими феноменами. Эти мысли она все еще сильно хотела развернуть в довольно большой трактат.
   Ее мысли были далеко, где-то в трансцендентном мире, когда она лежала на диване с карандашом в зубах, а тетрадь валялась сбоку от ее головы. Валерий полулежа разместился на другой части раздвинутого дивана. Его слух чутко следил за шипением овощей в сковородке, нос все сильнее улавливал приятный запах амальгамы приправ, а глаза его с интересом наблюдали Свету, которая, получив что хотела, теперь унеслась куда-то далеко. Или высоко. Пытаясь разгадать загадку, Валерий спросил:
   - Это твое увлечение?
   Света словно вернулась в наш мир, впрочем, тоже прекрасный, и поглядела на молодого человека, который спрашивал:
   - Ты увлекаешься сочинительством?
   Света вытолкнула языком карандаш из зубов.
   - Я увлечена философией, - ответила она прямо. - Она пронизывает меня насквозь.
   - Да, я заметил... А знаешь что? Два раза в неделю, во вторник и четверг, я посещаю город... Там я хожу на лекции по философии.
   - Неужели ты тоже увлекаешься?
   - Ну... мне интересно, - сказал он с раскрасневшимся лицом и полуулыбкой. Это сразу вызвало подозрение у Светы, и она спросила:
   - И чему ты научился?
   - Мало чему.
   - Не может быть! Неужели лектор плохой?
   - Нет, нет. Лектор хороший. Точнее - лекторша. Но...
   - Ну, что-то ведь ты должен был запомнить! - возмущалась она, поднявшись на локтях. - Скажи хоть что-нибудь. Что тебе запомнилось.
   - Ну... - призадумался он, то ли для вида, то ли по-настоящему. - Я хорошо запомнил интересную мысль, что все процессы мира во всем их разнообразии, во всем разнообразии оценок, которые к ним прилагают, выстроены по одной схеме или одной группе схем. Оценки делаем мы: мы их разводим по разным сторонам, в том числе и добра со злом. На самом деле все едино. Это доказывается тем, что мы можем проводить аналогии с любыми сферами. При этом интересно наблюдать, как эмоциональная аналогия тут же, бывает, окрашивает в свои цвета ни в чем неповинную схему, обычный инструмент бытия.
   Когда Валерий отвел взгляд от окна и вновь посмотрел на Свету, он увидел ее с приоткрытым ртом и глазам, лазящими взглядом по комнате (а на самом деле по идеям) в поиске разгадки. При этом она выглядела очень довольной.
   - Мне нужно съездить туда с тобой, - сказала она. - Завтра четверг. Ты ведь возьмешь меня с собой?
   - Почему нет?!
   - ...Ну а больше ты ничего не вынес с этих лекций?
   - Нет. Помню слабо. Конечно, она вбрасывала слова вроде "диссеминации" и прочий вздор, но для меня это все очень непонятно и про них я могу сказать только их названия.
   - Странно, - усмехнулась она, - но ты ходишь при этом на лекции.
   Она провокационно помолчала, ожидая ответа, но потом, не желая мучить парня, сказала сама:
   - Да ты, наверное, не ради философии туда ходишь, а ради философши, - и захихикала, прижав ладонь к губам.
  
   Следующий день осветился, словно праздником в празднике, поездкой в город. Валерий выглядел еще солидней, чем выглядел до этого; Света тоже была очень ухожена, вымыта, и чтобы быть похожей на типичную молодую светскую леди, ей не хватало только маленькой красивой сумочки. Вместо нее Света под мышкой носила подаренную ей тетрадь. Даже в машине она, также как вчера и сегодня утром и днем, была занята сочинительством. Кроме идей для содержания, она также крутила в голове несколько вариантов для заглавия. Впрочем, она хотела только одно из них, думая о котором, улыбалась, внешне без причины. Через затемненное окно она могла наблюдать места, которые мерила собственными девичьими туфельками. Судьба ее привела назад, в город, встретивший их блестящими заходящим желтым солнцем окнами. Машина их остановилась в окружении обычных городских многоэтажек.
   - Где же тут могут лекции читать?! - усмехнулась Света.
   Валера в ответ только хитро посмотрел на девушку, расстегивая ремень.
   - Идем, - сказал он.
   Они зашли в подъезд наподобие того, где жил дед, да и сама девушка с матерью.
   - Мы к ней домой что ли пришли? - дивилась Света, заворачивая на новые ступеньки. - А как ее зовут?
   - Сюда, - щелкнул пальцами Валерий, открывая ничем не примечательную дверь первого этажа.
   Света развернулась и быстрыми шагами пристроилась за спиной у Валерия, как лебеденок за своей мамой. Помещение ослепило Свету своими размерами и своей открытостью. Это была одна огромная комната, напоминавшая концертный зал: на стульях сидели мужчины и женщины, старые, среднего возраста и молодые, серьезные и даже шутливые. Разговоры притихли, и они все мигом уставились на Свету. Бедная девушка смутилась, но ее вовремя подхватил за руку Валерий и отвел подальше на "камчатку". Внимание к ней после этого немного притихло.
   Перед собой Света видела семь строчек стульев, полузаполненных заинтересованными летом философией, хотя и не всегда, людьми. Многие как загипнотизированные смотрели вперед на кафедру и доску на стене, какой-то маленький улыбчивый дедушка оглядывался на Свету, некоторые переговаривались, спрашивая друг у друга: "А где Полина Александровна?", на что получали чаще всего ответ, что она уже пришла, скоро выйдет из комнаты.
   И действительно, не успела девушка привыкнуть к помещению, как открылась еле заметная дверь, из которой вышла она, изумительно выглядящая женщина по виду за тридцать лет, то есть старше Валерия года на четыре. (Позже Валерий признался, что на самом деле она его старше аж на семь лет.) Она уверенно - опытно, а не жеманно, - подошла к кафедре и остановилась справа от нее.
   Полина свободно говорила с аудиторией на отвлеченные от предмета темы, вскоре перейдя к философии. Она все время смотрела в густоту публики, просматривая каждого человека и, конечно же, она со своего возвышенного места видела и Свету, которая в отдаленности ото всех сидела рядом с Валерием. Света настолько увлеклась лекцией и глазами Полины, что с трудом отводила взгляд на то, чтобы записать что-то в листочек, вырванный из середины тетради. Но это не помешало ей исчеркать его со всех сторон, не оставив на нем ни одной клеточки, не испачканной пастой.
   - У, как ты увлеклась, - прокомментировал Валерий уже после лекции, поднимая двумя пальцами конспект Светы.
   А она почти что виновато молчала, словно это был какой-то стихийный порыв.
   Все слушатели сразу же бросились к лекторше и обступили ее так, что Свете, как она ни старалась, не удалось напоследок взглянуть на ее лицо. Валерий отвел девушку к машине.
   - Почему занятия такие короткие, Валера?
   - Мы сидели там два часа, - ответил он, садясь за руль, что немного удивило Свету.
   - А для меня это было как вспышка молнии, - сказала она.
   За всю дорогу они больше о лекции не говорили, но зато Света весь путь думала о произошедшем, дыша глубоко, словно после кросса. Она пересматривала конспект, места, выделенные галочками, пространные записи на полях. Очень многое относилось к теме ее книги. И это только за первую лекцию!
   Придя домой (у нее был ключ: дом был и ее тоже), она сразу же грустно подумала том, что до следующего занятия придется ждать целых четыре дня. Да ей бы до следующего рассвета хотя бы дотерпеть! От этой мысли ее голова почти шла кругом.
   Оставшийся день у нее прошел в странном ощущении беспомощной усталости. В ночь после этого она даже зарыдала. Аппетит ее улетучился, а от писания теперь ее все время что-то отвлекало, несмотря на то, что логически произведение подходило к концу. К Валерию интерес и вовсе пропал, хотя она старалась этого не показывать.
   По ночам она часто вспоминала Полину, но боялась и стыдилась порефлексировать об этом.
   Во вторник по дороге туда, она ничего не писала от волнения. Так же она волновалась во время лекции, фиксируя каждый звук, что произносила Полина Александровна, подчеркивая слова, на которые та делала ударение. От того, что она снова здесь, слышит эти волшебные слова мудрости, она чуть ли не стонала, стиснув спинку стула впереди, что сильно удивляло Валерия, который поражался увлеченностью девушки предметом.
   Чувствуя, что лекция подходит к концу, Света умоляюще схватила Валерия за рукав:
   - Познакомь меня с ней!
   - Конечно, Свет. Я так и хотел сделать.
   Среди расходящейся и подходящей к ней толпы, Полина сразу разглядела Валерия, словно зная, что он хочет с ней поговорить. Она отошла с ним к окну. Света старалась не отставать от стремительных передвижений друга. Когда Валерий представлял их друг другу, у Светы сосало под ложечкой, то ли то волнения, то ли от предвкушения, то ли от чего еще, то ли от всего вместе.
   - Добро пожаловать на наши лекции, - сказала Полина и протянула девушке руку. - В прошлый раз вы сразу убежали, будто шпионы какие-то.
   Света схватила горячую ладонь Полины, от чего стала еще более бледной и нездоровой на вид. Взгляды женщин пересеклись; Света увидела утвердившуюся в глазах Полины серьезность.
   - Скажи, Света, тебе нравятся лекции Полины Александровны? - спросил Валерий, желая порадовать Полину увлеченностью своей подруги.
   - Меня вот что удивляет, - с тихой растерянной улыбкой на лице сказала Света, - почему о таком хорошем кружке никто ничего не знает. Я не видела никаких объявлений, реклам, хотя Валерий, как специалист привлечения людей, мог бы хорошо это все организовать. Даже на двери нет надписи. Мне бы очень хотелось хотя бы как-то поучаствовать в продвижении такого замечательного места встречи философов и увлеченных.
   Полина почему-то раскраснелась, а потом разъяснила в сторону:
   - Светлана, пойми, зачем это нам? Мы никого не хотим заставлять, призывать. Пропагандировать - это не наше занятие и желание. Кому надо, тот сам найдет. Мы не можем ведь звать всех подряд, людей с улицы. Они не поймут нас, будут только разлагать наше дружное общество.
   - Представь, - дружелюбно обратился Валерий к своей сожительнице, - она у меня еще философию преподавала в университете.
   Глаза Светы вмиг распухли, после чего она приложила пальцы руки к нижней губе и тихо сказала:
   - Не может быть.
   - Почему это не может? - удивился Валерий. - Полина Александровна вела у нашей группы семинары по философии.
   Света смотрела на Полину, но та ничего не отрицала, только часто поднимала на Валерия глаза.
   - Ты мне не говорил этого! - сказала тогда Света.
   - Да ты и не спрашивала. Мы вообще с тобой о Полине не разговаривали.
   Девушка не стала продолжать спор, и, когда наступила пауза, спросила Полину:
   - Валерий, вероятно, был особенный ученик у вас?
   - Да, он отличался от остальных, - мечтательно возвратилась Полина в прошлое. - Получал двойки и незачеты, но при этом посещал все занятия. Наблюдал за нашими горячими дискуссиями за последней партой вдали ото всех.
   - Ну, Свет, если хочешь, я тебе сам потом расскажу о золотых университетских годах, - сказал Валерий, вызвав на лице Светы помрачнение. - Подожди меня, детка, в машине, я скоро подойду.
   Света обреченным взглядом стала искать помощи у Полины, но все же начала отходить. Лекторша, видимо смиряясь с необходимостью, сказала чуть погромче, чем раньше ретирующейся Свете:
   - Приходите еще как-нибудь. Поговорим с вами.
   Света кивнула, натянув на секунду улыбку. Уже хотела обратиться к двери, как Полина спросила ее:
   - Вы какой философией увлекаетесь-то?
   Света долго ничего не отвечала.
   - Увлекаюсь, - только сказала она, не совсем понимая ситуацию, и окончательно развернулась.
   Уже у самой двери она еще раз обернулась к окну. Они опирались на подоконник и что-то обсуждали. В это время толпа философов все больше дезинтегрировалась, покидая стулья, забирая вещи, прекращая обсуждения. При этом Валерий держал пальцы Полины в своей ладони.
  
   Свете невыносимо было ждать Валерия в салоне, где даже с открытыми окнами было слишком душно. Она вышла на свежий воздух, но тут вдруг увидела его выходящего из подъезда. "А начинали-то они разговор очень обстоятельно" - подумалось Свете. Она залезла в машину и даже несколько повеселела. По дороге домой ей даже пришло несколько мыслей о том, как закончить свой "трактат".
   Но когда Света покинула машину и отправилась к дому, Валерий ее неожиданно окликнул с водительского сидения:
   - Ну, девочка моя, давай, надеюсь, сегодня еще увидимся. Не скучай, - он нажал на газ. - Я скоро.
   С этими словами он решительно отчалил от дома и еще долго не приезжал, оставив Свете в распоряжении его шикарную, но пустую дачу.
   На заходящем солнце она прогуливалась между цветами. Ходила между грядками и проводила руками по бутонам. Шмели взлетали с них и уносились прочь. Когда ее руки почувствовали прекрасные розы, она остановилась, чтобы подольше пощупать их лепестки. Но делала она это слишком небрежно, и лепестки осыпались. А потом она и вовсе схватила ладонью стебли двух находящихся поблизости роз и так их сжала, что между пальцев тут же показалось красное. Корни затрещали, залопались и, в конечном счете, показались над грядкой, оборванные и развороченные. По белой руке, а потом и по стеблю телка красная капля, и Свете казалось, что это кровь не ее, что она струилась от цветов.
   Ничто не держало Свету в тот день больше на ногах. Никакой надежды не было. Легла она довольно рано, так и не дождавшись Валерия, а проснулась на следующий день поздно, так и не обнаружив его. Девушка вновь легла в постель и стала думать о том, где же он мог переночевать, раз не здесь. Все эти мысли мутили ее настроение и даже желание оканчивать философский трактат. Она не была вдохновлена ничем.
   Правда, ей приходила мысль, что он мог явиться после того, как она уснула, а потом рано утром куда-нибудь вновь уехать. Приехавший днем Валерий именно так и утверждал. Еще он сказал, что вечером был у Полины в гостях, а утром ездил за продуктами в город.
   На заднем сидении и правда лежали три пакета продуктов.
   После этого Света более или менее успокоилась, и старалась больше не думать обо всем этом. Она сосредоточилась на "трактате". Правда, теперь ее покой был похищен. Даже Валерий не мог ничего со Светой сделать. Ничто ее не занимало. Она глядела по сторонам, на безукоризненно убранные комнаты, не загрязняющиеся даже без уборки Светы, окна со всех сторон во всю глубину показывали цветочные грядки, красота которых не вызывала сомнений. Она смотрела за ворота, где также кипела неизвестная и красивая жизнь диких трав и зверей, принимавшихся петь воле осанну каждый раз, как девушка отворяла калитку. Ее все чаще навещало чувство, что она в темнице, которая выражалась в какой-то тоске, витавшей в области ног. Конечно, она очень ругала себя, когда это чувство оформлялась в мысли, и она принималась убеждать себя, что Валерий и его обитель всегда будут получать благодарность от нее. Но она все чаще вспоминала Полину, ее слова, которые много значили для девушки. Она из настоящего смотрела только в будущее. Когда днем она засыпала на минутку, то в коротком сновидении она радовалась, что вновь на лекции Полины и ей удастся с ней поговорить, как та и обещала. Просыпаясь, она испытывала только тоску, однако, понимая, что следующая встреча будет уже завтра, хоть и вечером. По этой причине она стремилась уничтожить сегодня ради завтра. Она легла спать рано, утонув в своих запутанных мыслях, из которых ее очень неожиданно вывел Валерий. Он стоял над Светланой и тряс ее плечо, накинутое одеялом. Причем тряс очень грубо.
   Открыв глаза, девушка увидела грозное лицо друга, освещаемое чрезоконным голубым утром.
   - Подъем, - говорил он твердым шепотом. - Шаги слышишь? Возьми все, что тебя выдает, и спрячься где-нибудь.
   Только девушка в недоумении мигнула глазами, как Валерия уже не стало, словно он вообще причудился ей утренним сном. Но Свете не хотелось проверять: она подчинилась голосу, еще витавшему в стенах комнаты. Она сбросила одеяло и тут отчетливо услышала голоса и скрипы, доносившиеся явно с ее второго этажа. Паника приковала ее на месте, а это еще больше внушило ей безнадежность. Правда в следующий момент она уже обнаружила себя с собственной одеждой под мышкой, испуганно оглядывающейся. Тут она, наконец, сосредоточилась на большом шкафу. Два шага и она в укрытии. Пора было прятаться, так как шаги и голоса бесспорно уже приближались к спальне, но Света решила в последний раз оглядеть комнату на предмет присутствия себя. Привлекала внимание расправленная постель, а особенно подушка. Света с ужасом разглядела длинные светлые полосы на ее дымчатой поверхности. Она тут же безрассудно кинулась когтями сгребать их в пригоршню, но у нее получалось только ногтями впиваться в кожу собственной ладони. И тут в ее разгоряченную голову пришла здравая мысль, и, перед тем как закрыть за собой дверцу, она перевернула подушку и скорым размашистым движением кинула покрывало на постель.
   Раскрылась дверь, голоса раздавались прямо рядом со Светой, отчего ей со страхом казалось, что голос немолодой женщины говорил с ней. "Сейчас она заметит что-то неладное и тут же догадается открыть шкаф, - думала Света. - А быть может, ничего не заметит, но что ей помешает просто открыть шкаф и увидеть меня, полуголую в шкафу у Валерия. Какой ужас! Что она подумает-то! Какой позор...". Света волновалась, что Валерий сам начнет чересчур отводить подозрение от шкафа, что вызовет подозрение у этой женщины. Но кто она? Судя по голосу, а также по их с Валерием разговорам, она была его матерью. Неожиданно дрожащая боязнь Светы прервалась ступором ужаса, потому что мама спросила:
   - ...Ой, а что это за белый носочек?
   Вся надежда была только на Валерия. Но его голос пока не дрожал:
   - Ну мам, прекрати пожалуйста...
   - В смысле, Валера?
   - Прекрати, говорю, забывать...
   - О чем это я забыла?
   - О том, что ты и так должна знать! Ты мне этот носочек вместе с другим точно таким же дарила три года назад на праздник. Я к нему долго не прикасался как к подарку, но недавно мне они вдруг пригодились.
   - Ну извини, сын. Все уже, склероз начинается...
   - Да хватит те6е! Ты же папы на сколько младше, а у него еще мозги на месте, ни одного правила дорожного движения не забывает, не путается, машину держит - еще двадцать лет так же продержит! Где он, кстати, сейчас ходит?
   - Сумки наши выгружает из машины... Да, сын... - вспомнила она, и голос вдруг настроился на шкаф, - ...а в шкафу наши штучки-игрушки еще стоят?
   Звуки шли, словно поток радиоактивных частиц, от которых Свету защищал только слой дерева.
   Слышно было, что Валерий вдруг почему-то растерялся. Он даже усмехнулся, но потом сказал:
   - Нет, мам. Они на первом этаже... Мам, ты еще не видела моих чудесных роз!
   - Ну как не видела! - возмущенно произнес голос. - Месяца еще не прошло, как ты мне привозил корзинку собственного плетения с розами. Записочку оставил "Люблю тебя, Жанна Петровна - твой Валера", помнишь? и убежал обратно на свою дачу, проказник!
   - Да-да! Ну, тюльпанчики-то! Посмотри из окна, а лучше пошли к моим грядкам...
   - Валер, я устала...
   - Мама! - настаивал голос Валерия, приближаясь к выходу.
   Голоса стали удаляться. Видимо, Валерий выталкивал свою мать из спальни. Света выдохнула и только сейчас услышала гулкое биение сердца в ушах, в которых еще звенели звуки странных речей. Как только все затихло, Света обратила свой фокус со своих переживаний на внутренность шкафа. Прошло время пока ее зрение приспособилось к тьме. Ей было до противного холодно. В этом было что-то унизительное. Она только немножко приоткрыла дверцу, чтобы свет попадал в шкаф, и стала медленно и бесшумно натягивать на себя одежду, ставшую мокрой и помятой в объятиях девушки. В этой тишине она чувствовала комок в горле, а под языком скопилась слюна.
   Белого носка Света не обнаружила и прошлась опять по холодному полу до кровати, под которой прятались тапочки. Из комнаты она выкралась осторожно, не дожидаясь приказа Валеры. В доме было тихо, ничто не подавало признаков жизни, зато досюда доносились голоса Валеры и его матери, прогуливающихся, видимо, между грядками. Света быстро, еле скрепя ступеньками, спустилась в коридор, но не обнаружила там своих туфель. Она еле поборола свою панику, став искать их в глубине обувной полки. Ее рациональная интуиция сработала, и она, уже в туфлях, приоткрыла входную дверь и стала смотреть через образовавшуюся щелку. В этот момент она неожиданно осознала, что упустила из внимания отца Валеры, который должен был разгружать вещи из машины. Но еще одного мужского голоса не раздавалось, лишних шагов не было слышно. Тогда, не дожидаясь пока к ней придет решительность или пока паника не пришьет ее к месту, она выскочила из дверей и понеслась к воротам. По дороге она с радостью осознала, что Валера с мамой рассматривают цветы за домом.
   По дороге в неизвестность Света заметила, что дверь в гараж открыта, поэтому она сразу завернула туда. В темноте гаража тускло белела "хонда" Валерия. Девушка надеялась подождать в машине пока Валерий не найдет ее и не скажет, что ей делать дальше. Задняя дверь "хонды" тоже оказалась открыта, и девушка с чувством облегчения кинулась на упругое сиденье. Она закрыла дверь и лежала, чутко прислушиваясь к звукам. В таком страхе она пролежала минут десять, пока не наступило самое страшное. Скрипнула дверь гаража, а потом неторопливые шаги направились прямиком к машине. В окне показалось лицо Валерия, и Света почувствовала себя в защищенности. Он открыл заднюю дверь, скользнул взглядом по ногам, поднявшись до лица.
   - Умница, - сказал он негромко. - Могу только похлопать твоей проворности. Подожди меня здесь еще чуть-чуть. Вернусь и мы уедем. Обещаю.
   - А...
   - Не бойся ничего. Здесь тебе ничто не грозит.
   Он осторожно прикрыл дверь и покинул гараж. Несмотря на уверение Валеры, Света беспокоиться не прекратила, одновременно задаваясь вопросом, почему это ей надо прятаться от родителей Валеры?
   Света услышала, как за воротами хлопнул багажник. Это ее обрадовало, значит, отец Валеры выгрузил все, что надо и теперь не попадется ей с Валерой при выезде. Спустя пять минут явился сам Валерий, звеня ключами в руке. Сначала он открыл ворота гаража, а потом решительно залез в машину и завел ее. Когда машина выезжала, Света, приподняв голову, со страхом глядела в окна.
   - Что ты им сказал?
   - Сказал, что вызывают на работу. Сказал им пока отдыхать с дороги. Ты уже поняла, наверное, что это мои родители.
   - И на сколько мы уезжаем?
   - Мои родители приехали на несколько дней. Мне придется тебя где-нибудь оставить на это время.
   - Так долго? - удивилась Света.
   Валерий стал вылезать из машины, чтобы закрыть ворота, но Света сказала:
   - Валер, возьми, пожалуйста, в доме мою тетрадь.
   - О, черт, ну зачем она тебе? Не можешь жить без нее?
   - Да, не могу, - серьезно сказала она. - Я понимаю, что для тебя это ничего не значит, но для меня это все.
   Посмотрев на лежащую девушку, Валера смирился:
   - Ну хорошо, где она лежит?
   Валерий нехотя выбрался из машины, даже хлопнул дверью. Шаги все удалялись, и Света все меньше вновь чувствовала себя в безопасности. На этот раз острее, ведь машина находилась на виду, а машина родителей - черная "хонда" - стояла прямо под боком. Но Света решила расслабиться, внушая себе, что все в порядке, ведь Валера не допустит ничего такого, все под его контролем. Она опустила веки, а мягкое сиденье и жужжание заведенного двигателя усыпляли ее. Ей было приятно осознавать, что ее тянет в сон в такой ситуации. Но радость и спокойствие длились недолго. Послышались шаги. Света пыталась себя успокоить: это он, кто же еще это может быть. Нашел мою тетрадь очень быстро и возвращается. Но шаги были не похожи на Валерины. Это были шаги слишком медленные и мягкие, не его, в общем. И они все приближались. У Светы гулко билось сердце, ведь шаги были прямо рядом с машиной. Наконец, в окне показалось лицо, уставившееся прямо на Свету. Это было не лицо Валеры, и даже не похожее на него. Но это был седой человек и не было сомнений, что он его отец.
   Он открыл дверь, глядя вопросительно.
   - Здравствуйте, - сказала Света, словно в знак уважения, перейдя в сидячее положение.
   Отец продолжал недоумевая глядеть, и Света сказала:
   - Я подруга Валерия.
   - Почему вы здесь лежали? - спросил он хриплым голосом, показывая пальцем на сиденье.
   Света зарделась, осознавая свой провал, и решила сдаться окончательно, ответив честно:
   - Пряталась.
   - От кого?
   - От вас. От вас с вашей женой. Я была в доме, когда вы пришли. Валерий подумал, что вы не обрадуетесь мне, и сказал мне спрятаться.
   - Получается, он поедет не на работу, как сказал, а отвезет вас домой, - он кивал, понимая истинность своей догадки.
   - Ну, по сути, так.
   Не только отчаяние побудило ее раскаяться, но и само ее существо, которое редко прощало Свете ложь. Но сейчас в Свете вдруг проснулось какое-то новое чувство. Она глядела на утомленное лицо мужчины, еще не совсем старого, она вспоминала голос, раздававшийся за пределами шкафа, и вдруг поняла, что может попробовать все уладить.
   - Не говорите, пожалуйста, маме Валерия обо мне, - тихо и виновато проговорила Света. - Я очень прошу вас.
   Помня голос матери Валерия, Света понимала, что с ней такое бы не прошло. Но отец был словно в стороне от всего со своим апатично-аутичным видом.
   Он посмотрел в сторону дома, а потом тихо сказал:
   - Услуга за услугу тогда. Ведь так будет правильней, верно?
   - Ну да, конечно, - сказала она, а потом еще раз взглянула через лобовое стекло и решетчатый забор на дом, на дверь, которая вот-вот могла отвориться.
   - Вам придется выполнить одну мою просьбу.
   - Какую? - спросила Света.
   Отец Валерия сначала молчал, глядя в ожидающие глаза Светы, а потом склонился к ней в машину и четко проговорил:
   - Не говорите никому, что я умею говорить.
   Света побледнела, и не отошла даже когда старик уже скрылся, уйдя через гараж. Девушка позабыла о нем только когда увидела подбегающего Валерия.
   - Вот она, радуйся. - Он кинул исписанную тетрадь на заднее сиденье.
   - Спасибо.
   - Я видел, отец шел от тебя...
   - Все нормально, поехали.
   Валерий успокоился. Он закрыл гараж и вернулся в машину. Когда они уже отдалились от дачи, Света спросила:
   - А почему мне надо было прятаться от твоих родителей? Может, я с ними познакомиться хотела.
   - Не советовал бы тебе, - ответил он, не отрывая взгляда от дороги. - Мало ли что бы они подумали, когда увидели женщину у меня на даче. Конечно, они знают, что мне симпатичны все женщины в окрестности, но они не хотят, чтобы кто-то жил на моей даче. Тем более чтобы кто-то появлялся там без их ведома.
   Света откинулась на спинку и расслабилась.
   - Куда мы едем? - спросила она.
   - В город.
   - Город большой.
   - Но я думаю, нам будет по силам найти там близких тебе людей.
   - Ты хочешь отвезти меня к моей маме?
   - Ну, кстати, самый лучший вариант. Где ты живешь?
   - Не надо меня везти домой.
   - Просто скажи адрес.
   - Зачем тебе?
   - Интересно посмотреть на твой дом.
   - Что на него смотреть? - тихо пробурчала Света, отстраняясь от разговора.
   Пока Валерий вез свою подругу в город, Света занялась своими делами: она просматривала записи, в том числе и лекционные, листы от которых были вложены в Светин трактат, словно являлись необходимым дополнением к произведению. Поэтому девушке казалось, что Полина имеет непосредственное отношение к нему. "Что она, интересно, сейчас делает? - думала Света. - Готовится к лекции? Разговаривает с мужем? Или он везет ее куда-нибудь на своей машине?" А между прочим на дворе был четверг.
   Когда Света проснулась от своих мыслей, за окнами уже мелькали знакомые места, которые для Светы пролетали слишком быстро и вызывали набегающие друг на друга воспоминания. Знакомые места закончились кульминацией прямо под окнами Светиного дома. "Хонда" припарковалась в зазоре между другими бледными машинами. Не выключая двигатель, Валерий опустил стекло и стал разглядывать многоэтажку.
   - Какой подъезд? - спросил он.
   - Ты на него как раз смотришь.
   - Ага, - сказал Валерий, уставившись на дверь подъезда. - А этаж?
   - Зачем тебе? Маму мою что ли хочешь разглядеть там?
   - Если повезет, это будет замечательно: взглянуть на нее хотя бы так.
   - Смотри. Вон, кстати, и она.
   - Где? - Валерий жадно стал рассматривать окна по вертикали.
   - По улице идет.
   Вдоль дома действительно шла женщина в довольно безвкусном (на взгляд Валерия) платье. Лицо женщины казалось измученным и слишком старым для матери шестнадцатилетней дочери. Между тем Света заметила, что мамино лицо довольно сильно осунулось с момента, когда она видела ее в последний раз.
  
   Так они двое и наблюдали безмолвно за идущей женщиной, пока она не подошла к домофону. Валерий внимательно смотрел на нее, но в то же время ему очень хотелось бы остановить мгновение, чтобы взглянуть еще и на лицо Светы в этот момент.
   Женщина простояла, нажимая кнопки домофона довольно долго, поэтому напряженный момент стал переходить в скуку и непонимание.
   - И часто твоя мама забывает пароль от подъезда? - осторожно спросил Валерий.
   - Наверное, опять устройство вышло из строя.
   Женщина бросила попытки и стала устало оборачиваться по сторонам.
   - А откуда она шла? - спросил Валерий, словно девушка могла это знать.
   - Может быть, от бывшего дедыного дома. Он как раз неделю назад умер. Решала какие-то вопросы...
   - Тссс! - зашипел Валерий.
   Света посмотрела через затемненное стекло и увидела, что мама неторопливо идет прямо по направлению к их автомобилю. Когда женщина была уже на полдороги к машине, в салоне все замерло. Мама Светы, однако, остановилась и поглядела по сторонам, и только после этого подошла к "хонде" вплотную. Валерий к тому времени уже смотрел в лобовое стекло, а Света замерла, придвинувшись поближе к непроницаемому для взора стеклу.
   - Простите, ради Бога. - Мама Светы склонилась к окну, отчего Валерий, претворясь отвлеченным от чего-то, повернул голову набок. - Сигаретки не найдете?
   Свету вдруг пронзило острое разочарование, потому что, скорее всего, ее свидание с мамой на этом закончится. Но Валерий лениво протянул руку к бардачку и к удивлению Светы извлек оттуда пачку.
   - Угощайтесь, пожалуйста, - приветливо сказал Валерий.
   Мама извлекла из пачки белый цилиндрик. Света никогда бы не подумала, что Валерий держит в машине сигареты, ведь она никогда не видела его курящим. Зачем ему сигареты в бардачке? Да еще и не простые:
   - Какие у вас хорошие сигареты, - заметила мать, глядя на пачку, которую Валерий клал на место. - А огонька не будет?
   - Надеюсь, хоть они на минутку сгонят тучи с вашего настроения, - усмехнулся Валерий и поднес с огонек зажигалки к лицу женщины.
   - Точно, - сказала она, выпустив дым. - Разве только на минутку. А потом опять в свои несчастные мысли и дела.
   - И что же вас держит такой несчастной? - спросил Валерий, мигом заставив Свету, притаившуюся сзади, вспомнить про случай с ней самой. - Не могу даже представить.
   Казалось, что Валерию нравится выслушивать несчастия женщин, а потом пытаться их успокоить и утолить их неудовлетворенность.
   - Все началось с неожиданной смерти моего отца. Старый уже, конечно был, но никто не ожидал скорой смерти. Но настоящая трагедия наступила в тот же день, когда пропала моя дочь. Я ей говорила: "Подожди меня. Вместе пойдем к деду". Но она ушла, и больше я ее не видела. А теперь на мне висят все проблемы. Такое чувство, что кто-то с ума захотел свести меня. Такая лавина несчастий, да еще и вот... - Она показала рукой с сигаретой на дверь подъезда, словно знала, что Валерий видел ее стоящей у домофона, а потом опять возвратила руку и выставила переднюю сторону запястья. - ...Видите?.. Знаете, я уже во все службы обратилась, последние деньги следователям выложила, но хоть бы какой-то результат! А прошло больше недели. Где она может быть? Где такая маленькая хрупкая девочка могла прожить в неизвестности целую неделю? Ее же легко могли преступники... О, я даже думать об этом не хочу...
   Женщина прикусила губу. А у Светы по щеке катилась слеза, но она боялась всхлипнуть и выдать себя. Она ведь не знала, что мама ее так сильно любит.
   Валерий в этот момент не знал, что ему делать. Сзади него сидела Света, которую разыскивает мама, и которую он мог тут же отдать этой несчастной одинокой женщине, но он не знал, хочет ли того сейчас сама Света.
   - Извините, что я это все вам сейчас рассказала...
   - Да нет, вы что! Мне было очень интересно... То есть... вы обратились к нужному человеку.
   Женщина прекратила курить и уставилась на незнакомца.
   Валерий подумал, что если бы Света захотела вернуться, она бы тут же сама выскочила и кинулась бы маме на шею, но она лишь прерывисто дышала за темным стеклом, позволяя слезам катиться по лицу.
   - Взрослая девочка-то?
   - Шестнадцать лет полгода назад исполнилось.
   - Взрослая уже, значит...
   - Да вы что, - сказала мама. - Какая же это взрослая! Она тихая маленькая домашняя девочка.
   - Для вас она может быть еще ребенок, но для самой себя она уже самодостаточная и самостоятельная. И она хочет идти по пути, который она выбрала. А если девочка умная, то не переживайте, что с ней может что-то случиться. Если она что-то замыслила, она знала что делала. Вам лучше считать, что она просто того хочет.
   - Но ведь я... - начала женщина.
   - Уважаемая... - прервал ее Валерий глядя на что-то позади женщины.
   Женщина тут же обернулась и закричала:
   - Стойте. - Она кинулась к подъезду, откуда кто-то выходил. - Не закрывайте дверь.
   Увидев, что человек понял, она обернулась к Валерию и бросила что-то вроде "спасибо". Когда мама скрылась за дверью, Валерий, не оборачиваясь, подал Свете одноразовый платочек. Он развернул машину, раздавив задним колесом недокуренную сигарету, и вдавил газ.
   О свидании с мамой они не говорили. Света лишь спросила Валеру, знает ли он, почему она подошла именно к ним. На это Валерий ответил, что на улице никого не было, а у него было опущено окно. Потом он добавил, что, скорее всего, маме показалось, что она слышала голос своей дочери.
   Машина проехала мимо рекламы с очень аппетитными яствами, отчего Света почувствовала, что ей надо подкрепиться. Валерий отвез ее в хороший ресторан, хотя Света говорила, что хватит и обычной кафешки. Но Валерий сам хотел питаться только в нормальных заведениях. Время в городе для Светы словно топталось на месте, но пришел момент, и она не без радости вспомнила, что скоро уже надо было идти на лекцию к Полине. Она не могла пропустить это, даже в такой неоднозначной ситуации.
   Когда Валерий приблизился к запечатанному металлом входу в квартиру, был еще час до начала.
   - Целый час, - надулась Света, глядя на то, как Валерий спокойно садится на скамейку под окнами.
   - Тебе ждать совсем недолго, - обнадеживающе улыбался он, похлопав ладонью по скамейке рядом с собой.
   И действительно, не успела Света как следует погрузиться в написание трактата, как песье дыхание машинного мотора, а позже и знакомый сладкий голос отвлек ее внимание:
   - До начала пятьдесят минут!
   - Невтерпеж, - развел руки Валерий.
   - Не в силах сдержать жажду мудрости? - словно не услышав Валерия, предположила Полина, выключая мотор и открывая дверь.
   - Здравствуйте, Полина Александровна! - поздоровалась Света.
   - Светочка, - подходя к подъезду, Полина посмотрела на колени девушки, где лежала тетрадка.
   Когда они были уже напротив квартиры встреч, Полина достала ключ.
   - Что же ты не заходил? - спросила она Валерия, а тот только улыбался, после чего они вдвоем посмотрели на Свету.
   - Боюсь, у меня дела, и я не смогу сегодня с вами побыть, - войдя в помещение, извинился Валерий.
   - Светочка, включи свет, солнце, - обратилась Полина.
   Валерий хихикнул, услышав эту фразу, чем смутил и так растерянно стоящую девушку.
   - Каких дел, Валера? - поинтересовалась Полина, кладя кожаную сумочку на стул. - И что ты тогда здесь делаешь?
   - Пойдем, Полин Санна, - Валерий приложил ладонь к ее платью на спине, и они вместе направились к загадочной комнатке в стене большого зала.
   Только когда уже заскрипела дверь, Полина обернулась:
   - Девочка моя, ну что ты стоишь там как неродная? Иди, вон целый шкаф книг. Ты же любишь книги?
   Видя все еще растерянный вид Светы, Полина двинулась к ней.
   - Там одна книга есть. Тебе понравится.
   Полина подвела девушку за руку к шкафу и со скрипом напряженными пальцами вынула оттуда сероватую книгу, озаглавленную как "ПРИМИ КРАСНУЮ ТАБЛЕТКУ", под редакцией Гленна Йеффета.
   Свету привлекли слова на обложке:
   Когда реальность оказывается не тем, чем она кажется, ты открываешь в себе "пустыню реального", похожую на мир "Матрицы". Впрочем, не живем ли мы уже в Матрице, не догадываясь об этом? Конечно, об этом можно и не задумываться. Или просто соглашаться с тем, что видишь. Бог с ней, с реальностью... Или, может быть, Матрица и есть Бог? Главный вопрос, однако, в другом: что сделаешь ты сам, когда тебе предложат принять красную таблетку?
   Пока Света рассматривала книгу, зал опустел и урчал голодом до тех пор, пока на коврике не нарисовалась низкая фигурка старичка, которого она уже видела на лекциях. Он незаметно, как мышка, подкрался к своему постоянному месту, а потом тонким голоском выдал вопрос:
   - Извините за беспокойство, вы не в курсе, где Полина Александровна?
   - Она в комнате.
   - А! И что делает? - вдруг спросил старичок-философ. - Не знаете?
   Света перевела глаза с книги на него. Он тоже глядел на нее со своего переднего ряда.
   - С Валерием разговаривает.
   - А-а-а! - понимающе растянул он.
   - А вы его знаете? - спросила Света.
   Старик засмеялся и встал со стула.
   - Кто ж его не знает! - с этими словами он на своих мышиных лапках подошел к девушке.
   - Что читаете, барышня, разрешите поинтересоваться?
   Света передала старичку книгу.
   - Полина Александровна дала мне почитать.
   - Ну, если Полина Александровна порекомендовала, - с благоговением говорил он, возвращая книгу в девичьи руки, - то читайте обязательно.
   Старичок уселся на сиденье впереди Светиного и стал разглядывать Свету и ее книгу, как она читает ее. Чувствуя это, девушка решила спросить:
   - Вы тоже очень уважаете Полину?
   - Вы что! - театрально воскликнул он, словно только и ждал момента чтобы поговорить. - Все кто знаком с Полиной - все ее безмерно уважают и любят. Не найдется такого человека, которого обошло ее обаяние! Поэтому она настоящий вождь всего нашего коллектива. Если бы она захотела - она бы одним приказом отправила нас на философские подвиги и борьбу с всемирной волей.
   - Да, я это тоже чувствую. А еще во время своих лекций она почти никогда не пользуется записями. Она действительно так много знает и может об этом так свободно рассказывать?
   - Она знает потрясающе много. В городе таких днем с огнем не сыщешь! И главное, она никогда не останавливается в совершенствовании. Каждый вторник и четверг она уже в курсе самых последних философских тенденций.
   - Да, вы правду говорите, я это чувствую. Могу поспорить, что она доктор философских наук.
   Старик покачал головой:
   - Кандидат.
   Немного расстроившись, Света выдохнула:
   - Тоже неплохо.
   - Она рассказывала нам как-то, - продолжил он. - Что ей много раз предлагали взяться за диссертацию, но она отказывалась.
   Света приподняла в непонимании брови:
   - А почему?
   - А она говорила, зачем же, господа, тратить столько времени на это, на изучение какого-то единственного аспекта философии? Ради того, чтобы гордо зваться доктором что ли? Да зачем ей эти социальные звания?
   - Действительно, - согласилась Света.
   Ее поразило то, что увлеченность Полины философией проявляется не только в ее знании дисциплины, но и в том, что философия направляет всю ее обыденную жизнь.
   - Она лучше будет саморазвиваться и просветлять людей вместо этого. Летом - нас, в остальные дни - студентов. Наверное, кстати, она с Валерием как раз персональные занятия проводит.
   - Возможно.
   Только когда дверца таинственной комнатки вновь шумно заскрипела, Света заметила, что зал уже изрядно наполнился Полининым стадом. Сама она выходила вместе с Валерой, который вдруг позвал девушку пальчиком. Когда Света подошла, Валерий заговорил не с ней, а с Полиной:
   - Так вот, Полина, из-за небольшой неожиданности у меня дома Свете некуда пойти, не с кем остаться. Я хотел попросить тебя позаботиться о ней буквально пару дней...
   Солнечный взгляд Светы помрачнел, лицо обернулось мрамором, а сердце забило тревогу.
   - Не выручишь нас со Светой, Полин?
   - Ну как я могу вам отказать?! - ответила с удовольствием Полина.
   В это мгновение мир перед глазами Светы вздрогнул, а пол словно вовсе пропал. Света думала, что упадет, но она продолжала упираться ногами в твердое, только к спине прикоснулась теплая ладонь и около уха раздался голос Полины: "Тебе хорошо?". Света не знала, кивнула она или нет, по крайней мере, команду своему организму она подала. "Да, хорошо" - в мыслях ответила она. Все более прояснявшаяся картинка говорила ей, что все ждут только ее; а Валерия рядом уже не было, лишь входная дверь хлопнула на прощание.
   Ее сил могло хватить разве только на то, чтобы плюхнуться на сиденье первого ряда, но там все места были заняты светящимися жаждой истины глазами, поэтому Света, собрав остатки сил, дошагала до крайнего стула во втором ряду, с которого удивленный мужчина поспешно убрал свой дипломат.
   Света приготовила все, чтобы записывать лекцию, но мысли ее были заняты не философией. Трудно сказать, чем они были заняты. Можно сказать, что пустотой, а можно - что всем стразу. Это были не мысли о чем-то, это была просто расслабленная безвремянность.
   Но вскоре самокритичный ум девушки вернул ликующую душу на землю, ведь пролетала драгоценная лекция. И Света тут же, позабыв обо всем, принялась строчить записи.
   Только теперь, преданно глядя в глаза Полине, Света сознавала, что ее с каждым разом все больше поражает вид, манера и, главное, знания лектора. Страсть Полины не могли ограничить сухие рамки классической лекции, и она в добавок рассказывала собравшимся о поразительной смерти Делеза, которая так логично для Светы вытекала из его философии и о своей жалости к философии страны, которая семьдесят лет гнила под бременем искусственного и бездушного монстра. И Света это писала, она все-все записывала. Сначала обычно, потом, через несколько минут, ее почерк начал становится все более размашистым и неаккуратным. Она начинала писать все быстрее и громче водить ручкой по бумаге. Сидящие неподалеку это все замечали и косились на девушку. Под конец буквы в ее конспекте стали просто огромными, и в результате с покрывшимся п?том лбом Света закончила свой конспект огромным перечеркивающим крестом на всю страницу, после которого оказалась уже не в силах что-то писать и просто упала головой в руки, лежащие на спинке переднего стула.
   Не успела Света опомниться, как небо потускнело, а все философы уже разошлись по домам. Свете же и Полине сегодня ехать в одну сторону.
   Наедине с Полиной Света чувствовала себя неловко, особенно в молчании, но Полина заговорила первой, когда машина остановилась перед красным светом:
   - А что случилось? Почему Валерий отправил тебя ко мне?
   На это Света рассказала Полине всю правду, все, что она знала.
   - А ты как бы с ним живешь? - послушав историю, решила спросить Полина.
   - Ну, сейчас да, - продолжала говорить правду Света, после чего неожиданно спросила: - А вы что, одна живете?
   Полина подняла брови и коротко ответила, что да.
   - Не могу поверить, что одна.
   - Год назад у меня еще была семья, - пояснила Полина. - Но мы с мужем развелись, а ребенка, мою девочку, он увез с собой.
   Тогда Света, опустив глаза на приборную доску, озвучила возможную причину своего смущения:
   - Я, наверное, буду вам сильно мешать. Зря мы вас потревожили.
   - Нет, Свет, все нормально, - тихо и спокойно заявила Полина.
   - Родители Валерия будут на даче несколько дней. Это слишком бесстыдно для меня так обременять человека.
   - Поверь, - Полина посмотрела на девушку, - я этого сама очень хочу.
   И тут вдруг Света поняла кое-что важное и радостное, то, что побеждает всякую застенчивость. Света подумала: "Если я буду находиться с ней вместе, я стану такой же мудрой, как и она".
   Только ключ залез в замочную скважину, как за дверью уже послышались стоны. Лишь когда они повторились еще раз, Света узнала в них кошачье мяуканье. От этого девушка вдруг сразу повеселела и даже забежала первой в чужую квартиру. Ее встретил пушистый рыжий зверь, и руки Светы просто утонули в густой наэлектризованной шерстке. Света поднесла животное к своему лицу, и вскоре почувствовала, как ее нос увлажняется. Кот, однако, мало что понимал, и продолжал завывать.
   - Сейчас я тебя покормлю, Камю, - сказала Полина, уже разутая проходя на кухню. Кот от этого еще громче взревел, стал извиваться, и Света решила его выпустить.
   "Камю... - думала Света. - Да, мужа Полины отчасти можно понять".
   - Чего стоишь? - выглянула Полина из кухни. - Разувайся! Проходи!
   Света присела на пуфик и уже потянулась к застежкам, как вдруг увидела, вернее не увидела носка на одной ноге. Она вспомнила беспокойное утро этого дня. Девушка очень засмущалась, но все-таки сняла туфли. Аккуратно приставила их к сандалиям Полины и медленно, словно хромая, пошла по коридору к кухне. Полина сразу заметила причину неловкости девушки. Края губ Полины чуть поднялись в улыбке, и она сказала:
   - Все нормально, Свет. У меня пол теплый, с подогревом. Чистый. Видишь, я сама босая хожу в квартире.
   Света сняла последний носок, и пошла в комнату ждать, пока Полина покормит своего Камю. Она разглядывала картины супрематистов на стене. Они завлекали взгляд именно своей абсурдностью, и Света опять почувствовала, что летает где-то в небе, и внимание ее было где-то там, или лучше сказать, нигде, в то время как взор лежал на странноватых линиях и фигурах.
   Но в комнату первой зашла не Полина, а ее кот. Увидев, как этот рыжий огонек ловко пробирается между креслом и диваном, меж ножками стульев, она вдруг почувствовала такую нежность к этому зверьку, что сразу потянула к нему руки, а потом упала вместе с ним на диван. Не только Света теребила шерсть на киске, но и сам Камю отвечал, начиная вылизывать своим, как оказалось, длинным розовым язычком щеку девушки. Света чувствовала дух еды, исходящий из кошачьего рта, и даже ощущала кусочки бывшего ужина, которые он оставлял на ее коже. Света крепко прижала Камю к своей груди, и тут над всем этим действом возвысилось лицо Полины. Света улыбнулась этому лицу, но сама Полина лишь сказала, несколько скривив лицо:
   - Тебе не противно?
   - Что? - чуть не рассмеялась девушка.
   - Когда он тебя облизывает.
   - О чем ты говоришь? - удивилась Света, оторвав спину от мягкой поверхности и усадив рыжего себе на колени. Потом на ее лице вдруг выступил ужас, и она поправилась: - То есть, вы... Говорите...
   Как-то в детстве у нее был свой кот, пока не умер, но жажда обнять мягкое кошачье тело осталась у нее, даже несколько обострившись от долгого воздержания.
   - К тому же он у меня ходит только по полу, и спит там же. Диваны, кресла, тем более столы - это для людей. Видишь же, рыжей шерсти нигде нет. А после ваших забав - останется.
   Света только продемонстрировала ямки на щеках и отпустила животное.
   - Иди со мной, - Полина смотрела на зверька, уходя из комнаты, а внимание Светы в этот момент привлек объемный шкаф с книгами.
   Она соскочила и с пламенеющими глазами стала изучать домашнюю библиотеку. Она не сомневалась, что это в основном литература о любви к мудрости. Света брала одну книгу за другой и дивилась тому, что ни одна из них не покрыта пылью. Многие имена и названия были ей незнакомы. Света шпионски обернулась ко входу в комнату, но там уже стояла Полина с чашкой в руке. Света растерянно проговорила, продолжая удивляться обилию неизвестных ей фамилий:
   - Как я мало настоящей философии знаю.
   - Да, у меня ты займешься кое-чем настоящим. Почти что практическим.
   Света с радостным удивлением покосилась на нее. Было в этом удивлении и нечто опасливое, как волнение перед чем-то новым.
   - А каких философов ты читаешь и любишь? - спросила Полина, подходя поближе.
   - Я сейчас под Кантом, - призналась она, глядя на черное содержимое Полининой чашки. - Вы пьете кофе? Сейчас уже довольно поздно.
   - А, это, - улыбнулась она. - Ну, мне просто нравится. Вообще я пью его, когда работаю. Когда надо много успеть. Придает сил, знаешь, бодрит, и снова чувствуешь себя хорошо, полной энергии. А сейчас... Я просто привыкла. Пью, потому что привыкла. Мне нравится. Тебе налить?
   - Нет, нет, - отстранилась Света. - Я ночью поспать хочу.
   - Посмотрим, удастся ли тебе, - прищурила глаза Полина.
   - Вы о чем? - с интересом и опаской, глядя на нее, спросила Света.
   Тогда Полина перевела взгляд на книги и сказала:
   - Значит, Кант интересует нашу девочку. Это хорошо. Коперниканский переворот в философии совершил все-таки, - она ухватила толстую книгу за переплет в третьем ряду. - Я думаю, следующим шагом для тебя должен стать Гегель.
   - Я слышала, что он способен такое с человеком сделать...
   - Да, Гегель силен. Стабильно половине из всех студентов он безвозвратно перековывает сознание. Мировоззрение, цель жизни навсегда меняются. Мы его с тобой изучим.
   Света только улыбалась в ответ, показывая, что не против, и тогда Полина спросила:
   - А какая у тебя цель жизни, радость? Ты знаешь, чего ты хочешь?
   - Да, - не сомневаясь ответила Света. - На земле меня теперь удерживает загадка любви. Я хочу понять ее смысл. А если точнее, то я хочу научиться ей, научиться понимать настоящую любовь. А еще я хочу оставить после себя труд, который воплощал бы меня после меня самой, воплощал бы мои поиски любви.
   - Это прекрасно, - сказала Полина, с восторгом прослушав такое признание. - Это прекрасно, и... - она поставила Гегеля назад на полку, что удивило юную любовницу мудрости, - ...я думаю, Гегель тут будет в самый раз, ведь он сам говорил о любви замечательные вещи.
   С этими словами Полина вытащила другой томик с надписью "Эстетика".
   Полина пригласила Свету возлечь на диван. Она зажгла торшер, и мягкий золотистый цвет распределился по слоновой кости с буквами.
   - Подлинная сущность любви, - зачитывала Полина, пристроившись полулежа около Светы, - состоит в том, чтобы отказаться от сознания самого себя, забыть себя в другом "я" и, однако, в этом исчезновении и забвении впервые обрести самого себя и обладать собою.
   "Замечательно сказано" - подумала Света. Она словно только теперь начинала что-то понимать. И тут ее совершенно отстраненный взгляд вдруг остановился на теле Полины.
   - Мамочка родная, что это? - прошептала Света.
   Полина вопросительно повернулась к Свете.
   - У вас под ребрами синяки, на боку, - пояснила девушка.
   - Ах это, - устало и мрачно отозвалась Полина. - Не беспокойся, Света. Это лишь плата за наши встречи два раза в неделю.
   - Я не понимаю! - не унималась девушка.
   - Света, не волнуйся, говорю тебе. Просто скоро день рождения нашего философского клуба, - объясняла она, произнося медленно, словно подбирая слова, - и мне приходится иметь дело с разными тяжелыми вещами...
   - День рождения?
   - Да, но это пока не важно.
   Полина опять перевела взгляд на книгу, а Света рассуждала вслух:
   - Странно, почему я раньше их не замечала у вас? Эти синяки.
   - Ну как почему, ребенок? - нежно промолвила Полина. - На лекциях ты не могла видеть их. Я была в платье.
   Так сидели они до поздней ночи, читая вместе великого знатока мудрости. Света познакомилась с множеством сладких мыслей, которые убаюкивали ее. Но не от того, что были скучными, а от того, что в окружении их Света чувствовала себя комфортно, как дома, а мягкий голос Полины, которая читала девочке под конец, внушал спокойную заботу и любовь.
   Следующий день для Светы наступил неожиданно рано. Она проснулась словно от осознания. Повествование Полины не прошло напрасно, потому что сознание Светы не спало, а вбирало те идеи, которые исходили из "Эстетики"; вбирало особенно чутко и проникновенно. И поэтому сейчас девушка чувствовала себя как никогда хорошо. Ей показалось, что она уже узнала все, что ей надо.
   Сама Полина еще спала, а Света тут же взяла свою тетрадку, чтобы дописать трактат. Ее рукой руководило то чувство гармонии, выведенное тонким шрифтом в воздухе, которое возникает в результате слияния полученных знаний и собственного опыта. Философы еще зовут это истиной.
   И вот, напряженная и в то же время необычайно легкая работа была завершена, и под конец она на обложке, где надо вписать имя, фамилию, класс и школу вывела, наконец, название. Она выбирала очень тщательно и в то же время не сомневалась в выборе. Она хотела назвать трактат одним словом, которое бы все вмещало. И как только дело было завершено, девушку одолело ощущение блаженного спокойствия, которое расслабило ее настолько, что Света опять буквально растворилась, испарилась, чтобы очутиться в мире Гипноса.
   - Света, вставать уже пора, - прокатился голос по комнатам на фоне бегущей воды. - Света! - голос стал ближе и настойчивей.
   - Сейчас, мамочка. Встаю уже, - не меняя позы, отозвалась Света.
   В ответ послышалось веселые прерывистые вздохи, которые и вывели Свету из сна окончательно.
   - Ну, биологически я тебе конечно не мама...
   В проеме показалось лицо Полины. Поняв оплошку, Света оторвала голову от подушки и раскраснелась до ушей:
   - Простите, Полина...
   - А знаешь, - сказала она, присаживаясь, - в этом есть доля правды. Ты мне действительно за это время стала словно дочерью. Своя же теперь не со мной, как и муж, но... Какая-то потребность, привычка все равно иногда дает о себе знать. Ты мне напоминаешь во многом мою крошку. И, знаешь, даже не только ее, но и... - Полинин взгляд был расфокусирован, говорила она неуверенно, не как на лекциях. - В общем, ты заменяешь для меня все, что я потеряла. Ты вместо них теперь удовлетворяешь мои потребности.
   - Знаете, - мягко вставила Света, - вы тоже будто призваны что-то восполнить для меня. Словно именно вас я искала в моих странствиях. И мы так удачно сошлись.
   - Ничего удивительного. Я всегда знала, что философы чувствуют друг друга. Интуиция сразу распознает нужного человека.
   Взгляд Светы упал на тетрадь, тут же вызвав нежную радость на ее лице. Полина заметила это и посмотрела туда же. Через секунду в ее руках уже лежала тетрадь:
   - Любовь... Что это?
   - Это - мое творение.
   Света лежала, исполненная гордости и счастья.
   - Какая ты умница, - говорила Полина, пролистывая помятые странички.
   - Я его уже завершила.
   - Ну, теперь-то ты, стало быть, свободна, - заметила Полина, - сможешь полностью отдаться нашим с тобой занятиям.
   Света сонно улыбалась. Ей и в голову не приходило перечить Полине.
  
   72. Кто бы мог еще с такой охотой и желанием рассказывать Свете тайны бытия? Кто бы сделал это так же красочно, с таким вдохновением, как это делала Полина? А Света в ответ была преданной и внимательной ученицей. Да другой она и не могла быть с Полиной! Все эти разговоры о философах и их гениальных идеях действительно что-то меняли в девушке. Она действительно начала верить в существование мира идей, о котором говорил Платон. Изучая мир, она все больше убеждалась в том, что предметы, которые мы видим, все вещи и вообще все то, что с нами происходит - это лишь жалкое подобие того, что действительно имелось в виду. Да как же не верить в мир идей, ведь все, что они делали с Полиной, были лишь попытки приблизиться к вратам этого мира. Света думала: не живем ли мы действительно в Платоновской "пещере"? Не дурят ли нас? Не обманываем ли мы себя, признавая данные от наших органов чувств за истину? Возможно, и Франк был прав, усматривая за мишурой действительности ту "реальность", которая и воплощает всю глубину жизни, которую пытаются если не достичь, то хотя бы познать или, по крайней мере, в которую хотели верить все великие умы человечества. Это именно та непостижимость, которая пронизывает нашу обыденную жизнь, создавая в темных уголках действительности тайны и загадочные бездны. Устойчивая жизнь нарушается, когда ее охватывает волна таинственной силы. Глядя на смерть или рождение, нас иногда потрясает та таинственная даль, из которой приходят и в которую уходят люди. Мы не знаем, какая энергия стоит за землетрясениями и революциями. Эту непостижимую реальность мы не можем вписать в обыденность и чувствуем, что стоим перед совершенно другим видом бытия. А эта реальность не то, что наша обыденная жизнь. Ее не схватишь логической мыслью, потому что это неисчерпаемая глубина, бушующая стихия, переходящая все границы. Света и сама чувствовала, что не раз встречалась с прорывом реальности, которая временами хочет заставить нас помнить о себе, и девушка была уверена, что в своей жизни обязательно еще столкнется с всплеском этой силы и не будет сомневаться, что назвать ее следует именно "реальностью" или "подлинным бытием", или даже "обителью бога". Это бытие вечно становящееся, и в становлении и незаконченности - залог его свободы, даже хаоса. И этот хаос непременно воздействует на человека, как существа, принадлежащего к двум мирам сразу. Тогда стихийные силы завладевают душой человека, и тогда эта реальность начинает напоминать громадную беспокойную змею, живущую в подземелье мира, и зовущуюся Шопенгауэром "мировой волей". Эта слепая сила бессмысленна, бесцельна, она проникает в каждого из нас, и она управляет нами. Она - это то, что движет всем на этой земле, начиная от микробов, заканчивая человеком. Но если отбросить пессимизм, который не был близок Свете, то можно разглядеть в этой гадюке не просто что-то доброе, а самого бога, и не просто бога, а вообще все. Правда, сначала это всеобщее зовется просто идеей, постепенно становясь абсолютной идеей, и, покидая природу, начинает развиваться как самосознание человечества. Сначала мы видим ее как природную душу, которая присуща, возможно, даже простым животным, но потом она благодаря трудовым усилиям становится сознанием, а потом - духом, наконец, благодаря практической деятельности, принимая вид общественного бытия человечества. Теперь эту идею мы можем звать только объективным духом, который сначала мы видим как право, постепенно перерастающее в нравственность, а далее наш дух становится семьей - первоячейкой общества. Но это далеко не конец, так как далее нашему духу предстоит воплотиться в этом мире в виде государства, после чего дух становится мировым и именно в качестве него начинает управлять людьми и народами на арене истории. Нет, это совсем не значит, что люди в истории не были свободными. Они преследовали свои собственные цели, но приходили всегда к тому результату, который был необходим духу. Это зовется "хитростью разума", смысл которой Света усвоила на зубок. Но мыслящий дух мировой истории - еще не потолок развития. Далее он возвышается до знания абсолютного духа, воплощаясь сначала в искусстве, перетекая в религию, и заканчивая свое путешествие в философии. И Света иногда действительно чувствовала, что соприкасается с чем-то высшим, предельным.
   Света видела все это пестрое разнообразие философских систем, которые зачастую непримиримо противоречили друг другу. Они не могли договориться буквально ни в чем: добр ли, осмысленен ли тот дух, скрывающийся под кожей действительности? существует ли он вообще? можем ли мы узнать это? нужно ли нам это, наконец? Но Света не выбирала что-то одно, не делала явных предпочтений. Она считала важным уметь с разных позиций смотреть на мир. Ведь это к тому же интересно, когда ты перескакиваешь из одной системы в другую, словно из таза с горячей водой в таз с холодной. И ты лишь наблюдаешь за тем, как твой взгляд на мир трансформируется до неузнаваемости. Она скорее понимала Константина Леонтьева, который видел во всяком многообразии признак здоровья, силы, и, самое главное, красоты. Даже глядя на наш пока еще многокультурный мир, твой глаз радуется такому обилию красок, а особенно из-за того, что этот мир все же един, а точнее, един он именно из-за этого. Великолепный аккорд. Что понимают это потворщики глобализации?
   Свету не пугали противоположности. Ведь еще во времена Древней Греции Гераклит заметил, что одно и то же может быть противоположным: морская вода - спасение для рыб и одновременно отрава для человека. Противоположности едины, и между ними происходит борьба, которая и является главным законом мироздания. И эта борьба - гармония. Вот почему и в душе Светы была только гармония. Конечно, совпадение противоположностей трудно понять. Но Света была согласна с Николаем Кузанским, который говорил, что понять это главное качество мира можно только благодаря высшей способности - разумной интуиции, которую Света ощущала как неотъемлемую часть своих познавательных способностей.
   Эти всего несколько дней у Полины, конечно же, перевернули мировоззрение Светы. И поэтому всякий раз, когда Свете приходилось прогуливаться по улицам одной, например, отправляясь в магазин за продуктами, шаг ее можно было со стороны узреть нетвердым, взгляд непременно рассеянным. Частенько на лице сияла эйфория от осознания обладания полученными знаниями и от удовольствия обществом Полины. Один раз Свету даже милиция остановила, потому что она явно вела себя не так, как обыкновенный серый прохожий. Но что они понимают?
   От некоторых открытий у девушки просто кружился рассудок. Когда она лежала в ванне, ее мысли были заняты Витгенштейном. Ее сердце колотилось как бешеное. Как это - мир состоит не из объектов, а из фактов? Как структура мира может быть равна структуре языка? Чтобы говорить истину, нам придется говорить только предложения естествознания. Куда же тогда девается мистика с метафизикой? Мы не сможем о них говорить, так как их понятия не будут содержать ничего фактического. "О философии ты можешь только молчать, Света, - говорил Витгенштейн, - потому что если ты скажешь что-нибудь про этику, эстетику или метафизику, я попросту скажу, что твои высказывания логически неверны". Именно тогда у Светы померк взор: душная ванная усугубляет любое возбуждение. Она чувствовала, что вода ее обжигает, что пар в ванной очень насыщенный и такой же горячий. Она не могла больше не только сидеть в воде, но и находиться внутри крохотной коробочки этого помещения. Ей не хватало воздуха, поэтому она тяжело дышала и старалась быстрее вытираться и одеваться. Ведь чувствовала, что в любой момент может упасть в обморок. Как это? Философия закончилась? То есть ее никогда и не существовало? "А может быть ничего вообще не существует?" - подумала Света.
   Эти мысли занесли ее прямо к подножию пирроновского скептицизма, а потом и субъективного идеализма Беркли.
   - Выходит, что его философия идеальна, - сказала Света как-то во время занятий, которые проходили на сей раз за ресторанным столиком.
   - Почему ты так решила?
   - Ну, Беркли невозможно опровергнуть. Мы действительно не можем говорить о существовании предмета вне наших восприятий. Это все о том же: мира вокруг нас не существует, есть только картинки, за которыми возможно стоит совсем не то, что мы думаем.
   - У тебя так глаза светятся, - сказала Полина, любуясь на ученицу.
   - Это от философии, - прошептала она, и ее глаза загорелись ярче, а сама она начала немного пошатываться. - А еще у меня такой прилив сил, знаешь.
   - Вряд ли только от философии, - сказала Полина, приложившись еще раз к чашке с кофе.
   - Ну почему? Этот солипсизм - он так опьяняет.
   - Все-таки я думаю, тебе надо критически относиться к теориям наподобие этих.
   - Хотя да, ты знаешь, здесь явно что-то еще, кроме философии, - икнув, сказала Света. - Это ощущение растет, я чувствую.
   - Ну, ты выпила немножко, - сказала Полина и легонько щелкнула столовым ножом фужер с искрящимся вином, зажатым в ладонях девушки.
   - Ну да, конечно. Ясно.
   - Осторожно, Света, - приподнялась Полина и схватила ладони Светы. Она стала расцеплять ее пальцы вокруг сосуда: - Осторожно, ты сейчас бокал перевернешь. Убери лучше руки под стол.
   - Ну, так о чем мы там говорили? - откинулась Света на спинку, уже не стараясь поймать взглядом подругу и учителя. - Что вы говорили?
   - Я говорю, чтобы ты не увлекалась нигилистическими учениями. Они скорее отдаляют тебя от твоей цели. Когда ты признаешь только себя, ни о какой любви невозможно говорить, кроме эгоистической.
   - Я поняла, спасибо. А Валерий. Он не звонил еще?
   Полина помрачнела:
   - Нет. Видимо родители еще у него. А почему ты спрашиваешь?
   - Да ничего, Полин, я так...
   - Тебе уже хочется к нему?
   - Нет! - с нежной твердостью сказала Света, словно извиняясь за причиненную боль. - Мне у тебя нравится. Я никуда не хочу от тебя уходить!
   - Свет, даже если ты хочешь к Валерию, то в этом нет ничего плохого.
   - Ой, Полин, что-то странновато мне. Время сгущается словно, - смеялась Света.
   - Ничего страшного, - спокойно говорила Полина, допивая чашку. - В возбуждении способности организма меняются.
   - Это не похоже на алкоголь.
   - А на что похоже? - усмехалась Полина.
   - Это что-то большее.
   - А какая разница? - спросила Полина, допив и Светин напиток тоже, все равно ученица уже не замечала происходящего. - Только в степени. Все вещи в мире, которые нас радуют, какой-то степени наркотики. Философия для тебя, да и для меня - не исключение. Та же самая схема.
   - Полин, давайте выйдем. Такая жара, мне скоро придется платье расстегивать.
   Света могла идти только опираясь на Полину, постоянно заявляя той о своей экзальтации:
   - Кажется, я уже в мире идей.
   - Еще бы. Так увлекаться философией, и так близко ее воспринимать...
   Может кого-то бы стали пугать открытия, которые стали доступны Свете, но она только радовалась тому, что знала. Знала, что мир такой. Еще Эпикур говорил, что познание - условие удовольствия.
   Туфли девочки бились о ступеньки, а от поворотов в ее глазах реальность стала кружиться в нескончаемых пируэтах. Даже когда под Светой прогнулся диван, за закрытыми глазами все еще раскачивались эфемерные образы давно виденных предметов. Кто-то лизнул веко Светы, и ее руки тут же прижали пушистое тельце. Она словно боялась кататься на таком аттракционе одна, а он тем временем все дальше и дальше уносил Свету от этого мира, пока, наконец, не принес ее к нему.
   Он стоял живой перед ней. Конечно, сама она отлично понимала, что на самом деле он мертв. Она так долго хотела найти такую возможность сказать что-то деду, что в нужный момент все слова словно вылетели из ее припасов. Но зато подхваченная могучей волной беспрерывного счастья и любви Света упала на колени, упала головой к ногам и стала страстно просить прощения. Из-за собственных волос Света не видела даже ног деда, но перед собой она ясно представляла его улыбку. Эта улыбка была странная, в ней не было контуров умиротворения и даже доброжелательного веселья. Да и дед вопреки ожиданиям Светы не торопился прощать. Его грудь сотрясал смех, и дед, в своем роскошном коричневом костюме, который ему подарила семья (а значит и Света), игриво отказывался, ломался. "Ну, пожалуйста!" - с хриплым от долгого плача голосом умоляла Света. "Ну ладно!" - наигранно махнул рукой дед и заулыбался. "Правда?" Света была настолько счастлива, что разглядела в глазах деда распустившуюся наконец любовь и поверила ему, кинувшись на шею.
   Проснулась она, конечно же, в полном восторге. Словно все раны затянулись, и ей захотелось отправиться в новое место, которое выберет Полина.
   - Странно, кажется мы с тобой уже везде побывали, - говорила Полина, вымывая посуду, - во всех местах, стимулирующих полет философской мысли. А на реке еще не были. А между прочим именно вода и лодка являются глубочайшими символами. Они станут для нас медиумами.
   До реки не пришлось ехать долго, и, оказавшись в небольшом ялике, Света сразу почувствовала хрупкость человеческого бытия. Посреди могучей стихии экзистенция Светы затрепетала от осознания величия необъятных вод, но также и от осознания собственного величия, значимости этой небольшой, но смелой лодочки. Невозмутимая даль вод погружала Свету в томную нирвану. Идиллию нарушала только Полина, ритмично, со знанием дела создавая возмущение воды своими веслами. Но и этот ритм гармонично вписывался в окружающее спокойствие, действуя на Свету умиротворяюще. Полина специально прижалась к борту лодочки, чтобы Света смогла вытянуть ноги и, свесив голову, расслабить каждую свою мышцу. Света медленно, словно разминаясь, вытянула руки вдоль головы, забросив их так далеко, что ее пальцы погружались в обжигающий холод воды. Эта вода девочку все еще пугала, она воспринимала содержимое речки как что-то совершенно инородное, а плавание на лодке как тип экстремальных удовольствий посреди опасных условий. И это чувствовала Полина. Наверное поэтому она предложила Свете окунуться. Девушка восприняла это предложение как шутку, удивляясь и отказываясь, стараясь найти компромисс. Но Полина хотела от нее безусловной отдачи, поэтому первой сначала перекинула ногу, а потом спрыгнула в стихию: "Ты еще не делала так?". Свету это зрелище настолько поразило, что потом она часто вспоминала его, когда задумывалась о ее с наставницей приключениях.
   Но чем больше Света наполнялась счастьем, тем громче ее интуиция - камертон гармонии - сигналила о притаившемся у дверей волке.
  
   Дома Полина первым делом подошла к мобильному телефону, который валялся на полу. Света внимательно наблюдала за тем, как Полина всматривается в дисплей, с серьезным видом нажимает кнопки. "Да, Валера" - наконец-то выдохнула она в трубку, повернувшись лицом в Свете. А та, опомнившись, решила не смущать подругу и пойти подождать в комнату. Там даже в компании Камю она вдруг почувствовала себя подавленной, словно все те вещи - тяжелые рояли и комоды, фонарные столбы и кухонные плиты, - что она подняла в воздух благодаря силе своей фантазии и неземной безмятежности, неожиданно упали на землю, ей на плечи и спину. Минутой позже пришла Полина и изложила их разговор. Она сказала, что Валерий заискался их, он часто и подолгу звонил на телефон Полины, который она оставила дома, чтобы не мешал, он даже приходил сюда сегодня. Света сразу поняла, что ей пора возвращаться. Видя унылую сгорбленную позу Светы, Полина добавила:
   - Но, если хочешь, можешь остаться у меня подольше. Еще на денек.
   Девочку предложение нисколько не ободрило, и Полина закончила, сказав, что через час сюда приедет Валерий, чтобы отвезти девочку домой.
   За этот час настроение Светы улучшилось. Но не само собой, а благодаря тяжким усилиям самой девочки. Когда приедет Валерий, она хотела искренне улыбаться ему в лицо как человеку, который ее спас и с которым ее связывает дедушкино ожерелье. "Ты должна быть ему благодарна!" - убеждала себя Света. Но вот шаги вплотную подступили к двери, даже звонок служил лишь подтверждением, что ей пора и это не шутка.
   За порогом, словно за окном, стояло свежее холеное лицо, которое с удовольствием разминало в памяти Светы затекшие воспоминания, радостно будило знакомые черты, словно ты снова видишь потерянный предмет. И Света радовалась, что эти чувства возникли; от этого ее осклаб стал вдвойне шире и солнечней.
   - Истосковалась, бедная? - встретил он девушку, открывшую ему дверь.
   Но тут из комнаты выпорхнул силуэт другой женщины. Он вырос в ухоженную Полину, мигом очутившуюся рядом с Валерием, касающуюся шелком своей юбки его брюк, а синяки на ее боках ощутимо стремились, как железо к магниту, к его развевающейся потоком воздуха сорочке.
   Взгляд его так врезался в кожу лица Полины, что одно это буквально уменьшило Свету в размерах. Она стала незаметной и прозрачной, и из-за громад его ботинок и ее сандалий взирала на то, как далеко на вершинах гор его блестящие на солнце губы с жадностью обхватили ее рот, растирая его своими громадами со звонким влажным звуком.
   И тут его громкий голос проник сквозь камни Светиной оторопи:
   - Ну как, мы едем?
   Он словно был уже готов схватить ее за руку и тут же кинуть ноги на лестницу. Видя, что девочка не может ответить, Полина позвала ее:
   - Света!
   Девушка тут же откликнулась и поглядела ей в лицо.
   - Ты идешь или нет? - участливо интересовалась Полина, словно желала ей помочь, но пока не знала как.
   - Да, конечно, - ответила Света только от того, что не представляла себе других вариантов.
   - Ну, так вперед, - радостно тянул Валерий руку к лестнице бескрайней свободы. - Машина стоит, сжигает топливо. Тебя заждались цветы и зеленые дали!
   Он говорил так, словно и зеленый горизонт он присвоил себе. Света стала хвататься глазами за предметы вокруг, ошарашенная от таких быстрых решений.
   - Мне надо вещи собрать, - выстрелила она непонятно откуда всплывшей мыслью.
   Валерий на это только рассмеялся:
   - Какие вещи? - спрашивал он будто сам себя.
   - Ей вещи надо собрать, - вмешалась Полина, давая понять, что он остался один против двоих. - Подожди в машине, она подойдет.
   - Девчат! Ну, ей-богу!..
   В комнате у Светы не находилось мыслей, она молча - словесно и мысленно - сидела на диване, поглаживая развалившегося на полу кота, словно прикасается к нему в последний раз.
   - Ты так ведешь себя, как будто навсегда уходишь от меня. Будто я умру завтра, - неунывающе говорила Полина в дверном проеме. - Я позвонила Валере, сказала, что сама тебя привезу к нему.
   Когда их глаза встретились, Света увидела, что Полина смотрит любящим взором и мягко говорит:
   - На самом деле мне нравится быть с тобой так же, как и тебе со мной. И я сама переживаю от таких перемен. Теперь мне трудно будет представить жизнь без тебя, а тем более жить так.
   - Но зачем вам я, - сказала Света, - если вас любит Валера? Или он вам не нравится?
   Задумавшись, Полина ответила:
   - Нравится.
   - Правда? Нравится?
   - Да, - подтвердила Полина, - нравится. Но не думай, что он мне дороже тебя. У нас ведь с тобой особенные отношения.
   "Да" - кивала Света, размышляя над тем, что же еще может развалиться у нее на глазах. Разве что домашний очаг.
  
   81.
   Вид дачи несколько не совпал с тем, который Света бережно хранила в памяти. На грядки она могла смотреть только с открытым ртом. Парочка переломанных гладиолусов вызвали жалость у Светы. Она поддерживала ладонью их оскверненные стволы, ей хотелось срочно наложить шину. И она, кажется, даже побежала в дом за тряпками и палочками, но дома ее застал кошмар не хуже. Перемазанные полы ныряли под ковер, застывший в волнах удовольствия недалеко от надменного судна Валерия, следящего за вскриками напряжения девушек. Из-за спинки судна-дивана выглядывало жалостливое горлышко вазы, безмолвно кричащее "SOS" в луже собственной слюны отчаяния. За время ее отсутствия флот не бездействовал, и диван в сопровождении кресла и стола со стульями продвинулся в освоении океана блаженства, застыв на новом месте, будто по команде "замри!". Крики девушек, оказывается, сопровождались картинкой их движений, создавая объемное зрелище женского тенниса, на который с апатичным видом тертого эксперта уставился он. Свете казалось, что это все те же предметы, которые еще недавно парили в воздухе, поддерживаемые энергией ее философской страсти. Теперь можно полюбоваться на результаты. Этот беспорядок проецировал ее рухнувшее настроение вовне. Она кинулась наверх, надеясь там только найти успокоение.
   Вопреки ее ожиданиям дверца ее, как она считала, интимной комнаты была открыта настежь. В комнате не так много было беспорядка, зато многие вещи были переставлены так, будто кто-то второпях или просто не помня первоначального расположения, наводил систему. Это было лучше, чем если бы она сейчас перешагивала через все эти предметы. Но и это облегчение мгновенно вылетело из ее головы так как пред ее очи предстал центр, лоно всей комнаты и даже дома. Глядя на буквально распотрошенную кровать, она чувствовала камень в горле и влагу в глазах. Света чувствовала себя изнасилованной, смотря на кровать, хотя, конечно же, такой мысли у нее не появлялось. Света чувствовала, что ей надо прийти в себя, поэтому она глубоко вздохнула несколько раз, но вместо облегчения это принесло ей запах какой-то мерзости. Она открыла настежь окно и спустилась к Валерию. Она старалась быть как можно спокойней, но тот сумел разглядеть ее подавленность. Крики девушек все еще разносились из телевизора, и Света спокойно поинтересовалась:
   - Твои родители, наверное, неаккуратные и... наверное полные... ворочаются, что после сна моя кровать такая мятая.
   - А там спал я! - озвучил новость Валерий.
   - Ты? - спросила она, не зная как воспринять эту новость.
   Света все еще стояла, потупив глаза, и Валерий сказал:
   - Тебе придется привести в порядок свою кровать, наверное. Постирать там...
   - Да, наверное! - согласилась Света.
   Видя, что девушка все еще стоит, он сказал:
   - Ну, я могу сам это сделать, если хочешь.
   - Нет, нет. Я справлюсь, - отрезала Света, давая понять, что симпатия между ними все также сильна.
   Между тем все они чуяли газ, заполнивший пространство дома. Без цвета, без запаха, но стоило лишь чиркнуть спичкой...
  
   Если б не беспорядок в "раю", Света и вовсе не знала бы, чем себя занять. Она бы просто сидела в своей комнате, умирая от грусти и скуки. В дополнение ее утешала тетрадка, озаглавленная любовью, которую Света готова была целовать безостановочно, вздыхая об идеалах, заложенных там. В понедельник, проснувшись рано утром, она недолго думала перед тем, как поддаться своему желанию поваляться еще полчасика. Однако вскоре она проснулась вновь.
   На этот раз ее плечо трепал Валерий. Он сказал, что скоро ему надо уходить, поэтому просил Свету встать и приготовить ему завтрак. "Конечно, Валера" - думала Света. Он не ожидал ее так быстро увидеть на кухне, но изобразил безразличие, прикрывшись газетой. Лишь изредка поглядывал на то, как она с растрепанными волосами, в ночной рубашке стояла у плиты и молча жарила яйца с ветчиной.
   - Куда уходишь если не секрет? - прервала молчание Света, подавая еду.
   - Конечно не секрет. Завтра...
   - Годовщина кружка, - подхватила на секунду растерявшегося Валерия Света.
   - Да, и сегодня...
   - Поняла, ты идешь готовиться к этому событию.
   - Ага.
   Он отправил сочащийся маслом кусок в рот.
   - Вместе с Полиной будете готовить, - догадалась Света.
   Валерий наморщил лоб, поднимая глаза на Свету.
   - Угу.
   Он еще раз взглянул на замолчавшую Свету. Та тоже его пристально рассматривала.
   - Свет, ты явно будешь лишней, - ответил он на ее взгляд.
   - Понимаю, - пропищала она, сложив руки на груди.
   - Мы вдвоем справимся. Тебя отвлекать я не хочу.
   Когда он уже шел к своей машине, на пороге все еще стояла Света. Валерия смущали ее пристальные взгляды в последнее время. Интересно, что они могли значить?
   - Там, я посмотрел, - тыкал Валерий пальцем куда-то рядом со Светой, - программа будет по телевизору про Иммануила Канта. Думаю, для тебя будет занимательно.
   - Я его знаю, - блестела на лице Светы улыбка Моны Лизы. - Наизусть.
   Света не долго сидела без дела. Слишком яркие образы крутились в ее голове, вызывая бессмысленные импульсы в конечностях. Она постукивала третьим пальцем по ручке кресла, а фантазия ее представляла безобразные, возмутительные отношения Валерия с Полиной. Она не могла их больше видеть, поэтому мигом поднялась. Она понимала, что на даче ее ничего не сможет удержать, но Валерий уехал на машине, заперев ее в своей темнице. Она выглядывала за ворота, рассматривая волнение природы на тонком ветру. Она не могла понять, правдивая это бесконечность или лишь успокаивающая картинка? свободна она или все-таки взаперти? Насильно ее никто не держал, но в то же время она не имела возможности покинуть это место, ведь до города было очень большое расстояние. В ее груди разлилось холоднее чувство обреченности и бессилия. Мир вокруг навис над ней своими пугающими громадами. Однако не надолго, потому что с каждой новой секундой ей начинало овладевать осознание своей власти над безликим окружением. Она вспомнила как легко Полина тогда бросила вызов стихии. Для этого многого не требовалось, только начать действовать, и дальше тебя подхватит. Поэтому Света просто сделала шаг за пределы темницы; решительный шаг в бескрайнюю стихию. И тут же она поняла, что ощущение тюрьмы было лишь внутренним предрассудком. Света смело зашагала вдоль рельсов грунтовой дороги для машин. Она не запасалась ни едой, ни деньгами. Она не одела даже платья, чтобы предстать в свете. На ней была лишь ночная рубашка, а ветер поддевал непричесанные ото сна локоны. Ее ничего не могло остановить перед стремлением помешать злодейским планам. Теперь перед ней маячила конкретная цель, и шагала она, казалось, вдвойне быстрее чем в первый раз. Ее решимость была так высока, что Света буквально видела, как она догоняет далеко не медленную машину Валерия, спешащую на место встречи философов.
   Если б не заботливая семейка на синем джипе, Света дошла бы до города и своими силами, но все-таки она решила поддаться просьбам людей, удивленных видом одинокого существа в таком открытом космосе. И не беда, что денег для расплаты у нее не было. Девушка согласилась оказать некоторые услуги улыбающейся компании. Ведь добро не только на деньги обмениваться может.
  
   89.
   Света задыхалась, но уже видела возвышающееся над деревьями и удивленным народом здание, на первом этаже которого завтра будет большой праздник. Дверь приоткрыта: конечно же, они там. Света приложила глаз к щелке, осторожным скрипом чуть расширила ее, туфельки опасливо переступили порог. В зале и кафедра, и ряды стульев пылились в своей брошенности. Лишь тихая мелодия исходила из также приоткрытой двери небольшой комнатки, в которую Полина часто заходила, бывало не одна. Эта дверь стала центром притяжения для Светы. Ее туфли медленно двигались, попеременно стыкуясь носком и каблуком, и спокойная музыка становилась все слышней; в сетке ее ритма начинали вырисовываться беспорядочные звуки, которые, однако, оправдывались гармонией высокой и низкой составляющими их голосов. Света уже касалась ногтями деревянного торца двери и немедля упростила свое существо до простого слуха.
   - Валера, мне кажется не надо этого делать, - услышала Света знакомый голос, и ее разгоряченное бегом сердце сжалось; она пыталась держать свое разогнанное дыхание, которое могло ее выдать.
   - Почему не надо? Мне нравится, - пилой врезался в музыкальную конструкцию противоположный голос.
   Свете уже было все понятно, как было понятно и ранее, но она не хотела больше быть просто слухом, она захотела глазами впитывать все ужасы маленькой комнаты. Поэтому если бы кто-то в комнате вдруг взглянул в щелочку между дверью и косяком, он увидел бы сначала крадущуюся челку, переходящую в лоб, на котором посажены два больших чистых озера, стремящихся заполнить своими водами все пространство щели. И Света видела, что комната явно не предназначена, чтобы вмещать много людей, также как и не предназначена, чтобы туда заглядывали посторонние: голые стены без обоев, к которым прилегали ящики и доски, агрессивным ежом выставили свои ножки стулья, сваленные в кучу; все это лежало на грязном полу, который скрашивала, маскировала только радуга воздушных шариков, из которой как из дыма высились две фигуры. Полина упиралась коленями прямо в пыльный пол, прикрытый шариками; губами она обхватила отросток резинового шарика. Он был уже намного крупнее тех, что горкой лежали у Валерия на коленях. А тот рядом с Полиной сидел на точно таком же стуле, что лежали в углу и что были в зале. Он говорил:
   - Уж не сомневайся, я знаю, как сделать это унылое заведение привлекательным хотя бы на день праздника; как сделать, чтобы им всем этот день запомнился.
   - Валер, я не сомневаюсь в твоих первоклассных способностях и в твоей креативности, - сказала она, перекрыв пальцами воздух в шарике. - Только понимаешь, философы, которые сюда приходят, они не совсем...
   - Ты хочешь сказать, что тем, кто приходит к тебе, наплевать на украшения? Они чувствуют праздник внутри себя? Но я-то тоже в числе них, и мне очень нравится праздничная атмосфера снаружи. Так почему ж другим не должно нравиться?.. Давай завяжу.
   Полина, вцепившись зубами в кончик шарика, скрутила ему шею, а Валерий перед самыми ее глазами стал орудовать ниткой.
   - Готово, - Валерий с абсолютно детским лицом стал подкидывать малиновый пузырек указательным пальцем, упорно игнорируя любопытный глаз в щелке. - Зал мы уже помыли, еще шариков десять надуем, приклеим, дальше надо повесить ленточки, а самое главное, приготовить подарки нашим посетителям! Вечером я съезжу за продуктами для праздничного банкета.
   - Валер, - устало протянула Полина, - я не хочу превращать наши серьезные занятия в цирк.
   Валерию не надо было разговаривать с Полиной грубо, чтобы заставить ее принять свои правила. Он просто поднял ее с колен и напряг ладони у нее на плечах.
   - Мы всего лишь прикрепим небольшие сувениры под стульями, - сказал он, - а в нужный момент они радостно удивятся твоей изобретательности. "Да наша Полина Александровна просто чудо" - они скажут, и скажут тебе. - Оказывается она знает еще что-то кроме итальянских постмодернистов!"
   Света видела, что ее подруга не может сопротивляться его "рекомендациям". Это вызывало в девушке недоумение. Она не хочет портить с ним отношения, и поэтому подчиняется любому его капризу в ее собственном философском кружке! А плоды этого терпения лишь синяки на боках! Какая же это симпатия, когда Полина приходит к нему как на каторгу и пытки. У Светы пылали глаза от гнева, прямо как у Валерия от сладострастия, когда он смотрел на старания "возлюбленной". Света не сомневалась, что в такие моменты он наслаждался властью над своей бывшей преподавательницей, еще недавно свободно портившей ему зачетную книжку.
   Но Света не могла больше впитывать злость, которую она копила для чего-то ужасного. Пора было уходить, иначе она попадется. И вот, глаза как шустрые светлячки, упорхнули из щели; Света была уже в двух шагах от выхода, но туман впереди заставил ее остановиться. Куда она пойдет теперь? На дачу Валеры? Туда она хотела меньше всего. Она хотела только к Полине, поэтому, долго не рассуждая, она на цыпочках заспешила в угол зала, туда, где шкаф и штора делают тебя невидимкой. Она надеялась, что Валерий скоро уйдет, оставив Полине поручения. Сначала она ждала стоя, но Валерий с Полиной все еще хлопотали в комнатке, изредка выходя в зал для оценки местности. Свету начало это все утомлять, да и ноги устали, поэтому она присела, не беспокоясь о том, что теперь ее коленки, выглядывающие из-под ночной рубашки и шторы, могут попасться кому-нибудь на глаза. Просто с течением времени волнение и осторожность притупляются от усталости и смелеют, на их место начинает претендовать скука. Голоса все еще раздавались среди волн музыки, и Света закрыла от слабости глаза. Она поняла, что чуть не уснула, только когда ее сердце потревожилось громким прощанием Валерия.
   - До завтра!
   Дверь хлопнула, и для Светы эфир стал гораздо спокойней и чувствительней. Она тихо выпрямилась вдоль стены и, уже без страха, из любопытства выглянула из-за шторы. Полина медленно, словно располагая целой вечностью, клеила шарик к кафедре. Света не сомневалась, что Полина с удовольствием встретит ее, не отвергнет, поможет сориентироваться в ситуации. Наставница подняла шарик из кучки позади себя и отрезала кусочек скотча, а ученица в это время вышла из укрытия и поразительно тихо прошла вдоль рядов со стульями. Она выловила из разноцветного озера пурпурный шарик и только тогда Полина испуганно обернулась, увидев преданную ученицу, которая своим намерением помочь словно благодарила ее за полный удивительных открытий экскурс в базисный код бытия, проходивший, казалось, сотни лет назад. Полина ничего не говорила, видимо, пораженная неожиданно сбывшейся мечтой.
   - Я ушла от него, - негромко сказала Света. - Сбежала.
   Она все еще молчала, лишь рассматривала одеяние юной авантюристки. Света чутко приметила это и сказала:
   - Я ушла прямо с места. И пришла к тебе.
   Полина затянулась вдохом, глотая одновременно с этим слюну и мигая, будто спросонья глазами:
   - Тебе холодно? - вопрос у нее получился не очень уверенным.
   Полина бросила работу и обратилась всем телом к беглянке.
   - Нет! - ответила Света. - Мне жарко. Я вся горю от злости и боли! Почему кто-то должен терпеть его прихоти! А на твою беду он, вдобавок, человек не тривиальный! Ему нужно что-то нетрадиционное. Он креативный, как ты сказала.
   Полина подняла на нее глаза, поняв, что та подслушивала.
   - Он будет доставлять и тебе, и мне одни несчастья! - гневилась Света. - Он специально тебя унижает из-за наших с тобой отношений.
   - Хорошо, - призывала к спокойствию Полина, - а теперь давай приготовим зал к празднику.
   - А после ты меня отвезешь к себе?
   - Куда же я денусь, Свет, - устало пробормотала Полина.
   Они сосредоточились на поручении Валерия, развешивая шарики и ленты где надо, прикрепляя подарки и готовя столы для угощений. Света все это время наблюдала за подругой, видя, что та тоже далека от предпраздничного энтузиазма. Когда Полина крепила шарики, солнце не кидало на ее лицо яркие тени. Когда все было готово, женщины оценили проведенную работу, и они с трудом представляли, что завтра будет очень весело, что у Полины будет на лице улыбка, когда ей будет протягивать подарок седой интеллигент или увлеченный студент, что Света сможет с искренней радостью слушать, как ее подруга подводит итоги года, находясь в одном помещении с ним.
   Солнце противным цветом догорало, когда Полина везла Свету к себе. Они отчего-то молчали, будто не решались утверждать что-то оптимистичное, когда судьба была уже предписана всевышним демиургом и, более того, была очевидна и им, простым смертным любителям бесконечного. Лишь мобильный телефон объявил караул у самого дома Полины. Света не сомневалась, что это Валерий.
   - ...Да, по тому же самому расписанию, Сергей Петрович! - мягко объявила Полина в трубку, но Свете отчего-то на сердце не полегчало. Напротив, Светин сизиф словно взял еще более тяжелую ношу, чтобы продолжать свои бессмысленные старания.
   Но в опрокинутом во тьму подъезде, на черном пороге, увенчанным традиционно разбитой лампочкой, Полинин телефон запаниковал вновь. Света поняла, что вряд ли это еще один рассеянный слушатель. Полина осталась за порогом с очень озабоченным лицом. Даже Камю, прижимавшийся к голым щиколоткам Светы, не возбуждал в сердце девушки никаких чувств.
  
   Валерий сразу понял, что распахнутая калитка и ходящая на ветру дверь предваряют пустующий остывший дом. В нем было все как прежде: все как еще две недели назад. В нем было все, кроме девушки, которую сама судьба подослала ему. Выкормленная с тяжелой дороги, она словно вновь набрала силы и улетела Бог знает куда, не оставив в благодарность ничего: не оставив себя. А может, не дай Бог, ее похитили? Да разницы и не было. В любом случае злой демон покровительствовал ее исчезновению, и ее во что бы то ни стало следует найти и возвратить.
   Машина, не успевшая отдохнуть, вновь пустилась в ход. Бессмысленные действия такой удар заставлял совершать Валерия. Отъезжая от своей территории, он не жалел шеи, высматривая что-то в прилегающих травах, соснах и оврагах, тенями накинутых низинах и излучинах дороги. На каждом человеке, показавшемся на обочине он стремился увидеть знакомое цветастое платье. И конечно, он видел таких, видел до тех пор, пока не подъезжал слишком близко. Не только к Полине Александровне обратился он. Он вспомнил дорогу к дому Светиной матери. Подъезд он помнил, а найти там Светину маму не составило труда. Но Светы в квартире мамы не было. Сраженный горем, на этот раз он делился несчастьем с этой женщиной, ведь понял, что их цель теперь едина. Он рассказал ей все. С самого начала до самого конца. Мать рыдала, да и Валерий почувствовал, что свалится на пол без чувств, когда мать показала ему на балконе гамак, на котором любила проводить свою жизнь Света. На веревочных клетках все еще покоилась зеленая книжка.
  
   - Но ты ведь меня не выдала? - ужаснулась Света.
   - Нет, не выдала, - кивнула Полина.
   Света сначала нахмурила брови, глядя на ничего не подозревающие глаза подруги, но потом решила сосредоточиться на главном.
   - Просто я хочу остаться у тебя, - страстно говорила она. - И быть только с тобой.
   - Я понимаю тебя, Света, - только и могла сказать наставница.
   - И я не позволю ему раздавить нас по отдельности и уничтожить нашу дружбу. Его слепая страсть, она ведь жаждет одних развлечений! И сейчас она хочет убить то светлое, что появилось и осталось, по крайней мере, в моем мире!
   В комнате, где они сидели, солнце давно уже не золотило стены, и лица казались стальными, но ни у кого не было желания вставать, чтобы включить освещение.
   - Детка, - тревожно проговорила Полина, - ты же ничего не ела еще сегодня так? Ты есть, наверное, хочешь?
   - Нет, у меня совершенно нету аппетита.
   - Ну что-то поесть ведь надо...
   - Да не могу, я же говорю! Аппетита нет и все тут! У меня сама потребность в еде парализовалась.
   - Ну, как знаешь, - вздохнув, Полина поднялась с дивана. - Тогда я приготовлю себе ужин.
   Света молча взирала во тьму обоев, прижимая согнутыми коленками к груди подушку, словно богатырский щит. В доме Полина Света ощущала себя словно в осажденном замке. И если поглядеть в окно, то можно было увидеть вспыхивающие рыжиной небеса. Это дракон беспокойно летал над зданиями, шоссе и реками, кого-то пристально высматривая и в припадках гнева содрогая облака пламенным дыханием.
  
   К моменту, когда раздался звонок, Света обдумывала, как же добиться от Полины признания в верности к себе и в отвержении унизительных приставаний Валерия. Звонок бросил девушку в оцепенение, хотя нельзя сказать, что его она не ожидала. Даже не стесняясь стоящего у дверей гостя, она крикнула, желая, чтобы ее гневливое непонимание услышали на кухне:
   - Откуда он узнал?!
   - Света, сиди, я сама открою! - опасливо сообщила Полина.
   Эта фраза стала для Светы стартовым сигналом. Ее кровь загорелась словно бензин, и она с визгом бросилась из комнаты, отшвырнув подушку и кота. Полина не ожидала такой реакции, и решила во что бы то ни стало самой встретить гостя. Она прибавила скорости, и в коридоре эти два снаряда встретились. Света, очутившись между Полиной и ревущим звонком, раздвинула руки в стороны, с волчьим придыханием обращаясь к Полине:
   - Я должна с ним поговорить!
   Она чувствовала, что Полина еще сохраняет необъяснимые симпатии к парню, и поэтому сможет только погубить все ее планы, если встретит Валерия. Возможно, она даже как последний предатель выдаст ее, и тогда он точно посадит ее на цепь, и никто даже не узнает о ее местонахождении.
   - Отойди! - заразившись злостью, прохрипела Полина. Она чувствовала, что ее мир в одну секунду может рухнуть из-за разгоряченности Светиных чувств.
   Она толкнула девушку в плечо, но та все стояла, растянувшись как паутина. Тогда ярость впрыснулась в сосуды Полины, и она со всех сих двумя руками толкнула препятствие. Света пошатнулась и упала бы, если б не вцепилась в руку рвущейся к дребезжащей двери Полины. Света улеглась на пол и стала, словно якорь, тянуть Полину за руку назад, к себе, вниз. "Не уходи от меня!" - читалось в ее глазах.
   - Отпусти! - вскрикнула Полина после попытки высвободить руку.
   Света поняла, что так не может продолжаться вечно. Победит тот, у кого не иссякнут силы. Может ли это быть Света? И в этот отчаянный момент ей на глаза попался низенький шкафчик, который оправдывал свое существование лишь высившимися из него тремя длинными явно Валериными розами, которые были обернуты в восхитительное резное хрустальное пальто. Полина не могла даже в такую минуту чистого хаоса не заметить тяжелого звенящего трения позади себя. Поэтому, обернувшись, она возможно лишь миг созерцала летящие розы, накрытые хвостом волны из поблескивающей вазы. Только холодные капли достигли ее лба, она упала.
   - Полина, что там у тебя? - раздавались приглушенные звуки Валеры в репризах между постукиванием.
   Света все еще стояла с отведенной назад вазой и с ужасом смотрела на лежащую без чувств Полину. В следующий миг ощущение собственной победы кольнула ее, и она с двойным старанием потащила тело подруги по влажному полу, усыпанному розовыми лепестками. Треск разогревающегося масла на плите был для нее периферийной проблемой, и она заботливо сложила ноги Полины на диван. Успокоившись, она двинулась к двери, готовой слететь с петель.
  
   Сначала его лицо даже в тени было заметно обезображено тревогой, но потом его мимика перетекла, застыв в улыбке. Удивление проскользнуло лишь как переход между двумя положениями лица.
   - Зачем ты пришел?
   Валерий вытянул из-за спины руку с тетрадью.
   - Ты забыла тетрадку, - невинно сообщил он.
   - Дай сюда, - злобно выхватила ее Света.
   - Я смотрю, ты на меня обиделась окончательно, - констатировал Валерий, упершись в косяк двери. - Будто ты хочешь подвести черту под наши отношения... А где Полина? - перешел Валерий, поглядывая девушке за спину.
   - Полины Александровны для тебя больше не существует.
   - Неужели?! Она сама так решила?
   - Замолчи! Больше не смей приближаться ни к ней, ни ко мне со своей недостойной любовью и затягивать нас в ее сети!
   Для Светы образ Валерия стал отчетливо принимать черты демона-искусителя, о которых говорили позднеантичные гностики.
   - Что ты орешь, дурочка? - начинал выходить из себя Валерий. - Ты что, забыла кто я для тебя? Ты вообще видишь, кому это говоришь? Ну-ка разгляди получше мое лицо!
   Валерий указывал пальцем в верхнюю губу, приближая свои черты ближе к зрению девушки. Но чем больше та всматривалась, тем несомненней становился ее ужас. Она даже ударила Валерия ладонью в грудь, оттолкнула его от себя:
   - Ты дьявол во плоти! - голосом одержимой заговорила Света. - Ты давал мне все только для того, чтобы питать свою дьявольскую сущность!..
   - Я спас тебя и показал новый мир!
   - Ты губил мою душу - я не этого хотела! Ты запирал меня где тебе нравилось и пользовался как хотел! Но главное - ты бесстыдно пользовался моей подругой и отравлял этим наши с ней чистые отношения. Ты как паразит вцепился в меня и в нее для того, чтобы высасывать жизнь из нас и не давать нам быть вместе! На костер, сатана!
   Ее глаза в полумраке вспыхнули, и тут Валерий пошатнулся: пальцы Светы в праведном гневе вцепились в его рубашку, а потом с хрустом дернулись назад. Пронзившая его легкость сразу рассказала о том, что мигом позже ощутили пальцы, ощупывая гладкое поле рубашки на груди; из щелей кулака Светы в потоке воздуха тянулись молочные концы ниток. Валерий почувствовал, как бусы защекотали его пальцы и в следующий миг ударились о пол, вызвав звук, обернувшийся для него ударом молнии в сердце. Он потянул руки, желая прикоснуться к разорванной груди, но тут на него обрушился еще один удар. Света толкнула его в грудную клетку хрустальной вазой. Зашатавшись, Валерий попятился назад, а ваза словно впечаталась в его грудь, поддерживаемая руками. С ней же в ступоре спиной вперед он опустился по ступенькам. И только когда ваза вылетела из его рук и с грохотом встретилась с плиткой, им завладела паника, и он с криком бросился бежать вниз по лестнице. Он ничего больше не видел из-за подъездной темноты (и из-за того, что уходил от Светы). Он выбирался на ощупь, что еще больше раздувало горячие угли его паники. Покинув подъезд, он не успокоился, чувство обреченности только усилилось. Он больше ничего не соображал, не оделял больше дорожки от газона, тротуар от мостовой. Больше его никто не видел. А, между прочим, Валерий всегда завидовал навеки пропавшим без вести: ты умер, а родственники не перестают надеяться, что придет день, и твоя улыбка вновь засияет сквозь поднятый воротник пальто.
  
   Света была спокойна. По крайней мере, она старалась убедить себя, что теперь все закончилось и дальше все будет только хорошо. Но что-то не хотело укладываться внутри Светы. С кухни доносилась все разгорающаяся стрельба масла на сковородке. И тут Полина зашевелилась, будто бы пришло утро и она пробудилась ото сна. Света еще никогда такого не видела, ведь просыпалась всегда второй, под заботливый зов подруги.
   Полина подняла голову, потом мигом поставила ноги на пол. А когда сознание окончательно вернулось, встала на ноги и прислушалась:
   - Это что, на кухне масло шипит?
   Света заглянула ей в глаза с робкой надеждой, что может быть это новая Полина, проснувшаяся от чар темного колдуна. А сама Полина, восстанавливая воспоминания одно за другим, все больше опять становясь конкретной женщиной со своей историей, глядела на то, как Света с видимо утихающей бурей внутри сидит за столом. Ее корпус развернут к Полине, а вид напряженный, словно у второго кота Полины, который напроказничал, пока хозяйки не было.
   - А где Валерий? - спросила, наконец, Полина, но Света молчала.
   - Где Валера? - она требовательно впилась взглядом в девушку, подходя к столу, и вдруг ее взгляд скользнул по чему-то странному и инородному. - Матерь Божья, что это?
   Полина потянулась пальцами к двум кругляшкам.
   - Валерий больше не придет, - заявила Света.
   Полина прикоснулась к полупрозрачным пластмассовым фишечкам, из середины которых тянулись рваные нитки.
   - Нет! - она приложила пальцы к губам, а потом воскликнула в истерике: - Нет!!
   Как только ее гневные глаза нацелились на Свету, она ураганом повалила ее со стула. В ее руках трепыхалось горло Светы.
   - Я думала, что теперь никто не помешает нашему счастью, - хрипела Света, не пытаясь сопротивляться.
   - Дура! - хлестала ее по щекам Полина. - Дура!
   - Но ведь такого человека нельзя любить! - говорила Света, жмурясь от щиплющих глаза ногтей Полины.
   - Что ты знаешь! Что ты понимаешь вообще!
   Ладони Полины были мокрые, как и все лицо Светы. Полина резко, словно дикий зверь вскочила. Только сейчас стало слышно сходящую с ума сковородку, плюющуюся маслом во все стороны.
   - Ты хотела найти любовь?! - визжала Полина. - И что, ты нашла?!
   - Наверно, нет! - признала Света.
   - Потому что ты не способна на любовь! И никогда не была способна. Ты ведь можешь только разрушать судьбы! Ты никого еще не сделала счастливой! Признайся, что ты не смогла понять любовь, если ты несешь только мучения!
   - Признаюсь, Полина. Я чего-то не поняла, - девушка плакала, осознавая ущербность собственной жизни, которую она считала предназначенной для великих и добрых дел. - Но я ведь стремилась. Я всего лишь хотела, чтобы нам не мешали. Я хотела оградить нас от всего порочного!
   - Но ты не поняла, что Валерий не лишний человек!
   - Это неправда. Он - само зло!
   - Да ты ведь ничего не знаешь! Ты думаешь, на ком держался наш клуб?
   - Ты о чем? - интерес победил в девушке слезы.
   - Ты думаешь, я на свои деньги содержала вторую квартиру? А?
   - Я не задумывалась...
   - В том-то и дело! Ты воспринимаешь все как данное! Ты просто... глупая наивная девочка! Без Валерия придется распустить общество. У меня нет денег для его содержания. Да и мало у кого такие деньги найдутся. У него были, а теперь все кончено. Клубу конец! А без клуба моя жизнь - ничто!
   Света лежала словно мертвая, глядя в потолок. Теперь она понимала, что заставляло Полину все это терпеть. Она была так устремлена в мир идей, что даже не задумывалась над тем, как она будет жить без щедрого содержания Валерия.
   - Нет тебе прощения! - гневалась Полина.
   - Нет, Полина, - соглашалась Света.
   - Тебя убить мало! Вся моя жизнь полетела к чертям из-за тебя!
   - Убей меня.
   - Убить тебя? - повернулась к Свете Полина, перестав расхаживать по комнате. В таком состоянии она могла воспользоваться любым поводом.
   - Делай со мной, что хочешь Полина, - спокойно, словно уже одной ногой в лодке, идущей в мир иной, говорила Света. - Идеальную любовь я так и не застала. Поэтому мне нечего больше здесь делать. Все, что я пыталась делать, заканчивалось одними разочарованиями. Поэтому, наверное, будет лучше для всех, если я ничего больше не буду делать и уйду в нирвану, где уж точно не смогу никому навредить. И мне тоже никто не будет мешать. Я опять буду там одна, погруженная лишь в себя.
   - Ты согласна на смерть?
   - Да, Полина. Я разрешаю тебе сделать со мной все, что хочешь прямо сейчас. Сделай, пожалуйста, то, что ты задумала. У меня лишь одна просьба.
   - Какая?
   - Чтобы мое творение - "Любовь" - выжило. Ты должна позаботиться о ней. Она ведь ни в чем не виновата и многое еще сможет натворить в этом мире. Посмотри на столе.
   Полина рысью метнула взгляд на стол и действительно узрела знакомую тетрадку, аккуратно и с любовью подписанную. От присутствия работы Светы женщина вдруг стала белее мела. Но она все же вернула взгляд к лежавшей неподвижно девушке.
   - Согласна, - часто дыша, проговорила Полина. - Будет исполнено.
   - Спасибо.
   - Да ты, я смотрю, не только губить жизнь, ты еще и смерти не боишься?
   - Не боюсь, Полина. Я философ. Это во-первых. Смерть ведь не имеет к нам никакого отношения, ты знаешь. Пока мы существуем - смерти нет, когда же смерть приходит - нас уже нет, - Света лишь улыбалась, не в силах посмеяться. - А во-вторых, я уже бессмертна.
   Полина поняла, о чем говорит Света, и восприняла это как усмешку. Она в гневе прорычала:
   - Тогда попрощайся с жизнью!
   и разлетающееся как фонтан масло стало слышно в последний раз.
   - Я люблю тебя, - прошептала девушка.
   Полина прыгнула девушке на грудь и сдавила ее шею руками, чтобы помочь ей расстаться с собой, со светом, к которому она оказалась не способна. И тут ее глаз подцепил блик от странного ожерелья, которое она у Светы раньше не замечала. Он казался крепким с посаженными плотно полупрозрачными бусинами. Полина поняла, что это хороший вариант, и мигом скрутила их восьмеркой на шее Светы, которая вдруг почему-то выпучила глаза. Но было уже поздно. Полина напрягала руки, стараясь расширить тот круг восьмерки, который был у нее в руке и уменьшить тот, что был вокруг Светиной шеи. Пока Светин круг был намного больше. Но тут Полина прозрела как никогда раньше. Ни Гегель, ни Хайдеггер ее раньше так не поражали. Полина поняла, что в данный момент занята настоящим творчеством, пытаясь изобразить знак бесконечности, без которого подруга не сможет обрести вечную жизнь. Эта идея так впечатлила женщину, что она с тройным усилием приложилась к делу. Круги уже почти выровнялись, а из промежностей между бусинок даже стал сыпаться странный темный порошок. Какой-то хруст раздался в тот миг, когда Полина зафиксировала полное совпадение. Она даже увидела, что сквозь окружность бусинок несколько раз пронеслось свечение загадочной искры. И она обрадовалась, когда в этот миг увидела стеклянные глаза Светы. На сцене вдруг появился кот, проскользнув под мышкой Полины. Камю лизнул лицо девушки: покойся с миром, Света.
  
   96.
   Полину не долго донимали хлопоты, связанные со Светой. Условный срок, и только ожерелье, которое она сохранила для себя, да произведение напоминали ей об ученице. Поначалу Полина беспокоилась насчет того, чего следует ожидать от родственников девушки. Но она сразу успокоилась, когда узнала, что единственная близкая родственница Светы - ее мама - умерла в тот же день, когда узнала о смерти дочери. Казалось, нечего было больше бояться, однако призрак мести не отпускал женщину, бросая свою тень в виде страха на окна квартиры.
   Полина Александровна вела вполне скучную беззаботную жизнь, наблюдая, как летят годы; а у нее они летели особенно быстро. Увядала не по годам. Бусы носила на шее постоянно, а на книжку Светину лишь опасливо косилась. Ее дух обитает там, чувствовала Полина. Но о книжке заботилась, хранила бережно. Однако читать ей пришлось лишь когда она стала совсем немощной. Читала она понемножку, дивясь, как же книжка похожа на своего автора. Весь внутренний мир ученицы, как она помнила, предстал перед ней, начиная уводить в таинственную и страшную даль. И в один день старушка Полина дошла до конца тетрадки. С глаз ее беспрерывно срывались слезы. Но не из жалости, а из неописуемого страха. Что-то не так стало с Полиной, когда она перевернула последнюю страницу. Трудно передать ощущение, которое она испытывала. Возможно, это ощущение понял бы Франк, если бы ему сказали, что предметная действительность трещит по швам. И именно это чувство заставило Полину и одновременно проявлялось в том, что она стала делать на первый взгляд (для предметной действительности) абсурдные вещи. Сначала она долго каталась по полу, потом вдруг взяла красный маркер и начала чертить на всем теле полосы...
   В конце концов она села в свой автомобиль и поехала неизвестно куда за город. Книжка, как незаменимый наставник, была под боком, на соседнем сиденье. Соломенная "Ауди S4" выжимала последнюю передачу на асфальте и вдруг, на ровном месте сделав поворот, машина развернулось в чистое поле, проминая путь через седые одуванчики. Вид старухи был обреченней некуда, будто потусторонняя сила направляла ее. Отъехав от шоссе Самара-Тольятти примерно на километр, Полина, словно сраженная копьем, повалилась из машины прямо в траву. Сразу после этого Люба выпрыгнула с места водителя и, обогнув капот, пнула под ребра окровавленную Полину. Та из последних сил выдохнула скрипучую кровавую слюну и от удара Любы покатилась с горки. Когда тело остановилось у камней, застыв в положении лицом вниз, Люба подошла и резким взмахом рванула ожерелье с шеи. Яркие бусинки тут же все опали наземь, обнажив разорванную ржавую цепочку. Не раздумывая, Люба мощным броском запустила цепочку в полет. Порочная, ржавая цепь оборвалась.
   Когда Люба шла к машине, еще были слышны горловые стоны Полины, но потом взревел двигатель, и Люба понеслась прочь. Пять минут неровной дороги, и "Ауди" вновь уверенно вцепилась в асфальт. Она ехала назад, в Самару. Рукава ее были закатаны, и на правом предплечье можно было увидеть наколку в виде слов: "Эвфемизмы похожи на кантовские феномены. Это приспособленные для общественного восприятия ноомены, реальные вещи. Мы видим лишь феномены, но главное - знать, что за ними что-то скрывается". Из магнитолы доносилась мелодия "All is Full of Lust".
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"